«Следствие сквозь века»

Письмо было в хрустящем конверте из коричневой плотной бумаги.

Он повертел его в руках, разглядывая пеструю марку, а потом, сдерживая нарастающее нетерпение, начал осторожно вскрывать большими ножницами. Встряхнул конверт, из него выпал голубоватый листок бумаги. Она тоже приятно похрустывала в руке. Четким, стремительным почерком на ней было написано:

«Глубокоуважаемый сеньор Буланов!

Рад сообщить вам, что все формальности, слава пресвятой деве, наконец-то улажены. Вы можете принять участие в нашей экспедиции на правах врача, если, конечно, ваши планы и намерения не изменились…»

Андрей негодующе фыркнул и стал читать дальше, наслаждаясь тем, как хорошо он, оказывается, все-таки овладел испанским языком.

«…В том чудесном городке, который мы раскапываем уже третий год, мне посчастливилось, кажется, найти для вас отличную гробницу. Уверен, ее никто еще не тревожил, так что есть полная возможность проверить вашу гипотезу. Кстати, она получает, кажется, еще одно подтверждение. Мой старый друг сеньор профессор Диего де Сармиенто, с которым мы регулярно обмениваемся новостями, прислал мне из Мадрида любопытное сообщение. В одном из монастырских архивов ему удалось обнаружить документ времен Кортеса, содержащий упоминание о каких-то эпидемиях, свирепствовавших издавна среди индейцев майя в глухих, отдаленных уголках Мексики и Гватемалы. Это должно вас заинтересовать. Если ваши планы почему-либо изменились, я пришлю копию его письма. Но, надеюсь, в этом не будет нужды: вы сами прочитаете его, когда приедете в Мехико.

Я жду вас не позднее десятого января, и мы сразу отправимся в путь. У нас очень мало времени для поисков и раскопок до начала сезона дождей.

Прошу принять мои самые теплые пожелания всяческих успехов и благополучия вам и всему вашему семейству!

Искренне уважающий вас

Альварес дель Андо,

профессор археологии».

Дочитав письмо до конца, глубокоуважаемый сеньор Буланов, он же кандидат медицинских наук А. М. Буланов, выкинул странную штуку. Держа письмо перед собой в далеко вытянутых руках, он начал танцевать, громко напевая слова пошлейшего танго, услышанные неведомо от кого и где в далеком детстве и с тех пор, оказывается, почему-то застрявшие в глубинах его подсознания: