«Джамаат»

— Много ли из ваших участвовало в схватке с русскими?

— Все почти!

— Мы с дидойцами прежде на них ходили.

— Нас знают под самым Дербентом.

— Постойте, а кто это из ваших молодцов, — только теперь я припомнил, — ворвался в самый Дербент и, проскакав по его улицам, на глазах у русских изрубил несколько солдат?

— Джансеид, Селим, — заорала толпа. — Чего же вы молчите? О вас ведь.

— Джансеид! Селим!

— Вот они, вот эти!

Оба юноши стояли молча, потупясь.

— Слава вам, — радостно взглянул на них кабардинский уздень. — Таких и у нас мало. Абдула! Дай мою чашу.

Один из его свиты кинулся в дом к мулле и принёс оттуда серебряный, очевидно, у русских отбитый ковш.

— Будем же мы с сегодняшнего дня кунаками и братьями! Будем всегда друг с другом и друг за друга. Умрём все за каждого и каждый за всех!

Джансеид, Селим и Сефер-Хатхуа вытянули правые руки, засучив черкески. Кабардинец, принёсший ковш, чуть-чуть коснулся их кинжалом так, чтобы в ковш попало по несколько капель крови. Из ближайшей сакли принесли бузы. Ею налили ковш до краёв и, положив друг другу на плечо левые руки, трое молодых людей пили её, повторяя каждый:

— На жизнь и на смерть!

Кабардинский князь, благодаря этому, делался родным целому аулу.

Теперь, ещё недавно негодовавшие на него лезгины, умерли бы по одному знаку его руки.

1902

Так они называли наших государей.

Такими вымыслами турецкие послы всегда называли горные набеги на наши границы.