«Коварная приманка»

18366

Описание

В один прекрасный весенний день частный детектив Татьяна Иванова вдруг понимает, что ей, умной, красивой и смелой женщине, не хватает в жизни настоящего мужчины. И тут, словно подслушав ее мысли, рядом оказывается седой элегантный господин. Татьяна очарована новым знакомым — ученым-ракетчиком Полежаевым. Однако тому не до амурных дел! Его бывшая жена убита, а дочь-девятиклассница похищена. Работающему в обстановке строгой секретности профессору поставлено условие: немедленно приехать в город, где произошла трагедия. Иначе дочери грозит смерть. Что ж, дело любви не помеха, и Татьяна охотно соглашается помочь Полежаеву…



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Марина Серова Коварная приманка

Образумь неразумных, Господи!

Задержи ракетный бросок…

Бог и дьявол играют в кости

на Россию. Мы — лишь залог.

Андрей Вознесенский

Глава 1 Я женщина

Наконец-то в наш благословенный Тарасов пришла весна! Пять месяцев лежал снег, и, хотя зима в этом году была довольно мягкая, мне она порядочно надоела. Устаешь таскать на себе кучу одежды — свитер, шубу, шапку, тяжелые сапоги; все это сковывает движения, скрывает фигуру, выставляя для обозрения посторонних мужчин только лицо, раскрасневшееся от мороза. А что разглядишь на одном лице?

Короткими зимними днями порой вообще не успеваешь что-нибудь сделать. Просыпаешься по давней привычке поздно, пока войдешь в рабочее состояние — на улице уже опять смеркается. Ужас, да и только! Именно поэтому зимой я стараюсь браться только за самые неотложные заказы, исходящие или от очень богатых людей, способных заплатить по максимуму, или от близких знакомых, которым неудобно отказать.

Моя деликатная работа порой заставляет то карабкаться на четвертый этаж по водосточной трубе, то уходить от навязчивой слежки или наемных киллеров бегом по крыше или на предельной скорости — на моей трудяге-«девятке». А если труба обледенела, на крыше хоть на санках катайся, а дорогу скорее позволительно назвать катком, нежели трассой? То-то и оно! И без того рисковое занятие частного детектива превращается зимой в настоящий ад.

И тогда хочется лишь одного — тепла и уюта в доме. Нет, нет, не чая «Беседа». Беседовать мне, к сожалению, не с кем. Долгими зимними вечерами я люблю в своей уютной квартире, закутавшись в теплый махровый халат, смаковать огненный кофе вместе с книгами Данила Корецкого, что-нибудь вроде «Пешки в большой игре», «Секретных поручений» или новинки — «Татуированной кожи». Где-то после 8 Марта я начинаю просыпаться от зимней спячки, словно медведица в берлоге. Весна есть весна, и я жду ее прихода, как ждет любая женщина.

Давно уже я не наивная школьница в коричневом платьице и белом фартуке, которая считает, что дети рождаются от поцелуев с соседом Шуркой. Но теперь чем ближе весна, тем сильнее хочется, чтобы в моей жизни обязательно появился настоящий и сильный мужчина; нет, нет, сильный не своими мускулами, я не нуждаюсь в защите кулаков, сама могу уложить вручную нескольких, а если не поможет знание карате, выну свой «макаров», и обидчики успокоятся — жить-то всем хочется.

Настоящий мужчина — это тот, кто спешит к тебе одной сломя голову с работы, кто понимает и ценит тебя, кто нянчится с тобой, как с ребенком, прощает тебе капризы и слабости, кто пускается в пляс при известии о твоей беременности, а не хмурит брови, бросая на стол пачку долларов на аборт…

Чем жарче пригревает солнышко, тем сильнее во мне эти желания. А тем более в этом году, когда апрель выдался таким жарким.

Этой весной я осталась без мужской ласки. Нет, нет, я ни о чем не жалею. С моими внешними данными и способностями найти партнера на ночь не составляет труда. Но мне вдруг остро захотелось не партнера, не самца, как выражалась одна моя, ныне ушедшая в мир иной, знакомая, а принца на яхте с алыми парусами или на темно-вишневом «Мерседесе». Впрочем, пусть он не будет богат, в конце концов, не в деньгах счастье, я в состоянии прокормить семью и сама. Но пусть он только появится… Однако где он, мужчина моей мечты?

С такими тоскливыми мыслями я гуляла на следующий день после Пасхи в центре Тарасова. Люблю я свой город! Особенно в такие погожие весенние дни. Народ сбрасывает зимние шкуры, а сколько уже вокруг молодежи без шапок и беретов, с расстегнутыми от непривычной весенней жары полами курток и пальто. Сколько женщин с радостью сбросили высокие зимние сапоги и перешли на маленькие сапожки, чтобы значительно увеличить обзор своих ножек. Это только наивные мужчины считают своей привилегией глазеть на нас, баб, когда, по мере поднятия столбика термометра все выше и выше, все выше и выше поднимаются юбки, обнажая истосковавшиеся по солнечному теплу и пристальным взглядам ножки. Мы, женщины, тоже не остаемся в долгу: используя тяжелую артиллерию своих очаровательных глаз, расправляемся с мужчинами и раним их в самое сердце.

Конечно, на мужиков смотрю и я. Но все они сегодня, как назло, попадаются спаренные, в том смысле, что воркуют под ручку со своими по-весеннему разгоряченными подругами. А если и попадаются одиночки, так это или совсем уж дряхлые старички, которым далеко за пятьдесят, или сопляки, старающиеся казаться старше своих шестнадцати.

Что-то мне от сегодняшней жары немного не по себе. Хорошо бы выпить холодной кока-колы и сжевать хоть апельсин! Только где это сделать? А пойду-ка я на Набережную, посижу там спокойно на скамейке, на других посмотрю, себя покажу.

Я была не так уж и далеко от Набережной, на Немецкой. Мне нравится гулять по ней, там всегда много народу, а я люблю толпу: люблю глазеть на встречных и фантазировать, придумывая им разные судьбы. Вот и сейчас, купив на лотке апельсины и колу, я спускалась к Волге, разглядывая шагавших мне навстречу горожан.

Пожалуй, надо вспомнить, есть ли в моем гардеробе кожаная юбка: вон как аккуратно смотрится кожанка на бедрах той яркой блондинки! Кажется, пора переходить и на светлые блузки или хотя бы светлые водолазки: студентки, стайками вынырнувшие из сельскохозяйственной академии, уже сделали это. Вот тот шатен в коричневой куртке явно недурен. Но спутница его простовата, я бы рядом с ним смотрелась лучше. Интересно, сколько ему, двадцать три — двадцать пять? Какая разница, пусть будет чуть младше…

Вот и свободная скамейка. Сяду. Буду пить колу и жевать апельсины. А что еще остается делать молодой незамужней женщине, которая никак не может найти себе достойного спутника жизни?!

Я очищала второй апельсин и допивала свою колу, когда рев авиационных реактивных двигателей заставил меня поднять глаза к небу. Господи, что это?! Со стороны Покровска на предельно низкой высоте прямо на нас, мирных тарасовцев, нежившихся под лучами долгожданного весеннего солнца, неслась троица не то истребителей, не то штурмовиков — я не разбираюсь в авиационной технике. Над нашими головами самолеты сделали крутой вираж и свернули правее от меня, полетев вдоль Волги к юго-западной окраине города, где располагались нефтеперегонный завод и химический комбинат.

Вдруг рев повторился, и вслед первому со стороны Покровска показалось второе звено военных самолетов. Эта тройка хищно ринулась за первой, и через несколько секунд на наших глазах над Волгой завязался настоящий бой. Шестерка крутила различные фигуры, из фильмов про авиацию я научилась отличать только две из них — «мертвую петлю» и «таран», а вот остальные — «бочки», «коробочки» и массу других я не рискую назвать правильно. Почему-то не слышно было только треска пулеметов и залпа ракет, или чем там бывают вооружены эти самолеты.

Стало жутко. Я вдруг вспомнила, что в трех тысячах километров от моего родного Тарасова на головы бедных югославов падают натовские бомбы и ракеты, вот уже вторую неделю там полыхает настоящая война, которую стратеги из Пентагона и Брюсселя называют предупреждением гуманитарной катастрофы.

За мои всего лишь несколько лет частнорозыскной работы мне приходилось убивать. Преступников. Я старалась нажимать на спусковой крючок своего «макарова» или любого другого огнестрельного оружия, что попадалось мне под руку, только в крайнем случае, чтобы спасти свою или чью-то чужую жизнь. До сих пор мне это удавалось. Но если прилетят вот эти, быстрые и юркие, со своими «томагавками» и «И-бомбами», — что, против них с «калашниковым» или даже с «мухой»?

Я помнила, как в раннем детстве родители говорили о каком-то пилоте из ФРГ, кажется, Матиасе Русте, который средь бела дня приземлился на легкой одномоторной «Сесне» прямо на Красной площади в Москве. И ведь не сбили! Ладно, если турист или простой шпион. А если с бомбой?

Мне стало жутко. Я закрыла глаза, представляя, как удары точнейших натовских бомб разносят в клочья гостиницу «Словакия», «томагавк» врезается в мост через Волгу, уничтожив несколько пролетов, а наглый «стелс» пускает ракету в Управление железной дороги, которое, взрываясь, задевает каменными глыбами стоящие неподалеку церковь и гимназию…

В эти мгновения неподдельный животный, вероятно, генетический страх, доставшийся от предков, которые пережили две мировых войны, парализовал все мое тело. Конечности одеревенели, в горле опять пересохло, словно за минуту до этого я не осушила бутылку ледяной колы. Мне стало действительно страшно, страшно от того, что я одна на всем белом свете и в минуту опасности никто не защитит меня от осколков бомб и снарядов и даже не успокоит, не погладит по голове, не прижмет к себе крепко и не скажет уверенно: «Все будет хорошо, вот увидишь. Мы победим!»

Не открывая глаз, я дала себе слово: «Все, к черту! К черту мою дурацкую опасную работенку! Не могу больше! Я — женщина, мне хочется любить и быть любимой. Беременеть и рожать хочу, замуж хочу, черт возьми, за первого встречного, я с него пылинки сдувать буду, ласкать, как никого не ласкала, лишь бы он был рядом со мной и нашими детьми…»

Глава 2 Он талантлив, скромен, в меру честолюбив, приятный компаньон, сдержан и доброжелателен

— Татьяна Александровна, вам плохо? — Чья-то рука коснулась моего плеча.

Я открыла глаза. Передо мной стоял совершенно незнакомый мужчина, возраст которого явно перевалил за сорок, в расстегнутой от жары черной кожанке, под которой виднелся строгий серый костюм. Со вкусом подобранный в тон костюма и к светло-голубой рубашке галстук завязан крепким узлом. Вероятно, в недалеком прошлом незнакомец был шатеном, но сейчас слегка волнистые волосы почти сплошь поседели. Лишь брови по-прежнему молодо темнели на его озабоченном лице. Еще Лермонтов в «Герое нашего времени» заметил, что такие брови при седых волосах — признак хорошей породы.

— Что с вами, Татьяна Александровна? — еще раз участливо спросил незнакомец, по-своему истолковав явно затянувшуюся паузу.

Я махнула рукой в сторону железнодорожного моста, над которым продолжала кружиться шестерка самолетов:

— Испугалась. Югославию вспомнила. Наши военные совсем ошалели, маневры уже над городом проводят. Они что, отрабатывают приемы защиты стратегических объектов от авиации НАТО?

Мой неожиданный собеседник расхохотался:

— Сразу видно, вчера Татьяна Александровна встречала Пасху и не смотрела «Губернские новости», поэтому не знает, что по приглашению губернатора на празднование очередного Дня авиации и космонавтики из Москвы прилетела знаменитая эскадрилья «Витязей»: летчики-спортсмены на наших глазах только что разыграли показательный воздушный бой. Так что пугаться не стоит, милая Татьяна Александровна!

— Вы меня заинтриговали. Знаете меня в лицо, по имени-отчеству, стало быть, и по фамилии, я же, клянусь, вижу вас первый раз в жизни. Разве не так? Или с памятью у меня что-то стало?

— С памятью у мадемуазель Ивановой, к счастью, все в порядке. Мы действительно видимся впервые — очно.

— А заочно? — полюбопытствовала я.

— Заочно я познакомился с вами у Игоря Сергеевича Снегирева, помните вашего давнего поклонника?

— Как не помнить о чудесных месяцах в Испании!

— Он рассказывал об этом путешествии, крутил кассету с пленкой, я не мог не обратить на вас внимание. Разрешите представиться, Полежаев Иннокентий Михайлович, доктор технических наук, профессор.

— В таком случае что же вы стоите, Иннокентий Михайлович, садитесь!

Полежаев послушно опустился на скамью слева от меня. Вероятно, он был из тех мужчин, кто встает при появлении дамы и не решается сесть без ее разрешения. Его фигура выглядела отнюдь не богатырски, и я подозревала, что под пиджаком при случае не обнаружу гору накачанных мускулов. Поразили его руки. Пальцы были очень длинные и тонкие. Один из моих знакомых криминалистов утверждал, что подобные пальчики могут принадлежать пианистам, фокусникам или карманникам — во всех этих случаях требуется виртуозность рук. Ногти явно не холились в косметическом салоне, но были аккуратно и коротко подстрижены. Лицо профессора не портил большой с горбинкой нос, крупные губы выражали уверенность, а взгляд — пристальное внимание.

— Так вот, Татьяна Александровна, не стоит пугаться и расстраиваться по пустякам. Мой московский знакомый Николай Нарицын, врач-психотерапевт, утверждает, что эмоциональное состояние человека на протяжении года нестабильно. На настроение влияют и погода, и весенний авитаминоз. Да и недавний переход на летнее время добавил все же небольшую долю в этот дисбаланс. Вот и получается, что человек в период межсезонья находится в состоянии затяжного стресса до тех пор, пока не установится ровная погода.

— Выходит, и у вас стресс? — Я с интересом посмотрела на профессора.

— И у меня. Я ведь тоже «гомо сапиенс», — утвердительно кивнул он.

— И как же несчастным сапиенсам выходить из этого стресса? — поинтересовалась я.

— А мы с вами уже начали эту процедуру, — ничуть не смутился Полежаев.

— То есть? — удивилась я.

— Для выхода из весеннего стресса наука рекомендует два пути. Весной солнце светит ярче. Под воздействием же солнечной радиации в организме человека вырабатывается серотонин, который еще иначе называют «гормоном счастья». Строго говоря, это не гормон, а медиатор, облегчающий нервной системе передачу импульсов. Поэтому на солнышке появляются ощущения необыкновенной легкости и радости. У людей подсознательно возникает желание гулять на солнышке как можно чаще и дольше, подставляя его лучам свое тело. Так что дамы надевают мини вовсе не для того, чтобы привлекать нас своими ножками, — им просто нужен серотонин, — доходчиво объяснил ученый.

— Занятно. А второй путь? — допытывалась я.

— Весной все эмоции проявляются необыкновенно ярко. У одних эйфория, у других плаксивость и раздражительность. В состоянии стресса человек легче идет на контакт. Проявляется подспудное желание свалить хоть часть стресса на чужие плечи. Вот и получается, что стремление к общению приводит к тому, что весна становится действительно периодом «спаривания» людей, но не в грубом смысле совокупления, а в смысле желания ходить парами, иметь рядом близкого друга, которому можно просто излить душу. — Ученый, похоже, дорвался до благодарной слушательницы.

— Понятна ваша мысль, профессор. Мы, как вы изволили выразиться, «спариваемся» с вами на солнышке, сочетая приятное с полезным, ведь так?

От этого человека веяло спокойствием и уверенностью, которые незримо передавались собеседнику. Мне же в моем нынешнем состоянии как раз и не хватало спокойствия и уверенности. И, кажется, дух мой действительно заметно пошел на поправку.

— Итак, Игорь Снегирев показал вам кассету о нашем амурном путешествии в Испанию — будем называть вещи своими именами. Теперь Игорь Сергеевич не является моим бойфрендом, и вы это наверняка знаете. Что ж, скорее всего я вам потребовалась как женщина?

— Татьяна Александровна, разве я дал вам хоть малейший повод усомниться в своей порядочности? — Профессор был явно смущен моими словами.

— Иннокентий Михайлович, а разве желать женщину — это непорядочно? — парировала я.

— Сдаюсь перед вашей железной логикой, — Полежаев картинно поднял вверх обе руки, — но в данный момент ваше женское обаяние отступило для меня на второй план. Больше всего, представьте, меня интересуют сейчас ваши профессиональные качества частного детектива.

Вероятно, в выражении моего лица что-то непроизвольно изменилось, или профессор действительно был тонким психологом.

— Вы разочарованы? Не расстраивайтесь, Татьяна Александровна, просто никогда в жизни мне не приходилось изменять. Хорошо это или плохо, но это так. — Он картинно развел руками.

«Просто тебе не встретилась на пути настоящая женщина, с которой можно было забыть обо всем на свете», — подумала я, а вслух, словно стряхнув весеннее наваждение, спросила:

— Так что же вас привело ко мне, уважаемый профессор? — Я решила перевести разговор на сугубо служебные темы.

— Вот вы и обиделись, — очень верно определил мое теперешнее состояние Полежаев, — а между тем причина моего прихода к вам весьма серьезная: четыре дня назад погибла моя жена и исчезла дочь.

Мои брови сами собой поползли вверх.

— Простите, Иннокентий Михайлович, у вас горе, а я тут со своими глупостями… Еще раз извините!

— Нет, нет, просто я несколько неточно выразился: погибла моя бывшая жена, Ирина, и я воспринял бы это печальное известие довольно спокойно, если бы не одновременное исчезновение моей дочери-девятиклассницы.

— Вы сказали «погибла», а не «умерла». От чего?

— Вот это обстоятельство и привело меня к вам. Я вернулся из командировки, вернулся только вчера вечером. А три дня назад домой позвонил неизвестный и сообщил о гибели бывшей жены и пропаже дочери. Мне поставили условие: если я хочу, чтобы дочь осталась живой, то до конца недели должен приехать в Зареченск, это в пятистах километрах от нас вверх по Волге.

Пока домашние связывались со мной, пока я возвратился, три дня уже прошло. Осталось только четыре… — Профессор замолчал.

— Вы сказали — бывшая жена. Давно вы расстались? — уточнила я.

— Мы разошлись с Ириной тринадцать лет назад, эту женщину я вычеркнул из своей жизни раз и навсегда. Если бы не Оксана, дочка, я бы вообще забыл о ее существовании, клянусь вам! — Полежаев отчего-то даже сжал кулаки.

— Она вам когда-то причинила боль? Извините, если я вторгаюсь во что-то очень интимное, но, сами понимаете, врачу и сыщику надо рассказывать все.

— Вы правы. Она предала меня. И лишила дочери…

Профессор замолчал, в волнении потирая пальцами правый висок. «Бывают же дуры бабы! — подумала я, глядя на ученого. — Предать такого мужика! Впрочем, — поймала я себя на мысли, — каким он был полтора десятка лет назад, знают только двое: он и Ирина. Теперь вообще лишь он один. Может, горький опыт изменил характер Полежаева к лучшему?»

— Кто разговаривал с неизвестным? — спросила я.

— Наташа, Наталья Сергеевна, — третья жена и, надеюсь, последняя.

Я с нескрываемым интересом посмотрела на профессора: во дает мужик! Недаром пословица утверждает, что в тихом омуте черти водятся.

— Когда мы с Натальей анализировали тот разговор, она обратила внимание на одну неувязочку.

— Какую? — встрепенулась я.

— Мы не общались с Ириной лет десять. К такому обоюдному решению пришли после того, как оба устроили свою личную жизнь: она почти сразу же после нашего развода вышла замуж за Игоря Кудрина, а я год спустя женился на Наталье. У нас сыну уже десять лет, он в третьем классе. Условились с Ириной не тревожить Оксану проблемой двух отцов. Алименты я пересылал на счет Ирины в сбербанк. Так вот, ни Ирина, ни Оксана, никто из бывших родственников не знал мой домашний номер телефона.

— Профессор, это не проблема — узнать номер телефона. Адрес-то ваш у бывшей жены был?

— Лет пять назад мы переехали на новую квартиру, и адрес этот был ей тоже неизвестен. Хотя, впрочем, в почтовых переводах в сбербанк есть графа обратного адреса…

— Вот видите! А по адресу легко установить и домашний телефон, позвонив в городскую справочную.

— Попробуйте, Татьяна Александровна. Телефонистка вежливо ответит, что у Полежаева Иннокентия Михайловича по указанному адресу телефона нет.

— Закрытый список?

— Именно.

Я с еще большим интересом посмотрела на профессора. Закрытый список в адресных бюро и городских телефонных станциях существует для узкого круга лиц. В нем чаще всего политики, известные артисты, крупные бизнесмены, ученые, занимающиеся секретными разработками. Полежаев принадлежал скорее к числу последних.

— Погибшая жена — это может быть и заурядная автокатастрофа, — рассуждала я вслух. — Или удар кирпичом по голове. Помните, у нас зимой на голову какого-то служащего одного из областных министерств свалился кусок штукатурки с кирпичами и бедняга умер на месте? Об этом писали местные газеты, «Тарасовские ведомости» в частности.

— Вот и я хочу знать точно — почему одновременно с гибелью бывшей жены исчезает моя дочь. Где она? Поэтому я и пришел к вам.

— Сегодня двенадцатое апреля. Вы говорите, осталось четыре дня. А почему до сих пор не обратились в официальные правоохранительные органы, милицию или ФСБ? Мне это не совсем понятно! — Я действительно не находила объяснений по этому поводу: ученый, занимающийся секретными разработками, скорее всего постоянно находится «под колпаком» спецслужб. Они-то уж наверняка знают о похищении дочери Полежаева, пусть от предыдущего брака, и не позволят ученому действовать самостоятельно.

Профессор озадаченно уставился на меня:

— Татьяна Александровна, у вас есть дети?

Я покачала головой.

— Тогда вам трудно меня понять. Я ее младенцем на руках носил, кормил из бутылочки, она у нас с двух недель искусственница, когда болела, уколы сам делал… Оксана, когда плакала, кричала в детстве «папа!», а не «мама!». Понимаете, меня трясет от одной мысли, что с дочерью может случиться беда. Звонивший так запугал Наталью в том смысле, что, если муж обратится к ментам или гэбэшникам, голову дочери ему доставят в коробке из-под торта… А вы советуете в ФСБ! Нет, здесь придется играть по правилам похитителей, никаких официальных органов. А к частному детективу, тем более к женщине, обращаться не запрещено. К тому же вы легко сойдете за мою сестру, племянницу. В конце концов, даже если они поймут, кто вы, это вполне естественно: должен же кто-то мне помочь?! — Кажется, доводы профессора, объясняющие причины его появления рядом со мной, были исчерпаны.

— Вы знаете мои условия, Иннокентий Михайлович? — поинтересовалась я, втайне надеясь, что у рядового служителя науки не найдется средств оплатить мой гонорар и это послужит формальным поводом для отказа — мне почему-то очень не хотелось лезть в частную жизнь профессора. Но мой вопрос не застал его врасплох.

— Безусловно, Татьяна Александровна. Двести баксов ежедневно плюс накладные расходы. Аванс за пять дней. Решение принимается до сегодняшнего вечера. Первая тысяча у меня в кармане. — Полежаев похлопал себя по левому верхнему карману пиджака.

— Позвольте полюбопытствовать, откуда у скромного российского доктора наук штука баксов в пиджаке? Ведь по нынешнему курсу даже с учетом апрельского повышения федеральным бюджетникам это почти двухгодичная ваша зарплата?

— Вы в налоговой полиции, часом, не подрабатываете, Татьяна Александровна? Ну, допустим, Нобелевская премия. За укрепление мира между народами, — попытался отшутиться профессор.

А я, дура такая, чисто инстинктивно, уже не контролируя себя, провела левой рукой по его седым волосам:

— Снимите парик, Михаил Сергеевич! Не скрывайте ваше родимое пятно… У меня была пятерка по истории и в школе, и на юрфаке. Так что постарайтесь до вечера придумать более правдоподобную версию о ваших источниках дохода.

Полежаев улыбнулся и молча кивнул в знак согласия.

Нет, положительно он мне нравится! Впервые встречаю клиента, понимающего тебя с полуслова.

— Коль вы все знаете, давайте мне ваш телефон и ждите вечером моего звонка.

Мы обменялись визитками.

— Вас проводить, Татьяна Александровна? — весьма галантно завершил Полежаев наш разговор.

А я, баба-язва, не преминула тут же его поддеть:

— К чему? Те, кто помог вам найти меня сегодня в центре города, наверняка засиделись в кустах.

Профессор покраснел, и я поняла, что попала в самую точку.

— Я действительно попросил одного своего бывшего аспиранта, Юрия, он работает в ФСБ, найти вас. Дело-то не терпит отлагательств, — объяснялся Полежаев. — Они же и проводят вас до дома. Просто вы мне очень нужны, и я не хочу, чтобы с вами произошла по дороге домой какая-то неприятность. Ведь на вашем прекрасном лице не написано, что вы каратистка, а «макаров» в сумочке и вовсе не виден.

— Если вечером вы получите от меня отказ, вас уже не будет интересовать моя безопасность? — Я пошла в наступление.

Полежаев замешкался лишь на секунду.

— Мне бы очень не хотелось получить его. Честь имею!

Он поднялся и, быстрыми шагами уходя от меня, вскоре скрылся в толпе. Я подождала несколько минут, пытаясь вычислить «наружку». Но то ли ребята попались квалифицированные, то ли Полежаев снял наблюдение, во всяком случае, не обнаружив их, я решила и в самом деле отправиться домой, чтобы в спокойной обстановке проанализировать нашу встречу и определиться со своими дальнейшими действиями.

Дома, переодевшись и приняв душ, я сварила крепкий кофе, устроилась поудобнее в кресле у журнального столика и, взяв ручку с бумагой, стала рассуждать о том, что меня волновало.

Итак, будь я психоаналитиком (а разве детектив не психоаналитик?), какую бы характеристику Полежаеву я сделала? Пожалуй, вот так (я стала набрасывать строчку за строчкой): «Имеет разнообразные интеллектуальные интересы, стремится быть информированным по любому вопросу, отличается критичностью мышления, терпимостью к противоречиям и неясностям. Достаточно добросовестен, ответствен, обязателен в работе, организован в делах. Хорошо осознает социальные нормы поведения и старается их аккуратно выполнять. Заботится о впечатлении, которое производит своим поведением, о своей репутации. Обладает конкретно-практическим типом мышления. Эмоционально достаточно стабилен, уравновешен. Живо откликается на происходящие события. Характерно разнообразие эмоциональных реакций, которые умеет контролировать. Ведет себя рационально, способен не поддаваться эмоциональным порывам, даже под влиянием аффекта не теряет способности логично рассуждать. Держится корректно, вежливо, ко всему подходит разумно и несентиментально. Прежде чем предпринять что-либо, оценивает возможные шансы, умело строит свое поведение. Смел и решителен в поступках, способен выдерживать длительные эмоциональные нагрузки при работе с людьми. В общении мягок, аристократично-вежлив, следит за своей речью и манерами, гибок и дипломатичен. Выражено стремление к самостоятельности, независимости, активному отстаиванию своей позиции, точки зрения».

Я еще раз внимательно перечитала написанное. Да, все правильно. С такой характеристикой или в разведку, или в президенты. Можно и в чьи-то мужья. Впрочем, Полежаев уже трижды был чьим-то мужем. Нет, положительно без гадания на костях в этом деле не обойтись.

Я достала заветный мешочек, сформулировала вопрос: «Что меня ждет впереди?»

26+7+14.

Ого! «Ожидаются переживания, связанные с вашим согласием участвовать в деле, от которого вы не ждете ничего хорошего». Да, дело, надо признаться, не простое.

Значит, соглашаться? Но я чувствую, как с каждой минутой нашего общения во мне растет желание быть с ним рядом, видеть его, слышать его голос, спокойный и уравновешенный, чувствовать, что я нужна ему. Пусть пока только как профессионал. А почему только как профессионал? В Тарасове можно найти пару-тройку и мужиков частных сыщиков, это достаточно просто. Но профессор выбрал именно меня.

Значит, есть надежда на нечто большее, чем профессиональные интересы? Или я заблуждаюсь?

Господи, неужели я просто влюбилась?! Интересно, сколько ему лет? Ведь он практически в отцы мне годится. Что ж я тогда делаю, дура несчастная? Нет, отказываться, отказываться и еще раз отказываться! Под любым предлогом. В Чикаго заболел дядя, надо срочно лететь к нему. Мне подкинули маленького ребенка, и теперь я занимаюсь его усыновлением. Что бы там еще такое придумать? А если откровенно, не врать? Профессор, я влюбилась в вас с первого взгляда и не могу подавить в себе это чувство. Поэтому извините, но… Да где же его визитка? Вот наконец и она.

Я набираю заветный номер телефона. Два гудка, и женский голос произносит с тревогой:

— Алло…

Почему с тревогой? Как зовут жену? Вспомнила!

— Наталья Сергеевна?

— Да, я вас слушаю… — Голос дрожит. Отчего? Интересно, она знает, что муж обратился ко мне?

— Это Иванова Татьяна Александровна. Иннокентий Михайлович дома? — спрашиваю я как можно спокойнее.

— Это вы? Слава богу… Сейчас позову. — И я услышала, как жена обратилась к Полежаеву: — Инна, тебя Иванова!

В другой ситуации я бы расхохоталась, но сейчас мне почему-то стало не по себе. Я почти на сто процентов была уверена, что у Полежаевых что-то случилось после нашей дневной встречи с ним. Так оно и есть. Он не дал мне даже заговорить:

— Татьяна Александровна? Я очень вас прошу, понимаете, очень (растягивая по слогам последнее слово) прошу незамедлительно приехать к нам.

Колебалась я только секунду.

— Через полчаса буду.

Глава 3 Рядом неизбежное горе, и оно не заставит себя долго ждать

«Сталинская» четырехэтажка, где жил Полежаев, располагалась на Советской, в самом центре города. За двором явно наблюдали: пока я припарковывала свою «девятку», дверь подъезда, запертого на кодовый замок, распахнулась и на пороге появился доктор Полежаев собственной персоной. Вместе с ним я поднялась на второй этаж.

В коридоре меня встретили Наталья Сергеевна и их сын Вадим. Познакомились. Все прошли в гостиную. Чинно расселись, я и профессор в креслах, его жена и сын — на диване.

— Вы успели поужинать, Татьяна Александровна? — поинтересовалась Наталья Сергеевна.

— Да, благодарю вас, я не голодна, — ответила я и, пользуясь случаем, внимательно оглядела третью профессорскую жену. Нельзя было назвать ее красавицей, но какой-то шарм в ней, безусловно, присутствовал. Хорошо сложенная, с незамысловатой прической, круглым, истинно русским лицом, которое не портили, а, напротив, украшали очки, она смотрелась под стать своему супругу.

— Тогда чай или кофе?

— Чай, если можно, — определилась я.

Наталья Сергеевна с Вадимом удалились на кухню и вскоре вернулись с чайными приборами. Но чай был поставлен скорее всего лишь для соблюдения этикета: к нему никто так и не притронулся.

— Шантаж продолжается, Татьяна Александровна, — начал профессор. — Только что опять звонили.

Чего угодно, но этого я почему-то не ожидала: у меня не появилось даже вопросов. Рассказывали Полежаевы.

— Первый звонок раздался днем, дома были Наталья Сергеевна и Вадим. Трубку взял сын. — Иннокентий Михайлович от волнения массировал костяшки своих пальцев.

— Звонил какой-то мужчина. Попросил папу. Я ответил, что папа на работе. Тогда он предупредил, чтобы вечером папа ждал его звонка, — рассказал мальчик.

— В 18.15, сразу же после окончания вечерних «Новостей» на ОРТ, раздался второй звонок. Трубку взял уже я сам. Мужской голос убедился, что я — это я, а потом повелительно произнес примерно следующее: «Слушай, профессор, твоя дочка у нас. Три дня уже прошло. Не соберешься к нам за оставшееся время — пеняй на себя. Голову Оксанки в коробке из-под торта положим к твоей двери, как уже обещали в первый раз». Я возмутился: мол, только из командировки вернулся, что вы хотите конкретно, сколько денег? Тогда бандит буркнул: «Хрен с тобой, тебе осталось четыре дня. Не приедешь семнадцатого вечером, восемнадцатого мы ее кокнем». И снова напомнил уже лично мне: «Не вздумай обращаться к ментам или гэбистам. Живой девчонку тогда не увидишь, не сомневайся». Я спросил, как их найти в Зареченске. «Мы сами тебя найдем» — таков был ответ. — Полежаев вздохнул.

Я смотрела на его дрожащие руки, непроизвольно сомкнутые в замок, и вспоминала свою характеристику: «Эмоционально достаточно стабилен, уравновешен». Вот вам и уравновешен! Впрочем, подобная ситуация выведет из равновесия кого угодно.

— Давайте проанализируем сложившееся положение и возможные версии выхода из него, — предложила я.

Все согласились.

— Звонки сегодня и в прошлый раз были междугородные или обычные городские? — задала я первый вопрос.

— Что нас не соединяла телефонистка, это точно. А идущий по автомату междугородный звонок трудно отличить от городского, — вслух рассуждал Полежаев.

— Трудно, но вполне можно. Пошли дальше. Голос не показался вам знакомым? Какие-то характерные особенности, тембр, грассирование, оканье, аканье? Не заметили? — продолжала я свою обычную мозговую атаку.

— Вроде нет. Обыкновенный голос мужчины, похоже, средних лет, — пожала плечами Наталья Сергеевна.

— У вас есть враги?

— Как у всякого нормального человека, конечно! Но чтоб до такой степени… Нет, в нашей среде, знаете ли, могут подложить пакость, прокатить на выборах в академию, к примеру, но чтоб детей красть… Нет, до этого мои научные противники никогда не дойдут.

— Ваше финансовое положение позволяет заплатить выкуп за дочь, если его потребуют бандиты? Ведь это не пять-шесть тысяч за мои услуги? — допытывалась я.

— Один я, конечно, крупную сумму не наберу. Придется обращаться к друзьям и знакомым. Или идти в ФСБ и просить защиты там. Третьего пути нет… — Настроение профессора явно оставляло желать лучшего.

— Третий путь всегда есть, профессор. У нас с вами в запасе четверо суток, девяносто шесть часов. Надо успеть, Иннокентий Михайлович! — Я попыталась вселить в него хоть какую-то надежду.

— Что успеть? — не понял Полежаев.

— Разгадать две тайны. Тайну гибели Ирины Анатольевны и тайну похищения вашей дочери. Мне кажется, что они явно взаимосвязаны.

Профессор и его жена удивленно посмотрели на меня. Это известие почему-то вдруг успокоило Полежаева, его руки перестали дрожать.

— На чем основывается ваша гипотеза, Татьяна Александровна? — спросил Иннокентий Михайлович.

— На фактах, доктор, на фактах. Судите сами. В Зареченске внезапно гибнет, пока еще не знаем при каких обстоятельствах, Ирина Анатольевна. Ее смерть не поражает вас, вы же мне сами днем говорили, что без дочки Оксаны о существовании этой женщины вы наверняка бы забыли, так?

Профессор молча утвердительно кивнул.

— Тогда, очевидно, предполагая вашу подобную реакцию, кто-то еще и похищает вашу дочь. Вам сообщают об этом. Но вот что странно: с вас пока не требуют ни копейки, — продолжала я вслух развивать свою версию. — Ведь ради приличия даже нужно было запросить хоть какую-нибудь сумму.

— Похитители, вероятно, знают, что я ученый, а следовательно, бедняк по нынешним меркам, — высказал предположение Полежаев.

— Так какой им был тогда смысл похищать дочь, если родной отец неплатежеспособен? — допытывалась я.

— Не знаю, — в недоумении развел руками профессор.

— Вот именно. Если человек, мягко выражаясь, не богат, он просто вынужден будет обратиться в правоохранительные органы. Преступники это понимают и категорически запрещают вам это делать под угрозой убийства дочери. Следовательно, у них есть возможность контролировать действия милиции и ФСБ здесь, в Тарасове, или там, в Зареченске? — предположила я.

— Да, логически рассуждая, это действительно так, — согласился Иннокентий Михайлович.

— Обратись вы туда, их информатор ставит хозяев в известность о вашем шаге, и жизнь девочки висит на волоске, — сделала я следующий вывод. — Выходит, вам просто не оставляют никаких альтернативных вариантов, кроме как самому пожаловать к ним в руки. И вот что еще интересно, Иннокентий Михайлович: как вы собираетесь искать похитителей, прибыв в Зареченск?

— Честно говоря, пока не знаю. Мне известен лишь зареченский адрес Оксаны, и больше ничего. — Профессор был явно растерян.

— Скорее всего квартира вашей бывшей жены, оставшаяся дочери, под наблюдением и ваш визит туда будет явно под контролем. — Я внимательно посмотрела на ученого. — Сдается мне, Иннокентий Михайлович, что всю эту комбинацию затеял хорошо знающий вас человек. У вашей бывшей жены есть родственники в Зареченске?

— Там должна жить ее старшая сестра Галина. Она меня, безусловно, знает. Со вторым мужем Ирины, Игорем Кудриным, так его, кажется, зовут, я практически не был знаком. Да, я забыл про зятя, мужа Галины, Андрея Ветрова. Вот, пожалуй, и все люди в Зареченске, которые знают меня.

— Три человека — это уже кое-что! — хмыкнула я удовлетворенно. — Ладно, на месте разберемся.

— Иннокентий, я не сыщик, но говорила тебе, что в Зареченск надо ехать непременно! — подала голос Наталья Сергеевна.

Я впервые с благодарностью за женскую солидарность посмотрела на нее. Везет же бабам, такого мужика отхватить!

— Надо мчаться в Зареченск, узнавать на месте все обстоятельства гибели Ирины и похищения Оксаны. Времени остается все меньше и меньше. — Я автоматически взглянула на часы.

По телу Натальи Сергеевны прошла невольная дрожь. Она будто вся съежилась. Неподдельный страх проступил на ее лице, и мне стало жаль эту, несомненно, любящую профессора женщину.

— Наталья Сергеевна, не надо паниковать раньше времени. Мне кажется, никто не собирается убивать Оксану или вашего супруга, по крайней мере, сразу. Боюсь, тут другое: профессор нужен им по его прямой специальности.

Все сидящие в гостиной одновременно посмотрели на Полежаева. Мне же стало интересно: чем он там занимается в своем техническом университете?

После довольно длительного молчания жена Полежаева спросила:

— Татьяна Александровна, Таня — можно вас так называть?

— Конечно! — Я кивнула.

— Помогите нам. Есть еще выход из этой ситуации? Ну, такой, чтобы Иннокентию не ехать? — На его жене был домашний халатик, и я вдруг увидела, как ее руки покрылись гусиной кожей, что свидетельствовало о крайней степени волнения женщины. — Понимаете, Таня, с одной стороны, надо сохранить жизнь Оксаны, а с другой — я очень боюсь за мужа. Нельзя же допустить, чтобы дети остались без отца, верно? — Она вопросительно посмотрела на меня.

— Верно, Наталья Сергеевна, верно! Но вы уже слышали, почему мы не можем обратиться в милицию или ФСБ. Я не уверена, что похитившие Оксану изверги блефуют. Если бы не смерть Ирины, можно было бы посчитать это обыкновенным шантажом. А теперь… — я помолчала, — не брать Иннокентия Михайловича с собой в Зареченск… В принципе это возможно, я и сама постараюсь найти путь к бандитам, но на карту поставлена жизнь Оксаны. Возможно, в ходе предстоящей операции и в самом деле понадобится выход на сцену отца ребенка. — Я пожала плечами. — Решайте, в конце концов, дело ваше.

— Рисковать жизнью Оксаны мы не станем. Я хочу, чтобы у нас была дочь. — Именно эту фразу, как ни странно, произнесла после небольшой паузы Наталья Сергеевна.

Профессор посмотрел на жену таким выразительным взглядом, что я поняла: вспыхнувшее было во мне чувство к Полежаеву надо выжигать каленым железом. Мне не под силу разбить их семью.

— Давайте сообща обговорим детали предстоящей поездки. Карта России у вас есть?

С дивана поднялся Вадим и через минуту вернулся в гостиную с подробной российской картой. Столик был занят чашками с чаем, пришлось положить ее прямо на палас. Все склонились над картой.

— До Зареченска около пятисот километров на северо-восток. Если мы выезжаем завтра на рассвете, к полудню будем там. Вторник — тринадцатое. На все расследование нам полвторника и еще три дня. Док, вы водите машину?

— Конечно! — Профессор был немногословен.

— Это уже лучше. Поведем по очереди, — рассуждала я вслух. — Безусловно, я привыкла к своей «девятке», но лучше воспользуемся другой, по номерам преступники легко определят хозяина, и комбинация со мной может быть засвечена с ходу. У вас какая машина?

— Темно-вишневая «восьмерка», — ответил Полежаев.

— «Восьмерка», «восьмерочка»… — Я пыталась решить, стоит ли воспользоваться машиной профессора. — Нет, и ваша не годится, ее наверняка сразу поведут в Зареченске.

— Инна, а если воспользоваться Катиной машиной? — неожиданно предложила Наталья Сергеевна.

— Кто такая Катя и что за машина? — поинтересовалась я.

— Катя — младшая сестра Наташи. Она с мужем сейчас в загранке, он консул в Швеции. Квартира и машина — «Москвич-2141» — под нашим присмотром. Доверенность на машину имеется, — пояснил Полежаев.

— У дипломата — и «Москвич»? — удивилась я.

— Она приобрела «москвичонка» в начале девяностых, когда иномарки были в диковинку, а Катя еще не выходила замуж за Станислава, — вступилась за сестру Наталья Сергеевна.

— Так это даже хорошо, что «Москвич»! Не так приметен, нам того и надо! — обрадовалась я. — Штаб согласен?

Штаб закивал тремя головами.

— Пойдем дальше. Автоответчик у вас есть?

— Нет, — честно призналась Наталья Сергеевна.

— Хорошо, я привезу утром свой. Надо будет записывать все звонки, нам могут потребоваться образцы голосов похитителей, не исключено, что они будут звонить сюда и интересоваться местонахождением Иннокентия Михайловича. Да, кстати, у вас часто бывают командировки?

— Случаются, — ответил он крайне неопределенно.

— Тогда для всех звонящих доктор Полежаев в командировке. Договорились?

Штаб согласился и с этим.

— А вам, Наталья Сергеевна, в предстоящие дни надо будет проявлять повышенную бдительность по отношению к Вадиму… — Я не успела закончить фразу, как изумленно взметнулись вверх ее брови. Она сняла очки и растерянно посмотрела на меня близоруким взглядом.

— Я и так не отпускаю его ни на шаг от себя. Я учительница, сын учится в моей школе, но вы правы, береженого бог бережет.

— Иннокентий Михайлович, у вас есть фотографии бывшей жены и Оксаны?

— Безусловно, но Оксане на снимке всего пять лет. После этого мы перестали поддерживать отношения, и других просто нет.

— Плохо, но что поделаешь. Пожалуй, все детали мы обговорили. Выезд завтра в шесть утра, будем собираться. Спецтехнику беру на себя. — Я поднялась, считая разговор оконченным.

— Таня, вы не хотите заглянуть на дорожку… — Наталья Сергеевна сделала многозначительную паузу.

Ее желания совпали с моими. И касалось это не только разговора наедине, без мужа. Он состоялся в громадной ванной комнате, куда меня любезно проводила жена профессора после туалета.

— Танюша, я понимаю ваше щекотливое положение. Четыре дня в дороге и опасной работе. Обратиться к мужчине-детективу Инна не мог, это я поняла после нашего сегодняшнего разговора. Любого мужика они примут за милиционера или чекиста, тогда Оксане конец. Ваше появление рядом с мужем как-то легче обосновывать. Никто из бандитов не поверит, что эта внешне такая хрупкая и нежная девушка — частный детектив. Так что, если вам потребуется… — она сделала паузу, подчеркивая тем самым значимость своего шага, — для дела, конечно, сыграть роль любовников, супругов, в конце концов, будьте уверены, я пойму и это никак не отразится на наших отношениях с Инной. Ему, кстати, сейчас я втолкую то же самое. Берегите его…

Чего-чего, а такого от профессорши, честное слово, трудно было ожидать. Я не стала ханжески врать, что не собиралась делать подобных шагов. И, будучи далеко не сентиментальной, просто чмокнула ее в щеку и прошептала:

— Спасибо, Наташа, учту…

Когда мы вышли из ванной, на глазах у обеих блестели слезы. Профессор удивленно посмотрел на нас, но ничего не сказал.

Глава 4 Увлечение делом

В дорогу я собиралась, как всегда, в спешке. Хорошо, что на такие случаи у меня существует «тревожный чемоданчик», где собрано почти все необходимое для десятидневного путешествия: одежда, лекарства, патроны, спецтехника — «жучки», видеокамеры, направленный микрофон, фотоаппарат. Несомненным плюсом является и постоянная боевая готовность моей бежевой «девятки», профилактику которой с завидным постоянством (не то что себе) я делаю ежемесячно на лучшей станции техобслуживания Тарасова. Впрочем, за доллары ее могут облизать везде, но я предпочитаю одного автослесаря, одного парикмахера, одного врача и так далее. Думаю, вы со мной согласитесь. А как поведет себя в дороге чужой «Москвич», тем более долгое время простоявший в гараже без дела?..

Прощание было недолгим. Когда я ровно в 6.00 подъехала к дому профессора, Наташа помахала мне с балкона, приглашая подняться.

— Посидим на дорожку, — объяснила она, — иначе пути не будет.

Мы опять присели в гостиной. Несколько секунд помолчали. Потом поднялись. Вадим прижался к отцу. Не стесняясь меня, Полежаев поцеловал жену. Наталья перекрестила нас обоих.

— Приезжайте скорее. Втроем.

Во дворе, кладя в багажник и на заднее сиденье чемоданчик, кейс и сумку с провизией (интересно, когда это Наталья успела все приготовить в дорогу: создавалось впечатление, что она не спала всю ночь), мы как-то одновременно посмотрели наверх: Наталья с сыном стояли на балконе, прижавшись друг к другу.

Мы заехали домой к неизвестной мне Кате, поменяли машины: в гараж поставили мою «девятку» и пересели на неприметный серый «Москвич», сотни собратьев которого поминутно встречаются на любой дороге.

По Тарасову машину вела я, договорившись с Полежаевым, что станем садиться за руль попеременно, через каждый час-полтора. Тогда скорость движения будет высокой и мы не успеем устать как следует.

Переехали через Волгу. Навигация официально не началась, ибо река еще не везде освободилась ото льда. После Покровска за окнами машины замелькали однообразные пейзажи левобережного Заволжья. Договорились с профессором рассказывать по дороге друг другу о своей жизни: меня интересовали мельчайшие детали, которые могли пролить свет на мотивы двух преступлений.

Из рассказа ученого стало ясно следующее: лет двадцать назад уже женатый Полежаев встретил семнадцатилетнюю красавицу Ирину. Она тогда еще училась в выпускном классе школы, а молодой м. н.с. одной из кафедр политеха был послан в эту самую школу во главе нескольких студентов для проведения бесед по профессиональной ориентации старшеклассников. Профориентация оказалась успешной, во всяком случае, для Ирины: она проявила живейшую заинтересованность к возможности учиться в политехе, запомнила кафедру, за которой числилась лаборатория Полежаева. Побывала там на днях открытых дверей. Летом, правда, провалилась на вступительных экзаменах, получив двойку по математике. Но это Ирину не смутило.

Вместе с родителями она обратилась к Полежаеву с просьбой в течение года заняться с нею репетиторством. Гонорар, который предлагали родители, раза в три превышал тогдашний годовой доход будущего светилы науки. Можно понять молодого ученого, с радостью согласившегося помочь вчерашней, не слишком усердной школьнице.

Девочка, однако, усердствовала в другом направлении. Репетиторство, проходившее у нее дома в отсутствие родителей, вскоре неизбежно закончилось практическими занятиями по изучению женской и мужской анатомии в ее постели. Видимо, результаты этих анатомических занятий настолько удовлетворили обоих, что Полежаев развелся с первой женой, благо детей у них еще не было, и узаконил свои отношения с Ириной.

Через год родилась Оксана. Это событие благотворно сказалось на браке. Полежаев, как говорится, пылинки сдувал со своей юной супруги. Жили они счастливо, если бы не одно обстоятельство. Да, да, вы правы, деньги! С милым, говорят, рай и в шалаше. Но шалаш желательно иметь хотя бы двухкомнатный, и лучше — подальше от родителей.

Семейное счастье стало потихоньку давать трещины. Заниматься мужу репетиторством Ирина категорически запрещала, памятуя, очевидно, о своем собственном пути в постель Полежаева. А тут еще кандидатская диссертация, которую должен был заканчивать супруг, поглощала все его рабочее и свободное время. Словом, когда Оксане исполнилось три года, они расстались, а Ирина посчитала более перспективным своего соседа — старшего лейтенанта ВВС, соблазнила его, заставила бросить жену с только что родившимся сыном, сама покинула Полежаева, забрав, естественно, Оксану. С новым мужем, Игорем Кудриным, они укатили в дальний, но привилегированный гарнизон в Группе советских войск в Германии.

Для Полежаева развод стал сильнейшим ударом. Из профессионального, да и чисто женского любопытства я внимательно рассматривала фотографии Ирины двадцатилетней давности, которые по моей просьбе доктор захватил с собой. Ему, смею вас заверить, можно было посочувствовать.

Через год после развода с Ириной Полежаев женился в третий раз. Его последняя супруга Наталья, которая гостеприимно принимала меня, оказалась надежным бастионом, который так необходим для создания крепкой семьи. А рождение Вадима поставило последнюю точку в бурной молодости профессора. Кстати, именно благодаря надежному тылу, семье, где все всегда в порядке, Полежаев и сумел за относительно короткий срок «добавить» к кандидатской еще и докторскую диссертацию, получить профессорское звание.

О жизни бывшей супруги после развода он не знал почти никаких подробностей. Лет шесть назад, когда советские войска были выведены из Германии, майор Кудрин демобилизовался из армии, и Ирина с семьей поселилась в Зареченске. Информацией о занятиях отставника Полежаев, естественно, не располагал. Вот вся, согласитесь, далеко не исчерпывающая информация, которую я получила по дороге в Зареченск.

Удивительно, но Полежаев уверенно вел машину. Я обратила внимание, что он вообще все делал основательно и хорошо. Понаблюдав первые полчаса за его управлением, я расслабилась и, к своему стыду, немножко задремала. Сказалась почти бессонная ночь перед отъездом. Сидела я рядом с водителем, поэтому не нашла во сне никакой более удобной позы, чем склонить свою голову на полежаевское правое плечо. Как он умудрился не разбудить меня, управляя машиной в таком положении, теряюсь в догадках до сих пор.

Проснулась я оттого, что «Москвич» наш вдруг остановился. Стекло левой двери было опущено, рядом стоял инспектор ГИБДД, как теперь благозвучно величают бывших гаишников. Старлей придирчиво изучал протянутые Полежаевым документы. Освободив полежаевское плечо от необходимости держать мою голову и инстинктивно поправив прическу, я уже собралась было вмешаться в процесс проверки, как вдруг заметила изменившееся выражение лица инспектора. Он еще раз посмотрел на документы, потом на Полежаева, явно сверяя оригинал с фотографией, протянул права и еще какую-то корочку профессору:

— Прошу извинить! Можете ехать!

Полежаев усмехнулся и тронул машину с места.

— Док, что за ксиву вы ему показали? — прикрывая ладонью зевающий рот, поинтересовалась я.

— Таня, мне кажется, нам пора заняться практической стилистикой русского языка, — парировал профессор.

— Для начала нам пора заняться завтраком или обедом, словом, пожрать. — Я продолжала поддразнивать ученого, подумав при этом о том, что заняться нам давно пора совершенно другим и гораздо более приятным делом.

С предложением в отношении еды Полежаев, безусловно, согласился, и вскоре, увидев подходящее место за лесополосой, тянувшейся вдоль дороги, он съехал с трассы, припарковав «Москвич» возле небольшого пруда. Я вытащила из багажника старое дорожное одеяло и расстелила его на сухом взгорочке. Из своей необъятной сумки Полежаев извлек жареную курицу, самсу, огурцы, свежий зеленый лук, хлеб, масло, сыр, термос с еще горячим кофе — одним словом, голодная смерть в дороге нам не грозила.

— До Зареченска далеко? — спросила я, аппетитно жуя кусок курицы.

— Чуть больше ста километров. Нас как раз остановили на границе двух областей, Тарасовской и Зареченской, — пояснил Полежаев.

— Сколько ж я проспала?

— Почти три часа.

Я с благодарностью посмотрела на профессора. Он дал мне возможность выспаться, организм мой отдохнул и был готов к предстоящей и, уверена, непростой работе. Вытащив из кармана джинсовой куртки мешочек с магическими костями, я подумала о том, что может ждать нас впереди.

10+20+27.

Черт подери, и кости говорят о том же: «Вас подстерегает опасная пора: ожидают многочисленные трудности и окружают враги».

Профессор с любопытством наблюдал за моим занятием. Но скептицизма не проявил, во всяком случае, вслух. Пояснив полученный неутешительный результат, я стала разрабатывать план дальнейших действий.

На окраине Зареченска мы начали прежде всего с местного кладбища. Сторож показал нам карту (так на кладбищах называются отдельные участки), на которой виднелись свежие холмики мартовских и апрельских могил. Когда мы медленно шли вдоль этой скорбной линии, мне показалось, профессор почему-то надеялся, что могилы Ирины там не окажется. Но нет, она была четвертой от конца. Деревянный крест, табличка с датами жизни. Мы оба замерли. Скромный венок из искусственных цветов еще не успел выгореть на ярком солнце. Живые же, рассыпанные прямо на холмике, уже давно завяли и высохли.

Лицо профессора изменилось на глазах, посерело. Видимо, его мучили воспоминания. Я тронула Полежаева за руку:

— Нам пора, Иннокентий Михайлович…

— Да, да, сейчас.

Когда мы вышли с кладбища, профессор попросил меня сесть за руль. Прежде всего нам необходимо было найти улицу Ташкентскую, где до гибели жила Ирина Полежаева. Впрочем, скоропалительных выводов о ее смерти я не стала бы делать, памятуя, что пару лет назад мою кончину уже зафиксировали в Казахстане, где я уходила от погони ФСБ.

Улицу Ташкентскую мы обнаружили в одном из спальных районов Зареченска, так похожего на «спальники» всех провинциальных российских городов. Бессмертную рязановскую «Иронию судьбы, или С легким паром» смело можно было снимать и здесь, такими безликими и однообразными показались стоящие вдоль дороги девятиэтажки. Увидев табличку с номером нужного дома, мы припарковали неподалеку «Москвич».

Выяснив попутно у профессора, что у Ирины были родственники в Средней Азии, я решила сыграть роль родственницы, «седьмой воды на киселе», приехавшей без предварительной телеграммы в Зареченск и ничего не подозревавшей о смерти троюродной тетушки.

Иннокентий Михайлович одобрил мой план, но внес и весьма существенные коррективы. Из своего «дипломата» он вынул небольшую брошь в виде дракона и маленькую, словно пуговичка, вещицу, назначение которой я поначалу даже не поняла. Брошь он помог закрепить мне на водолазку («Вдруг придется снять куртку», — пояснил профессор), а «пуговичку» посоветовал засунуть в ухо.

— Вот теперь я за вас спокоен. Я буду слышать все, что с вами происходит, и при необходимости смогу дать вам совет через передатчик, — критически осмотрев меня, заявил профессор.

Честное слово, мне была очень приятна такая отеческая забота! Особенно же в тот момент, когда его ловкие пальцы закрепляли брошь-микрофон.

Взяв с собой полежаевский баул с провизией, как самый обширный, и свою неизменную сумочку, я отправилась на охоту. Полежаев должен был ждать меня за рулем машины.

На долгие звонки в квартиру с номером 48 никто не отвечал. Как и задумала, я позвонила соседям. Наудачу в сорок девятой дверь открыла благообразная старушка.

— Тебе чего, милая?

— Бабуль, здравствуйте, соседи ваши из сорок восьмой дома?

Старушка подозрительно посмотрела на меня.

— А ты откель будешь такая?

— Родственница я полежаевская, наши матери, моя и Иринина, двоюродные сестры, — на ходу импровизировала я. — Так что она мне вроде как тетка.

— А живешь-то где?

— В Туркестане, — догадалась ответить так, вспомнив по когда-то знакомому расписанию поезда Москва — Алма-Ата о наличии такого города. Очень удобное название — ошибешься, прокола не будет — так до революции называли всю Среднюю Азию.

— Заходи тогда, отдохнешь с дороги. — Старушка наконец-то впустила меня к себе. — Ты давно с Ириной-то встречалась?

— Давненько, Оксанка тогда еще под стол пешком бегала, — благоразумно не стала я уточнять дату.

— А писала-то когда последний раз?

— Бабуль, какие письма-то сейчас при нашей жизни?

— И то верно, милая. Звать-то тебя как?

— Таней. А вас?

— Бабой Катей все кличут. — Она помолчала. — Выходит, ты ничего и не знаешь…

— Чего не знаю? — изобразила я крайнюю степень удивления.

— Убили твою тетку-то…

Играть пришлось до конца. Я схватилась за краешек стола на кухне, куда провела меня старушка, тяжело задышала, сделала несколько сдавленных глотков. Бабулька налила мне воды. Я выпила, успокоилась, подумав про себя, что этюд на тему «Скорбная весть» я исполнила, кажется, неплохо.

— Как убили, баба Катя, расскажите, пожалуйста…

Соседка рассказала, что накануне гибели в квартире у Полежаевой была очередная гулянка. В этом доме Ирина жила два года после развода с мужем. И все два года устраивала попойки, приводила мужиков. «На глазах у Оксанки?» — ужаснулась я.

Баба Катя объяснила, что подрастающая Оксана была единственным человеком, кого еще хоть как-то слушалась мать. Но Оксана училась, а мать ухитрялась напиваться с утра пораньше, пока дочь в школе. Особенно распоясывалась Ирина в дни, когда Оксану забирала к себе Галина, ее старшая сестра. Вот и в последний раз, зная, что Оксана у тетки, Ирина устроила «пышную гастроль».

Кутили до позднего вечера. Потом, по словам соседки, Ирина разругалась с собутыльниками, выгнала всех, постучала к ней, торжественно объявила, что завязывает: завтра, мол, дочь возвращается, и вообще, хочет за ум взяться, чтоб дочь матерью гордилась, как отцом, отец ведь у Оксанки профессор.

А какой он профессор, рассуждала соседка, такой же небось алкаш, как и мать. Вот Игорь, отчим бывший, тот мужик видный. Хоть и развелся с Иркой, нет-нет да приходил. Всегда с полной сумкой еды, девчонке обновки справлял. Сразу видно, бизнесмен, «новый русский».

— А дальше-то чего было в тот вечер? — постаралась я направить монолог старушки в нужное мне русло.

— Дальше известно чего. Ирка-то мне ключи оставила, сказала, что запрется изнутри, попросила разбудить утром пораньше, часов в восемь, чтоб убраться к приезду Оксанки успеть. Ушла, закрылась… — старушка краешком фартука вытерла заслезившийся глаз. — Утром, значит, звоню, как ты счас, не открывает никто. Я возьми-то и отвори, ключи-то у меня… А там… Ирка-то в спальне на кровати, в кровище вся, а голова треснутая, как топором ударили, мозги наружу… Я оттуда еле до телефона своего добралась, милицию, значит, вызвать. А через час и Оксанка с Галей подъехали… Вот и весь сказ. Так что на кладбище твоя тетка-то…

— А Оксанка-то теперь с кем? — подражая старушкиной манере речи, спросила я.

— Знамо, с кем, с теткой, у нее наверняка теперь и живет, в этой-то квартире одной страшно, — объяснила баба Катя.

— А мужик-то ее бывший, Игорь, был, что ли, на похоронах?

— Как ему не быть? Знамо, был. Видный такой, в черном костюме, при галстуке, ребята с ним евонные, шпорсмены, охрана называется. Игорь все похороны и организовал. Вот энти ребятки-то гроб и выносили.

— В квартире-то теперь кто живет?

— Да кто ж там жить будет? Сказывали, на Оксанку оформят, чтоб ей после восемнадцати досталась. Игоревы дружки иногда заходят, следят, значит, чтоб не разворовал кто. Да что там воровать-то?

— И то верно. Ладно, бабуля, пойду я, засиделась тут у вас, — стала собираться я.

— Куда ж ты к вечеру-то? Ночуй у меня, а там видно будет, — пыталась остановить меня гостеприимная соседка.

— Да я проездом. В Москву по делам еду. Тетку повидать захотелось, а оно вон как обернулось. Так что я на вокзал и дальше отправлюсь.

— Ну, как знашь…

Надевая туфли в прихожей бабули, я успела прилепить к косяку ее двери «жучок». Так, на всякий случай.

— Все слышали? — спросила я профессора, плюхаясь на переднее сиденье.

— Не только слышал, но и записал. — Он показал мне диктофон.

Впервые имею дело со столь квалифицированным напарником!

— Тогда анализируем диалог с соседкой, — предложила я.

— Меня в ее рассказе насторожили две детали, — рассуждал Полежаев, выезжая на дорогу, ведущую в центр Зареченска.

— Какие именно?

— Ирина якобы рассказывала ей, что отец Оксаны, я то есть, профессор.

— Что в этом удивительного? — не поняла я поначалу.

— А то, что мы с Ириной практически не общались тринадцать лет, доктором и профессором я стал лет восемь назад, когда она была с Кудриным в ГДР.

— Господи, но вы же ученый, ваши книги, труды могли попасться на глаза Ирине, только и всего! — наивно предположила я.

Полежаев, затормозивший у светофора, посмотрел на меня так, словно подумал: «Ну и дуру же я нанял!»

— Таня, я не профессор Кредер Александр Александрович с истфака классического университета, чьи учебники по новой и новейшей истории изданы тиражом уже около двух миллионов экземпляров. По ним, что вполне вероятно, занимается и Оксана. Я не историк, не филолог и даже не физик. Я — доктор технических наук, и мои труды в открытую продажу не поступают, — явно горячился ученый.

— Ясно. А вторая деталь?

— О второй вы в принципе говорили еще вчера: за квартирой установлено наблюдение. Вы слышали, дружки Игоря заходят, следят, чтоб не своровали чего-нибудь. Следовательно, мы с вами уже засветились… Не сегодня завтра ваш приход будет известен родственничкам! — В его голосе прозвучала плохо скрытая ирония. — Кстати, наверное, пора с ними познакомиться. Вон слева какой-то райотдел милиции, узнаем, где тут у них адресное бюро, должны успеть до закрытия.

Глава 5 Не смешивайте деловую и личную стороны вашей жизни

До закрытия адресного бюро мы успели. Справки, выданные нам смазливой куколкой, на которую пялил глаза стойкий профессор, ничего не говорили нам, оказавшимся первый раз в своей жизни в Зареченске.

Мы вышли из адресного бюро. Надо было поужинать и решить проблему с ночлегом. Сносное кафе мы нашли на местной набережной, у Волги. Поглотив довольно прилично приготовленный суп-харчо (мой клиент по-отечески рекомендовал нам обоим горячее блюдо, дабы желудок работал нормально), бефстроганов с картофелем фри, массу салатов и запивая, к удивлению официантки, это великолепие всего лишь минеральной водой, а десерт — мороженое — не белым вином, а банальным кофе, мы вполголоса обсуждали дальнейший план действий. Играла медленная музыка; профессор, увидев нетерпеливый блеск моих глаз, пригласил меня на танец.

Каюсь, я прижималась к нему чуточку сильнее необходимого, дабы у него больше не было повода смотреть на всяких там статисточек из адресного бюро. Одеты мы, правда, были по-дорожному, оба в джинсовых костюмах, только я в черной водолазке, а профессор в светло-серой. После второго танца захотелось пить, и мы опять сели за свой столик. Утолили жажду и намеревались уже расплатиться, как к нам развязной походкой подошел некий местный кадр неопределенного возраста — где-то после тридцати — и уже изрядно навеселе.

— Па-па-ша, раз-зре-ши приг-глас-сить твою т-тел-ку! — еле выговорил он.

Зная идиосинкразию Полежаева даже на вполне нейтральный жаргонизм типа «ксива», я поняла, что сейчас разразится буря. Профессор побагровел, посмотрев на шпану так, словно хотел убить его взглядом:

— Ты, мудак, извинись перед дамой и проваливай отсюда!

«Мудак» несколько секунд осмысливал сказанное, потом грозно пошел на профессора:

— Ах ты, к-ко-зел ста-ста-рый, в-вот т-ты к-как, з-зазнаа-шь…

Я не успела вмешаться — Полежаев справился сам. Неуловимым движением руки он дернул «мудака» на себя, а потом перевернул лицом вниз. Но за соседними столиками повскакали несколько его собутыльников. С ними мы как-то совладали бы, только вот попадать в ментовку вовсе не хотелось. И вновь я подивилась реакции Полежаева. Нет, он не стал мочить всех направо и налево, видимо, также понимая бесперспективность силовой акции. То, что он сделал, мгновенно остановило собутыльников «мудака».

— Стоять! — Зычный бас профессора перекрыл даже музыку.

Намеревавшиеся нападать на секунду опешили. Этого было достаточно, чтобы левой рукой Полежаев вытащил из кармана стодолларовую бумажку, а правую, наоборот, засунул поглубже.

— Пьете за наше здоровье, или я всех вас на хрен перестреляю!

Его решительный вид, а самое главное, правая рука, державшая нечто в куртке, и моя, открывшая на всякий случай сумочку, где лежал верный «макаров», убедили местных горилл, что пить на халяву приятней, чем лежать с продырявленными черепами. Они остановились окончательно. Один из них, подняв руки — дескать, смотри, нет ничего, — подошел к нам, взял долларовую бумажку:

— Извини, дед, не знали, что вы крутые. И вы, барышня, извините. Витьку мы сейчас уберем.

Расплатившись, мы поспешили отъехать от злополучного кафе. Вечерело. Остановились на полупустынной улочке.

— Хорошо бы мы с вами смотрелись в ментовке! — рассмеялась я нервно. — А вы молодец, док! Находчивый…

Он поморщился. Вероятно, опять от моего лексикона.

— Ладно, ладно, не буду. Но как мне вас называть? Папашей? Вульгарно. По имени-отчеству? Официально. Профессор? Мы не на симпозиуме. Инной, как жена? — Он вздрогнул, не ожидал, видно, что я запомнила нечто интимное. — Не люблю повторяться. Кешей? Попугайское!..

— Согласен на Михалыча. Так меня старые друзья называют.

— Понятно, Михалыч. И чем бы вы отстреливались, коль они все-таки полезли?

Полежаев, сидевший за рулем, включил свет в салоне, распахнул полу куртки. С левого бока висела кобура, а в ней нечто объемное, скорее всего «стечкин». А я уже, честное слово, ничего не соображала.

— Кто вы, доктор Полежаев? — прошептала я ошарашенно.

— Много будете знать, Танюша, скоро состаритесь. А мне не хочется, чтобы вы так быстро старились.

— Почему? — еле слышно прошептала я.

Профессор не ответил. Он молча прижал меня к себе и поцеловал. От прикосновения его губ по всему телу прошел какой-то смерч, и я мгновенно забыла про задание, которое надо было выполнять. Видимо, Полежаев чувствовал нечто похожее, но нашел в себе силы отпустить меня.

— Простите, Танюша… Я не хотел вас обидеть.

Я посмотрела на него с укоризной, вслух прошептала:

— Спасибо, дурачок…

На ночь глядя мы решили вновь подъехать к дому, где еще недавно жила Ирина. «Жучок» можно было ловить метров за 300, но мы подъехали ближе, чтобы был виден и подъезд. Включили приемник. Поначалу — ничего интересного. Еле слышен был работающий телевизор. Баба Катя смотрела программу «Время». Но вдруг совсем явственно раздался звонок — «жучок» ведь был посажен возле входной двери. Потом шум открывающейся двери.

— Здорово, бабуля!

— Вечер добрый, Петюня.

— Как вахта?

— Полный порядок.

— Кто навещал?

— Верка, мастер из жэка, велела родственникам передать, коль заявятся, чтоб с оформлением документов на Оксанку не тянули, иначе квартиру опечатает.

— Хер ей моржовый, опечатает. Ладно. Все?

— После обеда еще родственница Иркина приезжала, племяшка, то ли двоюрна, то ли троюрна, я так и не поняла.

— Какая еще родственница?

— Иркина, говорю, родня. Не знала, что тетку убили, плакала даже, вот тут, на кухне-то у меня.

— Как звать сказала?

— Татьяной вроде кличут.

— Вроде, вроде!.. Сама ты Мавроди! Мы тебе, бабка, за какой хер такие деньги платим, чтоб ты всех секла, кто Иркиной квартирой интересуется, а ты что, ведьма старая, расспросить потолковее не могла?

— Антихрист ты, Петюня! Зачем поганые слова говоришь? Расспросила я, а то как же. Из Туркестану она, город, говорит, такой есть. Проездом. Посидела, поохала полчаса со мной и дальше на вокзал пошла. В Москву едет. У нас проездом, погостевать у тетки хотела… Как не расспросить, все расспросила.

— А как выглядела Танька эта?

— Молодая, однако…

— Тебе все, бабка, кому пятьдесят еще нет, молодыми кажутся…

— Бог с тобой, Петюня, скажешь тоже, пятьдесят… Лет двадцать — двадцать пять от силу Таньке той.

— Во что одета?

— По-дорожному. Брюки эти, как вы их кличете, джинсы, да куртка такая же точь-в-точь.

— Куртка что, на титьки прямо надета?

— Тьфу, богохульник! Свитер был у нее, черный.

— Говоришь, не знала, что Ирка померла? Свитер вот черный напялила.

— Дуб ты, Петюня, да какой же свитер в поезд надевают, белый, что ли?

— Ладно, бабка, получай свои часовые и смотри, чтоб в следующий раз фамилию гостей непрошеных узнавала.

Послышался шелест бумажек. Видимо, бабка смотрела их на просвет, потому что тот же голос хмыкнул:

— Чего проверяешь, полчаса как отпечатал.

Хлопнула входная дверь.

Я остановила запись: дальше ничего интересного не ожидалось.

— Ваши соображения, Татьяна? — поинтересовался у меня профессор.

— Полагаю, вас сильно ждут в сорок восьмой квартире, профессор. Придется уважить их ожидания.

— Вы что-то задумали?

— Посетить «малину», которую организовала ваша бывшая половина, — спокойно отвечала я.

— А если там ночует этот Петюня?

— Тем лучше, познакомимся поближе.

— Я вас не пущу, — возразил профессор. — Это опасно.

Я не знала, как мне реагировать на его последние слова. Смеяться прямо в лицо? Но побоялась обидеть этого еще вчера совершенно незнакомого мне человека.

— У меня работа такая, Михалыч, опасности преодолевать. Тем более что ты сам попросил меня решить твои проблемы.

— Вот именно. Я не хочу, чтобы из-за моих проблем ты получила пулю в лоб.

— Ничего страшного. Довези только тело до Тарасова и похорони там. Надеюсь, на могилку будешь приходить? — съязвила я.

— Ну у тебя и шуточки… Давай лучше подумаем, как тебя подстраховать.

Вот так незаметно мы перешли на «ты». И к лучшему, как оказалось. Для меня, по крайней мере.

Рассуждали мы так. Если Петя по ночам сторожит квартиру, то он наверняка получил приказ всех впускать, но никого не выпускать. Я позвоню в дверь, если он подойдет, скажу, телеграмма. Он волей-неволей откроет. Я его отключаю. Вхожу сама. За мной — стоящий на страховке профессор. Если на звонок никто не ответит, будем вскрывать дверь. Первой опять же пойду я. Петюня слышал рассказ старухи, ему будет интересно познакомиться с «родственницей», поэтому, надеюсь, убивать меня с ходу он не станет. Единственная неувязочка была в том, что Петя там может оказаться не один…

Как же быть? И тут до нас дошло, вернее, дошло до профессора. Вот что значит человек науки! Он вспомнил, что у нас есть направленный микрофон, который записывает все звуки в нужной квартире, надо только нацелить его на окно. Мы поднялись в подъезд дома, стоящего напротив. На лестничной площадке четвертого этажа, к счастью, оказалось темно. Договорились изображать влюбленную парочку, если кто-то будет проходить мимо. Аппаратура много места не занимала.

Раму открыли без труда, направили микрофон на нужные окна: хорошо, что все окна квартиры выходили на одну сторону. План мы нарисовали еще днем, ориентируясь по квартирам первого этажа. На кухне стояла тишина. Тихо было и в гостиной. Зато в спальне…

— Не спеши! Петька, куда ты спешишь?.. Вся ночь впереди. Фу, какой ты грубый… Возьму и не дам!

— Во, сука, не даст! Да за такие бабки ты у меня сейчас, падла, во все дырки возьмешь…

— По-моему, — заявил профессор, смеясь, — там сейчас явно не до нас.

Наши планы изменились. Пошли вдвоем. Открыли по-тихому, да и Петюне, занятому своей пассией, было не до шорохов в прихожей. Петли на входной двери не скрипели.

Даму я отключила с ходу. Петюню — со второго удара. Потом вдвоем оттащили их в гостиную и привязали к креслу. Осмотр квартиры и поиск необходимой нам фотографии взрослой Оксаны занял минут десять.

— Неплохо было бы узнать, кто посадил Петюню сторожить? — вслух задалась я вопросом.

Профессор кивнул в ответ, поколдовал над своим кейсом. Достал из него ампулу, одноразовый шприц. Сделал укол находившемуся без сознания Петюне. На мой вопросительный взгляд ответил:

— Сейчас будет говорить только правду, а когда очухается — про все забудет.

С Петюней пришлось повозиться. Правду этот здоровяк сказал только после второго укола. Часовым он был поставлен у ворот по распоряжению Кудрина. Ждать какого-то профессора. При появлении — захватить и по мобильному сообщить шефу. Все остальное решал Кудрин. Номер телефона мы запомнили. На всякий случай.

Покидая квартиру, мы оттащили голого Петюню в спальню, предварительно сделав аналогичный укол его даме. Поставленные «жучки» должны были утром зафиксировать результаты нашего опыта.

Светиться в гостиницах нам было ни к чему. Не исключено, что за квартирой наблюдали не только люди Кудрина, но и менты, к примеру. Далеко не случайной могла быть и попытка втянуть нас в драку в кафе на набережной. Пусть пока гадают, кто вторгся в их владения. Покрутившись по уже засыпающему Зареченску и убедившись в отсутствии «хвоста», мы облюбовали рощицу на окраине, куда под крону деревьев и укрылись вместе с «Москвичом». Опустили передние сиденья, достали из багажника надувной матрас, одеяла. Получилось неплохое гнездышко.

Что было ждать мне от той ночи? Я имею немалый опыт… Но только теперь, пробыв столько времени с Полежаевым наедине, стала понимать, чего я жду от настоящего мужчины.

Устроив постель, мы молча посмотрели друг на друга. Я достала мешочек с костями.

3+18+27.

«Жизнь живет надеждой одной, эта надежда — любовь».

Магические кости чувствовали мое настроение. Почувствовал это и Иннокентий. Мы закрылись в «москвичонке»…

Однажды я читала воспоминания любовницы американского боксера-профессионала Майкла Тайсона и не могла поверить, что она приходила в экстаз лишь от его губ, целующих ступни ее ног. Теперь я убедилась в этом на практике.

Утром решили сменить имидж путешественников на респектабельных деловых людей. Иннокентий брился, глядя в зеркальце дальнего вида «Москвича». За завтраком я обнаружила еле заметную царапину на правой стороне его шеи.

— Ты порезался?

Он провел пальцами по шее, кивнул:

— Зеркальце маленькое, неудобно.

Пододвинувшись к нему, я притянула его голову к себе и стала зализывать ранку. Оторвавшись, не смея поднять на Полежаева глаза, я прошептала:

— Мне страшно. Я привязываюсь к тебе все больше и больше, как собачонка. И даже готова зализывать все твои раны.

Он прижал меня к себе, поцеловал куда-то в ухо и прошептал в ответ:

— Поехали работать…

Глава 6 Неприятные деловые поездки

С утра мы решили посетить официальные учреждения — школу, где училась Оксана, и прокуратуру, которая вела дело об убийстве Ирины Полежаевой. Школа располагалась неподалеку от дома, поэтому по дороге мы слили на свой диктофон информацию с «жучков», установленных в квартире Ирины. Как и предполагал профессор, наши клиенты ночные события приняли за кошмарный сон:

— Манька, мы что с тобой ночью делали?

— Забыл уже? Трахались.

— А кто мне по шее дал?

— Во чудик, дед Пихто, вот кто.

Слышен скрип кровати. Петюня, видимо, встал, прошелся по квартире.

— Странно, двери заперты. И в доме все цело…

— Да что с тобой, Петька?

— Сон дурной приснился. Триллером называется. Будто входят двое, вырубают тебя и меня. Потом меня начинают пытать. «На кого работаешь, на кого работаешь?» — орут. Больше ничего не помню.

— А меня они не трахали?

— У тебя, дуры, одно на уме — лишь бы переспать с кем.

— Ладно, Петюня, я все равно ни с кем, кроме тебя…

Слышен звук смачного поцелуя. Монотонный скрип кровати свидетельствовал о характере их утренней зарядки.

В школу мы отправились вдвоем. Оглядевшись по сторонам вестибюля, увидели охранника в камуфляже, и Полежаев тоном, не терпящим возражения, обратился к нему:

— Здравствуйте! Проводите нас к директору!

Омоновец молча повел нас за собой на второй этаж. В приемной передал с рук на руки секретарю:

— К Капитолине Васильевне.

Директором оказалась дама средних лет в черном брючном костюме, неплохо сочетающемся со светло-розовой блузкой. Мне понравился и фасон жилета, не встречавшийся на других женщинах. Вытащив блокнот, постаралась его зарисовать. А Михалыч в это время «качал права».

— Добрый день! Вы — директор?

— Да, Савельева Капитолина Васильевна. С кем имею честь?

— Полежаев Иннокентий Михайлович, отец Оксаны Полежаевой из девятого класса. Моя племянница и адвокат — Иванова Татьяна Александровна.

Директор, не скрывая удивления, откровенно разглядывала Полежаева. Но сегодня внешний вид профессора вполне соответствовал его ученому званию. На нем был тот самый темно-серый костюм, в котором я впервые увидела доктора на набережной Тарасова, ослепительно белая рубашка, модный красный галстук. Все это дополнялось ароматом широко разрекламированных духов «Сикрет сервис». Под стать своему «дяде» оделась и я — строгая зеленая двойка, белая водолазка, деловой макияж и французский парфюм оттеняли имидж преуспевающего «адвоката».

— Можно посмотреть ваши документы? — тихо произнесла директор.

Полежаев протянул ей свой паспорт. Я потянулась к сумочке за своим, но директор лишь махнула рукой:

— Ваш мне не нужен.

Я удивилась:

— Что-нибудь не так?

— Нет, все в порядке, но… — Она сделала паузу. — Мне рассказывали про отца Оксаны… — Она явно старалась подобрать слова помягче, дабы не обидеть собеседников. — Говорили, что он алкоголик и бомж. Скатился до такого состояния после развода с матерью Оксаны…

— Этот бомж и алкоголик перед вами, Капитолина Васильевна! — улыбнулся Полежаев. — Теперь давайте разберемся, кто, когда и зачем сочинял обо мне такие сказки.

Савельева рассказала, что Оксана появилась в их школе шесть лет назад, когда заканчивала третий класс. Семья переехала из Германии. Получили квартиру. Материально хорошо обеспечены. Отец… Простите, отчим, тут же поправилась директор, занялся бизнесом, и весьма успешно. Мать не работала. Но последние два года с девочкой стало твориться что-то неладное.

У нее изменился адрес. Классный руководитель выяснила, что родители разошлись. Мать, не имевшая высшего образования, вынуждена была устроиться продавцом на лоток. Стала пить. Работала сменами — три дня работает, три — дома. Дни отдыха превращались в пьяные оргии. Оксана очень страдала. Она одна еле сдерживала мать: приходя из школы, разбивала бутылки с вином и водкой, выпроваживала непрошеных собутыльников.

— Представляете, пошла даже заниматься карате, чтобы справляться с матерью и ее случайными знакомыми! — доверительно сообщила директор.

— Девочка страдала, а школа безучастно смотрела на все происходящее? — строго спросил Полежаев.

— А что мы могли? — попыталась оправдаться директор.

— Элементарно! Вы поставили ее семью на учет как неблагополучную? Ходатайствовали перед комиссией по делам несовершеннолетних о лишении матери родительских прав и поиске родного отца? — наседала уже я.

— Последние два года Оксана все чаще проводила время у тетки со стороны матери, Ветровой Галины Анатольевны. Она мне и рассказала про вас эту нелепость. Об алкоголизме и прочем, — директор смутилась. — Зачем же мы станем искать родного отца, коль он еще хуже, чем мать? Тем более тетка обещала позаботиться о племяннице в случае чего… — Директриса пожала плечами, будто хотела сказать: «Ну что я еще могла сделать?»

— В случае чего? — уточнила я.

— Тетка прекрасно понимала, что ее сестра добром не кончит.

— И давно она вам об этом заявила?

— В этом году, после зимних каникул, — вспомнила Капитолина Васильевна.

— Чувствовала трагический конец и палец о палец не ударила для спасения собственной сестры? Как-то не укладывается в голове, — засомневалась я.

— Мы можем сейчас поговорить с дочерью? — спросил профессор.

— Безусловно, — подтвердила директор. — Я попрошу секретаря пригласить девочку.

Мы с Полежаевым удивленно переглянулись: неужели Оксана в школе и не случилось никакого похищения?

— Что-нибудь не так? — спросила теперь уже нас Капитолина Васильевна, заметив нашу реакцию.

— Посмотрим… — неопределенно ответила я.

Через несколько минут секретарь вернулась:

— Капитолина Васильевна, Оксаны Полежаевой в школе не было со дня гибели матери.

Директор посмотрела на нас:

— Сегодня пятый день пошел, ведь так?

Полежаев кивнул в знак согласия.

— Вероятно, она с теткой, — высказала предположение Савельева. — Мы в подобных случаях не беспокоим ребят раньше девяти дней, пока не кончится хотя бы этот траур.

— Вы уверены, что с девочкой все в порядке? — спросил ее Полежаев.

Директриса смущенно молчала. Тогда я задала предельно прямой вопрос:

— Капитолина Васильевна, к вам в эти дни никто не приходил из правоохранительных органов по поводу розыска Оксаны Полежаевой?

— Нет, — растерянно прошептала Савельева и замолчала в раздумье.

Молчали и мы, переваривая полученную от нее информацию.

— Что же нам теперь делать? — после затянувшейся паузы спросила окончательно сбитая с толку директор.

— Нам нужно побеседовать с классным руководителем Оксаны, ее друзьями, если таковые найдутся; желательно обнаружить хоть одну тетрадку с образцом ее почерка, — уточнила я план дальнейших действий.

Тетрадка с сочинениями нашлась на удивление быстро — Капитолина Васильевна оказалась и учителем литературы, ведущим уроки в 9-м «А», где училась Оксана. Классный руководитель, довольно молодая еще географичка Ольга Петровна, не менее директора была ошарашена внешним видом Полежаева-старшего. Беседа с ней и двумя подругами Оксаны мало что прибавили к рассказу директора. Но одна из девочек, Лариса, поделилась страшной тайной Оксаны — та дружила с Антоном, юношей из одиннадцатого класса. Разыскали Антона. Тот тоже долго не мог поверить, что сидящий перед ним благообразного вида седой интеллигент и есть отец его симпатии. Пришлось показывать документы. И тогда Антон «раскололся».

— Когда тетя Ира начала пить, Оксанка злющая стала, мать ругала последними словами. Собутыльников ее могла пинать до бесчувствия. Это ведь я ее за собой в секцию карате утянул. Про вас вспоминала. Сначала говорила, что вы… — Он смутился. — Ну, словом, такой, как мать. С год назад тетя Ира стала почему-то утверждать, будто вы профессор. Это правда? — Он выжидательно посмотрел на нас.

Полежаев кивнул:

— Правда, Антон, правда.

— Видите, а Оксана не верила. Говорила, тетка и отчим вас сначала бомжем, а потом профессором называть стали. Оксанка думала, что профессор — это кличка такая, воровская, что ли. Помните, как в кино у Гайдая, Доцент?

— Помню. Вот перед тобой вор в законе и сидит. А дальше-то что было?

— Оксана все равно мечтала вас разыскать и с матерью соединить. Говорила, пусть батька — бомж, но у нас есть где жить, я их обоих на ноги поставлю, по струночке ходить будут. Она ко мне до этого, когда в шестом, седьмом классе училась, часто домой приходила. У нас семья хорошая, дружная, мама, папа, я, сестренка младшая. Оксана видела, как мы живем. А потом тетя Ира с мужем развелась, пить начала, гулять. — Антон покраснел, посмотрев почему-то в мою сторону. — И Оксана перестала к нам приходить. Мы чаще всего бродили по улицам.

— Понимаю, Антон. Твои родители… запретили тебе встречаться с Оксаной? — высказала я предположение.

— Вы моих родителей совершенно не знаете. Мать с отцом очень Оксанку жалели. Они даже предлагали… Нет, вы не подумайте ничего плохого, я люблю Оксану! — выпалил отчаянно Антон.

— Мы не думаем плохо о тебе, — подтвердил Иннокентий Михайлович, потрепав парня по плечу. — Рассказывай.

— Предки, родители то есть, предлагали, уже давно, пусть Оксанка к нам переходит жить. Я бы ее до свадьбы пальцем не тронул. — Антон покраснел еще сильнее, чем в первый раз. — А она ни в какую! Плакала только сильно всякий раз, как к нам приходила.

— Понимаю. А давно вы с ней виделись последний раз? — поинтересовался Полежаев-старший.

— В день похорон. Оксана мне адреса тетки оставила, сказала, что пока поживет у нее. Тетка у Оксаны деловая баба… ой, извините, — Антон опять посмотрел на меня, — женщина деловая. У нее фирма своя, «Спаниель» называется.

— «Спаниель»? Выходит, Ветрова Галина Анатольевна — владелец или президент этой фирмы? — переспросила я.

— Да. Своих детей у нее нет, вот она в Оксанке и души не чает, одевает ее с ног до головы, обувает. Оксана думала, ей у тетки хорошо будет. Впрочем, теперь же вы нашлись, уж и не знаю… — Антон помолчал.

— Вы сказали, адреса оставила. Почему во множественном числе? — уточнила я.

— Так у тетки городская квартира, на улице Мичурина, и дача за городом, в поселке Лучистом. Оксанка рассказывала, на даче там клево… Хорошо то есть. — Антон поправился, памятуя о том, что он разговаривает с настоящим, а не липовым профессором и его адвокатом. — Там рядом озеро, пионерский лагерь, так и называется «Лучистый». Теперь, конечно, не пионерский, по-другому как-то звучит… — Юноша пытался вспомнить современное название бывших пионерских лагерей.

— Спортивно-оздоровительный? — подсказала я.

— Да, да, спортивно-оздоровительный! Лагерь и дача рядом с лесом сосновым, вы представляете, красота какая?

— А ты адрес на память помнишь?

— Помню. И номер телефона теткин помню, обычный, домашний, и мобильный. Я же в школу милиции хочу поступать, вот и тренирую память! — И он продиктовал нам все эти поистине бесценные сведения.

— У нас к вам просьба, Антон, — обратился к юноше Иннокентий Михайлович. — Мы видим, вы человек правильный и к Оксане хорошо относитесь. У вас есть домашний телефон?

— Конечно. А что нужно?

— Оксана знает ваш номер?

Антон усмехнулся: мол, взрослые, а глупые вопросы задают.

— Так вот, если она вдруг вам позвонит, скажет о чем-то, попросит помочь, вы сами ничего без нас не предпринимайте, а немедленно свяжитесь с нами. Вот номера наших мобильников. Один из них обязательно ответит. — Полежаев протянул Антону листочек со своим и моим номерами.

Антон мгновенно стал очень серьезным:

— С Оксаной что-нибудь случилось?

Мы переглянулись.

— Пока не можем сказать ничего определенного. Но не исключено, что Оксане угрожает опасность. Вот почему мы вас просим сейчас на всякий случай подежурить у вашего домашнего телефона. Вполне вероятно, что вы для нее в данный момент можете оказаться единственной надеждой и опорой, — озадачила я поклонника Оксаны.

— Можно, я с вами поеду? Я их всех поубиваю! — Кулаки Антона сжались.

— Куда поедем? И кого ты собираешься убивать? — пыталась я успокоить Антона.

— Вы же к тетке поедете, за Оксаной? Ведь вы ее не бросите, правда?! А поубиваю я всех, кто ее хоть пальцем тронет, на меня можно положиться, я карате уже четыре года занимаюсь и стрельбой из пистолета… Возьмите меня с собой, пожалуйста!.. — Юноша умоляюще смотрел на нас обоих.

— Антон, пойми, мы еще сами толком ничего не знаем, что с Оксаной, она просто не ответила на наш звонок. Вот и все. Пока все. А ты — ее друг. О том, что мы хотим с ней встретиться, она просто еще не знает. И считает тебя своим единственным спасителем. Это ведь здорово?! Поэтому у тебя ответственное задание, — продолжал убеждать Антона Полежаев.

— Как же, ответственное! Диспетчером на телефоне сидеть! — начал канючить Антон.

— Порой от одного телефонного звонка зависит жизнь человека, — очень серьезно произнесла я. — И ты сможешь ее спасти, если вовремя свяжешься с нами. Только про задание с телефоном — никому ни слова.

— А Оксане про вас рассказать можно, если позвонит?

— Можно! — хором выпалили мы оба.

Глава 7 Вас подстерегает серьезная опасность

Следующий визит в Зареченске состоялся в районную прокуратуру, что вела дело о смерти гражданки Полежаевой Ирины Анатольевны. Почему о смерти, а не об убийстве? Как назло, дело было передано только что назначенному следователю, пришедшему в органы прокуратуры сразу же после окончания Академии права.

Я ожидала чего угодно, но только не таких плачевных результатов. Следователь, круглолицый блондин с невыразительными глазами, громко отрекомендовавшийся Василием Платоновичем Назаровым, просто поражал своей детской наивностью.

Представившись адвокатом профессора Полежаева и показав имевшуюся в моем арсенале на подобный случай ксиву частного адвоката, я попросила следователя познакомить меня с материалами дела.

— Бывшая супруга вашего клиента умерла в результате несчастного случая, — безапелляционно заявил он в начале нашей беседы. — Уголовное дело закрыто.

— Позвольте спросить, коллега, на основании каких фактов вы пришли к столь решительному выводу? — поинтересовалась я у Назарова.

— После анализа всех имеющихся в деле материалов. Замки входной двери абсолютно целые, отмычками или подогнанными ключами их не открывали. Следов насилия или борьбы на теле Полежаевой не обнаружено. Анализ крови трупа показал присутствие в организме сильной дозы алкоголя, следовательно, накануне смерти Полежаева была попросту пьяна. На радиаторах отопления в спальне, где и обнаружен труп, есть следы крови. Следовательно, проводив гостей и собираясь лечь спать, Ирина Полежаева оступилась, упала и ударилась головой о чугунные радиаторы батареи центрального отопления. — Выражение лица Назарова свидетельствовало о его фанатичной уверенности в собственной правоте.

— Представим себе последние минуты Полежаевой несколько по-другому, — предложила я свою версию. — После ухода собутыльников появляется некто, чей приход не вызывает ее удивления или возмущения. Более того, достаточно много выпившая за вечер Ирина отправляется с этим субъектом в свою спальню, чтобы получить удовольствие не только от алкоголя. Она полностью доверяет этому мужчине, поэтому совершенно спокойно поворачивается к нему спиной. За сим следует удар топора — отработанный, точный. Череп расколот, смерть наступает практически мгновенно.

Кровь действительно попадает и на радиатор центрального отопления, но это вовсе не доказывает случайности гибели. Убийца убеждается в смерти своей жертвы, хладнокровно забирает с собой топор, кладет его, допустим, в обыкновенный черный пластиковый пакет, гасит свет, а затем спокойно покидает место преступления.

— Откуда вы знаете, что свет во всей квартире был потушен? — недоуменно спросил следователь. — Эта деталь потрясла меня больше всего. Она не связывала воедино все узелки версии о несчастном случае.

— По опыту, Василий Платонович, по собственному опыту. Если я ложусь спать одна, то верхний свет вырубаю первым, а нижний — в последнюю очередь, уже лежа в кровати. Если у меня гость, то скорее всего верхний и нижний свет будут потушены сразу. Знаете ли, очень приятно раздеваться в его объятиях в ночном полумраке. — Я томно закатила глаза.

— С вами трудно спорить, госпожа адвокат, — согласился следовательский молодняк. — Но родственники умершей не предъявляют никаких претензий, они согласны с версией несчастного случая.

— Вы работаете в интересах родственников потерпевшей или в интересах закона? — очень спокойно произнесла я провокационную реплику. — Если моя версия верна, то убийца ходит на свободе и может продолжить свой кровавый счет.

Следователь молчал, тогда я перешла в наступление:

— Как прокуратура следит за соблюдением законности в своем районе? Пятнадцатилетнюю девочку, дочь погибшей, почему-то забирает ее тетка. И это при живом отце, который не лишен родительских прав. — Я выжидающе посмотрела на следователя.

— Мы не располагали адресом отца девочки. Тем более что родственники Оксаны со стороны матери отрицательно характеризовали его! — объяснил Назаров свое бездействие. — Кстати, можно поинтересоваться родом его занятий?

— Заведующий кафедрой, профессор Тарасовского технического университета, — отрекомендовала я своего клиента.

Василий Платонович просто развел руками.

— Кстати, товарищ Назаров, а почему квартира погибшей в отсутствие дочери превращена фактически в притон, очевидно, бывшими знакомыми умершей?

В этот раз следователь не стал уточнять, откуда я располагаю подобной информацией. Он только начертал несколько строк в своем настольном календаре.

— И еще, Василий Платонович. — Я подвинулась чуть ближе к нему, дабы показать всю значимость предстоящей фразы. — Я прошу вас по своей линии или совместно с органами опеки и попечительства заняться вопросом передачи несовершеннолетней, оставшейся без попечения матери, родному отцу.

Следователь согласно закивал, записывая и это в свой календарь.

— Интересно, нам кто может быть полезнее: следователь-новичок или подкупленный убийцами страж закона? — спросил меня Полежаев, когда я села в машину.

— Очевидно, новичок. Если он заметит свет в конце тоннеля, начнет землю рыть, раскапывая дело, — предположила я.

— Да, пока Васю самого не закопают, — с грустью согласился профессор. — Кстати, зачем ты сдала ему Петюню и его компанию?

— Для активизации наших противников. А то получается, что замочили бедную женщину и думают, что все это сойдет им с рук? — возмутилась я.

Ужинать в этот раз мы решили в придорожном кафе на выезде из Зареченска. Достаточно громкое название — «У Ашота» — обещало кавказскую кухню. Так и оказалось. Повара кавказской национальности предложили люля-кебаб, очень напоминающий разновидность шашлыка, с той лишь разницей, что между ломтиками мяса лежали обжаренные спелые помидоры. Палочки люля-кебаба внушительными размерами напомнили моему спутнику шашлык на озере Рица в Абхазии, которое он посещал неоднократно в благословенные советские времена. У меня же они не вызвали ровным счетом никаких ассоциаций.

Разомлевшие после сытного ужина, мы несколько минут молча сидели в машине, соображая, что делать дальше. Заканчивалась среда. Предпринимать что-либо на ночь не имело смысла. Как говорится, береженого бог бережет. Устраиваться на ночлег было рановато. В запасе имелась еще пара солнечных часов.

Интуитивно я понимала, что вторая часть этого дела будет гораздо серьезнее. Перед сложной работой надо расслабиться, дать нервам отдохнуть. И тут у меня мелькнула шальная мысль. Я давно подозревала, что эта весна может подействовать на меня совершенно непредсказуемым образом. Так и есть! Я сошла с ума! Именно сейчас мне захотелось сделать самую большую глупость в своей жизни.

— Михалыч, поехали купаться! — Я потянулась, разминая утомленные кости.

— Поехали, только учти, я плаваю как топор, — сразу предупредил меня профессор, будучи скорее всего тоже в состоянии легкого помешательства.

Стояла на удивление безветренная и теплая для середины апреля погода. Минут через пятнадцать мы нашли подходящее местечко. Волга образовывала здесь небольшой заливчик, к которому почти вплотную подходила березовая рощица. Местечко было достаточно далеко от трассы, а за деревьями машину и нас не увидеть с дороги.

Когда расположились, выяснилось, что ни у него, ни у меня нет с собой купальников.

— А зачем они нам, милый? — наивно спросила я профессора, целуя его и расстегивая рубашку. «Господи, прости меня, грешную, я совсем потеряла голову!» — промелькнуло у меня в голове.

Взявшись за руки, поеживаясь от теплого, но все-таки весеннего ветерка, мы вошли в воду. Вода оказалась ледяной!

— Раз, два, три! — не отпуская руки Полежаева, как в детстве, отсчитала я, а потом отважно вместе с ним окунулась по шейку. Это был постине подвиг!

В воде мы выдержали самое большее две минуты. Выбравшись на берег, что было сил побежали к машине. Иннокентий схватил, к счастью, заранее приготовленное махровое полотенце и принялся растирать меня до красноты. Сухая и согретая, я проделала с ним ту же процедуру. Одеваться никто не спешил. Но порыв ветра напомнил, что на дворе всего лишь середина апреля, а не разгар июля. Нырнули в гостеприимно открытый «москвичок», благо сиденья мы догадались опустить загодя. В «бардачок», еще в Тарасове, перекладывая вещи из своей машины, я спрятала НЗ — бутылку марочного кизлярского коньяка.

Следующие мгновения больше напоминали сказочный сон. Согревшись рюмкой дагестанского коньяка, мы потянулись друг к другу… Как описать то чудо, что называется любовью? Нет, не сексом, а именно любовью? Пожалуй, первый раз в жизни я восторгалась огнем мужских глаз, охватывающих меня, дрожала от прикосновения его рук к локтям, подмышкам, позвоночнику, которые никогда прежде не вызывали у меня такого возбуждения. Сливаясь с ним в одно целое, я шептала совершенно искренне: «Я люблю тебя, милый!» — и радовалась, что Полежаев не лжет мне, ведь он не говорил тех же слов, он просто восторгался мною…

Стемнело, когда, укрывшись одеялами, мы успокоились, просто прижавшись друг к другу.

— Как тебе будущий зять? — спросила я ученого, удобно положив голову на его грудь.

— Антон? — переспросил профессор. — Дай бог, чтоб он не растерял этих чувств с годами.

— Удачей для нас станет выход Оксаны на связь с ним, — подумала я вслух.

— Татьяна, а если Галина тут вовсе ни при чем, а похитители Оксаны решили убить сразу двух зайцев? — высказал предположение Полежаев.

— То есть?

— Антон же сказал, что тетка — деловая женщина и достаточно богатая. Оксана — единственная наследница ее состояния. Похитители могли предъявить ультиматум Ветровой, именно с нее запросив деньги. — Профессор пытался выстроить логическую цепочку действий преступников.

— Но откуда тогда похитители узнали про существование отца девчонки, коль скоро они охотились за богатой тетушкой? И номер твоего телефона, которого нет в открытом справочнике? Если бы преступники предъявили ультиматум Ветровой, по логике вещей, она позвонила бы тебе сама: под угрозой находится жизнь не ее, а твоей дочери, — разбивала я доводы Михалыча. — Нет, ты просто надеешься на благородство бывших родственников, только и всего. Пойми, преступники никогда не станут гнаться одновременно за двумя зайцами, требовать деньги от тетки и непонятно для чего вызывать родного отца похищенной девчонки. В их действиях трудно проследить логику. А между тем об исчезновении девочки не подозревают не только в школе — ладно учителя лопухнулись — понятно, тетка успела завоевать авторитет в глазах педагогов, — но даже и в прокуратуре. Выходит, никто не обращался в правоохранительные органы по поводу похищения несовершеннолетней Полежаевой. Нет, родной мой, ты не прав!

— Может, это как раз и доказывает мою правоту. Запугали богатенькую тетку, вот она и молчит. — Как любой мужик, Полежаев непременно хотел, чтобы истина была на его стороне.

Я между тем задумалась над этим словосочетанием — «родной мой». Удивительное дело! С момента нашего знакомства не истекло еще и трех суток, а мне казалось, что я знаю Полежаева всю жизнь. Он действительно очень быстро стал мне самым родным человеком. Что касается местоимения «мой» — тут я, пожалуй, перегнула палку.

— Ты что замолчала, Тань? Засыпаешь? — переспросил Михалыч, целуя меня, как маленькую, в кончик носа.

— Нет, — ответила я. — Думаю, как иногда коварны могут быть женщины ради достижения своего счастья.

— Ты имеешь в виду Галину Ветрову или себя? — уточнил профессор.

— Ее. А ты бы хотел видеть и меня коварной? — усмехнулась я.

Михалыч помолчал несколько секунд, а потом вдруг перевернул меня на себя, обнял так, что мне стало трудно дышать, и прошептал мне в левое ухо:

— Я не знаю, чем закончатся наши с тобой отношения и закончатся ли они вообще когда-нибудь. Но уверен в одном: ни я ни ты не предадим друг друга и наши чувства. Что бы ни случилось…

Мой долгий поцелуй и все остальное были достойным ответом на его прекрасные слова.

Глава 8 Рядом с вами коварные враги

Начать четверг я решила со знакомства с госпожой Ветровой. Самый удобный повод для этого — представиться журналисткой солидного издания, например, «Молодежной газеты». У меня даже благодаря давнему поклоннику из Союза журналистов России имелось фирменное удостоверение — пластиковая карточка с моей цветной фотографией, логотипом «Молодежной газеты» и гордой надписью: «Специальный корреспондент».

За завтраком мы четко отработали легенду. Крупнейшая российская ежедневная газета планирует разворот с очерком о деловой женщине из провинции, как говорят американцы, «бизнесвумен». С фотоснимками, разумеется.

Для этого, естественно, надо было собрать немало материалов, посмотреть на леди со всех сторон — на работе, дома, во время отдыха. Словом, я надеялась на гостеприимство госпожи Ветровой и авторитет центральной газеты: какая деловая женщина не клюнет на возможность рекламы ее бизнеса на все СНГ и значительную часть дальнего зарубежья?

Легенда давала мне возможность войти в доверие к героине будущего материала, не тратить времени и не возбуждать ничьих подозрений относительно поисков ее квартиры, дачи, офиса. Делом техники тогда являлась установка «жучков» во всех местах ее вероятного появления.

Мой… — теперь я даже не знала, как назвать точнее Полежаева, — клиент, помощник, любимый? — собирался серьезно страховать меня на всем протяжении операции. Другой бы спорил, я не стала.

Около часа для рекогносцировки местности мы покружились по обеим частям Зареченска. Завтракали в кафе на местном Бродвее — улице Народовольцев. Интересно, как в водовороте современных веяний уцелело это название? Впрочем, вдаваться в политические подробности было некогда: по дороге от платной стоянки к кафе мы заметили купеческий особняк конца ХIХ века, на первом этаже которого располагался магазин под вывеской «Спаниель».

Сверив часы, договорились встретиться в восемь вечера у гостиницы «Звездной». Полежаев занялся подсобной работой: отправился в поход по книжным магазинам за картой-схемой Зареченска и окрестностей.

— Тебе что, плана в «Атласе автомобильных дорог» мало? — поинтересовалась я у него. Но, в конце концов, чем же заниматься целый день? Пусть хоть ищет карту. Заодно он решил разыскать и улицу Мичурина, на которой жила Галина Ветрова. Приближаться близко к дому, обследовать его подъезды я не советовала — за квартирой бизнесменши могло быть установлено наблюдение, а похитители наверняка знали профессора в лицо. Поэтому его действия по нашей договоренности должны были состоять только в общем обзоре: найти улицу, дом, пройти мимо, осмотреться. Никаких активных действий, лишь времяпрепровождение.

Я же пошла ва-банк.

Магазин на первом этаже старинного купеческого особняка ничем особенным не отличался от тысяч себе подобных, привольно раскинувшихся нынче на просторах матушки России. Телевизоры, видео— и аудиотехника, компьютеры, сопутствующие им товары заполняли прилавки, стеллажи и витрины «Спаниеля». Производители достаточно известные: «Сони», «Филипс», «Эл-Джи», «Самсунг электроникс». Можно было встретить и отечественные образцы — «Рекорды», «Радуги» и «Горизонты», что весьма нетипично для отечественной торговли.

Покрутившись по торговому залу, я заметила определенную закономерность в расположении секций. В советский период они строились по принципу предназначения техники — телеаппаратура, радиоприемники, канцтовары и так далее. Здесь же в каждой секции были представлены все виды продающейся в магазине техники.

Потом я сообразила: товары, оказывается, были сгруппированы по ценам, рассчитаны на покупателей с разным достатком. Прямо как на Западе. Для самых бедных — товары попроще, без современных «наворотов». Клиенты посолидней имели возможность взять технику покруче. Наконец, «новые русские» могли купить самый последний писк технической моды — домашние кинотеатры, музыкальные центры с компьютерным программным управлением, комплекты спутниковых антенн и тому подобные вещи. Магазин был способен удовлетворить запросы всех категорий клиентов. Обратила внимание я и на кадровый состав продавцов: в основном это были молодые люди от двадцати лет, прекрасно сложенные, с привлекательной внешностью.

К одному из таких консультантов я и обратилась за помощью после достаточно долгого изучения содержимого магазинных полок. Вышколенность обслуги в фирме была явно доведена до полной кондиции. Молодой человек не стал задавать лишних вопросов.

— Офис на втором и третьем этажах этого же здания. Вход со двора, — четко объяснил мне консультант, проводив до выхода и показав, с какой стороны здания удобнее зайти к руководству.

Поднявшись на второй этаж и толкнув массивную дверь из натурального дерева, я очутилась в просторном вестибюле. За небольшой конторкой сидел парень в камуфляже. Нашивки на груди гласили: «Спаниель. Служба безопасности». При моем появлении охранник галантно поднялся:

— Чем могу служить?

— Мне хотелось бы встретиться с кем-нибудь из руководства, желательно с президентом фирмы или генеральным директором, как там у вас правильно называется первое лицо? — спросила я.

— Генеральный директор Ветрова Галина Анатольевна. Кабинеты руководства на третьем этаже. Вы подниметесь сами или вызвать референта? — спросил меня секьюрити.

— Предпочитаю сама. Спасибо за информацию. — Я повернулась и вышла на лестницу.

На третьем этаже сцена повторилась с той лишь разницей, что охранников здесь было двое и один из них на мой прямой вопрос о возможности встречи с госпожой Ветровой проводил меня в приемную генерального директора.

Приемная как-то сразу убеждала, что хозяйка фирмы — женщина. Это чувствовалось и в подборе тончайшего тюля на окнах в тон обоями, и в ухоженности цветов в нарядных кашпо; мужики — «новые русские» — предпочитают искусственные цветы, которые не надо поливать, подкармливать, словом, возиться с ними; и в подборе сотрудников приемной — это были снова мужчины в расцвете лет.

Один из двоих сотрудников, броской внешности брюнет в коричневом костюме с фирменным бэйджем на лацкане пиджака, из которого следовало, что его обладатель — референт генерального директора Власов Павел Семенович, подошел ко мне.

— Слушаю вас! — Он вопросительно посмотрел на меня.

— Мне необходимо встретиться с Галиной Анатольевной, — тоном, который давал понять, что другие сотрудники фирмы в моем внимании не нуждаются, ответила я.

— Представьтесь, пожалуйста, — попросил референт.

Для начала я повернулась к нему вполоборота и начала снимать свой плащ. Вышколенному референту ничего не оставалось, как помочь мне раздеться.

— Татьяна Александровна Иванова, «Молодежная газета», — выполнила я требование референта, вынув из сумочки пластиковую карточку сотрудника газеты.

— Вам придется немного подождать. Галина Анатольевна разговаривает со своими заместителями. Как только она освободится, я доложу о вас. Присаживайтесь, пожалуйста! — Власов показал на два глубоких кресла у журнального столика в правом от входа углу приемной. — Чай, кофе, проспекты о нашей фирме?

— Проспекты и кофе, — выбрала я.

— Черный, с молоком, сливками?

— Черный. — Я вообще практически не пила кофе с молоком, вычитав когда-то в «Науке и жизни», что британские медики установили канцерогенность соединений, образующихся от смеси кофе с молоком. Провоцировать страшную болезнь, понятно, мне как-то не хотелось.

Ожидание не затянулось. Я едва успела выпить чашечку огненного и довольно приятного для казенного дома кофе, как из кабинета Ветровой один за другим вышли четверо: дама немолодого возраста в сером костюме и трое мужчин — все как на подбор рослые, крепкие, с выправкой, которая без документов подтверждала неравнодушие хозяйки «Спаниеля» к бывшим кадровым офицерам.

Видимо, здесь не принято было докладывать о посетителях по телефону или через громкую связь: Власов сам зашел в кабинет, а через несколько секунд уже распахнул двери, любезно приглашая меня переступить его порог.

Хозяйка поднялась мне навстречу из-за рабочего стола — круглолицая среднего роста шатенка (по крайней мере, в сегодняшнем варианте), одетая в серый брючный костюм, оттеняемый бледно-голубой блузкой. Минимум косметики, лишь серебряное кольцо с янтарем на левой руке, коричневый лак на ногтях в тон помаде, строгая стрижка, уложенная с утра феном. Очки в яркой оправе со стеклами «хамелеон» дополняли портрет сорокалетней владелицы «Спаниеля».

— Рада познакомиться! Галина Анатольевна Ветрова! — Рукопожатие было достаточно крепким, уверенным.

— Татьяна Александровна Иванова! «Молодежная газета», Москва, — представилась я, улыбаясь как можно шире.

— Вот и чудненько, располагайтесь! — Ветрова усадила меня за длинный стол для совещаний, а сама обратилась к референту, безмолвно дожидавшемуся указаний: — Павел, меня ни для кого нет!

Власов кивнул в знак глубочайшего понимания распоряжения и вышел.

— Что привело вас, Татьяна Александровна, в наш богом забытый городок? — Улыбка Ветровой демонстрировала ее безмерное уважение к представителю центральной прессы.

— Желание рассказать на страницах нашей газеты о деловой женщине из провинции, — начала я излагать легенду. — Редакция поручила мне подготовить разворот на эту тему. Как сейчас принято: трудное детство, работа за гроши при социализме, безработица в начале ельцинских реформ, поиск своего дела, удачный старт, небольшая финансовая империя в итоге. И, конечно же, личность бизнесвумен — ее обаяние, семья, хобби, обширные планы на будущее. С фотографиями. Героиня в ползунках, на школьной скамье, деловом совещании, на отдыхе — рыбалка, охота…

По реакции лица Ветровой чувствовалось: она осталась довольна изложенной программой, однако Галина Анатольевна не теряла бдительности.

— Как вы нашли меня? Неужели в столице знают о моей скромной персоне?

Подобный вопрос не застал меня врасплох:

— В редакции мы определили область. Ваш губернатор достаточно известная личность, все-таки вице-спикер Совета Федерации. А дальше дело техники — беседы в областной администрации, мэрии. После ввода в мозги ваших чиновников требуемых параметров — пол, возраст, средний класс, деловая хватка — они и выдали пару фамилий, — смеясь, объяснила я технологию журналистского поиска.

Видимо, мое объяснение удовлетворило Ветрову.

— Каким временем вы располагаете для общения со мной? — деловито поинтересовалась она.

— До субботы. — Я помнила, что до вечера пятницы я во во что бы то ни стало должна найти и спасти Оксану.

— Чудненько! — вероятно, это слово было ее любимым. — Тогда прямо сейчас и составим программу нашей совместной работы. Время неумолимо движется к обеду… — Галина Анатольевна раздумывала несколько секунд. — До обеда мы с вами объезжаем мои владения. Обедаем в ресторане «Космос». Затем снова беседа в офисе, знакомство с ведущими сотрудниками фирмы. Ближе к вечеру посетим «Расцвет» — культурно-развлекательный комплекс, гордость нашей фирмы. Там, кстати, неплохая сауна. Ужинаем у меня дома в узком кругу. Кстати, где вы остановились, в «Звездной»? — уточнила хозяйка.

— Нет, у меня здесь дальние родственники. Прямо в центре, проспект Народовольцев, — отозвалась я.

— Сегодня навещаете родственников, согласна. Но завтрашний день проводим на моей даче в поселке Лучистом. Там великолепная природа, мои ребята делают изумительные шашлыки. Бассейн с подогревом воды, солярий приведут вас в форму после нудной и нервной журналистской работы в Москве. — Галина Анатольевна вопросительно посмотрела на меня.

Что и говорить, я была довольна программой.

— В субботу — завершающая часть визита. Ответы на невыясненные вопросы, расплата. — Ветрова делала пометки в деловом ежедневнике.

— Какая расплата? — несколько тревожно спросила я.

— Таня… Кстати, можно вас так называть? — Увидев мой кивок согласия, она продолжала: — Так вот, Таня, я деловая женщина и прекрасно понимаю, что реклама бесплатной не бывает. О конкретной сумме мы договоримся за эти дни. И не волнуйтесь, ни редакция, ни налоговая об этом не узнают. — Ветрова пожала плечами, как бы говоря: «Неужели я ничего не понимаю во всем этом?..» — Вы позволите, я дам соответствующие указания моим сотрудникам? А вы, Танечка, пока отдыхайте. — Ветрова поднялась и вышла в приемную.

Я огляделась. Огромный аквариум занимал часть стены напротив окна. Телемонитор в углу демонстрировал происходящее в торговом зале магазина. Видимо, подобные камеры были установлены во многих местах. Интересно, просматривают ли они хозяйский кабинет? Если даже и просматривают, мое занятие незримым наблюдателям должно показаться совершенно невинным.

Открыв сумочку, я вынула зеркальце, губную помаду, подкрасила губы. Поправила колготки, позволив возможным камерам увидеть линию моих ног почти до бедер. Потянулась, упершись руками о стул. Этого движения вполне хватило на прикрепление «жучка» к внутренней поверхности стула. Успела вовремя — через пару секунд в кабинет возвратилась хозяйка.

— Вы не скучали? Тогда начнем!

Глава 9 Вы подвержены влиянию непорядочного человека

Осмотр «Спаниеля» начался с торговых залов. Сотрудники фирмы не высказывали ни малейшего удивления по поводу появления в магазине шефини с какой-то гостьей. Ветрова между тем объясняла уже подмеченный мною принцип распределения товаров.

Чтобы сохранить амплуа журналистки, мне пришлось проявлять неподдельный интерес к предмету разговора и задавать разные вопросы, на которые только была способна моя фантазия.

У входа в магазин нас ждали черная «БМВ» и улыбающийся Павел Власов. Ветрова повезла меня знакомиться со своими владениями. В Зареченске они состояли из трех магазинов, аналогичных центральному, и культурно-развлекательного комплекса «Расцвет», представляющего собой нечто среднее между Дворцом культуры и спортивной секцией, где юноши и девушки занимались бодибилдингом, восточными единоборствами и прочими популярными нынче видами спорта.

— Комплекс приносит доход или это меценатство широкой русской души? — поинтересовалась я у хозяйки.

— Концерты, творческие встречи с известными актерами, конечно же, доходны. Плата за спортивные секции обычная, как и во всех подобных учреждениях города. Но только у нас бесплатно принимаются в секции дети бюджетников — коммунальщиков, врачей, учителей, — с гордостью заявила мне Галина Анатольевна.

«БМВ» между тем уже подвозила нас к ресторану «Космос». Зал ресторана был стилизован под картину Вселенной. Стены и потолок расписаны темно-фиолетовыми тонами. Наверху, как в планетарии, мерцали звезды Млечного Пути, а на стенах — пейзажи неведомых планет. Столики и кресла также были выполнены в космическом стиле.

В этот обеденный час посетителей в ресторане было не так уж много. Мы разместились за одиноко стоящим столиком, сервированным на две персоны. Референту накрыли чуть в отдалении. Власов прекрасно видел нас, при желании хозяйки мог подойти в любую минуту, но не мешал нашей беседе.

Официант в темно-синей униформе, отдаленно напоминавшей рабочий комбинезон космонавта, поздоровался и протянул каждой из нас меню. Впрочем, Ветрова в него почти не заглядывала. Мясо по-охотничьи, окрошка и разнообразные салаты на вкус официанта представлялись удачным решением сегодняшнего вполне делового обеда. Закрывая меню, я обратила внимание на суперобложку: там красовался логотип «Спаниеля» — собачья морда соответствующей породы.

— Ресторан входит в вашу империю, Галина Анатольевна?

— Заметили? — удовлетворенно произнесла Ветрова. — Да, «Космос» тоже наш.

— Уместно спросить, что же в Зареченске принадлежит не вам?

— Многое, еще очень многое. Я пока что бизнесвумен средней руки, — поскромничала Ветрова.

— Тогда объясните мне прежде всего смысл названия вашей фирмы, я со вчерашнего дня теряюсь в догадках: профиль торговли теле— и радиотехника, компьютеры; теперь увидела культурно-развлекательный комплекс, ресторан, но при чем здесь «Спаниель»? Ведь, насколько мне помнится, спаниель — это порода собак? — Я промочила горло глотком минеральной воды.

В это время официант принес заказ.

— Сначала, Таня, давайте выпьем за знакомство! — предложила бизнесвумен, разливая по рюмкам коньяк. — Пью я относительно мало, но сегодня такой случай, грех не воспользоваться…

Коньяк приятно обжег горло. Маринованные грибочки я просто обожала. Заметив мое пристрастие к этому салату, Галина Анатольевна продолжила разговор:

— У нас с вами и вкусы совпадают. Не люблю заедать коньяк шоколадом или лимоном. Грибочки, соленые огурчики — чисто по-русски… Так о названии. Спаниель — одна из древнейших пород. Кроме того, это едва ли не первая порода, обученная сложному и ответственному делу — участию в охоте. Спаниели происходят из Испании. Что мне вам про Испанию рассказывать, коль вы там наверняка бывали? Так вот, спаниели — прирожденные охотники. Современный спаниель, участвуя в охоте с ружьем, бежит впереди хозяина, прочесывая поле из стороны в сторону. Там, в Испании, я и увидела спаниелей и поняла, что во мне что-то есть от них. Вероятно, в своей предыдущей жизни я была охотничьей собакой, потому что люблю азарт поиска своей ниши, охоты за прибылью, борьбы с конкурентами. Вот где кроется смысл названия фирмы.

— А настоящих спаниелей вы держите дома? — догадалась я.

— На даче. Дома терпеть не могу никакой живности. На даче же огромный участок, простор для них. — Ветрова снова наполнила рюмки коньяком. — За наше сотрудничество! Не скрою, обрадовалась вниманию моей любимой газеты. Женщине всегда приятно, когда ее замечают, не правда ли, Танюша? Кстати, как там поживает Василий Михайлович?

Слава богу, угораздило не выдать себя за корреспондента «Известий»! «Молодежку» я, к счастью, любила читать, поэтому сообразила, что Василий Михайлович — это Тестов, ведущий «Взгляда в природу».

— Бодренький, несмотря на возраст. Мы, молодежь, учимся многому у ветеранов.

— Так давайте выпьем, Таня!

Нет, пить много сегодня не следовало. Хотя коньяк и хороший, но, если учесть разнообразие дневной программы и предстоящее посещение сауны, со спиртным лучше не торопиться. Впрочем, в сумочке у меня лежали таблетки, применяемые в спецслужбах. Они обеспечивали трезвый ум при любом количестве выпитого спиртного. Правда, утренний «отходняк» после них был достаточно тяжел, особенно для женщины, поэтому надо отвлечь внимание госпожи Ветровой от бутылки.

— Как же вы, уважаемая Галина Анатольевна, нашли свою нишу в наше достаточно непростое время? — проявила я живейший интерес к биографии гостеприимной хозяйки.

— Жила-была обыкновенная учительница физики, в начале ельцинских преобразований почувствовавшая, что ее зарплаты не хватает даже на несколько дней нормальной жизни. Худо-бедно разбираясь в технике, я поняла — нашему потребителю надо дать качественный товар. Начинала с палатки на местном вещевом рынке. Товар привозила из Москвы, как и большинство челноков, а здесь просто перепродавала. На скромную жизнь хватало. Но хотелось большего. И я взялась! — Она засмеялась.

— Даже у Золушки были покровители — Фея, Принц. Откуда же у рядовой российской учительницы нашлись деньги на развертывание бизнеса? Одно дело — палатка на вещевом рынке, совсем иное — ваша нынешняя империя! Если можно, конечно, — немного об источниках первоначального капитала! — Я же в конце концов готовлю статью в солидное издание.

— Слышали, Таня, анекдот времен еще моей советской молодости? Грузина вызывают в ОБХСС и спрашивают: «Гиви, откуда ты взял деньги на „Волгу“?» — «Продал „Жигули“, чуть-чуть добавил и купил». — «Откуда тогда взял деньги на „Жигули“?» — допытывается въедливый милиционер. «Продал „Москвич“, чуть-чуть добавил, купил „Жигули“». — «Хорошо, — пытает опер, — а на „Москвич“ где деньги взял?» — «Продал „Запорожец“, чуть-чуть добавил, купил „Москвич“», — грузин начинает злиться непонятливости служителя закона. «„Запорожец“ на что приобрел?» — не отстает мент. «Мотоцикл с коляской, „Урал“ называется, продал, чуть-чуть добавил, купил „Запорожец“, совсем, что ли, ничего не понимаешь, а, дорогой?» — нервничает грузин. Милиционер вытирает пот со лба и устало спрашивает: «Гиви, а мотоцикл с коляской на что приобрел?» — «Велосипед продал, чуть-чуть добавил, „Урал“ купил!» — уже громко отвечает грузин. «Велосипед-то на что купил?» — доканывает его милиционер. «А вот за велосипед, дорогой, я уже отсидел!» — Ветрова хохочет, довольная произведенным эффектом. — Нет, нет, я в ладах с законом! Обыкновенный кредит в одном из банков в 1993 году. Его хватило на приобретение трехэтажного особняка, ремонт и закупку большой партии товаров. А дальше пошло…

— Вы по-прежнему отовариваетесь в Москве или вышли на прямые поставки? — Мне самой уже стало любопытно, как обыкновенные русские женщины становятся преуспевающими бизнесменами, то есть бизнесвумен.

— Теперь уже прямые поставки со всех отечественных заводов-изготовителей, а с зарубежными фирмами связь поддерживаю через их представительства в Москве. Иначе не выжить. Если вы пишете на экономические темы, то знаете, чем меньше посредников в цепи от производителя до прилавка, тем ниже цены для покупателей. Этим я и беру. У конкурентов в Березовске и области цены значительно выше, чем у меня. — Чувствовалось, что Ветрова с удовольствием рассказывает мне о своих достижениях.

Беседуя с ней, я пыталась понять, кто передо мной: действительно обычная деловая женщина, полностью отдающаяся работе, вкалывающая по 24 часа в сутки, как все порядочные капиталисты за рубежом, способная обойти конкурента в жесткой борьбе, но не способная играть жизнями своих родственников? Или крайне расчетливая и циничная женщина-мафиози, для которой жизни сестры и племянницы ровным счетом ничего не значат?

Только вот как бы потактичнее выйти на тему о родственниках? «Не торопись, однако, — приказала я сама себе. — Случай еще представится». Конечно, гнать лошадей не стоило, это могло бы вызвать обоснованные подозрения, но уж больно спокойна была эта дама, у которой злоумышленники украли единственную племянницу!

— Есть еще какие-нибудь ноу-хау вашего успеха? Если, конечно, вы не боитесь раскрыть их на страницах нашей газеты. Конкуренция есть конкуренция…

— У нас есть центр сервисного обслуживания техники, проданной в наших магазинах. Гарантия обычная. Ее срок устанавливают фирмы-производители. По истечении же этого срока ремонт все равно значительно дешевле, чем в других мастерских. Потом мы по желанию покупателей производим замену, к примеру, телевизора на более усовершенствованную новую модель, забирая ваш старый аппарат. Помните, как в добрые советские времена? Подержанные вещи проходят профилактику, мелкий ремонт и продаются по сниженным ценам для неимущих слоев населения. Это привлекает к нам покупателей. Впрочем, подробно о системе работы мы поговорим с ведущими специалистами фирмы через несколько минут, — добавила Галина Анатольевна, посмотрев на часы.

Мы как раз поглощали десерт — кофе с мороженым. Ветрова подняла руку. Скучавший неподалеку за столиком референт незамедлительно подошел.

— Расплатись, и едем в контору. — С подчиненными Ветрова не отличалась многословием.

Власов рассчитался с официантом и позаботился о машине. «БМВ» ждала нас у входа в ресторан.

Приехав в офис, мы прошли с хозяйкой сначала в комнату для отдыха и, расслабившись, сидели на диване, пока в кабинете собирались руководящие сотрудники «Спаниеля». Постучавшись, Власов доложил, что все готовы.

— Идемте, Таня! — Галина Анатольевна пропустила меня вперед.

В кабинете за столом заседаний сидели те четверо, виденные мною еще утром, что вышли из кабинета Ветровой, когда я ждала ее. При нашем появлении они поднялись. Референт занял, видимо, привычное для него место секретаря у отдельно стоящего небольшого столика. Генеральный директор, как и полагается, — во главе стола, показав мне на место по правую руку от себя. Только после этого сели все остальные.

— Разрешите представить вам нашу гостью из Москвы, известную журналистку из «Молодежной газеты», Татьяну Александровну Иванову.

«Известная журналистка» приподнялась, давая всем возможность обозреть себя.

— Познакомьтесь с моими ближайшими помощниками. — Ветрова начала представлять присутствующих в том порядке, в каком они сидели слева от нее. — Заместитель генерального директора «Спаниеля» по общим вопросам, словом, моя правая рука, хотя сегодня и сидит слева от меня. — Она улыбнулась удачному, по ее мнению, каламбуру. — Кудрин Игорь Владимирович.

Хваленая выдержка мне изменила! То ли три рюмки коньяка возымели свое действие, то ли я совсем не ожидала увидеть здесь человека, которого мы с Полежаевым считали главным подозреваемым в этой непростой игре, во всяком случае, я совершенно непроизвольно вздрогнула. Это не ускользнуло от внимания присутствующих.

— Что-нибудь не так? — вежливо поинтересовался высокий широкоплечий мужчина.

Здоровье, казалось, так и струилось с его довольно привлекательного лица. Задумчивые голубые глаза мгновенно меняли цвет на темно-серый, что наводило на мысль о возможной скрытности их обладателя; волосы — темные и густые, немного вьющиеся, с небольшою проседью — выдавали далеко не юношеский возраст их обладателя, но все еще могли привлечь внимание достаточно юных особ. Таков оказался Кудрин, муж погибшей Ирины.

Пришлось на ходу исправлять непростительную оплошность.

— Я вздрогнула от неожиданности. Это девичья фамилия моей мамы — Кудрина, вот и подумалось, не родственник ли…

Все, казалось бы, удовлетворились этим объяснением. Игорь Владимирович же поинтересовался:

— Как зовут вашу матушку?

— Ольгой Петровной звали, ее уже нет в живых…

— Простите, не знал… Откуда она?

— Из Питера. Отец ее там отыскал.

— Нет, видимо, просто однофамильцы. Мой отец из Тарасова, слышали про такой город на Средней Волге?

— Про город слышала. Жаль, что мы не родственники, — как можно более искренне улыбнулась я.

— Продолжим знакомство, — вновь вступила в прерванный разговор Ветрова, убедившись, что мы с Кудриным выяснили свои возможные родственные отношения. — Инесса Владиславовна Годлевская, мой заместитель по экономике и финансам.

Приподнялась дама неопределенного возраста, которой скорее всего было далеко за пятьдесят, пытавшаяся за обильной косметикой скрыть «богатство» своих лет. Впрочем, в молодости она скорее всего была недурна собой, и следы давней красоты все еще заметны на лице с греческим носом, тонкими соболиными бровями, абсолютно ровными, без следов работы дантиста зубами, чувственными губами.

— Вячеслав Николаевич Костин, заместитель генерального директора по снабжению, — представила Ветрова следующего сотрудника.

Приподнявшийся на этот раз мужчина, конечно же, уступал Кудрину в сложении и был немного узковат в плечах. Но у этого брюнета с короткой стрижкой оказался на удивление густой, даже грубый бас; говорил он отрывисто, так что бывшего вояку можно было в нем угадать издалека.

— Анзор Амбросиевич Кавазашвили, заместитель директора по кадрам. — Ветрова назвала последнего своего помощника.

Смоляные волосы обладателя грузинской фамилии были тщательно уложены. Складывалось впечатление, что главный кадровик только что посетил парикмахерскую. Держался он чрезвычайно прямо. Больше всего меня поразили его глаза: один карий, а другой зеленый. Эта разноцветность придавала взгляду Анзора Кавазашвили весьма загадочное выражение.

Одним словом, начальственная камарилья «Спаниеля» производила довольно зловещее впечатление, и очень хотелось бы знать, чем эти люди занимались на самом деле в свободное от торговли телерадиотехникой время.

— Татьяна Александровна задаст вам несколько вопросов — она готовит большой материал о нашей работе в центральную газету. Поэтому ее интересует все. Призываю вас, господа, к искренности. — Ветрова благожелательно улыбнулась, как бы давая понять своим подчиненным: с журналисткой можно быть откровенной.

— Вы позволите воспользоваться диктофоном? — вежливо поинтересовалась я. — Память у меня еще девичья, так что…

Ветрова кивнула в знак согласия.

— Что вас всех, господа, привело в фирму, которой руководит женщина?

Задав вопрос и дав несколько мгновений на подготовку ответов, я открыла сумочку, вынула обыкновенный журналистский диктофон с чистой кассетой.

— Начнем по старшинству? Игорь Владимирович, пожалуйста. — Я пододвинула диктофон ближе к Кудрину.

— В «Спаниель» я пришел из-за интересной работы. Первый заместитель генерального — это как в армии заместитель командира части. Так и здесь. А если откровенно — я люблю командовать. — Он пожал плечами, как бы спрашивая: «Ну, что еще?»

— Подчиняться женщине, а не бравому полковнику, как в армии, это ничего? — уточнила я.

— Нет, все нормально. Галина Анатольевна командует жестко. — Кудрин, хитро улыбнувшись, посмотрел на Ветрову.

— Инесса Владиславовна, ваш черед! — Я повернула диктофон к Годлевской.

— В нашей фирме по достоинству оценили мои знания и опыт, чего не скажешь о предыдущих местах, где мне пришлось служить. — Женщина изложила свою мысль предельно кратко.

Я понимающе закивала, ибо, как женщина женщину, прекрасно понимала Годлевскую: для женщины крайне важно, чтобы ее оценили по достоинству.

Костину нравился порядок, установленный Ветровой. Его нарушил лишь Кавазашвили: как истинный кавказец, он не обошелся без комплементов:

— Под началом красивой женщины и себя чувствуешь красавцем!

В разговоре, занявшем не более тридцати минут, широкими мазками набрасывался портрет деловой женщины, только вот что-то подозрительно много в этом портрете оказалось розовых тонов…

— Всем спасибо! — поблагодарила Ветрова подчиненных за ответы и напомнила о предстоящем ужине: — В семь часов встречаемся у меня дома — суаре в честь нашей гостьи.

Глава 10 Никто не становится злодеем без расчета и ожидаемой выгоды

Мы отправились в «Расцвет». «Журналистское» любопытство, почему так назван комплекс, Галина Анатольевна удовлетворила быстро:

— В каждом человеке, как в бутоне, до поры до времени дремлет его талант. Он должен раскрыться, расцвести. Отсюда и появилось название комплекса, где все таланты и могут реализоваться в деле.

Культурно-развлекательный комплекс произвел на меня хорошее впечатление. Я усердно беседовала с ребятишками и девчонками из спортивных секций, внимательно изучала репертуарный план на апрель и май, включавший в себя приезд известных на всю страну артистов, увидела тщательно ухоженный зал, столовую, больше напоминающую ресторан. Однако венцом этого экскурса стало посещение сауны.

Видимо, и здесь знали о предстоящем визите шефа, потому что в бане не было посторонних. Когда мы раздевались, Ветрова загадочно улыбнулась:

— Танечка, не желаете ли испытать плотских удовольствий? На ваш вкус можем пригласить любого бойфренда от восемнадцати до сорока…

В другой раз я еще подумала бы… но сейчас знала, что в городе меня ждет Полежаев. Принадлежать какому-то другому мужчине после него мне не хотелось.

— Нет, Галина Анатольевна… — Сделав паузу, я попыталась найти более-менее приемлемую причину отказа от подобных увеселений.

— Понимаю, Танечка, понимаю, — по-своему истолковала мое замешательство бизнесменша. — Я тоже не могу с кем попало.

Дальше все было обычным. Вымылись, напились холодного русского кваса, нам сделали массаж, побывали в руках парикмахера и к семи вечера, посвежевшие и отдохнувшие, подкатили к дому госпожи Ветровой на улице Мичурина.

Компания тут ждала нас та же самая, что и в офисе. Еду, по всей вероятности, доставили из «Космоса», во всяком случае, оформление блюд было один к одному. Прежде чем усадить всех за стол, Галина Анатольевна, как это сделала бы любая женщина на ее месте, показала гостье, то есть мне, свою пятикомнатную квартиру. Бывая по роду занятий в домах «новых русских», я обычно поражаюсь безвкусице и аляповатости их убранства. Роскошь и дороговизна — вот их девиз в оформлении собственного жилья. Ветрова же, надо отдать ей должное, обладала вкусом и чувством меры. Дороговизна, конечно, ощущалась, но она не била в глаза яркостью и изощренностью. Средний класс так средний класс — как бы утверждали в своей добротности итальянская мебель и центральноазиатские ковры, чешский хрусталь и отечественные картины на стенах; и что неожиданно обрадовало, так это обилие книг в домашнем кабинете Галины Анатольевны.

Не без труда мне удалось установить «жучки» на кухне, в спальне, кабинете, словом, взять под контроль всю квартиру — постоянно находясь в центре внимания, я рисковала «провалиться» в любой момент. Слава богу, что новинки спецтехники, любезно предоставленные мне профессором Полежаевым, внешне ничуть не отличались от обыкновенных запасных пуговиц и в моей сумочке лежали для маскировки рядом с иголкой и нитками. Так, на всякий случай. Но об этом позже.

Никаких следов пребывания Оксаны в доме я не заметила. Наличие двух спален, одной явно супружеской, второй маленькой, можно было объяснить и частыми посещениями гостей, которых Ветрова запросто оставляла у себя ночевать. Хозяйка молчала, я же пока еще не выбрала удобного момента, чтобы задать ей вопросы более интимного характера.

Ужин проходил, как говорится, в теплой, дружеской обстановке. Сотрудники «Спаниеля» плотно опекали трех дам и со мной танцевали по очереди. Тамадой стал, как водится, Анзор Кавазашвили, изощряясь в красноречии в меру своих способностей. Тосты все больше такого рода:

— Я хочу поднять бокал за нашу московскую гостью! Чтоб вы сдохли… — Повисла напряженная тишина, но, умело протянув паузу, Анзор закончил: — Через сто лет!

Облегченное оживление присутствующих, звон бокалов и рюмок свидетельствовали о том, что смысл тоста дошел до всех и тамада оценен по достоинству.

К концу ужина, когда мужчины вышли покурить на лоджию, Инесса Владиславовна, хлопотавшая по хозяйству на правах добровольной помощницы, удалилась на кухню организовывать чай и кофе, а мы с Ветровой остались вдвоем, удобно устроившись на диване в огромной гостиной.

— Галина Анатольевна, я, безусловно, не Оксана Пушкина и готовлю вовсе не «Женские истории» на ОРТ, но все же позвольте без протокола вопрос о личной жизни, — осторожно начала подступаться к заветной для меня теме.

Ветрова задумалась, по-своему прореагировала на мой вопрос.

— Вы замужем, Таня? — неожиданно ответила она вопросом на вопрос.

— Все как-то не найду мужчину своей мечты, — откровенно и в принципе честно, без всякой легенды о «прославленной журналистке», ответила я.

— Но вы еще довольно молоды. Сколько вам?

— На днях стукнуло двадцать восемь.

— Вот видите. А я… Я ведь замужем… Что, недоумеваете? Я и сама чего-то не пойму. Муж мой, кстати, тоже журналист, Андрей Ветров, был редактором местной газеты, «Зареченских ведомостей». Два года назад, воскресным днем, ему позвонили и пригласили встретиться по вопросу журналистского расследования, которым он занимался. Он ушел и… не вернулся до сих пор. — Ветрова замолчала.

— А милиция? Искала? — осторожно поинтересовалась я.

— Да, но даже тела не нашла. Вот так я до сих пор жена — не жена, вдова — не вдова и сама не знаю кто. Мой адвокат советует подать иск о признании смерти моего мужа — есть такая статья в гражданском законодательстве. А я не могу, все чего-то жду…

— Простите меня за назойливость, Галина Анатольевна, у вас есть дети?

— Детей нам бог с Андреем и не послал. Вот такушки… — Как ни крепилась Ветрова, непрошеные слезы все же выступили на ее глазах.

Мне пришлось в знак женской солидарности погладить ее руку, прошептать: «Все будет хорошо, вот увидите, Галина Анатольевна!» Странно, но почему-то Ветрова избегает разговора о племяннице…

Между тем с лоджии возвратились накурившиеся мужчины. Я взглянула на часы — начало десятого! Бедный Полежаев совсем меня заждался!

Заметив мой жест, хозяйка решила закруглять мероприятие.

— Ну что ж, сейчас попьем чайку с тортом на дорожку — и по домам! Татьяна Александровна, вас в центр доставить?

— Да, к проспекту Народовольцев, а там я пройдусь пешком. — Мне не нужны были лишние свидетели.

— Во сколько и откуда вас забрать завтра утром? — поинтересовалась Галина Анатольевна.

— Если это не рано, в десять утра от кафе на углу Народовольцев и… не помню улицу, там напротив еще книжный магазин. — Я наморщила лоб, изобразив деятельную работу мысли.

— Улица Бунина. Ивана Алексеевича. Книжный магазин «Центральный», а напротив кафе «Литературное». — Кудрин продемонстрировал блестящее знание города, удивительное для сравнительно недавно переехавшего в Зареченск человека.

— Хорошо, машина будет стоять на Бунина чуть выше светофора. «БМВ» вы видели, водителя запомнили. Но кто-то из нас будет с ним обязательно. А сейчас вас Павел отвезет, — распорядилась хозяйка.

Прощались, пожимая руки друг другу, только горячий кавказец Анзор, томно глядя прямо в глаза, поцеловал мне пальчики на правой руке. Через несколько минут услужливый Власов, по сути адъютант ее превосходительства, отвез меня в центр.

Когда я быстрыми шагами подошла к гостинице, со скамейки напротив поднялась фигура в черном плаще и надвинутой глубоко на лоб шляпе. В этой фигуре я с трудом узнала Полежаева.

— Господи, живая! — Он прижал меня к себе, сняв шляпу.

— Устал ждать? Ты обедал, ужинал? — Нервное напряжение постепенно спадало, с профессором мне ведь не надо было следить за своим поведением, плести очередную легенду, думать о том, какую новую пакость выкинут мои враги.

— А ты не голодная? Может, забежим в ресторан?

Нет, положительно здорово, когда о тебе помнит и волнуется мужчина!

— Я наевшаяся от пуза. Где машина?

— На стоянке. Помытая, заправленная, — доложил мой помощник.

— О’кей! Берем машину и скорее едем. — Я вдруг ощутила небывалый прилив энергии.

— Куда? — недоумевал Полежаев.

— Слушать радиоспектакль. Трансляцию с улицы Мичурина. Действующие лица и исполнители: Джульетта — дама сорока лет — народная артистка Ветрова Галина Анатольевна; Ромео — господин того же возраста — заслуженный артист Кудрин Игорь Владимирович, — торжественно произнесла я.

— Что-о? — поразился профессор.

— Вот именно, мой хороший! — Я чмокнула профессора в щеку, взяла под руку, и мы отправились к автостоянке позади гостиницы. Но сначала зашли в отель, постояли несколько минут у стойки бара, выпив по стакану холодной колы. «Хвоста» вроде не обнаруживалось. Но ради предосторожности на стоянку вышли не через центральный вход, а через черный. И, как потом оказалось, не зря.

Полежаев сел за руль. Поколесив для верности минут пятнадцать по городу, заняли позицию метрах в двухстах от дома Ветровой. Включили приемную аппаратуру. Настроились на нужную волну.

Поначалу была слышна только музыка. Вероятно, вечеринка в доме все еще продолжалась. Потом раздался звонок у входной двери. Разговора в прихожей не было слышно — там «жучок» я не успела оставить. Наконец музыка прекратилась. Дальше пошел диалог Ветровой и Кудрина. Привожу его без комментариев.

— Игорь, кто приезжал?

— Павел докладывал. Он и его ребята проводили твою гостью.

— Ну и как?

— Высадили, как договорились, на углу Бунина и Народовольцев. Она пешком прошла до гостиницы «Звездной». Там ее встретил некто в черном плаще; было темно, шляпа у него надвинута на самые глаза, ребята не разглядели. Обнялись. Под ручку зашли в отель. Из гостиницы не выходили. Вот и все.

— Именно, все. Все нормально. Молодая московская баба приезжает в Зареченск в командировку. Полезное сочетает с приятным, проводит ночь со своим бойфрендом. Что тут особенного?

— Ничего. Только ты ведь спрашивала у нее, где она остановилась, верно?

— Спрашивала. У дальних родственников. А что, по-твоему, она мне, первой встречной, должна была сказать? «У своего любовника, Галина Анатольевна. Хотите, познакомлю?»

— Пусть будет так — родственничек в кавычках. Но сама пошла в гостиницу с неизвестным, а не на его квартиру!

— Господи! Ну, захотелось бабе с мужиком переспать, куда ей, если он женат, к примеру, не в лес же, сейчас апрель только, в лесу холодно, Игорек! Понимаешь?!

— Это я как-нибудь понимаю. А зачем Татьяне понадобилось врать с гостиницей?

— Почему врать? Может, он там живет, друг ее, а она лишь гостья его, усек?!

— Усек, Павел проверил, Иванова в гостинице не зарегистрирована.

— Ну и что? Все так, как я и предполагала.

— Пока вы парились, Павел ее сумочку обшарил.

— И что твой пинкертон обнаружил?

— У гражданки Ивановой даже паспорта с собой нет, вот что! Только несколько визиток «Молодежки», нитки с иголками, запасные пуговицы, прокладки, таблетки от головной боли, диктофон, чистый блокнот, пара авторучек.

— А на кой хрен ей паспорт, коль она остановилась у родственников, а не в гостинице?

— Нет, Галка, положительно перспектива пропечататься в «Молодежке» тебе все затмила! Как может приезжая женщина ходить по городу без паспорта?

— Потерять боится, вот и оставила его у тети, дяди… у кого она там, в конце концов, остановилась, и обходится прекрасно без красной своей паспортины.

— И денег всего сотня.

— А ты ждал миллиона? И деньги она у родственников оставила, чтобы ты, болван этакий, ее кормил и поил как гостью.

— А ты в разведку когда-нибудь ходила?

— Нет, а что?

— В разведку так ходят, совсем без документов, вот что. Нутром чую, неспроста эта журналисточка появилась. Почему именно сейчас, когда мы так рискуем?

— Игорь, ты меня извини, но у тебя явно сдвиг по фазе на почве бдительности. При чем тут прохождение очередной партии ору…

— С ума сошла! Вслух про такое!

— Ладно, ладно, очередной партии товара и московская журналистка. Или наш родственник Полежаев и эта Татьяна Иванова? Где связи? Нет их.

— А если она из ФСБ?

— ФСБ не стало бы работать так тонко. У них сейчас манера — окружить, захватить и выбить показания.

Раздался телефонный звонок. Очевидно, трубку взял Кудрин.

— Алло. Слушаю. Да, я. Что?! Подробнее. Квартиру обыскивали? Странно… Ладно. Подумаю. Сам ничего не предпринимай.

Раздался звук положенной на рычаг трубки.

— Игорь, что случилось?

— Говорил я тебе, дело нечисто. Стас звонил. Около часу назад милиция взяла Петра на Оксанкиной квартире.

— Тайники нашли?

— Обыска не было. Просто замели Петра, и все.

— Может, Полежаев настучал?

— Все может быть. Если это он под ногами вертится, придушу его, гада, собственными руками…

— Остынь. Его же надо доставить целенького, без единой царапины. Да еще дочь в придачу. Иначе не видать нам своих денег.

— Знаю. Оттого и злюсь, что с него пылинки сдувать придется, а не в глаз дать.

— Игорек, а вдруг журналистка вовсе не из ФСБ, как ты думаешь, а от твоих партнеров?

— Ревизор? Не похоже. Она пароль назвала бы. А эта молчит и все больше с тобой общается.

— Может, и не ревизор. Послали просто проследить, чтоб ты ненароком ценный товар не испортил, а затем проводить до места. Пароль — не проблема, Татьяна его и в последний момент скажет.

— Думаешь, мне перестали доверять?

— Нет, тут особый случай. Мы за Полежаева уже две жизни положили, а толку никакого. На свой страх и риск пришлось придумывать с Оксанкой. Но если он и в этот раз не среагирует, я тогда уже не знаю, что делать…

— Приедет! Мне Ирка все уши прожужжала, когда вместе жили, что Полежаев ее ненавидит, а дочь обожает. Другое дело, ФСБ может Кешку не выпустить. Побоятся. Придется мочить Оксанку — и, как обещали, в коробке из-под торта. Нет… Любит, значит, приедет. Я бы приехал, наплевав на все.

— Креста на тебе нет, совсем обалдел! Оксанка — моя наследница, кроме нее, у меня нет никого. Кому это все достанется?

— Как кому? Мы с тобой еще успеем беби сделать. Ты в соку самом, не горюй!

— Я и не горюю. Завтра мы гостью нашу на даче принимаем… Как ты считаешь, она Оксанку не найдет?

— Если она суперагент, то сможет найти. А так — вряд ли. Надо не забыть завтра проверить запись телекамер по Иркиной квартире, может, интересное что увидим? Ладно, пошли спать. Я устал как черт.

Через пару минут послышался приглушенный скрип кровати, стоны Галины. Потом все затихло.

Подождав для верности минут десять и убедившись, что объекты наблюдения заснули, мы отключили аппаратуру и отъехали подальше от дома Ветровой.

— Что будем делать, Таня? — очень тихо и серьезно спросил у меня профессор.

— Прежде всего проанализируем запись. Если я где-то ошибусь, ты меня поправишь. Торговая фирма «Спаниель», специализирующаяся на телерадиотехнике, — просто прикрытие незаконных операций с оружием. Сейчас ожидается новая партия товара. Кто-то, возможно, партнеры по оружейному бизнесу, заказали Кудрину твое похищение. В связи с конфликтом на Балканах резко возрос интерес к российскому оружию и к тем, кто его создает. Где-то на Западе интересуются твоей головой. И очень ценной головой, если даже посредники проявляют такое рвение. Туда тебя надо доставить целехонького, да еще в придачу с дочерью. Но если ты не отреагируешь и не приедешь на выручку дочери, Кудрин не остановится даже перед убийством ребенка. Он страшный человек.

Убить бывшую жену, а теперь ради денег ставить на карту жизнь невинной девочки!.. Я бы с большим удовольствием разрядила в него обойму!.. Но, Михалыч, мне кое-что еще непонятно. Что за тайник оборудован в квартире теперь уже Оксаны? Что в этом тайнике? Зачем ты им нужен? И, наконец, мы знаем только одну их жертву — твою бывшую жену. А кто вторая жертва? — Я помолчала, обдумывая свои мысли.

— Таня, что говорила Ветрова о своей личной жизни?

— Да почти ничего конкретного. Была замужем, муж, Андрей Ветров, пропал без вести два года назад. Был журналистом, редактировал местную газету. Только и всего.

— Да нет, Таня, это как раз и важно. Теперь я понял, откуда они про меня знают. Два года назад на полигоне в Капустином Яре российским и иностранным журналистам показывали в условиях, приближенных к боевым, нашу установку «С-300». Это зенитный и противоракетный комплекс. Равных ему в мире пока нет.

Перед журналистами дали выступить нескольким разработчикам комплекса, в том числе и твоему покорному слуге. Представили меня, конечно, в целях конспирации, не под своей фамилией, а как профессора Михайлова, вместо Иннокентий — Викентий, вместо Михайлович — Маркович.

Но на пресс-конференции мне все же задали вопрос, работал ли я когда-нибудь в Тарасове. Конечно, пришлось как-то выкручиваться. Но журналиста, задавшего вопрос, я узнал сразу: это был Андрей Ветров. Да и как не узнать, все-таки на родных сестрах были женаты, зять он мой… Андрей наверняка, вернувшись домой, в Зареченск, проболтался жене Галке, та — своему любовнику, а Игорь настучал партнерам: нашел, мол, оружейника, могу выгодно продать. — Полежаев замолчал.

Мне почему-то вспомнился эпизод из кинофильма «Девять дней одного года». Физик, один из создателей советского атомного оружия, приезжает к отцу в гости. Отец спрашивает: «Сынок, ты бомбу делал?» Тот только молча кивает в ответ. Вот и я сейчас решилась спросить у Полежаева:

— Михалыч, так это ты «С-300» делал?

Помолчав немного, видимо, обдумывая, он ответил:

— Я, Танюша, я… Не один, конечно, но делал. И не только «гладиатора», но и другие тоже.

— Какого гладиатора? — не поняла я поначалу.

— Так натовцы называют нашу «С-300». Гладиаторы же в Древнем Риме убивали всех подряд. Вот они и окрестили так наш зенитный комплекс, — пояснил профессор.

— Выходит, болтливость Андрея Ветрова ему дорого обошлась? — сделала я вывод.

— Выходит. Неужели его устранили, только чтобы спокойно готовить операцию против меня? — усомнился профессор. — Он что, грозился их предать?

Глава 11 На живца

— Что будем делать, Таня? — спросил Полежаев.

— Ясно одно: Оксана изолирована, где-то спрятана, возможно, на даче у Ветровой или еще где-нибудь поблизости, ты же слышал. «Новые русские» обычно строят с размахом, в том числе и потайные помещения, недоступные для постороннего глаза. Мне в Тарасове однажды пришлось видеть нечто подобное, сооруженное под бассейном, представляешь? Вот в таком тайнике могут держать и Оксану. Наша задача — подобраться к ней. Утром я отправляюсь в гости к моей героине. Там придется потрудиться, выяснить хоть что-то. Таков план моих действий.

— Но ты же слышала, сразу тайник не найти. Хотя я верю в твои способности, мы можем только зря потерять время. И потом, у Кудрина, как мне кажется, возникли относительно тебя подозрения. Ты слышала, он собирается завтра просмотреть запись видеокамер, наблюдающих за квартирой на Ташкентской. На пленке есть ты. Так что уже завтра может быть очень жарко… Это хорошо, что Галина тщеславна. Как всякой женщине, ей хочется, чтобы центральная газета написала о ее деле, поэтому Ветрова слепо верит в твою легенду. Без этой веры Кудрин давно бы схватил тебя и вытряс признание. Каждый твой шаг на даче будет контролироваться гориллами «Спаниеля», — подверг мой план критике Иннокентий.

— А как поступить иначе? — спросила я. — Будь сыщиком ты, что бы ты сделал на моем месте?

— Танюша, меня беспокоит только одно: Кудрин теряет контроль над собой. Ради денег он готов пожертвовать теперь и жизнью ребенка. Поэтому я не на твоем, а на своем месте принимаю такое решение: идти напролом, завтра рано утром — прямо к ним, — твердо заявил Полежаев.

— С ума сошел! Лучшего подарка трудно придумать: профессор Полежаев собственной персоной на блюдечке с голубой каемочкой, да еще красной ленточкой перевязан. Не пущу! — Я даже повысила голос от волнения.

— Не кричи, а следи за ходом моих рассуждений, — возразил ученый. — Они ждут меня в субботу. Оксана жива, и ей пока ничто не угрожает. Мы знаем, что и со мной они вынуждены будут обращаться очень осторожно, я им нужен прежде всего с абсолютно целой головой. Следовательно, вся операция по моему захвату и переправке за границу готовится предположительно скорее всего на вечер субботы, так ведь?

Я вынуждена была согласиться с Полежаевым и дальше уже слушала детали его плана с нескрываемым интересом. Завтра утром Иннокентий врывается на квартиру Ветровой, требует встречи с дочерью, чтобы убедиться, жива ли она. Его везут к месту заточения Оксаны. Мы практически наверняка знаем, что это дача самой Ветровой. Там, и только там, он включает радиомаяк, по которому я нахожу тайный каземат. Дальше — уже дело техники: найти и освободить Полежаева с дочерью. Это уже входит в мои прямые обязанности.

Правда, тут закрались кое-какие сомнения. Что, если Полежаева не соединят с дочерью, а сразу выведут из строя и попытаются переправить за границу? На этот случай Иннокентий предусмотрел возможность контакта с Зареченским ФСБ и проведение совместной с ним операции по освобождению Оксаны.

Соглашаясь с Полежаевым, для себя я все же решила подстраховать его рано утром — проследить, куда повезут профессора с квартиры Ветровой и в каком состоянии будут транспортировать.

Определившись окончательно с ходом наших дальнейших действий, мы решили хоть немного передохнуть, и машина опять превратилась в походную спальню.

— Обними меня, Михалыч! — Я прижималась к нему все теснее и теснее.

— Ты вся дрожишь. Замерзла, что ли? — Полежаев стал растирать мне спину своими теплыми ладонями.

— Нет, просто боюсь… — прошептала я.

— Прославленный сыщик боится трудностей? Не может быть! — удивился ученый.

— Прославленный сыщик — слабая, беззащитная женщина, которая с ужасом думает, что эта наша с тобой ночь наверняка последняя при любых обстоятельствах… — вздохнула я грустно.

— Это почему при любых? — пытался возразить Михалыч.

— Да очень просто, как же ты не понимаешь, дурачок? — Я погладила его по голове. — Любого из нас завтра могут убить. Это при самом дурном раскладе. Так ведь?

— Так, так, — согласился Полежаев, целуя мою руку.

— А при самом счастливом завтра мы освободим Оксану, сдадим фээсбэшникам Кудрина с Ветровой и тогда тем более уже никогда не сможем быть вместе. Вот так, мой родной. — Я чмокнула его в нос.

— Что бы там ни случилось дальше, эти мгновения — самые прекрасные в моей жизни, — прошептал теперь уже Михалыч мне в ухо.

Дальнейшие действия профессора подтвердили правоту его слов.

В пятницу 16 апреля, в шесть часов утра, Полежаев в коричневой кожаной куртке, берете, надвинутом на лоб, приближался к подъезду дома Ветровой.

Провожая Михалыча, я чмокнула его в щеку и перекрестила:

— С богом!

Он скромно улыбнулся, помахал мне рукой и пошел. Вот он уже совсем близок к подъезду. У входной двери путь ему преграждает бритоголовый, вероятно, из службы охраны «Спаниеля». «Поговорили» они успешно: в бинокль я вижу, как горилла оседает у двери, а Полежаев затаскивает его в подъезд. Включаю передатчик в машине — сейчас начнется интересный радиоспектакль.

Вот магнитофонная запись, сделанная мной с помощью «жучков» в квартире Ветровой.

Настойчивый, неоднократно повторяющийся звук дверного звонка.

— Игорь, проснись! Звонят в дверь!

— Кого черт принес в такую рань, только шесть? Сейчас чего-нибудь натяну на ноги…

Снова резкие звонки.

— Сейчас открою!

Лязг многочисленных запоров на входной двери.

— Ты бы хоть посмотрел, кто это!

— Какая, хрен, разница, кто-то из наших. Внизу же дежурят ребята…

Скрип открывающейся двери.

— Руки за голову! Лицом к стене! Убью гада!

— Ошалели совсем, где ордер?

— Какой ордер? Я тебе пулю в лоб пущу вместо ордера!..

— Иннокентий, опусти пистолет…

— А, сладкая парочка! Руки подними!

— Галка, поди оденься, ошалела, полуголой выскочила!

— Иннокентий, опусти пистолет, ты же не станешь стрелять в женщину, давай поговорим спокойно.

— Хорошо. Ты — одеваться, а этот бугай пусть так сидит.

— Я ему сейчас принесу рубашку.

Пауза. Слышен звук шагов Ветровой.

— Пусть Игорь руки опустит.

— Ладно, опускай.

— Идемте на кухню.

— Иннокентий, ты не знаком? Это Игорь Кудрин.

— Я уже понял. Где Оксана?

— Ее украли, ты же знаешь.

— Только не пудри мне мозги, что с тебя требуют выкуп за племянницу!..

— Боже, профессор, какой жаргон…

— С волками жить — по-волчьи выть. Где дочь? Не скажете — перестреляю как собак бешеных.

— Ну, перестреляешь, а что в итоге? Дочь-то погибнет.

— Вам нужны деньги? Я их отдам только в обмен на дочь.

Слышен дружный смех Ветровой и Кудрина.

— Не нужны нам твои деньги. Нам нужен ты.

— Я? Зачем?

— Теперь ты нам мозги не пудри, профессор. Нам давно известно, чем ты занимаешься на самом деле.

— И чем же?

— Проектируешь зенитно-ракетные комплексы. Профессор Михайлов Викентий Маркович и ты — один и тот же человек.

— Допустим. Что из того?

— Иннокентий, тебе не надоело быть нищим?

— Галина, я достаточно обеспеченный человек.

— Да, на еду и одежду тебе хватает. А знаешь, сколько зарабатывают твои коллеги на Западе?

— Примерно знаю.

— Вы с Оксаной можете припеваючи жить на Западе. В любой стране. Конкретно…

— Все конкретные разговоры только после того, как я увижу дочь.

— Хорошо, хорошо! Но как мы поедем, если ты держишь нас на мушке?

— Ладно. Вызывай машину!

— Иннокентий, как ты прошел? — голос Галины.

— Куда?

— К нам, сюда?

— Молча.

— А охранник внизу?

— Он лег отдохнуть. Бедняга не спал всю ночь.

Слышен звук набираемого телефона.

— Павел, это я. Бери машину и ко мне немедленно. Да, прямо сейчас. Обстоятельства изменились. Минут через двадцать машина придет.

— Мерзавцы!.. У меня руки чешутся!

— А сам ты чем лучше? Даже хоронить Ирку не приехал.

— А ты? Отбить у родной сестры мужа, развести их…

— Какое тебе дело до наших с ней отношений?

— Из-за такого подонка сделать несчастной племянницу?

— Ну, ты, профессор, не зарывайся! Я ведь не посмотрю, враз врежу… Ладно, ладно, не махай игрушкой! — Это уже Кудрин.

— Оксанка будет счастливой, я ей больше дам, чем могла бы Ирка. Да и больше твоего.

Телефонный звонок.

— Да? Спасибо. Выходим.

— Пришла машина. Спускаемся. Иннокентий, в машине нам придется завязать тебе глаза.

— Черт с вами, завязывайте.

— И пушку отдай.

— Берите. Она все равно не заряжена.

— Правда не заряжена? Вот сволочь, обманул! А я руки перед ним тянул!..

Слышен шум запираемой двери.

Глава 12 В логове

Я видела, как к подъезду дома Ветровой подъехала знакомая «БМВ». Через несколько минут в машину сели трое — Полежаев, Ветрова, Кудрин. «БМВ» резко взяла с места и помчалась по полупустынным утренним улицам Зареченска.

По карте, которую накануне приобрел Полежаев, я примерно предполагала, в каком направлении они поедут. Вести их, как это обычно делает «наружка», в эти утренние часы было очень сложно: машину с чужими номерами, идущую следом за тобой, засечь проще простого. Оставалось только надеяться, что мы не ошиблись в расчетах.

Я ехала чуть в отдалении и успокоилась лишь только тогда, когда убедилась: «БМВ» с бандитами свернула на шоссе к поселку Лучистый. Так, вот на карте и лагерь. Да, именно туда идет машина!

Остановившись невдалеке, я машинально засекла время: 7.46. Через пять минут «БМВ» уже ехала обратно. Несомненно, Полежаева доставили на дачу к Ветровой!

Я вытащила из кармана куртки мешочек с заветными костями. Что нам сулит сегодняшний день?

4+20+25!

«В принципе нет ничего невозможного для человека с интеллектом». Как верно сказано! Надо поскорее оттачивать свой интеллект для сегодняшнего поединка!

Я включила зажигание, и «Москвич» тронулся с места. Азарт охотника, почуявшего дичь, все сильнее овладевал мною. Нет, не следует так страстно давить на педаль газа, иначе можно уехать черт знает куда! А мне нужно прежде всего в парикмахерскую. «Наружка» «Спаниеля» засекла вчера вечером мои амурные приключения в гостинице «Звездной». Как должна выглядеть хорошо проведшая ночь молодая женщина? Правильно! Быть томной и ухоженной. Что ж, буду.

Сегодня я сыграю роль женщины-вампира, кровожадной обольстительницы. Юбчонку мини, легкомысленную блузку, вызывающий макияж. Агент ФСБ или мент никогда не смогла бы стать такой сексапильной! Следовательно, я простая, обыкновенная столичная журналистка.

Ровно в десять мой «Москвич» подъехал к перекрестку проспекта Народовольцев и улицы Бунина. «БМВ» уже стояла недалеко от светофора. Когда же, выйдя, я подошла ближе, передняя дверца отворилась, и из нее вышел адъютант ее превосходительства Власов. Он не посмел сказать комплимент, но его глаза, буквально пожиравшие меня всю с головы до ног, красноречиво говорили о произведенном эффекте.

— Танечка! Да все наши мужики сегодня просто упадут перед вами! — Это была уже реакция самой госпожи Ветровой. — И когда это вы успели так заняться собой?

— Родственники гостеприимные, — съязвила я, нагло подмигнув Ветровой.

Та понимающе откровенно расхохоталась, и мы помчались к ее владениям.

Поселок Лучистый стоял в нескольких километрах от восточной окраины Зареченска, на правом, крутом, берегу реки. Впрочем, от реки явно далековато, километров двадцать. А сам поселок располагался рядом с сосновой рощей. Огромные вековые гиганты раскинули свои зеленые лапы, наполняя воздух терпким ароматом хвои.

«БМВ» свернула на узенькую дорожку к небольшому озерку, скорее даже пруду. Высокий бетонный забор опоясывал обширный участок, в центре которого стоял трехэтажный особняк из красного кирпича. Металлические ворота автоматически открылись при подъезде машины. Интересно, где здесь тайники, куда спрятали обоих Полежаевых?

— Вот, Танечка, мои Горки-9, — пошутила Ветрова, когда мы вышли из машины.

— Тогда проводите экскурсию по наружным достопримечательностям, Галина Анатольевна! — потребовала я.

— Справа от высокой гостьи — дворец неизвестного архитектора конца ХХ века. Стиль — «новорусский». Одновременно может принять до тридцати человек. Взгляните левее на бассейн глубиной семь и длиной двадцать пять метров. Он заполнен свежей водой. В доме есть сауна, а при ней еще один, небольшой, в зимнем исполнении, бассейн. Впрочем, сегодня мы открываем купальный сезон. Вы захватили купальник, Таня?

— К сожалению, нет. Но, Галина Анатольевна, думаю, это не проблема. Надеюсь, среди ваших гостей найдется еще парочка нудистов и я не буду одинокой? — мило сложив губки, ошарашила я хозяйку. — Да, кстати, а что это за сооружения там вдали? Да, да, вон там?

— О, это моя гордость! Там мои собачки. Питомник спаниелей, помните, я вам рассказывала?

Мы направились к бетонному сараю, огороженному высокой сеткой. Почуяв хозяйку, из дверного проема выскочила четверка весьма своеобразного вида собак. Не очень высокие, но достаточно сильные, с опущенными ушами, разной масти, но, как я понимала, все они являлись «модификацией» одной и той же породы.

Хозяйка пояснила, что коричневый пес слева — английский спрингер-спаниель, любимый спутник британских охотников-спортсменов. Благодаря густой шерсти он прекрасно чувствует себя среди болот и в зарослях ежевики. Спрингер особенно ловко выслеживает фазанов, охотно плавает, разыскивая и принося хозяину убитых уток.

— А вот этот, светленький, с мордой наполовину белой, наполовину коричневой? — показала я на остервенело лающего пса.

— Этот песик отличается преданностью и превосходным чутьем. Он очень похож на сеттера и, подобно ему, находит дичь и приносит добычу охотнику, — с гордостью объяснила Галина Анатольевна.

— А парочка, что держится в отдаленье? — Я кивнула в сторону двух совершенно белых собачек.

— Это мое недавнее приобретение — американские коккер-спаниели. Порода признана самой популярной домашней собакой в США в середине нашего века. — Хозяйка явно гордилась своей коллекцией.

— Коккер, — произнесла я задумчиво. — Насколько я помню английский, название разновидности произошло от слова «вудкок» — в английской транскрипции woodcock, что означает «вальдшнеп». Не так ли, Галина Анатольевна?

Посмотрев на Ветрову, я, честно говоря, испугалась. Лицо ее сначала вдруг побагровело, потом краска мгновенно сошла с него, и оно все неестественно побледнело.

— Что с вами, Галина Анатольевна? — Я искренне удивилась перемене в поведении хозяйки.

— Давление повысилось. Я неважно себя чувствую, — выкрутилась Ветрова. — Пойдемте в дом, Таня!

Я дала ей возможность опереться на мою руку, и мы двинулись по направлению к дому. Причину ее неожиданного волнения я узнала значительно позже.

Между тем, кроме нас двоих, в доме появились и другие люди — начали собираться гости. Я поздоровалась с уже известными мне Инессой Годлевской, Вячеславом Костиным и Анзором Кавазашвили. В отдалении скромно держался незаменимый помощник Павел Власов. Сославшись на необходимость принять лекарство, Ветрова покинула нас на несколько минут, передав все заботы обо мне галантному грузину.

— Танечка, здравствуйте! — Кавазашвили, как и накануне, поцеловал мою руку. Его характерный грузинский акцент удивительно напоминал сталинский. — Прекрасно выглядите!

— Пью исключительно «Нескафе», отсюда и результат. Как идет работа с кадрами, любезнейший? — поинтересовалась я и дальше, пародируя не то Кавазашвили, не то отца народов, продолжила: — Ведь кадры, как известно, решают все!

Кадровик расхохотался и погрозил мне пальцем:

— Вы, оказывается, еще и шалунишка, Таня?!

— Лучше расскажите, кто еще ожидается на пикник. Заместитель генерального по персоналу должен знать приглашенных, — стала я исподволь наводить справки.

По сведениям Кавазашвили, кроме верхушки «Спаниеля», хозяйка пригласила вице-мэра Зареченска Николая Субботина, курирующего торговлю, местного барда Егора Балкина, медицинское светило Оганеса Гаспаряна, пациентами которого были все «новые русские», а также еще нескольких представителей зареченского бомонда.

На мой вполне уместный вопрос, где же фаворит ее величества господин Кудрин, Кавазашвили изумился:

— Всего несколько часов вращаетесь в нашем кругу, а уже успели заметить неформальные отношения наших лидеров!

— Журналисты — неплохие психологи, Анзор! — объяснила я причину своей осведомленности. — Так где же все-таки светлейший?

— Как все капиталисты, работает в поте лица, приумножая свои богатства! А если серьезно — неотложные дела. К вечеру должен прибыть. Давайте-ка лучше в отсутствие хозяйки я покажу вам ее владения, — предложил Анзор.

Я любезно согласилась, и Кавазашвили ознакомил меня с внутренней планировкой ветровской дачи.

На первом этаже располагался обширный зал для официальных приемов, а также подсобные помещения — кухня, сауна с миниатюрным бассейном, зимний сад. На втором — библиотека с телевизором и компьютером, бильярдная, рабочий кабинет хозяйки, несколько спален для гостей. На третьем этаже — жилые помещения хозяйки и ее близких.

Пока Анзор водил меня по всем этажам дачи, объясняя, как великолепны и экологически чисты деревянные рейки, которыми было обшито большинство помещений загородной виллы Ветровой, как успокаивающе действует на нервную систему цветовая гамма помещений, выдержанная в основном в салатовых тонах, и как проста и скромна хозяйка, отказавшаяся от показной роскоши в оформлении внутреннего убранства дома, я тем временем мучительно соображала, где тут могли быть тайные помещения, куда легко спрятать людей.

Великий Шерлок Холмс приучил меня иметь большой запас активных знаний. «Видите ли, — рассуждал знаменитый сыщик, — мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, какая попадется под руку, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них среди всей этой завали и не докопаешься. А человек толковый тщательно отберет то, что он поместит в мозговой чердак. Он возьмет лишь инструменты, которые понадобятся ему для работы, но зато их будет множество и он все разложит в образцовом порядке».

Попытаюсь-ка и я разложить в своем мозговом чердаке все имеющиеся у меня факты и предположения. При случае необходимо проверить, имеется ли под домом подвал, во время выхода на природу сравнить, хотя бы приблизительно, объем дома с тем, что я увидела внутри его, определив, нет ли скрытых от постороннего глаза помещений в самом строении, и обследовать хозяйственные постройки вне дома — гараж и загон для собак.

Кстати, я уже вспоминала, что в одном из распутанных мною дел тайник находится под бассейном на даче одного такого же «нового русского», а попасть в него можно было только через длинный подземный ход из лесу. Посему не мешает провести экскурсию и в окрестный лес.

Полки мозгового чердака понемногу начали заполняться. Уже лучше! Да, насчет чердака! Необходимо выяснить, есть ли здесь чердак в прямом смысле этого слова.

Только тщательный осмотр всех этих объектов позволит найти Полежаевых. Плохо, что ради конспирации мне пришлось оставить машину на городской стоянке, а там находилась вся спецтехника. Ладно, паниковать не стоит, подумала я, акцию по спасению ориентировочно намечу на ночь с пятницы на субботу или на субботнее утро, в зависимости от развития ситуации.

А вот и госпожа Ветрова показалась из своей спальни. Она переоделась в легкий бледно-голубой брючный костюм. Обращаясь ко мне, хозяйка спросила:

— Анзор вам все показал и обо всем рассказал?

— Не знаю, насколько полон был его экскурс по дому, но дополняющие замечания хозяйки всегда полезны, — польстила я Ветровой.

— Звонил Игорь Владимирович. — Галина обращалась теперь не только ко мне, но и ко всем, кто находился в зале. — Он с гостями будет через полчаса.

Действительно, где-то минут через тридцать на территорию дачи въехала кавалькада из четырех автомашин: белый мерседесовский джип, темно-синяя вазовская «десятка», черная «Волга» и совсем скромная «шестерка». Из джипа показался господин Кудрин в сопровождении трех коротко стриженных молодцов, принадлежность которых к секьюрити «Спаниеля» не вызывала сомнений. Молодцы резво принялись вытаскивать из багажника баулы с провизией.

Из «десятки» не спеша выбрался вальяжный господин сорока с небольшим лет, коренастый, с чуть наметившимся брюшком, которое как бы подчеркивалось затянутыми джинсами и серой спортивной майкой с надписью «Адидас». Следом за ним вынырнула и его спутница — девица моих лет, одна из тех, про ноги которых обычно говорят: растут от самой шеи. Одетая по-спортивному, в стиле своего (тут я несколько призадумалась с определением степени их отношений), допустим, босса, она производила впечатление не только длинными ногами, высокой грудью, которой явно было тесно в адидасовской майке, но и пышными, свободно распущенными, темно-русыми волосами. Этому последнему ее достоинству я искренне позавидовала.

Из черной «Волги» показался уже достаточно пожилой мужчина среднего роста, немного полноватый для своих лет, с темными курчавыми волосами, обильно тронутыми сединой. Очки в золотистой оправе и руки с длинными тонкими пальцами выдавали в нем интеллигента, а лицо определенно восточного типа давало возможность предположить, что это и есть тот самый доктор Оганес Гаспарян.

Коричневая «шестерка» выпустила на волю долговязого, метра под два ростом, но без представительного животика, который был у предыдущего гостя, мужчину лет пятидесяти с бритым черепом и короткой седой бородкой. Он был в очках с дешевой оправой, в ширпотребовском китайском свитерке и мятых светлых джинсах.

Мы с Галиной Анатольевной встречали вновь прибывших на крыльце дома. Коренастый господин, как я и предполагала, занимал пост вице-мэра в зареченской администрации. В отношении его спутницы я ошиблась: здороваясь, Субботин представил ее как свою жену. Седобородый «баскетболист», как я его окрестила, оказался местным поэтом и бардом Егором Балкиным.

Охранники удалились на природу готовить шашлык, а гости устроились в холле первого этажа, чтобы отдохнуть с дороги. Поэтому мне пришлось оказаться в центре всеобщего внимания. Куратор торговли Николай Субботин одобрил выбор центральной прессы, решившей прославить на всю страну их скромную и замечательную труженицу, то бишь хозяйку дома.

Я вынуждена была улыбаться и весьма увлеченно со всеми побеседовать, но все мои мысли были с многострадальными Полежаевыми: мне необходимо было как можно скорее их найти. Я надеялась на чудо, на биотоки мозга; в конце концов, ведь между мной и Иннокентием установились далеко не формальные отношения исполнителя и заказчика.

Пока жарятся шашлыки, я позволю себе на несколько минут прерваться и рассказать, где же в это время находились Иннокентий Михайлович и Оксана и что с ними происходило. Конечно, все это мне поведал только сутки спустя сам Михалыч.

Глава 13 Рассказ профессора Полежаева

Мы спустились и сели в темно-синюю «БМВ», стоящую у подъезда дома Ветровой. Она заняла переднее сиденье, а меня усадили сзади между Кудриным и неизвестным, которого они называли Павел. Машина резко сорвалась с места. Пока ехали по центру Зареченска, хозяева молчали. Когда показалась окраина, Кудрин велел водителю притормозить. Мне завязали глаза черной повязкой.

Минут пятнадцать ехали по хорошей дороге, потом, видимо, свернули на проселочную. Наконец машина остановилась. Мне помогли выйти. Кто-то поддерживал меня под руку. Пахнуло свежим утренним запахом хвои. «Лес», — догадался я.

Двинулись вперед. Чувствовать себя слепым не очень-то приятно. Тем более когда слепота наступает неожиданно и ты не можешь сразу приспособиться к окружающей среде. У слепых обостряются слух, обоняние. Мне же приходилось в данной ситуации полагаться лишь на благородство захватчиков. Впрочем, относились они ко мне вполне лояльно.

Скрипнула дверь или люк. Кто-то кашлянул.

— Профессор, осторожней и помедленнее — ступеньки! — предупредил меня провожатый, когда мы зашли в какое-то помещение. — Теперь идем вниз, с правой стороны перила, держитесь.

Опять послышался звук открываемой двери. Меня перевели через порог. Развязали глаза. Хотя я оказался в каком-то подвале, о чем свидетельствовало отсутствие окон и бетонные потолки, но он более напоминал секретные бункеры для членов Политбюро ЦК КПСС, в изобилии разбросанные на случай войны по всей территории прежнего Союза, чем тюремную камеру. Просторная комната, мебель красного дерева, широкий диван в углу, удобные низкие кресла, видеодвойка, лампы дневного света под потолком и элегантное бра у журнального столика; томики занимательной литературы и обширная видеотека в книжном шкафу располагали к отдыху.

Но одно маленькое неудобство бросалось в глаза: комната была проходной, от остальных помещений ее отделяли толстые стальные двери, закрывающиеся, очевидно, герметично, как на подводных лодках или космических кораблях.

— Профессор, вам придется провести здесь двое суток, — обратился ко мне провожатый, которого хозяева называли Павлом. — Вас ждали только в субботу вечером, так что не обессудьте.

Позади говорившего для убедительности стояли два дюжих парня в камуфляже.

— Павел, а где моя дочь? — спросил я. Тот кивнул одному из охранников, который подошел к двери в углу, поколдовал с кодовым замком и открыл ее.

— Оксана, к тебе гость! — крикнул он.

На пороге показалась девчонка среднего роста, очень похожая на моего Вадима, только постарше: те же темные волосы, смуглая кожа, нос с небольшой горбинкой, подбородок с ямочкой, в синих джинсах, такой же куртке и сером свитере.

— Ладно, разбирайтесь сами, — буркнул Павел, почувствовав, что в данной ситуации все они тут лишние. — Захотите в туалет — вот кнопка звонка у двери, вас проводят. Завтрак принесут через… — он взглянул на часы, — через час. Счастливо оставаться.

Трое сопровождающих удалились. Девчонка пристально смотрела на меня.

— Кто вы? — наконец произнесла она.

— Я — твой отец, Оксана… — У меня перехватило дыхание.

— Это правда? — прошептала она.

— Правда, доченька, правда! Разве у тебя не было моих фотографий и ты не узнаешь меня?

— У нас есть… были, — поправилась она, — ваши снимки, но там вы молодой, а сейчас…

— А сейчас, ты хочешь сказать, перед тобой старик? — усмехнулся я.

— Нет, но седина… А это правда, что вы — мой папа? — снова усомнилась девочка.

— Конечно, правда. У тебя на левом плече должна быть родинка. А на правом бедре шрам, ты в детстве упала и глубоко рассекла его, пришлось даже зашивать в больнице.

— Теперь верю! — облегченно вздохнула девочка.

Мы одновременно шагнули навстречу друг другу. Я прижал к себе Оксану, поцеловал в щеку, потрепал по волосам:

— Ну, здравствуй, доченька…

Снял куртку, сел в кресло, Оксана устроилась на диване.

— Знаешь, последние несколько лет, с тех пор, как повзрослела и поняла, что Кудрин — отчим, а не родной отец, я все мечтала найти тебя. Представляла, какой ты. Фотографии были, но ведь в жизни человек совсем другой. Но мама запрещала мне тебя искать. Она говорила, что я тебе не нужна, у тебя другая семья, растет свой сын, что я для тебя обуза… — На ее глаза навернулись слезы. — Знаешь, иногда я просто ненавидела тебя, считала, что у мамы вся жизнь наперекосяк получилась из-за тебя. Ну почему ты никогда не виделся со мной, с мамой?

— Оксана, мы с мамой при расставании договорились не создавать тебе лишних проблем, пока ты была… — я запнулся, подбирая слова, — недостаточно взрослой. Решили, что я встречусь с тобой, когда тебе исполнится шестнадцать. Встречусь и все без утайки расскажу.

— Вот и встретились. — Она совсем по-детски вытерла глаза кулаком. — Глупо как все и жестоко. Мамы уже нет. Хочу понять, кто в этом виноват, и ничего у меня не получается: с одной стороны, ее убили из-за тебя, а с другой — мама и им очень мешала…

— Давай попробуем разобраться вместе, доченька! — предложил я.

Из сбивчивого, со вздохами и долгими задумчивыми паузами рассказа Оксаны удалось уяснить, что дочка росла без проблем, пока мать со вторым мужем жили в Германии, где отчим служил в Группе советских войск. Но войска вывели, и семья переехала в Зареченск.

Поначалу все шло удачно. Дали квартиру, отчим занялся бизнесом, торговал телерадиоаппаратурой. Но потом девочка стала замечать, что взаимоотношения родителей резко изменились, а в доме все чаще происходили скандалы. На первых порах и отчим, и мать еще сдерживались, старались выяснять отношения без Оксаны, пока она в школе, но со временем перестали стесняться и дочери.

— Мне так становилось тошно и страшно. Игорь называл маму… не могу повторить… А года два назад я совершенно случайно подслушала их разговор о тебе. Суть его я тогда не особенно поняла. Кудрин требовал, чтобы мама нашла тебя, восстановила с тобой отношения, якобы из-за меня. А мама бросила такую странную фразу, погоди, сейчас вспомню: «Приманкой быть не хочу!» Да, да, именно так. После ее отказа все и началось. Мама и до этого любила выпить, ну, на вечеринках, а тут стала пить по-страшному.

— Они давно разошлись? — поинтересовался я.

— Примерно тогда же. Думаю, мама узнала про Кудрина и тетю Галю… Ну, словом, они тайком начали встречаться. У мамы все валилось из рук, сам понимаешь. Муж стал изменять, да с кем еще, с родной сестрой. Потом Кудрин как-то обмолвился, что ты — профессор… Это правда? — Оксана с недоверием посмотрела на меня.

— Правда, Оксана. А что было дальше?

— Мама вообще была в шоке. Пила и плакала. Знаешь, мы с ней незадолго до ее гибели, за месяц примерно, как-то вечером поговорили по душам. Она тогда на удивление была трезвой, душу свою изливала. Говорила, что она дура набитая, что тебя бросила. У тебя, мол, все хорошо, а у нас все плохо. Дала мне твой тарасовский адрес и посоветовала, если с ней что-то случится, ехать к тебе в Тарасов.

— Мама что, предчувствовала свою гибель? — изумился я.

— Она тогда сказала: «Они меня все равно в покое не оставят». Я не понимала, о чем она. А теперь догадалась. Это она о сестре и Кудрине. Мама мешала им, особенно тете Гале…

— А тетя Галя как к тебе относилась? Вернее, относится, — поправился я.

— Детей у нее своих нет, вот она меня и обхаживала, на свою сторону перетягивала, думала, мне деньги ее нужны. К себе домой постоянно брала.

— Ты знаешь, кто убил маму? — спросил я прямо.

— Догадываюсь. Если не они сами, тетя Галя-то со мной в тот день была, то по ее указке. Жлобов-то у них вон сколько! — Она махнула рукой.

— А как тебя украли, вернее, изолировали? — спросил я.

— До похорон я жила на теткиной городской квартире. Но в тот вечер, когда маму похоронили, Кудрин с Галиной о чем-то долго спорили, потом стали кричать друг на друга — совсем как всегда с мамой.

Потом тетка зашла в мою комнату и сказала, что мне придется несколько дней пожить как бы в заключении: тебе, мол, скажут, что меня украли, чтоб ты немедленно приезжал. Я еще спросила тетю Галю: а если я не соглашусь в заключение? Тетка ответила, что тогда меня украдут по-настоящему и она не сможет мне ничем помочь.

— Тебе не говорили, зачем я им нужен? — спросил я.

— Нет. Но если мама отказалась помочь им достать тебя, это неспроста. Мама любила тебя, она сама мне об этом говорила в наш последний откровенный разговор. А этим ничего, кроме денег, не надо, — отчаянно, с презрением произнесла Оксана.

— Понятно, доченька, теперь все понятно. Давай вместе подумаем, как нам с тобой отсюда выбираться. — Я погладил дочь по голове.

Оксана не могла точно сказать, где расположено наше тайное убежище. Она лишь предполагала, что оно где-то у тетки на даче или рядом. И постоянно охраняется вооруженными пистолетами и резиновыми дубинками двумя мордоворотами, которые сменяли друг друга через сутки. Наверное, и ночевали они вместе с «заключенными» в подземелье, а на поверхности объект прикрывало неизвестное количество секьюрити.

Туалет находился в коридоре, куда охрана водила узницу из двух секретных комнат по его требованию. Во время походов в санузел Оксана и засекла наличие третьей комнаты — для охраны.

Меня в создавшейся ситуации угнетала одна проблема: смогут ли сигналы радиомаяка, вшитого в мою одежду, пробиться сквозь толщу земли? Только тогда пришло бы спасение. Но для этого необходимо подать сигнал как можно ближе к поверхности земли. Как это сделать? Пока что я терялся в догадках.

Обсуждать с дочерью нюансы предполагаемого побега я не решался: а вдруг убежище прослушивается или даже просматривается хозяевами?

Между тем прошел час, как я был здесь, и нам принесли завтрак. Надо признаться, кормили там неплохо: бутерброды с сыром, маслом и ветчиной, кофе с сахаром. На мой вопрос, во сколько сегодня будет обед, конвоир лаконично бросил: «Вовремя!» Что ж, и на этом спасибо. Я решил осмотреться и попросился посетить богоугодное заведение. Меня вывели в коридор, показали на дверь с правой стороны. Дверь слева, ведущая в комнату охраны, была наглухо закрыта.

После завтрака захотелось отдохнуть и спокойно обдумать все происходящее. Заглянул в Оксанину комнату, практически такую же, как моя. Только стены сплошные, без всяких следов дополнительного выхода. Мы разошлись по своим «камерам» и попытались отдохнуть.

Меня беспокоила твоя судьба, Татьяна. Удастся ли тебе усыпить навязчивую бдительность Кудрина и до конца выдержать роль столичной журналистки? Справишься ли ты с многочисленной и вооруженной до зубов охраной «Спаниеля»?

Была пятница. Основные события должны развернуться завтра. Я немного задремал. Проснулся от каких-то странных звуков. Кто-то словно прыгал по полу. Дверь в соседнюю комнату оставалась полуоткрытой, и я увидел Оксану за ставшей для нее привычной тренировкой по карате. Встал с дивана, подошел к двери:

— Форму поддерживаешь, дочка?

— А ты так умеешь? — Она продемонстрировала еще несколько приемов.

— Откуда мне, ученому сухарю, — отшутился я. — На тренировки с Антоном, наверное, вместе бегали?

Разорвись в помещении бомба, она произвела бы гораздо меньший эффект, чем эта простая моя фраза. Оксана замерла на месте.

— Ты знаешь Антона? — недоверчиво спросила дочь.

— Знаю. Он, кстати, передает тебе огромный привет. Антон дежурит на своем телефоне по моей просьбе, дожидаясь звонка от тебя, — рассказывал я.

— И как тебе Антон, понравился?.. — озабоченно поинтересовалась Оксана.

— Замечательный парень. Если все кончится благополучно, обязательно встретимся все вместе. Верно? — спросил я.

Оксана радостно улыбнулась.

— Только теперь я окончательно поверила, что ты — мой отец. Чужой никогда бы не стал искать Антона. — Она подошла ко мне и чмокнула в щеку.

После обеда мы с Оксаной сели просчитывать возможные варианты развития событий. С одним охранником мы, пожалуй, при необходимости справились бы. Но я обратил внимание на то, что дежурный охранник, принося нам в камеру еду и воду и провожая в туалет, был без пистолета, с одной дубинкой. Делалось это не без умысла: отключи мы с Оксаной одного, оружие нам все равно не досталось бы, а второму удастся блокировать нашу попытку к освобождению.

Не выяснили мы и наличие подслушивающих устройств и видеокамер, поэтому я почти одними губами прошептал дочери на ухо:

— Надо тщательно просмотреть потолки, полы и стены на предмет возможных люков, ниш, подслушивающих и подсматривающих устройств.

Оксана хорошо поняла меня, и мы принялись за работу. Хотя внешний, поверхностный осмотр наших «камер» не дал никаких результатов, по всем остальным пунктам он был явно неутешительным: ни люков, ни ниш, ни каких-либо углублений обнаружено нами не было.

Договорились с дочерью так: если до трех часов следующего дня в субботу, семнадцатого апреля, к нам никто не придет на помощь, мы, на свой страх и риск, вдвоем сделаем попытку освободиться. На том и разошлись по своим «камерам» после ужина.

Засыпая, я пытался представить себе, что в этот момент делала ты, Татьянка, как ты там одна-одинешенька?..

Глава 14 По тонкому льду

В холл вошел адъютант ее превосходительства Власов и что-то прошептал хозяйке на ухо.

— Дамы и господа, выбираемся на природу. Шашлык готов! — С этими словами Галина Анатольевна стала спускаться к выходу.

Трех женщин мужчины галантно пропустили вперед. Ветрова как хозяйка шла первой, показывая нам дорогу в дальний конец участка. Там, огороженный забором, стоял нетронутый клочок соснового бора. Под соснами была расстелена скатерть, на которой в одноразовой посуде лежали салаты, холодные закуски. Даже выпивку предполагалось разливать в одноразовые стаканчики.

Скрестив ноги по-турецки, все расселись вокруг. Кудрин открыл бутылки с дагестанским коньяком. Чувствовалось, что Ветрова и ее партнер любят хорошие коллекционные напитки. Букет у предложенного нам «Багратиона» был изумительный, а нежное мясо молодого барашка, со знанием дела замаринованного в сухом белом вине, так и таяло во рту. Тосты хозяев сыпались один за другим, как из рога изобилия.

Меня насторожил спич Кудрина:

— Судья спрашивает женщину: «Почему вы решили развестись?» — «Ваша честь! Мой муж ведет двойную жизнь. И ни одна из них мне не нравится!» Так выпьем же за то, чтобы все присутствующие здесь никогда не вели двойной жизни!

Видимо, Игорь Владимирович не оставил своих подозрений по отношению ко мне. Положительно это начинало мне досаждать. Надо было немедленно рассеять его подозрения. Но как?

Между тем количество выпитого, в особенности мужчинами, перешло ту границу, после которой россияне, подогретые алкоголем, начинают обсуждать животрепещущие темы, и наиболее жгучей в тот момент была агрессия НАТО в Югославии. Поскольку мужской состав руководства «Спаниеля» был представлен бывшими офицерами, их отношение к проблеме отличалось безапелляционностью.

— Нет, о нас НАТО просто вытерло ноги! В советский период ни одна бомба не упала бы на территорию Югославии, американцы знали: СССР отреагирует адекватно. А сейчас? — горячился Кавазашвили. — На весь мир объявили в первые дни кризиса: «Посылаем в район конфликта эскадру судов Черноморского флота». А где она, эта эскадра? Не послали, боимся. Противно просто…

— Объясните мне, сугубо гражданскому человеку, зачем России втягиваться в этот военный конфликт? Нам, с нашей нищей армией, нехваткой горючего, давно не ремонтированными танками и отслужившими свой век атомными бомбами? — подлила я масла в огонь.

— А затем и надо вмешаться, Татьяна Александровна, чтобы в следующий раз бомбы и ракеты не начали падать на российские города, — объяснил свою точку зрения вице-мэр Субботин. — Если мы позволим расправиться с Югославией, то это даст повод натовцам при удобном случае вмешаться в наши дела где-нибудь в Чечне или Таджикистане.

— А как вы представляете себе помощь России сербам? Мы официально открещиваемся от оказания военного содействия, не направляем туда даже добровольцев. Чем мы можем помочь югославам? — настаивала я.

— Никто не запретит военным, уволенным в запас, выезжать за пределы России, ведь так? — уточнил, глядя на меня, Кудрин.

— Совершенно верно, свобода передвижения гарантируется Конституцией страны, — подтвердила я.

— Вот именно. И тогда, например, капитан Иванов, прекрасный зенитчик, направляется на отдых в сугубо мирную Болгарию, а уже там пересекает югославскую границу. И становится наемником сербской армии. Естественно, под чужим именем, скажем, капитана Йовановича, — объяснил простую механику этого дела Кудрин.

— Мой далекий прапрадед, ученик знаменитого Николая Пирогова, отправился добровольцем на Балканы в середине семидесятых годов прошлого века. Он спасал там умирающих солдат, — убежденно заговорил доктор Гаспарян. — Что мешает мне, его потомку, повторить подвиг предка?

— Доктор, с врачами все понятно. По линии Красного Креста и нашего МЧС вы сможете отправиться в Югославию. Но наемники — это уже чревато вхождением в конфликт. Мне страшно за судьбу страны, — подогревала я страсти.

— Милая Танечка, вы женщина, предоставьте право воевать нам, мужчинам, — посоветовал Субботин.

— Я с вами категорически не согласна! — заявила я. — Интересно, известны ли вам данные ЮНЕСКО о самых опасных профессиях на нашей планете?

— Признаюсь, нет, — честно ответил вице-мэр.

— Так вот, самые опасные профессии в мире — летчик-испытатель и космонавт. Здесь без комментариев. На втором же месте мы, журналисты. Нас слишком часто стали отстреливать в зонах всевозможных конфликтов, — с чувством гордости за «свою» профессию произнесла я.

— Или за ваше чрезмерное любопытство, — с мрачной угрозой в голосе добавил Кудрин.

— Танечка, а кто же занимает почетное третье место в списке профессиональных камикадзе? — поинтересовался поэт Балкин.

— Как ни странно, учителя. Их губят сердечно-сосудистые и нервные заболевания, — пояснила я.

— Наташенька, ты слышишь, какая у тебя опасная работа? — вице-мэр поцеловал жену в щечку.

Чего угодно, но этого я не ожидала: моделеподобная жена Субботина — обыкновенная учительница?

— Давайте выпьем за то, чтобы война в Югославии скорее закончилась и чтобы там не гибли наши российские ребята! — предложила я тост, воспринятый присутствующими с большим энтузиазмом.

Но разговор на тему политики продолжился. Неожиданно масла в огонь подлила Наташа Субботина:

— Все равно это страшно. Моя одноклассница вышла замуж за серба, родила двоих детей. Хорошо, что ее с малышами наши успели эвакуировать из Белграда. Она сейчас здесь, в Зареченске, у родителей. Такое порассказала!.. А мы даже оружием помочь сербам не можем!

«Умница!» — подумала я, а вслух сказала:

— Вот именно. Только языками трепать с высоких трибун умеем, а как до дела доходит, так в кусты! Весь Северный Кавказ оружием нашпигован, откуда берут? За какие деньги? А таким же православным, как мы, оружие дать боимся.

— Татьяна Александровна, любое оружие — это громадные деньги. Вот мы и продаем его тем, кто платит, — продолжал учить меня уму-разуму чиновник Субботин.

— Выходит, деньги не пахнут, и, будь у вас оружие, вы с удовольствием продавали бы его чеченцам, чтобы они потом из этих самых «калашниковых» истребляли парней из Зареченска? — удивилась я.

— Слава богу, у меня лично из оружия только газовый пистолет! — отшутился вице-мэр. — А во-вторых, да будет вам известно, государство на экспорте оружия делает громадные деньги. И пусть делает — бедных бюджетников-то содержать как-то надо.

— Так то государство! А если оружием торгуют частники, как стиральным порошком, детскими колготками или телевизорами? — Я кивнула на молчавшую до сих пор Ветрову.

Надо отдать должное ее выдержке. Она усмехнулась:

— Галина Анатольевна торгует лишь электронными пистолетами для детских компьютерных игр. И спит оттого спокойно. В отличие от тех, кто не в ладах с законом! — Ветрова посмотрела мне прямо в глаза.

Так, кажется, начался поединок между нами, девочками. Ну что ж, посмотрим, кто кого!

— А как бы вы отнеслись, друзья, к тем россиянам, кто жаждет на этой войне нагреть руки? Продать, например, наши последние военные секреты натовцам, пусть даже за очень кругленькую сумму? И не останавливается для этого ни перед чем? Человека убить? Пожалуйста. Ребенка украсть — запросто! А через пару лет этими военными секретами будут начинены их крылатые ракеты, летящие уже в нашу сторону! — произнесла я с гневом, исподволь наблюдая за реакцией Ветровой и Кудрина.

Но те лишь молча переглянулись. Зато остальные дружно и вовсе не по-показному негодовали:

— К стенке таких! Без суда и следствия. Из «калашникова», сам лично, — сжал кулаки Кавазашвили.

— А что, есть такие данные у компетентных органов? — спросил меня Субботин.

— Это мое следующее задание. После вас на той неделе лечу на Урал, там чекисты засекли попытку продажи на сторону фрагментов наших суперновых зенитных ракет, — на ходу сочинила я версию.

— Мне просто становится страшно, когда вспоминаешь нашу историю и думаешь о предсказаниях на будущее, — тихим голосом произнесла Наташа. — Я историк и знаю, на Балканах от одного выстрела уже началась однажды Первая мировая война. Помоги Россия сейчас сербам хоть одной зенитной установкой — начнется война, теперь уже третья.

— Да что это мы все о войне да о войне! Как будто других разговоров нет! — решил переменить опасную тему доктор Гаспарян. — Татьяна Александровна, вам много приходится колесить по свету, писать обо всем. Давайте о любви, что ли, поговорим?

Но меня уже понесло. Поставив перед собой задачу вывести противников из состояния равновесия, заставить их делать ошибки, я даже обсуждению темы любви придала характер грозного предупреждения.

— Доктор, как вы считаете, любовь — это чувство или болезнь? — озадачила я медика.

— Конечно, чувство, — уверенно ответил врач.

— Вот и нет, любовь — это болезнь. Ваши итальянские коллеги, док, на практике доказали давно подмеченную многими народами истину: влюбленные глупеют! По анализам крови итальянские медики установили значительное, до сорока процентов, снижение количества белка, помогающего осуществлять химическую связь между нейронами. Реакции человека просто замедляются. Влюбленность и навязчивый невроз аналогичны в своих проявлениях.

— Невероятно! И что вы хотите этим сказать, Татьяна Александровна? — спросил Гаспарян.

— Раньше, встречаясь в своей практике или у других коллег с невероятными случаями преступлений, совершенных во имя любви или ревности, я не могла понять, отчего порой так жестоки бывают люди. Вот вам несколько случаев из моей журналистской практики.

Муж полюбил другую женщину. Банальная история. Десятки способов выйти из этого тривиального треугольника достойно: разойтись, тщательно скрывать связь от жены и тому подобное. Ан нет, муж выбирает садистский способ: он пристрастил жену к алкоголю и наркотикам, тем самым доведя ее до самоубийства.

Или другой пример. Жена увлеклась посторонним мужчиной. Ну, с кем не случается? Поблудила бы на стороне да и успокоилась. Но не такова наша героиня. Как-то по весне, в такой же чудесный день, она предлагает мужу поехать на природу, в лес. Секс на поляне, под соснами, что может быть прекраснее? — Я красноречиво посмотрела в глаза Ветровой. — Но, получив удовольствие, наша героиня тюкает мужа тупым предметом по голове и собственноручно небольшой саперной лопаточкой роет для него могилу. Саданув для верности еще раз булыжником по виску, она спокойненько зарывает еще теплое тело. А через сутки делает официальное заявление в милицию о пропаже мужа.

Ветрову так всю и передернуло. Она побледнела.

— Ну и страсти вы рассказываете, Таня! — Наташа Субботина по-детски обхватила себя руками, словно стараясь избавиться от озноба. — Убийц нашли?

— Конечно, нашли. А как бы иначе я узнала об этих случаях? — ответила я. — Обо всех этих преступлениях писала наша «Молодежка».

— А дело все в физиологии, господа! — изрек доктор. — По нашим медицинским данным, нормальный в половом отношении мужчина никогда не ограничивается одной женщиной за свою жизнь. Общепринятая мораль не осуждает представителей сильного пола за связь до брака. Женившись, мужчина успокаивается, но ненадолго. В среднем года три соблюдает верность, а потом опять начинает изменять.

— Следовательно, доктор, очень трудно найти супружеские пары, прожившие более трех лет и при этом не изменившие друг другу? — задала я каверзный вопрос.

— Совершенно верно! Но вам, Татьяна Александровна, пока не о чем беспокоиться. Вы же еще, как я понял, не замужем?

— У женщин за это время количество партнеров примерно такое же? — поинтересовалась вторая леди города — Наташа Субботина.

— Вероятно, я не занимался специальными статистическими исследованиями, — засмеялся в ответ доктор.

— Нашего милейшего поэта, кажется, разморило на весеннем солнышке. — Ветрова кивнула на мирно посапывающего у пня Балкина. — Пора открывать купальный сезон!

Балкина растолкали, и все двинулись по направлению к бассейну. На купание решились все мужчины, кроме доктора и поэта (последние ограничились загоранием в шезлонгах), и все женщины, кроме «старушки» Годлевской. По дороге к бассейну Наташа Субботина подошла ко мне и, взяв под руку, спросила:

— Танечка, у вас есть купальник?

— Нет, а что?

— Если вас это не шокирует, могу предложить одноразовые итальянские топлессы, у меня с собой есть пара новых упаковок, выбирайте.

— Спасибо, Наташа, выручили, а то ведь в нудистском варианте пришлось бы плавать! — искренне поблагодарила я.

— Нам с Татьяной нечего скрывать от посторонних глаз, мы хотим стать натуралистами, поэтому плаваем в топлессах. Не возражаете? — обратилась Субботина к идущим за нами.

Конечно, мужики были в шоке, но возражений не последовало. Даже Субботин не сказал жене ни слова.

Непривычно под мужскими взглядами было первые несколько минут. Потом я чувствовала себя просто привлекательной женщиной, на которую с восторгом глядят несколько пар мужских глаз. Уверенность придавала и позиция Натальи. Мы плескались рядом, а потом, выбравшись на берег, легли загорать.

Ее тело, мокрое и еще по-зимнему бледное, было восхитительно, даже я не могла этого не признать. Крепкие острые груди с персикового цвета кожицей сосков победно возвышались над ложбинкой, ведущей к пупку. На бедрах и ногах не было и грамма лишнего жира. Плечи и руки пленяли своей подростковой свежестью. «Интересно, рожала ли она?» — отчего-то вдруг подумалось мне.

— Мы с вами, Таня, одержали сейчас маленькую победу над мужиками, — вполголоса сообщила Субботина.

— Какую, Наташа?

— Заставили сильную половину найти наслаждение не в единении тел, а в единении душ. Они вынуждены спокойно воспринимать нашу красоту, а не заниматься тем, что испокон веку лежало в основе взаимоотношений обнаженных мужчин и женщин. Я рада! — в ее голосе проскользнули торжествующие нотки.

Посмотрев на вылезающих из воды мужиков, я хмыкнула:

— Некоторые из них, уверена, предпочли бы традиционные занятия, взгляните, Наташа!

Мы обе с удовольствием расхохотались.

После купания мужикам снова захотелось выпить. Мне же надо было пройтись по окрестностям, осмотреться, поискать возможные тайники, но я понимала: одной это делать опасно. Взглянув на Наташу, я почему-то почувствовала в ней союзницу.

— Наташа, вам не надоело пить и есть? — обратилась я к ней.

— Если честно, то очень. Я не люблю попоек, Николай уговорил меня поехать, обещав познакомить со столичной журналисткой, то есть с вами. Мне нравится общение с умными людьми, — призналась Субботина.

— Спасибо за добрые слова, — поблагодарила я. — Пойдемте, побродим? — предложила я.

— С удовольствием, Таня! — согласилась Субботина. Мы молча стали одеваться, а нашей хозяйке заявили, что погуляем возле дачи и по ее окрестностям. Ветрова с удивлением посмотрела нам вслед.

— Вы бывали здесь ранее? — спросила я для начала разговора.

— Два раза. Первый — когда еще стройка только начиналась. А второй — на новоселье. Таня, если не ошибаюсь, мы почти ровесницы. Давай на «ты», хорошо? — предложила вдруг Наташа.

— Давай! — Я согласилась с радостью, ибо именно теперь почувствовала себя очень одиноко. — И как тебе эта дача?

— Конечно, грандиозно. Наверняка Ветрова несколько миллионов сюда вбухала. В долларах, разумеется, — уточнила Субботина.

— Завидуешь? — откровенно спросила я.

— Нет. Я же из простых, деревенских. Родители колхозники. Теперь бывшие, разумеется. Мне эти шальные деньги ни к чему. Я и Николая стараюсь в рамках держать. Ему же все равно взятки несут. Но одно дело мелочь брать, а другое — вот так, по-крупному. — Наташа кивнула в сторону ветровского дома.

— А откуда у Галины Анатольевны такие деньги? — поинтересовалась я.

Наташа пристально посмотрела на меня:

— Таня, я не знаю, кто ты, но будь осторожна. Кудрин в чем-то тебя подозревает. Я случайно слышала его разговор с Николаем. — Она так и не ответила на мой вопрос о деньгах, но фраза Наташи заставила меня насторожиться. Проверяют? Или она искренна со мной?

— Почему ты решила меня предупредить?

— Ненавижу, когда нас, баб, загоняют в угол. Как бы тебя не загнали, слышишь? И Галку Ветрову ненавижу. Мне ее муж, Андрей, очень нравился, он такой был… Как бы поточнее выразиться… Интеллигентный какой-то! Я очень хотела с ним… ну, ты понимаешь, о чем я. Андрей в бабе прежде всего видел женщину, а не только аэродром, куда лишь бы воткнуться. Но я не посмела. Тихая была, домашняя, одним словом, деревня. А теперь жалею. Он ведь исчез очень странно. Ты сегодня его имела в виду, когда рассказывала про то, как жена мужа на поляне прикончила?

— Да нет, просто случайное совпадение. — Я решила быть осмотрительной.

— Не доверяешь… — Наташа усмехнулась. — Может, и правильно, первая встречная все-таки. Но, честно, Таня, если я узнаю, что Галка на самом деле Андрея так убрала или кто-то по ее указке, придушу ее собственными руками. Может, она меня счастья женского лишила! А теперь и Субботина моего с пути сбивает. Я ему сколько твержу, не доверяй Галке с Кудриным, а он, наивный, на ее удочку поддается…

Пока мы с Наташей разговаривали на эти животрепещущие темы, обошли вдоль забора почти весь дачный участок Ветровой. Явных следов присутствия каких-то скрытых от постороннего взгляда помещений обнаружить не удалось, поэтому без пеленгатора, радиомаяка и другой спецтехники тут не обойтись. Ночью надо бы взять машину и выбраться в город. Но как это сделать незаметно? Интересно, оборудована дача телеметрической системой слежения? Кроме трех качков, готовивших шашлык, я не заметила никакой охраны. Это и к лучшему.

— Наташа, отсюда до города сколько километров? — уточнила я у своей спутницы.

— Километров пятнадцать. А что? — с искренним любопытством спросила она.

— Да у меня вся одежда осталась в городе, а ночь скорее всего холодная будет. Вот думаю, как в город на часок вырваться! — сочиняла я на ходу.

— Нет ничего проще. После ужина возьмем нашу тачку и съездим. Мой явно переберет, так я сама за руль сяду, гаишники все равно номер наизусть знают, останавливать не рискнут. — Наташа достала из карманов джинсов ключи и помахала ими.

Гаишники, конечно, не рискнут связываться с вице-мэром или его женой. А мне что прикажете делать? Рисковать? Разговаривала со мной Наташа вроде бы искренне. Но посмотрим… Кстати, до ужина не так уж и долго.

Мы вернулись к дому. Остальные гости опять собрались в холле. Вся эта история близилась к развязке.

Глава 15 Цифры предвещают неприятность от злых людей

Ужин прошел примерно в том же ключе, что и обед. Только темой застольного разговора на этот раз, по предложению бессменного тамады Кавазашвили, стали анекдоты о «новых русских» — видно, всем надоели жуткие дневные страсти.

После десерта, на который были поданы кофе и торт, к нам с Натальей подошла хозяйка.

— Девочки, идемте, я вам покажу ваши комнаты. — Ветрова повела нас на третий этаж.

Предоставленные мне и Наташе с мужем спальни оказались рядом.

Поблагодарив хозяйку, мы предупредили ее, что через десять минут съездим на часок в город. Галина Анатольевна не стала расспрашивать, зачем нам понадобилась поездка в столь поздний час, лишь предложила свою помощь.

— Я скажу Власову, он вас отвезет.

— Спасибо. Мы на моей доберемся, — отказалась от ветровских услуг Наталья.

Вскоре, вполне довольные собой, мы уже выезжали со двора. Наталья уверенно вела машину. Но через пару минут я заметила сзади свет фар. Поскольку, кроме ветровской дачи и пустовавшего в апрельские дни детского лагеря, на этой стороне озера признаков жилья не наблюдалось, я поняла: нас пасут.

— Кажется, «хвост»! — Я кивнула Наталье на зеркало заднего вида.

Она подняла глаза, увидела огни:

— Говорила я тебе, они что-то затевают. Что делать будем?

— Сколько до шоссе? — спросила я.

— Километров семь, — взглянув на спидометр, уточнила Наташа.

— И все вдоль леса? — В моей голове созревал дерзкий план.

— Да, свернуть некуда, — с отчаянием в голосе констатировала Субботина.

— А ты и не сворачивай никуда. Приткнись к обочине, чтобы у них была возможность проехать. А мы с тобой в лес пойдем, — командовала я.

— Зачем? — спросила Наташа, выходя из «десятки» и вынимая ключ зажигания.

— На дороге еще туалетов не построили, вот зачем.

Мы зашли в чащу леса. Спрятались за старой сосной, рядом с которой поднималась молодая поросль. Через минуту мы увидели, как рядом с нашей «десяткой» остановилась другая машина. Вскоре от нее в нашу сторону пошел кто-то с фонарем в руках.

— Не шуми, не бойся и не мешай мне! — прошептала я Субботиной.

Луч фонаря в это мгновение скользнул по сосне, за которой мы прятались.

— Фу, черт, куда эти бабы проклятые подевались? — Кто-то, очевидно, споткнулся о сучья.

Судя по фигуре, это был мужчина, и он прошел мимо нас. Я ударила его сзади ребром ладони по шее. Даже не ойкнув, он грузно осел на землю. Подняв фонарь, я посветила в его лицо. Так и есть, один из трех горилл. Но он наверняка был не один в машине, преследовавшей нас. Надо подождать.

Я обыскала его и вытащила из-за пояса «стечкин». Хорошее оружие. Проверила, на предохранителе ли он. Это уже лучше — мы вооружены и сможем при случае дать отпор. Второй поднимет панику через несколько минут.

— Таня, ты его… убила? — прошептала дрожащая Наташка.

— Ты чего дрожишь?

— От страха. Первый раз вижу, как убивают человека. — Не хватало, чтобы моя спутница сейчас свалилась в обморок.

— Да не убивала я его, успокойся, отключила на несколько минут, только и всего. Сейчас второй придет. Так что…

Я не успела договорить: со стороны дороги показался еще один силуэт с фонарем. Надо было привлечь его внимание.

— Возьми фонарь и свети, мигая, на него! — приказала я Наталье.

Второго я шарахнула по затылку рукояткой «стечкина». Это оказался адъютант ее превосходительства Власов. Отобрав оружие и у него, я подтащила преследователей к деревьям и привязала к стволам, вытащив для этой цели их собственные ремни из брюк.

— Теперь поехали, — довольная своей работой, я повела Наталью к машине.

Рядом с нашей «десяткой» стояла «БМВ» Ветровой. Я отогнала иномарку подальше от дороги. Обстоятельства сейчас работали на нас. Мы спокойно доехали до города. Наталья уже не дрожала, но и не задавала лишних вопросов. Только при въезде в город спросила, куда ехать.

— К гостинице «Звездной», — попросила я.

Забрав со стоянки наш «Москвич», я подъехала к машине Субботиной.

— Едем на двух машинах. Ты поедешь первая, я — за тобой. В полукилометре от дачи остановись. Там на месте разберемся, что делать дальше, — объяснила я задачу.

Остановившись у дачи Ветровой, я позвала Наташу в свою машину.

— Сейчас вслепую, на ближнем свете фар, подберемся метров на двести — двести пятьдесят, чтобы были видны окна.

Заняв позицию, достала из сумки на заднем сиденье направленный микрофон. Надела очки ночного видения. Навела микрофон на окна. Разговор мы услышали в крайнем из них. Беседовали Кудрин, Ветрова и… Николай Субботин.

— Я все время говорил, что Иванова вовсе не журналистка. Вот, пожалуйста, она догадывается даже, как мы Андрея твоего кокнули! Совпадает с действительностью процентов на восемьдесят!

— Этого никто не докажет. Там не было свидетелей.

— Но ей же известно в деталях, понимаешь, в деталях!

— Мистика какая-то!

Я заметила, как сжались кулаки у Натальи, когда она поняла смысл сказанного.

— Слушай, Николай, откуда Иванова твою Наташку знает?

— Понятия не имею.

— Они вели себя так, будто сто лет знакомы.

— Игорь, она точно из-за бугра!

— С ума сошла, что ли! Тогда где пароль?

— Она твою кличку назвала, понимаешь? «Вудкок»! Об этом только там знают.

— Или в ФСБ. Галина, а вдруг с «вудкоком» чисто случайное совпадение? Вы же разговаривали о спаниелях? А они как раз на вальдшнепов и охотятся.

— Мы как будто с тобой местами поменялись.

— Ну, ничего, завтра ей будет сюрприз с утра. Узнаем тогда точно, кто она, друг или враг.

— Если они вообще вернутся.

— Игорь, а профессора нельзя никак раньше переправить?

— «Окно» заказано только на вечер субботы.

— А девчонку?

— Девчонку придется кончать. Она догадывается обо всем. Полежаев сидит с ней, наверняка все от нее узнал.

— Что-то женщин долго нет.

— Пока переоденутся, наболтаются…

Я выключила микрофон. Посмотрела на Наталью. Та в свою очередь на меня.

— Кто ты, Таня? И о чем там шла речь?

Пришлось объяснять, не скрывая ничего, — реакция Натальи была удивительной:

— Дай мне пистолет. Я умею стрелять. В деревне выросла, у отца три дочери было, я старшая, он меня на охоту брал с собой. Ты одна не справишься. А их надо стрелять, как волков!.. — Глаза женщины сверкнули ненавистью.

Логически рассуждая, она была права. Я переоделась, спрятала пистолет под куртку. Другой дала Наташе, показала, как снять с предохранителя. «Москвич» замаскировали у озера, на «десятке» Субботиных въехали на дачу. Часы показывали полночь. Уже наступила суббота. Что она готовила нам?

Взяв сумку со спецтехникой, мы с Натальей поднялись на свой этаж. Нас встретила Ветрова:

— Загуляли, девочки! Нехорошо… Мы спать не ложимся, переживаем.

— Спите спокойно, Галина Анатольевна! Мы на месте, и с нами ничего страшного не случилось, — отшутились мы и разошлись по своим спальням.

Я разделась и легла, положив пистолет под подушку. Не спалось. Думала о том, какой еще сюрприз подготовил для меня Кудрин…

У двери послышался шорох. Потом она со скрипом открылась. Неужели я забыла повернуть ключ? Нервы начали сдавать. Склероз. Не рановато ли? Но кто это вломился ко мне?

Мужчина явно в подпитии, потерявший ориентировку, двигался по комнате в прямом смысле на ощупь, вытянув вперед руки. Наконец он задел ногами кровать и пошарил по ней руками.

— Наташка, ты че, спишь уже? — заплетающимся языком произнес вошедший. По голосу и обращению я поняла, что передо мной господин вице-мэр Субботин. Он просто перепутал двери спален, расположенных через стенку.

Между тем Николай начал раздеваться. Этого еще не хватало! Я не волновалась за себя, отключить мужика в такой степени опьянения не составляло труда. Но куда его девать? И поймет ли Наталья правильно факт присутствия мужа в моей спальне?

Решение созрело мгновенно. Я вынырнула из постели, прихватив, разумеется, с собой оружие, кое-как накинула халатик и бесшумно проскользнула мимо сидящего на краю кровати Субботина, безуспешно пытавшегося стянуть с себя джинсы.

Постучалась в соседнюю спальню. Наташа открыла.

— Ты? Что случилось? — спросила она встревоженно.

— Там твой преподобный Николай никак не может залезть в мою постель, — объяснила я комичную ситуацию.

— Ладно, давай поменяемся комнатами, — предложила Наталья. — Он у меня тяжелый, неохота тащить на себе.

На том и порешили. Устроилась на новом месте. Но и тут опять не могу сомкнуть глаз. Встала, выпила воды. Как-то там Иннокентий и Оксана?.. Подошла к окну. И вдруг в отсветах фонарей отчетливо увидела фигуру в черном, карабкающуюся на подоконник соседней спальни. Неизвестный включил фонарик и направил луч внутрь комнаты. Но ведь мы поменялись местами с Субботиными! Значит, охотятся за мной?!

Доставая оружие, я тщательно задернула штору, на цыпочках подошла к выходу, бесшумно провернула ключ в замке и открыла дверь. Надо помочь Наталье, ведь она может стать невинной жертвой киллера. Подошла к их спальне. Дернула за ручку. Дверь медленно открылась. Николай спьяну храпел, откинувшись на спину, а Наталья мирно спала, по-детски положив ладошку под щеку. Пронесло, слава богу! Надо идти спать…

Завтрак накрыли на лужайке возле дома. Рассаживаясь, я заметила, что нет Годлевской.

— А где наш дуайен Инесса Владиславовна? — проявила я законное любопытство, увидев пустой прибор.

— Поехала в город за провизией к обеду и ужину. Скоро вернется, — пояснила Ветрова. — И с сюрпризом.

— Что-нибудь интересное? — спросила я.

— В некотором роде, — зловеще усмехнулся Кудрин.

Я встретилась взглядом с Наташей. Черт возьми, а ведь она может нас выдать раньше времени: ее глаза пылали ненавистью.

В это время открылись ворота, и во двор въехал кудринский джип. Очевидно, это вернулась Инесса Владиславовна. Что ж, пожуем — увидим, подумала я, доедая бутерброд с ветчиной и запивая его кофе.

Из джипа вылезли двое. Я сидела боком к дорожке, поэтому не стала проявлять излишнего любопытства и оглядываться раньше времени. А зря. К столикам подошли Власов с перевязанной головой и Годлевская. Власов нес портативный телевизор с видеомагнитофоном, а Годлевская — кассету. Интересно, что за видео они собрались крутить?

Поздоровавшись с присутствующими, эти двое отдали распоряжение установить аппаратуру на край стола, чтобы всем было хорошо видно.

— Сейчас мы посмотрим новый документальный фильм о похождении одной небезызвестной личности, — комментировал Кудрин приготовления помощников.

Зарядив видик, Годлевская вопросительно посмотрела на шефа. Тот молча кивнул. Демонстрация ролика началась.

Я увидела вдруг себя, входящую в подъезд дома на улице Ташкентской. Вот я звоню в дверь сорок восьмой квартиры. Никто не открывает. Разговариваю с бабой Катей из соседней сорок девятой. Звука нет, но лицо мое камера взяла крупным планом.

Новый интерьер. Кабинет следователя прокуратуры Назарова. Заснята вся наша беседа.

— Дать фонограмму, Татьяна Александровна? — невинно спрашивает меня Кудрин.

— Не стоит, Игорь Владимирович, блестящая работа! — оцениваю я ту подлянку, что подложила мне служба безопасности «Спаниеля».

— Разведчики, Татьяна Александровна, гибнут на мелочах. Контрразведчики тоже, — Кудрин направил на меня пистолет. — Вы проиграли, сдавайтесь!

Я огляделась. Доктор и поэт не в счет, это ясно. Остается пять мужиков за столом против меня одной. Сможет ли помочь мне Наташа, еще неизвестно. Но сдаваться без борьбы я не привыкла. Я развела руками, давая понять, что согласна со словами Кудрина, стала подниматься из-за стола.

— Только без глупостей! — предупредил меня Кудрин.

Я отодвинула стул, но в этот момент раздался выстрел. На белой рубашке Кудрина расплылось алое пятно, он начал оседать на пол. Бросившись к любовнику, истошно, по-бабьи, завыла Ветрова. Пытался сопротивляться Власов, и снова чей-то снайперский выстрел угодил ему в руку, державшую оружие. Какой невидимый помогал нам?!

— Остальным — руки за головы! Вы окружены! При малейшем движении — перестреляю как собак! — Блефовать так блефовать, решила я, выхватывая два пистолета и наводя их на сидящих за столом мужиков.

От гаражей, где у Ветровой, видимо, была дежурка, к дому на прогремевшие выстрелы неслась охрана, состоящая из двух качков. Добежать они не успели. Два выстрела — два метких попадания в ноги, и качки уже корчатся на земле.

От Натальи же особой помощи ждать не пришлось. Охотница охотницей, но сейчас ей бы пришлось стрелять в людей, а это совершенно разные вещи. Вот почему она лишь успела выхватить оружие и направить его на Галину Ветрову, стоящую на коленях возле тела Кудрина. Бизнесвумен ревела самыми неподдельными бабьими слезами.

Остатки кудринской команды, видя, что, кроме нас с Натальей, есть еще кто-то третий, уложивший уже четверых, молча подняла руки.

И тут шум ломающихся веток привлек мое внимание. С сосны, что стояла у самого крыльца, слетел некто в черном джинсовом костюме. Значит, его силуэт я видела ночью у окон наших спален!

— Татьяна Александровна, это я, Антон! — С пистолетом в руках к нам подходил юноша, с которым мы познакомились здесь, в Зареченске, приятель Оксаны. Удивляться его появлению на даче было просто некогда. Нам предстояло немедленно искать Полежаевых.

Антон, подойдя к месту нашей трапезы, тут же хорошенько огрел по спине Костина, а потом Кавазашвили.

— Где Оксана? — заорал он истошно, поднося поочередно к каждому из них дуло пистолета.

— В бункере, — процедил наконец сквозь зубы Кавазашвили.

— Ко входу, быстро! — командовал Антон.

— Мы ничего не знаем, этими делами занимались шеф и Кудрин, — лепетали гости. Не мог ничего сообщить о бункере и заместитель городского главы Субботин.

— Наташа, принеси мою сумку из спальни, — попросила я, чтобы хоть как-то отвлечь Наталью, не дать ей впасть в истерику.

— Доктор, а вы приведите в чувство Галину Анатольевну и окажите помощь раненым. Егор Кузьмич вам поможет, — командовала я.

Держа на мушке всю кудринскую компанию, мы вместе с Антоном обыскали и связали их всех. Только убедившись в надежности узлов, я могла быть уверена, что никто не помешает нам в поисках Полежаевых. Для страховки растащили раненых в разные стороны, привязав их к стволам деревьев. Вот теперь порядок!

Доктор помог прийти в себя Ветровой. Я подошла к ней:

— Где бункер?

Дама оказалась с характером. Она молчала. Я сняла с предохранителя свой «макаров».

— Или ведешь меня в бункер, или я убью тебя на месте! В ментовке потом скажу, что погибла в перестрелке. Десять секунд на размышление! — Я зловеще поднесла дуло пистолета ей к лицу.

Ветрова встала и так же молча отрешенно зашагала в глубь участка.

— Антон, стереги остальных! — крикнула я и бросилась вслед за Галиной. Взглянула на пеленгатор сигналов радиомаяка, который был в моей сумке со спецтехникой. Слабые, очень слабые сигналы шли как раз с той стороны, куда она направлялась.

Как же я сразу-то не поняла? Ветрова шла к псарне. Спаниели охраняли вход в бункер!

— Убери собак, иначе я всех перестреляю! — потребовала я.

Ветрова закрыла великолепную четверку спаниелей в летнем вольере. Сама же вошла в зимнее помещение. В углу виднелась крышка люка. Галина нажала на кнопку сигнализации, расположенную на стене рядом, — я бы с ходу эту кнопку не нашла.

— Вздумаешь играть, убью! — прошептала я, подходя ближе к бизнесвумен. Впрочем, как мне показалось, она до сих пор находилась в состоянии шока.

Дверца люка откинулась, стала видна бритая голова охранника. Ну и звукоизоляция в бункере, если он не слышал даже выстрелов наверху! Увидев Ветрову, охранник спросил:

— Что, Галина Анатольевна?

— Пропусти нас! — приказала Ветрова.

Поскольку мы обе были в платьях, секьюрити вылез из люка, намереваясь уступить нам дорогу. «Воспитанный мальчик», — подумала я, без жалости отключая его. Охранник повалился рядом с люком.

— Там есть еще кто-то? — спросила я у Галины.

— Да, еще один внизу, — глухо ответила та.

После спуска с тридцати отвесных бетонных ступенек начался длинный коридор. Дверь справа, вернее, переборка, как на корабле, открыта. В комнате — лежащий на кровати второй дежурный. Увидев Ветрову, он удивленно поднялся.

— Сергей, открывай задержанных! — приказала она.

Слева переборка — фу, черт, да это же санузел. Вот наконец то, что нам нужно: дверь справа в углу, запертая на цифровой кодовый замок. Ну, это для нас не проблема, коль охрана с нами. Сергей открывает замок. Как только он с ним справился, я отключила и этого секьюрити ударом рукоятки пистолета по голове, оттащила его в сторону.

С трудом отодвигаю тяжелую дверь. На диване, обнявшись, сидят Полежаев с Оксаной. Первой его реакцией было движение, которым он прикрыл дочь своим телом, еще не зная, кто в следующий момент ворвется в «камеру».

— Михалыч! Оксана! — кричу я.

Отец и дочь медленно поднялись с нар и пошли навстречу нам. Оксана, прижавшись к отцу, плакала. Я обняла их обоих, стараясь успокоить.

— Михалыч, колючий какой! — говорила я Полежаеву, целуя его лицо…

И в эти несколько секунд расслабленности я упустила из виду Галину! Где она? От этой женщины можно было ожидать чего угодно. Раздавшийся в коридоре подземелья выстрел подтвердил мои самые худшие опасения. Выскакиваю в коридор и на полу с еще дымящимся пистолетом в руках, отобранным у охранника, вижу неподвижно лежащую Ветрову. Струйка крови сочилась из маленького отверстия в виске…

Выбравшись на поверхность, мы зашагали к ветровской даче. Оксана и Иннокентий Михайлович щурились от яркого солнца. У дома по-прежнему, где мы их и оставили, угрюмо сидели все участники истории с бесславным концом. Наталья содрогалась от рыданий. Ее можно было понять — не каждый же день на твоих глазах убивают людей. Доктор и поэт, случайно оказавшиеся в этой компании, пили кофе. Чашки в их руках заметно дрожали. Оксана, увидев мертвых тетку и отчима, все еще крепко прижималась к отцу.

— Ничего, ничего, родная, я с тобой, все будет хорошо! — шептал Михалыч, обнимая дочь.

Через полчаса, вызванные по мобильнику, приехали ребята из местного отделения ФСБ. Полежаев, предъявив свое удостоверение, объяснил все. Контрразведчики вызвали «Скорую помощь» для раненых. Следователь записал наши показания. Костина, Кавазашвили и Субботина арестовали для выяснения степени их участия в преступлении. Ночь и воскресенье мы все провели на ветровской даче, а рано утром в понедельник, девятнадцатого апреля, поехали в город, чтобы разузнать наконец, что скрывалось в тайниках квартиры Ирины и Оксаны Полежаевых.

Не забыла я поблагодарить и Антона за содействие в этой операции. Юноша, сердцем почувствовав опасность, грозящую Оксане, на свой страх и риск сам приехал на дачу Ветровой, которую прекрасно знал: почти каждый год отдыхал в лагере по соседству. Оружие добыл, отключив одного из ее охранников, вышедшего утром на обход территории. Пригодились уроки карате и занятия стрелковым спортом.

На зареченской квартире Полежаевых, в тайниках под полом, мы обнаружили валюту — доллары, «заначку» руководства «Спаниеля». Я их не пересчитала: в конце концов, они по праву принадлежали Оксане как единственной наследнице погибшей хозяйки. Гонорар я получила щедрый… Но оставим его размеры в тайне — мне ни к чему внимание налоговой инспекции…

Но, приобретя деньги, я потеряла любимого…

Эпилог

После жаркого апреля на европейской территории России наступил холодный месяц май. В начале его я побывала по делам в Москве, где ночью столбик термометра опускался порой до минус шести. Вернувшись в родной Тарасов, думала, отогреюсь. Как бы не так! Зимние вещи, конечно, не надевала, но на улицу выходить как-то не хотелось. Словно теплолюбивое растение, непогоду всегда стараюсь пережидать дома, рядом с обогревателем и с чашечкой кофе в руках. Тем более после недели в Москве накопились газеты и журналы, которые стоило почитать в тепле и домашнем уюте.

Посмотрим, что там пишет наша пресса… Так, вот это уже интересно: «ЩИТ РОДИНЫ. ИНОСТРАНЦАМ ПОКАЗАЛИ МИРНУЮ РАКЕТУ. НО СЕКРЕТЫ ЗЕНИТНОГО КОМПЛЕКСА „С-400“ НАШИ ВОЕННЫЕ ОСТАВИЛИ ПРИ СЕБЕ». Почитаем… «Скрытый в степях от посторонних глаз Капустин Яр на этой неделе приковал к себе внимание не только российской, но и зарубежной общественности. Около сорока специалистов из Германии и Италии, в том числе журналисты, были допущены на военный полигон. Вместе с нашими представителями из Омска, Астрахани, Волгограда западные гости ночью 29 апреля наблюдали запуск ракеты-носителя омского ПО „Полет“ с двумя коммерческими спутниками на борту — итальянским „Мегсат“ и немецким „Абриксас“. На околоземную орбиту комплекс запущен в сугубо мирных целях — для астрофизических исследований.

Кстати, российская баллистическая ракета модернизирована омским КБ на основе той, что 30 лет тому назад была создана для ядерного устрашения противника.

Любопытно, что, пока в Капустином Яре иностранные журналисты удивлялись мирным достижениям, на полигоне одновременно проходили испытания новой зенитно-ракетной системы „С-400“. Как утверждают специалисты, этот комплекс еще более совершенен, нежели его предшественник — „русский гладиатор“ „С-300“. Если „трехсотка“, предел мечтаний югославов, снайперски попадает в одну цель, то ракета „С-400“, разделившись в воздухе на части, способна поразить сразу десять, а то и более объектов. И, ходят слухи, по этому виду оружия мы обогнали американцев лет на пятьдесят. Все-таки нам есть чем гордиться!»

Спасибо, корреспонденты моей любимой «Молодежной газеты»! Теперь я окончательно поняла, чем занимается профессор Полежаев вместе с коллегами и отчего так охотились за ним его бывшие родственники, вставшие на путь предательства Родины. Приятно сознавать, что в сохранении секретов «гладиатора» и его потомков есть маленькая толика и моего труда…

Настроение у меня сразу улучшилось, затянутое мрачными тучами небо уже не казалось таким враждебным — у природы, как известно, нет плохой погоды. Захотелось одеться и пойти побродить по родному городу. Черные джинсы, водолазку потеплей, кожанку, зонт на всякий случай, кошелек в сумочку, так… Губы не забыть подкрасить… Что еще? Верный «макаров» на привычное место. И вперед, на улицу!

Город вовсю старается перебороть так некстати наступивший холод. Кругом, как грибы после дождя, выросли летние кафе; на свободной площадке у Крытого рынка собрали детский аттракцион — по крутым горкам на виражах лихо носится детский поезд. Сегодня, правда, там детишек маловато, дождик моросит с самого утра.

Я смотрю на этот аттракцион и понимаю, что человеческая жизнь так похожа на эти виражи: то взлет, то падение.

Иду по Немецкой. Устала. Надо отдохнуть, выпить чашечку кофе, съесть мой любимый «Наполеон». Сворачиваю к ближайшему, огороженному цепью летне-ресторанному заведению и… Хорошо, что вовремя остановилась. В уютном углу за отдельным столиком ела пирожные компания из четырех человек. Женщина сидела спиной ко мне и не могла меня видеть. Справа от нее мальчик лет десяти о чем-то оживленно говорил, жестикулируя руками наподобие Валдиса Пельша в передаче «Угадай мелодию». Заливисто смеялась юная девушка, сидевшая слева от женщины. Она была удивительно похожа на мальчишку — такой же профиль, нос, черты лица, цвет волос. Один к одному! Ну конечно же, Оксана и Вадим!

Сам Полежаев сидел лицом ко мне. И хотя я остановилась и не вошла под тент в кафе и стояла как вкопанная на пороге, Иннокентий Михайлович увидел меня. Но странно: он смотрел на меня в упор и будто не замечал! Никак не реагировал! Нет, я прекрасно понимаю, что все произошедшее с нами в ту недавнюю апрельскую неделю — это просто весеннее наваждение, которое, безусловно, должно быть забыто. Я смотрела на счастливые лица детей, наконец-то встретившихся в этой жизни, на глаза Оксаны, в которых льдинки печали потихоньку начали таять, уступая место какой-то умиротворенности и спокойствию, и рассуждала: да, это дело твоих рук, детектив Иванова, это ты соединила дочь и отца, спасла обоих, а сегодня как раз Международный день семьи, и ты обязана затушить в себе пожар не вовремя загоревшихся чувств к этому уже совсем седому мужчине.

Я и так их уже почти затушила. Почти. Но не поздороваться со своим спасителем, человеком, который отвел от тебя смерть?! Неужели он подумал, что в присутствии его жены я выдам ненароком свои чувства? И совсем выбросил меня из головы, как избавляются от ненужной вещи… Господи, и это мужчина, который когда-то в порыве страсти говорил высокие слова о неспособности сделать мне подлость?!

Нет, скорее прочь отсюда!.. Взглянув в последний раз на своего недавнего кумира, я повернулась и медленно пошла вдоль проспекта. Непонятная слабость обволокла все тело, голова кружилась, и я еле успела доплестись до деревянной скамейки, опоясывающей рекламный щит. Трудно быть женщиной и оказаться в положении выкинутой ненужной вещи, которой просто воспользовались. Так мерзко!.. Непроизвольно полились слезы. Я закрыла глаза, стараясь успокоиться. Сейчас, сейчас все пройдет, надо только взять себя в руки…

— Татьяна Александровна, вам плохо? — Этот голос я узнаю из тысячи и теперь и всегда. Неужели у меня вдобавок ко всему еще не в порядке и с головой? Начались галлюцинации?

— Татьяна Александровна, вы меня слышите? — голос становился все более настойчивым.

Я открыла глаза. Передо мной стоял он, профессор Полежаев. С букетом алых гвоздик. «За цветами решил для жены сбегать, нашел предлог, чтоб выскочить из кафе, теперь подошел утешать меня, подлец!» — гневно подумала я. Но что-то явно было не так во всем его облике… Что? А, вот оно: Полежаев в кафе с женой и детьми был в своем традиционном сером костюме и белой рубашке, он достаточно консервативен в одежде, а этот — в черных брюках, модном светлом пиджаке, белой рубашке и черном галстуке; у Полежаева в кафе — галстук серый, я точно помню, однажды сама ему завязывала…

— Татьяна Александровна, это вам! — Стоящий передо мной человек протягивал букет алых гвоздик. — С праздником!

— С каким праздником? — обалдело смотрю я на него.

— А не все ли равно, с каким? Сегодня, кажется, День семьи. Простите, забыл представиться, иначе вы так и будете на меня смотреть ошалело. Полежаев Викентий Михайлович.

Видимо, выражение моего лица было достаточно красноречивым, поскольку этот Полежаев решил взять инициативу в свои руки.

— Да возьмете же вы наконец цветы?

Я протянула правую руку, которую профессор… нет, чего я несу, другой Полежаев перехватил, поцеловал, вручил мне букет, потом вынул из правого кармана брюк платок, вытер мои заплаканные глаза.

— И чего мы ревели? — спокойно, по-отечески произнес Полежаев.

— Зашла в кафе, а там за столиком, — я махнула рукой в сторону кафе, — Полежаев с семьей. И не поздоровался со мной, хотя видел.

— Правильно, он же вас не знает, — ничуть не удивился этот Полежаев.

— Ничего не понимаю!.. Вы — Викентий Михайлович?..

— Да, да, родной брат, больше того, близнец Иннокентия. Я, кстати, старше его. На целых 37 минут. Нас родной отец путал, так что уж о вас-то говорить! Мама одна по каким-то ей только ведомым признакам различала нас, — пояснил Полежаев.

— А кто ездил со мной в Зареченск, кого я вытаскивала из бункера ветровской дачи?

— Безусловно, меня. Неужели, Таня, вы могли подумать, что мы дадим Кудрину и его хозяевам хоть малейший шанс захватить настоящего профессора Полежаева? Одного из создателей «гладиатора» и суперновинки «С-400»? — Викентий вопросительно посмотрел на меня.

Опять начал накрапывать дождь. Полежаев раскрыл надо мной свой огромный черный зонт. Я встала. Мы пошли по почти безлюдной Немецкой вниз, к Волге. Этот Полежаев стал рассказывать.

Натовские спецслужбы давно испытывали сильную тягу к секретам наших оружейников. Еще в феврале 1977 года добровольно стал сотрудничать с ЦРУ Адольф Толкачев, ведущий специалист тогдашнего Советского Союза по аэронавигационным системам. Получив от американцев в общей сложности около трех миллионов долларов, он продал им секреты нашей авиации на двадцать миллиардов баксов!

Шли годы. Толкачева разоблачили и расстреляли. Но американцы не переставали искать ему подобных теперь уже среди российских ученых. Поскольку наука у нас, как и вся страна, в кризисе, руководители западных спецслужб считали, что любого известного оружейника можно легко купить.

Наша резидентура в США и Брюсселе, где находится штаб-квартира НАТО, донесла о готовящейся провокации против профессора Полежаева. В начале девяностых годов, когда подул ветер демократических перемен, ослаб и режим секретности. Пару лет назад на полигоне Капустин Яр ученый нос к носу столкнулся со своим бывшим зятем, журналистом Андреем Ветровым, узнавшим в профессоре «Михайлове» своего родственника. Подлинные научные интересы профессора Полежаева стали секретом Полишинеля. Так абсолютно случайно иностранная разведка вышла на одного из ведущих конструкторов зенитно-ракетных систем: родственники Ветрова занимались оружейным бизнесом и были связаны с западными спецслужбами. Андрей мешал жене и зятю не только в амурных приключениях, он догадывался и о подлинных коммерческих интересах фирмы «Спаниель»…

От него избавились безжалостно и хладнокровно. С операцией по захвату Полежаева не спешили: уж очень хотелось заказчикам довести объект «до кондиции» — западные разведки знали, что Полежаев и его коллеги работают над новым, гораздо более совершенным образцом зенитно-ракетного комплекса, сведения о котором были поистине бесценными. Но начало конфликта в Югославии ускорило развязку. Осуществить захват в Тарасове, где Полежаев жил и работал в одном из оборонных КБ, было нереально: слишком плотно опекали его парни из ФСБ. Необходим был стопроцентно надежный повод, по которому ученый может выехать один, без охраны, в незнакомый город.

Тогда Кудрин и его сообщница Ветрова, хорошо прежде знавшая Полежаева, решились на чудовищное преступление. По их приказу была уничтожена Ирина Полежаева, бывшая жена профессора и позже самого Кудрина. Тем самым заговорщики «убивали двух зайцев» — избавлялись от доведенной ими до крайней степени нервного истощения женщины, мешавшей их любовной связи, и вынуждали Полежаева прибыть в Зареченск на поиски якобы украденной дочери.

Они уже действительно напоминали загнанных волков: ведь кровь пролилась вторично — два года назад вдвоем, Кудрин и Ветрова, убили ее мужа Андрея, также стоявшего на пути их связи, обогащения и прочих грязных делишек.

Но заговорщики не подозревали о существовании Викентия Полежаева, брата-близнеца ученого, несколько месяцев назад возвратившегося на Родину после многолетней работы нелегалом: полковник Викентий Полежаев трудился в Службе внешней разведки.

Впрочем, о том, что брат жив, не догадывался даже сам профессор Полежаев: почти три десятка лет назад для обеспечения конспирации была инсценирована смерть Викентия Михайловича.

— О том, что я подменил брата, знали всего два человека из центрального аппарата ФСБ: Иннокентия вызвали в Москву сразу после убийства Ирины, а в Тарасов прилетел уже я. Три дня в Москве я общался с братом, входил в его образ. Торговля оружием невозможна без покровительства спецслужб, и у Кудрина были «уши» в местном Зареченском отделении ФСБ, которые не могли пока вычислить контрразведчики. Вот почему, когда убили Ирину, я почувствовал нешуточную угрозу жизни племянницы и настоял на операции прикрытия и помощи частного детектива. Рисковать жизнью ребенка мы не имели права, — объяснял мне Викентий.

— Но роль частного детектива могла с успехом сыграть любая ваша сотрудница. Почему вы обратились именно ко мне? — недоумевала я.

— О нет, здесь вы, Таня, ошибаетесь! О брате-близнеце практически никто не знал. Я ушел в разведку сразу после окончания школы. На тарасовском кладбище есть даже моя могила… — заметив недоверчивое выражение на моем лице, подтвердил Полежаев-старший. — Жестоко, но иначе тогда было, видимо, нельзя. Для всех я умер. От осложнения после гриппа.

А частный детектив, к которому, логически рассуждая, мог вполне кинуться профессор, был нужен настоящий. Ведь, начни они проверять, любая сотрудница ФСБ провалилась бы сразу. Кто знает, как далеко протянулись их «уши» от Зареченского управления, ведь номер телефона брата им кто-то все-таки дал — сейчас это выясняет следствие, в Зареченске, Тарасове и Москве работает специальная бригада. Другое дело известный в Тарасове детектив-женщина, сама госпожа Иванова. Проверяйте сколько влезет, частник есть частник!

— Теперь я понимаю, откуда у «профессора» Полежаева такие навыки вождения машины, обращения со спецтехникой, знания приемов рукопашного боя, — произнесла я. — Выходит, мы с вами сыграли роль живцов, на которых клюнула иностранная разведка?

— Выходит, так, — подтвердил Викентий. — На жаргоне англоговорящих секретных служб эта операция называлась «RED HERRING» — «Красная селедка», или попросту отвлекающий маневр.

— Но если бы вас и Оксану все же переправили за границу, что тогда? Долго играть роль брата вы бы не смогли…

— И не надо. На этот случай в нашей прессе сразу развернулась бы кампания по обвинению западных спецслужб в похищении бывшего разведчика вместо конструктора. Поместили бы наши с братом фотографии. А после по-тихому обменяли бы на кого-нибудь из засветившихся у нас их сотрудников. Обычная практика всех спецслужб, — хладнокровно прокомментировал возможный ход событий Полежаев. — Кстати, я заканчивал Кембридж и в технике разбираюсь. Немного, — улыбнулся Викентий.

Ох, эта его милая улыбка!

— Больше всего в этой истории меня поразил поступок Галины Ветровой. Этакая леди Макбет Зареченского уезда. Сначала убила мужа и сестру ради любовника и денег, а в финале драмы пустила себе пулю в лоб. Все-таки сильный характер, — не переставала удивляться я.

— Не спорю, сильный. Галина знала, что ее ждет: соучастие в двух убийствах, незаконная торговля оружием, похищение Полежаева — тут тянет минимум на пожизненное заключение. Прибавьте к этому ненависть единственной племянницы, понимавшей, кто заказал убийство матери. Ветрова с Кудриным, став родственниками благодаря Ирине, просто нашли друг друга. Как это в русской поговорке — одного поля ягодки? Андрей Ветров, по воспоминаниям знавших его, — бескорыстный романтик, отдававшийся творчеству без остатка. Деньги его не интересовали. А Ирина — пустышка, так и не нашедшая своего места в жизни. Они оба явно мешали «сладкой парочке», и Галина с Игорем встали на кровавый путь. Вот почему Галина в конце, сообразив, что все потеряно, предпочла сама расквитаться с жизнью. — Викентий замолчал.

— Оксана знает, что ее спас дядя, а не отец? — спросила я.

— Знает. Я привез ее домой, а там все ждут — Иннокентий, Наташа, Вадим… Оксана вначале растерялась, совсем как вы сегодня, смотрела то на меня, то на брата. Потом, узнав, что я дядя, обрадовалась, рассмеялась и говорит: думала, найду одного отца, а отыскала сразу двух. Вы разве с ней не согласны? — Мы дошли до парка, что в начале Немецкого проспекта, остановились.

— Согласна. Целиком и полностью, — пролепетала я.

— Тогда почему я не слышу, Таня, вопроса, обращенного ко мне? — Полежаев пристально посмотрел мне в глаза.

— Потому что я трусливая женщина и очень боюсь задать этот вопрос… — невнятно прошептала я.

— Тогда я сам на него и отвечу, Таня! — Викентий кашлянул от волнения. — Я вдовец, у меня есть сын-студент, а больше никого…

Дождь уже не просто моросил, а припустил вовсю и лил все сильнее и сильнее. Мы стояли с Викентием под старым дубом и целовались, как подростки, не обращая внимания на холодные струи, поливавшие наши лица из-за того, что зонт оказался не у дел — руки Викентия обнимали меня.

— Гладиатор ты мой, Гладиатор!.. Теперь я так стану тебя называть, можно? — шептала я ему.

— Можно, родная моя, можно… — отвечал Полежаев, упоенно прикасаясь к моим губам.

Но это уже совсем другая история…

Оглавление

  • Глава 1 Я женщина
  • Глава 2 Он талантлив, скромен, в меру честолюбив, приятный компаньон, сдержан и доброжелателен
  • Глава 3 Рядом неизбежное горе, и оно не заставит себя долго ждать
  • Глава 4 Увлечение делом
  • Глава 5 Не смешивайте деловую и личную стороны вашей жизни
  • Глава 6 Неприятные деловые поездки
  • Глава 7 Вас подстерегает серьезная опасность
  • Глава 8 Рядом с вами коварные враги
  • Глава 9 Вы подвержены влиянию непорядочного человека
  • Глава 10 Никто не становится злодеем без расчета и ожидаемой выгоды
  • Глава 11 На живца
  • Глава 12 В логове
  • Глава 13 Рассказ профессора Полежаева
  • Глава 14 По тонкому льду
  • Глава 15 Цифры предвещают неприятность от злых людей
  • Эпилог
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Коварная приманка», Марина Серова

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства