«Взрывное лето»

30183

Описание

На глазах частного детектива Татьяны Ивановой у входа в казино автоматной очередью ранен ее друг капитан милиции Андрей Мельников. Что это — случайность или месть? А может, таким образом бандиты пытаются замести следы — недавно при взрыве автомобиля погиб коммерческий директор весьма подозрительной фирмы, деятельностью которой заинтересовалась милиция. Татьяна немедленно включается в расследование и вместе с друзьями-оперативниками идет за преступниками буквально по пятам. На этом тернистом пути ее не способны остановить даже новые взрывы и покушения…



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Марина СЕРОВА ВЗРЫВНОЕ ЛЕТО

Глава 1

Я остановилась на маленьком черном платье. Давным-давно, еще в студенческие годы, мне попалась в руки бульварная газетка, в которой было напечатано интервью со знаменитой моделью, кажется, это была Линда Евангелиста. Так вот, кроме разговоров об уходе за кожей и о том, сколько часов сна надо девушке, чтобы хорошо выглядеть, эта супермодель заметила: «У каждой женщины в гардеробе должно быть маленькое черное платье». Не могу сказать, что я тогда свято верила печатному слову, но эта мысль произвела на меня впечатление. Я немедленно позаботилась о покупке столь необходимой для стильной женщины вещи, и с тех пор, невзирая на капризы моды, очередное маленькое черное платье неизменно занимало почетное место в моем шкафу.

Итак, с платьем решено. Я покрутилась перед зеркалом и похвалила себя. Два месяца назад пришлось добавить полчаса к ежедневному комплексу упражнений, и результат налицо: жирок, который начал было накапливаться в области талии, исчез, выглядела я практически идеально! На занятия общефизической подготовкой уходит довольно много времени, но для частного детектива — это суровая необходимость. Так что фигурка у меня сейчас, пожалуй, не хуже, чем у принцессы Дианы.

С туфлями проблем нет — замшевые черные «шпильки» всегда наготове. Теперь украшения. Пожалуй, золото. Тонкая цепочка, серьги-звездочки и перстенек. Все очень изящное, не слишком дорогое, не для демонстрации богатства, а просто чтобы отметить, что ничто человеческое мне не чуждо. Контрольная проверка перед зеркалом — да, очень неплохо. Простенько и мило.

Теперь самое сложное — лицо. Я села и раскрыла косметический набор. Задумалась. В качестве кого он меня приглашает и что мне нарисовать? Мельников, когда позвонил, ничего толком не объяснил. Он вообще как-то очень невнятно со мной разговаривал, явно на бегу: «Танька, ты свободна сегодня вечером? Мне надо в казино, кое на кого посмотреть, позарез нужна дамочка для создания антуража, а наши все в разгоне. Выручай!»

Ясное дело, выручу. У меня, конечно, своих дел хватает, но Мельникову, когда он о чем-то просит, я отказать не могу. А уж в казино я с ним пойду с превеликим удовольствием. Тем более что вечера у меня последнее время свободны.

Андрей велел приезжать к семи, сказал, что встретит у входа, и бросил трубку. Он, видите ли, торопится, а я теперь сиди, ломай голову, какую боевую раскраску выбрать, кого я там, рядом с ним, изображать должна!

С другой стороны, если бы ему нужно было нечто особенное, бросающееся в глаза, он бы предупредил. Раз он собирается за кем-то следить, значит, и мне надо не слишком светиться. Дамочка при серьезном мужчине, класс «экстра», среди посетителей казино не выделяется, но и не затеряется в толпе — вот мое лицо на сегодня. Приняв решение, я принялась за дело. Тональный крем, тени, немного туши на реснички, чуть-чуть подправить линию бровей, губки капризные карандашиком подчеркнуть, блеск, румяна — очень серьезная работа, между прочим. Серьезная, но привычная, так что без пятнадцати семь я была готова. Уже в туфлях, с сумочкой в руках еще раз придирчиво осмотрела себя в большом зеркале. По-моему, безупречно, Мельников должен быть доволен.

Машина у меня, по роду деятельности, всегда под рукой, так что осталось только спуститься во двор. Устроилась я на сиденье своих «Жигулей» аккуратненько, платье хотя и немнущееся, но лучше его расправить, сбросила туфли, ноги на педали, и вырулила на улицу.

Впереди показалось здание казино. Я взглянула на часы, без минуты семь. Терпеть не могу непунктуальности, и то, что сама я практически никогда не опаздываю, — предмет мой гордости.

Двухметрового Мельникова, маячившего на тротуаре, я заметила еще раньше, чем вывеску казино. Он вырядился в строгий темно-серый костюм и выглядел… Я только вздохнула, до чего же все-таки хорош, собака! Андрей тоже заметил меня и помахал рукой. Я кивнула ему и притормозила, собираясь завернуть на стояночку «для гостей нашего казино».

Неожиданно синий «Москвич», мирно ехавший за мной и тоже вроде бы собиравшийся на стоянку, рванул вперед, едва не задев мою машину, обошел меня, и… из окна в сторону казино — я не поверила своим глазам — высунулось дуло автомата. Ну, верить или не верить своим глазам — это личное дело каждого, а вот автоматную очередь тот, кто хоть раз ее слышал, ни с чем не спутает.

Все, что происходило дальше, я запомнила какими-то отдельными, не связанными друг с другом фрагментами. Падает Мельников… Но не так, как в кино, медленно опускаясь, а резко, словно его швырнуло на асфальт сильным ударом. Я еще в машине… А в следующий момент — уже около него на коленях… Вокруг люди — много, стоят, смотрят, лица у всех обалдевшие… Кажется, я заорала: «Скорую!» Два здоровенных мужика, на вид — вылитые гоблины, одновременно, не сводя глаз с Андрея, вытащили сотовые…

Андрей лежал без сознания, грудь залита кровью. У него две раны: из одной кровь просто льется, а там, где вторая, пенится при каждом вдохе. Легкое пробито? Господи, как давно были эти дурацкие занятия по санподготовке! Я метнулась обратно в машину за аптечкой.

…Снова на коленях, пытаюсь сделать перевязку, но у меня не хватает ни сил, ни рук. Не глядя, дергаю за штанину ближайшего ко мне человека: «Помоги!» Он приседает рядом со мной, совсем пацан еще, в глазах ужас, губы дрожат. Приподнимает Мельникова, я задираю пиджак и начинаю торопливо обматывать Андрея. К пенящейся ране приложила воздухонепроницаемую упаковку от стерильного бинта, теперь — потуже, потуже, чтобы кровь остановилась…

Андрей начинает сползать, у пацана не хватает силенок удержать его, тут на помощь приходит еще один мужчина, плотный, седой, уверенные движения. Я заканчиваю перевязку и оборачиваюсь к гоблинам:

— «Скорая»?

— Там все время занято… — неожиданно писклявым голосом говорит один. Второй, продолжая ожесточенно тыкать пальцем в кнопки, только пожимает плечами.

«А, черт!» Я беспомощно оглядываюсь по сторонам. Люди смотрят с сочувствием, со страхом, с интересом…

— Да больница же за углом, — негромко говорит пацан, он весь перепачкался в крови.

— Давайте его в машину, — командую я.

Действительно, больница в двух кварталах, быстрее самой доехать, чем «Скорую» ждать. Я прыгаю обратно в машину, гоблины помогают устроить Мельникова на переднем сиденье. Откидываю сиденье назад, пристегиваю Мельникова ремнем безопасности. Он стонет, но в сознание не приходит. Седой мужчина захлопывает дверцу, пацан замер рядом. Я кричу им «Спасибо!», и мой «жигуль» срывается с места. Машинальный взгляд на часы — девятнадцать ноль три. Прошло всего четыре минуты? Не может быть!

Я выжимаю из мотора все возможное, непрерывным гудением распугивая окружающих. Вот уже и больничные ворота видны, но тут я начинаю сознавать, что вокруг что-то происходит. Рядом воет сирена, меня пытается обогнать машина, из окна которой высовывается парень в милицейской форме, машет, чтобы я остановилась. Извини, друг, знаю, что нарушаю, но не до тебя сейчас, и я давлю на газ.

Парень что-то кричит, довольно злобно, в руке у него появляется пистолет. Прицеливается, хлопок… машину тряхнуло, в подножку, что ли, попал? Андрей снова застонал, я в отчаянии оглянулась на него. Милиционер снова поднял пистолет, по колесам бьет. Ни фига себе, предупредительный выстрел! И больница вот она, в двух шагах, а эти уроды доехать не дают!

…Я ударила по тормозам, снова оглянулась на Мельникова. От резкого торможения он немного сполз с сиденья, хорошо, что ремень тело удерживает. В бешенстве я распахнула дверцу и выскочила из машины. Милицейская машина тоже затормозила. Ко мне побежали трое. Впереди тот, который только что стрелял: маленький такой, хлипкий и пистолетом машет, а за ним двое в бронежилетах и масках.

— Вы что! — заорала я на них, но они словно не слышали.

В одну секунду двое, которые в масках, распластали меня по капоту, обыскали железными лапами и, встряхнув, как котенка, поставили перед коротышкой с пистолетом. Этим самым пистолетом он больно ткнул меня в ребро.

И тут на меня обрушилась такая лавина мата, что я, честно говоря, растерялась. Ну не привыкла я к такому обращению со стороны бывших коллег. Ладно, допустим, с этим конкретно я незнакома, и у него есть претензии ко мне по поводу моей манеры ездить… Но существуют же правила поведения во время задержания! Конечно, не такая уж я наивная, понимаю, что никто эти правила не соблюдает, только не до такой же степени! Да и мат у него какой-то бестолковый, абсолютно невыразительный. Выучил три слова, повторяет их с разными окончаниями и думает, что стал великим мастером по части матерщины. Никакой фантазии у человека. В школе точно двоечником был. Ему бы у Андрея пару уроков взять… О господи, Андрей! Я подняла руку, останавливая поток брани.

— Послушай, — я взглянула на погоны, — лейтенант. У меня в машине раненый оперативник, фамилия его Мельников. Его надо…

— Сам знаю, что у тебя! — перебил он. — Говори, зачем похитила работника милиции, куда хотела отвезти?

Вообще-то спросил он не совсем так. Это только суть вопроса, а говорил он гораздо длиннее и вульгарнее. Вообще не люблю, когда матерятся, да еще так бездарно. Я окончательно озверела — Андрей истекает кровью в моей машине, а этот идиот затеял какие-то дурацкие игры…

— В больницу, кретин! До ворот двести метров осталось, не видишь? — Я махнула рукой, и мальчики в бронежилетах, забеспокоившись, схватили меня за плечи. — Не сметь меня лапать! — рявкнула я так, что они сразу убрали руки. — Ты, суслик белобрысый, дашь его до врачей довезти или мне с боем прорываться?

— Сами довезем, — лейтенант буравил меня мрачным взглядом. — А ты прикуси язык, знаем мы таких шустрых. И за оскорбление тоже ответишь по всей строгости закона. В управление ее, — кивнул он бронежилетчикам. — Приеду, разберусь, кто такая.

Тренированные ребята подхватили меня с двух сторон, и не успела я взвизгнуть, как оказалась в милицейской машине. А этот белобрысый недомерок сел за руль моего «жигуленка» и поехал к больнице. Единственное, что меня утешило в этой ситуации, — это то, что ехал он быстро.

В управлении неразговорчивые ребята в масках сдали меня дежурному и исчезли. Дежурного я не знала. И, как назло, вообще никого знакомых.

Мне стало холодно. Я наконец заметила, что все еще босиком. Ну да, все так быстро происходило, когда мне было свои шпильки напяливать? А здесь пол, между прочим, ледяной, даром что лето на дворе. Пришлось забраться на лавку с ногами. Не сказать, что стало намного теплее. И дрожь не проходила: мое чудное «маленькое черное платье» — не самая лучшая одежда в этой ситуации, сейчас бы телогреечку…

Я посмотрела на пятна крови, заметные даже на черном. Как там Мельников? Узнать бы… Потом оглянулась по сторонам. Народу кругом полно шастает, так почему же никто из тех, кого я знаю, сюда не заглянет? Чаще надо было забегать к друзьям, укорила я себя. Теперь каждый день, как на дежурство, ходить сюда буду, пока со всеми не перезнакомлюсь! Больше часа прошло, ни одного знакомого лица не увидела. А, наконец-то!

В дежурку забежал Витя Самойлов из мельниковской группы, из старых товарищей, с ним мы успели даже поработать вместе.

— Привет, Таня, — махнул он мне. — Слыхала, Андрея ранили! — и повернулся к дежурному. — Иван Александрович, у тебя здесь должна быть бабенка, шалава какая-то, Мельникова с места нападения увезла. Ярославцев ее еле догнал. Где она? — Дежурный внимательно посмотрел на Витю и кивнул в мою сторону. Я, поджимая под себя босые ноги, постаралась принять гордый вид французской королевы в изгнании.

— Та-ак, — Самойлов, с копной пшеничных волос, голубыми глазками и носиком-пуговкой, внешне никак не производил впечатления человека, обремененного интеллектом, однако это было далеко не так. Соображал он очень неплохо. — Вот теперь понятно. Значит, это была ты. А Ярославцев, вместо того чтобы догонять стрелявших, кинулся за тобой. Догнал, значит, успешно произвел захват преступницы. Далеко до больницы было?

— Метров двести не успела доехать, — честно ответила я. — Только меня не он захватил, слишком он хлипкий для этого. Меня спецназ скрутил. Два таких амбала, что я и пискнуть не успела. Вить, как Мельников, что-нибудь уже известно?

— В операционной, — думая о своем, машинально ответил Самойлов. Потом словно очнулся, взглянул на меня. — А чего ты босиком?

— Кто бы мне дал обуться! — довольно злобно фыркнула я. — Туфли в машине, а я здесь!

— Ты что, в машине разуваешься? Японские церемонии?

— Господи, ну при чем здесь Япония! — застонала я. — Ты пробовал в туфельках на шпильках машиной управлять? Ногу на педаль поставить хотя бы?

— Не-а, не пробовал, — ухмыльнулся Витя. — Ладно, пошли. Добежишь до нашей комнаты, босоножка?

— А у меня есть выбор? — осведомилась я. — Или ты согласен отнести меня на руках?

— Нет уж, Иванова, тебя только возьми на руки, потом не стряхнешь… — Он расписался в журнале, который подсунул ему с интересом наблюдавший за нами дежурный, и двинулся к дверям. Я уже спрыгнула с лавки и последовала за ним. Но тут вспомнила о своем решении заводить новые знакомства в милиции. Остановилась, выдала самую обаятельную из своих улыбок:

— Всего хорошего, Иван Александрович. Было очень приятно с вами познакомиться.

Иван Александрович, голоса которого я так и не услышала, невозмутимо кивнул, и я, наконец, с достоинством покинула дежурку.

В комнате, куда мы с Самойловым пришли, было ненамного теплее, но не успела я устроиться на стуле, снова поджав под себя ноги, как Витя достал из шкафа и кинул мне пушистый серый свитер. Пока я, урча от удовольствия, натягивала на себя это теплое чудо, он открыл нижний ящик своего стола и вынул шерстяные носки.

— На, надень и сядь, наконец, по-человечески, а то, как ворона на ветке… того и гляди свалишься!

— Витя, ты что, добрым волшебником подрабатываешь? Откуда у тебя здесь эта прелесть? — умилилась я его заботливости. Свитер был немного длиннее моего многократно хваленого платьица, а носки, когда я их подтянула как следует, достали почти до колен. Еще продолжая дрожать, я уже почувствовала обволакивающее меня тепло.

— Теща связала, — пояснил Самойлов, с довольной улыбкой глядя на меня. Этот парень любил, когда людям вокруг было хорошо. — У них в деревне козы, вот она пух чешет и вяжет. Из козьего-то пуха все вон какое теплое. У меня уже четыре свитера, две кофты и носков без счета. Я и сюда принес, на всякий случай. Видишь — пригодились.

— Ага, для сирых и угнетенных. Вить, это ж просто мое счастье, что ты такой предусмотрительный. А то умерла бы я здесь мерзкой смертью.

— Это в каком смысле? — опешил Самойлов.

— В смысле замерзнутой, — объяснила я.

— Сроду ты, Таня, как скажешь, так хоть стой, хоть падай, — покачал он головой. — Люди так не говорят.

— Кому лучше знать про замерзнутую смерть, как не тому, кому холодно? — для убедительности я поплотнее закуталась в свитер и лязгнула зубами. — Ты со мной лучше не спорь!

— С тобой? Спорить? — Витя ужаснулся довольно искренне. — Да ни за что! Лучше пусть все будет по-твоему, хочешь — мерзкой смертью помирай, хочешь — замерзнутой.

— Фигушки, теперь выживу! Твоими стараниями, между прочим.

Закипел чайник, а я даже не заметила, когда Витя успел его включить. Мой спаситель кинул по пакетику чая в две большие кружки, подвинул одну мне, подсунул сахар.

— А теперь рассказывай все с начала. С самого начала, и подробно.

— Сначала… — Я осторожно грела ладони о горячие стенки кружки, не решаясь отхлебнуть, кипяток все-таки. — Если сначала, то родилась я в одна тысяча девятьсот… Ладно, ладно, не смотри так. Это у меня шутки дурацкие на нервной почве. Значит, так. Мельников позвонил мне сегодня днем, спросил, могу ли вечером пойти с ним в казино. Дословно: «У меня тут есть наводка, надо кое за кем присмотреть сегодня». Наверное, я ему была нужна для создания видимости солидности. Может, и еще на какую помощь рассчитывал, но ничего не сказал. Вообще никаких подробностей, никаких обсуждений. Просто велел приезжать к семи, сказал, что встретит на улице, у входа.

Я замолчала и сделала осторожный глоток. Все-таки чай еще очень горячий. А Витя вон уже половину выхлебал. Луженый желудок у парня, хлещет кипяток и даже не морщится.

— Ладно, это предыстория, — поторопил он меня. — Это я все и так в общих чертах знаю. Дальше давай.

— Из дома я вышла без пятнадцати семь, — послушно продолжила я. — Добиралась нормально, ничего подозрительного. Андрея увидела метров за двести. В это время синий «Москвич» у меня за спиной уже маячил, но, когда он ко мне пристроился, сказать не могу. По крайней мере не раньше, чем я на Лермонтовскую свернула. До этого на светофоре долго стояла и от нечего делать машины разглядывала, которые за мной выстроились. Тогда его точно не было.

— Так, — Витя взял лист бумаги, быстро начертил небольшой план, сделал пометку. Эта его привычка мне была давно известна. Он всегда рисовал планы местности, схемы связей между людьми, графики времени. Так ему было легче работать. — Значит, здесь его не было. А где ты его заметила?

— Пожалуй, вот тут, — я показала пальцем, — у библиотеки. Здесь у меня в зеркалах что-то уже синело.

— Но точно ты не знаешь, может быть, и не он?

— Наверное, все-таки он. После библиотеки меня никто не обгонял, правого поворота здесь тоже нигде нет. А у самого казино он уже у меня на хвосте висел. Вроде тоже собирался на стоянку, за мной — поворотник замигал.

— А потом? Они передумали? Почему?

— Я знаю? Я увидела Андрея, махнула ему и собралась парковаться. А тут этот «Москвич» рванул, как из пушки, совершенно неожиданно.

— Мельников тебя видел?

— Да, он тоже мне помахал. Смотри, вот здесь казино. Здесь он стоял, — я тоже взяла ручку и делала пометки на Витиной схеме. — Здесь стоянка, а я подъехала отсюда. И вот тут они мимо меня просвистели. Вот так… — и я провела кривую, обходящую слева то место, где находилась моя машина, и устремляющуюся прямо перед ней к казино.

— Номер запомнила?

— «Е 792 тв». Но в первой цифре не уверена.

— Да нет, правильно, — печально вздохнул Самойлов.

— А что, уже нашли? Где?

— Недалеко от набережной. Там куча мелких переулков, тупичков… Вот в одном из них. Естественно, уже три дня как в угоне. Ладно, давай дальше. Проехали они мимо тебя… Что ты увидела?

— Да ничего толком не увидела. Не знала же я, что они стрелять станут.

— Но что-то подумала?

— Ага, подумала. С чего бы, мелькнуло, эти малахольные так порскнули? Потом автоматное дуло увидела. Кстати, автомат они тоже бросили?

— Нет.

— А отпечатки в машине нашли? Хоть какие-нибудь?

— Нет. Они, Таня, эту машину не просто бросили, они ее слегка подвзорвали. Поэтому мы ее и нашли быстро, пожарные сообщили.

— Ничего себе!

— Вот именно. Ничего себе, и нам тоже ничего… Кроме дула, что еще разглядела?

Я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза.

— В машине было двое, оба на переднем сиденье. У водителя уши оттопырены. Сильно, я только в мультфильмах такие видела. Как у Чебурашки. А тот, что стрелял… Вить, я же видела их всего пару секунд. Но такое ощущение, что по возрасту они где-то между тридцатью и сорока. До старости еще далеко, но уже не сопляки. Все, наверное. Они уехали, а я к Андрею кинулась.

— А почему им на хвост не села? — как-то скучно поинтересовался Витя.

Я ничего не ответила, потому что на дурацкие вопросы не отвечаю. Но посмотрела на него достаточно выразительно, так что он сразу стал оправдываться.

— Ладно, ладно, я ведь к тому, что у нас там группа была, они бы Мельникову помогли.

— Ага, этот желторотик психованный со своим пистолетиком. Пусть бы, раз он такой герой, бандитам на хвост и садился. Они бы его как увидели, так сразу испугались бы и подняли лапки вверх. А то он с двумя амбалами слабую, беззащитную женщину захватил и обрадовался.

— Вот-вот, — проворчал Витя. — Все такие умные, все кинулись к Андрею. И пока вы его друг у друга отнимали, бандиты спокойно уехали.

А в отношении «слабой и беззащитной» он промолчал, потому что знал: с этим недомерком, даже при его пистолете, Таня Иванова в два счета бы управилась.

— Я, между прочим, вообще понятия не имела, что там кто-то еще есть! — обиделась я. — Нас с Мельниковым, между прочим, этот ваш инициативный идиот, который догонять взялся, чуть не угробил. Додумался, придурок, на такой скорости по колесам стрелять.

— По каким колесам? — не понял Витя.

— По моим! Нет бы по этому «Москвичу» пальнул. Глядишь, и остановил бы. Да нет, вряд ли, он и по моей машине промазал. Вы бы его хоть стрелять научили, что ли.

— Ты что, хочешь сказать, что Ярославцев по твоей машине стал стрелять? Венька?

— Он мне не представился. Лейтенант, белобрысый, конопатый, курносый коротышка. Он?

— Ну, обычно его другими словами описывают, но похоже, что он. Венька по твоим колесам стрелял? Зачем?

— Хотел, чтобы остановилась. А мне некогда было. Я, видишь ли, торопилась Андрея в больницу побыстрее доставить.

— Да, ребята, — совсем загрустил Самойлов. — Порезвились вы, я гляжу, от души…

— Ты сам-то где был? — огрызнулась я.

— В двух кварталах оттуда, — спокойно ответил Витя. — На случай, если бы Мельников приказал следить за объектом. А Венька совсем рядом сидел, в подворотне, со спецназом. Если бы возникла необходимость задержания, в дело вступили бы они.

— О господи! — вздохнула я. — А что за объект-то?

— Мы сами толком не знаем. Информатор Андрею стукнул, что интересующее его лицо будет сегодня вечером в казино расслабляться. Обещал пальчиком показать. Мельников решил посмотреть на него, а тогда уж решать, сразу брать или походить за ним. Вот мы и рассредоточились по окрестностям. Тань, а над чем ты сейчас работаешь? Может, все-таки, это ты их на хвосте притащила?

— Разводное дело, — я пожала плечами. — Детишки богатеньких родителей поженились сгоряча, а через полгода стали свадебные подарки делить. Не думаю… И потом, если они по мою душу ехали, чего они в Мельникова палить стали? Обознались?

— Н-да… Скорее, действительно, на него охотились. Ну-ка, очевидец, сосредоточься и скажи, действия этих парней в «Москвиче» были заранее спланированы или больше похоже на случайный порыв.

— Черт его знает, все очень быстро произошло, не разберешь. А ты что ж, думаешь, просто псих какой-то пострелять вышел, а Мельников случайно под пулю угодил?

— Не то чтобы думаю. Для психа все очень уж ловко получилось. И потом, автомат, взрывчатка… Нет, здесь серьезные люди работали.

Дверь заскрипела, и я обернулась. В комнату вошел белобрысый лейтенант, тот самый, что так героически меня поймал. Витя нервно вскочил.

— Ну что?

— Операция прошла успешно, — мрачно сказал белобрысый. — Состояние стабильное, средней тяжести. Сейчас он спит, действие наркоза. Если не случится осложнений… В общем, все должно быть в порядке.

— Ф-фу, — Витя снова сел. — Уже хорошо.

Мне тоже стало немного легче. Вот мы сидели с Самойловым, спокойно так, серьезно разговаривали, нормальная работа. А под этой деловитой оболочкой тщательно спрятанная, замаскированная истерика: «Как там Мельников? Выживет? Нет?» Заметно расслабившийся Витя подмигнул мне.

— Что ж, господа, пора вам познакомиться. Таня, это Ярославцев Вениамин Семенович, молодой, подающий надежды сотрудник, уже второй месяц в нашей группе, прошу любить и жаловать.

Я сдержанно кивнула. Ни любить, ни жаловать этого подающего надежды я не собиралась. Витя же продолжал церемонию.

— А это — Татьяна Александровна Иванова, в свое время краса и гордость прокуратуры, верный друг и товарищ всей нашей группы и Андрея Мельникова лично, ныне самый знаменитый в Тарасове частный детектив.

Ярославцев даже кивать мне не стал. Только зыркнул голубенькими своими глазенками и хмуро спросил:

— Показания гражданки Ивановой уже записал?

— Ты что, Венька? — слегка опешил Витя. — Я же тебе говорю, что…

— Да знаю я, — с досадой отмахнулся тот. — Я сначала в дежурку заглянул, Иван Александрович доложил. И вообще, по-моему, уже все управление в курсе.

— Естественно, — подтвердил Самойлов без всякого сочувствия, а мне так даже теплей стало от злорадного удовлетворения. У ребят в управлении память хорошая, курносому Венечке долго будут эту историю вспоминать. И погоню дурацкую, и стрельбу… Они еще не знают, что он мне в ребро пистолетом тыкал. Оповестить, что ли, народ, дать еще один повод для шуточек?

А этот Венечка с отвращением поглядел на меня и, явно нехотя, сообщил:

— В больнице сказали, что все могло быть гораздо хуже, если бы не вовремя и профессионально сделанная перевязка. Когда я привез его, кровотечение почти остановилось, так что, — он прокашлялся, — примите нашу благодарность.

Мужественный мальчик. Ему, наверное, такое сказать было все равно что лимон съесть, а ничего, справился. Так что я не стала обращать общее внимание на то, что, если бы не его показательные выступления с пистолетом, Мельников попал бы в больницу минут на пять раньше. И дай бог здоровья нашему институтскому инструктору по санподготовке, гонял он нас до посинения. Я думала, что уже забыла все, а руки, оказывается, помнят.

— Общая благодарность, от всех сразу и от каждого отдельно, — Витя, не вставая, дотянулся и хлопнул меня по плечу. — Ладно, хватит болтать, давайте работать. Веня, рассказывай, что ты успел увидеть. Сравним с Танькиным рассказом.

— Не считаю это целесообразным. — Ярославцев надулся и сразу стал похож на блондинистого индюка. — Гражданка Иванова не является нашим сотрудником, следовательно, обсуждать с ней служебные…

— Веня, — ласково перебил его Самойлов, — я же тебе объяснил, мы с Ивановой работали, когда ты только в школу милиции поступать собирался. Так что, хотя она и не наш сотрудник, человек она совсем не посторонний. Совершенно свой человек, понятно?

— Все равно я не вижу необходимости… — упрямством это молодое дарование могло поспорить с ишаком-рекордистом. Мне это надоело, и я дернула Самойлова за рукав.

— Витя, не надо. Все равно я так устала, что не соображаю почти. Лучше я сейчас домой, а уж завтра уж… Когда с Мельниковым поговорить можно будет?

— Время посещения с семнадцати до девятнадцати, — официальным голосом выдал информацию Ярославцев. Ну прямо часы с кукушкой.

— Ладно, — махнула я рукой, — разберемся. Машина моя, я надеюсь, здесь?

Ярославцев молча вынул из кармана ключи и положил на стол. Я только покачала головой. Стянула свитер, отдала Вите, взялась за носки.

— Носки-то оставь. Или снова босиком через управление пошлепаешь?

— Понимаешь, Самойлов, если я в этих носках уйду, то их потом возвращать надо. А перед тем, как вернуть, порядочные люди вещи стирают. Я, разумеется, женщина глубоко порядочная, но ты меня знаешь и можешь себе представить, как я обожаю такое занятие, как стирка. Так что не уговаривай меня, и в босом виде добегу до машины, а там у меня туфли. Надеюсь, что они там, — выразительно посмотрела я на Веню.

Он поморщился, демонстративно отвернулся и стал разглядывать красующийся на стене график раскрываемости преступлений.

— Да забирай ты их без отдачи, — Витя озабоченно смотрел на меня. — Простудишься ведь. Тебе сейчас делом надо заниматься, а не болеть.

— Ну, если ты так ставишь вопрос, — подмигнула я, с удовольствием снова натягивая мягкие теплые носки.

И чуть было не ушла без пропуска, хорошо Витя вспомнил, что сегодня меня без этой бумаги не выпустят. Пообещав Самойлову позвонить завтра, я попрощалась и, аккуратно обойдя продолжавшего изображать столб посреди комнаты Ярославцева, без приключений выбралась из управления.

Глава 2

@BUKV-D = Дома я первым делом хорошенько отмокла в горячей ванне. В отношении физического состояния это здорово помогло, а вот что касается духа… Я сидела в махровом халате, с головой, обмотанной полотенцем, курила, прихлебывая кофе, и задумчиво водила пальцем по мешочку с магическими костями.

Казалось бы — совсем простая вещь, игрушка. Задаешь вопрос, бросаешь три двенадцатигранных кубика и смотришь в книге толкований расшифровку выпавшей цифровой комбинации. Мало кто относится к этому серьезно. Ну и пожалуйста, это их личное дело. А я верю в магическую силу моих гадательных косточек и не раз имела возможность убедиться в мудрости их ответов. Основная сложность здесь в том, что, когда хочешь получить мудрый совет, необходима полная душевная сосредоточенность и абсолютно четкая, не допускающая двусмысленного толкования формулировка одного-единственного вопроса.

У меня же сейчас в голове такой сумбур, что ни задать толковый вопрос, ни понять ответ я просто не в состоянии. Пожалуй, и без костей ясно, что самым мудрым поступком сейчас будет тихо-мирно лечь спать.

Утром меня разбудил телефонный звонок. Молодая супруга, по поручению которой я неделю металась по городу за ее сопляком-мужем, повизгивая от радости, поведала, что вчера на основании моих данных закатила любимому грандиозный скандал с битьем сервиза, потом они всю ночь мирились и сейчас поедут покупать ей норковую шубу. Или песцовую, она еще не решила.

Поскольку семья была спасена и шуба обещана исключительно благодаря моим неустанным трудам, клиентка теперь жаждала заплатить по счету, добавить премиальные и рекомендовать меня всем своим подругам без исключения. Мы договорились о встрече, и я с облегчением положила трубку. Не люблю я эти разводные дела, но что поделаешь, в результате они оказываются самыми прибыльными. А, как говорят, «любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда».

Очень вовремя эта парочка помирилась. Меньше всего мне хотелось бы сейчас отвлекаться на всякую ерунду. Только интересно, зачем ей в августе шуба? Даже если она норковая или песцовая. Или боится, что к зиме муженек опять загуляет, проявляет предусмотрительность? Ладно, это их развлечения, а у меня другие проблемы.

Быстренько провернув все утренние процедуры, я позавтракала, привела себя в порядок и выскочила из дома. Надо будет сегодня еще полный отчет по законченному делу составить и счет оформить. Ну да ладно, это все потом, сначала в больницу, к Андрею. Что там этот мальчик-с-пальчик говорил, посещения с пяти до семи вечера? Ага, как же! Вот сейчас все брошу, сяду и буду ждать пяти часов. Знаю я наши больницы. Мало ли, что они там у себя на вывесках пишут, кому надо — тот прорвется.

То, что порядки в этих богоугодных заведениях изменились со времени моего последнего посещения, оказалось для меня полной неожиданностью. Нет, внутрь я попала без проблем. То, что парадная дверь и запасной выход были заперты, меня, естественно, не остановило. Немного наблюдательности и — вот она, обшарпанная дверца. Из нее только что выпорхнула санитарочка и побежала к административному корпусу, а дверь осталась приоткрытой. Я накинула на плечи белый халат, предусмотрительно захваченный из дома, и с деловым видом вошла в больничный коридорчик. А вот на лестнице начались новости: двое парней в камуфляже загородили мне дорогу и очень вежливо поинтересовались: куда это я в неприемные часы направляюсь? Надо же, до чего, оказывается, дисциплина в наших больницах дошла!

Меня это, конечно, тоже не остановило, это охранникам слабо. Но сам факт их присутствия произвел впечатление. Короче, под пристальными взглядами сих дюжих молодцов я слегка притормозила и не менее вежливо доложила, что у меня назначена встреча с лечащим врачом моего мужа, в хирургическом отделении. После чего, озабоченно нахмурившись, деловитым кивком позволила им продолжать нести службу, а сама удалилась в сторону хирургии.

После консультации с пожилой нянечкой, меланхолично возившей белоснежной тряпкой по идеально чистому подоконнику (старой закалки человек, ее часы посещения не волновали), я нашла Андрея в крохотной одноместной палате с табличкой «Изолятор». Оказывается, иногда Ярославцев способен и на разумные поступки, настоял на отдельном номере. Правильно, большая компания Мельникову сейчас ни к чему. Только вот не мешало бы охрану возле палаты выставить. Кто их знает, бандитов этих стрелявших или их нанимателей? Что еще им в голову взбредет, когда узнают, что капитан милиции Мельников жив и в больнице лежит, раны залечивает? Те двое в камуфляже, на лестнице, — не охрана, так, видимость одна, вон как я их легко обвела вокруг пальца. Омоновца бы у двери Андрея посадить для спокойствия. Да только кто ж его даст, стража круглосуточного. Людей и так не хватает. А все бедность наша…

Я на цыпочках вошла в палату и осторожно прикрыла за собой дверь. Выложила из сумки четыре коробочки сока папайи. Маленьких, двухсотграммовых, с дырочками, запаянными фольгой, и трубочками сбоку, чтобы можно было пить, не наливая в стакан. Что Андрею из еды можно, а что нельзя, по ходу дела выясним, но сок — это всегда полезно. Почему вот только он так любит сок именно этой чертовой папайи, которого нигде не найдешь? Полгорода исколесила, пока купила. Можно подумать, детство Мельникова прошло в тропиках Африки.

А Андрей спал. Не знаю, что это было — действие наркоза или тот самый сон, который лучшее лекарство. Будить его я в любом случае не собиралась. Просто сидела на стуле и смотрела с нежностью на этого двухметрового верзилу, с которым столько лет вместе проработали, столько раз смертельно ругались, столько раз выручали друг друга, что упаси бог мне теперь его потерять… Лицо очень бледное, все-таки крови много потерял, но с простыней, как пишут в душещипательных романах, не сливается, уж очень щетина заметная.

Я слегка улыбнулась: а что, Мельникову эта легкая небритость даже идет, оказывается. Придает некий шарм. Попробовала мысленно примерить ему бороду — тоже очень неплохо. Ладно, посидела, полюбовалась, и хватит, хорошего понемножку. Надо бы, конечно, у него кое-что выяснить, но не будить же из-за этого. Все равно с врачом поговорить надо, узнать прогноз на будущее.

Лечащий врач Мельникова, немолодой худой мужчина с непропорционально крупными кистями рук, очень удивился, когда меня увидел. У них что, действительно соблюдаются часы посещений? Никогда не думала, что доживу до таких чудес! Но на вопросы мои Сергей Николаевич — судя по этикетке, болтавшейся на нагрудном кармашке халата, его звали именно так — ответил очень любезно и подробно. Состояние Андрея никаких опасений не вызывало, и доктор заверил меня, что крепкий организм Мельникова с ранением справится без проблем. Что же касается того, когда можно с ним побеседовать, то, подумав немного, предположил, что Андрей будет доступен для общения уже сегодня вечером. «С пяти до семи», — деликатно намекнул мне хирург. И, разумеется, ненадолго, поскольку пациент еще очень слаб.

Искренне поблагодарив милейшего Сергея Николаевича, я покинула больницу, причем искать потайную дверцу уже не пришлось. Крепкие молодые люди в камуфляже проводили неурочную посетительницу от лестницы до парадной двери — отперли ее персонально для меня — и очень любезно выставили вон.

Ну что ж, значит, до пяти я совершенно свободна. Вернувшись домой, я позвонила Самойлову и рассказала о своем налете на больницу. Мы немного посмеялись и поехидничали по этому поводу, потом договорились встретиться в пять у Андрея.

— Мне тут дела надо закончить, так что за тобой в управление заезжать не буду, — предупредила я.

— А то мы без тебя дороги не найдем. В конце концов, если мы с Венькой и задержимся, найдешь о чем с Мельниковым поговорить.

— Что, Ярославцев с тобой приедет? — никакой радости от этой новости я не испытывала.

— Тань, он работает с нами, в группе Мельникова, — напомнил Витя. — Привыкай. И потом, он вовсе не плохой парень, занудный, конечно, немного, но работник надежный и человек порядочный. Просто знакомство у вас вышло… неудачное. Он тебе еще понравится.

— Я от него уже в экстазе. — Никакого желания заводить нежную дружбу с Венькой Ярославцевым у меня не было. И если интуиция меня не обманывает, моя неприязнь была взаимной. — Ладно, раз обо всем договорились, хватит отвлекать меня разговорами про молодых и талантливых, у меня дел полно.

Витя хихикнул и повесил трубку. Я тщательно подвела итоги по так счастливо закончившемуся «разводному» делу и только успела все подсчитать и выписать счет, как явилась моя клиентка.

Эта крашенная под натуральную блондинку свиристелка молчать совершенно не умела. Она подробно рассказала мне про то, что от сервиза остались только две тарелки, совершенно непонятным образом уцелевшие, и соусник, который стоял на другой полке и про который поэтому забыли, про безуспешные поиски подходящей шубы, про манто из голубой норки, на коем в конце концов примирившиеся супруги остановились, про ювелирный магазин: вот она — брошечка с алмазиком. «Все равно уже настроились на определенную сумму, а манто — это ведь далеко не шуба, правда?» Естественно, я согласилась: манто действительно не шуба, тут не поспоришь.

Не переставая щебетать, дамочка лихо расплатилась новенькими купюрами, еше раз заверила, что мой телефон теперь на почетном месте в блокнотах всех ее подруг, чмокнула меня в щеку от избытка чувств и упорхнула.

Закрыв за ней дверь, я посмотрела на часы — слава богу, есть время выпить кофе. После общения со столь экспансивной клиенткой это просто необходимо. Кофе, правда, понадобилось две чашки, но они подействовали — звон в ушах прекратился.

Снова взяла в руки мешочек с магическими костями, высыпала кубики на ладонь. Какой же вопрос я хочу задать? Прикрыла глаза, расслабилась… Про состояние Андрея? Нет, на его счет доктор меня успокоил, а вечером сама все увижу. Лучше всего было бы спросить: «Кто стрелял в Мельникова?» Но увы, книга толкований — не адресный справочник деятелей преступного мира. Ответ-то я получу, но вряд ли смогу понять. Сумею ли раскрутить это дело? Сама знаю, что не успокоюсь, пока не найду подонков, значит, сумею. Ха, так я и позволила всякой шантрапе моих товарищей отстреливать! Найду, никуда не денутся. Тем более не одна, а как в старые времена — командой. Витька Самойлов, несмотря на свою незатейливую мордашку — домовенка Кузю из мультфильма не иначе как с него рисовали, — очень неглупый и опытный оперативник. И удачливый, что тоже не мало. Да и Андрей как оклемается, подключится к работе. Из больницы он, конечно, не скоро выберется, но думать-то он и там в состоянии. Ярославцев только этот…

Стоп, куда-то не в ту сторону мысли поплыли. Пошли с начала: что я хочу узнать? Может, это и спросить? Даже интересно, какой ответ получится.

Я открыла глаза и взглянула на часы. О, как время летит, пора в больницу. Халат в машине лежит, пусть там и остается — теперь он мне постоянно нужен будет. Похлопала себя по карманам, все, что нужно, с собой, можно ехать. А кости потом брошу, вечером, когда вернусь.

Глава 3

@BUKV = Андрей, уже выбритый и заметно порозовевший, лежал, не сводя глаз с двери.

@BUK-1 = — Танька! — обрадовался он. — Наконец-то! Я уже заждался.

— Так я утром забегала, ты спал, — машинально я взглянула на тумбочку, коробочек с соком осталось только две. Черт, а я не заехала в магазин!

— Знаю, что забегала, — Андрей расплылся в довольной улыбке. — На Сергея Николаевича ты произвела неизгладимое впечатление. Выяснял у меня твое семейное положение. Я честно сказал ему, что ты третий раз замужем и от каждого мужа у тебя по трое детей, общим счетом девять.

— Спасибо, — я присела на стул рядом с койкой, — ты настоящий друг. И как он это принял?

— Мужественно. Спросил, нет ли у тебя младшей сестры.

— Андрюша, — я осторожно коснулась пальцами загорелой руки, — как ты? Очень больно?

— Терпимо, хотя удовольствие, конечно, ниже среднего, — он поморщился. — И не называй меня «Андрюша», а то у меня сразу просыпается комплекс неполноценности. Я начинаю чувствовать себя несчастным маленьким мальчиком и готов плакать от жалости к себе.

— У меня у самой, глядя на тебя, слезы наворачиваются. Материнский инстинкт, наверное, срабатывает, девять детей, как-никак.

Он было засмеялся, но тут же побледнел и медленно, осторожно выдохнул.

— Не смеши меня, а то больно.

— Ладно. Слушай, Андрюша…

— Танька!

— Ну, извини! Слушай, Мельников, скоро ребята подойдут, обсудим ситуацию. Ты отдохни, пока их нет, а то врач меня специально предупредил, что утомляемость у тебя сейчас повышенная.

— Это точно, — он прикрыл глаза и заметно расслабился. — Сегодня столовую ложку творога пятнадцать минут ел. Так и не осилил, заснул.

— Вот и кончай болтать, можешь опять подремать, пока совещание не началось.

Не знаю, задремал он или нет, но до тех пор, пока в палату не ввалились, в одном халате на двоих, Самойлов с Ярославцевым, лежал тихо.

В крохотной палате сразу стало тесно. Я, естественно, осталась на стуле, Самойлов, на правах старого сослуживца, уселся на кровать, в ногах у Андрея, а Ярославцев, неодобрительно поглядывая на меня, отошел к окну и устроился на низком подоконнике.

Удостоверившись, что начальник выглядит довольно прилично и вполне работоспособен, Витя поставил на тумбочку литровый пакет с соком папайи.

— Где ты нашел такой? — удивилась я. — Мне попадались только двухсотграммовые.

— Места знать надо, — не стал делиться секретами Самойлов. Он открыл папочку, с которой везде таскался, и достал оттуда несколько листов бумаги. Сверху я заметила план квартала вокруг казино с нашими пометками. — Таня, быстренько повтори, что ты успела увидеть.

Я сжато рассказала свою версию, все трое слушали меня очень внимательно. Потом было сольное выступление Ярославцева, который видел еще меньше моего.

Он со спецназовцами сидел под аркой дома, и высунулись они только на звук выстрелов. Кто стрелял и откуда, не видели. Пока выехали, только и успели заметить, как я с какими-то мужиками заталкиваю Мельникова в машину. О том, что произошло потом, он говорить не стал. Рассказывая, Ярославцев смотрел только на Андрея и Витю, меня как бы не замечал. Мельников слушал с интересом, а Витя вздыхал, возил обратной стороной ручки по плану, но никаких пометок не делал. Дошла очередь до Андрея.

— Сразу скажу, — начал он, — свидетель я самый тухлый. Высматривал твою, Танька, машину, поэтому на другие вообще внимания не обращал. Откуда этот «Москвич» взялся, не знаю, заметил его только, когда оттуда палить стали. Главное, от неожиданности растерялся, мне бы залечь сразу, глядишь оно и обошлось бы… А я варежку разинул и стою, как мишень в тире. И морды ни одной не заметил, даже не знаю, сколько их было, только дуло автоматное пляшет перед глазами, и все.

Андрей запыхался, все-таки долго говорить ему было еще трудно.

— Передохни, — посоветовал Витя, мрачно разглядывая свой план.

— А что свидетели? — без особой надежды поинтересовалась я. — Народу-то полно сбежалось.

— Как обычно, — радости в голосе Самойлова не прибавилось. Он взял другой листочек, посмотрел на него с отвращением. — Они и тебя-то толком описать не смогли, а ты там пять минут крутилась…

— Четыре, — поправила я. — Ровно четыре минуты, на часы смотрела.

— Ну четыре, — не стал спорить Витя. — Один более-менее приличный мужик, из внешней охраны казино, успел что-то разглядеть, сейчас с ним работают на предмет фоторобота. Потом посмотришь, сравнишь. Он, кстати, тебе помогал, седой такой.

— А, помню. Хотя в лицо, наверное, не узнаю, я его не разглядывала. Ладно, бог с ними, со свидетелями. Я вот чего не могу для себя решить: что это все-таки было? Случайное нападение или спланированное покушение? Кто вообще знал, что ты в семь часов будешь там торчать?

— Ты, — не задумываясь ответил Андрей.

— Так, за телефон я ручаюсь, там жучков нет. Сама я ни с кем эту встречу не обсуждала. Слежка… Не знаю, стопроцентной гарантии дать не могу. Явный хвост я бы заметила, конечно, но специально не присматривалась, так что все может быть.

— Ерунду ты мелешь, Танька, — Мельников поерзал на подушках, устраиваясь поудобнее, и сморщился от боли. — Мы с тобой раз в сто лет встречаемся, я утром сам не знал, что позвоню тебе. Если это специально на меня выходили, то зачем бы им было за тобой следить.

— Может, все-таки случайность? — подал голос Ярославцев.

— Ну да, конечно. Ехали себе ребята спокойно по улице, смотрят, капитан Мельников стоит, красивый такой, весь в штатском. А давайте, решили они, подстрелим его, вот смеху-то будет! Сто процентов, именно так все и было… — съехидничала я.

— Не скажи, Иванова, — рассудительно покачал головой Витя. — Случайности, они всякие бывают, сама знаешь…

— Мало ли что я знаю… Мельников, ты лучше скажи, чего ты вообще туда поперся?

— Это по делу Кондратова, того директора стройфирмы, которого взорвали неделю назад. — Самойлов и Ярославцев согласно кивнули, дескать, понимаем, о чем речь. Я слегка покопалась в памяти и тоже кивнула. За криминальной жизнью родного Тарасова я слежу внимательно, а это дело, хотя и не из самых громких, было достаточно заметным. Во всех наших газетах о нем по крайней мере писали.

Кондратов, коммерческий директор процветающей строительной фирмы «Орбита», 27 июля сего года после окончания рабочего дня вышел из офиса, сел в принадлежащий ему автомобиль «Субару», включил зажигание, и машина взорвалась. Осколками были легко ранены несколько прохожих, сам Кондратов скончался на месте. Я не знала, что это дело Мельникову подбросили, но, с другой стороны, ничего странного в этом нет, кому ж еще.

— Дело подвисло, — продолжал тем временем объяснять Андрей, — вот я и начал всех подряд прочесывать. А вчера мне один мой осведомитель позвонил, он как раз в этой «Козырной шестерке» в баре работает. Слышал, говорит, что в нашем казино сегодня вечером будут люди, связанные с интересующим вас делом. Кто конкретно, он сам толком не знал, но вроде бы исполнители.

— Ясно, — я остановила его, давая возможность немного отдохнуть и отдышаться. — Вы разработали план, ты собирался посмотреть на этих людей и определиться с действиями. Витя должен был обеспечить слежку за подозреваемыми, Ярославцев в случае необходимости — задержание, я бы создала для тебя маскировочный фон и вообще была бы под рукой, на всякий пожарный. Правильно?

— Правильно, — сказал Витя. Андрей только бледно улыбнулся — явно устал. Мы с Витей переглянулись, и он стал засовывать свои бумаги обратно в папочку.

— Слушай, Мельников, а не поговорить ли мне с этим твоим осведомителем? — предложила я. — Кто такой, как его узнать?

— Извините, Татьяна Александровна, — впервые сегодня Ярославцев обратился прямо ко мне. — Очень жаль, конечно, но боюсь, ваши услуги нам не по карману. Вы ведь человек коммерческий, берете с клиентов двести долларов в день? Да еще добавляете, как известно, фразу: «И скажите спасибо, что не евро».

Я оторопело посмотрела на него, потом на Самойлова. Витя сморщился и обреченно махнул рукой, очевидно, уже имел с ним беседу на эту тему. Андрей поперхнулся от неожиданности и начал медленно багроветь. А вот это нам совсем ни к чему. Я быстро положила ладонь Мельникову на грудь.

— Спокойно, не вздумай подпрыгивать. Когда встанешь на ноги, тогда и объяснишь… господину лейтенанту, — ах, как Ярославцева перекосило, будто лимон разжевал. — Кстати, — я одарила всех безмятежной улыбкой, — мне пришлось изменить формулировку. Курс евро настолько упал, что слова «скажите спасибо, что не евро» теперь неактуальны. Мельников, так как мне найти в казино этого героического работника общепита?

— Это один из барменов. Фамилия Кабанов, зовут Александр, Шурик. Ростом с тебя, но вдвое толще. Блондин, короткая стрижка, усы. Узнаешь.

— Ладно. Значит, бармен за мной.

— А мы пройдемся еще раз по «Орбите», как считаешь, Андрей? — Витя уже застегнул папку и поднялся.

— Попробовать стоит. Очень у них там все вычищено… А то, что кто-то из фирмы в убийстве Кондратова завязан, ясно это и к гадалке ходить не надо. Уже собрались? — жалобно спросил Мельников, глядя, как мы столпились в дверях.

— А ты с нами еще не наговорился? — удивился Витя. — Ты же еле дышишь!

— Не расстраивайся, — подмигнула я. — Завтра приду с новостями.

И только один Венечка Ярославцев попрощался с больным человеком вежливо.

Я, конечно, могла ехать искать этого Шурика прямо из больницы, но засомневалась, стоит ли ломиться в казино в джинсах. Решила заехать сначала домой, переодеться.

В этот раз с выбором наряда я особенно не мучалась. Есть у меня, специально для таких случаев, свободный брючный костюм с объемным пиджаком. Основное его достоинство в том, что, сохраняя элегантный вид, я имею возможность незаметно надеть кобуру с пистолетом.

К казино я подъехала около восьми. Неторопливо прогулялась по залам, подошла к бару. Вид себе придала рассеянный, немного скучающий. Народу немного, хотя больше, чем я ожидала, все-таки рано еще. В баре крутятся двое, девица неопределенного возраста, с навеки удивленно приподнятыми бровками и капризно оттопыренной нижней губкой, и парень. Поскольку девица барменом Шуриком оказаться никак не могла, я сосредоточила внимание на парне.

Белая рубашка с длинным рукавом, галстук-бабочка, форменный красный жилет с большим круглым значком казино, нижняя пуговица расстегнута. Коротко подстриженные светлые волосы, пухлые щеки, пшеничные усы. Ростом, действительно, с меня, а вот что в два раза толще, это Мельников мне польстил. Хотя парень, конечно, полноват. Издержки профессии, наверное.

Я подошла к бару и, выждав удобный момент, тихо окликнула:

— Шурик?

— Слушаю, — он неожиданно живо крутанулся в мою сторону, любезная улыбка приклеена намертво.

— Хотелось бы побеседовать. Интимно, — прошептала я.

— Не понимаю… — несколько поблек бармен.

— А я объясню, не сомневайся. Только наедине.

— Но кто вы? И зачем… то есть почему…

— Шурик, не строй из себя болвана. После вчерашнего трудно не догадаться, кто я, зачем и почему.

— Но со мной уже беседовали! Еще вчера!

— Ты мне надоел, — змеюкой прошипела я. — Или ты сейчас выходишь со мной, или… — знаю я этот тип своих молодых современников. Такого непременно надо припугнуть, тогда он шелковым становится.

— Но я же на работе! — он взглянул на меня и поежился. — Хорошо. Лера, я на минуту, ладно?

Девица, которая в каком-то очень сложном ритме трясла шейкер, равнодушно пожала плечами, и Шурик вывел меня из зала через неприметную дверь рядом со стойкой в полутемный коридорчик. Я покачала головой:

— Выйдем на улицу.

Больше не сопротивляясь, он провел меня к задней двери, и мы вышли во двор. Я огляделась. Что ж, все как положено: в помещении бархат, позолота и хрусталь, а на хоздворе грязь, лужи и переполненные мусорные баки.

— Так кто же вы все-таки? — жалобно проблеял Шурик.

— Частный детектив Татьяна Александровна Иванова, — веско произнесла я и, продемонстрировав пистолет, ткнула его дулом в живот. После чего, резко сменив тон, ласково продолжила: — И сейчас ты, Шурик, быстро и внятно объяснишь мне, как и зачем ты моего лучшего друга, капитана Мельникова, под пулю подвел.

— Татьяна Ивановна! Христом-богом клянусь! — Бармен смотрел не на меня — не сводил взгляд с пистолета, упиравшегося в его пивное брюхо. Согнутые руки он сразу же, как только увидел оружие, поднял на уровень плеч, пухлые ладони, обращенные ко мне, дрожали.

— Татьяна Александровна, — невозмутимо поправила я. — Иванова — это фамилия. Ну, я жду.

— Татьяна Александровна, бог свидетель, ни при чем я! Да неужели бы я против Андрея Николаича! Мне Андрей Николаич как отец родной, так неужели такой грех на душу… Вот хотите крест вам на том поцелую?..

Он торопливо дернул «бабочку», расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и вытащил наружу небольшой золотой крестик, несколько раз его истово поцеловал, приговаривая:

— Ни при чем я, вот как бог свят, ни при чем!

— Верующий? — я убрала пистолет от живота, но в кобуру не спрятала, держала в руке. Шурик вздохнул чуть свободнее и с энтузиазмом отрапортовал:

— Истинно верующий, в церковь хожу, посты соблюдаю. — На секунду задумался, потом добавил: — каждое воскресенье на исповеди, у отца Михаила.

Надо же! В жизни не видела такого добропорядочного бармена. И ведь действительно похоже, что верующий. Интересно, он на исповеди отцу Михаилу рассказывает, сколько клиентов за неделю обсчитал? А что, все нормально, грешит парень и тут же кается, все по Островскому. Я еще пару секунд помолчала, внимательно вглядывась в него, нагнетала напряжение, потом улыбнулась и убрала пистолет. Шурик воспрял духом и тут же выразил полную готовность рассказать мне все, что я пожелаю узнать.

— Так что за людей ты хотел показать Мельникову?

— Татьяна Ива… извините, Александровна! Так ведь Андрей Николаич хотел узнать что-нибудь про Кондратова. Тот бывал у нас здесь. Раньше, естественно, до того, как его взорвали.

«Естественно, до того, — мысленно согласилась я, — после взрыва он потерял интерес к подобным развлечениям».

— И когда он погиб, сами понимаете, слухи пошли, сплетни. Тут разное болтали, но в основном, что жадность его сгубила. Сами понимаете, народ у стойки толчется, разговаривает под выпивку, а я работаю, не всегда и разберешь, кто что сказал. Но обсуждали, что вроде он, Кондратов то есть, кому-то здорово на мозоль наступил. А другие говорили, что не то он кому-то недоплатил, не то на него денег пожалели, решили, что убить дешевле…

— А ты сам как думаешь?

— Я об этом ничего не думаю. Мне о таких вещах и думать не положено. Но хочу вам сказать, в этом деле все может быть, он ведь большими деньгами ворочал, Кондратов, очень большими.

— Ну хорошо, это слухи, а что конкретно ты узнал, кого Мельникову показать хотел?

— Был один разговор. Вчера, уже под утро, перед закрытием. Клиенты поднабрались, разговорились… Подошли к бару двое, они не постоянные наши посетители, но последнее время каждый вечер заходили, когда на пару часов, а когда и на всю ночь. Играли всегда только в рулетку, к другим столам не подходили даже. Я им виски налил, они выпили, смеялись что-то, по плечам друг друга хлопали. Ну, я не очень прислушивался, устал уже. А они еще заказали, и тут один рюмку поднимает и говорит: «Помянем Барина, земля ему пухом!» И снова засмеялся. Другой ему буркнул что-то, я не разобрал, а этот знай себе ржет. «Отдадут, — говорит, — и вторую половину, мы их, — вы уж, Татьяна Александровна, извините, прямо повторять неудобно, — крепко за задницу держим». И тут до меня дошло: Кондратова-то убили!

— А раньше ты считал это самоубийством?

— Да нет, я имею в виду, что они убили!

— Не поняла, почему именно они?

— Так ведь «Барин» — это Кондратов! У него не то чтобы кличка, а так… вроде прозвища. Я, когда сплетни слушал, запомнил, его часто «Барином» называли.

— По-нят-но, — по складам сказала я. — И что потом?

— Потом тот, веселый, хотел к рулетке вернуться, а второй ему говорит: «Хватит, да и казино скоро закрывается, завтра все равно придем, вот и доиграешь». Выпили еще и ушли. А я сразу, ну то есть не сразу, а утром, Андрею Николаичу позвонил. Он же мне как отец родной, кто же знал, что так все получится?

Я сунула руки в карманы, постояла молча, пристально разглядывая бармена. Под моим взглядом он снова занервничал, снова потянулся к крестику, бормоча «вот как бог свят». Собственно, ни сам Шурик, ни его рассказ сомнения у меня не вызывали, просто надо было подумать.

— Подожди, — остановила я его бессвязный лепет. — Опиши мне этих двоих.

— Они оба… ну такие, обыкновенные, — он немного растерянно посмотрел на меня. — Не кавказцы, это точно, русские. Одеты хорошо, рубашки канадские, знаете, такие белые, из тонкого трикотажа. К телу очень приятно. Брюки… фирму назвать не могу, но на губернском рынке, на втором этаже недавно похожие видел, за тысячу двести, мокасины у обоих настоящие. Да, еще, у того, второго, часы на руке, «Ролекс», солидная вещь. А у веселого на левой руке кольцо. Печатка. На безымянном пальце. Если действительно золотое, то очень недешево стоит.

— Шурик, а лица у них какие были? Рост? Высокие, маленькие, толстые, тонкие? Приметы особые?

— Приметы? Да нет, ничего особенного, люди как люди. Рост? — Он задумался, потом поднял ладонь сантиметров на пятнадцать над своей головой: — Вот такие примерно. Один чуть пониже, тот что с часами. Не толстые, но и не хлипкие, обыкновенные… А, вспомнил, есть примета! У веселого зуб золотой, сверху, вот здесь, — Шурик показал на коренной зуб слева. — Так его незаметно, а когда смеется, то сразу видно.

— Зуб, это, конечно — примета, — вздохнула я. — А уши? Может, оттопыренные сильно?

— Уши? Да вроде нормальные. Нет, не знаю, не присматривался.

— Ну ладно. А пришли они вчера, как собирались?

— Нет. Но вчера здесь такая суета была! Милиции понаехало, и снаружи, и внутри, свидетелей искали. Посетители, которые поосторожней, сразу разошлись, зато любопытных полные залы набилось. И никто же мимо бара не пройдет, все ко мне. Так что столпотворение, оглянуться некогда было. Но я так думаю, если бы они в баре были, я бы их увидел. И рулетка, где они всегда играли, мне хорошо видна.

— Но если бы они заглянули в казино, увидели, что здесь милиция, и сразу ушли, ты мог их и не заметить?

— Ну… если сразу, не сыграв, не выпив… тогда, конечно, мог и не заметить. Только зачем же им тогда в казино приходить, если не играть и не выпивать? — глубокомысленно отметил он.

— Это ты, конечно, прав, — не менее глубокомысленно согласилась я. — Если не играть и не пить, то и в казино приходить нет смысла. Шурик, а когда эти двое впервые появились у вас? Ты сказал, несколько дней назад, это до двадцать седьмого июля или после?

— Господи, да разве ж я теперь вспомню! — Шурик всплеснул руками. — Вокруг меня ведь каждый день люди, словно пчелы, роятся!

— И все-таки. Двадцать седьмое, среда, восемь дней назад. Когда перед тобой эта парочка начала мелькать? Раз несколько дней, значит, больше трех. Четыре? Пять? Или тебе не хочется об этом говорить? Ты ведь не будешь от меня ничего скрывать, а, Шурик?

— Татьяна Александровна, да что вы! Я же перед вами как на духу, как перед родной матерью…

— Ты это брось, — поморщилась я. — Придерживайся одной версии: или Мельников — твой родной отец, или я — родная мать. И то, и другое вместе никак не получится.

— А? — тупо спросил Шурик.

— Ладно, забудь, — я сунула ему визитку. — Здесь мой номер телефона. Если вспомнишь, какого числа эти двое у вас появились, позвони мне. И если снова их увидишь, звони. Только на этот раз не дожидайся утра, звони сразу, понял?

— Понял, — Шурик старательно закивал, запихивая картонный прямоугольничек во внутренний карман своей шикарной жилетки. Потом робко поднял на меня глаза: — Я могу идти? А то у меня работа.

— Конечно. И постарайся вспомнить, очень тебя прошу. Знаешь, какую-нибудь точку отсчета найди около двадцать седьмого. Ну там, скандал в зале или на кухне что пригорело. Выходной, зарплата, мало ли. У других можно поспрашивать акккуратно, может, крупье, что на рулетке стоит, их запомнил…

— Постараюсь, — пообещал он. Застегнул рубашку, поправил свой нелепый галстучек. Спросил неловко, глядя не на меня, а в сторону: — Татьяна Александровна, скажите, Андрей Николаич, он как… выживет?

— Выживет, — улыбнулась я. — Врачи говорят, что все будет хорошо.

— Слава богу, — вздохнул он и перекрестился. — Я за его здравие свечку поставлю.

— Спасибо. Я ему передам.

— Да нет, я же не за этим, — смутился Шурик. — Я же от души…

— Хорошо, тогда просто привет передам.

— Привет передайте, — он уже привел себя в порядок и заторопился, — ну я пойду?

— Счастливо, Шурик. Буду ждать твоего звонка.

Дома я была часов в девять. Очень хотелось есть, а вот готовить совсем не хотелось. Ну и ничего страшного, на этот случай у меня давно отработан, так сказать, скорострельный вариант ужина: на ломтик хлеба кусочек копченой колбаски, колечко лука, ломтик помидорки, веточку петрушки и накрыть пластинкой сыра. Эту пизанскую башню ставишь в СВЧ-печку на полторы минуты и, пожалуйста, — «кушать подано»! Разумеется, в холодильнике не оказалось помидоров и петрушки, но лук, колбаса и сыр присутствовали, а хлеба я, умница какая, по дороге домой купила. Значит, придется ограничиться упрощенным вариантом.

Обеспечив себя горячими бутербродами и большой чашкой кофе, я развернула наши «Известия», которые не успела просмотреть утром, и приступила к ужину. Новости ни у нас, ни за рубежом, увы, сердце не радовали. Пожалуй, только культурная жизнь кипит — премьеры, выставки, концерты. Наш Тарасов тоже весь афишами заклеен. Сегодня только видела, какой-то молодежный оркестр из Англии приезжает. Сходить, что ли? Правда, есть опасность встретиться там с моей неудавшейся любовью, бизнесменом-меломаном Романом Анатольевичем. Ну и что же теперь, прятаться мне от него, что ли, ни на один концерт не сходить?

Убрала со стола, помыла посуду, подмела. Кухня все-таки страшное место! Я ведь не готовлю почти, откуда же здесь столько мусора?

В комнате, впрочем, тоже не мешало бы пройтись, хотя бы с веником. Но на этот подвиг сил у меня уже не было. И вообще, пора было заняться делом. Я присела к столу, взяла лист бумаги и записала краткое содержание своего разговора с барменом.

Что же он сказал мне полезного? Двое, которые пили за упокой души Барина-Кондратова. Собственно, здесь никакого криминала, за упокой души бизнесмена могли выпить и его друзья. Но эти, кроме того, намеревались получить «вторую половину», что вызывает определенный интерес. Они «крепко держат за задницу»… Кого? Заказчика убийства Кондратова? Но, к сожалению, не исключена возможность, что их разговор вообще не имел никакого отношения ни к Кондратову, ни к его смерти. Мало ли о чем могут вести разговор двое поддатых посетителей казино, с шутками и намеками, понятными только им двоим.

Кстати, имеются еще двое — те, которые стреляли в Андрея. По приметам сопоставить довольно сложно. Я запомнила оттопыренные уши, а Шурик — канадские рубашки и золотые часы. И как прикажете считать: та же это пара или другая? Те, которых видел бармен, вчера в казино не появились. Но, судя по его рассказу, они в любом случае к милиции особой любви испытывать не должны. Значит, их отсутствие там, где только что стреляли и где работники милиции станут теперь усердно проверять и трясти всех, кто под руку подвернется или просто окажется поблизости, вполне естественно. Может быть, они вообще решат, что здесь больше показываться нельзя. Да нет, казино затягивает, если они ребята азартные, то непременно придут. А по словам Шурика, они хоть и не завсегдатаи, но последнее время каждый день бывали. Следовательно, их действительно затянуло и ничто теперь не остановит, должны прийти. Вот только когда? Завтра или через недельку? Через недельку меня не устраивает, я столько ждать не могу. Как бы их поторопить?

А эти, в синем «Москвиче»? Мне показалось, что они собирались заехать следом за мной на стоянку. Или только показалось? И они, прикрываясь моей машиной, подбирались к Мельникову? Если это спланированное покушение, то почему именно вчера и именно там? Не самое удобное место и время. И уж очень точно все рассчитано. Появись они на несколько минут позже, мы с Мельниковым были бы уже в казино. Нет, у нас на Руси таких точных расчетов не делают. У нас плюс-минус полчаса. Тогда случайность? А вот в сие я поверить никак не могу. Из всех, кто был возле казино, выбрали для мишени капитана милиции в штатском. Бред какой-то.

Хорошо, допустим, двое в «Москвиче» прекрасно знали, что это именно капитан милиции в штатском. Предположим даже, что были в курсе нашей с Мельниковым встречи, но не знали, в какое время она произойдет. В таком случае они должны были поджидать меня у дома, потом ехать за мной, подразумевая, что Мельников будет ждать возле казино. Что и говорить: двухметровая мишень на тротуаре, тут уж никакая точность не нужна. Такое вполне могло произойти. И больше похоже на правду.

А кто им сообщил о нашей встрече? Знали о ней только три человека: я, Мельников и Шурик. Меня и Мельникова сразу исключаем. Остается Шурик. Кажется, богомольного бармена надо потрясти как следует. Исповедуется он каждую неделю, перед отцом Михаилом. Пусть теперь передо мной поисповедуется. Каждую неделю не нужно, мне только один раз, но основательно.

Кстати, а ведь Самойлов и Ярославцев тоже знали, что Мельников в казино будет. Да, дела… Самойлов — ясно. А вот Ярославцева я не знаю. Ребята его знают, а я нет. А раз не знаю, то хорошо бы белобрысого мальчика прощупать. В нашем деле всякое случается. Хотя ему-то было известно и время, и место. Тогда этим, в «Москвиче», за мной следить не требовалось. А кто сказал, что они следили? Я же их заметила перед самым казино.

Господи, я что, с ума схожу помаленьку?! Только из-за того, что Ярославцев мне не нравится, готова обвинить его в соучастии при покушении на Андрея? Самойлов с Мельниковым не первоклашки, их вокруг пальца так просто не обведешь. И если они считают его нормальным парнем, значит, так оно и есть. Но я все равно остаюсь при своем мнении, балбес он.

Пойдем дальше. Бандиты не знали про засаду, с их точки зрения все было чисто. Потому и действовали довольно смело, даже дерзко… И уйти стрелкам удалось чисто случайно. Если бы белобрысый герой не ловил мух в своей подворотне и кинулся догонять не меня, а тех, которые стреляли в Мельникова, то со своими спецназовцами взял бы их тепленькими… Хотя опять получается: и про Мельникова Ярославцев знал, и за бандитами не погнался. И ничего ему в вину не поставишь. Причина вполне уважительная — бросился спасать командира.

Теперь глянем с другой стороны. Бандиты знали о засаде, но были уверены, что погони за ними не будет. Тоже интересный поворот… Именно у Ярославцева имелась великолепная возможность сорвать погоню после покушения. Например, сказать: ошибся, бросился не в ту сторону, с кем не бывает? Хотя никто не мог заранее просчитать, что это я Мельникова повезу, Ярославцеву пришлось бы гнаться за стрелками из синего «Москвича». А, собственно, он мог ни за кем и не гнаться. Просто решил бы сам доставить раненого в больницу. Интересно, интересно…

Бандиты действовали по простой и примитивной схеме: примчались — обстреляли — умчались. Дальше, правда, схема ломается. Оружие не бросили. Машину хоть и бросили, но зачем-то еще и взорвали. Видно, люди они достаточно опытные, знают правила, но склонны к дешевым эффектам. По крайней мере машину взрывать никакой необходимости не было. А они взорвали. Что это нам дает? Пока ничего. Но запомнить надо, может потом пригодиться. А пока ясно только то, что ничего не ясно…

Но Кондратова тоже взорвали в машине! Так что вполне может быть, что Шурик прав: виски у него в баре пили убийцы Барина. И стреляли в Андрея тоже они, потому что знали, зачем он пришел в казино. Значит, опять возвращаемся к Шурику. Проболтался кому-то про Мельникова? Или сознательно на него навел? Вообще-то он мне показался довольно искренним, но кто знает? Лично я за его невиновность голову на отсечение не дам. И потом, как же он такие выдающиеся уши не заметил? Профессиональный осведомитель должен быть наблюдательным. Или заметил, но не сказал, морочил мне голову канадскими рубашечками?

Зазвонил телефон, я взяла трубку.

— Слушаю!

— Татьяна Александровна, я вспомнил! — голос в трубке звенел от возбуждения. — То есть вычислил!

— Шурик, это ты? — уточнила я.

— Ну да. Татьяна Александровна, я, как вы сказали, стал думать. Двадцать пятого они в первый раз пришли! У нас в тот день была не то чтобы драка, а так, суматоха небольшая. Посетитель один стал к девушке-крупье приставать, и его вывели. Аккуратно, конечно, без скандала, так, чтобы никто не обратил внимания, но мы-то заметили. Я у нее спросил, и она говорит, что это было двадцать пятого! Точно!

— Ясно. Слушай, а Кондратов тогда мог быть в казино?

— Двадцать пятое — это какой день, понедельник? Значит, да. Он человек привычки. Всегда приходил к нам по понедельникам и пятницам, два раза в неделю.

— Ясно. А знаешь ли ты, Шурик, что бывает с теми, кто дает ложные сведения?

— Татьяна Александровна! — взмолился Шурик. — Я же перед вами как на духу! Как на исповеди!

— Ладно, ладно, не дергайся, я же не говорю, что ты врешь. Спасибо за информацию. Но имей в виду, я ведь все проверю. И еще, сегодня этих двоих нет?

— Нет, — с сожалением ответил он. — Может, придут, еще рано… Я тогда сразу позвоню, я ваш номер телефона выучил.

— Спасибо, — повторила я. И решила поддержать энтузиазм бармена добрым словом: — Ты оказываешь следствию очень большую помощь.

— Так я же, чтобы найти, кто в Андрея Николаича стрелял, все что угодно… Вы уж ему привет передайте, не забудьте!

— Ни в коем случае не забуду. Андрей Николаевич получит твой привет в целости и сохранности.

— Ну я побежал, а то опять Леру одну бросил! До свидания, Татьяна Александровна.

— До свидания, Шурик.

Я медленно положила трубку. Значит, эти двое были в казино в тот же день, что и Кондратов. Знакомились с жертвой? Возможно. Или следили за ним? Или опять случайное совпадение? Что-то слишком много в этой истории совпадений. Интересно, Шурик правду говорит или все-таки врет?

Я взглянула на листок со своими записями, потом на часы. Ого, за полночь! Если для бармена «Козырной шестерки» это еще рано, то для меня уже довольно поздно. То-то я чувствую некоторую затрудненность мыслительного процесса. Оказывается, спать пора, а не ответы на каверзные вопросы искать. Что ж, против природы не попрешь, значит, как любила говаривать унесенная ветром Скарлетт, «об этом я буду думать завтра».

Глава 4

@BUKV = Утром я позвонила Самойлову.

@BUK-2 = — Витя, можно мне подъехать, документы по Кондратову посмотреть, что вы там накопали?

— Только до десяти, потом меня не будет. Успеешь? — как-то устало спросил он.

— Запросто! Сейчас буду.

Если голос по телефону у Вити был усталый, то вид и вовсе изможденный.

— Не выспался? — сочувственно спросила я.

— Если бы только! Совсем забегался. Что вчера выяснила?

— Тебе основное или подробно?

Он посмотрел на часы.

— Давай основное, но подробно.

Я начала рассказывать обо всем, что узнала, и мысли свои об этом, и сомнения. Только о Ярославцеве ничего не сказала. О Ярославцеве я отдельно с Мельниковым поговорить решила. А Витя, как обычно, достал свои листочки и стал делать пометки.

— Значит, говоришь, впервые они появились в казино двадцать пятого, в день, когда там в последний раз был Кондратов. Думаешь, пришли на него посмотреть?

— Не знаю. В общем-то, место для наблюдения за будущей жертвой идеальное — народ расслабляется, суета, никто ни на кого внимания не обращает. Но, может быть, и случайность. Слушай, а охрана что говорит? В казино ведь должны профессионалов держать, с наметанным глазом.

— Внешняя охрана дала сносные приметы «Москвича» и очень четкие твои. Я говорил, один из них тебе помогал, он хорошо тебя запомнил. Подтверждает, что в «Москвиче» сидели двое. Не то чтобы он хорошо их разглядел, но фоторобот попробовали составить, вот, смотри, — он подал мне листок.

Нет, эти две физиономии никого мне не напоминали.

— Витя, а их надо Шурику показать, бармену этому, — оживилась я. — Пусть посмотрит.

— До этого я тоже додумался, — кивнул Витя. — И если Шурик их опознает, то получим прямую связь между нападением на Мельникова и убийством Кондратова…

— Тогда, следовательно, они стреляли в Андрея потому, что он на них вышел? И выходит, это бармен его подставил?

— Тут-то я ни черта и не понимаю! — Витя ожесточенно потер лицо ладонями. — Во-первых, ни фига еще Андрей на них не вышел, пока все было на уровне намеков. Во-вторых, зачем Шурику его подставлять, что он, самоубийца? Потом, даже если Андрей и вышел на исполнителей, самое логичное для них было немедленно рвать когти! Зачем им осложнять себе жизнь стрельбой?

— А больше ведь никто не знал, что Мельников там будет. Только ты, да я, да Ярославцев…

— Да еще Шурик, — вынужден был он согласиться со мной.

— Кстати, Самойлов, вы-то с Ярославцевым хоть знали, что с Андреем в казино я пойду? — как бы мимоходом поинтересовалась я.

— Да нет, ты же знаешь Мельникова. Он такие вещи никогда другим не рассказывает.

— А Ярославцев мог откуда-нибудь узнать?

— Откуда он узнал бы, раз Мельников ему не сказал. Разве что от тебя. Так вы же с ним незнакомы были… Послушай, Татьяна, ты это чего?! — вскинулся он вдруг.

— Чего-чего? — приняла я совершенно простодушный вид. Но на Самойлова это не подействовало, слишком мы хорошо знали друг друга.

— А того! Не нравится тебе Ярославцев, и ладно. Но ты под парня не копай. На такое он не пойдет.

Никуда не денешься, пришлось поделиться с Витей некоторыми своими соображениями. Он даже и раздумывать над ними не стал.

— Если тебе делать нечего и времени навалом, можешь, конечно, и Ярославцевым заняться. И меня заодно проверь, мало ли… Ты у нас человек вольный, запретить тебе никто не может. А преступники тем временем смотаются. Потом ищи-свищи. Не ожидал от тебя такого, Танька…

— Ладно, проехали. Раз ты ручаешься за человека, то все, — сделала я вид, что он убедил меня. — Давай дальше думать о той парочке…

— Давай, — согласился он, все еще сердито поглядывая на меня.

— Они вообще какие-то странные, — напомнила я. — Машину взорвали… Кстати, ты уже направил запрос в лабораторию? Надо сравнить со взрывом кондратовской машины.

— Ждал твоих указаний, — огрызнулся он, видимо, никак не мог простить мне Ярославцева. — У меня тоже ощущение, что в этих взрывах много общего. Но ответ обещали дать не раньше чем завтра. Сначала вообще говорили, что дня через три, про выходные какие-то рассказывали, про начало следующей недели… — Витя скривился и потер лоб. — Но мне удалось их убедить, и они согласились на завтра.

— Согласились или сказали, что постараются?

— Пообещали, что завтра дадут заключение.

— Это хорошо. Молодец ты, Самойлов, кого угодно уломаешь!

— Так для пользы же дела стараюсь!

— А что у тебя еще, кроме фоторобота?

— Еще? — выражение Витиного лица стало трагическим. — Объявили розыск по всему Тарасову двух мужчин, среднего роста, среднего телосложения, без особых примет. Один просто мужчина, второй — с оттопыренными ушами. В качестве образца приложили фотографию Чебурашки. Думаю, к обеду найдем.

— Да ладно тебе, не психуй. Вспомни, какие дела мы раскручивали, и с этим справимся.

— Да я знаю… Извини, Таня, это я так, с недосыпу. В общем, я сейчас свидетелей ищу, и в казино, и в тупичке, где они машину взорвали, а Венька «Орбиту» утюжит. Кажется мне, что эти два дела связаны. И не кати ты, бога ради, бочку на парня. Он вообще-то неплохой, только, как бы это сказать… упертый сильно. Ты на него не обижайся.

— Да я и не обижаюсь, — пожала я плечами. — Мне-то что, вам с этим недоумком работать, а не мне. А что касается его упертости, то знаешь, Витя, ты ему посоветуй: пусть он упирается в кого угодно, только не в меня, а то обижаться ему придется.

— Да нет, Таня, ты не поняла. Ты Женю Ярославцева помнишь? Должна помнить, он еще при тебе погиб.

— Ну помню. Не то чтобы мы близко знакомы были, но здоровались. Нормальный был парень. А Венька что, родственник?

— Брат младший. Он, когда Женю убили, переживал очень. В общем, пошел в милицию, вроде как подхватить знамя, выпавшее из рук брата. Одним словом, для него все, кто ушел из милиции, — дезертиры, — извиняющимся тоном закончил объяснения Самойлов. — А ты ушла, вот он и смотрит на тебя вприщурку. Но ты не обращай внимания, Таня, это он по молодости, по глупости…

— Ну знаешь, — я сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, — ну знаешь, такого я еще не слышала… Даже не знаю, как на это реагировать…

— А ты никак не реагируй, — торопливо предложил Витя. Очень он не любил ссор и обид в коллективе. — Таня, ты же умная женщина, ты сумеешь. Ну была бы ты дурой, разве я стал бы тебе это рассказывать? А ты умница, ты поймешь и не станешь на него обижаться. Венька — парнишка толковый и старается. Над собой работает, в секции рукопашного боя ни одного занятия не пропускает.

— Видела я, как он старается. Ты еще скажи, что он каждое утро зарядку делает и зубы чистит… Ладно, Витя, уговорил, не стану я ему глаза выцарапывать, хотя пара затрещин этому сопляку только на пользу пошла бы. Сбил ты меня с мысли со своим Венькой, о чем мы говорили?

— О фирме «Орбита».

— Ага, вспомнила. Так что, есть подозрение, что заказал Кондратова кто-то из фирмы?

— Подозрения есть, но, как бы сказать, эфемерные. Что-то там такое… — Самойлов неуверенно помахал рукой в воздухе.

— Флюиды? — подсказала я.

— Вот-вот, — обрадовался Витя, — все чисто, а флюиды, гады, в воздухе так и носятся! Вот, я тебе подобрал материалы, посмотри, что сделано. Ты ведь к ним тоже собралась? Когда поедешь?

Я оценивающе посмотрела на лежащую передо мной папку.

— Часа полтора-два эти бумаги займут. А потом можно и в фирму наведаться.

— Ну давай, знакомься с делом, а мне надо закончить отчет о грабеже на Центральном рынке. Нынче ночью молодчиков как раз и повязали. Когда прочтешь, обсудим все еще разок, авось нащупаем, на чем эту самую «Орбиту» можно зацепить.

Витя занялся своим отчетом, а я склонилась над папкой. Материалов в ней было негусто. В основном — бумаги по убийству Кондратова: протоколы осмотра места происшествия, опросов свидетелей, заключения технической и судмедэкспертизы и прочее.

Судя по немногочисленным документам, касающимся собственно состояния дел в фирме, «Орбита» ничего особенного собой не представляла. Мелкая строительная контора — небольшая группа проектировщиков, сметный отдел и строители-сезонники. Не сказать, что очень впечатляющие заказы выполняла — на строительство кооперативных погребов да гаражей. Мелькала, правда, еще строка со словом «госзаказ». Да, фирмочка не производила впечатления золотого дна, а ведь Шурик утверждал, что покойный Кондратов «большими деньгами ворочал». Собственно, это и без Шурика ясно, человек без серьезных доходов два раза в неделю казино посещать не станет.

В комнату вошел Ярославцев. Увидел меня, дернулся от неожиданности, но моментально взял себя в руки, поздоровался холодно, хотя и безупречно вежливо. Я, не желая огорчать Витю, ответила ему со всей возможной в этой ситуации любезностью. Ярославцев же, вместо того чтобы сесть за свой стол и заняться делами или просто уйти, вытянулся передо мной в струнку.

— Татьяна Александровна, позвольте принести вам свои извинения по поводу моего поведения при нашей первой встрече и позднее. Проявленное мной неуважение ничем не может быть оправдано. Я постараюсь никогда больше не допускать подобного.

Он сказал все это таким тоном и с таким выражением лица, что было абсолютно ясно — выполняет приказ старшего, сам бы он скорее застрелился, чем попросил у меня помощи или прощения. Интересно, кто именно заставил его извиняться, Витя или Андрей?

Я глянула на Витю, но тот усердно занимался своим отчетом, делая вид, что ничего не видит и не слышит.

— Извинения приняты, — я холодно кивнула и уткнулась в бумаги.

Витя за него поручился. Что ж, поверим Самойлову. Не должна я изображать, что парнишка мне нравится больше, чем есть на самом деле. Сам Ярославцев себя этим не утруждал и сильно по данному поводу не переживал. Он сердито отодвинул стул и сел за свой стол. Не знаю, что он там делал, меня это совершенно не интересовало. Но вскоре услышала, как он закрыл все ящики стола на ключ и вышел из комнаты.

— Он что, боится, что я личность сомнительная и могу украсть у него особо секретные документы? — поинтересовалась я у Вити.

Витя рассмеялся:

— Не вяжись, человек по инструкции действует. Нехорошо, Иванова. Надо бы, наоборот, похвалить младшего товарища за добросовестное отношение к обязанностям, а ты к нему придираешься.

— Это ты его извиняться заставил?

— Да что ты, это он совершенно самостоятельно, инициативу проявил.

— Врешь ты все, Витька, он по собственной инициативе меня только обматерить может.

— Ей-богу, хочешь — перекрещусь.

— Не надо, — отказалась я. — Крестился уже вчера передо мной один такой, аж в глазах рябило, так что хватит. Ты мне лучше про «Орбиту» расскажи. Не столь уж богатая фирма, и не большие деньги в ней крутятся, на погребах и гаражах миллионы не наваривают. И зачем было Кондратова взрывать? Я все по финансам просмотрела и не заметила, чтобы они крупными суммами ворочали.

— То-то и оно, что не заметила, — он поставил стул рядом с моим и, покряхтывая, опустился на него. — Не выспался я сегодня. А ты, Татьяна, стареешь, что ли? Соображалка у тебя пробуксовывает. Погреба и гаражи здесь, ясное дело, ни при чем. Свой бешеный доход деятели в «Орбите» имеют не с них, а со строек по госзаказу.

— Да ладно тебе. Не такая уж сытная это сейчас кормушка. Даже если половину стройматериалов разворовывать.

— А если все? И при этом не строить, а деньги за работу получать? — Самойлов говорил лениво, вроде даже слегка дремал, развалившись на стуле.

— Как это? Ты о чем?

— А ты посмотри повнимательнее, где у них эти стройки, — посоветовал Витя, — в каком конкретно районе нашей необъятной Родины?

Я посмотрела. Действительно, Витя прав, невнимательная я стала и соображалка пробуксовывает. Должна была сама обратить внимание, а не ждать, пока носом ткнут.

— Значит, Чечня. Понятно. Строится, допустим, школа, — стала я прокручивать возможности фирмы в этом направлении. — Официально закупаются стройматериалы, оплачивается их отправка в Чечню, начисляется зарплата строителям, ну и всякие прочие расходы. Когда школа вроде как построена, в нее попадает шальная бомба или ее взрывают боевики, это уже дело техники. Государственной комиссии предъявляются развалины, и… строительство можно начинать сначала. Все стройматериалы распродаются, скорее всего, еще по дороге. В чистом виде остается начисленная зарплата, строителями-то наверняка «мертвые души» оформлены? Неплохо.

— Одна поправка, — Витя по-прежнему сидел, прикрыв глаза. — Нет никакой необходимости возиться со всеми этими кирпичами, цементом, стеклом и прочими материальными ценностями. Покупать, отправлять, продавать. Ведь за разумный процент можно оформить документы на покупку, погрузку и перевозку и сразу получить «живые» деньги.

— Да-а. Лихо, ничего не скажешь. А доказательства есть?

— Откуда? — горечи в голосе Самойлова еще прибавилось. — В тех документах, что касались Кондратова, все чисто, аудиторскую проверку они проходят регулярно, у налоговой инспекции к «Орбите» претензий нет. Для изъятия всего комплекта бухгалтерских документов нужен ордер, а с чем мы в прокуратуру сунемся? Про флюиды им рассказать?

— Да, флюидами наших не проймешь, — согласилась я, даже не заметив, что по старой привычке назвала ребят из прокуратуры «нашими». — Что ж, теперь мне понятно: за такие деньги можно и убить. А Кондратова, судя по сплетням, убрали «за жадность» и за то, что ходил по чужим мозолям. Как бы еще узнать, в Андрея стреляли те же, что Кондратова взорвали?

— Я думаю, когда эксперты дадут предварительное заключение по взрывчатке, появится та печка, от которой сможем танцевать. Если получим отрицательный ответ, значит, смело можно разделять взрыв Кондратова и нападение на Андрея на два разных дела.

— Знаешь, Витя, — сказала я, — не могу объяснить, но вот здесь, внутри, я уверена, что это те же двое. Уши, конечно, не сходятся, а все остальное очень подходит. Думаю, если мы как следует копнем в «Орбите», то выйдем на них.

— Значит, так оно и есть, — совершенно серьезно согласился Самойлов. Моим ощущениям за годы нашего знакомства он привык верить.

— Тогда я сейчас поеду в эту контору, посмотрю, чем там дышат, попробую все на зуб.

— Давай. Тебе сообщить, что бармен по фотороботу скажет?

— Обязательно. Позвони на сотовый. Ну, я полетела, только к себе заскочу.

Домой я заехала, чтобы прихватить кое-какие небесполезные в нашем деле игрушки.

Сразу, как только зашла в квартиру, вспомнила про магические кости, мешочек с ними со вчерашнего дня лежал на столе. А что, настроение у меня сейчас самое походящее. И вопрос — четкий и конкретный — появился в результате нашего с Витей разговора.

Я высыпала двенадцатигранники на ладонь, зажмурилась. Итак: «Если я начну работать с фирмой „Орбита“, найду я тех, кто стрелял в Андрея?» Бросок, кубики весело покатились по полированной поверхности стола. «18+12+34» — «Вы будете приятно удивлены тем, как стремительно события приобретут благоприятный для Вас оборот». А я что говорила? Ну, «Орбита»! Ну погоди!

Ехать было недалеко, офис располагался в довольно престижном районе, совсем рядом с центром.

Один умный человек как-то рассказал мне, что существует ряд примет, по которым легко можно определить этап развития конторы и ее жизнеспособность на данный момент. Когда молодые хваткие ребята только собираются и начинают новое дело, они пашут от души. В это время фирма, как правило, ютится в каком-нибудь подвале или флигеле с обшарпанными стенами и противными лампами дневного света, а ребята работают, не отвлекаясь на такую ерунду, как обед или начало и конец рабочего дня.

По мере того, как дело набирает обороты, обстановка значительно цивилизуется, понемногу покупается новая мебель, обживаются комнаты первого этажа. Выделяется специальное помещение, где можно перекусить. На работе еще могут задержаться, при острой необходимости, но обед становится святым делом.

Следующий этап — переезд на второй этаж и качественный евроремонт. Еду уже не приносят из дома в баночках и термосах, а готовят здесь. На кухне имеются полный ассортимент необходимой посуды, газовая или электрическая плита с духовкой, холодильник, а то и два.

И последняя стадия начинается с введения официальных перерывов на чай в одиннадцать и четыре часа. Дни рождения и национальные праздники теперь отмечаются за общим столом, всем коллективом, от директоров до сторожей. Границы рабочего дня соблюдаются свято — до девяти часов в конторе ни души, а без минуты шесть все уже стоят у дверей. Как раз на этой стадии руководство — так сказать, отцы-основатели — и начинает грызться между собой. Все. Сотрудникам пора начинать искать новое место работы, долго фирма уже не протянет.

По всем этим приметам фирма «Орбита» находилась при последнем издыхании. Она занимала второй этаж офисного четырехэтажного здания. Фасад его был увешан дюжиной вывесок различных контор, но у «Орбиты» была самая большая и красивая. Вахтера в стеклянной будке при входе я совершенно не заинтересовала, даже обидно. Второй этаж сиял пластиком и потрясал обилием искусственных цветов. Ароматы, доносившиеся из конца коридора, напомнили об убогой яичнице, которую я торопливо проглотила несколько часов назад, здесь пахло по меньшей мере уткой с яблоками. А может, даже гусем. Вот бессердечные люди — не боятся, что какой-нибудь посетитель, совершенно невинный посторонний человек, захлебнется слюной и погибнет прямо у них в коридоре.

Одним словом, если учесть еще и взрыв машины с представителем руководящего состава, «Орбита» обречена.

Я прошлась по коридору и довольно быстро обнаружила кабинет директора. Приемной как таковой не было. Был небольшой светлый холл в конце коридора, в который выходило четыре двери. На трех из них висели исполненные в лучших традициях черные таблички с золотыми буквами, извещавшие, что здесь находятся кабинеты директора, коммерческого директора и главного бухгалтера. Кабинет покойного Кондратова был опечатан. Четвертая дверь, самая дальняя, была железной, и таблички на ней не было. В холле очень много цветов, и не искусственных, а настоящих, живых, причем очень-очень домашних, — два широких подоконника и тумбочка вплотную заставлены горшками с геранью и разно-цветными фиалками. У стены стояли два стола, сдвинутые углом, на одном был установлен компьютер, на втором находился телефон и стопочкой лежали папки с аккуратными наклейками. Только несколько листков — какие-то таблицы, брошенные посреди стола, — нарушали идеальный порядок. Хозяйка, седая женщина с приятным, но незапоминающимся лицом сидела на вертящемся стуле боком ко мне и работала на компьютере.

— Одну минуточку, сейчас закончу фразу… — сказала она, как только я вошла. Допечатала, повернулась ко мне. На лице любезная секретарская улыбка, но на удивление естественная, совершенно не раздражающая. — Добрый день, чем могу вам помочь?

— Здравствуйте, — я тоже постаралась улыбнуться как можно обаятельнее. — Мне хотелось бы поговорить с руководством фирмы по поводу гибели Кондратова.

— Ой, — лицо секретарши сморщилось. Не глядя, она открыла ящик стола, достала прозрачную трубочку с большими белыми таблетками — наверное, это был валидол — и сунула одну в рот. — Я как про Павла Артемьевича вспомню… Это такой ужас был! Машина горит, всюду обломки и столько крови!

Теперь она полезла в сумку за носовым платком. Я сочувственно покивала и спросила:

— А вы что, видели, как это случилось?

— Нет, я ведь рассказывала уже вашим товарищам и на прошлой неделе, и сегодня с утра приходил молодой человек. Я задержалась, внуку в школе доклад надо было сделать, по Древней Греции, а я не успела его напечатать, поэтому и осталась. Так что, только когда взрыв услышала… Ужасно! Но Николая Георгиевича, — она кивнула в сторону директорской двери, — сейчас нет, он в мэрию поехал. Правда, к обеду обещал вернуться.

Я невольно принюхалась, и секретарша поспешила объяснить:

— У нас день рождения сегодня у одной девочки-проектировщицы. Тридцать лет, юбилей все-таки. И потом пятница, на работу завтра не приходить… А Елена Викторовна здесь, с ней вы можете побеседовать.

Главный бухгалтер фирмы «Орбита» — дама, самую капельку полноватая, но идеально ухоженная, — занимала просторный и довольно захламленный кабинет. У двери рогатая вешалка, по летнему времени пустая, только зонтик болтается да модная белая кожаная сумочка. Вдоль стен стеллажи, заваленные кипами папок с документами, стопки каких-то бланков лежат отдельно. У окна несколько коробок из-под бананов, тоже набиты бумагами. Специальный большой стол с компьютером и принтером. Тумбочка из-под стола выкачена, на ней глубокая тарелка с яблоками. И посреди всего этого Елена Викторовна Косачева — энергичная женщина лет сорока, строгие карие глаза, волосы цвета «спелый баклажан». Самый модный, между прочим, в этом году оттенок. Я тоже на прошлой неделе минут десять пыталась выбрать между этой пенкой и «красным деревом», махнула рукой и ушла, ничего не купив, решила остаться пока блондинкой. Отметила я сразу и гордую сдержанность хозяйки кабинета, безупречный макияж, модную стрижку, холеные руки с наманикюренными ногтями и светлый сарафанчик, для ее возраста и телосложения, правда, немного легкомысленный, но с другой стороны, лето на дворе, жарко.

В отличие от милой секретарши Елена Викторовна первым делом попросила мои документы. Выяснив, что я не представляю государственные органы, мадам Косачева подняла аккуратно выщипанные брови и без всякого интереса спросила, на кого я работаю.

— Извините, но я не могу раскрывать…

— Да-да, конечно, — махнула она рукой, — глупый вопрос. Итак, вы занимаетесь расследованием гибели Павла Артемьевича. Должна сразу сказать вам, что, как человек, долго проработавший вместе с Кондратовым, и как просто женщина, я в ужасе и в шоке от всего произошедшего.

Елена Викторовна замолчала и внимательно посмотрела на меня, желая удостовериться, что я прониклась силой ее переживаний.

— И конечно, весь наш коллектив надеется, что убийцы всеми нами уважаемого Павла Артемьевича не уйдут от ответственности и будут найдены в самое ближайшее время. Мы готовы оказывать полное и безоговорочное содействие. Но, насколько я понимаю, это дело милиции. В чем же ваша роль?

— По ряду причин в данный момент я сотрудничаю с представителями милиции в этом деле. Они уже провели у вас большую работу. Я же лично хотела бы посмотреть кое-какие финансовые документы.

— Абсолютно невозможно, — холодно отрезала главный бухгатер. — Наши финансовые документы являются коммерческой тайной. То же самое я сказала и милиции. Будет постановление суда, ордер на изъятие бухгалтерской документации, пожалуйста! Мы законопослушная организация, немедленно все предоставим, никаких проблем. Но пока я несу личную ответственность, и сами понимаете, у меня есть обязательства перед трудовым коллективом! Так что о выдаче вам документов не может быть и речи.

— Елена Викторовна, а в чем будет выражаться ваша готовность к полному и безоговорочному содействию? Поконкретнее, пожалуйста.

Она пожала плечами и посмотрела на меня ясными глазами.

— Все возможное, в пределах разумного.

— Понятно, — похоже, продолжать разговор было бессмысленно. — Всего хорошего.

Когда я была уже у двери, обычно такой устойчивый каблук моих туфель подвернулся. Я охнула, покачнулась, взмахнула руками, задев ладонью висящую на вешалке сумочку, успела опереться о стену и удержалась на ногах. Обернулась с испуганной улыбкой:

— Это же надо, такие удобные туфли, а каблук все время шатается.

— Супинатор надо проверить, — Елена Викторовна с женским сочувствием отнеслась к моей проблеме. — У меня так было. Если супинатор сломался, то каблуки гуляют так, что ходить невозможно. В соседнем доме очень хорошая обувная мастерская, там и срочный ремонт есть.

Но тут она вспомнила, что я — персона «нон грата», и глаза ее снова затянуло льдом. Пора было убираться, тем более, что главное дело сделано — крохотная булавочка микрофона крепко засела в мягкой коже сумочки. Только перед уходом надо бы малость расшевелить главбухшу. Тоже мне, Снежная Королева.

— Спасибо большое, прямо сейчас и к ним. Да, Елена Викторовна, один вопрос. Какая зарплата была у Кондратова? Или это тоже коммерческая тайна?

— Разумеется. Могу только сказать, что заработная плата Павла Артемьевича была достойной и соответствовала его квалификации.

— И ее хватало на посещение казино дважды в неделю?

— Видите ли, представление, что постоянные посетители казино обязательно проигрывают там миллионы каждый раз, довольно вульгарно, — не слишком охотно, но все-таки ответила она. — Многие приходят туда просто пообщаться с приятными людьми, провести время в культурной обстановке. Небольшие ставки вполне доступны, и при разумной игре практически любой человек с постоянным доходом может себе позволить это развлечение. Я сама время от времени там бываю.

— Правда? А когда вы были там последний раз?

— Понятия не имею. Я не хожу туда регулярно, бываю от случая к случаю, по настроению, — Елена Викторовна потихоньку закипала.

— А двадцать пятого, случайно, не были?

— Я же сказала, что не помню! У вас все? А то мне работать надо.

— Извините, Елена Викторовна, я ведь про это все почему спрашиваю? Дело в том, что по моей информации у Кондратова была репутация человека, ворочающего очень большими деньгами, но зарплата, даже высокая, сами понимаете, не дает основания для таких разговоров.

— Не знаю, где вы собираете подобную информацию, — моя собеседница брезгливо поджала губы, — и, кроме того, я совершенно не в курсе личных финансовых дел Павла Артемьевича. Но могу сказать одно, он был человеком широким, увлекающимся, можно сказать, артистичным, очень любил эффектные жесты. Ему нравилось чувствовать себя этаким барином, — она запнулась, но тут же взяла себя в руки. — Одним словом, мастер был производить впечатление на людей.

— То есть вы хотите сказать, что если у него и были большие деньги, то вы не представляете, откуда?

— Послушайте, вы отвлекаете меня от работы. Я, разумеется, готова оказать помощь следствию, но ваши бессмысленные и бестактные вопросы… — она поняла, что уже кричит и, сделав над собой усилие, заговорила более спокойно: — Что вы, собственно, хотите, найти убийц или опорочить имя Павла Артемьевича? Имейте в виду, от меня вы ничего плохого о нем не узнаете! Да я просто отказываюсь с вами говорить! Слава богу, вы не официальное лицо и я не обязана отвечать вам, так что попрошу больше не мешать мне. Всего хорошего.

— Да-да, конечно, — примирительно улыбнулась я, — вы имеете полное право выставить меня вон.

— Вот именно. Прощайте!

— До свидания, — я мягко закрыла за собой дверь, одновременно нажимая в кармане кнопку включения миниатюрного магнитофона. Не все люди имеют привычку говорить сами с собой, но некоторые, да еще если их разозлить… Кроме того, Косачева может позвонить по телефону. Записывающее устройство у меня не самой последней модели, но достаточно современное. Так что, пока я нахожусь в радиусе четырехсот метров, никаких секретов от меня у главного бухгалтера фирмы «Орбита» не будет.

Секретарша встретила мое появление в холле с доброжелательностью, явно для нее привычной:

— Вы уже закончили? А Николай Георгиевич вернулся, я его предупредила, заходите, он вас ждет!

Директор фирмы Николай Георгиевич Лемешев внимательно осмотрел меня и одарил приторной улыбкой — очевидно, мой внешний вид произвел на него самое благоприятное впечатление. Я, в свою очередь, не менее внимательно осмотрела хозяина кабинета: директор как директор, все они одинаковые. Маленькие глазки, розовые щеки и блестящую полулысину я отметила в качестве особых примет. А одет он был в очень черный костюм из какого-то дорогого материала и очень белую рубашку, на фоне которой совершенно терялся светлый-светлый галстук. Прямо пингвин какой-то…

Лемешев тут же вышел из-за стола, усадил меня в кресло, успев попутно потрепать по плечу, погладить по коленке и слегка, совершенно случайно, разумеется, задеть грудь. Все эти активные действия явно доставили ему немалое удовольствие. Что касается меня, должна честно признать, полулысые пингвины лет под пятьдесят, лапающие незнакомых дам, восторга у меня не вызывают. А он тем временем продолжал ворковать надо мной, восхищаясь красотой представителей нашей родной милиции.

Когда меня принимают за работника милиции, грех не воспользоваться. Но выдавать себя за должностное лицо — мошенничество. Особенно при данных обстоятельствах, после разговора с главбухшей. Так что пришлось представиться и вручить визитку. Николай Георгиевич артистично изобразил разочарование.

— Такая милая дама, и частный сыщик! Зачем вам это надо? Танечка, я вас умоляю, бросьте вы эту гнусную работу, неужели же вы, с вашим-то умом и талантом, не сможете устроиться приличней?

Интересно, что он имел в виду под умом и талантом? Или за сорок секунд знакомства сумел проникнуть в потаенные глубины моего подсознания? Боюсь, все здесь было гораздо примитивнее.

С трудом остановив поток пошлых комплиментов, я попыталась втолковать ему, что интересуюсь не его мужскими достоинствами, а неожиданной смертью его коммерческого директора вообще и финансовыми документами в частности. Удавалось мне это слабо. Ну никак не укладывалось в плешивой его голове, что молодая женщина может предпочесть его ухаживаниям разговоры про какие-то скучные документы. Господи, да кто же его директором в фирму взял, ему же только в зоопарке сторожем при павлинах работать! Чтобы они не зазнавались слишком.

Впрочем, наш тет-а-тет длился недолго. Шарахнулась о стенку распахнутая дверь, и в кабинет влетела разъяренная Елена Викторовна.

— Послушайте, вы! Я же вам ясно сказала, чтобы вы покинули офис! — орать она начала без предварительной подготовки и сразу во всю мощь своего голоса, а он оказался нехилым. Очень ей это не шло, весь лоск слетел, и теперь главный бухгалтер выглядела довольно рыхлой, вульгарной и визгливой бабой. — Вы что, думаете, на вас управы нет? Да один мой звонок — и вас лицензии в течение часа лишат! Посадят! Можете не сомневаться, влиятельных друзей у нас достаточно!

— Ну-ну-ну, Елена Викторовна, зачем вы так, — довольно безуспешно попытался утихомирить ее шеф. — Танечка ничего плохого в виду не имела…

— Она не имела? — возмущенно всплеснула руками Елена Викторовна. — Да она клеветница! Да, да, моя милая, то, что вы мне сейчас говорили, это все клевета! Вы что думаете, вы будете Павла Артемьевича черт знает в чем обвинять, а я буду молчать? Не пройдет, не надейтесь! — ругаться, соблюдая грамматические правила обращения к малознакомым людям, показалось ей слишком сложным и малоэффективным, и она перешла на «ты»: — Есть, есть люди! Они тебя в бараний рог скрутят, ты еще пожалеешь, что в это дело ввязалась!

Мне надоели ее вопли, тем более что ничего интересного, кроме бессвязных угроз, я не слышала. Перебивать человека, конечно, невежливо, но не ждать же, пока она выдохнется. Судя по габаритам, пару в этой даме было еще минут на двадцать.

— Не сомневаюсь, — вежливо, но решительно вступила я в разговор, — что у вас достаточно знакомых, которым захочется скрутить меня. Но вы забываете, что я тоже не новичок в своем деле и у меня тоже знакомые имеются. И у них могут появиться вопросы. Их наверняка заинтересует, почему это мое появление вас так разволновало. Почему принимаются столь серьезные меры, чтобы от меня избавиться? Не пытаетесь ли вы таким образом что-то скрыть от следствия? И если пытаетесь, то что именно? А мои знакомые очень не любят оставлять подобные вопросы без ответов. Они приложат все силы, чтобы эти ответы получить. И получат, можете не сомневаться.

— Убирайтесь! — Елена Викторовна смотрела на меня с ненавистью.

— Всего хорошего, — ответила я ей нежной улыбкой и поднялась из кресла.

— Девочки, ну что же вы так, ну зачем вы ссоритесь, ах как нехорошо, — расстроенный Лемешев бестолково метался между нами. Пришлось улыбнуться и ему. — Не сомневаюсь, что мы еще встретимся.

Я вышла из офиса, неторопливо подошла к машине. Уехать или подежурить немного здесь? Собственно, особо срочных дел нет, а тут может произойти что-нибудь интересное. Посижу, пожалуй, в машине, покурю и спокойно подумаю. Итак, что мы имеем от визита в «Орбиту»?

Косачева явно разнервничалась, когда я стала спрашивать о доходах Кондратова. Кроме того, обмолвилась, назвала его «Барином». Это, конечно, ничего не значит, так его могли называть многие. Странно то, что она при этом смутилась. А потом и вовсе распсиховалась. Из-за финансовых документов фирмы она такого шума поднимать не стала. Чувствовала себя увереннее? Имею право не показывать, и точка. А отказываться отвечать на вопросы про Кондратова у нее никаких оснований нет, вот нервы и сдали. Где тонко, там и рвется? Или это все было разыграно только для того, чтобы выставить меня из офиса, не дать поговорить… С кем? С Николаем Георгиевичем? Или еще с кем-то? Хотя злилась она, похоже, по-настоящему, аж пар из ноздрей шел. О, не зря я, оказывается, задержалась!

Елена Викторовна, не глядя по сторонам, сбежала с просторного крыльца и решительно направилась к черному «Вольво». Села за руль, машина резко рванула со стоянки. Ничего машинешка, но по городским улицам ей от моего «жигуля» все равно не оторваться. Я быстро затушила сигарету, вырулила следом и аккуратно влилась в поток транспорта, не теряя «Вольво» из виду. Между нами две машины, все как учили. А водит эта дамочка довольно нервно. Не то чтобы откровенно нарушает правила, а так, корректирует в свою пользу. Как мужики говорят: «Женщина за рулем — обезьяна с гранатой»? Точно про нашу главбухшу.

«Вольво» подъехал к зданию городской администрации и припарковался на стоянке для служебных машин. Я проехала немного дальше и тоже остановилась. Елена Викторовна вышла и, не заперев машину, хорошим шагом направилась в сторону небольшого чахлого скверика. Очень уверенно себя ведет эта дамочка, не боится, что машину угонят, охраны-то вроде не видно. Или есть? Администрация все-таки, прячутся, наверное, где-нибудь в кустах, чтобы пейзаж не портить.

Моя поднадзорная побродила по дорожке, постояла, нетерпеливо топая каблучком по асфальту, потом посмотрела на часы и присела на скамейку. Ага, понятно — она торопилась сюда не воздухом подышать, ждет кого-то. А я встала, оказывается, очень удачно, мне ее прекрасно видно. И расстояние, пожалуй, поменьше трехсот метров, и сумочка у нее на плече болтается. Так что, если она собирается сейчас вести не предназначенные для моих ушей переговоры, то доставит мне этим большое удовольствие.

Так… Сосредоточеннее надо быть, внимательнее, откуда этот тип взялся? Торопится. Мимо меня он не проходил и не из-за угла… Ну конечно, из здания администрации. Что же это получается, Елена Викторовна, и правда, побежала на меня жаловаться своим могущественным друзьям? Вот на это я не рассчитывала, была уверена, что она блефует, просто страху на меня пытается нагнать. Ладно, посмотрим да послушаем. Не страшно, конечно, но неприятности, действительно, могут образоваться.

Да, все правильно, именно этого мужика она и ждала. Вскочила со скамейки, протянула ему руку, что-то говорит, нервничает. Мужик ее вроде успокаивает. Или, наоборот, ругает, что-то очень руками размахался. Ссорятся, никаких сомнений. Так, он первым опомнился, посмотрел по сторонам. Правильно, на улице такие представления не устраивают. Теперь сидят на лавочке, воркуют, просто голубки!

Ворковали они недолго. Не прошло и десяти минут, как Елена Викторовна вернулась в свою машину. Тип помахал ей рукой, и «Вольво» тронулся. Мужчина стоял и смотрел ей вслед, но недолго. Махнул рукой в последний раз и, не обращая больше ни на что внимания, скрылся в здании администрации. Я тут же рванула с места. Хорошо, что «Вольво» машина приметная, догнала ее быстро. А дальше спокойненько, без проблем, доехали мы до девятиэтажного дома, где согласно прописке проживает моя дражайшая Елена Викторовна. Она поставила машину на дворовую стоянку, на этот раз тщательно заперев ее и опять-таки не оглядываясь по сторонам, зашла в подъезд. Хорошо работать с самоуверенными дамами. Охотники говорят, что, когда глухари токуют, к ним можно вплотную подойти. За этими тоже вплотную идти можно, они настолько уверены в своей исключительности, что ничего вокруг не замечают, вернее, не считают достойным своего внимания.

Я сверилась с записной книжкой: пятьдесят седьмая квартира — это пятый этаж. Вынула из магнитофона кассету с записью, вставила чистую. Еще немного подождала. Ну все, Елена Викторовна должна быть уже дома, путь свободен.

Дверь подъезда, несмотря на наличие кодового замка, была гостеприимно распахнута, так что я без всяких помех поднялась на площадку между пятым и шестым этажом. Там было темновато, а уж в щели за мусоропроводом и вовсе ничего не видно. Очень хорошо. Встав на цыпочки, я как только смогла высоко прикрепила к стене магнитофон. Подергала для верности, вакуумная присоска держала крепко. Взглянула на часы — два двадцать пять. Кассеты хватит на шесть часов, значит, не позже половины девятого надо будет вернуться.

Конечно, шансов услышать что-нибудь интересное не много, люди, как правило, не ходят по квартире с сумочкой. А то, что важный разговор произойдет как раз в том месте, где Елена Викторовна оставляет сумочку, маловероятно. Я, например, держу свою в шкафу, в коридоре. С другой стороны, одна моя подруга всегда оставляет сумку в кухне, а другая и вовсе на столике, где стоит телефон. Так что магнитофон может очень даже пригодиться, если повезет.

А я, пожалуй, сейчас поеду домой, послушаю, что у меня уже есть интересного.

Дома желудок сразу же напомнил мне, что время сугубо обеденное. Пришлось отвлечься, сделать себе несколько бутербродов и сварить кофе. В результате к прослушиванию я приступила с бутербродом в одной руке и чашкой кофе в другой.

Слушая запись, я одновременно делала вариант для Мельникова и его ребят, выбрасывая куски, не несущие информации, — звук шагов, радио в машине, просто тишину. Только самое начало оставила как есть.

Управилась я как раз, чтобы успеть в больницу вовремя. Сунула в сумку магнитофончик, кассету, достала из холодильника еще несколько пакетиков с соком папайи. Все в порядке, ничего не забыла, можно ехать.

Глава 5

@BUKV = Яопять пришла раньше всех. Вот и хорошо, будет время просто поболтать. К тому же бодрый вид Мельникова меня порадовал.

@BUK-3 = — Андрей, ты прямо не по дням, а по часам поправляешься! Про выписку еще ничего не говорят?

— Я спросил, а они пообещали проконсультироваться с психиатром.

Я захихикала, уже привычно выложила на тумбочку коробочки с соком.

— В целом, я их понимаю. Но выглядишь ты, действительно, очень неплохо, — посмотрела на сок, вздохнула. — Слушай, тебя как здесь кормят? Надо бы, конечно, не сок этот дурацкий, а поесть тебе притащить…

— Еще чего придумала! Знаю я, как ты готовишь, когда по уши в деле. Кроме ирландского рагу от тебя ничего и не дождешься.

— Между прочим, так говорить с твоей стороны большое свинство, — возмутилась я. — Ирландское рагу было очень вкусным, ты все съел, добавки попросил, а потом еще и тарелку вылизал!

— Так ведь я тогда очень есть хотел! Я бы все что угодно съел и всю посуду тебе вылизать мог!

— Если так, то я вообще тебя не понимаю. Женился бы, пусть бы жена тебя и кормила, никаких проблем.

— Ты что, Танька, с ума сошла? С моей-то работой, кто за меня замуж пойдет? А если уйти, так я ничего другого не умею. Конечно, — тут физиономия Мельникова приняла самое противное выражение, — вот если бы меня, например, миллионер замуж позвал, тогда другое дело. Но не всем же так везет, как некоторым.

— Да не миллионер он, сколько раз тебе говорить, — машинально отмахнулась я, потом сообразила, дернулась. — Стой! Ты это о чем?

— О Романе, естественно, — Андрей был абсолютно невозмутим. — Встретились мы недели три назад. Совершенно случайно.

— Да? И как он? — у меня невозмутимость была качеством пониже, чем у Мельникова.

— В общем, ничего, смурной только. Про тебя спрашивал.

— Ну и глупо. Если ему так интересно, мог бы сам мне позвонить.

— Это ты глупости говоришь! — нахмурился Мельников, ну прямо воплощение мужской солидарности. — Роман — нормальный мужик, а не тряпка половая. Если уж ты его бросила, он тебе в друзья набиваться не будет.

— С ума сошел? — не поверила я. — Когда я его бросала? Это что, он тебе сказал?

— Неужели ты думаешь, мы с ним это обсуждали? Просто я знаю тебя и немного знаю его. И на данный момент Роман не производит впечатления человека, которому удалось совершить такой невероятный поступок, как оставить с носом саму Татьяну Иванову.

— Вообще-то, никто никого не бросал, Андрей, — поморщилась я. — Просто мы разошлись по обоюдному соглашению. Мирно так, без скандалов… — я все-таки не удержалась и вздохнула.

— Не понимаю, Танька, какое, к черту, соглашение? Он тебя замуж звал?

— Звал. Но с условиями. Я должна закрыть свое агентство.

— Что, вообще работать нельзя? — удивился Андрей.

— Почему, можно. Даже предлагал — юрисконсультом, в его фирме. Или преподавать. Но только что-нибудь подобное. Он, видишь ли, не может допустить, чтобы мать его детей, размахивая пистолетом, гонялась за преступниками. Смысл по крайней мере был примерно такой.

— Какая мать? — Мельников, не готовый к такому повороту, растерянно хлопал глазами. — При чем здесь какие-то дети?

— Брак предусматривает рождение детей и дальнейшее их воспитание, — пояснила я. — Роман хочет, чтобы я именно этому посвятила свою жизнь. Я предложила другой вариант. Дискуссия была длительной и бурной, но консенсуса достичь не удалось. Вот, собственно, и вся история.

Я держалась очень хорошо, говорила спокойно, даже вроде равнодушно, и кого-нибудь другого мне, пожалуй, вполне удалось бы обмануть, но не Андрея.

— Наверное, ты права, — он смотрел на меня с сочувствием. — Хотя, с другой стороны, дети… Знаешь, Танька, возраст — страшная штука. У меня племянников целая толпа. Как собираемся всей семьей, крутятся вокруг, верещат, безобразничают. Сестры орут на них, а я смотрю, и мысли всякие бродят. Вот если бы был у меня сын…

— Так, — прервала я его, — меняем тему разговора. Или я сейчас начну рыдать на твоей забинтованной груди, оплакивая погибшую личную жизнь. Согласен?

— Согласен, согласен. В жизни не видел, как ты рыдаешь, и смотреть не хочу. Тем более на моей забинтованной груди.

— Тогда давай о деле. Да, кстати, я все хотела спросить: Ярославцев знал, что ты будешь меня ждать возле казино?

Этот тоже мгновенно усек направление моих мыслей и вопросом остался явно недоволен.

— Не знал он ничего про тебя. Думаю, даже о твоем существовании не догадывался, так что не тяни на парня.

— А все-таки, вполне может быть, — не сдавалась я.

— Ничего тут быть не может. Парень наш. И забудь о нем. Тут что-то другое искать надо. Ты лучше расскажи, что накопала.

Получается, что я не с той стороны захожу. И Самойлов так считает, и сам Мельников. И чуть ли не одними и теми же словами говорят. Что же, может быть, я и ошибаюсь. Но все равно этот Ярославцев — личность весьма неприятная.

— Ладно, не трону я твоего Ярославцева. Но кое-чего интересного я все-таки накопала. Я буду говорить, а ты слушай.

Свой рассказ я начала с короткого сообщения об утреннем визите в управление, потом подробно, в лицах пересказала всю историю с посещением офиса фирмы «Орбита» и дальнейшей слежкой за главным бухгалтером упомянутой фирмы. Закончив, вытащила из сумки и поставила на тумбочку магнитофон и помахала перед носом Мельникова кассетой.

— Под статьей ходишь, Танька, — поморщился он. — Посадят тебя когда-нибудь.

— Боишься, что передачи носить придется и адвокатов нанимать? — поинтересовалась я.

— Конечно. Передачи на свою зарплату я еще сумею тебе обеспечить, но на адвокатов и на взятки моих средств точно не хватит. Так что предупреждаю, свято соблюдай технику безопасности.

— Даже не собираюсь комментировать твое бестактное замечание, — я пожала плечами. — Хочешь сказать, что ты мог бы предложить другие варианты, как добыть информацию? Ты, милый, еще не знаешь, какая бомба на этой кассете!

— Тут розетка так глупо поставлена, где-то под кроватью… — сменил тему Андрей.

— Магнитофон на батарейках, — я вставила кассету, положила палец на клавишу. — Включать или подождем ребят?

— Включай.

— Ты лежишь? Хорошо. Три, два, один, пуск! — я нажала на клавишу.

Сначала мы услышали довольно злобный женский голос:

— Зараза! Шваль подзаборная!

— Это Елена Викторовна пар спускает. Я только что вышла из ее кабинета, — пояснила я. Андрей кивнул.

Потом непонятное шуршание, стукнул ящик стола, скрипнул стул, шаги, легкий хлопок.

— Это она встала и к дверям подошла. Сейчас с секретаршей говорить будет, — я продолжала комментировать.

Снова голос, громкий, совсем рядом с микрофоном.

— Лидия Васильевна, зачем вы пустили ко мне эту женщину? — невнятное бормотание в ответ, и злости в голосе еще добавляется. — А я вам говорю, что она частный сыщик, а вовсе не из милиции. И что бы она здесь ни вынюхивала, это фирме только во вред. Так что я вас прошу, впредь проверяйте документы у всех, кто интересуется гибелью Павла Артемьевича, а эту девицу близко не подпускайте!

Секретаршу было плохо слышно, она и так говорила негромко, а сейчас, очевидно, волновалась и совсем понизила голос. Но по реакции Елены Викторовны было понятно — она сказала, что я вовсе не ушла, а нахожусь сейчас в кабинете директора.

— Что?! — резкий стук закрываемой двери, шум стал приглушенным.

Я остановила магнитофон.

— Пока, как видишь, ничего интересного нет, я это оставила для создания общего впечатления. Чтобы ты понял, какая это стервозная баба. Дальше события развивались в кабинете у Николая Георгиевича, но там тоже ничего интересного. Когда она меня выставила оттуда, то, судя по всему, вернулась к себе, взяла сумку, заперла кабинет и сказала секретарше, что едет по делам. На вопрос, когда вернется, ответила, что не знает, может, через час, а может, совсем не придет. Секретарша напомнила, что за стол сядут часов в пять, в полшестого, там у них день рождения у кого-то из сотрудников, — я взглянула на часы. — О, уже вовсю празднуют. Отсюда я этот разговор убрала, он нам ничего не дает, но на оригинале пленки все есть, если захочешь прослушать, пожалуйста. Потом она выскочила из конторы и поехала на площадь, к зданию администрации. Дождалась в скверике какого-то мужика. Там-то самое интересное и начинается, на этой встрече в скверике. Не знаю, что за мужик, но он уже был в курсе событий. Наверное, она ему позвонила перед тем, как выехать.

— Он что, вышел из здания администрации?

— Как он появился, я не заметила, но зашел он точно туда.

— Скорее всего, это бывший муж Косачевой. Им Витя занимался. Когда придет, сравните впечатления.

— А с чего это Витя им заинтересовался, он же в «Орбите» не работает?

— Это сейчас, а вообще-то он один из тех, кто основал фирму.

— Да? Это, наверное, очень удобно, когда один из основателей работает в администрации. Кем?

— Средней величины шишка в министерстве строительства.

— Понятно! А я еще удивлялась, как это у них все проверки так гладко проходят, ну просто идеальная документация! Ладно, значит, Елена Викторовна позвонила бывшему мужу и пожаловалась на нехорошую тетю Таню Иванову, которая ее обижает. Слушаем дальше.

Я включила магнитофон, и снова раздался взволнованный голос Косачевой.

— Борис! Ну почему так долго, я уже полчаса здесь топчусь!

— Точно, Косачев, — отбросил сомнения Мельников. — Его Борис Леонидович зовут. А что, она правда так долго его ждала?

— Врет. Не больше пятнадцати минут прошло.

— Леля, извини, задержался, — голос слегка запыхавшегося Косачева. — Но я все выяснил.

— И чего ей надо?

— Давай сядем, сейчас все расскажу. Уф-ф, значит, так. Кое-какие справки я навел, накоротке, конечно. Чтобы более подробные сведения собрать, время нужно, а я к тебе торопился. Так что пока слушай то, что есть. Итак, эта Татьяна Александровна Иванова действительно частный сыщик, она довольно известна и в милицейских, и в криминальных кругах. До того, как стала частным сыщиком, работала в прокуратуре, следовательно, имеет достаточно полезных друзей. Врагов, впрочем, тоже хватает, но с ней стараются не связываться. Репутация у нее… — послышался шелест бумаги, — вот, я записал. С разными людьми разговаривал, поэтому есть повторы. Вот, слушай, «настойчивая, банный лист, чистая тигра, везде пролезет, злющая, как оса, упорная, собачий нюх, кобра змеиная». Один товарищ назвал ее «мисс прокуратура». Что, правда, так хороша?

— Ничего особенного. Обыкновенная драная кошка, а уж одевается, так не приведи господь! Борис, меня не волнует ее внешность, что по делу?

— Не верь ей, Танька, — ухмыльнулся Мельников, и мне прищлось остановить пленку. — Ты действительно была самая красивая, и я даже знаю, кто тебя так называл, «мисс прокуратура»!

— Сама знаю, — отмахнулась я, снова включая магнитофон, — ты дальше слушай.

— Чаще всего при определении Ивановой звучало слово «ведьма», — Косачев добросовестно продолжал излагать мою характеристику. — Одним словом, в коллективе пользуется заслуженным уважением, и человек, к которому она начинает вязаться, автоматически вызывает подозрение. Так что она права. Если подключит компетентных людей и нажмет как следует, то ее дружки, которые полчаса трендели мне про потрясающее чутье и какие-то там особенные взгляд и нутро, хором насядут на нас. И то-гда — ничего хорошего.

— Черт побери, что же делать?

— Ага, теперь «что делать?». А все жадность ваша бесконечная! Говорил я, что лучше поделиться, так нет, убить дешевле!

— Да твой Кондратов был прорва бездонная! Ты бы с ним делился, пока последние трусы не отдал бы. Знаешь, сколько таких, как ты, слишком умных, он уже поделил и голым в Африку пустил!

— Конечно, так, как вы, гораздо лучше! Наняли каких-то придурков…

— Перестань орать на меня! С ума сошел, мы же на улице, кто-нибудь увидит, — и сама перешла почти на шепот: — Между прочим, с Барином они разобрались очень профессионально, и никаких улик! Мы вообще в сторонке, чай пьем, ничего не знаем. Что ты дергаешься?

— Я? Это ты дергаешься! Кто мне сейчас позвонил и истерику устроил? Кто такая Иванова, что ей надо, прижать ее, достать ее, убрать ее!

— Подожди, Борис, а при чем здесь, действительно, эта Иванова? Какое ей дело до Кондратова? Кто ей платит, какие-то его дружки?

— Да наплевать ей на него! Это не его, это ваши дружки подгадили, профессионалы хреновы! С тем ментом, которого они на днях у «Козырной шестерки» подстрелили, — на этих словах записи Мельников высоко поднял брови, но промолчал, — она раньше работала. Знаешь, как они все друг за друга держатся?! Вот она и полезла на стенку. Землю роет, обещает достать гадов. Ясно тебе теперь?

Андрей улыбнулся, глядя на меня. Я постаралась как можно невозмутимее пожать плечами.

— Ерунда какая. В жизни никому подобной пошлости не говорила.

— Ладно-ладно, не говорила, — успокоил ме-ня он.

— От этой Ивановой, если уж она прицепилась, просто так не отделаешься, — продолжал просвещать бывшую супругу Косачев.

— Сколько она стоит?

— Откуда я могу знать. Лично с ней дела я никогда не имел.

— И все-таки, что она больше всего любит, наличные или камешки?

— Не знаю, не знаю, надо будет поспрашивать кое-кого. Но учти: среди них есть и такие, кто не берет.

— Скажи лучше — такие, кому не дают. Хорошо, разузнай, на что она клюет. Купим мы эту дрянь с потрохами. Она еще и служить нам будет.

— Вот это было бы лучше всего, — согласился бывший супруг. — Тихо-мирно купить ее, и все в ажуре.

— Так и сделаем, — приняла окончательное решение Косачева по поводу моей дальнейшей судьбы. — Только мне вот что интересно: почему она к нам в «Орбиту» заявилась?

— Не знаю. Сначала она в казино побывала, но там недолго копалась. А потом уже за «Орбиту» взялась. Я что думаю: она, по разговорам, каждый день к этому своему дружку в больницу бегает. Может, это он ее навел?

— Вообще-то этот мент вроде не дурак. Довольно милый, между прочим, даже жалко, что его так… Но все равно странно, как он додумался, что искать надо у нас? Нет, никак он не мог нас вычислить, с Барином все чисто было сделано, к нам эта история никакого отношения не имеет.

— Да, покушение на Кондратова у них мертво висело, я точно знаю, от ответственных людей. К нам у него никаких подходов нет, потому как он еще не вышел на этих идиотов, что вы наняли. Только я не знаю, Леля, просто не представляю, как от них теперь избавляться!

— Расплатимся окончательно, они сами исчезнут. Им около нас крутиться тоже интереса нет.

— А если они опять какую-нибудь стрельбу устроят?

— Да ладно тебе, объяснили же они, что когда увидели его у входа, то растерялись, запаниковали. Он их знает, брал уже. И немалый срок им тогда припаяли. Вот, придурки, и подумали, что снова попались.

— Вот-вот, растерялись, запаниковали… А ты еще говоришь — профессионалы. Нечего было в казино соваться, если профессионалы! И вообще, Леля, как у них автомат в машине оказался, они ведь не на разбой ехали, а в казино?

— Так они же самые настоящие бандиты. Этот дебил, который все время хихикает, с автоматом не расстается. Он, наверно, и спит с ним. А второй все время нож с собой таскает. Здоровенный такой ножище, человека насквозь проткнуть можно.

— Дернул тебя черт с убийцами связаться!

— А с кем, по-твоему, мне надо было связываться, с гимназистами? Да и поздно теперь об этом говорить. И вообще, если ты такой умный, убирал бы Барина сам.

— Еще раз тебе говорю: я с самого начала был против!

— Ладно, Косачев, — в голосе Елены Викторовны послышалась явная усталость. — Это в конце концов тоже дела минувшие. Возвращаемся к тому же вопросу — что теперь делать будем?

— А что нам делать? Не дергаться, жить по-прежнему. Даже если менты что-то подозревают, доказать-то никто ничего не может.

— А Иванова?

— Что Иванова? Кто такая Иванова? Имела ты полное право выгнать ее из офиса? Имела. Здесь все в порядке. Киллерам этим недоделанным запретили на улице показываться? Обеспечить их водкой, закуской, и пусть дома сидят, идиоты. Не сегодня-завтра получаем деньги и расплачиваемся. Они тут же исчезают — и все! Ничего и не было, так, кошмарный сон привиделся.

— Господи, как не вовремя эти твои банковские заморочки. Если бы деньги не задержались…

— Леля, я тебя прошу! Не пытайся меня обвинить во всех глупостях, которые делают другие. Если бы они сидели тихо, а не таскались по казино, то тогда, действительно, никаких проблем не было бы!

— Хорошо, хорошо, ты прав. А эту Иванову, значит, покупаем?

— Самое разумное — купить. А вот если она не возьмет, тогда дело хуже.

— Если она такая идиотка, что не возьмет, то я ее и близко к офису не подпущу.

— И поступишь очень даже неразумно. Я бы предложил не только пускать, а быть очень любезной, старательно отвечать на вопросы, изо всех сил помогать следствию и, может быть, даже подружиться с ней… Но ты ведь так не сумеешь?

— Нет, не сумею, — судя по голосу, предложение подружиться со мной вызвало у нее глубокое отвращение. — Купить запросто, а подружиться не смогу.

— А вот я ей понравился, — вклинившись, гадким голосом прокомментировал запись Андрей. — Хороший вкус у женщины, сразу видно.

— Жаль, конечно, — Косачев иллюзий в отношении бывшей супруги не питал, — могла бы быть в курсе всех дел. Но что уж теперь, тебя не переделаешь.

— Я могу от другой стороны все узнавать, — оживилась Елена Викторовна.

— От какой другой стороны?

— Пойду в больницу к этому, как его фамилия? Простая какая-то, на букву «В», кажется?

— Кажется. Мельников он, Андрей Николаевич.

— Ну вот, к этому Андрею Николаевичу и пойду. Скажу, что услышала об этом ужасном происшествии, подружусь с ним. С ним-то я смогу подружиться, я же могу быть обаятельной. Он ранен, так я буду ему нежной сестрой и вообще «родной матерью»… Он мне все и расскажет.

— Расскажешь, Мельников? — теперь вклинилась я, усмехаясь.

— А как же! — расплылся он в ответ.

— Ну что ж, пожалуй, годится, — сомнений в способности Елены Викторовны подружиться с Мельниковым у Косачева не было.

— Ты узнай, что он любит. Персики там или, может, апельсины? — развивала свою гениальную идею мадам Косачева. — Буду его закармливать, чтобы добрее стал и разговорчивее.

— Хорошо, узнаю.

Тут я даже пленку остановила. Такое я пропустить не могла.

— Слышал, Мельников, какие возможности перед тобой открываюся? Смотри не продешеви, — и я улыбнулась насколько могла ехидно.

— Не сомневайся, задешево я не дамся, — этого верзилу твердокаменного разве проймешь ехидной улыбкой. — Ты давай запись включай, может быть, она обо мне еще что-нибудь хорошее скажет.

Я снова включила запись.

— А Иванову, — продолжал Косачев, — если даже не купишь, всячески ублажай, но к документации не подпускай.

— Если не купим, то, по-моему, лучше от нее просто избавиться.

— Леля! Опять? Мало тебе Кондратова?

— А в чем дело? Можно на этот раз не взрывать, а устроить обыкновенный несчастный случай. Автомобильная авария или нападение хулиганов… Наверняка она по ночам одна ходит, сыщица. А деньги получим, расплатимся сразу за двоих.

— Ну что это! Ты какая-то стала… кровожадная. Просто будь аккуратна с ней, и все будет хорошо.

— Конечно. А если убрать ее, то все будет прекрасно!

— Я запрещаю снова ввязываться в убийства!

— Да? И с каких пор твой голос стал решающим?

— Леля, но пойми же ты, наконец… Впрочем, о чем я говорю! Ладно, езжай сейчас домой, сиди тихо. Я сам все скажу.

— Не забудь мое особое мнение, что эту слишком шуструю сыскарку надо убрать.

— Забудешь тут… Иди. И будь дома, никуда не ходи, никому не звони. Я вечером все расскажу.

— Почему только вечером? Позвони сразу.

— А тебе не приходит в голову, что эта, как ты выразилась, шустрая сыскарка, если уж на тебя нацелилась, вполне могла жучка на наш телефонный кабель посадить?

Андрей вопросительно взглянул на меня, я отрицательно покачала головой и развела руками — не такая уж я и шустрая, оказывается.

— А что, разве можно прямо на кабель, не заходя в дом? — наивно удивилась Косачева.

— Ох, Леля… Как финансовые документы крутить, тут у тебя светлая голова, а что касается обыкновенных, житейских вещей, тут ты, прости меня, дура-дурой. Езжай домой, и я тебя прошу, хоть раз в жизни сделай, как я говорю.

Запись кончилась. Я выключила магнитофон.

— После этого она вернулась в машину и поехала прямо домой, нигде не останавливаясь. Во дворе тоже ни с кем не разговаривала, зашла сразу в подъезд. Так что, очевидно, раз в жизни она своего муженька послушалась. А правда, милый штрих, что жучка на телефонном кабеле Косачев считает житейской мелочью? В подъезде тоже никого не было, я потом заходила. Магнитофон прицепила на площадке, за трубой мусоропровода.

— А микрофон где?

— В сумочку воткнула.

Андрей недовольно скривился.

— Сама знаю, что не лучший вариант, а куда? Лето ведь, на ней сарафанчик такой, что туда с лишней булавкой не сунешься. Да, домой к себе она меня теперь не пустит, а жаль…

Дверь в палату открылась, и вошел Самойлов.

— Привет начальству! Таня, ты уже здесь? Вот и хорошо! — Витя прямо-таки бурлил весельем. Ярославцев, вошедший за ним, был привычно сдержан.

— Ничего себе «уже». Мы и поболтали, и пленочку прослушали. А что это ты такой довольный?

— С Шуриком твоим пообщался. Милейшее создание!

— Он не мой, он Андрея.

— Какие мелочи, Танюша, пусть будет Андрея. Короче, он очень уверенно опознал на фотороботе тех двоих, которые пили у него за упокой Барина, разве плохо?

— А не врет? — усомнилась я. — Этот богомольный бармен уж очень милиции боится. Кого та захочет, того он и узнает. И еще крест целовать будет.

— Это у Шурика есть, — согласился Андрей.

— На этот раз не врет, — стоял на своем Витя. — Есть подтверждение экспертизы.

— Эксперты проверяли, врет Шурик или нет, на детекторе лжи? — не смогла я удержаться. — А где приборчик достали, добрый дядя из Америки прислал?

— А шуточки твои, Татьяна, совершенно неуместны, — Витя сделал вид, что обиделся. — Мы только что получили официальную бумагу из лаборатории. Почерк у них ужасный, сплошные закорючки и понять ничего нельзя. Но мы с Венькой проявили настойчивость, упорство и еще что-то там такое, не помню что, и прочли. Так вот, эксперты сообщают, что машина Кондратова и синий «Москвич» взорваны одним типом взрывчатки, с применением одних и тех же детонаторов. В одной манере сработано.

— И получается, что Шурик правду сказал.

— Вот именно. Криминалисты подтверждают. А они люди умные и в целом принципиальные. Им можно верить на все сто процентов. Таким образом, мы имеем теперь следующее: стреляли в тебя, Андрюша, именно те, кто взорвал Кондратова.

— Сразу было видно, что это одна и та же пара, — не утерпела я.

— Ты, Таня, типичный субъективный идеалист, — Витя, оказывается, еще что-то помнил из лекций по философии, — и делаешь заключения, основываясь на явлениях совершенно нематериальных: внутренний голос, интуиция, гадания твои. Я, конечно, тебе в таких случаях доверяю, но это, — он торжественно помахал передо мной двуми мелко исписанными листками, — это официальные документы. Знаешь, почему они так называются? Потому что в них все официально и документально зафиксировано. Кстати, что это за пленочку вы здесь слушали? Я так понимаю, это не последний хит Земфиры, а что-то более актуальное?

— Да уж, актуальнее некуда. Еще одно подтверждение, что одни и те же бандиты взорвали Кондратова и стреляли в Андрея. Только, как ты выражаешься, не официальное, не документальное и не являющееся уликой. Поскольку запись получена путем несанкционированного прослушивания.

— Ох, Татьяна, под статьей ходишь, — поморщился Витя. Ярославцев ничего не сказал, но губы поджал довольно выразительно.

— Я в курсе, меня тут товарищ Мельников уже подробно просвещал и разными ужасами пугал. Так будете слушать пленочку или побрезгуете информацией, добытой с нарушением уголовно-процессуального кодекса?

— Будут слушать, — ответил мне Андрей. — Только ты лирическое вступление опусти, давай сразу с разговора Косачевых.

— Ага, будем, — согласился Витя и за себя, и за Ярославцева. — Это же ты нарушила, а не мы. Мы просто послушаем, чтобы определить, насколько нарушила. Понимаешь, профессиональный интерес.

— И кто ты, Витечка, после этого? Я тут свою лучшую технику расходую, жизнью, можно сказать, рискую, важную информацию собираю, а они вместо того, чтобы спасибо сказать, интересуются, насколько я нарушила… Ладно, пользуйтесь моей добротой. Уточняю для вновь прибывших, что это разговор бывших супругов Косачевых. Кстати, Витя, просвети, что у них за отношения?

— Нормальные для наших бизнесменов отношения, — не отказался просветить меня Витя. — Жили как кошка с собакой, потом, на паях с Кондратовым и Лемешевым, организовали строительную фирму, «Стройсервис» называлась. Два года без налогообложения согласно нашему законодательству вставали на ноги, устанавливали контакты с клиентами и поставщиками. А как два года прошли, они свою фирмочку закрыли и открыли другую, «Сервис-Орбита». И опять, естественно, все льготы, как положено. Еще через два года «Сервис-Орбита» перерегистрируется как новая фирма, «Орбита», к тому же с изменениями в совете директоров — Косачев ушел работать в администрацию и соответственно вышел из фирмы.

— И опять льготы на два года? — не выдержала я.

— Обязательно. По закону положено, — подтвердил Витя. — Продолжаю о Косачевых. За это время благосостояние семьи заметно улучшилось, и семейная жизнь постепенно наладилась. Так что развелись они, я думаю, фиктивно, не по житейским соображениям, а, скорее, по финансовым. По крайней мере жить они продолжают вместе, квартиру разменивать или еще как разъезжаться даже не пытались. Зато теперь вышедший из совета директоров Косачев, не связанный родственными узами ни с кем из руководства фирмы, имеет полное моральное право и возможность передать заказ на государственное строительство в Чечне маленькой, но хорошо себя зарекомендовавшей фирме «Орбита».

— То есть, несмотря на развод, и живут вместе, и дела крутят вместе, — подвел итог Мельников.

— И практически сразу после того, как Елена Викторовна выставила меня из офиса «Орбиты», она кинулась к своему «бывшему» супругу, — добавила я.

— А там, в офисе, что-нибудь интересное было? — поинтересовался Витя.

— Да нет. Косачева первым делом спросила мои документы, заявила, что готова оказывать всяческую помощь, и без передышки отказалась показывать финансовые документы и отвечать на вопросы. Я пошла от нее к директору…

— Это к Лемешеву?

— Да, к Николаю Георгиевичу. Но поговорить мы не успели. Прилетела мадам и устроила роскошный скандал. Меня выгнала, а следом и сама выскочила, прямо как ошпаренная кошка. Ну что, включаю.

Слушая пленку в третий раз, я уже больше обращала внимание не на слова, а на интонации. Несмотря на бравый тон Елены Викторовны и ее кровожадные планы, чувствовалось, что она сильно напугана. А Косачев, тот был покрепче, поуверенней, что ли. И связи у него, по должности его, наверняка немалые. Из них двоих он, пожалуй, был поумней, больше думал и больше решал. Хотя она, когда ей этого хотелось, делала по-своему, не слушая советов мужа. Интересно, кто же все-таки у них за главного?

Когда пленка кончилась, я поделилась своими соображениями с ребятами.

— Я бы, пожалуй, поставил на нее, — высказал свое непредвзятое мнение Андрей. — Она вроде покруче муженька будет, этакая «мадам Вонг». Даже странно, бухгалтер ведь, в сущности, глубоко мирная профессия…

— А Косачев — сообщник в ранге действительного тайного советника, — подсказала я.

— Похоже на то, — согласился Андрей. — А директор «Орбиты»? Твое первое впечатление, Татьяна, — какую роль он играет?

— Шаги за сценой, — тут мне и раздумывать было не надо, и так все ясно. — Судя по тому, как Косачева себя в его кабинете вела, Лемешев там ничего не решает. Мне кажется, он там для мебели — зитц-председатель Фунт. Но два человека для таких афер, кажется мне, маловато. Должен быть еще кто-то, как думаешь?

— И этого «еще кого-то» надо искать, — согласился со мной Мельников.

А Витю больше занимали другие вопросы.

— Очень интересный разговорчик и здорово все проясняет, — рассуждал он. — По-моему, бандюги не врут. Эта стрельба была дурацкой случайностью. В общем-то я их понять могу. Совсем недавно завалили клиента, нервишки еще малость на взводе. Едут отдохнуть и немножко развеяться, а тут, как чертик из коробочки, старый знакомый. Мало того, что ты их семь лет назад брал, так они от Косачевой вполне могли знать, что делом Кондратова сейчас некий Мельников занимается. Естественно, подумали, что ты по их душу явился. Труханули, ясное дело, а автомат под рукой. Когда тут думать да анализировать, жми на гашетку и по газам! Андрей, ты не помнишь, кого ты семь лет назад сажал?

— Да мало ли их было? Если бы я хоть физиономии успел увидеть, а так…

— На, смотри, — Витя моментально вытащил из папочки фоторобот и сунул Андрею. Тот посмотрел рассеянно, прикрыл глаза, откинулся на подушку.

— Подумать надо, рожи действительно знакомые… Значит, девяносто третий год…

— Тань, а ты давай думай, как эту пленку теперь использовать, — Самойлов обернулся ко мне. — Эх, золотая пленочка. Молодец ты, Иванова! А вот если бы теперь взять Косачеву, да привезти к нам, да дать ей послушать этот разговорчик, а потом надавить…

— Ага, она во всем признается, а потом адвокаты из тебя в два приема рубленый фарш сделают, — не открывая глаз, сказал Мельников. — Смирись с тем, что для нас эта пленка не существует.

— Правильно, для вас она не существует, — осторожно начала я. — А вот что касается меня, тут совсем другое дело. И есть у меня идея…

— Подожди, Танька, — Андрей открыл глаза и скомандовал Вите, — пиши: Авдеев и Тарасенко, девяносто второй год, вооруженный грабеж. Возьмешь в деле фотографии, покажешь всем, кто может опознать, мне тоже привезешь, посмотрю.

— Ты уверен, что это они?

— Нет, конечно, но похожи. Правда, прошло уже восемь лет…

— Может, они имели в виду, что семь лет отсидели? — подал голос от окна Ярославцев.

— Может. Одним словом, проверить надо. Так что, Танька, ты надумала?

— Я надумала, что надо помочь Елене Викторовне.

Теперь все трое уставились на меня.

— Чего вы удивляетесь? Она ведь хочет меня купить, даже дала задание узнать, что мне больше нравится — камешки или наличность — да сколько я стою. Пока узнавать будут, пока то да се, это может занять немало времени, так ведь? И вообще, кто знает, что я больше люблю, я сама этого не знаю. А нам что теперь, ждать, пока они будут на меня информацию собирать да обдумывать? Некогда нам! Нам эту теплую компанию надо брать, да побыстрей.

— Это так, — согласился Витя Самойлов, — надо брать. А то бандюги вполне сбежать могут. Только я не пойму, куда ты ведешь…

— Все вперед и вперед, Витя. На линию огня! Я сама подскажу мадам, сколько стою, в зелененьких.

— И как ты себе это представляешь? — полюбопытствовал Мельников.

— Очень просто. Приду завтра к ней в офис и предложу прослушать эту пленочку. Как вы думаете, испугается она, когда все это услышит?

— До икоты, — согласился Андрей. — И что дальше?

— Поскольку я с нашим правосудием никак не связана, могут у меня быть свои узко меркантильные интересы?

— Могут. Дальше.

— А дальше, раз уж она все равно настроена меня покупать, Елена Викторовна начинает со мной ласково разговаривать и предлагает мне безвозмездно определенную сумму денег, разумеется, в деревянных.

— Дальше.

— Естественно, я, как человек принципиальный и честный, от такой пошлой взятки отказываюсь. Но тут же предлагаю ей купить у меня оригинал записи. И, опять же естественно, не за рубли, а за доллары. Я думаю, такое благородное движение моей души должно найти у нее полное одобрение и понимание.

— Зато я не понимаю, — сказал Витя. — Ну согласится она у тебя эту пленку выкупить, нам-то что с этого?

— Видишь ли, Витя, она дама расчетливая, всю жизнь при финансах. И покупать меня она собирается, я думаю, не слишком дорого. Ну сколько она рассчитывает на это дело потратить? Тысячу долларов? Пять тысяч? Десять? — Я выдержала театральную паузу и оглядела ребят.

— А что, десять тысяч — это сумма, — прикинул Витя. — Долларов, конечно.

— А я стою гораздо дороже.

— Интересно, сколько же ты стоишь, Танька? — непонятно чему обрадовался Мельников. — Мне это непременно надо знать.

— Сто тысяч долларов! Нет, лучше двести, вернее будет. Одним словом, пятьсот тысяч долларов.

— Ого! — присвистнул Андрей. — Ты же ее разоришь начисто. Не согласится она на такие деньги.

— Вот и я думаю, что не согласится. Тем более, что, судя по записи, у них с деньгами сейчас вообще напряженка. С бандитами рассчитаться не могут.

— Подожди, а зачем тебе тогда с ней торговаться, если ты знаешь, что она тебе все равно заплатить не может? — До Самойлова сегодня что-то туго доходило. Но он ведь последние несколько суток почти не спал. А Мельников сразу усек. Он на своей больничной коечке за два дня, кажется, отоспался за прошлых два месяца да за два месяца вперед.

— Ну-ну, — поддержал он меня. — Давай, разворачивай дальше. Предположим, она тут же побежит в милицию. Запись сделана незаконно и вообще — классический шантаж. Что ты тогда делать станешь? И как тебя тогда выручать? Витя, ты не помнишь, сколько там в уголовном кодексе за шантаж?

— В милицию она не побежит, — возразил Витя. — Запись хоть и незаконная, но если милиция у тебя ее конфискует, то, прежде чем вернуть хозяйке, прослушает. А это Косачевой ни к чему.

— И что тогда наша мадам Косачева делает, — торжественно спросила я, — если перепугана, как Мельников элегантно выразился, до икоты?

— Пообещает принести тебе деньги, — решил Мельников. — Назначит встречу в темной подворотне поздно ночью и там либо всовывает тебе ножик под ребро, либо буравит десяток дырок при помощи того же самого автомата, из которого в меня палили. Возможно, продолжая непрерывно икать от ужаса. С ума сошла, Танька?

— Ну, во-первых, сама она меня убивать не станет, не ее специальность. А если вдруг расхрабрится, то уж с ней-то я в темной подворотне да один на один справлюсь, как нечего делать.

— Действительно, что-то тебя не в ту сторону заносит, — Вите мои рассуждения тоже не понравились. А вот Ярославцев, хотя и не подавал голоса, смотрел на меня с любопытством, ждал продолжения.

— Ты погоди, слушай дальше. Сама она скорее всего со мной связываться побоится, наймет специалистов.

— Еще лучше, на тебя натравливают специалистов! Танька, тебя лечить надо! Если ты не заметила, сообщаю: эта дамочка и так твоей крови жаждет, убрать тебя с дороги в ее жизненной программе идет первым пунктом!

— И очень хорошо, быстрее созреет. Ты скажи мне лучше, кто те специалисты, к которым она обратится?

— Ах вот ты о чем… — моя идея не стала нравиться Андрею больше, но он хотя бы понял, что разумное зерно в ней есть. — Значит, организуем плотную слежку. В идеале Косачева выводит нас на бандитов при первой же попытке связаться с ними…

— Это в идеале, — Витя выглядел не слишком радостно. — И в любом случае так же плотно надо пасти Иванову. Людей не хватит.

— А зато как хорошо все получается, — влезла в их разговор я. — Бандитов берем с поличным, с оружием в руках…

Мельников и Самойлов одновременно взглянули на меня так, что я тут же отъехала назад:

— Да я разве чего… Я просто говорю, что если все хорошо организовать…

— Интересно, в этой больнице психиатр есть? — задумчиво перебил меня Мельников.

— Должен быть, я сбегаю, — предложил Самойлов.

— Да бросьте вы дурака валять, — рассердилась я. — Я же говорю, что если все хорошо организовать, то риска никакого и всех повяжем. Раз эти бандиты такие нервные, значит, они своих нанимателей покрывать не станут, заложат как миленьких…

Из моей сумки раздалось переливчатое пикание сотового телефона. Все замолчали. Я достала телефон, включила:

— Иванова слушает.

— Танечка? Это Николай Георгиевич. Вы уж извините, так все нехорошо получилось… Не сердитесь, пожалуйста, на Елену Викторовну, понимаете, она женщина очень нервная, эмоциональная, а тут столько всего навалилось… Взрыв этот кошмарный, милиция каждый день. А она ведь с Павлом Артемьевичем давно знакома, они, можно сказать, дружили семьями…

— Я понимаю, Николай Георгиевич, — четко сказала я, — не переживайте, все нормально. При моей работе и не такое бывает.

Поняв, с кем я разговариваю, мужики тут же подобрались и уставились на меня большими глазами.

— Ах да, ваша работа, — слегка поскучнел Лемешев и тут же снова оживился, зажурчал ласково. — Танечка, нам же и не удалось поговорить совсем, может, встретимся сегодня? У вас, наверное, есть вопросы, так я буду счастлив… Надеюсь, не будет большой бестактностью с моей стороны пригласить вас поужинать? Часиков в восемь, в ресторане? Мне бы так хотелось загладить неловкую сцену, которая произошла сегодня утром. А я знаю одно очень достойное заведение, ресторан «Калинка». Очень приличное место, и кухня неплохая. Вы согласны?

— Хм, ресторан «Калинка», сегодня, часов в восемь вечера, — повторила я, как бы раздумывая вслух. Андрей с Витей уставились друг на друга, очевидно, общаясь телепатически. Ярославцев смотрел на меня круглыми глазами, но по его лицу ничего нельзя было понять. Впрочем, его-то как раз никто ни о чем и не спрашивал. Мое молчание затягивалось. — Право, я даже не знаю… — Тут Мельников с Самойловым, очевидно, до чего-то договорились, потому что оба повернулись ко мне, и Андрей решительно кивнул. — Впрочем, почему бы и нет? — весело согласилась я.

— Прекрасно! — похоже, Николай Георгиевич действительно обрадовался. — Куда за вами заехать? По тому адресу, что на визитке?

— Да нет, пожалуй. Где эта «Калинка» находится?

— Около набережной. Угол Жасминной и Пушкина.

— Ага, представляю. Значит, так, я буду на углу Жасминной и Пушкина, — теперь кивнули одновременно оба — и Андрей, и Витя, — ровно в восемь.

— Но как-то это неправильно, что же вы сама? Давайте, я все-таки заеду?

— Нет, Николай Георгиевич, лучше договоримся встретиться на углу, мне так удобнее. Только учтите, я никогда не опаздываю.

— Та-а-нечка, о чем вы! Я уже буду ждать вас, не сомневайтесь!

— Хорошо, значит договорились. До встречи, Николай Георгиевич.

— До скорой встречи, Танечка.

Я отключилась и спрятала телефон обратно в сумку.

— Вопросы есть?

— В общем-то, все понятно. Ты у него что-то конкретное хочешь узнать? — поинтересовался Мельников.

— Да нет, думаю просто посплетничать. Однако он один из основателей фирмы, с Кондратовым был знаком хорошо, поболтать, похоже, любит. А дела «Орбиты» должен знать — хоть и пешка, но все-таки по статусу директор. Глядишь, и ляпнет что-нибудь интересное.

— Ладно. Только прошу тебя, будь поосторожнее.

— Что ты, Андрей, ты бы его видел! Его, по-моему, кроме жратвы и девочек, вообще ничего не интересует. Разве только еще выпивка? Сегодня узнаю.

— Иванова! — рявкнул Мельников и заговорил медленно, выделяя каждое слово: — Я. Прошу. Тебя. Быть. Осторожной. Усвоила?

— Усвоила, — послушно кивнула я. Чего связываться с раненым?

— Вот и хорошо. А теперь беги. Тебе еще кассету в магнитофоне сменить надо.

— Раскомандовался… — поднимаясь, я старательно состроила обиженную физиономию. — Я, между прочим, тебе давно не подчиняюсь, я вовсе самостоятельный человек…

— Смотри у меня, самостоятельная! — Андрей снова нахмурился. — И чтобы завтра ровно в пять была с докладом.

— Это можно, — согласилась я. — Завтра, ровно в пять, буду у твоего скорбного ложа. Если ничего не случится. Общий привет!

Удалилась я с достоинством. Собственно, Мельников, как всегда, был прав. Если я хотела поменять кассету в магнитофоне, заехать домой переодеться и при этом успеть, как обещала, к восьми часам к ресторану «Калинка», мне следовало поторапливаться.

Я без приключений доехала до дома Косачевой, зашла в по-прежнему распахнутую дверь подъезда — зачем только люди на кодовые замки тратятся? Тусклые лампочки не то чтобы освещали, а так, давали возможность не свалиться с лестницы. Впрочем, меня этот полумрак вполне устраивал. На ощупь нашла магнитофон, сменила кассету, снова прижала его к стене. Порядок, можно ехать домой.

Глава 6

@BUKV = Пока я собиралась в ресторан, не слишком, впрочем, тщательно, не тот кавалер, но подкраситься все же надо было соответственно случаю, и прическу поправить, и маникюр, и платьице синенькое в блесточку натянуть, — слушала только что привезенную кассету. Надежда на нее у меня была не малая. К Косачевой вполне мог, например, прийти с интересными новостями кто-нибудь, замешанный в этой истории. Но увы, похоже, она положила свою сумочку в какой-нибудь шкаф или оставила на тумбочке в коридоре. Хорошо были слышны в начале записи звяканье ключа, стук закрывающейся двери, потом снова стук, явно от сброшенных босоножек. Потом легкий скрип, мягкий шлепок сумочки о полку — и все. Дальше только глухой невнятный шум.

Елену Викторовну я так и не услышала, телефон тоже не звонил. Правда, слабо проявлялись какие-то голоса, и звучала музыка, но, наверное, это она просто включила телевизор.

В последний раз я посмотрела на себя в зеркало, взглянула на часы. Пора ехать. С сожалением выключила магнитофон. Уже понятно, что ничего интересного на этой пленке нет, но все-таки дослушать надо, на всякий случай.

Без минуты восемь я подъехала к ресторану и, высматривая место для парковки, подумала: забавно, два дня назад я точно так же вертела головой около казино «Козырная шестерка». Только тогда меня ждал Мельников, а сейчас машет мне пухлой ладошкой Николай Георгиевич. Кто это из великих сказал, что история часто повторяется, но если в первый раз как трагедия, то во второй как фарс?

«Калинка» — ресторан, действительно, очень приятный. Ничего в стиле «а-ля рюс», без хохломы на всех стенках и официантов в косоворотках. Все гораздо более скромно. Обстановка в зале была спокойной и, я бы сказала, мягкой. Вокруг небольших столиков полукруглые кожаные диванчики с высокими, метра в полтора, спинками. С одной стороны протискиваешься за столик, с другой стороны диванчик кончается тупичком, так что создается полная иллюзия уединенности. За стойкой в глубине зала вполне европейского вида бармен, белая крахмальная рубашка, галстук-бабочка. Оркестра нет, но из динамиков по углам льется тихая приятная музыка. На каждом столике лампа с матовым абажуром, одним словом, полный интим.

Лемешев проводил меня к одному из столиков, усадил на мягкое кожаное сиденье, сам сел рядом, перекрывая выход. Он что, всерьез считает, что сможет таким образом удержать меня, если его общество мне наскучит? Тут же подлетела официанточка. Ну что ж, обслуживание здесь на уровне, клиентов ждать не заставляют. А вот выбор блюд незатейлив. Я, может, хотела бы заказать осетрину по-монастырски или лобстеров в тминном соусе, гулять так гулять! Пусть мой кавалер почувствует, что я — человек с размахом. Но, увы, ничего подобного в меню отыскать не удалось. А есть-то все равно хочется, тем более запахи в зале… Одним словом, я быстренько выбрала простые и здоровые блюда: грибной салат, бастурму, котлету по-киевски с картофелем-фри, мороженое и кофе глясе. В конце концов, я сюда не обжираться пришла.

Николай Георгиевич, слегка поколебавшись, к моему выбору блюд присоединился. А вот что касается напитков…

— Я думаю — бутылочку коньяка, вот я вижу у вас «Реми Мартен», годится. И даме шампанского. Вы какое предпочитаете, Танечка, полусладкое?

— Пепси-лайт, пожалуйста. Николай Георгиевич, я за рулем.

— О чем вы говорите, что же это за ужин с газировкой! — Лемешев даже растерялся. Похоже, впервые в жизни он привел женщину в ресторан, а она не хочет пить дармовое шампанское. Да, вот такая я уникальная! — Здесь прекрасное шампанское, вы только попробуете глоточек, от этого никакого вреда. А если хотите, оставим вашу машину здесь, на стоянке, я отвезу вас на такси, здесь, слава богу, с этим проблем нет…

Продолжая уговаривать меня, он кивнул официантке, и она, дежурно улыбнувшись, исчезла. Через тридцать секунд возникла вновь, с закусками и напитками.

А еще через двадцать минут, не дождавшись ни горячего, ни мороженого, ни, тем более, кофе глясе, я позорно сбежала. Я ведь и не ожидала от этой встречи ничего особенного, так, была слабая надежда, что Лемешев расслабится и сболтнет что-нибудь интересное. Но увы, он расслабился слишком быстро, даже удивительно. Вроде крупный мужчина… Правда, за коньяк он принялся очень резво и, наверное, на голодный желудок. Нет бы подождать немного, съесть сначала хотя бы закуски. Поплыл он практически моментально, а известно, что у трезвого на уме, то у пьяного…

Одним словом, вместо приятного ужина с ничего не значащей милой болтовней и сплетнями я получила встречу в тесном углу с вдрызг пьяным сексуальным маньяком. Сначала он просто шуровал руками, проверяя, все ли у меня на месте, а я отбивалась, пытаясь завести более интеллектуальную беседу. Мимо порхали официантки, не обращая на нас внимания, привыкли, что ли? Тогда это не ресторан, а бордель какой-то!

А когда Лемешев с остекленевшими глазами стал стягивать с меня платье, я окончательно поняла, что вечер не удался, пора уходить. Вырвалась я хотя и с боем, но без труда, не тот противник. Он, конечно, пытался меня догнать, но, поскольку сильно захромал на левую ногу, не без моей помощи, конечно, я его далеко опередила. Директор «Орбиты», наверное, еще ковылял по залу, а я уже выскочила на улицу и быстрым шагом направилась к машине.

Слева послышался шум мотора. Одна из машин, стоявших у тротуара, двинулась за мной. Честное слово, понятия не имею, что заставило меня повернуть голову, что я, машин не видала? Но теперь я точно знаю, что чувствовал Мельников тогда, у казино.

Оцепенев, я застыла на месте и смотрела, как мимо меня проплывает машина, заднее стекло опущено, из окна торчит дуло автомата. Дуло задергалось, и сильный удар в спину бросил меня на асфальт. Тут же на меня упал еще кто-то, придавил тяжелым телом так, что дышать стало невозможно. А воздух рвали пули, и бесконечная грохочущая очередь автомата заставила меня вжать голову в грязный асфальт. Потом стало тихо, удивительно тихо, как будто никого вокруг нет и я здесь совершенно одна. Только очень болела спина, и тяжелое тело, навалившееся на меня, не давало пошевелиться. Значит, мне попали в спину, решила я. Вот и хорошо, что в спину. Просто ранили, поживем еще. А кого-то убили. Хотели убить меня, а убили его. Или ее? Кто там на мне лежит?

Я осторожно подняла голову, машина уже исчезла за поворотом. Тогда я попыталась выбраться из-под убитого. И тут он ожил: скатился с меня и сел рядом.

— Таня, ты как? — хрипло спросил покойник. — Что молчишь, Танька, зацепило тебя, что ли?

Какой там убитый! Витька Самойлов, совершенно живой и здоровый, смотрел на меня большущими перепуганными глазищами…

— В спину, — пожаловалась я, совершенно счастливая, что Витя здесь, рядом. Теперь он все что нужно сделает, а я могу спокойно лежать. Нет, долго лежать здесь мне нельзя. Надо в больницу, туда, где Мельников… Очень больно. Я ясно ощущала, как по спине у меня горячим ручейком течет кровь. — Перевяжи, у меня в машине аптечка…

Самойлов наклонился и осторожно провел рукой по моей спине.

— Вот здесь, — подсказала я, когда он дотронулся до самого больного места.

— Сюда, что ли, пуля попала? — Он легонько коснулся пальцем спины пониже лопаток.

— А что, не видно? — огрызнулась я. — Да принесешь ты аптечку, наконец, или мне самой ползти?

Но Витя и теперь за бинтом не побежал. Зато стал хихикать самым гнусным образом. У него, видите ли, чувство юмора прорезалось. Очень вовремя: меня ранили, а он веселится!

— Ты садист, Самойлов, — простонала я.

— Садист, — охотно согласился он. — Ты теперь, Татьяна, сто лет жить будешь без производственных травм. Цела твоя спина, и даже платье не порвалось — ни одной дырочки. Промазали они, чувырлы лаптежные. И вообще, вставай, некогда нам из-за каждого пустяка на асфальте разлеживаться. Дел у нас с тобой сейчас — невпроворот.

Я, хотя и не очень поверила ему, попробовала подняться. К моему удивлению, получилось, только спина по-прежнему сильно болела. Посмотрела под ноги. Ничего себе пустяки: рядом с тем местом, где я лежала, на асфальте четко выделялись оспины от пуль.

— Не попали? — удивилась я. — А почему тогда так больно?

— Это я виноват, — признался Самойлов. — Я, понимаешь, когда они стрелять собрались, немного подтолкнул тебя, чтобы ты упала. Перестарался, наверно.

— Ничего себе подтолкнул! Я тебе что, мешок с картошкой? У меня теперь там синячище будет, на всю спину… Слушай, Витя, а ты ведь мне сейчас жизнь спас! — сообразила я наконец.

— Ладно, об этом потом, — Витя подхватил меня под руку и буквально поволок к стоянке. — Вынесешь благодарность в письменном виде. Ты марку машины запомнила? Цвет, номер, приметы какие-нибудь?

Я честно попыталась вспомнить цвет машины, из которой меня только что обстреляли, но никак не могла сообразить: то ли черная, то ли синяя, а может быть, даже зеленая. Одним словом — какая-то темная. Господи, марку тоже не запомнила, что-то незатейливое, а что именно? Какие уж тут приметы… Видно, у меня от страха память отшибло. Так я и сказала Самойлову.

— Все у тебя с памятью в порядке, — успокоил он меня. — Понимаешь, Татьяна, человек, в принципе, так устроен, что, когда в него неожиданно начинают стрелять из автомата, он на цвет машины не смотрит.

Когда мы добрались до стоянки, Витя велел мне устраиваться на заднем сиденье, а сам в машину садиться не стал, вместо этого потребовал мой мобильник. Если честно, больше всего мне сейчас хотелось не с дежурной группой общаться, а убраться отсюда по-тихому, да побыстрее. Поехать домой, например. Я деликатно намекнула на предпочтительность такого поворота событий, но Самойлов пропустил мои намеки мимо ушей. Пришлось выдать ему телефон.

— Равнодушный ты человек, Витя, — пожаловалась я, глядя, как он набирает номер. Вздохнула и добавила: — Даже жестокий.

— Ага, — спокойно согласился он и заговорил с дежурным, не обращая на мои выразительные стоны совсем никакого внимания.

Самойлов коротко описал все, что произошло возле ресторана, и сказал, чтобы объявили розыск темно-синих «Жигулей», назвал номер, отметил, что левое крыло помято, и предупредил, что в машине находятся два человека, оба вооружены и чрезвычайно опасны.

— Думаешь, те самые? — спросила я.

— А кто же еще? И что это им синие машины так нравятся? Только на них и катаются.

— Опять бросят или взорвут.

— Вполне возможно, — согласился Самойлов. — На выдумку они не горазды.

— А ты как здесь оказался? — наконец заинтересовалась я. — Охранял меня, что ли?

— Еще чего. Просто шел с работы, гляжу — ты стоишь, как столб, смотришь, как тебя расстреливать собираются, вот я и решил, что дружеский толчок в спину тебе в данный момент не помешает, — совершенно откровенно соврал Витя.

Ладно, пусть врет. И так ясно, что страховал меня. Хороший все-таки в отделе народ…

Мы дождались приезда группы, слава богу ребята добрались до нас очень быстро. Я в работе почти не участвовала, как-то не было настроения. Прилегла себе на заднем сиденье, пока Витя подробно рассказывал, как все произошло, и рисовал свои схемы. А что, я все равно ничего толкового рассказать не могла. Как Андрей тогда сказал: «Только дуло автоматное перед глазами пляшет». Очень точно выразился.

Наконец Витя закончил, подошел к машине, где я уже почти задремала, постоял, глядя на меня внимательно и серьезно.

— Тебе, наверное, не стоит сейчас за руль? — спросил он.

— Пожалуй, — согласилась я. — Раз уж ты, Самойлов, спас мне жизнь, вези теперь домой.

Витя не только отвез меня, он зашел со мной в подъезд, поднялся на мой этаж, одним словом, проводил до дверей квартиры, по полной программе. Лампочка на нашем этаже всегда яркая и всегда горит, за этим я слежу строго. При моей профессии лестничная площадка перед квартирой всегда должна быть хорошо освещена. Так что Витя сразу заметил, что дверь в мою квартиру взломана.

Все-таки, когда возвращаешься домой с мужчиной, да еще если этот мужчина — милиционер при исполнении служебных обязанностей, это дает возможность переложить на его плечи неприятную работу, а самой немного расслабиться. Я прислонилась к стенке и прикрыла глаза, пока Витя, с пистолетом в руках, производил осмотр. Собственно, я была уверена, что взломали только наружную дверь. Дело в том, что внешняя дверь у меня самая обычная, деревянная, как у всех в подъезде, только открывается не в квартиру, а на лестничную клетку. А вот за ней стоит дверца посерьезнее, фирменная металлическая, с гарантией. Ее вскрыть не проще, чем сейф в солидном банке.

Действительно, около замка на металлической двери было несколько глубоких царапин, но этим ущерб и ограничился. Я достала ключи, Витя тут же отобрал их.

— Балкон, окна?

— Там у меня решетки.

— Молодец, — коротко одобрил он. Осторожно открыл дверь, скользнул в коридор. Через минуту зажег свет.

— Заходи.

— Спасибо, Витя, — я машинально двинулась на кухню. — Кофе хочешь?

— Нет, — голос у Самойлова был напряженный. — Я хочу, чтобы ты сейчас собрала вещи и шла ночевать к нам.

— Да ладно тебе, у меня же здесь крепость, сам видишь! Что со мной сделается?

— Таня, в тебя сегодня стреляли, ты не забыла еще?

— Забудешь такое, — меня передернуло.

— К тебе в квартиру попытались забраться. Тоже, думаю, не для того, чтобы поздравить с днем ангела, — продолжал Витя. — Так что одно из двух: или ты ночуешь у нас, или я ночую у тебя под дверью. Танька, если с тобой что случится, Мельников меня убьет. Ну пожалей мою Маруську, не оставляй девчонку сиротой!

— Да, против такого не возразишь, — хихикнула я. — Ладно, только ради Маруськи. Сейчас соберусь.

Я быстро покидала в сумку необходимые для ночевки в чужом доме вещи, сунула туда же магнитофон с недослушанной кассетой. В буфете зачерпнула из вазочки горсть конфет для Витиной дочки.

— Я готова, поехали.

— А переодеваться не будешь? — немного удивился Витя.

— Елки зеленые, — застонала я, подойдя к зеркалу. Мое синее в блесточку платье после тесного общения с грязным и шероховатым асфальтом выглядело, как поломойная тряпка. — Ну что за дело такое дурацкое, второе парадное платье на нет свожу!

С Любашей, Витиной женой, мы были знакомы, встречались на разных милицейских семейных мероприятиях, но и только. Но эта святая женщина совершенно спокойно восприняла мое появление на своем пороге, накормила обалденно вкусной гречневой кашей с тушенкой и постелила на полу в Маруськиной комнате. То есть сначала, по всем правилам гостеприимства, хозяева хотели уступить мне свою кровать, но я отбилась, упирая на то, что по летней жаре на полу гораздо приятнее.

Пока мы с Витей ужинали, дослушали до конца кассету. Как и ожидалось, ничего, кроме невнятного шума, на ней не было. Так что можно было и не оставлять там магнитофон на ночь.

Разбудили меня часов в шесть утра непривычные звуки. Это проснулась Маруська, завозилась в своей кроватке, села. Я открыла глаза и увидела, что трехлетняя Витина дочка, вцепившись крохотными пальчиками в прутья боковой стенки, хмуро смотрит на меня. Моя широкая улыбка и «Доброе утро, Маруся!«, сказанное тем старательно бодрым тоном, каким люди, не имеющие своих детей, разговаривают с чужими, ее не смягчили. Она продолжала супить бровки, разглядывая меня, потом ее румяные со сна щечки задрожали, нижняя губка оттопырилась сильнее, и наконец Маруська зажмурилась и заорала:

— Ма-ам-мма!

Тут же раздался легкий топот, в комнату, в одной ночной сорочке и босиком, влетела растрепанная Любаша, одним движением подхватила Маруську на руки и прижала к себе. Та сразу же замолчала, словно ее выключили. Сидела у матери на руках и нахально на меня поглядывала.

— Что, будильник сработал? — за спиной Любаши появился Витя. Протяжно зевнул и пощекотал девочку под подбородком. Она захихикала и еще крепче обняла Любашу за шею. — Встаем, Иванова, работать пора!

Пора, кто же спорит. Если предлагать Косачевой купить пленку с записью, то хорошо бы поймать ее с утра дома, до того как она уйдет на работу. В офисе разговор вести будет несколько неудобно.

После завтрака мы вышли на улицу, и я попыталась напомнить Самойлову о массе неотложных дел, которые наверняка ждут его в управлении.

— Там Венька оборону держит, — на мой взгляд, легкомысленно отмахнулся он. — А мы с тобой теперь все равно что собачий хвост и репей, поняла? Если не поняла, то уточняю, репей — это я.

— А я, значит, собачий хвост! Ну, спасибо, друг!

— Всегда пожалуйста. Ну что, едем к Косачевым?

Уже в машине я почувствовала, что сначала надо заехать домой.

— На одну минутку, только глянем, как там, и поедем дальше.

— Смотри, тебе виднее, — пожал плечами Витя.

Лампочка на площадке не горела, точнее говоря, ее вообще не было. Мне это активно не понравилось.

— Да ладно тебе, — не понял меня Самойлов, — пацаны вывинтили, эка невидаль!

— Именно невидаль. Я всем окрестным вывинчивальщикам давно объяснила, что если будут мои лампочки воровать, то ушей недосчитаются. Так что это не пацаны.

— Ну, значит, бомж какой забрел…

— Может, и бомж, но давай все здесь аккуратненько и осторожненько все осмотрим.

Результат аккуратненького и осторожненького осмотра нас потряс.

— Таня, — спросил Витя шепотом, — ты тоже это видишь?

— Ага, — я сглотнула.

Вправо от дверной ручки тянулась еле заметная в тусклом утреннем свете леска. Она почти совсем терялась на фоне шероховатой стены, и конец ее прятался в смятой коробке из-под конфет, валяющейся на полу.

Мы присели перед коробкой, даже не пытаясь потрогать ее руками. Конфеты «Палитра» самарской фабрики «Россия». Выглядит так, словно выпала из мусорного ведра — съели люди конфеты, коробку слегка смяли, чтобы в ведре меньше места занимала, и выбросили. И леска почти незаметна, фиг бы мы ее увидели, если бы не мои предчувствия и профессиональные привычки.

— Ну что, репей, звони, — я протянула Вите телефон. — Может, конечно, это чьи-то дурацкие шутки, но я лично эту пакость проверять отказываюсь. И тебя не пущу.

— Тем более, в свете последующих событий, — пробормотал Самойлов, нажимая кнопки.

Бригада по разминированию приехала быстро, два молодых паренька в камуфляже, без знаков различия, и майор лет сорока, очень маленького роста и с огромными усами. Прямо Тараканище! Майор, не представляясь, кивнул нам с Витей, сразу протопал к коробке, присел около нее и удивился весело:

— Смотри-ка, и правда взрывчатка! Ну, повезло, — обернулся к нам и пояснил: — Ложные вызовы замучили. Май—июнь мы школы пылесосили, двоечники старались, а сейчас с вокзалов не вылезаем. Отпускники, как поезд подойдет, кидаются по вагонам, словно куры чумовые, а нам потом их кошелки забытые проверять приходится. А в результате у хлопчиков никакой практики…

— Может, соседей надо эвакуировать? — робко предложила я. Честно говоря, мне было здорово не по себе: ну не привыкла я к тому, чтобы мои двери минировали.

— Соседей? — Майор задумчиво шевельнул усом. — Да нет, не стоит, пожалуй. Начнут сейчас из квартир выскакивать, панику поднимут. Только толпу создадим и неразбериху. Мы сейчас быстренько… Ну-ка, хлопчики, двигайте сюда. А вы, наоборот, — это уже нам с Витей, — отсюда.

Хлопчики, почтительно склонив головы, присели рядом с ним. Мы же, как было велено, наоборот, скромно удалились на лестницу и, вытягивая шеи, оттуда пытались следить за действиями специалистов. Собственно, ничего мы не увидели и увидеть не могли — три широкие спины надежно закрывали обзор. Майор негромко объяснял что-то своим ребятам, но те слова, что я могла расслышать, казались полной абракадаброй.

Сработали они действительно быстренько. Не прошло и пяти минут, как все трое поднялись, и майор махнул нам коробкой.

— Идите сюда!

— Что там? — спросил Витя, когда мы подошли.

— А, халтура! Сделано на уровне клубной самодеятельности.

— То есть оно и не взорвалось бы? — я почувствовала себя глупо.

— Почему не взорвалось? Я говорю, что сделано халтурно, сплошные сопли висят, а рвануло бы за милую душу. Если бы кто попробовал дверь открыть, пришлось бы его потом столовой ложкой со стен соскребать. Теперь надо посмотреть, нет ли здесь еще подобных шоколадок.

Тщательно проверили лестничную клетку, потом я открыла дверь, и группа осмотрела квартиру. Слава богу, никаких сюрпризов больше не нашли. Наконец, минеры удалились, унося с собой нафаршированную коробку и строгие указания Самойлова — немедленно передать ее в лабораторию на предмет установления идентичности взрывного устройства с тем, что было использовано при убийстве Кондратова и при взрыве синего «Москвича», из которого стреляли в Мельникова. Собственно, ни я, ни Витя не сомневались в результате экспертизы.

— И пальчики, пальчики прежде всего пусть проверят, — напомнил он майору.

— Сейчас прямо в лабораторию и отвезем, — заверил майор и убыл со своими хлопчиками.

Когда мы остались одни, я прошла на кухню и без сил рухнула на табуретку.

— Нет, такие испытания не для моих нервов. Я существо нежное, можно сказать хрупкое, а тут то стреляют, то взрывают… Вить, давай по кофейку вмажем, для успокоения нервной системы?

— Вмажем, — согласился Витя.

Мы пили кофе и рассуждали, как же нам изловить бандитов, которые так мешают жить хорошей девочке Тане Ивановой.

— Они мне надоели! — пожаловалась я. — Не понимаю, чего они ко мне пристали? Вроде я еще ничего плохого им не сделала.

— Значит, получили серьезный заказ от богатенького человека. И кажется мне, что этот богатенький человек — твоя подружка, Косачева. Не иначе, она их натравила, помнишь, как требовала тебя убрать? До чего же настырная баба! Ну не нравишься ты ей, Танечка, активно не нравишься, вот она и сказала: «Фас!»

— Так она же меня купить хотела… Нельзя же быть такой непоследовательной!

— Да, это у нее крупный недостаток. Ведет она себя совершенно неприлично. Надо будет ей об этом сказать при первой же встрече. С другой стороны, ее тоже понять можно. Она все-таки бухгалтер, подсчитала, наверно, и получилось, что убрать тебя дешевле, чем купить, у нас это всегда дешевле… А поскольку ты ей не нравишься…

— Скоро я ей еще больше не понравлюсь, — пообещала я. — Вот только домой к ней мы с утра не успели, с этой бомбой дурацкой.

— Почему дурацкой? Представь, возвращаешься ты домой, не думая ничего худого, открываешь свою собственную дверь и… ба-бах! Если бы не твое ведьминское чутье, все у них получилось бы.

— Витя, прекрати.

— А вообще, они упрямые ребята, — не обратил внимания на мою просьбу Самойлов. — Попробовали вскрыть квартиру, не вышло. Тогда хотели застрелить, опять не получилось. Но они не опускают руки и в ту же ночь минируют твою дверь. Не перевелся еще трудовой народ на Руси! Даже интересно, что они дальше придумают?

— Скоро узнаешь, — мрачно пообещала я. — Ты зачем меня пугаешь?

— А чтобы ты, наконец, осознала всю серьезность ситуации. Ты хоть понимаешь, что жива до сих пор только потому, что тебе везет как… как…

— Как утопленнику, — подсказала я.

— Тьфу! Танька!

— Да ладно, Витя, я же все понимаю. Ну чего ты от меня хочешь?

— Больше всего, — мечтательно закатив глаза, признался Самойлов, — я хотел бы арестовать тебя и держать в маленькой такой, уютной одиночной камере с хорошими решетками. А в коридоре часового поставить. И сидела бы ты там тихо, спокойно, в полной безопасности… Я бы тебе целую пачку газет принес, и местных, и центральных. Ты бы их читала и, что там есть интересного, мне бы потом пересказывала… Хорошо-то как было бы…

— Угу. Сидеть, значит, взаперти и читать местные газеты, так?

— И центральные тоже.

— Извини, Витечка, но ничего не выйдет. Я тебя, конечно, понимаю и изо всех сил тебе сочувствую, но помочь ничем не могу, — безжалостно отказалась я. — У меня совершенно другие планы.

— Какие? — обреченно спросил он.

— Поеду сейчас пугать Косачеву. Позвоню ей, вытащу из офиса, а дальше — как договаривались. Дам послушать пленку, потребую денег. А потом посмотрим, что она делать станет. По-моему, она должна броситься к этим отморозкам. Так что надо ребят приготовить, вполне возможно, их сразу и брать придется.

— Это разумно, — согласился Самойлов. — Сейчас я Ярославцеву позвоню, чтобы все организовал. Начальство в курсе, так что ждут только моего звонка.

— Вот это хорошо.

— Только нам с тобой сначала домой к Косачевой съездить надо, — напомнил он. — Магнитофон из подъезда забрать.

— Черт побери, забыла совсем!

Глава 7

@BUKV = На всякий случай я поднялась и позвонила в пятьдесят седьмую квартиру, вдруг Елена Викторовна сегодня осталась дома. Но за дверью было тихо. Витя тем временем снял магнитофон и теперь проверял запись, слушал конец пленки. Такая же тишина.

Когда мы подъехали к офису «Орбиты», Витя взял у меня телефон и снова позвонил Ярославцеву. Коротко переговорив, ткнул пальцем в сторону серой «Волги» с дремлющим шофером.

— Наши готовы. Слушай, Таня, может, лучше я ее вызову, все-таки я лицо официальное, она не сможет отказаться разговаривать.

— Если эта пленка будет как-то связана для нее с тобой, она тут же рванет к адвокатам. И где ты тогда будешь, официальное лицо? Нет уж, лучше мы, частные лица, сами друг с другом разбираться будем.

Я набрала номер рабочего телефона Косачевой, который Витя нашел в своей бесценной папочке. Один гудок, и она сняла трубку. Ну да, телефон же у нее на столе.

— Слушаю, — голос усталый, недовольный.

— Добрый день, Елена Викторовна. Это вас Иванова беспокоит…

— Что? — взвизгнула она. — Как… — дальше ей хватило ума не продолжать, но для меня эти два коротких слова прозвучали полным признанием в организации покушения на убийство. И уж моего-то звонка она не ждала, это точно.

— Не ждали? — ласково спросила я.

Несколько секунд она тяжело дышала в трубку, потом сумела взять себя в руки.

— Нет, не ждала. Разве мы с вами не все выяснили?

— Видите ли, Елена Викторовна, я выяснила некоторые обстоятельства, которые и вам будут интересны, я так думаю. Не могли бы мы это обсудить не по телефону, а при личной встрече? — Она молчала, и я решила добавить: — Дело в том, что ко мне в руки попали интересные, я бы даже сказала, очень интересные записи. Разве вы не хотите с ними ознакомиться? Я вот просто мечтаю обсудить их с вами.

— Хорошо, — хотя и с трудом, но она приняла решение. — Только сюда не приходите. За углом есть уличное кафе, я туда подойду через десять минут.

Магнитофон наш разговор почему-то не записал, на пленке по-прежнему была мертвая тишина. Так что пришлось пересказать разговор Самойлову своими словами. Это было, впрочем, несложно, Витя и так все понял. Все-таки интересно, неужели она обнаружила микрофон?

Я вставила в магнитофон кассету, пленка была заранее отмотана на начало разговора супругов Косачевых, и отправилась в кафе. Там почти никого не было, только за одним столиком шептались, макая длинные распущенные волосы в стаканчики с жиденьким кофе, две школьницы, да в глубине мужик в красной футболке и серых шортах лениво ковырял мороженое, с интересом разглядывая пробегающих мимо девиц. Меня он тоже осмотрел, но оценил, судя по всему, невысоко. Нахал. Чтобы не сидеть за пустым столиком, я купила себе небольшую бутылочку охлажденного «пепси» и ждала, потихоньку потягивая ледяной напиток.

Елена Викторовна в отличие от меня пунктуальность, видимо, не считала достоинством и явилась только через двадцать минут. Увидев ее, в голубеньком платье, которое, вынуждена признаться, очень ей шло, и с голубой сумочкой в тон платью, я мысленно чертыхнулась. Значит, мой микрофон мирно лежит дома вместе с белой сумочкой! Додумалась, куда воткнуть! Но кто же знал, что у этой супермодной мадам к каждому платью отдельная сумка прилагается? Я лично вообще сумки не люблю, у меня только одна черная торбочка, на все случаи жизни. Ну и еще маленькая, театральная, бисером обшитая…

Косачева, заслужившая беглый, но одобрительный взгляд мужика в красной футболке, подошла ко мне, громко цокая каблучками. Села, напряженно выпрямившись, посмотрела на меня с отвращением.

— Ну?

Я молча выложила на стол магнитофон, воткнула в него провод от наушников, который протянула ей, дождалась, пока она их пристроит, и нажала клавишу «пуск». Елена Викторовна, несомненно, была уверена, что ни один мускул на ее лице не шевельнулся. Собственно, так оно и было, легкое подрагивание левого века не в счет. Чтобы увидеть ее реакцию, мне хватило нервных пятен, загоревшихся на ее щеках, сменившихся потом восковой бледностью. Когда запись кончилась, она сняла наушники, положила их рядом с магнитофоном.

— Это… — голос ее дрогнул, Косачева откашлялась и начала снова: — Это фальшивка.

— Ради бога, — я улыбнулась. — Называйте как хотите. На самом деле, это копия. Оригинал, как это принято, сами понимаете, хранится в надежном месте. И не натравливайте, пожалуйста, больше на меня своих громил. Если со мной что-нибудь случится, пленка немедленно поступит в известное вам учреждение. И сразу вам скажу, чтобы не вести лишних разговоров, запись продается. Я не собираюсь доставлять вам неприятности, рассылая экземпляры в милицию, в администрацию города, в газеты и на телевидение. Это мое частное дело, и я хочу заработать немного денег. Вы ведь хотели, чтобы я служила вам, собирались меня купить…

Ух как она смотрела на меня! Так и придушила бы — с удовольствием, тут же, за столиком.

— Так вот, служить вам я не собираюсь, а на то, чтобы купить меня, у вас денег не хватит. Пленку же я продам, это будет обычная коммерческая операция. Вы ведь в коммерции разбираетесь неплохо, так что можете быстро определить — сделка для вас выгодная.

— Я вам не верю, — она едва шевельнула бледными губами, но слова прозвучали удивительно отчетливо.

— Ничем не могу вам помочь. Вы опытный человек и понимаете, что я не занимаюсь благотворительностью. Сделка эта взаимовыгодна. Каждый из нас выигрывает. Вам, можно сказать, повезло, что мне в данный момент очень нужны деньги. И чтобы получить соответствующую сумму, я готова пожертвовать очень многим. Вам нужна эта запись. Я ее продаю. Все предельно просто.

Мои слова не то чтобы успокоили ее, но были той соломинкой, за которую Косачева могла ухватиться, чтобы не захлебнуться в волне паники. Купля-продажа, сделка — эти слова и обозначаемые ими действия были ей понятны.

— Но ведь вы же… — неуверенно начала она, потом сама себя перебила: — Ах, да, конечно. Деньги.

— Вот именно, деньги, — подтвердила я.

— Вы этот наш разговор тоже записываете? — все-таки до конца она мне не верила.

— Помилуйте, какой смысл?

Косачева молчала. Буравила меня глазами и ждала, что я скажу. Доказательств, что ли, ждала?

— Уж свои-то предложения к вам мне записывать совершенно ни к чему. Вы же это понимаете. И вот он, магнитофон, сами видите.

Кажется, поверила. А может быть, и не поверила, но решила этот вопрос больше не обсуждать. Во всяком случае, Елена Викторовна перешла к вопросу конкретному, из хорошо знакомого ей мира цифр. И даже голос у нее при этом изменился. Крепкая, однако, дамочка, быстро в себя приходит.

— Сколько вы хотите?

— Сто тысяч. Долларов, разумеется.

— Это слишком много, — нахмурилась она.

— Елена Викторовна, вам не кажется, что торг здесь неуместен?

— Но цена должна быть разумной.

Ага, цену я назначила правильную. Чувствовалось, что на сто тысяч долларов она ни в коем случае не согласится. Очень хорошо. Я улыбнулась обаятельно и слегка надавила:

— А вот это понятие относительное. Мне кажется, что разумнее отдать часть, чем потерять все.

— Я… я должна подумать, — Косачева встала.

— Не слишком долго, — я вынула из магнитофона кассету и протянула ей. — Возьмите, послушаете еще разок, вместе с Борисом Леонидовичем. Легче будет решение принять.

Она взяла кассету осторожно, двумя пальчиками, и кинула в сумочку.

— Позвоните мне сегодня вечером, тогда мы все и решим.

— Да, чуть не забыла, — я подошла почти вплотную и продолжила разговор полушепотом: — Еще раз убедительно прошу вас, скажите своим киллерам, чтобы приостановили свои происки в мой адрес. Это может плохо кончиться. Для вас.

Мадам Косачева одарила меня на прощание убийственным взглядом, четко, как солдат на плацу, развернулась «кругом» и зацокала каблучками, удаляясь.

Я вернулась в машину, протянула Самойлову бутылочку.

— Пить хочешь? Докладываю: встреча высоких договаривающихся сторон прошла мирно, условия приняты к обсуждению, окончательный вердикт будет вынесен вечером.

Витя жадно, в два глотка допил «пепси», закинул пустую бутылочку за заднее сиденье и потребовал:

— Подробности!

Что мне, жалко что ли? Рассказала с подробностями, почти дословно. Он слушал, кивал.

— Заглотнула, значит, наживку, — Самойлов неожиданно ухмыльнулся. — Тань, а если она, и правда, согласится и принесет тебе сто тысяч баксов? Что тогда делать будешь?

— Скажу, что передумала и хочу двести тысяч, — пожала я плечами. — Да не принесет, сам слышал, у них сейчас денег нет, киллерам заплатить нечем.

— Тут ты, пожалуй, права. Ладно, что дальше делать думаешь? До вечера далеко еще.

— Здесь, наверное, покручусь, присмотрю за Косачевой, она сейчас бурную деятельность должна развить, — я покосилась в сторону серой «Волги», водитель которой так ни разу и не пошевелился. Интересно, он там вообще живой? — Сколько у тебя тут народа, только этот или еще есть?

— Есть, конечно, — рассеянно ответил Витя и ткнул в меня пальцем. — Нет, подруга, все будет не так. Мы сейчас поедем в управление, я буду заниматься своими делами, а ты тихо, как мышка, будешь сидеть в уголке.

— Не открывая рта? — уточнила я.

— Вот именно, не открывая рта.

— Самойлов, ты что, с ума сошел?

— Наоборот, я очень трезво оцениваю ситуацию. Самым безопасным для тебя местом в данный момент будет наш кабинет. Тань, ты пойми, я очень не хочу, как тот минер сказал, соскребать тебя со стенок столовой ложкой.

— А если я пообещаю быть осторожной, с незнакомыми не разговаривать и у чужих дяденек конфеты не брать?

— Иванова, ты не поняла. Я этот вопрос с тобой не обсуждаю, я ставлю тебя перед фактом. А если ты будешь и дальше спорить, то я имею право задержать тебя, как лицо без документов, до выяснения личности.

— Что-о?

— И вообще, кого-то ты мне напоминаешь… — Витя откинулся назад и, прищурившись, окинул меня подозрительным взглядом. — Проходила у нас по ориентировкам аферистка с такими приметами.

Я подняла руки.

— Сдаюсь! Вяжите меня, люди добрые, все признаю, на все согласна. А к Мельникову можно будет съездить?

— Без проблем, вместе и поедем.

— Витя, — я состроила жалобную гримаску, — а давай мы Андрею не будем говорить про вчерашнее.

— Про что это? — не понял он.

— Ну про стрельбу эту дурацкую, про дверь мою… Ничего ведь не случилось, зря только расстроим человека.

— Да что тебе это, игрушки детские, что ли? — Витя, похоже, начал сердиться. — Тут говорим, тут не говорим, тут селедку заворачиваем! Ясно же, что все взаимосвязано, что одна банда работает, какие тут могут быть секреты! Сама все расскажешь. С подробностями! Поняла?

— Поняла, — вздохнула я.

— Вот и ладненько, — сразу повеселел Витя. Все-таки не любил он ругаться. — Поехали в управление, а то у меня дел куча.

Я уже завела мотор, когда из дверей офиса вышел Лемешев. Неторопливо направился к служебной стоянке, отпер дверцу новенького, цвета морской волны, «Ягуара». М-да, не хочет, я смотрю, руководство фирмы «Орбита» поддерживать отечественного автомобилестроения. И машинешки себе подбирают неслабые — «Ягуар», «Вольво». У Кондратова, покойного, «Субару» была, тоже не последняя в ряду. Николай Георгиевич небрежно забросил внутрь машины дорогой кожаный кейс и сел за руль.

— Чего стоим? — спросил Витя.

— Вон, начальство пропускаем, пусть едет по своим делам, — махнула я в сторону выезжающей на дорогу машины.

— А, Лемешев. Мы за ним?

— Нет смысла. Он, конечно, тоже подонок, но с этим делом, по-моему, не связан. Я же про него вам рассказывала — типичный зитц-председатель. И вообще, как говаривал бессмертный Паниковский, жалкая и ничтожная личность.

— А ты уверена, что Паниковский это именно про Лемешева говорил? — усмехнулся Самойлов. — Кстати, Таня, а что вчера у тебя с этой жалкой личностью в ресторане произошло? Ты же так и не сказала. Выскочила оттуда как ошпаренная.

— Вчера, — я покачала головой, трогаясь наконец с места. — Кажется, уже так давно. Ничего там, в ресторане, не было, глупость сплошная. Он за пятнадцать минут назюзюкался до поросячьего визга и стал приставать ко мне с грязными предложениями.

— И сильно грязные были предложения?

— Точно я тебе сказать не могу, он все больше мычал и руками действовал.

— Старый козел, — посочувствовал мне Витя. — Но ты ему врезала?

— Врезала, только мало. Видишь, сегодня уже не хромает.

Так, коротая время за милой беседой, мы доехали до управления. Там я, как и обещала, вела себя тихо. Правда, в уголке не сидела, а занималась общественно-полезным трудом. Сначала прикрепила на стенку фотографии Авдеева и Тарасенко. Оказывается, Ярославцев, оставленный на хозяйстве, без дела не сидел: нашел в архиве нужное дело, взял фотографии, успел показать их свидетелям. В протокол опознания я заглянула: и охранник, и Шурик-бармен без колебаний опознали лица, предъявленные им на снимках. Шустрый Венька успел уже отправить бумаги на объявление федерального розыска. Ох, кажется, напрасно я Шурика подозревала. Да и на Ярославцева зря бочку катила, вон как трудится…

Потом я занялась чисто женскими делами — перемыла мужикам все чашки-ложки, привела в божеский вид чайник, повыкидывала пустые бумажные пакетики и прочий мусор, нашла крышку для банки с сахаром. И поила свежим чаем всех, кто заглядывал в кабинет.

— Ведь умеешь же, Иванова! — тихо умилялся Витя, выныривая время от времени из кучи бумаг на своем столе, в которую зарылся сразу, как пришел, и принимая из моих ручек очередную чашку чая. — Какой дурак придумал тебя ведьмой обзывать?

Но этой идиллии в небольшой обшарпанной комнате работников угрозыска не суждено было продолжаться долго. Не для спокойной жизни была эта комната предназначена… Шарахнулась о стенку распахнутая дверь, и внутрь влетел встрепанный, запыхавшийся Ярославцев. Остановился посреди комнаты и посмотрел на нас с Витей диким взглядом.

— Венька, ты чего, что случилось? Да ты сядь, что с тобой? — Самойлов аж подпрыгнул и выскочил из-за стола.

Ярославцев, все еще тяжело дыша, подошел к ближайшему стулу и рухнул на него. Я автоматически сунула ему свою чашку с чаем, которую держала в руках. Счастье, что чай уже остыл, потому что выпил он его одним большим глотком. Не глядя, вернул пустую чашку мне и наконец обрел голос:

— Косачеву убили!

— Та-ак, — Витя сел обратно за свой стол. — А вы куда смотрели? Что, опять рядом никого не оказалось?

— Да слава богу, что не оказалось, — Веня облизнул пересохшие губы. Я быстренько налила еще чашку чая, размешала две ложки сахара и подала ему. Нравится мне Ярославцев или нет, это другой разговор, но сейчас пацану явно необходимо было выпить. Лучше бы чего-нибудь покрепче, но на худой конец и сладкий чай сойдет. — Опять машину взорвали.

— Подробности, — потребовал Витя точно так же, как у меня сегодня утром.

— После разговора с Ивановой Косачева вернулась в офис. Вроде нормально продолжала работать. Люди к ней заходили, — он лязгнул зубами по краю чашки.

— Что за люди?

— Работники фирмы, чужих вроде не было. Панченко там терся по коридору, но всех отследить он не мог. Но никого, похожего на этих, — Ярославцев показал на висящие на стене фотографии, — ручается. Она сама несколько раз выходила из кабинета, заходила к директору, к проектировщикам, в туалет два раза. Все нормально. Потом, в обед, вышла из офиса, села в машину, поехала. Мы за ней, обрадовались… Трех минут не проехали, как рванет!

Веня помолчал немного, сделал несколько глотков, продолжил:

— Я такого никогда не видел — где руль, где колеса… Нашу машину всю осколками исцарапало, а ее, Косачеву то есть, просто в клочья разнесло, — он побледнел еще больше.

— Дежурную группу вызвали?

— Да, они уже приехали. Я ребят оставил им в помощь, сам сюда. Вот и все.

— Подполковнику доложил?

— Я ему по телефону. Тоже уже, наверное, там.

Теперь мы все трое молчали. Уж чего-чего, но такого поворота событий никто не ожидал.

— А за стоянкой кто-нибудь следил? — спросил Витя.

— Не то чтобы следили, но там посторонние не ходят. Люди подходили сразу к своим машинам, садились и уезжали. Никто без дела по стоянке не болтался, а к ее «Вольво» никто и близко не подходил. А если бы кто-то начал там машину минировать, мы бы точно заметили.

— Что ее, долго заминировать! Мимо прошел, мину на магните прижал — и готово.

— Мы бы заметили, — снова повторил Ярославцев.

— А что у нее в руках было, когда она в машину садилась? — я не была уверена, что он мне ответит, но Веня был не в том состоянии, чтобы помнить, с кем он «дружит», а с кем «в контрах».

— Сумочка голубая с длинными ручками на плече висела, а в правой руке пакет. Небольшой, с прорезными ручками. Красного цвета, весь щенками далматинцев разрисован.

— Тяжелый?

— Несла легко, а так разве скажешь? Вроде коробка там какая-то лежала.

— Ты что, Тань, думаешь, она сама взрывчатку в машину положила? — спросил Витя.

— Одно из двух: или взрывчатка была для меня и Косачева погибла случайно, из-за неосторожного с ней обращения, или для нее.

— Как это для нее? Вы думаете, ее могли убрать? Но зачем? — теперь спрашивал Ярославцев у нас с Витей обоих, быстро выговаривая слова и вертя при этом головой, словно кукушонок. Я хотела ответить, но Витя заговорил раньше:

— А затем: ее могли убрать, чтобы обрубить нам все концы. Она была у нас на крючке, а через нее — выход на Авдеева и Тарасенко. Теперь этого выхода нет.

Следующая мысль пришла в голову нам всем одновременно. По крайней мере вскочили мы все вместе, как по команде, и кинулись к дверям. На бегу Самойлов отдавал распоряжения:

— Венька, на работу! Татьяна, ты со мной, едем к нему домой! Кто первый его находит, отзванивается!

Не единственной нашей ниточкой была Косачева. Судя по записи на пленке, ее супруг знал об убийцах если и меньше, то ненамного. И если уж те решили избавляться от всех, кто мог на них вывести, то следующим в списке был Косачев.

Пока мы ехали, я сунула Вите сотовый, но ни по одному телефону из четырех, указанных на визитке Бориса Леонидовича, его найти не удалось. Мобильный вообще был отключен.

Три часа мы метались по городу.

Венька поднял на уши и перетряхнул всю администрацию. Да, утром Борис Леонидович был на работе, многие его видели, потом куда-то исчез, даже секретаршу не предупредил. Поняв, что здесь он ничего не найдет, Ярославцев прочесал все больницы и морги, обзвонил все отделения милиции. Косачева нигде не было.

Мы с Самойловым в это время безуспешно ломились в запертую железную дверь квартиры. Соседи, люди малолюбопытные, супругов сегодня не видели и, может ли быть в данный момент дома хозяин, понятия не имели. После того, как Витя нагнал на них страху, кто-то вспомнил, что Косачевы, уходя из дома, сдают квартиру на охрану. Это было уже кое-что. Витя, окончательно отобравший у меня сотовый, довольно быстро выяснил нужный номер телефона и, вовсю используя служебное положение, вызвал сотрудников охраны.

Не прошло и пяти минут, как они явились, открыли двери, и мы всей гурьбой ввалились в квартиру. И ничего интересного для себя там не нашли. Трехкомнатная квартира улучшенной планировки, продуманно и со вкусом обставленная, с массой милых безделушек. Не слишком аккуратно прибранная, но и незахламленная — обыкновенный житейский беспорядок. Никаких, слава богу, трупов, следов насилия или поспешных сборов. Хозяева явно ушли утром на работу, ни о чем худом не думая.

Оставив охранников писать акт вскрытия квартиры, мы поехали на место взрыва. Там Косачева или кого-нибудь на него похожего тоже никто не видел.

— Не знаю, нашли ли его убийцы, но нам это не удалось, — подвела я итоги наших метаний, когда мы все, усталые и злые, собрались наконец у Андрея в палате.

К этому времени эксперты уже предварительно подтвердили идентичность взрывчатки с предыдущими, в чем, собственно, никто и не сомневался. Витя получил здоровый втык от начальства за то, что такие безобразия в городе происходят: «Через день машины на улицах взрывают! Словно Тарасов криминальной столицей стал!» Ярославцев охрип, а я порвала джинсы, зацепившись за одну из обгорелых железок, в которые превратилась машина Елены Викторовны. Вот и все наши достижения на данный момент.

Мельников, не обращая внимания на наше настроение, затребовал полный отчет обо всем, что произошло со вчерашнего вечера. Господи, суток ведь не прошло, а столько всего случилось! Первым говорил Ярославцев, причем грамотно докладывал мальчик — четко, связно и без лишней болтовни. Андрей полюбовался на фотографии Авдеева и Тарасенко, кивнул:

— Точно, они. Но тогда они взрывчаткой не баловались, по-простому действовали, ножичком. Хотя, они ведь в университете учились?

— Третий курс физического факультета, — подтвердил Веня. — На то, чтобы понять, как собрать взрывное устройство, образования вполне хватит.

— Да-а, — Мельников отдал фотографии Вите, тот убрал их в папку. — Вот она, молодежь, государство их обучает, а они потом бомбы делают… Ладно, теперь ты, Танька.

Я попыталась изложить все события прошедших суток так же сжато и бесстрастно, как Ярославцев, но боюсь, не дотянула до его уровня. Впрочем, мне все время мешал Витя — подсказывал, дополнял, уточнял, так что доклад у нас получился в результате совместный.

— Да-а, — снова протянул Андрей. — Круто ребята завелись. Они, впрочем, и тогда особым умом не отличались. Когда поняли, что мы к ним подбираемся, начали крушить все подряд, так их свои же и заложили. По старым адресам вы, значит, прошлись уже. Веня, вроде они где-то в бараке жили, в Заводском районе?

— Авдеев в бараке, а Тарасенко в пятиэтажке напротив. Так барак уже снесли, соседей расселили…

Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Ярославцев рассказывал про переехавших соседей, которые и помнили-то смутно, что были двое хулиганов во дворе, вроде их даже посадили потом за что-то, про бабку Авдеева, к которой тот заявился сразу после отсидки, но, быстро поняв, что с нее, кроме нищенской пенсии, взять нечего, исчез и больше не появлялся. Что-то говорил и про мать Тарасенко, которая вышла замуж и уехала в деревню. Но я уже не слушала.

В разговоре с женой Косачев произносил «вы наняли», «я вас просил», а она сказала ему, что не его голос решающий… А чей же решающий? Что мы уперлись в этих Косачевых, когда ясно, что был еще кто-то, с решающим голосом? Кто? Кому собирался звонить Борис Леонидович, чтобы доложить результаты своих изысканий на тему «что такое Иванова и как с ней бороться?». Кому Елена Викторовна просила передать свое особое мнение, что эту «наглую сыскарку» надо убрать? Как же мы все это прошлепали?! Надо было с самого начала искать этого третьего. Он должен быть где-то совсем рядом…

— Не понял, что ты сказала? Эй, Танька, ты что, во сне разговариваешь? — Андрей потряс меня за плечо.

— Ребята, — проникновенно сказала я, открывая глаза, — мы просто компания круглых идиотов!

— Я бы даже сказал, не круглых, а квадратных, — почесал в затылке Витя, когда я изложила свои рассуждения. — Черт, действительно, мы же еще вчера говорили, что должен быть третий, и этот разговор на тормозах спустили.

— Может, из администрации кто? — предположил Ярославцев. — С кем он по работе связан или начальство какое?

— Посмотреть, с кем еще Косачев бизнес крутил, прочесать круг знакомств, — шепотом начал составлять план мероприятий Самойлов.

— Подождите, сейчас я соображу! — я даже руками замахала. — Вот ведь вертится в голове, никак не поймаю!

Судя по выражению лица Мельникова, у него тоже вертелось, и он тоже не мог поймать.

— Может, пленку еще раз послушать? — подал здравую мысль Ярославцев.

Витя тут же достал из тумбочки магнитофон, проверил кассету, перемотал на начало, включил. Зазвучал голос Косачевой. Мы с Андреем смотрели друг на друга. Когда запись дошла до разговора в скверике, я все поняла. Андрей, не сводивший с меня глаз, выключил магнитофон.

— Ну? — спросил он.

— Когда она приехала на встречу с мужем, — медленно начала я, — он уже был в курсе событий. Мы еще тогда с тобой решили, что она ему позвонила и все рассказала. Так?

— Так.

— А откуда она звонила? — Я обвела всех взглядом, но никто мне не ответил. — Сумочка с микрофоном висела в кабинете. Раз записи звонка нет, значит, не оттуда. От секретарши? Вряд ли, там проходной двор, вы знаете.

— Из любой другой комнаты в офисе? — Ярославцев спрыгнул с подоконника и подошел ко мне.

— Нет, — покачал головой Витя, — отдельные кабинеты только у главбуха и директоров, в остальных комнатах сидят по четыре-шесть человек.

— Кабинет Кондратова? — спросил Андрей.

— Опечатан.

— Когда я уходила, она оставалась в кабинете Лемешева! — торжествующе сказала я.

Минуту они смотрели на меня молча. Потом Витя тихонько толкнул Мельникова кулаком в коленку.

— Ноги убери, — сказал он, устроился на краешке кровати поудобнее и обратился ко мне: — Таня, а кто еще знал, что ты с этим Лемешевым в ресторан идешь? Это на Андрея бандиты случайно напоролись, а тебя они ждали. Я видел, машина поехала только тогда, когда ты появилась.

— Думаешь, он позвал Таньку в ресторан и поставил, так сказать, стрелков на выходе. А сам разыграл такую сцену, чтобы она убежала. Стрелки ее и встретили. Вот тебе и зитц-председатель Фунт! — Андрей уже и лежать не мог, подвинулся и присел на постели, опираясь о спинку. — Веня, а ты что можешь сказать?

— А что, похоже на правду. Расчет простой — Иванова от него сама сбежала, а он в дрезину пьяный в ресторане остался. Старый козел, вот и все, какой с него спрос. И никому в голову прийти не может, что он с этими бандитами связан. Чисто сработано.

— Мы его лопухом считали, — обиженно сказал Витя, — а он нас всех облапошил, как маленьких.

— Подожди с самокритикой, — остановила я его. — Покаяться всегда успеешь. Давайте лучше о деле. Витя, помнишь, когда мы Косачеву до офиса проводили, вскоре оттуда Лемешев вышел, сел в свою машину и куда-то уехал.

— Было, — согласился Самойлов. — Веня?

— Лемешев уезжал куда-то после того, как Косачева получила пленку с записью, — отрапортовал Ярославцев. — Вернулся примерно через час. Но это же не улика.

— Так, — Мельников посмотрел на меня, потом на Витю. — Как, по-вашему, времени для того, чтобы она рассказала про пленку этому Лемешеву, у них было достаточно?

— Достаточно. Даже прослушать могли успеть, — ответил Самойлов.

— Мы минут пятнадцать в машине возле офиса «Орбиты» сидели, разговаривали, — подтвердила и я.

О том, что он предложил проследить за Лемешевым, а я убедила его не делать этого, Витя не сказал. И спасибо ему. Совсем уж дурой тоже выглядеть не хотелось.

— А он с пустыми руками ездил?

— Нет, с кожаным дипломатом. Тот красный пакет вполне мог в нем поместиться. Все равно не улика.

— Это верно, прямых улик у нас ноль целых, ноль десятых, — почесал щеку Мельников. Потом снова вытянул ноги и откинулся на подушку. — Слушайте, ребята, а чего это вы здесь расселись? А ну, живо найти Лемешева и разобраться, где был, что делал, порочащие связи… Что мне, учить вас надо?!

Поехали все вместе на моей машине. Правда, не сразу. Когда мы уже подходили к месту, где я припарковала свои «Жигули», в голову мне пришла ужасная мысль.

— Подожди! — я схватила Витю за рукав. — Она сколько здесь простояла без присмотра, больше часа? Да за это время не одну, а два десятка бомб подложить можно было! Давай проверим.

И мы втроем тщательно осмотрели каждый сантиметр машины. Хорошо еще, что лето — светло. Убедившись, что внутри машины, на ней и под ней ничего подозрительного нет, мы наконец погрузились и помчались. Витя покопался в своей необъятной папке и выудил визитку Лемешева. Потом достал из кармана мой сотовый и начал звонить. На заднем сиденье сопел Ярославцев.

— Глухо, как в танке, — Самойлову надоело слушать длинные гудки, он выключил телефон и снова сунул его в карман.

Я только покосилась. Все равно, когда закончим, отберу. Я сыщик, а не меценат какой-нибудь. Не буду я их райотдел мобильными телефонами снабжать. Пусть их государство обеспечивает.

— Меня это молчание наводит на разные нехорошие мысли, — заявил Витя и тут же стал эти нехорошие мысли излагать: — Что-то все, кто нас интересует, либо взрываются, либо исчезают… К чему бы это? Таня, а куда мы едем?

— В «Орбиту». Вдруг у него трудовой энтузиазм проснулся.

— Нет его там, я же звонил. Ни сам трубку не берет, ни секретарша. И рабочий день уже кончился, там уже все закрыли и разошлись.

— Семь часов всего. Мужики в таких конторах часто задерживаются. Может, он с проектировщиками сидит. Это же в другом крыле, так? Значит, звонки не слышны.

— А сотовый тогда почему не берет? Я и по сотовому звонил.

— Он его в кабинете оставил. Чего ты прицепился, все равно надо заехать, вдруг кто знает, куда начальник подевался?

— Попробовать можно, — согласился Витя, — хотя вряд ли Лемешев перед ними отчитывается.

Правы оказались мы оба. Я — в том, что не все разошлись. Четверо мужчин и две женщины, слегка пришибленные последними новостями, сидели на кухне, пили водку и негромко разговаривали.

На столе стояли тарелки с остатками разных салатов, блюдечко с горкой нарезанной колбасы разных сортов, другое — с селедкой, большое блюдо с мытыми, но ненарезанными овощами и маленькие бутербродики с каким-то паштетом. Все это явно осталось со вчерашнего дня, когда праздновали день рождения проектировщицы.

— Вот, поминаем, — немного виновато кивнул на бутылку самый старший из мужчин.

Витя же был прав в том, что ничего они о Лемешеве не знали. Когда приехали из милиции и сообщили о смерти Елены Викторовны, директор был здесь, говорил с ними. Потом уехал. Нет, не с милицией, они уже ушли к тому времени. Куда? Да кто ж его знает? Может, к Борису Леонидовичу, мужу покойницы, они дружили все, а кто же еще поддержит человека в такую минуту, как не друзья? Нет, на завтра никаких распоряжений не было, так что сами ничего не знаем. Выйдем на работу, как обычно, а там посмотрим. Но, похоже, пора новое место искать, что же это такое, второго руководителя за месяц взрывают…

Мы попрощались и ушли.

— Можно попробовать домой к нему, хотя шансов мало. Скорее он где-нибудь в ресторане или в казино, нервы успокаивает, — предположил Самойлов.

— Или тоже по городу носится, Косачева ищет. Или сам в бега ударился, — продолжил Ярославцев.

— А ему-то зачем в бега? — удивилась я.

— Так мы же не знаем, для кого была взрывчатка, — пояснил Вениамин. — Если для Косачевой, то сейчас он должен вертеться у всех на виду, демонстрировать искреннее горе и полную непричастность. А если для вас… Это означает, что его план провалился и ему надо уйти в тень и срочно изобрести что-то другое.

— Или наши подозрения вообще основаны на нелепых совпадениях, и чистый, как голубь, Лемешев поминает сейчас безвременно усопшую в ресторане «Калинка» с какой-нибудь менее строптивой, чем ты, Татьяна, барышней, — продолжил Самойлов.

— Может быть и так, конечно, — вынуждена была я согласиться, — только слабо верится. Ладно, заглянем для очистки совести к нему домой, а потом поедем рестораны проверять. Начиная с «Калинки».

На наши звонки в квартиру Лемешева никто, естественно, не отозвался.

— Ну что такое, Танька, от тебя, что ли, заразился? — Витя сердито пнул железную дверь, воскликнул в сердцах: — Не хочется уходить, тянет что-то за душу, и все тут.

За душу, похоже, тянуло у всех. Я прислонилась к косяку и рассеянно нажала на ручку. Попробовала повернуть вправо, влево.

— Вень, ты это открыть не сможешь? — неожиданно обратился Витя к Ярославцеву.

— Нет. Простую сколько угодно, а для такой фирменной специальные инструменты нужны, и грохоту много будет, — спокойно ответил тот.

Господи, этот мальчишка у них, оказывается, еще и специалист-взломщик! Я нажала чуть сильнее и почувствовала, что ручка поворачивается. Массивная железная дверь была закрыта, но не заперта!

— Ловлю на слове, — что-то не к добру меня на шутки потянуло. — Я открываю эту, а ты, Веня, справишься с той, что внутри, согласен?

Они молча уставились на меня. Ярославцев неуверенно кивнул.

— Але-ап! — я дожала движением кисти ручку, потом с усилием потянула дверь на себя. — Прошу!

Витя оттер меня плечом, осторожно попробовал внутреннюю дверь. Она не поддалась.

— Из наблюдаемого нами пейзажа можно сделать вывод, что в квартире был чужой. Спросите, почему? Объясняю. Внутренняя дверь захлопывается сама, а внешнюю надо закрывать на ключ. Следовательно, последним из квартиры вышел человек, у которого ключей нет, то есть чужой.

— Таня, прекрати, — попросил Витя.

— Я просто хочу сказать, что в квартиру-то этот чужой попал, не взламывая дверей, значит, его впустил хозяин, — я сама чувствовала, что моя болтовня раздражает ребят, но остановиться не могла. Честно говоря, мне было просто страшно. Я уже понимала, знала, что мы найдем в этой квартире, и пыталась спрятаться от этого знания за завесой слов. — И означенный хозяин вместе с чужим гостем квартиры не покидал. Таким образом, поскольку хозяин на звонки не реагирует, приходит в голову мысль…

— Иванова, у тебя что, истерика? — поинтересовался Витя, отодвигая меня еще дальше в сторону, чтобы пропустить к двери Ярославцева. Не глядя на меня, Веня подошел и начал ковыряться в замке. — Я, конечно, могу тебе по физиономии дать, но, может, ты сама справишься?

— Проще, наверное, по физиономии, но какой будет пример для подрастающего поколения…

Ярославцев оглянулся, сказал почему-то шепотом:

— Я сейчас открою. Понятых бы надо позвать, а то…

— Верно, — согласился Витя. — Все надо делать по правилам.

Он позвонил в соседнюю квартиру, и через минуту к нам присоединились толстый мужчина в майке и дешевых тренировочных шароварах и угрюмая остроносая женщина, очевидно, его жена. На голове ее топорщились бигуди, прикрытые второпях повязанной косынкой. На лестничной клетке стало тесновато. Мы стояли и молча ждали, когда Ярославцев справится с замком.

Наконец послышался громкий щелчок, и Веня осторожно открыл дверь в темную прихожую и оглянулся:

— Готово.

— Тогда заходим, — буднично сказал Витя. — Таня, ты покарауль пока здесь.

Я снова прислонилась к косяку, молча глядела, как он прошел по коридору, на ходу включив свет. Тенью за ним двигался Ярославцев с пистолетом в руке. Я, вздохнув, прикрыла глаза — нет еще чутья у пацана, не знает, что не понадобится ему сейчас пистолет, или просто не наигрался еще.

Понятые же, глядя на все это, неожиданно оживились и потопали за ребятами в квартиру довольно бодро. Даже странно, по всем законам логики, увидев пистолет, они должны были бы спрятаться в самый дальний угол, а тут все с точностью до наоборот. Так рванули вперед, что чуть Веньку не снесли.

Впрочем, чему удивляться: любопытство — страшная сила. Особенно когда мозгов не хватает. У меня был знакомый парень, который оказался в Москве как раз четвертого октября девяносто третьего года. Вышел с вокзала, слышит, стрельба где-то недалеко. Так он повернул в ту сторону, посмотреть, что происходит. Интересно ему стало! Хорошо еще, что в этого болвана ни одна шальная пуля не попала.

Из комнаты донесся тихий возглас, потом невнятное бормотание. Значит, нашли. Ну что ж, Витя, понятно, хотел пощадить мои деликатные дамские чувства, спасибо ему большое, но мне-то кисейную барышню изображать совсем ни к чему. И потом, что я, покойников не видела?

Аккуратно прикрыв обе двери, я не слишком уверенно прошла по коридору. В комнате царил разгром: дверцы шкафов распахнуты, книги, вещи, осколки посуды — все перемешалось на полу. Насколько было видно, то же творилось по всей квартире. И в центре захламленной комнаты лицом вниз лежал Лемешев, пушистый светлый ковер потемнел от крови. Витя, присев около него, пытался нащупать пульс. У стены, обнявшись, завороженно застыли понятые.

Я подошла к Самойлову, тоже присела, коснулась руки Лемешева.

— Витя, что ты щупаешь, он холодный уже. Часа два как умер, не меньше.

Ярославцев, все еще с пистолетом в руке, вышел из смежной комнаты, отрицательно покачал головой в ответ на вопросительный Витин взгляд. Самойлов выпрямился, посмотрел на лежащее у его ног тело, перевел взгляд на меня.

— Так. Лемешева мы нашли. Только вот рассказать нам он ничего не сможет, — и снова достал мой сотовый.

Глава 8

Поздно вечером мы с Витей сидели на его кухне и молча смотрели друг на друга. Когда в машине, возле дома убитого директора «Орбиты», Самойлов безапелляционно скомандовал ехать к нему, я, конечно, заикнулась, что, мол, неудобно, Любаше это не понравится, что я вполне могу забаррикадироваться в своей квартире и до меня ни один бандит не доберется. Витя тогда не стал спорить, только посмотрел грустно и попросил:

— Тань, ну хоть ты мне проблем не создавай, и так выше крыши…

Пришлось заткнуться и безропотно отправиться ночевать к нему. Поскольку Любаша уже спала, мы сами пошуровали на кухне: на плите нашлась сковорода жареной картошки, а в холодильнике — приличный кусок колбасы. Поделили все это по-братски, потом я помыла посуду, вытерла со стола, и мы на сытый желудок устроили «мозговой штурм». То есть, как я уже сказала, сидели и тупо пялились друг на друга.

Вот теперь у нас действительно никаких концов не было. Лемешев мертв, Косачева мертва, ее муж…

— Надо искать Косачева, — выдвинула я гениальную идею. — Проверить, не у любовницы ли он в щель забился.

— Официальную любовницу Венька проверял, она ничего не знает.

— Может, врет?

— Может, и врет. Съезди завтра к ней, поговори. Только зачем ему там прятаться, он же не дурак, понимает, что у нее в первую очередь искать будут. А Тарасов — город большой, щелей хватает. Особенно если с деньгами проблем нет.

— С деньгами он мог еще днем из города смотаться, и ищи его теперь по всей бескрайней Российской Федерации.

— Это если успел смотаться, а не лежит сейчас где-нибудь на свалке, в разобранном виде.

— Витя, а интересно, он от кого прячется, от нас или от бандитов?

— Я думаю, от всех. Хотя если не дурак, то должен понимать: мы-то его хоть в живых оставим.

Витя на цыпочках вышел с кухни, вернулся со своей папкой и вытряхнул оттуда бумаги. Просмотрел, несколько листочков оставил на столе, остальные убрал обратно. План квартиры Лемешева, протокол осмотра места происшествия, показания свидетелей. Очень ценные показания — никто ничего не видел, никто ничего не слышал.

— Лемешев, дурак, зачем их в квартиру пустил? Наверняка они к нему за деньгами приходили, — я разложила листки на столе.

— Может, надеялся уболтать, чтобы еще подождали.

— Уболтаешь таких. Интересно, сколько он дома держал. Они же все у него забрали, до копеечки, даже из карманов выгребли.

— Сколько бы ни держал, все равно меньше, чем был им должен. За два убийства солидная сумма полагается.

— Теперь вообще ничего не получат.

— Ты переживаешь за их благосостояние? — поднял брови Витя.

— Не очень, — я встала из-за стола и прошлась по кухне. — Отсиделась вся уже.

Подошла к окну, постояла, глядя в темное стекло.

— «Тьма накрыла ненавидимый прокуратором город…» — проскрежетал за моей спиной Витя. Меня передернуло.

— Умеешь ты, Витечка, своей образованностью потрясти.

— Так это ты меня и вдохновляешь, — ухмыльнулся довольный произведенным эффектом Самойлов.

— Ладно, эстет, ты мне лучше вот что скажи: в этот раз они не стреляли, не взрывали, а тихо-мирно пырнули Лемешева ножичком. Что это значит: не собирались его убивать или просто шум не хотели поднимать?

— А я откуда знаю? Ты у них спроси. Я могу только сказать, что нож они унесли с собой, но, судя по характеру ранения, это явно не столовый прибор, а вполне, так сказать, профессиональный инструмент. И тот, кто наносил удар, сделал это очень грамотно. Я у врача спрашивал, так он сказал, что Лемешев умер мгновенно, еще до того, как упал. — Витя стал раскладывать из документов что-то вроде пасьянса. — Андрей же говорил, что по молодости наши парнишки с ножичками баловались.

Раздалась негромкая трель телефонного звонка. Витя поспешно достал из кармана мой мобильник. Но я тут же отобрала его, спокойно заявив:

— Все равно меня, тебе же никто по этому номеру звонить не станет.

Потом нажала кнопку и ответила:

— Слушаю.

В трубке несколько секунд было тихо, потом неуверенный тихий голос спросил:

— Татьяна… Татьяна Александровна?

Сердце у меня подпрыгнуло и заколотилось где-то в горле. Ни разу мы не разговаривали с этим человеком, и голос его я слышала только в записи, но тем не менее сразу поняла, кто говорит. Состроила Вите зверскую физиономию и одними губами произнесла: «Косачев». Он вскочил с табуретки, прижался ко мне плечом, пытаясь подсунуть ухо поближе к трубке. Я слегка развернула телефон, чтобы слышно было обоим.

— Да-да, Борис Леонидович, я вас слушаю!

— Но как вы… Впрочем, понятно. Татьяна Александровна, я… не знаю, что делать.

— Борис Леонидович, где вы?

— Это неважно. Я звоню… хочу предупредить вас… вы в большой опасности.

— Но вы тоже, за вами охотятся убийцы!

— Я знаю. Они Лелю, — голос его дрогнул, — убили. И вас тоже хотят убить. Это страшные люди…

— Послушайте, давайте встретимся…

— Нет! Вы уж извините, Татьяна Александровна, но я не слишком верю в способность родной милиции защитить меня. Лучше, если никто не будет знать, где я, пока вы не поймаете этих убийц, — он замолчал.

— Вы что-то знаете? — осторожно спросила я.

— Да, поэтому и звоню. Дело в том, что нашел их Лемешев, он с ними и договаривался. Но квартиру для них искала Леля и сняла на свое имя. Записывайте адрес, — Витя выхватил из папки ручку и сунул мне, — Орджоникидзе, сто четырнадцать, квартира три. Они специально требовали, чтобы на первом этаже. Записали?

— Да. И все-таки, Борис Леонидович…

— Нет, Татьяна Александровна, вот уж когда возьмете их, тогда и встретимся. И тогда я отвечу на все вопросы. И ваши, и Андрея Николаевича… — Он поколебался секунду, добавил тихо: — Удачи вам.

Пару секунд мы с Самойловым ошарашенно молчали, а потом Витя возбужденно спросил:

— Слушай, Иванова, а у тебя разве нет такой штучки, чтобы показала, откуда был звонок?

— Определителя номера, что ли? Конечно есть, я как раз недавно приобрела эту услугу сотовой связи, — ответила я, уже глядя на окошечко, в котором высвечивались цифры. — Судя по номеру, звонил он со своего сотового. Видишь? Только теперь, наверное, отключил его уже.

Витя взял у меня телефон и попробовал набрать номер Косачева. Механический женский голос забубнил: «Абонент находится вне зоны досягаемости или…»

— Действительно, выключил, — с сожалением вздохнул Витя.

— А зачем он тебе сейчас, — я подтолкнула ногтем листок с адресом. — Наводку он дал, действуй. Вызывай группу и поедем, чего тянуть-то.

— Действительно, тянуть нечего, — Витя снова взялся за телефон, — но и торопиться не следует, дело аккуратности требует.

Так, не торопясь и аккуратно, мы поехали в управление, где нас уже ждал вызванный Самойловым Ярославцев. Не успели рассказать ему подробности, как подтянулись спецназовцы. Они погрузились в «уазик», а мы опять поехали на моем «жигуленке».

Дом сто четырнадцать на улице Орджоникидзе оказался старой пятиэтажкой, стоящей несколько на отшибе. Грязный и запущенный двор был пуст. Окна квартиры номер три выходили на другую сторону. Там был небольшой пустырь, спускающийся к железнодорожным путям. Витя отправил дежурить под окном меня с Веней и одного спецназовца, на всякий случай. Сам же с основной группой пошел к подъезду. В предрассветных сумерках было видно, что одна половина двери совсем снята с петель, а вторая намертво примотана проволокой к трубе, подпирающей козырек подъезда. Здесь о железных дверях с кодовыми замками и слыхом не слыхали.

Мы втроем обошли дом, отыскали нужное окно и рассредоточились под ним так, чтобы перекрыть возможные пути отхода. Я встала метрах в пятидесяти и чуть правее, за небольшим деревом, посчитав, что еще недостаточно светло, чтобы меня разглядеть. Ярославцев очень артистично нырнул за какие-то кустики, еще правее, а спецназовец незатейливо растянулся на земле, совершенно скрывшись в зарослях бурьяна слева от окна.

Еще несколько длинных минут тишины, а потом началось. Со звоном разлетелось оконное стекло. Почему-то не то, под которым мы все устроились, а соседнее, справа от меня. Так что, когда из разбитого окна выскочили двое, они побежали прямо в нашу с Ярославцевым сторону.

В квартире вспыхнул свет, тут же кто-то рванул створку того самого — правильного — окна. Один из бежавших, тот что ближе к Веньке, оглянулся, вскинул автомат, на ходу резанул в сторону дома очередью. Вскочил из бурьяна спецназовец, но он оказался слишком далеко, ему еще бежать и бежать, а мы с Венькой — прямо на дороге у бандитов. Краем глаза я заметила, как из разбитых окон горохом сыплются люди. А на меня бежал Авдеев. Приготовилась, сгруппировалась — прыжок, удар!

Он, может, и профессионал, но и мы не лыком шиты. Завалила я его, носом в грязь, на счет раз. Обернулась посмотреть, как дела у остальных. И увидела безумные глаза Тарасенко и дуло автомата, направленное мне в грудь. А Витя со всем спецназом далеко-далеко сзади, почти за горизонтом.

Ярославцев с каким-то бешеным каратистским криком вылетел из кустов, словно пушечное ядро. Когда ребро Венькиной ладони коснулось шеи Тарасенко, бандит не успел ничего понять, он был уверен, что убивает меня. Так и свалился — бесформенной кучей, с выражением жестокой радости на лице.

Набежали наши, Витя сдернул меня с Авдеева:

— Цела?

Я кивнула, перед глазами все еще плясала улыбка Тарасенко над дулом автомата.

— Ты? — Витя обернулся к Ярославцеву.

— Нормально, — он пожал плечами и стал отряхивать брюки. Руки у него немного дрожали.

— А? Как фасон держит парень? — шепнул мне Самойлов.

— Молоток, — согласилась я.

Спецназовцы тем временем споро надели на бандитов наручники. Авдеев все еще пытался сопротивляться, но ему дали пару раз по морде, и он перестал дергаться, только глазами сверкал и матерился. Одного из ребят автоматная очередь все-таки зацепила. К счастью, легко — пуля пробила мягкие ткани плеча. Парня бинтовали, а он шипел от боли и злобно косился на лежащего без сознания Тарасенко.

— Веня, — забеспокоилась я, — а что это твой крестник до сих пор в себя не пришел? Ты его не пришиб часом?

— Да нет, — Ярославцев посмотрел на меня и не слишком охотно объяснил: — Этот удар специально так поставлен, он еще минут двадцать будет в отключке.

Подъехала машина для перевозки арестованных. Сюда же водитель подогнал спецназовский «УАЗ». Витя пошел распорядиться погрузкой, а я разглядывала Авдеева. Все-таки уши у него здорово оттопыренные. Не как у Чебурашки, конечно, тут я была не права, но все равно сильно.

Витя тем временем поговорил о чем-то со спецназовцами, кому-то пожал руку, кто-то похлопал его по плечу, и ребята полезли в машину. Еще через пару минут «воронок» с «УАЗом» уехали, и на пустыре остались мы втроем.

Витя подошел к нам и открыл было рот, но я остановила его:

— Подожди, я сказать хочу, — повернулась к Веньке и продолжила: — Товарищ Ярославцев, в присутствии вашего начальства хочу выразить благодарность за спасение моей жизни.

Потом махнула рукой и сказала проще:

— Веня, я хочу сказать, что, если бы не ты, эта скотина меня бы пристрелила… Спасибо.

Ярославцев выпрямился, подобрался, ответил неожиданным басом:

— Нормально. Служба у нас такая.

Губы его дрогнули, он быстро отвернулся и пошел за дом, к машине.

— Да-а. Ты представляешь, Таня, сколько лет он эти слова перед зеркалом репетировал? — тихо сказал Витя, глядя ему вслед.

Пиццу я испекла огромную, есть у меня специальная сковорода — полметра в диаметре. Щедро положила в начинку грибов, один большой клин выложила зелеными оливками. Витя их очень любит, а Андрей, наоборот, на дух не переносит. Рассчитала время так, чтобы привезти ее в больницу еще горячей.

Когда я вошла в палату, оказалось, что в кои-то веки ребята успели раньше меня. Андрей сидел на кровати, а Витя с Венькой устроились по обе стороны от него и оживленно пересказывали вчерашние, точнее, сегодняшние, ну в общем, ночные события.

— О-о! — Андрей первым заметил сковородку у меня в руках. Пришлось везти пиццу в ней, иначе она бы просто сломалась. — Теперь я точно вижу, что дело закончено. Раз Танька до кухни добралась, значит, всех повязали!

— Все-то ты про меня знаешь, — усмехнулась я и, кивнув на тумбочку у кровати, попросила Самойлова: — Витя, освободи жизненное пространство.

Он быстренько смахнул все с тумбочки, я застелила ее специально прихваченной большой салфеткой и торжественно выложила свой кулинарный шедевр. Вынула из кармана перочинный ножик, положила рядом.

— Режьте сами, кому как нравится.

— А по капельке? — спросил Андрей.

— Ты что! — ахнула я. — Из него только что две пули вынули, а он туда же.

Самойлов и Ярославцев переглянулись.

— Вот-вот, — глубокомысленно промолвил Витя. — Тебе лечиться надо.

— Ну, вырастил смену! — возмутился Мельников. — Я еще понимаю Таньку, она раньше в прокуратуре работала, что с нее взять. А вас ведь я воспитывал! Оперативники называется! Идут к начальству докладывать об успешном окончании операции и пузырек с собой не захватили! Разочаровали вы меня, ребята. Все, уйду я от вас!

— Да ладно уж! — жалобно сказал Витя. — Чего это ты на нас так… — Он влез рукой в свою знаменитую папку и вынул оттуда плоскую бутылочку коньяка. — Чуть что, сразу уйду, уйду…

— А вот это совсем другое дело! — оценил Мельников. — Раз так, то остаюсь. Веня, будь другом, пошарь в тумбочке, у меня там одноразовые стаканчики должны быть.

— Ребята, вы что, — пыталась я спорить и остановить это безобразие, пока Ярославцев возился в тумбочке, отыскивая стаканы. — Андрей, ты же в больнице, тебе нельзя!

— Ладно тебе, Таня, по наперстку ведь! Ты оцени, такая махонькая скляночка на троих мужиков, — миролюбиво успокоил меня Витя. — Ты не думай, мы и тебе нальем.

— Мне нельзя, — твердо отказалась я. — Я за рулем.

— Нельзя так нельзя, — согласился Самойлов. — А нам не только можно, но и нужно, — и разлил все, что было в бутылке, в три стакана. А мне налил сока папайи.

— Именно, — поддержал его Андрей. — Коньяк врачи очень даже рекомендуют для расширения сосудов. Нет, Танька, ты сама подумай, такое дело свернули, грех же не выпить! — Он поднял свой стаканчик. — Вот выйду я из больницы, мы еще соберемся и как следует отметим это дело. Ну, за присутствующих здесь дам!

— За тебя, Таня! — поддержал его Самойлов.

Ярославцев молча отсалютовал мне своим стаканчиком.

Мы выпили и принялись за пиццу. Витя первым вырезал себе кусок с оливками, улыбнулся мне благодарно, передал нож Ярославцеву. Тот не слишком уверенно примерялся сначала отрезать тонкую полоску, потом передумал, лихо отхватил себе здоровенный кусок и сразу начал жевать. Лицо у него стало задумчивым.

— А я из твоих ручек хочу, — нахально заявил Мельников, — так вкуснее.

— Вот и думай, что это: комплимент или безразмерная наглость с твоей стороны, — проворчала я, отрезая и ему небольшой ломоть.

— Эй, а почему мне меньше всех? — возмутился Андрей.

— Так ты же раненый, тебе тяжело большой кусок держать. Устанешь, уронишь еще.

— Конечно, как пиццу есть, так сразу вспомнила, что я раненый. Жадная ты все-таки, Иванова.

— Не говори глупостей, кому, по-твоему, я ее притащила? Съешь этот кусок, отрежу еще.

Себя я тоже не обделила, глупо же сидеть в компании трех жующих мужиков и смотреть на них. Откусила, попробовала… Да, пицца удалась!

Запивали соком папайи. Причем Витя ворчал, что угораздило, дескать, Мельникова предпочитать такую гадость, вот виноградный сок не в пример полезнее и вкуснее.

— Ага, особенно хорошо перебродивший, — поддержала его я.

Наконец мужики наелись, да и пицца закончилась, несмотря на грандиозные размеры. Я собрала крошки, убрала салфетку и выбросила пустые коробочки из-под сока. Даже интересно, почему это, если в мужском коллективе появляется женщина, она автоматически становится «прислугой за все»? А сама виновата, не вспоминай, что ты женщина, не хватайся за уборку.

— Спасибо тебе, Танюша, — прочувствованным сытым голосом сказал Самойлов.

— Свои люди, сочтемся, — отмахнулась я. — Вы на чем остановились?

Остановились они на том, как мы все поехали на захват. Так что я с большим интересом прослушала Витин рассказ, как они лихо, с одного удара, выломали хлипкую дверь и вломились в квартиру, как оказались в совершенно пустой комнате…

— Косачев, балда, не предупредил, что квартира двухкомнатная. А они в спальне были, да еще дверь забаррикадировали. Так что пока мы разобрались, пока в окна попрыгали, смотрю, они уже улепетывают вовсю. Если бы не Татьяна с Венькой, могли и уйти.

Рассказал о героическом спасении моей жизни. Андрей не стал ничего комментировать, только улыбнулся Ярославцеву, одобрительно похлопал его по плечу. Тот тоже промолчал, опустил глаза и залился алым девичьим румянцем.

Потом Витя доложил, сколько всего интересного мы нашли в квартире, где обретались Авдеев с Тарасенко. И магазины для автомата, и массу комплектующих, необходимых для изготовления взрывных устройств. И ножичек нашли, вполне подходящий к печальной истории с Лемешевым.

— Так что теперь ребята сели плотно, — жизнерадостно говорил Самойлов. — Эксперты над взрывчаткой еще колдуют, а баллистики уже дали заключение: автомат тот самый, из которого в тебя, Андрей, стреляли. А с Татьяной сложнее, из тебя пули вытащили, есть с чем сравнить, а вот что в нее из этого же автомата палили, вряд ли сумеем доказать. Пули, срикошетив от асфальта, улетели черт знает куда, так и не нашли их.

— Ладно, хватит и того, что доказать можем. Нож тоже сейчас в лаборатории. На одежде и обуви бандитов обнаружены следы крови, сейчас устанавливают, чьей. Если это кровь Лемешева, то вообще никаких вопросов не остается. А скорее всего именно его. Да и Косачев рвется их утопить, хочет дать показания. Взрывчатку-то, которой его жену взорвали, Лемешеву дали Авдеев с Тарасенко. Все было так, как мы и подумали: как только главбухша дала своему директору прослушать пленку, он тут же решил рубить концы. Так что погибла Елена Викторовна отнюдь не случайно.

— Сам-то Косачев сесть не боится? — спросила я.

— Танька, ты о чем? — деланно изумился Мельников. — Он так активно сотрудничает со следствием, рассказывает обо всем, во что случайно оказался замешан. И киллеров мы взяли благодаря его своевременной информации. О преступных же действиях в фирме «Орбита» он и понятия не имел. Да, лоббировал некоторые выгодные строительные заказы в их пользу, поскольку был уверен в безупречной честности своих бывших партнеров, но ничего криминального в этом нет. А пленка твоя… Естественно, он делает вид, что она не существует. Сама знаешь, как доказательство ее не используешь. Так что с Косачевым все ясно — хороший адвокат, друзья из администрации помогут… Хотя из администрации его теперь, скорее всего, попрут, — задумчиво заключил Андрей.

— Не переживай за него, этот не пропадет, — сухо сказал Витя. — Кстати, Лемешева именно он, можно сказать, под нож подвел. Косачев наконец получил деньги и должен был вечером привезти их Лемешеву, для полного расчета. А как узнал про гибель жены, тут же залег на дно. Вместе с деньгами, естественно.

— И значит, когда Авдеев с Тарасенко явились за гонораром, — подхватила я, — у Лемешева для них ничего не было.

— Ну да. Он им говорит: подождите, дескать, вот сейчас человек с чемоданом денег подъедет, вы все и получите, разом, да с премиальными за высокое качество работы… Они ждали-ждали, а потом у них жданки-то и кончились. Так что Лемешева господин Косачев с чистой совестью может на свой счет записать. Кстати, деньги, я так понимаю, все у него остались. Он-то выкрутится, никакого сомнения.

— Ладно, мальчики, — я взглянула на часы и встала. — Хорошо с вами, но пора уходить. Через час концерт начинается, а мне еще переодеться надо, накраситься и все такое. Из Америки виолончелист приезжает знаменитый, только фамилия у него четырехэтажная, я ее выговорить не могу.

— Да мы все равно его не знаем, мы люди серые, — хмыкнул Андрей, внимательно глядя на меня.

А Витя бестактно обрадовался:

— Ты с Романом помирилась!

— При чем здесь Роман? — Я задрала нос. — Я, в конце концов, интеллигентная современная женщина! Я что, не могу сама захотеть пойти на концерт американского виолончелиста? Знаменитого причем!

— Можешь, можешь, — торопливо успокоил меня Мельников. — Не пыли. Завтра-то зайдешь, меня проведать? Ребята тоже придут.

Я оглянулась в дверях. Они сидели на кровати втроем — Мельников в центре, справа Самойлов, слева Ярославцев — и смотрели на меня.

— А куда я от вас денусь? — улыбнулась я им.

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Взрывное лето», Марина Серова

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства