«Новая утопия»

После обеда, за сигарами, завязался чрезвычайно поучительный разговор на тему грядущего равенства человечества и национализации капитала.

Сам я не принимал большого участия в разговоре, так как, вынужденный с юности зарабатывать себе на пропитание, не имел ни времени, ни случая изучать подобные вопросы.

Но я очень внимательно прислушивался к толкам моих приятелей о том, как уже за тысячи столетий до их появления на свет все шло наперекосяк и как они думают в ближайшие годы навести в мире порядок.

Лозунгом их было равенство человечества — полное равенство во всем: имущественное, общественное, равенство обязанностей и, как следствие всего этого, равенство в счастье и довольстве. Мир принадлежит всем одинаково и должен быть разделен между всеми поровну. Труд индивидуума — собственность не его, а государства, которое его кормит и одевает, и должен быть направлен не к увеличению личного благосостояния, а к обогащению нации.

Мы подняли бокалы и выпили за равенство, а затем приказали слуге подать зеленого шартрезу и еще сигар.

Я пошел домой в большом раздумье. Долго не мог я заснуть и лежал с открытыми глазами, размышляя о новом мире, картину которого мне нарисовали. Как приятно было бы жить, если бы план моих друзей осуществился. Не было бы ни междуусобиц, ни зависти, ни разочарований, ни страха перед нищетой! Государство пеклось бы о всех наших нуждах от колыбели до гроба включительно, а нам совершенно не нужно было бы думать ни о чем. Не стало бы ни тяжелой работы (трех часов в день было б вполне достаточно, согласно нашим вычислениям, и эти три часа обязательной работы налагались бы государством на каждого взрослого гражданина, а больше никому бы не позволяли работать — и мне бы тоже), ни бедняков, внушающих жалость, ни богачей, внушающих зависть, — никто не будет на нас смотреть сверху вниз, как и нам не на кого будет глядеть снизу вверх (последнее не так уж приятно) — вся наша жизнь будет без нашего участия устроена и упорядочена, и нам ни о чем другом не останется думать, как только о славном призвании (каково бы оно ни было) человечества!

Здесь мои мысли смешались в какой-то хаос, и я заснул.

Когда я проснулся, то оказалось, что лежу я под стеклянным футляром в светлой высокой комнате. Над моей головой — объявление:

«Спящий человек. Время — XIX век».