Drm Алексеев Модератор
Предисловие
Посвящаю героине моего романа, Дашеньке!
Уважаемый читатель, перед тобой моя первая попытка воплотить свои мысли во что-то больше, чем запись в блоге. Очень скоро я понял, что ошибся, когда решил писать именно в этом жанре, но все-таки решил не бросать это дело. Поэтому произведение получилось вымученным. Надеюсь, что читать ее будет куда проще и приятнее. Ваш Drm Алексеев
Глава первая и единственная
— Зачем Вы пробрались в строящееся метро?
Я смотрел на этого громилу и думал: "Нет, дружище, это было не метро, совсем не метро"
— Вам понятен мой вопрос?
Что же тут не понятного, но я продолжал молчать. Я не строил из себя героя, мне действительно нечего было сказать.
Два обычных парня полезли в подвал заброшенного элеватора недалеко от центра Челябинска, а тут какое-то метро.
Из-за готического вида здание стало местом паломничества эмо, готов и прочих неполовозрелых искателей приключений. Вот и мы решили устроить прогулку девушкам, так сказать, с изюминкой: ночь, заброшенное здание, шампанское, страшилки.
Для двух диггеров со стажем в этом не было ничего особенного, но, тем не менее, у нас большие неприятности.
Я, купив шампанского, поджидал Макса возле заднего выхода из городского сада им. А. С. Пушкина. Здание элеватора смутно чернело на фоне вечернего неба. По плану, сегодня ночью мы, как бы случайно, пиная мусор в подвалах элеватора, должны были обнаружить пару бутылок игристого вина. Я ненавидел шампанское, но что не сделаешь ради любимой девушки. Но чтобы что-то найти, надо сначала это что-то спрятать. Вот тут-то все и сошло с намеченного пути. Пока я стоял и смотрел, чтобы люди без определенного места жительства не обнаружили наш тайник, Макс копался в подвале. Сначала я услышал хруст мусора, а потом из входа показалась лысая голова:
— Там бомбарь!
— Чего?
— Бомбоубежище говорю
— Макс, элеватор построен в конце девятнадцатого века, тогда самолетов еще не было.
— Ну, гермодверь то там есть.
— И что? — задумавшись о предстоящей прогулке, я не сразу оценил возможные последствия.
— Что-то, полезли.
Тон последней фразы не подразумевал возражений, но я все-таки попытался:
— Макс, давай сегодня спокойно погуляем, а завтра сходим и посмотрим, к тому же, здесь давно все излазили вдоль и поперек.
Но Макс уже скрылся в подвале, и я посчитал, что лучше его одного не отпускать.
Максим всегда в портфеле носил фонарик и универсальную отмычку. Первое сейчас очень пригодилось.
Дверь действительно была со времен союза и выглядела довольно скверно. Сначала я понадеялся, что она не откроется совсем, но я ошибся, открылась она легко, как будто ей пользовались совсем недавно.
По-хорошему надо было на этом остановиться, но тут и у меня проснулся интерес.
Я слышал про тоннели под элеватором, но про герметичные двери ничего. За ней оказалось нечто вроде служебного помещения, заканчивающегося завалом из колотого кирпича.
— Все?
Я попытался вложить в этот вопрос всю злость за потраченное время и грязные джинсы.
Макс напряженно о чем-то думал.
— Тут воздух свежий
И вправду не чувствовалось ни затхлости непроветриваемого помещения, ни длительного пребывания бомжей.
— Помогай — Макс начал раскидывать кирпичи. Под ними оказалась небольшая, но зато со скобами вентиляционная шахта, заканчивавшаяся решеткой.
Тоннель под ней оказался узким, но сухим. Теперь Макса точно было не остановить, и я начал жалеть, что не сделал это сразу.
На стенах не было видно никаких проводов. Достав коммуникатор, я отключил поиск сети и проверил направление тоннеля. Он шел от площади Революции к парку Пушкина. Автоматически считая шаги, я услышал монотонный звук стучавших о стыки рельсов колес. Побежав на звук, мы оказались в слабо освещенный тоннель. Поезд уже прошел, и головки рельсов блестели, отражая дежурное освещение.
— Либо сегодня в Челябинске запустили метро, либо я ничего не понимаю.
Ударили меня сзади, точнее не меня, а спинку стула, на котором я сидел. Удар был не сильный, но его хватило, чтобы я потерял равновесие и повалился вперед. Руки были связаны за спиной, и я уперся лицом в бетонный пол. Два удара полной бутылкой воды по почкам и мне оставалось только материться, выдувая пыль из щелей.
В бытность диггера я побывал на неофициальных допросах в милиции и знал некоторые методы, не оставляющие следов на теле.
— Я повторяю свой вопрос: зачем Вы проникли на закрытую территорию?
Давящая боль в правой почке была невыносима, но она говорила, что, несмотря на форму, передо мной стоит не ЧОПовец, охраняющий метро. Частные охранники не имеют права применять силу, тем более устраивать допрос с пристрастием. Полиция? Вряд ли, они бы не успели так быстро доехать, да и что им делать под землей. Армия? Тогда почему форма черная с нашивками ЧОП? Сдается мне, мы крепко влипли.
***
Метро в Челябинске это отдельная тема для анекдотов. Сколько себя помню его всë строят и строят. Не один десяток лет строят.
По проекту первая рабочая ветка включает в себя 4 станции: "Проспект победы", "Торговый центр", "Площадь революции", "Комсомольская площадь". Сколько построено тоннелей, точно неизвестно, а вот станция построена только одна "Комсомольская площадь".
Ближайшая к элеватору станция "Площадь революции", но она находилась гораздо севернее, тем более что мы бежали на юг.
Там, где мы наткнулись на тоннель, ничего быть не должно было.
Страх и так безраздельно властвовавший, от этих мыслей дошел до своего апогея.
— Твой друг оказался более разговорчивым, правда в историю с шампанским мне верится с трудом.
Здоровяк улыбнулся туповатой улыбкой.
— Но если это правда, то уже сегодня ты будешь лежать в кровати со своей подругой.
Над дверью загорелась красная лампочка, видимо, кто-то хотел присоединиться к нашей интимной беседе.
Бугай подошел к двери и отключил электрозамок. В щель залетел баллончик, заволакивая все сизым туманом.
Я вздрогнул, над головой противно звонил телефон. С удивлением я обнаружил себя раздетым в собственной кровати. Монитор компьютера, многократно отраженный в стеклопакете окна, оповещал о новых сообщениях. В голове немного шумело, но больше ничего не болело.
Телефон, успевший замолчать, снова начал звонить.
— Да
После сна голос меня никогда не слушался.
Я с трудом ее узнал, но это была Даша.
— Что у тебя с голосом?
— Ничего
— Что случилось?
— Потом… Приезжай, я у Сони
***
С Максом мы познакомились еще в начальной школе. Не сказать, что мы сразу стили лучшими друзьями, но обилие общих интересов нас сроднило. Как и я он когда-то тащился от группы Руки Вверх, как и я не понимал группу Фактор 2, как и я проникся русским роком. После школы, мы хоть и пошли в разные ВУЗы, но не потерялись. Пожалуй, единственное, что тогда могло между нами встать это девушки. Но тут нам очень повезло, а точнее совсем не повезло, что он, что я встречались, с кем попало, а свой дермицо лучше расхлебывать самому.
Максим, был моим лучшим другом, но у него была своя жизнь, он любил байки, любил гонять по городу, я же любил сидеть в парке и читать, он любил быть в центре, в гуще событий, а я сидеть с краю и наблюдать.
Мы были разные, но мы были друзьями.
Дверь мне открыла Даша, я поморщился, когда от нее пахнуло алкоголем. Я не запрещал ей ни курить, ни пить, но мне это не нравилось.
Меня, молча, повели по коридору, не дав даже снять куртку.
На кухне пахло водкой, рыбными консервами и чем-то неуловимо неприятным. На столе стояла бутылка и три стопки. Две пустые были обыкновенными, из стекла, такие иногда идут в качестве бонуса, а полная металлической.
На боку у нее была вмятина, а на дне, я знал это точно, был выбит номер. Макс называл ее боевой, а потому и водка из нее тоже называлась боевая, но сегодня выпить из этой рюмки было некому…
Как сообщили Соне в милиции: «Ривалов Максим Антонович был застрелен из пистолета ТТ выстрелом в голову с близкого расстояния. ЧП произошло в в заброшенном здании недалеко от гор. сада им. А.С.Пушкина. Стрелявшим оказался гражданин Бакулин Константин Михайлович, не имеющий определенного места жительства. Как у него оказался боевой пистолет и зачем он стрелял в Ривалова, Бакулин внятно объяснить не мог, но подозреваемый вину признает, улики это подтверждают».
Так сказать, не для протокола, следователь намекнул, что на этом расследование и закончится, правду искать никто не будет, несмотря на абсурд ситуации.
Так же в милиции не смогли объяснить, зачем Максим полез в элеватор и что он там делал. Ответ на этот вопрос знал только один человек.
Этот человек сейчас стоял и тупо пялился на металлическую рюмку с вмятиной. Не то, что я боялся сейчас сказать, что знаю больше остальных, но вот объяснить то, что я мирно проснулся в своей кровати, я не мог, а потому молчал. Молчал и пытался понять, кто виноват, и что делать.
***
Десятое июня, жара, первый день, когда летит тополиный пух. Или не первый? Возможно, что я просто его раньше не замечал. Прошло около трех месяцев со дня, когда не стало Макса. Столько же я не видел Соню, только Дашенька по-прежнему всегда была со мной. Мы больше не устраивали романтические вечера и ночи, мы больше не целовались стоя на двойной сплошной, но я пил, а она приносила мое тело домой. Любила ли она меня до сих пор? Возможно, уже нет, просто не могла бросить, вот и тянула нас за двоих.
Однажды в полупьяном бреду я ей сказал: «Зря ты выбрала меня, я не герой, я даже не мужик…». Я хотел еще что-то добавить, но желудок как-то странно напрягся, а во рту обильно начала выделяться слюна.
Не понимаю, почему она никогда не упрекала меня в безостановочном пьянстве? Конечно, потеря друга детства, но ведь не столько месяцев. На самом же деле я просто пытался заглушить свою совесть.
Может показаться, что я совсем ушел на дно, но это не так. Я продолжал учиться, даже продолжал работать, вот только прежнего удовольствия мне это не доставляло.
Работал я, как и раньше, в компании по созданию и обслуживанию интернет порталов, а учился все в той же академии, в народе именуемой «сельхозом». К слову, это было одно из самых старых учебных заведений в Челябинске, но из-за направленности к селу, увы, не самое популярное. В распоряжении академии находилось 4 учебных корпуса, три из которых, благодаря переходам составляли большую букву «П», ну а четвертое находилось двумя остановками восточнее.
Именно там я сейчас пытался замолить грехи перед преподавателем, так сказать тет-а-тет.
Василий Алексеевич был не плохим преподавателем и понимающим человеком, во всем, кроме исправления долгов или грехов, как он их называл. Думаю, если он попадет в ад, то дьявол точно возьмет его своим протеже. Хотя, не думаю, что он туда попадет. Василий Алексеевич даже не пил, что на кафедре электрических машин единичный случай, зато он пил чай, много и очень долго. С готовым ответом на поставленный вопрос его можно было ждать как академический, так и астрономический час.
Вот и сейчас я сидел и скучающим взглядом разглядывал аудиторию. Само здание на улице Красной было построено в конце девятнадцатого века, стены из красного кирпича выглядели не только внушительно, но и очень красиво, а толщина их в подвальных помещениях достигала метра. Не удивительно, что ходили упорные слухи о наличии большого бомбоубежища под зданием, но никто туда не пробирался.
Устав крутить головой, я сел, в позу упрямого тинэйджера почти наполовину уехав под парту, уперевшись взглядом в доску.
Удивительно, что доска висит на стене имеющей две двери. Для маленького класса это не очень удобно, створки доски приходится всегда держать закрытыми. Но сейчас я заметил еще более странную деталь, дверей было не две, а три. Последняя была совсем завешана доской, а торчащие части были покрашены в цвет стен.
Не увлекайся я диггерством, я бы просто удивился, но тут я ничего не мог поделать.
***
Достав коммуникатор, я загрузил карту Челябинска и начал прикидывать, сколько шансов на то, что это дверь не от заброшенной кладовой.
Когда-то, курсе на первом, я пытался вызнать у преподавателей кое-какие секреты корпуса на Красной, но все они были старой закалки, а потому молчали как партизаны.
На карте было отмечен туннель под элеватором, а так же расположение линий строящегося метро, а так же куча пунктирных линий — неподтвержденных слухов и баек. Что-то конкретное я так и не нашел. Ровным счетом ничего, за исключением того, что все, строящееся метро, элеватор, паутина тоннелей, а теперь и странная дверь, все это находилось на участке земли всего в несколько квадратных километров.
Посидев еще с десять минут, я подошел к доске и попытался заглянуть за нее. Висела она на двух дупелях и была на удивление тяжелой. Не знаю, то ли я сильно отогнул доску от стены, то ли крепления проржавели, но сначала оборвался один кронштейн, а потом не выдержал и второй. Доска с глухим стуком ударилась об пол.
Дальше я уже не особо придавался размышлениям. Ударивший в кровь адреналин сделал руки сильнее, а движения быстрыми и точными. Забаррикадировав доской одну из дверей, вторая была всегда закрытой, я на глаз выбрал самую тяжелую станину от электродвигателя.
После двух ударов показалась уходящая в темноту лестница.
Последний раз, взглянув на кабинет, я удивился только тому, как преподаватели не замечают спящих студентов. Хотя теперь это уже не должно меня волновать, меня отчислят вне зависимости от того, что там внизу.
Очень скоро я пожалел, что не имею привычки, как Макс, всегда носить с собой фонарь. Коммуникатором светить было непродуктивно, да и батарею стоило поберечь. Воздух был не очень свежим, но без запахов плесени или гниения.
Всего я насчитал 164 ступеньки, если принимать каждую по 15 сантиметров, то в сумме я опустился на 24 метра под землю, не считая того, что и сам кабинет был в подвале.
Лестница оканчивалась площадкой, выложенной из кирпича. Только пол, насколько я мог судить, был бетонный. Дальняя стена оканчивалась все той же гермодверью, что и странный подвал в элеваторе. Нащупав затвор, я прислушался. Стояла полная тишина. Значит, наверху мой разгром еще не заметили.
***
Затвор мягко закрылся, плотно прикрывая дверь. За дверью оказался еще один тоннель. Коммуникатор утверждал, что он идет точно на запад, и если спроецировать это на карту, то в сторону остальных трех корпусов.
Есть у студентов такая байка, особенно она популярна зимой, когда по морозу приходится бежать две остановки из одного корпуса в другой. Так вот, сказано в этой байке, что все четыре корпуса соединены под землей тоннелем, но закрыт он, поскольку является частью коммуникаций секретных бомбоубежищ.
Если бы я мог бежать в полной темноте, то обязательно бы так и поступил, но напороться на ступеньку или того хуже на стену мне не хотелось. Я понял, что поступил правильно, когда ощупывая стены то слева, то справа, наткнулся на еще одну лестницу, оканчивавшуюся еще одними воротами.
Уж не знаю, против чего они служили, от чего защищали, но даже при неярком свете от дисплея коммуникатора выглядели они очень внушительно. Что-то подобное я видел только в кино. Огромная круглая дверь, со сложной траекторией открывания.
Я так и не разобрался, как же ее все-таки открыть. Сквозь щель открываемых ворот прорезался свет, заставивший меня прикрыть глаза. После чего мне довольно сильно ударили по голове и все вокруг куда-то уплыло.
***
Сознание возвращалось медленно и неохотно. Где-то кто-то разговаривал, но о чем я понять не мог. Я попытался перевернуться, но меня тут же вырвало какой-то желчью. Я посмотрел на идеально белые плитки пола, перевел взгляд на содержимое своего желудка и меня опять замутило. А потом пришел страх. Страх не поддающийся никаким психологическим приемам, страх животного пойманного охотником, но по какой-то причине пока живого.
— Очнулся?
Голос по-стариковски мягким.
Не открывая глаз, я не то сказал, не то выдохнул.
— Не плохо они тебя отделали, могли бы и погуманнее
Я опять согласился.
— Ну, да и ты Венечка молодец, чего же опять-то полез сюда. Охрана у нас шутить не любит, твой друг в прошлый раз этого не понял, вот и лежит теперь в землице.
Теперь я ничего не ответил. Да и что тут можно сказать.
Через минуту старик добавил.
— Тебе повезло больше. Ты и сейчас остался живой. Ну а пока отдыхай, солдаты сейчас нужны как никогда.
Старик поднес к губам стакан с прозрачной и чуть кисловатой жидкостью, которую я с удовольствием выпил.
Убивать меня пока действительно не планировали, поэтому я решил, сначала, немного восстановиться, а уж потом терзать себя размышлениями.
Следующее пробуждение было немного приятнее, да и, наученный горьким опытом, я все делал постепенно.
Пол возле моей кровати опять был идеально чистым, на спинке видела белая одежда, с такими же белыми тапочками. Если бы я не был так напуган, то улыбнулся бы белым тапочкам, но сейчас было очень даже не смешно.
В комнате помимо моей кровати стояло еще три штуки, все они пустовали. Старика я нашел мирно спящего напротив говорившего телевизора. Я заглянул, на экране шел баскетбольный матч, мне даже показалось, что играют девушки.
— Ох… Как ты меня напугал.
Вид у него был совсем не испуганный.
— Демьян — дружески протянул руку.
— Вениамин.
— Это я и без тебя знаю. Как ты себя чувствуешь?
И не дожидаясь ответа, он двумя пальцами раскрыл мне правый глаз и направил туда какой-то прибор. Все это он проделал с такой скоростью, что я даже не успел отшатнуться.
— Вот молодец. Идешь на поправку.
Демьян дружески похлопал меня по плечу.
— Сейчас ты позавтракаешь, а я тебе расскажу последние новости. Пока ты тут загорал, мир пару раз перевернулся.
Пока мы шли до столовой, старик не замолкал ни на секунду, правда, ничего полезного в его болтовне не было. Поэтому я жадно рассматривал все, окружающее нас, изредка поддакивая.
— Помнишь 50-е? — Вдруг спроси он.
Я удивленно посмотрел на него.
— Я для этого слишком молод.
— Ну да, ну да… — Казалось, что старик не знает, как начать очень щекотливый разговор.
— Ну, ты же читал, про холодную войну?
— Про холодную войну читал.
— Так вот, помнишь, весь мир боялся ядерных атак со стороны СССР или США?
Я согласно кивнул. Пока совершенно не понимая, к чему он клонит.
— Так вот это все-таки произошло…
— Что?
— Мы применили свое ядерное оружие…
— На США?
— Нет, на Китай и Японию…
И Демьян рассказал всю историю с самого начала.
«Давно набухавший конфликт по поводу Курильских островов, выплеснулся оккупацией последних Японской армией.
В Японии сидели тоже не дураки, и прекрасно понимали, чем может обернуться длительная война с Россией. Поэтому тут же был предложен мирный договор, включавший астрономические репарации, в сторону России. Но в Кремле решили по-другому, и начали перекидывать войска на Дальний Восток. Тогда со стороны Японии последовала массированная атака беспилотными самолетами с чрезвычайно эффективными бомбами, основанными на антивеществе, и восточная часть России погрузилась в руины.
В Кремле приняли радикальное решение — использовать ядерное оружие. Несмотря на то, что стационарные ракетные шахты были уничтожены. Мобильные комплексы Тополь М оказались чрезвычайно эффективными. Именно они уничтожили Японию как экономическую единицу. И все бы, пожалуй, и кончилось на этом, если бы свое веское слово не сказал Китай. Через месяц под предлогом попадания Русских ракет в суверенные воды КНР, последние перешли границу и начали уверенное наступление.
Что тут можно добавить, практически не имея связи с разрушенным Дальним востоком, Русские войска отошли к европейской части. Как ни странно демократическая общественность целиком и полностью поддерживал Россию, вот только рисковать головами не спешила. Китайский блицкриг очень скоро захлебнулся, увязнув в русском бездорожье, а потому война приняла затяжной характер. Не известно, продавала ли Япония Китаю беспилотные самолеты с взрывчаткой из антивещества или Китай каким-то другим способом раздобыл эту технологию, но бомбежка продолжалась».
Именно так развивались события на поверхности, пока я три месяца находился в подземном Челябинске. По большому счету, Резерв планировался, как огромное бомбоубежище, на период длительной бомбежки. Именно сюда утекала огромная часть денег на строительство метро. В принципе это и есть метро, соединяющее стратегические объекты надземного города. Вот только помимо станций и тоннелей, тут есть все необходимое, для размещения с комфортом до 15 тысяч гражданских. Еще два барака на 5 тысяч так и не были достроены. Подземные города, подобные нашему, строились во всех мегаполисах, их целью было сохранить часть населения на период ядерной зимы.
После выписки из больницы меня поселили в пустующих бараках для гражданских. Я думал, что меня затаскают по допросам, но, видимо, было много других, куда более важных проблем. Меня всего раз вызвал полковник Овчинников, который усталым голосом объяснил, что ситуация очень тяжелая, скоро начнется эвакуация, а Резерв не готов принять беженцев. Потом поинтересовался, чем я занимался в свободное время, где учился и где работал. Сказал, что недоученных инженеров и так хватает, а вот толковых «интернетчиков» нет. И распределил меня в бригаду по монтажу оптоволоконных сетей. Мои слабые оправдания, что я программист, его не убедили. К слову сказать, что локальная сеть была по всему Резерву, но использовались для этого телефонные провода, проложенные еще в советском союзе.
Работы было не много, все тормозили поставки сетевого оборудования с поверхности. Поэтому свободное время я проводил за написанием сайта для резерва, своеобразная социальная сеть для подземных жителей. Ну а когда началась эвакуация жителей с поверхности, эту соц. Сеть приспособили для переписи спасенного населения.
С другой стороны я постоянно пытался узнать последние новости с поверхности, я был один из немногих у кого остались друзья и любимые там. Именно поэтому с моей личной картой подойти к выходам из резерва было невозможно. Об этом меня предупреждал в нашу единственную встречу полковник Овчинников, но он удивлено посмотрел на меня и сказал, что ничего не знает про Макса, и что в первый раз я попал в Резерв один. Старик Демьян же шипел каждый раз, когда я заводил разговор про это.
Да и меня не так волновал Макс, с ним все уже понятно, его не вернуть. А вот Даша. Как она, успела ли уехать из города, попала ли в число спасенных? Это меня волновало больше всего.
Каждый день я просматривал сотни анкет, благо к ним прилагались фотографии с веб камеры, но безуспешно. Сколько раз сквозь цифровой шум я видел ее испуганные глаза, срывался со стула, а потом в бессилии листал дальше. Это была ежедневная пытка, но я ничего не мог с собой поделать.
Сколько раз, я уходил в какие-то технические тоннели и мечтал, как встречу ее здесь. Испуганную и замерзшую, отдам ей свою робу, поцелую и крепко прижму к себе, а потом приходили воспоминания последних наших месяцев, мой пьяный бред и ее терпение. Я не ценил, когда она была рядом, а потом совсем оставил наедине с войной. Порою мне казалось, что про жизнь на поверхности я посмотрел в фильме, а Дашеньку я просто придумал. Не было ни трамваев, ни звезд, ни тихого «люблю», но я старался гнать эти мысли.
***
В очередной раз, сидя на распределительном щитке так, чтобы свет от дежурного освещения не падал на меня, я решил, что мне надо ее найти. Сделать это можно только одним способом сбежав из резерва. Неделю я решал, как обойти систему защиты, но так ничего и не придумал. Проблема заключалась в том, что все передвижения сотрудников отслеживались компьютером и дежурным. Именно дежурный в конечном итоге решал, стоит ли меня подпускать ли меня к выходу или нет. Бывали такие случаи, когда мы пробрасывали кабели в закрытых зонах, и меня без проблем пропускали. А сейчас я следил за состоянием оболочки и базы беженцев. Выходить куда-то, мне не было необходимости.
Демьян задумался. Он подолгу мог сидеть с закрытыми глазами, размышляя о чем-нибудь.
— Думаю, отговаривать тебя, смысла нет. — Начал он — Если так, то помимо карточки для выхода тебе пригодятся еще уйма других вещей, достать которые надо незаметно.
Я согласно кивнул. Он мыслил очень точно, и я боялся его перебить.
— В первую очередь тебе понадобится защитный костюм и оружие. Первое достать будет проблематично, не говоря уж о втором. Хотя…
И он опять задумался.
В Резерве существовал свой черный рынок, на котором можно было приобрести журналы, горячее видео, кое-что из военной амуниции, но, ни оружия, ни тем более целых костюмов достать там было невозможно. К тому же деньги под землей отсутствовали, и обмен производился натуральным способом.
— Иди ка ты спать, а завтра мы вернемся к этому разговору.
Что еще мне оставалось, кроме как идти спать? Только блуждать по техническим переходам.
Я давно перестал удивляться грандиозности этого подземного строения, тому количеству ресурсов, что ушло на постройку этого подземного чуда. Я, по большому счету, совсем ничего не замечал, когда так ходил. Эта привычка осталась у меня с поверхности. Там я часто бесцельно ходил по городу, слушая плеер.
Тогда я думал, что вся суть в плеере, что он закрывает тебя от внешнего мира. Но оказавшись в Резерве, я все так же бесцельно бродил по подземным улицам и плеер тут был не при чем.
Знакомые часто обижались на меня, когда я проходил мимо них, а я без шуток умудрялся посмотреть в лицо и не узнать человека. Среди тысяч возможно не узнать одного, но в безлюдных помещениях не заметить одного невозможно.
— Стой — закричал я.
***
Человек в черном и не пытался бежать, он даже не удосужился повернуться. Так и стоял спиной ко мне, пока сломя голову бежал к нему.
Оружия мне не полагалось, и не потому, что попал в техники совершенно случайно, а потому, что защищаться не от кого было. Маньяков оставили на поверхности, грабить нужды не было, а в нечистую силу мое начальство не верило. Поэтому я перехватил поудобнее фонарик с увеличенной батареей. Какая никакая, а все-таки дубинка.
Не дожидаясь пока я добегу до него и воспользуюсь своим оружием, он обернулся и протянул мне руку, в ладони был зажат какой-то черный предмет.
Возможно, из-за плохого освящения, но лица незнакомца я не видел, зато чувствовал его взгляд. Пугающий взгляд из темноты капюшона. Мешковатый балахон скрывал фигуру, ясно можно было различить только протянутую ко мне руку, но я смотрел только на лицо.
Несколько секунд мы так стояли, а потом я спросил, пытаясь воспользоваться фонариком:
— Что ты тут делаешь?
Никогда бы не подумал, что я такой медлительный. На миг, отведя взгляд на руку, я услышал стук чего-то о пол, а когда поднял таки луч света на уровень его лица, передо мной был только пустой тоннель. Стоит ли говорить, что свернуть тут негде?
А потом я посмотрел на черный предмет, лежавший на полу. Это был мой коммуникатор. Я его не видел несколько месяцев.
Индикатор мигал зеленым. Было в этом мигании что-то пугающее. Я знал, что это означает.
Сети не было, но мультимедийное сообщение было полностью загружено:
«Веня привет. Знаешь, а я тебя по-прежнему жду. Прошло полтора месяца, а я верю, что ты позвонишь. Ты не мог просто так уйти, с тобой что-то случилось, но как только ты получишь это сообщение, дай мне знать.»
Даша сидела дома, все видео писалось на вебкамеру ее ноутбука.
За ее спиной проносились картины нашей квартиры безвозвратно ушедшей жизни: бабушкин ковер, диван, оригинальные обои. Каждая отдельно взятая деталь несла с собой под завязку набитую сумку воспоминаний.
Вдруг мне вспомнилась дешевая сцена из фильма, где главный герой страдает от своей беспомощности, падая и орошая землю скупыми мужскими слезами. Полтора месяца она сидела и ждала меня. Полтора месяца
Но я не решился устраивать сцену раскаивания для себя. Я и так слишком долго врал себе. Да, так сложились обстоятельства, но почему я собрался сбежать только сейчас? Почему не сделал это два месяца назад? Когда она еще ждала меня дома?
Полтора месяца.
Ответ напрашивался сам собой. Я просто струсил. Сидеть под землей, когда города сносят обезумевшие молекулы, на много приятнее, чем на поверхности. А успокоить мужское самолюбие можно и позже, когда город уничтожен, большая часть населения тоже.
Вот так я сделал из себя романтического героя, в одиночестве ищущего свою любимую среди развалин.
Глупо стучаться головой в пол и спихивать все на обстоятельства. Нечего на зеркало пенять, коли рожей не вышел.
***
Меня морозило. Я ходил уже несколько часов. Первая волна горячки после Дашиного письма спала, и я начал соображать более-менее трезво.
Говорят признание своей ошибки половина пути ее исправления. Что ж, вот я и признался, что я трус. Но что это по большому счету меняет? Сидеть здесь дальше я все равно не могу.
Я похож на парашютиста новичка, самолет взлетел, дверь открыта. Отсидеться в самолете не получится. Остается только вниз. Страшно тебе или нет.
И я прыгнул. В руках я держал маленький и черный парашют, на дисплее которого была загружена карта Челябинска, куда я переносил техническую схему Резерва.
Большинство из моих старых набросков оказалось просто вымыслом, но кое-что действительно совпало. Так, например, огромное бомбоубежище по улице Коммуны, в 90-е превращенное в подземный автопаркинг, действительно оказалось одним из грузовых въездов в Резерв. А слишком мощные системы воздухоотводов для небольшого бомбоубежища под публичной библиотекой были частью одной из линии внешнего кондиционирования, и так далее.
Как ни крути, а Челябинск был большим шансом человечеству выжить. Но ядерной войны не случилось, и законсервированные мышки Резерва ждут, пока их найдет кошка.
План побега теперь обрастал точными мелочами. Именно на станцию Площадь Революции был выход из Резерва. А именно в подвале здания областного суда. Через само здание, можно подняться на поверхность, как из метро, так и из Резерва.
Проблема заключалась в том, что разрушенные до основания здания завалили все подобные выходы. Но выходы были, и это не было, ни для кого секретом.
На поверхность ежедневно поднимались спасительные отряды, которые замеряли уровень вредных веществ в атмосфере, искали выживших, подсчитывали разрушения. Именно они доставляли почти всю информацию с поверхности.
Меня всегда поражало количество второстепенных входов. Объясняй этому было много, но толковых, ни одного. Скорее всего, концепция развития менялась в зависимости от годов, проходивших по поверхности. В 50-е противоатомное бомбоубежище, 70-е монумент построенному коммунизму, в 90-е черт его знает, что там было в 90-е.
***
Целый день, до встречи с Демьяном, я потратил на поиск необходимых вещей или их заменителей. В конечном итоге я набрал полный ранец, забитый в основном продуктовыми концентратами и водяными фильтрами.
Я мог и не идти к Демьяну. У меня было все, что мне нужно, кроме его карточки. Именно ее я хотел попросить, или забрать, это зависело от обстоятельств. Но мне не пришлось делать, ни первого, ни второго. Демьян сам отдал ее мне. Помимо этого он вручил мне изрядно потрепанный, но еще пригодный к использованию костюм для внешней разведки, прозванный за свое назначение сталкером. К костюму прилагался нож, обычный армейский нож. Где и за сколько Демьян умудрился все это достать, я решил не интересоваться.
— Как ты объяснишь, что карточка оказалась у меня, когда все раскроется?
— Все просто, заменил карточки в моей куртки. Да и никто особо крику то из-за тебя не подымит. Захотелось приключений, валяй. Вот только назад тебя уже не пустят. Китайцам тебе сливать особо и нечего. Если они сюда придут, нас прикончат что с твоей помощью, что без нее. Резерв не предназначен для обороны, слишком много выходов, слишком большая площадь.
Он вздохнул, видимо, его тоже посещали мысли о мышках и кошках.
— Да и не дойдешь ты до китайцев. Там на поверхности сейчас столько всего творится. Как послушаешь разведчиков, так жить не хочется.
— А ты их больше слушай, брешут они.
Я пытался себя успокоить. Ну не верил я в монстров похожих на людей и прочую нечисть. Зато в мародеров не верить нельзя, как ни крути.
— Ты точно все решил?
Демьян этим вопросом как бы подвел итог: «Я сделал все, что мог, остановить его не в моих силах»
— Да, и… Спасибо тебе за все.
После этих слов старик как-то согнулся и засуетился, стараясь не показывать мне свои глаза.
— Вот еще, возьми.
Он протянул мне фляжку.
— Что там?
— Успокоительное.
Выйдя от Демьяна я не чувствовал какой-то светлой тоски или кома в горле, в глазах у меня не щипало. Старику я был благодарен, но я шел не искать свою принцессу, а искупать грехи перед ней. Ну а если бы меня по активнее начали отговаривать, то я бы остался. Плюнул бы на все и остался. Так что шел я не в самом приподнятом настроении.
С одной стороны меня гнали любовь, долг, самолюбие, в конце концов, а с другой тормозил липкий и всеобъемлющий страх. Когда меня избивали ЧОПовцы, мне тоже было страшно, возможно даже сильнее, но если бы я сломался, я бы проиграл, я это знал и держался. Когда страх и здравый смысл стоят друг напротив друга, побеждает здравый смысл. Сейчас и тот, и другой кричали о целесообразности нахождения под землей.
Сталкера я решил одеть перед самым выходом из Резерва. Не к чему привлекать лишнее внимание.
С тех пор как город разбомбили, грузоперевозки по резерву значительно снизились, и по некоторым веткам начали ходить пассажирские вагончики, поэтому добрался я очень быстро.
В спецовке отделения связи я не привлекал внимания. Как и Демьян, я мог появиться в любом месте. Вот только двери старику всегда открывала машина, а мне, в случае чего, машинист. Сделано это было в целях экономии времени, да и верили ему больше, чем мне.
Нужное мне ответвление от главного тоннеля я нашел быстро, там еще одно ответвление и еще. Чтобы не показывать коммуникатор, которые были запрещены, я постарался запомнить все ходы северной части Резерва.
Тоннель, по которому я сейчас шел, оканчивался тупиком. Я это знал, но тупик гарантировал мне, что я смогу переодеться без свидетелей. Таких тупиков было не много, но они были, что говорило о каких-то еще не законченных планах по развитию города.
Переодевшись, я постарался положить рабочую форму как можно незаметнее. К заветному тоннелю под Площадью Революции я шел какими-то окольными путями, и несколько раз мне все же пришлось достать коммуникатор. Дойдя наконец-то до цели, я сел на рюкзак и достал фляжку с успокоительным.
Как я и ожидал, там был чистый медицинский спирт.
Закручивая крышку, я услышал шаги. Кровь прилила к вискам, все тело обдало жаром.
Здесь не должно быть людей. Этот тоннель не используется, я просмотрел всю доступную мне литературу. Здесь не проводится никаких работ — это я знал точно. Значит, шаркающие шаги могли принадлежать только охраннику. Никто не знает, как и где они патрулируют, да и знать никто не хочет. Человек в здравом уме не захочет убегать, преступлений тут нет, а на поверхность бегать — это самоубийство. Охрана скорее проверяет работоспособность систем безопасности, чем реально охраняет выходы.
ЧОПовец тоже не ожидал меня увидеть. Я продолжал сидеть.
— Что ты тут делаешь?
Голос у него был молодой, он был моим ровесником, если не младше.
— Да вот решил прогуляться.
Я продолжал сидеть, демонстрируя мирные намерения.
— На поверхность?
— Да
Врать тут было бесполезно. На мне был сталкер, и сидел я на плотно набитом вещмешке.
— Давай ты просто пройдешь мимо, а через десять минут скажешь начальству, что видел меня, но догнать не смог. Сканеров тут поблизости нет, поэтому твои показания проверить никто не сможет.
И тут я сделал непоправимую ошибку. Я встал, как бы освобождая ему проход, но от этого охранник напрягся и схватился за дубинку.
— А давай, я сразу доложу начальству.
— Докладывай…
Я сказал это как можно спокойнее, но не думаю, что у меня получилось. Охранник продолжал приближаться, видимо, пытаясь разглядеть мое лицо. Я по-прежнему стоял боком, поэтому он не видел ножа, висевшего на правом бедре.
До последней секунды я надеялся, что он попытается самостоятельно меня задержать. Тогда у меня был бы шанс его обезвредить, оставив в живых, но паренек потянулся за рацией.
— Пожалуйста, не надо…
В моем голосе больше не было ни надменности, ни уверенности. Парень остановился в пяти шагах с рукой на рации, висевшей на поясе.
Щелкнул зажим, медленно очень медленно рука начала подниматься ко рту. А я уже достал нож и замахивался им в прыжке.
Я никогда раньше не убивал и, видит Бог, не хотел этого делать. Но у моих ног лежал молодой парень с ножом в горле. По холодному полу текла горячая кровь. Лужа росла очень быстро. Парень был еще жив, он хрипел, таращась на меня голубыми, как небо глазами. Сначала от лужи шел пар, а потом она начала застывать. Хотя из горла еще доносился хрип и бульканье, глаза вдруг стали какими-то ненастоящими.
Я достал фляжку и сделал большой глоток. Жжение в горле, но никакого облегчения. Я понимал, что оставить здесь его нельзя надо оттащить дальше в тоннель.
Я подхватил парня под руки и потащил вглубь тоннеля. Он был теплый, неприятно теплый, но это было не самое неприятное. Кровь, очень быстро превратившаяся в какое-то желе на холодном полу начала растягиваться и очень противно рваться. От этого вида на лбу выступил пот, в голове зашумело, я бросил парня и меня вырвало. Потом еще раз, потом мне стало немного легче. Я вытер тыльной стороной ладони по пересохшему рту и почувствовал что-то липкое на губах. Это была кровь парня. Я весь был в его крови. Желудок конвульсивно сжался, но он был уже пуст. Я начал терять сознание, попытался привстать, но поскользнулся на чем-то и провалился в спасительный мрак.
***
Первое что я увидел, когда проснулся это был рельс. Обычный железнодорожный рельс. Я таких видел не мало когда работал проводником, вот только так близко не приходилось. Полотном не пользовались минимум несколько месяцев. Все, начиная от болтов, заканчивая головкой рельсов, было в слое ржавчины. Шпалы были бетонные. Во рту был неприятный вкус и именно он напомнил обо всем остальном.
— Ну и натворил ты, Венечка делов.
Я повернулся на голос. На рельсах позади меня сидел тот самый человек в черном балахоне. Света было мало, но это был настоящий солнечный свет. Он пробивался из открытого вентиляционного люка слева от человека в черном.
— Мало того, что убил охранника при исполнении, так еще и наследил.
Он укоризненно покачал капюшоном.
— Где мы?
Я спросил, потому что от этой темы меня опять начало подташнивать, хотя и знал ответ.
— В Челябинском метрополитене.
Я попытался сесть, чтобы было удобнее продолжить беседу.
— Спасибо, что спас.
Но эти слова уже никто не услышал. На рельсах позади меня никого не было. Я нащупал фонарик и осветил тоннель в обе стороны. Видимо, уходить бесследно и не прощаясь, было его кредо. Неподалеку от меня лежал труп охранника. Несмотря на него, я поднялся.
Компас на коммуникаторе утверждал, что тоннель идет с севера на юг. Значит, идти мне не так много.
Станция появилась неожиданно. Вдруг эхо моих шагов стало более звучным. Я с одной стороны луч фонаря тонул во мраке. Рельсы кончились еще до поворота линии, и сейчас под ногами был бетон.
Станцию я обследовать не стал. Сразу было понятно, что выхода из нее нет. Был технический выход на поверхность, но он был завален сверху, и открыть его изнутри было невозможно. Ни о каких наклонных шахтах для эскалаторов и речи быть не могло. Да я и не рассчитывал выйти на поверхность здесь. Станция строилась закрытым методом.
Немного побродив, я вернулся в тоннель. На самой станции не было бетонного настила, поэтому, когда в туннеле стало по суше, я устроил привал.
Меня немного морозило. Я еще раз все обдумал. Существовала еще станция торговый центр, но степень ее готовности я не знал. Именно поэтому я сразу пошел на Комсомольскую площадь. Это единственная станция, строившаяся открытым способом. Там больше шансов найти выход, не заваленный обломками. О возвращении в резерв я не мог и подумать.
Но об этом я думал раньше, а вот загадочный человек в черном балахоне никак не вписывался в мои планы.
Кем он был? И чего добивался? Для меня было большой загадкой.
Не думаю, что он хотел мне зла, тогда бы он не стал меня вытаскивать, но и в ангела-хранителя мне верилось с трудом. Скорее всего, он преследовал свои цели, а я был просто частью его плана.
Сделав небольшой глоток спирта, я поднялся. До Комсомольской площади идти около трех километров. За час я планировал одолеть это расстояние. Я шел не спеша, внимательно разглядывая окружающий меня тоннель.
Вскоре я заметил, что воздух стал совсем влажным, а под ногами появилась грязь. Через несколько сот метров грязь стала ощутимо тормозить мои шаги, а потом я увидел свет. Кусок серого неба и звук дождя.
На поверхности была осень.
Земля, вымываемая с поверхности, натекала в тоннель. Сейчас уровень ее доходил мне до колен. Свет был близок, но дойти до него было невозможно. Топкая жижа тормозила все мои движения. Теперь каждый шаг давался с большим трудом. Как в детстве я уговаривал себя встать с кровати, так и сейчас я уговаривал себя сделать шаг.
Погрузившись по пояс, я понял, что дальше я так не смогу. Я упал на эту грязь спиной, причем жижа так и не выпустила моих ног.
Я лежал и думал, что вот так глупо погибнуть, у выхода на поверхность, так и не дойдя до цели.
Лежа на спине, я утонул в грязь совсем немного, сантиметров пять не больше. Это был выход. Увеличив площадь поверхности своего тела, я больше не зависел от наличия пола под ногами. Простейшая физика.
Аккуратно освободив ноги, я перевернулся на живот и пополз.
Последние метров двадцать я не чувствовал ни рук, ни ног, только грязь забивавшаяся в нос, рот и глаза. Но я полз, когда мне хотелось все бросить, я вспоминал Дашу и полз с удвоенной яростью.
Дрожа от усталости и холода я наконец почувствовал обжигающе холодные капли чистого дождя. Только тогда я позволил себе отключиться.
***
Небо было свинцово-серым, но после трех месяцев скальных пород над головой оно показалось мне самым красивым. Крупные капли падали на лицо, отмывая с него грязь.
Первым делом я достал из рюкзака датчики экспресс анализа воздуха. Прибор ничего не нашел. Засунув его назад, я огляделся.
Не знаю, на каком этапе готовности была станция, но сейчас она больше походила на котлован. Куски бетона и арматуры, деревянные бревна, остатки лесов, но больше всего тут было коричневой грязи. Грязь заполняла все. Лишь местами был виден каркас будущей станции.
Чуть дальше от тоннеля стало суше, и я смог опять передвигаться привычным для себя образом. Отсюда было хорошо видно, как сверху потоки коричневой воды стекают в недостроенную станцию. Ливневые каналы либо были забиты, либо повреждены.
Одна из сторон котловины служила для выезда грузовиков с породой, именно там я и решил подняться. День, похоже, подходил к концу, и мне хотелось уснуть где-нибудь в сухом месте.
Когда я говорил про ливневые каналы, я не учел одного, что их больше нет. Ничего больше не было. Посмотрев достаточное количество фильмов про ядерные войны, я ожидал увидеть полуразрушенные дома, брошенные машины с открытыми дверьми, потрескавшийся асфальт, помятые фонари с пучками проводов на изоляторах. Но не было ничего. Ровное до горизонта поле из битого кирпича и бетона. Местами торчали остатки стен, но не более полуметра от земли. Складывалось ощущение, что город просто слизали языком, его в прямом смысле сровняли с землей.
Пораженный я оглядывал пустыню вокруг себя. Невообразимая тишина стояла над местом, где сотни лет не замолкала жизнь. В любое время суток здесь ездили машины. В любую погоду здесь ездили троллейбусы.
Ох, как я любил восьмой троллейбус, проходивший именно здесь. У него был самый длинный маршрут в городе. И если тебе некуда было идти, можно было сесть в него и ехать. В этом троллейбусе мы часто ездили с Дашей, она дремала на моем плече, а я разглядывал ее руки. Мы всегда ехали в никуда. Самое главное было сесть на неудобное сидение так, чтобы спина не затекла раньше, чем ты выйдешь.
Я медленно побрел. Направление ноги выбрали сами. Они несли меня в сторону дома.
Также эти ноги несли меня совершенно пьяного. Когда целый день мы просто так пили водку. Счастливое было время, пили не от радости или горя, а просто так.
Ноги всегда меня выносили из любого состояния. Единственное, что точно помню, как меня тошнило возле моего подъезда. Вот прям на этот желтый кустик. Привычным движением я достал ключ из кармана, хорошо, что нигде не потерял. Почти сразу попал в домофонным ключом в щель. В подъезде меня снова стошнило. Проснусь, пойду мыть. Чтобы продышаться, я пошел пешком. Второй, третий, четвертый этаж. А вот и пятый, его можно узнать по оранжевым ступенькам. Шестой очень хмурый и строгий. Ступеньки, ступеньки, ступеньки. Седьмой. Ступеньки, ступеньки, ступеньки… Ступенька оказалась чуть выше, чем я рассчитывал. Следующая оказалась уже где-то около колена, а там и голова ударилась обо что-то твердое.
***
Я не понимаю, как можно проснуться от того, что на тебя кто-то смотрит. Нет, я сам много раз так просыпался. Я просто не могу понять, как работает этот механизм, какой орган при этом срабатывает, как мозг правильно распознает информацию, ведь он спит, в общем, меня волнуют технические нюансы. Обычно волнуют.
Сейчас меня это, конечно, волновало, но в гораздо меньшей степени, чем кружка воды. Губы слиплись, а локоть правой руки, на которой я лежал сильно болел. Я лежал на чем-то очень твердом, гладком и до невозможности холодном. На бетоне.
Причем на бетонном полу своего подъезда. Мне было достаточно посмотреть на крышку, прикрывавшую проводку возле пола, чтобы это понять. Тело было угнетено из-за воздействия алкоголя, иначе я бы не продолжил лежать.
Медленно, очень медленно я вернулся к тому, от чего проснулся.
Он сидел за моей спиной на лестнице, пролетом выше. Сейчас при свете дня казалось, что его балахон полностью поглощает весь свет, попадавший на него.
Чем сильнее я отходил ото сна, тем больше реальность мне напоминала сон. Логично предположить, что если я лежу в подъезде своего дома на восьмом этаже, значит, три месяца в Резерве было просто ярким кошмаром. Но тогда человек в черном балахоне явно вышел за рамки этого кошмара. Если рассуждать от противного, то наличие человека в черном говорит о нереальности окружающего, что противоречило органам чувств, которым я пока верил.
Человек в балахоне, как назло, молчал. Наблюдая за моими потугами. Испытывая на себе все прелести тяжелого похмелья, я именно тужился понять хоть что-то. Заняв наконец такое положение, что я не испытывал боли в шее, когда смотрел на него я замер, совершенно прекратив о чем либо думать.
— Может быть, ты меня пригласишь в дом?
Видимо, поняв, что миниатюра раненный воин окончена, начал он.
С пять секунд я продолжал соображать, глядя ему в глаза. А потом сделал удивленное лицо, как бы извиняясь, что сам до этого не додумался.
— Вот только я не зову незнакомцев в дом. Примета плохая.
— Хуже уже не будет.
И он без труда открыл в дверь в квартиру. Сейчас все выглядело настолько иррационально, что я не стал разглядывать самозакрывающийся замок, а просто захлопнул за собой дверь.
Квартира была чистой, вся мебель была на месте, на вешалке висела моя куртка, двери мешали открыться мои кеды, но это была моя квартира. Именно моя. Здесь не было ни одной вещи, принадлежавшей Даше.
Ровным счетом ничего: пальто, куртки, туфли, кроссовки, шарфы, косметика, даже ее признания в любви на зеркале. Мои признания были, а ее нет.
Я разглядывал надписи. Стереть ее, не задев мои было невозможно. Но, повторюсь, своим глазам я еще верил.
— Её больше нет
Я удивленно посмотрел на гостя
— Как это нет?
— В живых, если тебе так будет понятнее.
Вот тут я не больше не смог себя сдерживаться. Подойдя к нему вплотную, я высказал все, что думаю о нем. А думал я в тот момент много, только плохое и не только о нем. Тирада состояла из стандартных, глупых, необоснованных, а потому обидных наездов, но в процессе словесного излияния до меня дошел полный смысл его последней фразы, и я закончил уже тихим голосом:
— Это правда?
Он кивнул.
Только тут я заметил, что он почти на голову выше меня, такой большой невозмутимый и жестокий. Стоит и смотрит, как под грузом понимания я становлюсь все меньше. Мне захотелось, чтобы как в детстве кто-то большой обнял меня и сказал: «Это только страшная сказка, все хорошо». Но он стоял и просто смотрел.
— Как это случилось?
— Быстро…
***
Пробуждение в этот раз ничем не отличалось от вчерашнего. Я также лежал на полу, я по-прежнему был дома, меня мучило похмелье. Вот только на меня сегодня ни кто не смотрел, и вспомнил я все очень быстро.
Я застонал от невообразимого чувства своей ничтожности. Вчера я бессмысленно вливал в себя весь алкоголь, имевшийся в квартире. А мой славный друг в черном балахоне прежде, чем уйти, по своему обыкновению, бесследно и не попрощавшись, рассказал все, что произошло с момента записи видеопослания.
Теперь я ненавидел себя уже конкретнее: за то, что я так и не смог дать о себе знать за три месяца, что из-за меня она отказалась от эвакуации, что не я силой посадил ее в машину в попытке вывести из города, и не я умер с ней в этой машине.
Теперь я знал все в очень сочных деталях. В богатстве эпитетов уроду в черном можно было только позавидовать. Парень, что пытался вывести ее из города, был настолько благороден, насколько я труслив. А ведь два года назад, когда он отдавал долг родине, я очень даже мило гулял с его девушкой по ночному городу, и выбрала она меня. Именно я клялся и божился, что пророю ради нее тоннель в Эвересте, читал стоя посредине улицы Пушкина, Ахматову и Блока. А он просто вернулся за ней и увез без трагедии надрыва и фальши.
И правильно мне мама говорила, что я всегда буду искать и мучиться, а как дойдет до дело, то я сяду в лужу. «Нету в тебе, Веня, стержня стального, так только болванка оловянная. Не дай тебе Бог проверить его на прочность». Не уберег, проверили, сломался, напился, теперь лежит, болеет, но живой.
К дьяволу все! Хотелось как-то снять то напряжение, что нагнеталось внутри. Головой об пол — больно, но не помогло.
Рядом валялась бутылка из-под водки, разбив ее, я выбрал кусок поострее и, что было сил воткнул, в вену на локте. Но сил было не много, и я порезал только руку, которой держал стекло. Тогда опираясь на табуретку, я вылез из-под стола и поплелся к балкону.
Восьмой этаж, вот оно мое спасенье. Пара секунд полета и конец. Это то, что мне сейчас было нужно. Конечно, я себе бы выбрал что-нибудь поизощреннее, чтобы еще помучаться напоследок, но выбирать было особо не из чего, да и боялся я передумать.
«Час минешь — век живешь» — вот только не хотел я так больше жить. Прощать себе свои слабости, свыкаться с ними. Затирать непростительные ошибки, забывать свои предательства. Предательства самого себя. Даше уже все равно, она атеистка, а значит, для нее все закончилось. Как, впрочем, и через пару секунд для меня.
***
Когда ты долго живешь на одном месте, пейзаж за окном тебя перестает волновать совсем. С восьмого этажа тебе всегда видны одни и те же серые и невзрачные дома. Меняется что-то за окном редко. Я не беру в расчет климатические и суточные изменения, это понятно.
Но сейчас я даже не успел открыть стеклянную дверь на балкон, как забыл, что хотел сделать. За окном не было привычных зданий, за окном не было непривычных зданий, за окном не было совсем ничего, только безжизненная пустыня из ломаного кирпича и бетона. Именно этот пейзаж я видел, когда вылез из ямы на Комсомольской площади.
Больше суток я просидел в квартире и не удосужился заглянуть за задернутые шторы. Я стоял, уперевшись лбом в стекло, и ничего больше не понимал.
Пустыня вокруг была идеальной, а на балконе не треснуло ни одно стекло. Теперь десятиэтажный дом в Челябинске заметен за много десятков километров, а выйдя из метро, я не видел свой дом. Да и этот мужик в черном, откуда он знает такие подробности про Дашу, меня и Женю?
Совершенная, безоговорочная не состыковка фактов. Либо, я просто зря продолжаю верить своим глазам.
— Мечтаешь?
Я вздрогнул, хотя уже пора привыкнуть, к его манере появляться. Но, несмотря на то, что он явно заметил мой испуг, я не повернулся к нему.
— У тебя наверняка куча вопросов ко мне.
— О, да…
Я сказал это почти одними губами и очень неохотно. У меня появился шанс все прояснить, но каким-то местом я подозревал, что от этого мне легче не станет.
— Задавай
Дружелюбно сказал он, усаживаясь на диван. Я продолжал молчать. Он понимал все, происходящее вокруг, он был сильнее, и уж если он решил мне кое-что объяснить, то от меня уже ничего не зависит.
— Хорошо, тогда я тебе помогу. Я модератор, думаю, ты знаком с этим термином из интернета.
Я кивнул.
— Тут мои обязанности не многим отличаются. Хотя ставки другого масштаба. По имени я Кирилл.
— Вениамин — Буркнул я, а потом зачем-то добавил — Александрович
— Это, я Венечка знаю, не пойму только как ты домик то умудрился восстановить.
Теперь я смотрел на него изумлением.
— Я?
— Нет, ну то, что ты это теоретически можешь, я знал задолго до того, как тебя из Резерва первый раз вытащил. Но вот то, что ты это сможешь так сразу, в порыве ностальгии…
— Так это все-таки я?
На этот раз он удосужил меня кивком головы и продолжал:
— И вот теперь я не знаю, как с тобой поступать, ты силен и непредсказуем, тебя надо бы остановить, но тут в радиусе сотни километров нет, ни одной живой души. Значит, навредить ты сильно не сможешь.
Я совсем не понимал, про что он говорит, но отсутствие логики почувствовал.
— Навредить? Что вредного в том, что я что-то восстановлю?
— Ты еще много не понимаешь, тут есть свои, неизвестные тебе, закономерности
— Разрушить город-миллионер до основания это закономерность? Сделать на этом месте, в радиусе сотни километров, безжизненную пустыню, это закономерность?
— Ты не все понимаешь. К тому же Китайские ВВС не поймут, почему на месте Челябинска опять стоит город. Придется им его бомбить повторно.
— Да мне плевать на Китайцев со всеми их боеголовками.
Я злился, сильно злился. Какое мне дело до китайцев с их проблемами, когда моя девушка мертва, и тут меня осенил самый страшный вопрос:
— А почему в доме нет, Дашиных вещей?
Он с уважением посмотрел на меня.
— Видишь ли, когда ты восстанавливал дом, ты его восстановил после ее смерти, поэтому восстанавливать ее вещи не нужно, ее больше нет, и следа ее тоже больше нет.
«Следа ее тоже нет…» — повторял я про себя, опять оборачиваясь к окну. «Ушла бесследно» — сложилась в голове известная фраза. Я смотрел на руины Челябинска и думал, сколько человек, знавших Дашу, спаслись? Возможно, я последний, кто помнит о ней.
— А как я это…
Но я так и не сказал слово «делаю», на диване никого не было.
***
На что можно потратить день, когда утром у тебя проявились неординарные способности?
Сначала я пытался что-то восстановить, но у меня ничего не получилось, я пялил глаза на всевозможные остатки строений, пытался вырастить деревья, выводил руками какие-то тайные знаки, но все бесполезно. Ничего у меня так и не получилось. Когда мне это надоело, я решил проверить слова Кирилла по поводу следов. Вскрыв семь квартир в своем подъезде, только в одной я нашел личные вещи постояльца. Если я правильно все понял, то на момент восстановления дома только он остался жив. Я часто видел мужичка из этой квартиры. Он ни с кем не здоровался, жил один. Пьяным я его никогда не видел, попав к нему домой, я понял почему. Пил он только дома. И судя по количеству запасов, очень много.
Водка оказалась не самой хорошей, но сейчас я уже даже вкуса не чувствовал. Просто пил ее и все. Думал о том, почему я так и не смог покончить с собой, действительно ли у меня есть какие-то способности, или это очередная неизвестная закономерность. Конечно, думал о Даше.
Впервые полгода наших отношений я мы часто отдыхали в разных кампаниях. Не знаю как она, но я в таки моменты чертовски скучал. Я в принципе всегда скучал по ней, но в такие минуты невыносимо. Тогда я доставал телефон и смотрел на время. Если было не поздно, я звонил, и мы о чем-то разговаривали. А если она уже спала, то я писал сообщение и разбирал телефон на составные части. Ответ все равно никогда не приходил.
Вот и сейчас я достал телефон, просто по привычке. Аккумулятор разрядился, и теперь на дисплее батарейка мигала красным.
Я вспомнил, как мы с ней жили в лесу целые сутки, вдали от цивилизации и людей, просто лежали и наслаждались моментом. Тогда у нее телефон тоже сел, батарейка мигала красным, но целые сутки Даша звонила маме и успокаивала ее. Если бы телефон разрядился, нам бы пришлось ехать домой, а так…
А так, я его постоянно подзаряжал!
От этой мысли мягкий водочный дурман в миг улетучился.
Я вспомнил слова Кирилла: «То, что ты это теоретически можешь, я знал задолго до того, как тебя из Резерва первый раз вытащил». Значит, я всегда обладал этой способностью. Просто мне надо были сильные мотивации, чтобы им пользоваться. С Дашиным телефоном все просто — я не хотел ее отпускать, ну а с домом еще проще, я его три месяца не видел, а тут накатили воспоминания, вот я и отгрохал. Это объясняло и мой сегодняшний провал, я просто не хотел этого по-настоящему. Тогда почему тот парень в Резерве просто не прошел мимо, я ведь очень сильно не хотел его убивать. Опять загадки.
Я вздохнул, выпил приличный глоток водки и чуть не поперхнулся, когда увидел перед собой сидящего Кирилла.
— Может быть, ты стучаться будешь?
Он покачал головой.
— Вот и ты кое-что понял. Да ты действительно можешь многое, если не все, вот только аккуратнее с этим.
— Объясни, как мне пользоваться, чтобы я не натворил чего.
— Контролируй свои желания.
Я смотрел на него в упор, но все равно не заметил, как он ушел, оставив меня дальше размышлять.
«Контролируй свои желания» — легко сказать, вот если я хочу искупить свои грехи.
Тут меня второй раз за несколько минут обдало жаром.
А какие мои грехи? Убийство, предательство — это из крупных. Вранье — это как у всех. Вандализм — но я писал про любовь и на асфальте, так что это даже и не грех. Нет ли на моем счету чего-нибудь крупнее, гораздо крупнее.
Не мог ли я, обладая таким опасным даром и не подозревая о нем, нарушить естественных ход событий, что привело к войне.
Я поболтал остатками водки в бутылке.
Даже если это и так, я все равно это не смогу высчитать, уж очень много допущений и вероятностей для моего нетрезвого мозга.
Но как, ни крути, я единственный кто тут обладает таким даром, и за мной постоянно следит брутальный мужик в черном балахоне. Кстати, похоже, что он еще и мысли читает.
Я, конечно, не обвинил себя в развязывании войны с Японией, а потом и с Китаем, но был к этому причастен с большой долей вероятности.
Допив бутылку, я решил на этом остановиться, а утром еще раз все обдумать. Тем более у меня назрел план действий.
***
Возможно, я не умел снимать с себя симптомы похмелья, а, возможно, не так этого хотел его окончания, в общем, я опять болел. А с чего я вообще решил, что я вообще что-то умею. Голливуд накладывает отпечаток на людей. Как просто мы верим в сказки. Неделю назад все было понятно, страшно, жутко, но понятно. Позавчера нерушимые догмы рухнули, мир оказался другим, я оказался не тем, кем я есть. Вчера из пазлов разрушенного понимания сложилась новая картина, причем мне досталась роль супергероя. А сегодня я должен буду ринуться спасать мир.
Последняя мысль была отнюдь не иронией. Вчера под действием этилового спирта я действительно собирался этим заняться.
Мне вдруг стало смешно.
Глупо, наивно, безвкусно. Вот, что я хотел сказать о сюжете.
Я лежал в холодной комнате и слушал, как за окном воет ветер. Не вставая с кровати, я посмотрел в окно. Холодное осеннее небо.
Сейчас зайдет Даша, услышит, что я проснулся, и с немой укоризной будет смотреть на остатки вчерашней пьянки, но ничего не скажет. Я сам себе неплохой палач, и она это знает.
Встанет у окна и будет смотреть на мое бренное, измученное ядом тело. Я подойду к ней, скажу, что теперь все будет по-другому, крепко прижму, почувствую, как она дышит. А сквозь ее волосы я увижу серый Челябинск за окном.
Выдерну компьютер из ожидания, и быстро напишу в блоге, что я вернулся и начал новую жизнь.
Мне надо заканчивать пить. Белая горячка это опасная штука.
Я перевернулся на бок. Возле другой стены тихо гудел персональный компьютер. Я улыбнулся. В разрушенном Челябинске нет электричества. А в рамке в виде сердечка нет Дашиной фотографии.
Уже прекрасно зная, что увижу, я медленно подошел к окну. По пути я взглянул на компьютер, он даже не был воткнут в розетку.
Не так давно я хотел прыгнуть с балкона, так почему бы и не сделать этого сейчас.
Я открыл окно. Холодный ветер ворвался в комнату, ударяясь об собранные жалюзи.
Подоконник был не большой, но его вполне хватило, чтобы удобно сесть, свесив ноги на улицу.
Когда-то я так часто сидел и курил. Мне просто нравилось вот это состояние. А сейчас я вдруг понял, что ничего не изменится, прыгну ли я вниз или вернусь в комнату. Этот мир стал иррационален, а потому, скорее всего, он не реален.
Я сидел и мирно болтал ногами, в миллиметрах от смерти, по уши погрузившись в бред.
Я совсем не испугался, когда чья-то рука тихонько легла между лопаток, и надавила. Это бред, тут может быть все. Ноги стали стремительно приближаться к земле.
В последнюю секунду мне отчетливо захотелось жить, и темнота все поглотила.
***
Проводница заглянула в купе. Посмотрела на меня, и спросила:
— Что-нибудь желаете?
Кирилл покачал головой.
Еще раз, взглянув на меня, она вышла, прикрыв за собою дверь.
Я уже минут десять как пришел в себя. Очнулся я в поезде лежа на нижней полке. И, на сколько, мог судить был совершенно невредим. Особым бонусом было отсутствие похмелья, в общем, чувствовал себя, как будто заново родился, или так и было. Я уже ничего не понимал, ни с чем не спорил, а просто воспринимал все как должное.
— Долго ты будешь молчать?
Голос Кирилла не выражал никаких эмоций, казалось, он может ждать вечность, пока я открою рот.
Я глубоко вздохнул, но то, что меня мучило, так и не приобрело словесную форму.
— Ты все еще грустишь по своей девушке?
В изумлении я посмотрел на старика. Я ожидал чего угодно, но не вопроса о Даше.
Впрочем, ответа он не ждал и продолжал.
— Вижу, что скучаешь. И дам тебе совет, постарайся смириться с тем, что ее уже не вернуть. Так тебе проще будет все понять.
— Что понять?
— Все
Ненавижу слово «Все», оно как бы подразумевает очень многое, но ничего не объясняет.
— Ну, положим, что все это слишком много, объясни хотя бы почему я не разбился.
— Захотел жить
— А из окна меня толкнул ты?
— Да. Если бы ты прыгнул сам, то разбился, а так инстинкт самосохранения косвенным образом спас тебя.
Опять он про желания. Сказка какая-то, да и только.
— А если я хочу Дашу…
Я не знал, какое слово подобрать, мне не хотелось говорить «оживить», это значило бы признать вслух, что она умерла. Но Кирилл понял.
— Ее уже не вернуть.
— Я же вернулся
— Нет, ты остался. Это большая разница. А она ушла.
Он говорил как уставший преподаватель, объясняющий что-то нерадивому ученику.
— А что я тогда могу?
— Все
— Кроме этого?
Он кивнул
— Кроме этого
— Но это значит не все?
— Все
— Ты сам себе противоречишь, тебе не кажется?
— Нет, не кажется. Ты сам когда-нибудь поймешь разницу.
Поезд начал снижать скорость. Под полом стучали колеса проезжая стрелки.
Кирилл указал мне на дверь.
— Тебе пора
Я вышел из купе, и пошел в тамбур. По дороге я не встретил ни других пассажиров, ни проводницу, заглядывавшую в наше купе. Дверь на платформу была открыта.
***
Я сидел на платформе пялился на табличку с названием станции. Меня не удивляло ни название, 2078 километр, ни то, что табличка покосилась, и направление на Челябинск было куда-то под землю. Меня удивляло то, что из миллиона мест, где можно начать поиск беженцев Кирилл выбрал именно это.
Это место я знал очень хорошо. В свое время я провел тут не одно лето. Помирая со скуки, я исследовал окрестности и изучил их, как свои пять пальцев.
Справа от меня был автомобильный мост, а слева, за деревьями был огромный дачный кооператив.
Когда я вышел из поезда, я сначала сильно удивился станции, а потом удивился отсутствию поезда, но для Кирилла это вполне приемлемо.
В моей ситуации меня смущало несколько нюансов.
Во-первых, я совершенно не представлял, как я могу помочь людям, даже если их найду. Во-вторых, теперь у меня в этом не оставалось никаких сомнений, у Кирилла был четкий план, в котором я играл роль важного, но все-таки винтика. В-третьих, у меня не было с собой никаких вещей, а на улице к закату теплее не становилось. Ну и, в-четвертых, я все еще не верил в свои возможности.
Примерно так выглядел рейтинг самых насущных вопросов, которые стоило бы решить в кратчайшие сроки.
Все проблемы были связаны и, решив одну, можно решить другую. Разумнее всего было понять, что же хочет от меня Кирилл, но то ли я достаточно этого хотел, то ли это действительно было не возможно, в общем, я так и не понял.
Солнце клонилось к горизонту и через несколько часов стемнеет окончательно.
Я поднялся и пошел к автомобильному мосту. Если Кирилл оставил меня без вещей, значит, я справлюсь и так. Немного скотское решение, но ничего другого не оставалось, как надеяться, что за тебя все решили.
Мост был целым и невредимым, тут вообще казалось, что не было никакой бомбежки. Вот только машины почему-то не ездят.
С одной стороны дороги простирались некошеные поля, океан серых крыш. Я сел на отбойник дороги и задумался.
Кода-то я очень часто здесь был. Не любил это место, а потом подрос и перестал, здесь появляться. В прошлом оду я был один раз и то с Дашей, и то прошли мимо садовых участков прямиком в лес.
Из задумчивости меня вывел столбик дыма, сдуваемый ветром, а потому чуть заметный. Дыма без огня не бывает, а огонь, дело рук человеческих, и пока не совсем стемнело, я пошел искать последних.
В перипетии маленьких улочек я неплохо разбирался, но я не знал, где точно находился источник дыма.
Сначала я решил перейти речку, а уж потом сворачивать с главной улицы.
Я и не заметил, как мысли снова захватили меня.
Я могу все, если захочу, но не могу то, что больше всего хочу. Это замкнутый круг какой-то. Я иду помогать людям, не понимая того как я это собираюсь сделать. Я за тайну плачу жизнью самых близких мне людей Макса и Дашеньки, а потом плачу жизнью охранника за побег от этой тайны. Я могу все.
Я начинал беситься от этой фразы: «Я могу все». Так почему же я ничего не понимаю?
И так, начнем сначала. Есть я, который при странном симбиозе водки с желанием может все. Есть модератор, который следит, чтобы я не навредил. Есть мир, который похож на бред. Но при всем при этом я только и смог кода-то зарядить батарейку взглядом, восстановить дом и включить компьютер без электричества. Модератор, вообще не исправил ни одной вещи, которую я натворил, а только помогал заметать следы, ведь именно он вытащил меня из резерва. Мир же все равно существует, развивается согласно какой-то логике.
Согласно этой за каждое мое решение кто-то расплачивается. Так какого черта я решил, что могу помочь людям поздней осенью, живущим в щитовом домике. Не много ли им придется заплатить за мою помощь?
А если я просто приду к ним и буду жить, навсегда выкинув из головы все свои возможности.
— Мне не нравится ход твоих мыслей.
— Ого, модератор таки решил заняться своими прямыми обязанностями.
— Я ими всегда занимался
— Скажи, я причастен к войне?
Он обогнал меня и остановил.
— Мне трудно за тобой бежать, я уже не молод.
— А ты создай самокат, и бежать не придется. Так да или нет?
— Это трудный вопрос, ты не поймешь, если я отвечу
Я сделал вид, что собираюсь идти
— Да или нет?
— Если ты ставишь вопрос так, то да.
— Так вот слушай сюда, модератор — я стоял чуть выше его и теперь мы были одного роста — если ты контролировал все с самого начала, то зачем погибли все эти люди? Или тебе опять не нравится ход моих мыслей? Объясни, если я причастен к войне, почему я смог изменить этот мир только к худшему?
— Ты так хотел
Я закрыл глаза и глубоко вдохнул, мне хотелось дать ему в морду за последние слова. Обошел Кирилла, не оборачиваясь, тихо добавил:
— Больше не хочу…
— Так измени этот мир, возьми его в свои руки, хватит пускать все на самотек.
Кирилл стоял. С головы слетел капюшон и в полумраке он казался измученным стариком.
Я остановился
— Почему именно я?
— Да ты и есть этот мир, ты модератор, ты тот, кто появился, кода произошло нарушение, ты тот, кто не появился бы без начала войны, и тот без которого войны не началась бы. А сейчас мир катится без управления, и ни к чему хорошему это не приведет.
— Тогда кто ты? И кто все остальные люди? Я тот, кто все это придумал, и тебя и остальных людей, но я дал вам свободу изменять этот мир, каждому человеку понемногу, а модератору задавать вектор развития.
Я не заметил, как опять подошел вплотную. Ткнув в Кирилла пальцем, я сказал:
— Старик, ты бредишь на фоне возвышенного самолюбия. Я могу помочь людям, только став частью их. Я не знаю, как все получилось с домом, возможно, это гипноз.
Я взобрался на первую ступеньку навесного моста. Прямо по тропинке от него я заметил свет в одном из домиков.
— И мне глубоко плевать на это. Я обычный человек, а не плод твоей фантазии.
— Ты не плод моей фантазии…
Я встал на ступеньку выше
— Стой, дай мне объяснить.
Он почти умолял. А я поднялся еще на одну ступеньку.
— Я последний по-настоящему живой человек. Я возглавлял одну из могущественных стран, так получилось, что из всего населения планеты спасся только я. Несколько лет я ждал, что кто-то выйдет на связь, что кто-то еще смог спастись, но все было тщетно. Убиты были все, кроме меня.
Я был не плохим программистом, я придумал эту планету и загрузил ее в компьютер. Я постарался сделать ее как можно более похожей на нашу. Ты правильно заметил, что мир все равно развивается согласно какой-то логике, за этим следит машина.
И тут я понял, про что он говорил. Кода-то был очень популярен фильм матрица, так вот Кирилл создал свою собственную матрицу и загрузился туда. Для всего остального он создал фундамент, а оно согласно логике, заложенной в машину, само развивалось и усложнялось. Кирилл лишь немного контролировал этот процесс. Цивилизация Кирилла погибла от мировой войны, и нам это тоже оказалось свойственно. Только теперь у нас был администратор, который руками модераторов не давал всему погибнуть.
— А дом я загрузил из резервных данных? — спросил я уже совершенно серьезно — Тогда легко объяснить, почему в квартире не осталось ничего, что бы принадлежало Даше. Машина просто посчитала лишним восстанавливать след несуществующего человека.
Кирилл кивнул.
— Теперь ты понимаешь, почему ты можешь все, но не можешь ее снова увидеть?
Я понимал, оживить человека — это значит восстановить весь его след, все на что он прямо или косвенно повлиял за свою жизнь. Если на пике нахлынувших воспоминаний у меня получилось самостоятельно просчитать только дом, то мне не хватит никаких эмоций просчитать след человека.
— Теперь тебе придется задать вектор нового развития человечества
— А если я откажусь?
— Ты не сможешь, желание ли помочь, или несправедливость ли дико мира, жажда ли наживы, неважно, но что-то тебя все равно толкнет сделать выбор. Так что лучше это сделать сознательно.
Я стоял на безымянном мосту, через маленькую речку, в садовом кооперативе и решал, куда задать вектор развития мира.
***
Родной Челябинск, приятно вновь видеть тебя целым. Особенно приятно видеть тебя таким, по которому мы начинали встречаться с Дашей. Не скажу, что за два года ты сильно изменился, но все равно приятно.
Там на мосту мне пришла идея, я вспомнил про эффект бабочки из рассказа Рэймонда Брэдбери.
Машина она все равно машина. Компьютер, который полностью просчитал не только меня, но и весь мир вокруг, с поразительной легкостью послушался меня, программу внутри себя, и загрузил резервную копию всего мира за два года до начала войны.
Именно в этот день произошло испытание бомбы на антивеществе, точнее произошло оно в другой реальности, о которой знал только я и Кирилл. В этой реальности вместо антивещества оказался обычный пластилин, и испытания провалились.
След взрывчатки в компьютере необходимо было закончить, не могла она просто так пропасть. Поэтому Кирилл отправил ее на дно Тихого Океана у восточного побережья острова Хонсю. Магнитное поле, предотвращающее реакцию антивещества, отключится почти через два года 11 марта 2011 года, после чего произойдет самое крупное землетрясение за всю историю Японии, и одно из самых сильнейших за всю историю сейсмических наблюдений.
Мне совершенно не нравилась эта часть плана, но это была дополнительная гарантия, что Япония не применит к России другой вид оружия.
Но сейчас уже было поздно об этом думать, адский таймер тикал, я был далеко от Японии, еще дальше от войны, которой не будет, я шел в кассы покупать билет на фестиваль, где я познакомлюсь с Дашей.
***
Шел дождь, этот рок фестиваль вообще редко обходится без дождя, но я знал точно, что завтра и после завтра будет стоять жара. На входе ко мне подошел охранник и у меня чуть ноги не подкосились. Это был тот самый парень, который никогда не умрет от моего удара в шею. Он обыскивал сумки на предмет запрещенных вещей, а я, запрокинув голову наверх, радовался, что дождь скрывает слезы. Не знаю, просчитала ли машина такое сложное понятие как Бог, но в тот момент я сказал ему от всей души спасибо.
Дашу я увидел там же, где и должен был. Она сидела возле газовой горелки, где грелся чайник. Дождь уже кончился и все начали выбираться из палаток.
Так все происходило, так все происходит, так все произойдет. Я ничего не менял, я второй раз переживал этот счастливый момент.
— Вень, сыграй на гитаре — гриф уперся мне в спину. Я взял ее, провел рукой по струнам, она была настроена.
Даша впервые посмотрела в мою сторону.
«Знакомься, Дашенька, я твой будущий муж» — подумал я и сыграл, так сыграл, как сыграл в той жизни, в которой я был убийцей и предателем, так сыграл, чтобы случайно оказаться с Дашей в одной палатке под одним одеялом. Я сыграл так, как бы я сыграл только для девушки, которою только полюблю, но которую уже любил давно, и которую люблю сейчас.
Утром она уехала, но я знал, когда и где я ее снова встречу.
Через день после фестиваля я шел по Челябинску, считая секунды до роковой встречи. Сердце билось с ужасающей скоростью, руки потели, но мне приятно было медленно считать шаги. Справа проплыла Кировка, проплыл банк. Вот она эта дорога. Вот и Даша идет со своим приятелем. Я пытался не улыбнуться ей раньше времени. Я прошел в нескольких сантиметрах от ее плеча.
Первый столбик, второй, третий… после седьмого я должен обернуться… шестой… Нет, мне дальше нельзя: «Теперь давай, мужик, сам»… седьмой…
Я модератор этого придуманного мира покинул тело Вениамина Александровича и пошел дальше, обернувшись лишь однажды, чтобы убедиться, что Даша его обнимает…
Заключение
Все совпадения имен, дат и событий не случайны.
С уважением Drm Алексеев. Июнь — Сентябрь 2011 года.
Комментарии к книге «Модератор», Алексей Алексеев (Drm)
Всего 0 комментариев