— Нет, — он покачал головой. — Хаббл меня не беспокоит. Я написал об этом статью в «Нахрихтен», она должна была выйти в июне, но ее выбросили из номера… Ты слышала, я отказался от звания и гражданства?
— Кто же не слышал? — она все-таки сделала движение, и ему пришлось убрать ладонь. — Об этом писали газеты, а фрау Молнаг…
— Неважно, — прервал он рассказ, который мог затянуться. — Скажи лучше вот что: если ты иногда читаешь научные журналы, то знаешь… думаю, ты не могла это пропустить… ты всегда этим интересовалась…
— Да, — кивнула она, поняв, что он хотел сказать, прежде чем ему удалось сформулировать вопрос, чтобы он прозвучал не напоминанием о невозвратимом, а всего лишь желанием обсудить новую проблему теоретической физики. — И мне это уже не кажется странным.
— Странным, — повторил он, изобразив непонимание. — Что именно?
— Все, что было тогда.
— Тогда… У нас было много разных «тогда».
— Хочешь поговорить об этом? — спросила она спокойно, но он ощутил в ее голосе глубоко скрытое напряжение, а значит, говорить об этом не нужно, и вернулся к теме, занимавшей его последние месяцы.
— Мир меняется, — сказал он. — Мир становится все более неопределенным и грубым. Такое ощущение, будто квантовая неопределенность играет роль и в тезаурусе человеческих страстей. Никогда не знаешь заранее, чем закончится даже простой разговор о погоде, — пожаловался он, и она вспомнила прежние баталии, когда в их берлинскую квартиру приходили друзья, тоже физики, а иногда не только. Разговоры, громкие, как военная музыка, велись далеко за полночь, и никто не знал, к чему приведут эти яростные споры, тем не менее он был прав в своих ощущениях: она всегда знала, что произойдет потом, когда все мысли окажутся высказаны, все слова произнесены, гости и хозяин (сама она никогда не присоединялась к мужчинам, хотя ей было что сказать) в изнеможении сникнут, бросая друг на друга усталые и злые взгляды.
— Тебя это выводит из равновесия, — улыбнулась она одними губами.
— Да! — воскликнул он. — С тех пор как мы перестали чувствовать друг друга, я потерял ощущение правильности того, что делаю. То есть…
— Я понимаю, — прервала она его. — Это заметно по твоим работам, и удивительно, что никто из твоих биографов не обратил внимания на даты.
— Никому не пришло в голову, — усмехнулся он, — сделать самое простое.
— Ты хотел простоты, а получил обыденность.
Комментарии к книге «Чайка», Песах Амнуэль
Всего 0 комментариев