«Обед у Россини, или Два студента из Болоньи»

Сам ход беседы дал мне возможность спросить у Россини, почему он больше не пишет музыку.

— Но, кажется, я уже назвал достаточно убедительную причину.

— Какую же?

— Я ленив.

— И это все?..

— Думаю, да.

— Так что, если какой-нибудь директор подстерег бы вас за углом театра и направил на вас пистолет…

— …со словами: «Россини, ты сейчас напишешь свою лучшую оперу». Не так ли?

— Так.

— Что же, я ее напишу.

Увы, горечи в его словах было куда больше, чем простодушия. Впрочем, быть может, я и не прав, но я никогда не верил в простодушие этого мощного гения, и всякий раз, когда Россини рассуждал передо мной на кулинарные темы, мне казалось, делал он это для того, чтобы не говорить о чем-то другом.

(Послушайте, Берлиоз, великий мой музыкант-поэт, ответьте мне: не таит ли в себе, как в случае Уголино, какой-нибудь неуловимый миф этот знаменитый пезарец, обожающий макароны и презирающий кислую капусту?)

— Значит, — спросил я у Россини, — весь вопрос сводится к тому, чтобы устроить вам западню?

— Только к этому.

— Ну, а если вместо пистолета приставить к вашей груди дуло поэмы?

— Попробуйте.

— Послушайте, Россини, — сказал я ему, — странная идея пришла мне в голову: если бы я работал на вас, я опрокинул бы обычный порядок вещей.

— Как это понять?

— Вместо того чтобы давать вам стихи, которые вы превратите в музыку, вы должны бы дать мне партитуру, а я написал бы слова на вашу музыку.

— Вот как! — удивился Россини. — Растолкуйте-ка мне вашу мысль!

— Да она ведь крайне проста… В союзе композитора и поэта один по необходимости должен быть поглощен другим: либо стихи убивают партитуру, либо партитура убивает стихи. Какая же из этих двух сторон должна пойти на самопожертвование? Принести себя в жертву должен поэт, поскольку по вине певцов все равно стихов никогда не слышно, а вот музыку благодаря оркестру слышно всегда.

— Следовательно, вы разделяете существующее мнение, что хорошая поэзия только вредит композитору?

— Безусловно, дорогой маэстро: подлинная поэзия, такая, как поэзия Виктора Гюго или Ламартина, обладает собственной музыкой. Это не сестра обычной музыки, а ее соперница; это не союзница ее, а противница. Вместо того чтобы оказать помощь сирене, волшебница борется против нее. Это битва Армиды и феи Морганы. Музыка остается победительницей, но победа истощает ее силы.

— Значит, вы согласились бы сочинить стихи на музыку?