– Реальное, или нечто, отличное от другого реального, сначала равнодушно к нему, так как в своем инобытии оно вместе с тем есть и в себе. Различие одного нечто от другого сначала заключается в границе как в середине между ними, в которой они есть одновременно и суть, и не суть.
Он взмахнул синим томом.
– А теперь?
– Ты здесь когда-нибудь прибираешься? – терпеливо спросил я.
Антиох вздрогнул, будто наткнувшись на невидимое препятствие. Беззвучно пошевелил губами и, наконец, жалобно спросил:
– Неужели так-таки ничего?
– Почему ничего? – смягчился я. – Все понятно. Начало знания в инобытии, которая… это… одновременно суть и не суть.
Он молчал.
– Но я думаю, что она все-таки – суть, – твердо сказал я.
– Кто она?
– Инобытие.
– Я тебе еще раз прочту – медленно.
– Нет, не надо!
Антиох выронил книгу. Она громко ударилась о паркет и, мгновение постояв на твердом своем корешке, развалилась на две половины.
– Они догадывались, – сказал он почти неслышно. – Они догадывались, но не всегда осмеливались верить этой невозможной догадке. И Кант, и Фихте, и Гегель, и Спиноза, и Бюхнер… И Шопенгауэр, и Кроче, и Ван-Фогт, и Бергсон… Между бытием и ничто нет различия…
Только сейчас я понял, как мне здесь неудобно сидеть. Стул, утонувший ножками в книжных завалах, опасно кренился. Я попытался было найти равновесие, но он выскользнул из-под меня и мягко повалился на бок. Пришлось перебраться на подоконник. Мне было очень не по себе. Я еще никогда не ходил по книгам.
Антиох поворачивался за мной, как локатор.
– Мироздание основано на ритме, – не переставая, говорил он. – Единичное слово не играет особой роли. Только ритм отделяет вымышленный мир от существующего. Лепит фактуру. Ничто – есть просто неоформленное бытие…
– Я, собственно, вот зачем, – сказал я, боком сдвигая стопку книг, чтобы устроиться. – У нас в институте появилось место лаборанта. Ты как, случайно не интересуешься?
– Это замкнутый ритм, – сказал Антиох. – Глухой и темный. Совершенно непроницаемый внешне. Видишь только свое отражение. Бледное лицо в черной воде. А под ним, оказывается, странная жизнь – шевеление водорослей, паническая суета мальков, медленный ход багровых тихих улиток…
– Работа не так, чтобы до упора, – сказал я. – Не переломишься. К тому же один день библиотечный, то есть свободный. Опять же зарплата – тебе, вроде, не помешает?
Комментарии к книге «Ворон», Андрей Михайлович Столяров
Всего 0 комментариев