«Долина пропавших женщин»

Но сквозь ее замороженный ум наконец начало просачиваться самосознание. Первым смутно проявило себя чудо, что ее тело до сих пор оставалось невредимым. Она приняла это чудо без благодарности. Это, казалось, не имеет никакого значения. Двигаясь машинально, она села на ангареб и тупо осмотрелась вокруг. В ее конечностях стало слабо пробиваться движение, как бы отвечая слепо пробуждающимся нервным центрам. Ее босые ноги нервно протащились по истоптанному грязному полу. Пальцы конвульсивно дернули юбку ее короткой нижней рубашки, из которой состояла вся ее одежда. Она вспомнила, как бы наблюдая со стороны, как когда-то, казалось очень давно, грубые руки сорвали с ее тела всю остальную одежду и она плакала от страха и стыда. Сейчас казалось странным, что такая маленькая неприятность могла вызвать у нее столько горя. Размеры надругательства и бесчестия были, в конце концов, относительны, как и все остальное.

Дверь хижины открылась и вошла женщина — гибкое, пантероподобное создание, чье гибкое тело блестело как покрытое лаком черное дерево, прикрытое лишь клочком шелка, обернутого вокруг ее важно покачивающихся бедер. Когда она зло повела глазами, в белках глаз отразился огонь костра, горевшего снаружи.

Она принесла бамбуковое блюдо с едой — дымящееся мясо, жареный батат, маис, грубые бруски местного хлеба и чеканного золота сосуд с пивом ярати. Все это она поставила на ангареб, но Ливия не уделила этому никакого внимания, она сидела, тупо уставившись в противоположную стену, увешанную циновками из побегов бамбука. Молодая местная женщина засмеялась, блеснув темными глазами и белыми зубами; и, с язвительным бесстыдством прошипев ругательство и с поддельной заботой, которая была более вульгарна, чем ее язык, она повернулась и с важным видом вышла из хижины, выражая больше издевки движениями своих бедер, чем любая цивилизованная женщина могла бы выразить словесными оскорблениями.

Ни слова девушки, ни ее действия не потревожили поверхности сознания Ливии. Все ее чувства были по-прежнему обращены внутрь. И все же от живости представляемых ею картин видимый мир казался лишь нереальной панорамой призраков и теней. Машинально она съела еду и выпила жидкость, даже не почувствовав вкуса ни того, ни другого.