«Повелитель кошек»

536

Описание

Для частного детектива даже в российской глубинке всегда найдется интересная работа. Особенно если к нему обратился очень богатый и очень загадочный человек с просьбой отыскать некий таинственный древний артефакт. Но задание, которое на первый взгляд кажется не очень сложным и сулит хороший гонорар, на деле может оказаться тяжелейшим испытанием. Привычная реальность исчезнет, странная пространственная аномалия откроет вход в новый фантастический мир, где земли, населенные людьми напоминают крепость, окруженную со всех сторон, где обычным делом является темная магия и идет война между кланами оборотней, и ключом к разгадке всего происходящего является таинственный маг-менестрель, обладающий невероятным даром Слова. Полный текст, окончательная версия



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Повелитель кошек (fb2) - Повелитель кошек (Элодриан - 1) 835K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Львович Астахов

Андрей Астахов Повелитель кошек

Посвящается подруге моего детства и юности красавице Валентине в память о том, как мы вместе лечили кошек.

Пролог

«Я часто задумывался над этим раньше, но теперь эти мысли не дают мне покоя.

Мысли о совершенстве, которое недостижимо.

Я прихожу к выводу, что слова не могут выразить всего великолепия этого мира, его удивительной гармонии и необыкновенности всего, что сотворено Вечными. Всего того, что каждое мгновение видят мои глаза, слышат мои уши, ощущают мои пальцы. Красота, переданная в словах — лишь бледная тень красоты реальной, окружающей меня в образах, которых так много, и которые так волнуют меня. Прелесть белоснежного цветка, смоченного утренней росой, великолепие вековых деревьев у дороги, грандиозность весенней грозы, божественная грация женской походки — можно ли вообще выразить свои ощущения от них в словах? Мне кажется, нет. Даже слова, упорядоченные в стихотворные строки и подкрепленные самой чарующей музыкой, не в состоянии этого сделать. Всякий раз, когда я пытаюсь вложить в свои песни свои впечатления и чувства, я вижу, что мне не удается передать их в полной мере другим людям, заставить их пережить то, что пережил я сам. Или это я настолько бездарен, что не могу передать словами увиденное, услышанное и испытанное мной? Или же дело не во мне, и я тщетно пытаюсь идти по стопам глупца из притчи, который силился объяснить слепым от рождения, какого цвета небо?

Все чаще и чаще у меня появляется мысль бросить мое занятие. Удалиться в глухой угол, где никто не знает меня, и никогда не слышал обо мне, спрятать мою лютню в сундук, написанные мной стихи сжечь или выбросить в пропасть — и жить так, как живут тысячи людей. Просто, непритязательно, без ненужных фантазий. Обрабатывать землю, выращивать овощи и скот, доить коров, по субботам танцевать с девушками на деревенском майдане, а по воскресеньям посещать Божий храм и молиться о самых простых вещах — о дожде для посевов, о здоровье для близких, о мире для моей души и для моей страны. Навсегда оставить странствия, найти счастье и покой в семье, растить детей и надеяться на светлую безмятежную старость, в которой мне не будет грозить одиночество вечного бродяги. Я думаю о такой жизни и всякий раз ловлю себя на мысли, что не смогу так жить. Что-то отравлено во мне, что-то не так с моей душой, ибо поиск абсолютной красоты заставляет ее лишать меня покоя и гонит по свету — куда, зачем? Я даю себе слово больше не брать в руки инструмент, и нарушаю его, я клянусь перестать писать стихи — и кощунственно нарушаю данную клятву. Я, подобно неразумному ребенку, восторгаюсь тем, чему множество людей не придают значения и равнодушен к вещам, за которые многие готовы платить самую дорогую цену. Люди смотрят на меня как на юродивого, и я понимаю их.

Сегодня многое меняется. Наш мир становится все хуже и хуже. В своих странствиях я слышал одно и то же — рассказы о великом страхе, который живет в душах людей. Им не до красоты и любви. Они ждут испытаний и больше не верят в лучшее будущее. Я почувствовал это, когда пел им свои песни. Я видел их глаза в этот момент. И я понимал, что не сумел их заставить забыть о плохом и поверить в хорошее.

А это значит, что я плохой менестрель. У меня нет Дара. И если так, стоит ли дальше гневить Вечность?

Я не знаю. Никогда еще я не чувствовал такой неопределенности и такого уныния. Наверное, я старею. Или Предчувствие Беды овладело и мной так же, как и другими?

Я не могу сказать наверняка. Лишь чувствую, что будущее готовит мне испытания, равных которым я еще не знал. Смогу ли я остаться самим собой в наползающих сумерках? Вопрос…

И ответа на него у меня нет.

Мне кажется, что я иду вперед, но в итоге оказываюсь там, откуда начал свой путь. Мне мнится, что я достиг совершенства, но, в конечном счете, я всего лишь обманываю себя, пытаюсь придать тому, что делаю хоть какой-то смысл. А мир стал другим, и я понимаю это.

Я понимаю все, но иду дальше путем, который когда-то выбрал. Я не могу по-другому. Лишь надеюсь, что однажды все-таки найду ответы на вопросы, которые мучают меня сегодня. Найду те слова, которых мне сегодня так не хватает».

Глава первая

Не желай другим того, чего не можешь получить сам.

Черная книга Азарра

— Хищная морская рыба, девять букв, предпоследняя «д».

— Барракуда.

— Точно, — Вероника благодарно улыбается мне и немедленно вписывает «хищную рыбу» в соответствующую горизонталь, — а может быть, вертикаль, — огромного кроссворда, который мы разгадываем. Надо ли говорить, что когда владелец агентства правовой защиты и его помощница заняты таким бесхитростным делом, это означает, что день у них не самый насыщенный.

С утра в наш офис на улице Жукова не заглянул ни один клиент. Даже сумасшедшие, вечно досаждающие нам своими душераздирающими историями про зомбирующие лучи из соседнего дома, плетущих заговоры соседей по коммуналке, сексуально озабоченных инопланетян и агентов «Аль-Каиды» под кроватью, сегодня нас не посетили. В час пополудни Вероника дочитала купленные утром женские журналы и ушла в дебри Интернета, а я, забыв о своем зароке бросить курить, сходил в ларек напротив и купил две пачки «Вингс» и несколько пакетов чипсов. В половине четвертого Веронике надоело сидеть в «Одноклассниках», и она вспомнила, что у нее в столе лежит старый номер «Дачника» с неразгаданным кроссвордом в несколько сотен слов. И вот второй час пошел, как мы заняты очень полезным для людей нашей профессии делом. Мы разгадываем кроссворд.

— Шеф, небесное тело, светящее отраженным светом. Семь букв, вторая «л».

— Планета, — я тянусь за новой сигаретой, хотя у меня дым, кажется, скоро пойдет из ушей.

Вероника снова радостно улыбается — моя версия в самую точку. А я смотрю на нее и думаю, что мне хоть раз в жизни действительно повезло. Полгода назад, когда я только открыл свою контору, сразу столкнулся с необходимостью заиметь собственного секретаря-архивариуса, поскольку сам я люто ненавижу разные казенные бумаги. Я дал объявление в газету и стал ждать. На четвертый день в мой офис постучалось это чудо. Вошло в мой кабинет, распространив чудный аромат тонких духов, представилось Вероникой Михайловной Изотовой, выпускницей филологического факультета Н-ского пединститута, и предложило свои услуги по наведению порядка в моей документации. Вообще-то, она могла мне ничего не говорить — едва я увидел ее, как понял, что теперь вцеплюсь в нее мертвой хваткой даже при условии, что она делает по три ошибки в каждом слове. А уж когда Вероника села за компьютер и показала, на что способна (мол, знай наших, не все натуральные блондинки дуры из анекдотов!), я сразу пообещал прибавить ей жалованье и по дороге домой зашел в церковь и поставил всем святым благодарственные свечи за такой подарок судьбы. Вероника Михайловна — просто ангел. Мне нравится, как она работает, как разговаривает с клиентами, даже с самыми отмороженными, как заваривает чай. Мне нравится, когда она улыбается, в эти мгновения она становится просто неотразимой. Нет, я не могу сказать, что моя помощница писаная красотка — это только в романах и фильмах помощницы частных детективов имеют ноги в полтора метра длиной, бюст как у Бейонси и лицо куклы Барби. Я, если честно, ни разу в жизни не видел писаных красавиц, а мне уже тридцать восемь. Сильно подозреваю, что такие женщины водятся только в Интернете, Голливуде и на страницах рекламных журналов, а в моем родном городе Н-ске они почему-то в процессе эволюции так и не акклиматизировались. Впрочем, ножки у Вероники на загляденье, а улыбка… И еще, она всегда смущенно так опускает глазки, когда я начинаю улыбаться ей в ответ. Сам не пойму, почему я до сих пор не влюбился в нее насмерть и не сделал предложение — я-то точно знаю, что жениха у нее нет, это точно. Может быть, просто жалею бедняжку, ведь я-то далеко не подарок. Вероника настоящая тургеневская девушка, мечтающая о прекрасном принце и чистой неземной любви, а и с тем и с другим в наше время определенно тяжело. На моей памяти она лишь однажды поддалась на провокацию: один наш общий знакомый, молодой, видный и упакованный по полной преуспевающий бизнесмен, заглянул к нам в офис, увидел Веронику, поинтересовался очень вежливо, какие у меня с ней отношения, и, услышав от меня, что она просто моя сотрудница, тут же пригласил девушку в «Пассаж» на романтический ужин, однако на том все и кончилось. Позже Вероника заявила мне, что он, возможно, и принц, но явно не из ее сказки. И честно говоря, меня это заявление очень обрадовало. Я с ужасом думаю о том, что придет день, и Вероника покинет меня. Но пока она работает у меня в агентстве, весь штат которого состоит из двух человек, уходить не собирается, и это для меня большое утешение…

— Шеф, одно из главных влечений человека в теории психоанализа Зигмунда Фрейда, — говорит Вероника. Ее гладкий лобик, еще хранящий летний загар, пересекает мученическая морщинка. — Шесть букв, первая «л».

— Ли-би-до, — выговариваю я по слогам. Большущие серые глаза моей помощницы раскрываются нараспашку.

— Либидо? — повторяет она неуверенно.

— Ага, — я выпускаю из прокопченной трахеи клубы отработанного дыма. — Половое влечение.

Вероника тут же вписывает слово. По ее лицу видно, что мои познания в области теории Фрейда впечатлили ее. Чтобы у бедной девушки не возникло комплекса неполноценности, поспешно поясняю:

— Это слово единственное, что зацепилось в голове из всего университетского курса психологии. Просто в двадцать лет волей-неволей запоминаешь все, что связано с сексом.

Вероника трет карандашом переносицу и снова улыбается. Хорошая у нее улыбка, открытая, по-детски светлая. Мне вдруг приходит в голову, что я изо дня в день окуриваю это ангельское блондинистое создание ядовитыми миазмами, а она терпит, хотя сама не курит.

— Без пяти пять, — говорю я, глянув на часы. — Иди домой, солнышко.

— А вы, шеф?

— Я еще посижу часок, подумаю, покурю. Должна же эта невезуха кончиться.

— Мне закрыть диски в сейф?

Да, надо сказать, что у моей помощницы куча талантов, но один из самых полезных — это ее умение работать с компьютером. Я в смысле компьютерной грамотности полный нуб, и все, на что я способен, так это включить медиаплеер, поработать с Вордом или погонять какую-нибудь игрушку, вроде «Дум» или «Кол оф Дьюти». Так что информационное обеспечение нашего детективного агентства полностью на Веронике. На ее дисках и флэшках записана куча всякой всячины, и порой эти данные нам здорово помогают в работе.

— Закрывай, и комп выключай, — я почесал небритую щеку, смял в пепельнице тридцатый за день окурок, запил противный привкус во рту остывшим чаем и подошел в очередной раз к окну. Пейзаж на улице соответствовал моему настроению — серое темнеющее небо вот-вот могло разродиться нудным и холодным октябрьским дождем.

— Ника, ты свободна, — сказал я. — На сегодня все, амба.

— Хорошо, шеф, — моя красавица отложила карандаш и потянулась к сумочке.

— Хочешь, отвезу тебя домой.

— Не стоит шеф. Я поеду на маршрутке.

— Сейчас час пик. Охота брать транспорт штурмом?

— Я привыкла, — Вероника смущенно опускает сияющие глаза. — На такси ездить дороговато.

Внутри меня зашевелилась до сих пор мирно спавшая совесть. Я не плачу Веронике зарплату уже второй месяц.

— А я довезу тебя бесплатно, — говорю я. — Поехали?

— И пожжете уйму бензина. Нет уж, Кирилл Сергеевич, не стоит.

— Стоит, — я хлопнул ладонью по столу. — Собирайся, едем.

Телефон зазвонил так громко, что мы оба вздрогнули. Пять часов в офисе стояла тишина, нарушаемая только нашими голосами. Моя помощница ухватила трубку с таким видом, будто это сам Президент нам звонит.

— Агентство правовой защиты «АКМ» к вашим услугам, — затараторила она, — юридические консультации и частные поручения конфиденциально, быстро и по умеренным ценам… Да, все правильно. Господин Москвитин? Здесь, Да, конечно, передаю ему трубку…

Вероника передала мне трубку и тут же включила запись. Со мной говорил мужской голос неторопливый, вальяжный, властный и, как мне показалось, немного недовольный.

— Вы мне нужны, Москвитин, — сказал голос. — Я послал за вами машину, ждите. Серая «Тойота Лэндкрузер», номер С776РМ. Приезжайте один.

— Я могу спросить, какого рода поручение мне предстоит?

— Это нетелефонный разговор. Скажу лишь, что условия и гонорар вас устроят.

— Понимаю.

— Тогда до встречи.

— Неужели работа? — с надеждой в глазах спросила Вероника, когда я положил трубку.

— Если только мне не назначили свидание, — пошутил я. — Ты со мной не едешь. Так что иди, отдыхай. Завтра расскажу, что за работа.

— Шеф, в кроссворде осталось пять слов, — Вероника состроила мне шкодливую гримаску. — Догадаем?

* * *

«Тойота» прибыла в половине шестого. Крепкий малый характерного «братковского» облика жестом предложил мне сесть на заднее сидение и без лишних разговоров завел двигатель. Мы проехали через полгорода, и вскоре я понял, что мы едем на север по Тихомировскому шоссе.

Вначале я предположил, что мы едем в сторону Павловска, но машина миновала 16-ый километр, так что я ошибся. Тогда я стал гадать, куда меня везут — в Ключи или в Нечаево. Хотя, подумал я с холодком в кишках, совсем не исключено, что место назначения — какой-нибудь лесок и скрытая от посторонних глаз полянка, где со мной попытаются серьезно побеседовать. Есть люди, которым я в свое время испортил настроение.

— Куда едем? — спросил я водилу.

— Куда надо, туда и едем, — ответствовал тот.

Между тем мы проехали Дачное, и я понял, что мы почти со стопроцентной вероятностью едем в Нечаево. У меня появился повод для оптимизма. Нечаево считалось элитной курортной зоной, за последние годы многие из городской верхушки и «деловых» понастроили там свои Тадж-Махалы. По всей видимости, мой клиент живет именно там.

Вскоре впереди показались огни, и мы въехали в поселок, а еще через минуту остановились у ворот дома, который и был конечным пунктом моего путешествия. Это был хамски роскошный трехэтажный особняк, построенный в лучших новорусских традициях, из красного кирпича, стилизованный под готику, с башенками-пинаклями и стрельчатыми окнами, окруженный ажурной металлической оградой в два человеческих роста. За оградой, учуяв чужака, бесновались откормленные питбули, а у гаража, освещенный круглым матовым фонарем, красовался новенький жемчужно-серый «Бентли». Это видение из красивой жизни меня определенно обрадовало — мой клиент был не самым бедным человеком на этой Земле. Нас уже ждали: во двор вышел широкоплечий молодец с внешностью отставного сержанта спецназа, загнал питбулей за ограду и открыл ворота, пропуская меня во двор. Загнанные за рабицу собачки больше не лаяли, только следили за мной людоедскими взглядами и тихонько рычали. Серьезные песики, с такими красавцами дела лучше не иметь.

Мы прошли по мраморной дорожке, обсаженной кустами роз и жимолостью, уже повядшими. Над массивной входной дверью, больше похожей на дверь банковского сейфа, чем на дверь жилого дома, я заметил глазок камеры наблюдения. Да уж, не позавидуешь этим богачам — каково это, жить в такой крепости с камерами наружки, псами-убийцами и охраной? Осталось врыть доты у ворот, а на крыше поставить зенитку.

Охранник ввел меня в дом, велел ждать и вышел через боковую дверь. Я огляделся. Прихожая была величиной с три моих квартиры. Я довольно часто бывал в богатых домах, но такого еще не видел. Уверен, что в каждый квадратный сантиметр этого парадиза вбухали сотни долларов. Но тут на лестнице появился человек, который отвлек меня от созерцания драгоценного паркета и шпона, венецианских зеркал и резных позолоченных путти под потолком.

Человеку было лет пятьдесят, может, чуть побольше. Таких людей я называю безукоризненными. Бледное аристократическое лицо, темные волнистые волосы, тронутые сединой и расчесанные на косой пробор, ослепительной свежести рубашка, великолепный клубный пиджак, прекрасные светлые брюки, носки и галстук одного цвета с платочком, небрежно засунутым в нагрудный кармашек пиджака, мягкие кожаные туфли ручной работы. На левом запястье я разглядел золотые часы, несомненно, дорогую швейцарскую механику, а на безымянном пальце правой — большой золотой перстень с голубоватым бриллиантом. А еще я почуял запах очень больших денег и решил всеми силами доказать этому провинциальному лорду, что он родился на свет только для того, чтобы я на него поработал.

— Добро пожаловать, господин Москвитин, — сказал мне этот джентльмен, подавая руку. — Или мне звать вас просто Кириллом Сергеевичем?

— Как вам нравится, так и зовите. У вас великолепный дом.

— Рад, что вам нравится.

— Это вы звонили, как я понимаю. И вот я здесь, — я больше всего боялся, что мне скажут, что я ошибся дверью.

— Да, это я звонил в ваш офис. Давайте пройдем в мой кабинет.

Кабинет был еще роскошнее прихожей. Казалось, сюда собрали все самое ценное со всего света. Мебель была старинная, барочная, вся гнутая-выгнутая, из черного дерева с инкрустациями: на стенах висели картины, в основном работы старых испанцев — Веласкеса, Рибера, Мурильо, Сурбарана, — а еще несколько офортов Гойи в золоченных рамках. Не думаю, что это были копии. В шкафах-горках красовались десятки мелких и очень дорогих безделушек, в углу у камина на катанакакэ из красного дерева тускло поблескивали великолепные катаны и нодати, по другую сторону хай-эндовский центр «Марантц» чуть слышно наигрывал импровизации Уинтона Марсалиса. Дальняя от входа стена представляла собой огромный книжный шкаф, заставленный книгами, большинство из которых показались мне старинными. На письменном столе величиной с футбольное поле я увидел бронзовые подсвечники, старинную лампу с зеленым абажуром, бронзовый же письменный прибор, какие-то фотографии в рамках, большую пепельницу, ящик с сигарами, раскрытый ноутбук «Вайо» и телефон. Справа от меня переливался всеми красками подводного мира великолепный аквариум и стоял столик с напитками, льдом и хрустальной посудой.

— Не ожидал увидеть в российской глубинке такие хоромы, — сказал я, удивленный изысканным вкусом хозяина.

— Мой дом — моя гордость. Он обошелся мне в большую сумму, но я не жалею. Мои сокровища нуждались в достойном их приюте.

— Теперь я понимаю все эти предосторожности — собаки, камеры, охрана…

— Выпьете что-нибудь?

— Райскую амброзию? Пожалуй.

— Амброзии у меня нет, — хозяин слабо улыбнулся. — Есть «Гиннес», «Камю», но сам я предпочитаю армянский «Двин». Его, говорят, Черчилль жаловал. Или вы пьете вина?

— Коньяк, пожалуйста.

— Вы, конечно, удивлены, почему я выбрал вас, — сказал хозяин, возясь у столика с напитками. — С моими деньгами я могу нанять лучших детективов страны. Но я человек недоверчивый, да и дело, с которым я столкнулся, не совсем обычное. Можно даже сказать, совсем необычное. Мне нужен порядочный человек, а вы как раз один из таких людей.

— С чего вы так решили?

— Это видно по вашему костюму.

Я покраснел. Костюм у меня немецкий, из хорошей ткани, но восьмилетней давности и, как говаривал один классик, «блестящий в некоторых местах».

— Не обижайтесь, — сказал хозяин, подавая мне бокал с коньяком. — Я не хотел вас обидеть. Ваша… ммм… финансовая скромность говорит в вашу пользу. Я доверяю вам, потому что вы честный человек. Я наводил о вас справки. Вам тридцать восемь лет, вы из семьи служащих, ваш отец был инженером в оборонном НИИ, мама работала в детском саду заведующей. Вы закончили юридический факультет Н-ского университета шестнадцать лет назад, дипломную писали у профессора Плавского — верно? После университета несколько лет работали в прокуратуре. Вы были женаты, но детей у вас нет. Вы живете один, увлекаетесь игрой на гитаре и японской культурой, мечтаете побывать за границей и несколько лет назад, после кончины ваших родителей, даже собирались уехать из России в Канаду, но что-то там не срослось у вас, так ведь? Вы живете на улице Матросова, в том самом доме, где до революции находилась аптека Рихтера, открыли свое агентство примерно восемь месяцев назад, специализируетесь на гражданских делах, но особенно не преуспели, поэтому подрабатываете еще и журналистикой. Вас бессовестно эксплуатируют ваши бывшие коллеги из прокуратуры, поскольку вы обладаете хорошей теоретической подготовкой, аналитическим умом и владеете навыками хорошего детектива. Ваша очаровательная помощница подрабатывает частными уроками английского языка. Кстати, вы ведь тоже знаете английский и испанский, верно?

— Испанский хуже. — Я понял, что имею дело с очень серьезным человеком. — Вы связаны со спецслужбами?

— Я частное лицо и с особыми службами никогда не имел никаких дел. Сколько стоят ваши услуги, Кирилл Сергеевич?

— Уверен, вы это уже знаете.

— Ну сколько?

— Тысяча рублей в день.

— Вы патологически честны. — Мой собеседник улыбнулся. — Вы не поддались соблазну взвинтить цену, видя мою платежеспособность. Но я сам подниму ваш тариф. Скажем, я заплачу вам ту же тысячу в день, но только не рублей, а долларов США. Думаю, это хорошая плата.

Когда он это сказал, мне так шибануло в голову, будто моя кровь разом превратилась в газировку. Тысяча зеленых в день — это было сильное искушение!

— Такие деньги за пустяковую работу не платят, — сказал я, пытаясь овладеть своими чувствами. — Я пока не знаю, чего вы от меня хотите, но сразу говорю — у меня есть принципы, и я…

— Полагаете, я попрошу вас кого-нибудь пристрелить? Не бойтесь. Я не такой.

— Кто вы? — спросил я. — Или мне звать вас граф Монте-Кристо?

— Я мог бы назвать вам вымышленное имя, но не хочу вносить путаницу. К тому же, я доверяю вам. Александр Михайлович Маргулис, к вашим услугам.

Черт, ну конечно! С самого начала нашей беседы мне показалось, что я уже видел это лицо. Теперь я вспомнил, что не раз видел фотографии этого человека в местных газетах. Вот он, Александр Маргулис, один из самых богатых людей в области, владелец сети магазинов «Карат», торгующих дорогой мебелью, ювелирными украшениями и престижной электроникой.

— Сдаюсь, — сказал я. — Вопросов больше нет.

— Ну и славно. Ваше здоровье, Кирилл Сергеевич!

— И ваше, Александр Михайлович!

— Дело, которое я хочу вам поручить, связано с моим увлечением, уважаемый Кирилл Сергеевич. Мое увлечение — это старинные артефакты. Честно сказать, я и деньги только ради них и зарабатываю. Свой капитал я заработал честно. Десять лет я собирал по всему миру редкий антиквариат, и вы даже не представляете, сколько уникальных находок я сделал в российском захолустье! Видели в нашем городском музее полотно Тинторетто? Под него целый зал отвели, а ведь я нашел эту картину среди старых тряпок и гнилья на чердаке бывшей усадьбы Штемпелей — с самой революции туда, похоже, никто не заглядывал. Еще несколько лет, и картина шестнадцатого века погибла бы безвозвратно. А еще моя компания работала с природными камнями, с ширпотребом, с продуктами питания. Короче, я делал деньги как умел, но вкладывал их только в искусство и в древние артефакты.

— Я знаю, что вы довольно долго жили в Израиле.

— Да, примерно девять лет, в 90-х. Тогда в России было… неспокойно, и я решил уехать от греха подальше. Продал свое дело одному питерскому бизнесмену, эмигрировал в Израиль и там продолжил собирать редкости. Деньги у меня были. А когда к власти в России пришел Путин, вернулся сюда. Правда, питерский климат мне уже не подходил — у меня легкие слабые. Пришлось уехать в глубинку, построить этот дом. Но мне здесь нравится. Чистый воздух, хорошая вода, спокойно. Еще коньяку?

— Нет, спасибо. Так что за дело?

— Для начала посмотрите сюда, — Маргулис показал на книжные шкафы. — Эта коллекция — моя особая гордость. Книги собирали еще мой дед и отец, и я продолжаю их дело. У меня тут примерно четыре тысячи томов, и каждый из них уникален. У меня есть французские и итальянские рукописные книги двенадцатого века, есть одно из первых изданий сочинений Уильяма Оккама — кажется, кембриджское; мне удалось отыскать один из флорентийских списков «Новой жизни» Данте, возможно, написанный рукой самого великого поэта — представляете? Еще могу вам показать одно из первых изданий «Молота ведьм», рукописи Петра Апонского и того самого Иоганна Фауста, книги, напечатанные в типографиях Гуттенберга, Эльзевиров, Фробейна — каждая из них неповторима. Могу смело сказать, что такой подборки старинных книг нет во многих государственных библиотеках.

Но мы отвлеклись. Итак, я переселился в эти края два года назад и, естественно, быстро оброс знакомствами в богемной среде. Я помогал людям искусства, от моего имени небольшие суммы вручались художникам, поэтам, реставраторам, архитекторам, актерам. Мне нравится чувствовать себя эдаким меценатом. Естественно, я был в курсе всех культурных мероприятий в городе, часто посещал выставки. И вот, на одной из выставок в Доме Художника я познакомился с парнем по имени Ян Данилов. Хороший художник, с неплохим рисунком и чувством стиля, но дело не в его картинах. Данилов в разговоре упомянул нечто очень важное для меня.

— А именно?

— Примерно три месяца тому назад к нему пришел человек по фамилии Завратный. Пришел с заказом, предложил сделать иллюстрации для некоей книги, якобы собственного сочинения. Я бы не обратил на это никакого внимания, но Данилов хорошо запомнил название этой книги — Черная книга Азарра.

— Извините, но это ни о чем мне не говорит.

— Разумеется. О книгах Азарра знают единицы. Я слышал о них от отца, а тот от деда, который много лет их искал.

— Любопытно, — я достал свою записную книжку. — Можно поподробнее?

— Можно, только блокнот уберите. Никаких записей.

— Простите. Вероятно, эта книга обладает какой-то особой ценностью?

— Безусловно. Аналогов книгам Азарра нет во всем мире. Это редчайшие книги, и обладать ими — огромное счастье. Естественно, я был поражен словами Данилова и попросил его познакомить меня с таинственным Завратным. Конечно, речь могла идти о случайном совпадении названий, хотя такое было очень маловероятно. Короче, я загорелся. Интерес мой усилился после того, как я побывал в доме Данилова и увидел у него в студии очень любопытную картину, написанную в совершенно несвойственной для господина Данилова манере. Художник что-то там мне объяснял, но я понял, что он врет, и еще больше заинтересовался загадочным Завратным. Данилов пообещал мне устроить встречу с Завратным, но тот больше у него не появлялся. Тогда я попытался сам найти Завратного, и мне это не удалось.

— С вашими-то возможностями? Странно.

— Еще как странно. Самое удивительное, что в нашем городе человек с такой фамилией никогда не проживал. Я подумал, что Завратный приехал сюда откуда-нибудь и по своим каналам начал его разыскивать. Фамилия довольно редкая, как вы понимаете. Мне даже удалось найти по стране нескольких Завратных, но ни один из них не подходил под описание Данилова. Я почти уверен, что фамилия вымышленная.

— И вы полагаете, что я смогу его найти?

— Для начала я хочу, чтобы вы подружились с Даниловым и попробовали пооткровенничать с ним. Мне кажется, художник что-то от меня скрывает. Возможно, с вами он будет более… словоохотлив.

— Вы ничего не рассказали мне про книгу Азарра.

— Я не очень много знаю о книгах Азарра, Кирилл Сергеевич. Их всего две — Черная и Белая. Иногда их называют Книга Дня и Книга Ночи. Мой дед верил, что книги Азарра написаны не в нашем мире, что они попали сюда из другого измерения.

— Что-то связанное с оккультизмом и магией?

— Скорее, с тайнами человеческого творчества. По легенде, книги Азарра были созданы в четырнадцатом веке полумифическим английским бардом и чернокнижником Вильямом де Клерком. О его жизни почти ничего не известно. Есть лишь два свидетельства о нем. Первое — это запись о рождении де Клерка в старой церковной книге, хранившейся в церкви городка Стаффорд-ле-Хоуп в Кенте, откуда де Клерк был родом. Второе свидетельство — это письмо, отправленное епископом Кентерберийским главе королевского трибунала лорду Трессильяну. Там говорится, что некто де Клерк из Стаффорда-ле-Хоуп появился в Кентербери в первый год правления короля Ричарда Второго, то бишь в 1377 году, что он пришел неизвестно откуда и пел так чудесно, что люди от его пения начинали грезить наяву. Им являлись картины рая, как они говорили. Говоря современным языком, де Клерк очень быстро стал настоящей суперзвездой. Чудо-бардом заинтересовалась церковь, и де Клерка вызвали в суд инквизиции, но он загадочным образом исчез. Правда, после его исчезновения в его хижине нашли две книги, написанные неведомыми письменами, посему решили, что де Клерк был слугой сатаны и посланником злых сил, соблазнявшим своим необыкновенным пением добрых христиан. Что сталось с книгами, никто не знал аж до 18 века, когда они объявились в библиотеке лорда Холдернесса. Лорд подарил их библиотеке Оксфордского университета, откуда они загадочным образом исчезли в начале 20 века.

— Интересно. Один глупый вопрос, Александр Михайлович — а зачем вам эти книги?

— Зачем? Это уникальные книги. И они должны принадлежать мне. Вы не коллекционер, вы не поймете меня до конца.

— Хорошо. Попробую вам помочь.

— Вот адрес Данилова, — Маргулис протянул мне листок бумаги. — Этот Ян парень довольно разгульный, так что будьте готовы подвергнуть испытаниям свою печень.

— Что я должен сделать?

— Выйти через Данилова на Завратного, если это возможно. Раздобудьте любую интересующую меня информацию, и вы не пожалеете. Если вам удастся найти Завратного, обещаю премию — пять тысяч долларов сверх оговоренной платы. Да, вам понадобятся деньги на расходы, — Маргулис достал из внутреннего кармана пиджака и отсчитал мне тысячу долларов. — Вот ваш задаток. А это номер моего мобильника. Только звоните по делу, не выношу, когда меня беспокоят по пустякам.

— Я все понял, — я взял деньги, сложил пополам и сунул в карман. Эти зеленые бумажки ставили меня выше моих проблем, и это утешало. Но мне вдруг на мгновение показалось, что Маргулис скрывает от меня что-то очень важное.

— Есть еще что-нибудь, что мне надо знать? — спросил я, глядя магнату прямо в глаза.

— Ничего. Совершенно ничего. Найдите Завратного. Или книгу, о которой он говорил Данилову. Я должен убедиться, что это просто совпадение.

— А если не совпадение? Если это настоящая книга Азарра?

— Настоящая? — В глазах Маргулиса вспыхнули огоньки. — Если так, то найдите ее и доставьте мне. И тогда вы до конца жизни не будете задумываться, где бы заработать деньги на жизнь. Я об этом позабочусь, будьте спокойны.

* * *

Мы сидим с Вероникой за столиком в шашлычной у Нико Бахарадзе, едим хорошо прожаренный шашлык и пьем кисловатое «Каберне». Поскольку я конвертировал в рубли часть полученного от Маргулиса задатка, раздал долги, оплатил аренду, выдал моей милой помощнице зарплату и премию, мы с Вероникой можем позволить себе шикануть. Да и есть, что отпраздновать — ночные бдения моей помощницы в Интернете снабдили нас кое-какой интересной информацией о моем работодателе.

— Маргулис Александр Михайлович, — читает Вероника в своем блокноте, — 1954 года рождения, уроженец нашего города. Отец, Михаил Иосифович Маргулис, работал ведущим научным сотрудником КБ «Пламя», мать, Елена Марковна Шайн, по мужу Маргулис, преподавала в музыкальной школе Љ2 — там до сих пор на Доске почета висит ее фото. Отец Маргулиса умер в 1962 году, мать пережила его на три года. Мальчик воспитывался у тетки, Марии Марковны Вольской. В 1970 году Вольские переехали в Ленинград, где Саша Маргулис закончил школу, а затем юридический факультет ЛГУ. Мечтал работать в КГБ, но пятый пункт не позволил. Закончил университет с красным дипломом, два года проработал на кафедре советского права, потом неожиданно увлекся искусством, получил второе образование, закончив искусствоведческое отделение Института культуры в Москве. В 1990 году открыл в Ленинграде магазин «Букинист». Партнером его был некто Владимир Сайкин, известный в Ленинграде книжный «жучок» и коллекционер…Вы слушаете, шеф?

— Я просто впитываю все, что ты говоришь.

— В 1992 году «Букинист» превратился в товарищество с ограниченной ответственностью «Уник», и партнеры начали торговать не только книгами, но и антиквариатом, китайским ширпотребом и продуктами питания. В то время Маргулис знакомится с Игорем Львовичем Кучером, очень известным в Ленинграде предпринимателем, главой фирмы «Питер-Централ». Предприятие Маргулиса-Сайкина входит подразделением в состав «Питер-Централа», и до 1994 года Маргулис ведет дела совместно с Кучером. А потом Маргулис и Сайкин, продав свое дело Кучеру за очень приличные деньги, выезжают на ПМЖ в Израиль, где через полгода создают российско-израильское предприятие «Диамар», специализировавшееся на экспорте из России необработанных поделочных и ювелирных камней. Параллельно Маргулис занялся скупкой по западным аукционам всевозможных раритетов. Кое-что он продавал через антикварные магазины своих партнеров в России, кое-что оставлял себе.

— Ника, ешь шашлык. Он остынет.

— Шеф, не надо подкладывать мне кусочки, я сама возьму… Так, слушайте дальше — в 1998 году Маргулис вышел из состава совета директоров «Диамара», а его место занял некто Ари Цвигль, тоже эмигрант из бывшего СССР. Сайкин к тому времени рассорился с Маргулисом и вернулся в Россию, где счастливо женился на бывшей «Мисс Украина» Ирине Мозырь и занялся торговлей автомобилями. И вот тут происходят странные вещи. В феврале 1999 года во время отдыха в Испании скоропостижно скончался Игорь Кучер — официально от кровоизлияния в мозг. Ровно через год в своей шикарной квартире на Невском повесился Сайкин. Что заставило очень богатого цветущего мужчину, имеющего юную красавицу-жену и трехмесячного сына так поступить, совершенно неясно. Возможно, дело в том, что Сайкиным заинтересовались органы — незадолго до его самоубийства УБЭП арестовал делового партнера Сайкина, некоего Пичикяна, который проворачивал махинации с ворованными запчастями. Но самое странное, что буквально через месяц после смерти Сайкина Маргулис неожиданно вернулся в Россию и с тех пор ни разу не выезжал за рубеж. В 2004 году он получил российское гражданство и переселился из Питера сюда, в родные края. Основал в Н-ске сеть магазинов «Карат» и немного занимался меценатством. Вот и все, шеф.

— Замечательно. Ты отлично поработала, милая.

— Информации в сети о Маргулисе совсем немного, — сказала Вероника, сделав глоток вина. — Большая часть этих данных взята с официального сайта компании «Карат». А про Сайкина Платонов просветил.

— То есть, как я понял, Маргулис находился в Израиле, когда повесился Сайкин?

— Да. Кстати, он охотно давал показания израильским властям, когда расследовалось самоубийство Сайкина. Даже рассказал, из-за чего они поссорились — якобы Ирина Мозырь первоначально была подругой Маргулиса, а Сайкин путался у них под ногами. Короче, любовный треугольник. В конце концов, Сайкин все же отбил девушку у Маргулиса, они уехали в Россию и там поженились. Самоубийство Сайкина было настолько очевидным, что Маргулиса даже не подозревали в том, что он мог «заказать» бывшего друга и компаньона.

— Неужели в биографии Маргулиса совсем нет темных пятен?

— Пока темных пятен не обнаружено, — Вероника берет с тарелки шампур и стягивает зубами кусочек мяса. Я наблюдаю, как она ест, и думаю о своем. Сегодня я узнал о Маргулисе много и ничего. Ничего существенного, что могло бы помочь понять его мотивы.

— А Данилов? — спрашиваю я Веронику.

— Ноль. О Данилове даже Интернет умалчивает.

— Ну, тогда нанесем ему визит сами, — сказал я. — Разыграем богатеньких Буратино, скупающих неизвестные шедевры непризнанных обществом гениев.

— Вы хотите, чтобы я пошла к Данилову с вами?

— Конечно. Сыграешь глупенькую гламурную блондинку, помешанную на живописи. А я буду твоим консультантом — нищим батаном-искусствоведом, идет?

— Я в институте в драмкружке занималась, — заявляет Вероника и обворожительно улыбается. — Такую дурищу сыграю, останетесь довольны.

* * *

Ян Васильевич Данилов, как он нам представился, был с тяжелого похмелья. Он оценивающе осмотрел Веронику и, по всей видимости, моя помощница произвела на маэстро нужное впечатление. Должен сказать, что Вероника смотрелась великолепно. И пускай мы приехали на моей «Ладе», а не на «Мерседесе», и платье Вероники, типа от Фенди, было сшито ее мамой, а сумочка якобы от Тиффани была на самом деле китайской репликой — Данилов повелся. Тем более что Вероника сразу сообщила с самым таинственным видом, что о нашем к нему визите не следует никому говорить. После этого художник пригласил нас в дом. Впрочем, «дом» — это сильно сказано. Хибара Данилова на улице Красных Партизан напомнила мне склад бутафории в театре, где можно увидеть все, что угодно, от фальшивой греческой амфоры до пачки памперсов и пароходной сирены. Данилов сразу повел нас в свою студию на чердаке дома, где позволил полюбоваться своими картинами, а сам стоял в позе Наполеона у двери и с маниакальными искорками в глазах наблюдал, как Вероника, охая, ахая и экстатически попискивая, рассматривает его мазню.

— Шикарно! — повторяла она, делая огромные глаза. — Кульно! Нет, Кирилл Сергеевич, просто посмотрите, какая прелесть! Это же прям Мандильяни какой-то.

— Модильяни, дорогая Вероника Михайловна, — поправил я, перехватил свирепый взгляд Данилова и тут же добавил. — Да, пожалуй, что-то есть. Я бы сказал, манера класть мазок…

Честно говоря, творчество Данилова показалось мне достаточно депрессивным, и мое внимание с самого начала привлекла только одна работа — огромное полотно, занимавшее почти всю стену студии. Это был очень неплохой пейзаж, во всяком случае, он в лучшую сторону выделялся среди всех прочих работ Данилова. Думаю, именно про эту картину упоминал в нашем разговоре Маргулис. На картине был изображен меланхолический осенний луг с пожухшей травой, неглубоким оврагом, двумя растущими рядом дубами, старинной мельницей вдалеке и очень живописными руинами в центре всей композиции. Картина мне напомнила лучшие работы Клода Моне, и я подумал, что у Данилова и впрямь есть талант — Маргулис сказал правду. Поэтому я подошел к картине, несколько секунд любовался ей, а потом сказал:

— Вероника Михайловна, вот это полотно мне нравится больше всего.

— Эта картина не продается, — внезапно заявил Данилов.

— Не продается? — Вероника с недоумением посмотрела на художника. — Почему?

— Не продается, — повторил Данилов.

— Даже за тысячу долларов? — спросила Вероника.

— Даже за миллион, — гордо ответил художник, шумно вздохнул и поскреб пятерней свою мохнатую как у орангутанга грудь.

— Жаль, — Вероника скорчила обиженную гримаску. — Я бы купила ее. Такая красивая…

— Могу продать эту, — Данилов показал пальцем на небольшое полотно, на котором голый красный мужчина вел за руку голого фиолетового мужчину по синей траве в ядовито-зеленые заросли вроде как конопли. — За пять тысяч долларов.

— Кирилл Сергеевич, что скажете об этой картине? — осведомилась Вероника, разглядывая шедевр.

— Фовистическая традиция, неплохой колор, достаточно проработанная композиция, — выдал я с самым глубокомысленным видом. — Весьма, весьма оригинально.

— Тебя ведь Кириллом зовут? — вдруг спросил художник.

— Кириллом, — ответил я.

— Слушайте, я тут после вчерашнего… Не поможете страждущему?

Честно говоря, я обрадовался этому предложению. Пьяный Данилов наверняка станет снисходительнее к простым смертным и спустится с Парнаса на землю, так что есть шанс разговорить его и узнать о Завратном. Естественно, мы с Вероникой тут же ухватились за такую возможность расколоть Данилова. Я вручил художнику пятьсот рублей, и он пулей вылетел из студии, оставив нас наедине с его картинами.

— Этот Маргулис просто извращенец, — сказал я, разглядывая картину, на которой красовалась пышная белая задница в целлюлитных ямочках, окруженная венком из черных роз. — Что тут ему могло понравиться? Мазня, как Бог свят, мазня. Ты заметила, сколько тут этюдов с голыми мужиками?

— С самого начала, — призналась Вероника. — Наш художник по-моему мужеложством балуется.

— Вот только эта картина, — я опять подошел к пейзажу на стене, — будто другой человек писал. Действительно здорово. Правильно говорят, что даже самый бездарный художник способен однажды создать что-то стоящее. А может, мы еще не доросли до понимания истинных масштабов гениальности маэстро Данилова.

— Мы что, действительно купим у него картину? — шепнула Вероника.

— Ни в коем случае. Скажем, что нам нужно время подумать, назначим новое рандеву. Эти картины только в привокзальном сортире вешать.

Данилов вернулся минут через десять и уже в подпитии. Нам было предложено спуститься вниз, и хозяин заботливо сервировал для нас на ящике угощение и закуску — полбулки черного хлеба, нарезанную ломтями дешевую колбасу и селедку в шкуре. Я заметил, как брезгливо сморщилась Вероника.

— Как вы про меня узнали? — спросил Данилов, разливая «Ржаную» в маленькие рюмки для нас и в граненый стакан — себе.

— Маргулис порекомендовал, — сказал я. — Он очень высоко ценит ваше творчество.

— Я так и подумал, — Данилов выплеснул полстакана водяры в свою глотку, занюхал кусочком колбасы и посмотрел на меня посоловевшим взглядом. — Он тоже приценивался к картине, которую вы хотите купить.

— Чего же не продали?

— Не хотел, вот и не продал.

— Странный вы человек, Ян Васильевич, — сказал я, пригубив водку. — Всегда считал, что художники мечтают о таких покупателях, как Александр Михайлович.

— Художники мечтают о свободе творчества, — заявил Данилов и разлил остатки водки. Вероника встревожено посмотрела на меня. Я сделал успокаивающий жест — мол, все под контролем.

— Знаешь, что я думаю? — спросил Данилов, жахнув очередную порцию. — Вас Маргулис послал. Не уймется никак, жид пархатый.

— Ошибаетесь, Ян Васильевич, — ответил я. — Это была инициатива Вероники Михайловны, которая слышала о вас только хорошее. В том числе и от Маргулиса. Так что не стоит приумножать число сущностей без необходимости. Слышали о бритве Оккама?

— Чего? — Данилов скривился. — Короче, вот мое слово. Пейзаж не продается. Или берете то, что я продаю, или до свиданья. Провожать не буду.

— И все-таки, почему вы не хотите продать пейзаж? Вы же можете новый написать, не так ли? Или у вас уже есть покупатель?

— А вот это, уважаемые, не ваше дело, — Данилов засопел, сорвал пробку с новой бутылки. — Это мои дела.

— Понимаю. А если мы заплатим больше?

— Больше — это сколько?

— Десять тысяч долларов, — сказала Вероника. — Это ооочень много!

— У вас столько нет, — хмыкнул Данилов.

— А если есть?

— Все верно, вы на Маргулиса шестерите, — вздохнул Данилов. — Теперь ясно. Все, базар окончен. Идите с богом, люди добрые. Картина не продается.

— Послушай, Васильич, — я решил отойти от дипломатических политесов, — давай по-человечески поговорим. Я тебе честно говорю, Маргулис тут не при чем. Просто интересно, чего ты так за эту картину уцепился. Картина как картина, пейзажик-натюрмортик, типа утро в еловом лесу, только медведи по делам отлучились. Банально, стандартно, хоть и талантливо. Но Веронике Михайловне нравится, а она привыкла получать от жизни все, чего хочет. Да и тебе деньги не помешают. Или кто-то тебе больше посулил, а?

— Кто-то? — Данилов наполнил свой стакан на три четверти. — Ваш кореш Маргулис мне за картину всего тысячу пятьсот баксов предложил, жлоб. А там только затрат на три штуки минимумэ.

— А Завратный сколько пообещал? — решился я.

В следующее мгновение я едва не погиб. Данилов внезапно взревел, как разъяренный медведь, и бросился на меня, держа бутылку за горлышко. Дай Бог здоровья тому отставному морпеху, который в свое время выучил меня в Мурманске приемам самозащиты! Я уклонился от удара, который неминуемо разбил бы мне голову, и очень удачно провел апперкот в подбородок художника. Данилов устоял на ногах, но бутылку выронил. Мгновение мы смотрели друг на друга разъяренными взглядами, а Вероника истошно вопила: потом Данилов с какой-то непонятной растерянностью глянул на меня, вытер выступившую на губах кровь и бросился к лестнице, ведущей наверх, в студию. Я побежал за ним. Последнее, что я увидел — это фигура Данилова с раскинутыми в стороны руками, он будто пытался закрыть собой странную картину, которой так дорожил. Я метнулся к нему, и тут почувствовал, что теряю равновесие. В ушах раздался испуганный крик Вероники, потом полыхнул ослепительный свет, и больше я ничего не помню.

Глава вторая

Не спрашивай, почему судьба привела туда, где ты паче ожидания оказался — спроси, что ты можешь сделать там, куда она тебя привела

Черная книга Азарра

— Двенадцать Вечных, он открыл глаза!

Голос был женский, взволнованный и очень приятный. А потом я увидел лицо. Совсем юная девушка. Темные глаза смотрели на меня с тревогой и радостью.

— Эрил! — позвала девушка. — Эрил!

— Эрил? — повторил я. У меня снова появилось ощущение кошмара.

— Он может говорить, — справа от меня возникла фигура с горящим факелом. — Он вспомнил свое имя. Это хорошо. Возблагодари Вечных, Бреа, твой брат вернулся к нам из объятий Тьмы.

— Ах! — Девушка вздохнула и взяла меня за руку, губы у нее задрожали. Казалось, она вот-вот заплачет. — Как ты нас напугал, Эрил!

— Эрил? — произнес я, абсолютно не понимая, что происходит. — Бреа?

— Ты не узнаешь меня? — Темноглазая перестала улыбаться. — Эрил, это же я, твоя сестра Бреа.

Чувство реальности понемногу возвращалось ко мне, и я понял, что происходит что-то очень странное. Что-то, чему нет и не может быть никакого объяснения. Начать с того, что я лежал на широкой лавке в темной и весьма грязной лачуге, укрытый до самой шеи вонючим покрывалом из овчин. Крыша надо мной была дырявая, и в зияющие дыры светило яркое солнце. Девушка по имени Бреа была довольно миленькой, однако ее румяные щечки были в грязных разводах, и одета она была в какие-то странные выцветшие лохмотья, будто созданные нездоровой фантазией модельера-авангардиста. Человеку с факелом, который стоял у моего изголовья, было на вид лет сорок-сорок пять, лицо у него было суровое, изборожденное морщинами, а сивые волосы были стрижены в скобку, словно у католических монахов. Да и его длиннополая одежда из грубого темного сукна явно указывала на принадлежность к духовному сословию.

— Где я? — спросил я, не смея пошевелиться.

— Дома, — сказала Бреа, продолжая смотреть на меня взглядом, в котором смешались любовь и страх. — Ты ничего не помнишь?

— Ничего, — ответил я, и это была святая, самая правдивая правда. Я и в самом деле не помнил ничего, что произошло со мной и с Вероникой с того момента, как мы погнались за Даниловым.

— Бедный мой брат! — Бреа нежно провела ладонью по моему лбу. — Тебе, наверное, было очень плохо. Я думала… думала, нам не удастся тебе помочь. Этот припадок…

— Какой припадок?

— Мы были на службе в храме, и у тебя вдруг начались судороги. Ты упал на пол и начал страшно кричать. А потом лишился чувств. Отец Деймон, благослови его Вечные, не растерялся — велел принести тебя домой и сам два дня неотлучно находился при тебе, чтобы прогнать овладевших тобой демонов Завратья.

— И это было трудно, — сказал человек с факелом. — Злая сила крепко овладела тобой, Эрил. Наверное, ты чем-нибудь прогневил Вечных, если они допустили такое.

— Ничего не понимаю, — я попробовал пошевелиться, и мне это удалось. Уже хорошо, по крайней мере, я не превратился в беспомощного инвалида. И тут я вспомнил о Веронике. — А где девушка?

— Девушка? — Бреа испуганно посмотрела на меня. — Какая девушка?

— Которая была со мной. Вероника.

— Он опять бредит, — сказал человек с факелом. — Рано мы обрадовались.

— Погодите, дайте-ка я вам все объясню, — я скинул с себя вонючую овчину и попытался сесть. Заодно огляделся по сторонам — и в самом деле, какая-то жуткая халупа, больше похожая на звериную нору, чем на человеческое жилье. Елки зеленые, куда это меня закинуло? Мне стало очень страшно, и этот страх, наверное, очень отчетливо отразился на моем лице, потому как девушка отшатнулась от меня с жалобным вскриком. — Прошу вас, выслушайте, а потом говорите все, что угодно. Я был с девушкой. Мы пришли к одному человеку, чтобы узнать у него кое-что очень важное. Но этот человек повел себя странно. Он стал убегать от нас. Мы побежали за ним, а потом… вот потом я совсем ничего не помню.

— Отец Деймон, я боюсь! — охнула Бреа.

— Не бойся, дитя мое, у Бледной Жницы мы твоего брата отбили, и у демонов Безумия мы его тоже отвоюем. — Человек с факелом присел на край моей постели, поднес факел ближе к моему лицу и долго смотрел мне прямо в глаза. — Эрил, очнись. Демоны помрачили твою память, но теперь ты вернулся домой. Ты снова дома. Не было никакой девушки. Грязный суккуб пытался овладеть твоим телом и душой, принял облик женщины и помрачил твой разум.

— Это мой дом? — Я оглядел лачугу. — И меня зовут…

— Эрил Греган, — закончил за меня отец Деймон. — Так назвали тебя в день Внесения во храм.

— «Так, а я-то считал, что меня зовут Кирилл Москвитин! Что, мать его так, происходит? Белочка? Нет, невозможно — я выпил всего две рюмки прежде чем Данилов напал на меня. Может, водка была паленой, я отравился, и у меня галлюцинации? Одно ясно — это не дурка. Слишком убого даже для районной психушки. Что за хрень натворил этот поганец Данилов?!»

— Хорошо, — сказал я примирительно, — меня зовут Эрил Греган. Может, тогда скажете мне, преподобный, кто я такой?

— Ты овца из моего стада, — ответил священник. — Твои родители были добрыми верущими, и Вечные благословили их двумя детьми. Это Бреа, твоя сестра. Ты узнал ее?

— Эрил, ты же узнал меня? — Девушка схватила меня за руку. — Во имя всех Вечных, скажи, что ты меня узнал!

— Конечно, узнал, — я решил идти до конца. — Ты моя сестра Бреа. Любимая сестра. Прости, я тебя напугал.

— Ты всех напугал, сын мой, — сказал Деймон. — В наших краях подобной одержимости давно не случалось. Но сейчас, когда ты вернулся из Темной Долины, я смогу тебе помочь. Теперь твоя душа в безопасности, и ты должен благодарить Вечных за то, что они не позволили демонам забрать тебя в свое черное царство. Ты и вправду не помнишь того, что случилось с тобой?

— Отец Деймон, моя память оставила меня, — сказал я самым жалобным тоном. — Мне придется многое вспоминать.

— Ты перенес тяжелый недуг, вызванный демонской порчей, но ты поправишься, — священник похлопал меня по плечу и улыбнулся одними губами. — Я буду присматривать за тобой. А сейчас отдыхай и восстанавливай силы. Ты нужен нашей общине. Мы все будем возносить Двенадцати Вечным молитвы о твоем полном исцелении.

* * *

Все мы порой видим по ночам кошмары, и каждый знает, какое чувство облегчения наступает при пробуждении, когда становится ясно, что все, что с тобой происходило мгновение назад — всего лишь дурной сон. У меня этого чувства не было. Больше того, чем больше я приходил в себе, тем больше мной овладевала самая настоящая паника. Я непонятным невероятным образом оказался черт знает где. И эта мысль напугала меня донельзя. Я был в таком шоке, что даже не мог думать сколько-нибудь связно. Даже сейчас, когда я вспоминаю те минуты, мне делается нехорошо. Больше всего мне хотелось вскочить на ноги и бежать из берлоги, в которой я очнулся, крича во всю глотку — но я понимал, что это ничего не изменит. Мне нужно было понять, что случилось со мной и с Вероникой. И найти мою помощницу.

Пока мне было ясно только одно — я непонятно как перестал быть Кириллом Сергеевичем Москвитиным и стал Эрилом Греганом. Во всяком случае, так называют меня странные люди, в компании которых я очнулся. То, что я не в сумасшедшем доме, очевидно. Может, это какая-то секта? Не исключено, что меня и Веронику из дома Данилова привезли в какое-то тайное убежище сектантов и теперь… Нет, полная чепуха. Или это всего лишь галлюцинации? Мы с Вероникой побежали за Даниловым, что-то с нами случилось, нам, пока мы были в отключке, подельники Данилова ввели какие-то сильные галлюциногены, и теперь я потерял чувство реальности и принимаю наркотический бред за действительность? Вот это похоже на правду. А если так, у меня есть только один способ выйти из этого состояния — ничего не пить и не есть и постараться не спать, сколько хватит сил, чтобы мне не вкололи повторную дозу во сне. Посмотрим, что будет, когда чертова дрянь, которой нас накачали, перестанет действовать…

— Эрил! — Бреа подошла к моей постели с деревянной миской в руках. — Давай я покормлю тебя.

— Я не голоден, — буркнул я. — Я лучше посплю.

— Тебе надо поесть, — сказала девушка. — Ты два дня лежал бесчувственный и сильно ослабел. Посмотри, какой замечательный суп я для тебя сварила!

«Замечательный суп» оказался белесой бурдой из воды и муки, в которой плавало несколько кусочков репы и поджаренного свиного сала. Ни картошки, ни лука, ни моркови в супе не наблюдалось. Хлеб, который Бреа предложила накрошить прямо в похлебку, был темным, губчатым и издавал сильный кислый запах.

— Я не хочу есть, — сказал я решительно, поболтав в похлебке ложкой. — Ешь сама, я не буду.

— Эрил! — всхлипнула девушка. — Ты разрываешь мне сердце.

— Прости, дорогая, но я, наверное, еще не совсем здоров. Унеси свой суп.

— Может быть, ты захочешь поесть позже, — с надеждой сказала Бреа. — Я приберегу суп для тебя, хорошо?

— Хорошо.

— Завтра будет свободный день, и я испеку тебе пирог с рыбой, — сказала Бреа. — Белесая Лони дала мне трех больших карасей и немного крупы. Обещаю, это будет отменный пирог.

— Не сомневаюсь в этом.

— Мне надо покормить свиней, — промолвила девушка. — Я быстро. Ты не скучай без меня.

Она вышла, а я остался наедине со своими очень невеселыми думами. Дождавшись, когда девушка отойдет подальше от дощатой двери, я встал с постели и начал обследовать лачугу. Если этой мой дом, то живу я прям-таки совсем неважно. Чистой воды бомжатник. Хижина была по сути полуземлянкой, с бревенчатыми стенами и крошечными окнами, затянутыми какой-то мутной пленкой явно органического происхождения. Кровля была соломенной, уложенной на крестообразные стропила, и над моей головой весело чирикали птицы, влетавшие в дом через дыры в крыше. Вся обстановка состояла из широкого стола — по сути, щит из нескольких широких досок, уложенный на грубые козлы, — четырех очищенных от коры кругляков, заменявших стулья, двух широких лавок (типа кровати!) и большого сколоченного из досок сундука в углу. Рядом с сундуком стояли деревянная прялка и пара больших кувшинов. Я заглянул в них: в одном было немолотое зерно, в другом репа. В другом углу находилась кубическая печь из обмазанных глиной природных камней, а на ней я увидел посуду — деревянные и глиняные чашки, горшки и кувшины. Из одного горшка торчали черенки ложек, вырезанных из дерева. В лачуге не было ни единого изделия промышленной цивилизации, и это было совершенно необъяснимо. Какой бы сильной дурью меня не накачали, мое отравленное наркотиком сознание не смогло бы так исказить абсолютно ВСЕ окружающие меня вещи.

Я посмотрел на тлеющие в печи головешки и принял решение. Осторожно, чтобы не обжечься больше, чем надо, я просунул левую руку в жерло печи и коснулся пальцами одного из углей. Боль от ожога была сильной и вполне реальной. Оглядевшись, я увидел, что странный интерьер вокруг меня нисколько не изменился. У меня на лбу обильно выступил ледяной пот.

— Значит, не сон, — пробормотал я, дуя на обожженный палец. — И не глюки. Тогда что, ептыть?

Несмотря на владевший мной ужас, я решил провести еще один эксперимент. Отломив от лежащего у очага полена щепку, я написал на земляном полу сначала «Кирилл Москвитин», а потом «Эрил Греган». Странно, но это был мой почерк, он нисколько не изменился, разве только буквы получились малость корявые. Швырнув щепку в печь, я затер рукой надписи и заглянул в сундук.

Здесь были шмотки. Наверху лежала пара мужских штанов и рубах из грубой холстины, сшитых самым топорным образом. Замечу попутно, что я и сам был одет в точно такие же штаны и рубаху. Под мужскими вещами я обнаружил несколько женских платьев — видимо, это была одежда Бреа. Одно из платьев было украшено незатейливой вышивкой, сделанной зелеными нитками. Вся одежда была на плетеных нитяных шнурках, никаких пуговиц. На дне сундука под платьями лежала штука темного домотканного холста, две пары самодельных кожаных башмаков самой примитивной работы, несколько платков с неподрубленными краями и маленький мешочек, перевязанный кожаным шнурком. Я развязал шнурок, и из мешка вывалилось медное колечко и четыре медные монеты, одна из которых была покрыта зеленой патиной. Монеты были странные, края у них были неровные, на аверсе была надпись «Один фельд» без цифры, а на реверсе красовалось примитивное изображение, в котором с трудом угадывалось какое-то животное из породы кошачьих — не то тигр, не то леопард.

Ни моей одежды, ни всего того, что было при мне в тот момент, когда мы с Вероникой зашли в дом Данилова, в лачуге не было и в помине. Меня обчистили по полной. Это было очень странно: ну, понятно, те, кто сыграл со мной такую злую шутку, могли забрать мою одежду, мой достаточно дорогой «Самсунг», наручные часы «Ситизен» и бумажник, в котором было двести баксов и почти шесть тысяч рублей. Но какой крохобор позарился на копеечную шариковую ручку или ключи от квартиры? Что за хреновина вообще творится?

За моей спиной заскрипела дверь, и я обернулся. Бреа стояла в дверях и растерянно смотрела на меня.

— Это все наши деньги? — сказал я, показав ей монеты.

— Нет, есть еще серебряный аберн, который мы дали в долг вдове Вернан, — Бреа вошла в лачугу. — Она обещала вернуть его к концу месяца с процентами. Так что подушную подать мы заплатим в срок, и высокий лорд Барден будет милостив к нам. Всю зиму сможем работать только на себя.

— Я совсем забыл о подати, — я сделал вид, что очень смущен тем, что моя память совсем изменила мне. — Ты правильно сделала, что дала деньги вдове.

— Я дала? — Бреа снова беспомощно на меня посмотрела. — Это ты велел помочь ей, потому что у нее пала от чахотки корова, и ей совершенно нечего есть.

— Хорошо, хорошо, я действительно ничего не помню. Но ты ведь расскажешь мне все, что творилось в последние дни, так?

— Конечно, — Бреа подошла ко мне и обняла. Эта чистая и непосредственная ласка была очень трогательной, но мне сейчас было не до нежностей, тем более что от «сестры» шел довольно неприятный запах — не то хлева, не то грязных волос. Ясен пень, что моются тут от случая к случаю.

— В деревне все ужасно волновались за тебя, — сказала девушка. — Все хотели прийти к нам и убедиться, что ты жив и не превратился в мерзкое чудовище. Отец Деймон всех успокаивал. Вчера приезжал управитель из замка, Симон, говорил со старостой, и тоже спрашивал о тебе.

— Большая честь для меня, — я усмехнулся. — Что еще?

— Ничего. Все готовятся к оплате податей. Высокий лорд Барден сейчас в отъезде, должен вернуться в замок через три недели. В день блаженного Юстина как обычно начнется сбор податей. Так что я успею еще напрясть шерсти.

— Что еще?

— Заходила Эльга, спрашивала о тебе, — Бреа улыбнулась и опустила взгляд.

— Что ты сказала?

— Что отец Деймон продолжает тебя лечить. Эльга обещала зайти сегодня вечером.

Мне все эти имена и факты ничего не говорили. И я решил сменить тему.

— Бреа, я нашел вот это колечко, — сказал я. — Почему ты не носишь его?

— Это матушкино кольцо, — тут девушка вновь посмотрела на меня с ужасом. — Ее обручальное кольцо, которое подарил ей наш отец в день свадьбы. Как я могу носить его, Эрил?

— Обидно, что такая красивая вещь лежит в сундуке, — сказал я. — Или ты думаешь, что твой жених подарит тебе лучшее?

— Жених? — Бреа скривилась. — Бриан? Он только о себе думает. Я обижена на него. За эти дни, что ты болел, он не разу не зашел к нам, а мог бы.

— Ты любишь его?

— Мне кажется, что он хороший. Он не злой, набожный, непьющий и трудолюбивый, и однажды унаследует конюшню отца, и мы будем жить сытно и хорошо. Но я все равно обижена на него и скажу ему об этом. — Бреа потерлась щекой о мое плечо, отчего мои мысли невольно приняли греховное направление. — Эрил, давно хочу тебя спросить — почему ты избегаешь девушек в нашей деревне? Знаешь, а ведь Эльге ты очень нравишься. И она единственная, кто осмелилась прийти к нам, когда ты заболел. Она не прочь выйти за тебя замуж, сама мне об этом говорила. И Гретан в тебя влюблена. Тебе ведь уже двадцать два года, а ты все не выбрал себе женщину — почему? Может быть, твоя странная болезнь вызвана воздержанием? Может, это неизвергнутое семя так ударило тебе в голову, что едва не повредило твой разум?

Ого, вот еще один сюрприз — я в одночасье помолодел аж на шестнадцать лет! Сразу захотелось взглянуть на себя в зеркало, но в моем «доме» подобной роскоши не наблюдалось. Но все равно, я сразу воспрял духом. Оказывается, в поразившем меня сумасшествии есть свои приятные моменты.

— Мне еще рано жениться, — сказал я. — В двадцать два года можно немного подождать. Вот когда мне будет тридцать восемь, я обязательно женюсь на Гретан или Эльге.

— Не шути так, Эрил. Ты же знаешь, отец умер как раз в тридцать восемь… Двенадцать Вечных, я так рада, что ты не покинул меня! Я так испугалась!

— Отец Деймон хорошо меня лечил, — сказал я с самым серьезным выражением лица. — Вот уж не думал, что он такой хороший лекарь.

— Мы должны благодарить Вечных за то, что они послали отца Деймона в наш приход. Он так заботится о нас. Если бы не он, высокий лорд Барден давно бы повысил подати, но я слышала, что даже он уважает отца Деймона и опасается его обличений.

Итак, примем к сведению — есть какой-то лорд Барден, который, судя по всему, в этих местах хозяин. А я вроде как его крепостной. Юный двадцатидвухлетний смерд, платящий лендлорду подати монетками, которые называются фельды и аберны. У меня есть сестра на выданье и… Нет, ну очень сильный наркотик вкололи мне дружки Данилова!

Или дело вовсе не в наркотике и не в начавшемся безумии, и все, что со мной сейчас творится — РЕАЛЬНО?

— Бреа, у нас в доме есть что-нибудь выпить? — спросил я, чувствуя, что опять теряю над собой контроль.

— Ничего, — тут девушка опять посмотрела на меня с нескрываемым страхом. — Эрил, ты что забыл, что высокий лорд Барден запретил вилланам курить на дому мед и пиво?

— Да, я действительно был сильно болен, — пересилив себя, я чмокнул «сестру» в грязную щечку. — Знаешь, я схожу в таверну. Надеюсь, за время моей болезни таверна не исчезла?

— Нет, — Бреа улыбнулась. — Только, пожалуйста, не пей много. Я знаю, что папаша Дунстан охотно наливает тебе в долг, но все же…

— Не буду, — пообещал я и, надев большие по размеру деревянные сабо, стоявшие у порога, вышел из лачуги.

* * *

Любое расследование начинается со сбора информации. И первая информация, которая меня интересовала — это где я оказался.

«Мой дом» выглядел как обычный крестьянский дом средневековья, простой сруб под двускатной соломенной крышей. За домом располагались заботливо возделанное поле (надо думать, это настоящий Эрил Греган поработал!), огород и крошечный садик с полудюжиной яблонь, плоды на которых напоминали обычную дичку. К дому прилепились крошечный сарай и загон под навесом, в котором задумчиво месили пятачками грязь два печальных и худосочных подсвинка. По соседству стояли похожие лачуги с неизменными полями и огородами, а вдали, над верхушками деревьев, возвышалось серое напоминающее формой призму здание, которое, вероятно, было местной церковью.

Я шел по грязной дороге, вымешивая ногами раскисший от дождей чернозем, и думал над тем, что случилось. Теперь я все вспомнил — как мы выпивали с Даниловым, как я заговорил с ним о таинственном персонаже с фамилией Завратный, как Данилов внезапно впал в бешенство, попытался ударить меня бутылкой, как бросился бежать наверх, в студию, а мы с Вероникой побежали за ним, как Данилов подбежал к той самой огромной картине, которая занимала всю стену его студии, а потом… Потом был провал, чернота. А после я очнулся здесь, в убогой хижине, и рядом со мной была чумазая девчушка по имени Бреа, называющая себя моей сестрой и священник по имени Деймон. Я перестал быть Кириллом Москвитиным и превратился в Эрила Грегана. Теперь мне предстоит разобраться, куда я попал, реально ли все, что я вижу вокруг себя, или это причудливый кошмар, безумный бред, который по непонятной причине мучает меня. Пока все, что я видел, не вызывало у меня ни одной положительной эмоции. Но самое страшное — мы с Вероникой потеряли друг друга. Мне даже не хотелось думать о том, что моя помощница могла погибнуть.

За то время, что я занимался частным сыском, пришлось побывать в самых разных ситуациях. Я познакомился с целой плеядой самых интересных людей, начиная с отмотавших срок убийц и заканчивая сатанистами, общался с маньяками и самой безбашенной братвой, побывал на сборищах сектантов и в наркоманских притонах. И с ножом на меня кидались, и с молотком, а однажды спустили на меня презлющего ротвейлера. До сих пор мне удавалось побеждать обстоятельства малой кровью — за восемь месяцев я лишь один раз попал в стационар с «травмами средней тяжести» и с сильнейшим желанием сменить род занятий. Но в этот раз я, похоже, влип в очень серьезную переделку. Ощущение дикого горячечного бреда не отпускало меня ни на секунду. Я проклинал себя за то, что связался с Маргулисом, что позволил Веронике пойти со мной к Данилову. Если с Вероникой что-нибудь случилось, никогда себе…

Тут я встал посреди дороги, совершенно ошеломленный. Погруженный в свои невеселые думы, я дошел почти до самой околицы деревни, и передо мной простирался широкий луг. Так вот, это был луг с картины Данилова. Тот самый, без дураков. Все совпадало с точностью до листочка. Справа от меня был неглубокий овраг, заросший кустарником, слева красовались два древних дуба, только листва на них уже приобрела осеннюю расцветку, вдалеке возвышалась одинокая мельница, а прямо по курсу, метрах в двухстах от того места, где я остановился, виднелись так впечатлившие меня на картине руины из серого камня. Ошибиться было невозможно, это был тот самый пейзаж, и мне в очередной раз стало очень страшно.

— Еперный театр! — сказал я сам себе, вытирая со лба выступивший холодный пот. — Это невозможно, это…

Мне стало ясно, что произошло. Это было невероятное, безумное, невозможное допущение, но оно все объясняло. Странная картина в студии Данилова оказалась порталом в другой, неведомый мир, и я сейчас нахожусь именно в этом мире. Алиса в Зазеркалье. Попаданец в чистом виде. Видимо, когда Данилов врубился, что ему со мной не справиться, он решил удрать в эту самую реальность, и мы с Вероникой, погнавшись за ним, угодили в нее за компанию с художником. Конечно, все это звучит как чистой воды бред сумасшедшего, но другого объяснения у меня не было.

Дождавшись, когда меня отпустит охвативший меня ступор, я сделал еще несколько шагов вперед, и тут меня захватила новая мысль. Если я оказался в этой реальности, каким-то образом пройдя через портал, значит, есть обратный путь. Не исключено, что он находится именно тут, на этом лугу. Я с энтузиазмом обреченного схватился за эту идею и тут же решил обследовать территорию — и начать с серых руин.

Это были остатки двухэтажной усадьбы, построенной из обтесанных природных камней. Когда-то здесь был сильный пожар, и от верхнего этажа остались только закопченные стены, но фундамент и цоколь сохранились очень хорошо. Я обошел развалины кругом и вскоре нашел вход. Внутри дома не было ничего, кроме куч мусора, битого камня и головешек. Лестница, которая вела на второй этаж, обрушилась, и подняться наверх было невозможно. Я вышел на воздух и еще раз обошел руины. С другой стороны усадьбы находился забитый широкой балкой вход в погреб. Присмотревшись, я увидел, что балка, хоть крепкая, совсем потемнела и рассохлась от времени и непогоды, но вот квадратные шляпки гвоздей, которыми она была прибита к створкам двери, выглядят так, будто гвозди вбили только вчера. Это меня заинтриговало. Ухватившись за балку, я потянул ее на себя, и она неожиданно легко оторвалась от дверей. Кто-то пытался создать видимость того, что погреб давно и наглухо заколочен. Как бы то ни было, теперь я мог спуститься вниз, в подземелье.

Лестница, по которой я спускался, хоть и скрипела под моими шагами, но оказалась прочной, и меньше чем за десять секунд я спустился вниз. Тут меня ждал неожиданный и очень приятный сюрприз — на бочке у лестнице я увидел старый медный фонарь и огниво. Поскольку огнивом я прежде никогда не пользовался, возиться пришлось довольно долго, однако огонь я все-таки высек и разжег фонарь. Погреб был пуст, на земляном полу валялись обломки досок и иссохшие кости какого-то животного. В углу погреба виднелась дыра, похожая на какой-то лаз. Светя себе фонарем, я полез в дыру.

Ход привел меня в просторный подвал с каменными стенами и толстыми колоннами, поддерживающими сводчатый потолок. У меня забилось сердце от волнения — еще совсем недавно в этом подвале кто-то прятался. На столе в центре подвала выстроились в линию огарки свечей, большая бочка в углу была наполовину наполнена водой, а зола в самодельном очаге выглядела совсем свежей, как и солома, на куче которой обитатель, или обитатели этого тайного убежища, по-видимому, спали. Я обратил внимание на то, что пепел в очаге выглядит слоистым, будто в огне жгли какие-то бумаги или пергамент. Я принюхался — в подземелье сохранился слабый запах паленой кожи. На каменном полу подвала я разглядел причудливые фигуры, смахивающие на астрологические знаки, старательно начерченные углем. Глядя по сторонам, я заметил большой железный ящик под столом. Я открыл его и увидел с полдюжины деревянных коробок, в которых оказались какие-то порошки и травяное крошево, а еще свернутый в трубку лист бумаги.

Это было письмо, написанное ровным красивым почерком, и вот что я прочел:

Дорогой друг Кастельмаре!

Привет тебе и пожелания счастья и процветания!

Оставляю для тебя это послание в месте, известном тебе, дабы ты смог его прочитать и знал, какие невероятные события вынудили меня покинуть Дозор Белого Колдуна, в котором в последние недели вел я свои исследования. Я сообщал тебе, любезный друг мой, во время нашей последней встречи, что Дозор не обманул моих ожиданий. В его развалинах действительно оказался скрытый портал, созданный Белым Колдуном Тейо, и мне удалось его открыть. Надеялся я, что портал оный выведет меня в Лоннорн, в замок Нильгерд, где сумел бы я наконец-то найти надежное убежище от дьявольских созданий, идущих по моим следам, но я определенно ошибся в расчетах, и портал открылся в мир, совершенно мне неведомый. Однако верно говорят люди, что Вечные любят подобных мне беспутных глупцов — я оказался в доме живописца по имени Ян. Нам удалось довольно быстро найти общий язык, и я сумел уговорить Яна помочь мне. Первый же сеанс Магии Слова дал результат поразительный — оный живописец смог за краткое время воплотить Врата с таким искусством, что я был поражен несказанно. Я горд собой, Кастельмаре, ибо я многому научился за эти годы. Однако немилосердная судьба опять сыграла со мной дурную шутку. Именно в тот день, когда, будучи совершенно готовый совершить важнейший в моей жизни шаг, собирался я просить Яна создать для меня Врата в Нильгерд, к нему пожаловали гости, какие-то покупатели, желающие купить его картины. А далее случилась совсем скверная вещь — эти люди поссорились с художником, и все они, разрушив волшебный экран, который я выставил для защиты портала, нечаянно воспользовались моими Вратами и оказались тут. К сожалению, я не смог помешать им и предотвратить беду. Врата и портал в Дозоре оказались уничтоженными безвозвратно, но что хуже всего — защитная магия убила моего бедного друга-художника и мужчину, который прошел через портал следом за ним. Благодарение Двенадцати Вечным, мне не пришлось хоронить вместе с ними юную даму, которая теперь находится на моем попечении и под моим призором. Мне нужно позаботиться о ней. Так что, как только эта дама будет в состоянии выдержать тяготы пути, я не медля ни часа, отправлюсь с ней в Набискум, где буду искать возможности продолжить мои исследования.

В восточной стене моего убежища ты найдешь мой тайник, в котором я оставил для тебя несколько забавных диковинок и скромную сумму, которая, как мне думается, заставит тебя забыть о затруднениях, что ты в данное время испытываешь. Прошу тебя, уничтожь эту записку и не поминай недобрым словом твоего бедного друга,

Вильяма де Клерка.

Надо ли говорить, какие эмоции мной владели, когда я читал это письмо? Вероника жива, и она тоже находится в этом странном мире, возможно, где-то совсем рядом со мной! Я испытал просто невероятное облегчение. Это была лучшая новость за весь день. Я был так счастлив, что даже не испугался того, что сам я мертв — так выходило из содержания письма. Что ж, теперь я обязательно найду девчонку, если даже мне придется перевернуть тут все вверх дном.

Моя сумасшедшая гипотеза подтвердилась — я действительно оказался в другом мире и в чужом теле. Понятия не имею, как это получилось. Предположим, я прошел через портал. Картина Данилова, которой так дорожил покойный художник — царство ему небесное, — оказалась во всех смыслах уникальной. Скажем так, волшебной, хоть и звучит это довольно дико. Теперь понятно, почему он так не хотел ее продавать. И еще, письмо написал Вильям де Клерк — тот самый, о котором говорил мне Маргулис, он же таинственный господин Завратный?

Похоже на то.

— Ну и хрень! — сказал я сам себе, свернув письмо в трубку. — Это ведь просто уму непостижимо. Оказывается, я умер, но при этом я жив. Вот уж мистика! Наделал ты делов, козел британский.

Итак, у меня появились две зацепки — название места, в которое де Клерк отправился вместе с Вероникой, да еще имя его приятеля, которого мне следует искать в этих местах. Вот со второй зацепочки и начнем. Но сначала надо посмотреть, что там де Клерк заначил в своем тайнике.

Тайник я нашел не сразу: на первый взгляд стена казалась сплошной кирпичной кладкой, скрепленной раствором. Мне пришлось простучать всю стену подобранной с пола костью. Тайник открылся, едва я нажал соседний кирпич. Диковинками, о которых говорилось в письме де Клерка, оказались мои часы, мобильник и бумажник. Часы остановились, мобильник был разряжен, что же до денег вряд ли они могли мне тут пригодиться. Более полезной находкой был продолговатый деревянный ящичек, в котором я обнаружил два десятка золотых монет, каждая достоинством в два риэля. Я без малейших колебаний забрал деньги, положил телефон, часы и бумажник в ящичек и закрыл тайник. На всякий случай, я добросовестно осмотрел каждый угол в убежище де Клерка, но больше ничего полезного не нашел. Теперь следует идти в таверну и попытаться разговорить хозяина — наверняка он сможет снабдить меня какой-нибудь полезной информацией. А потом нужно отправляться на поиски Вероники, и чем быстрее, тем лучше.

* * *

Деревенская таверна располагалась в самом центре моей «родной» деревни и оказалась именно такой, какой я ее себе представлял — темной, грязной, чадной и полной самых убойных запахов. Здесь коротало вечер человек восемь, и мое появление вызвало у них самую разную реакцию. Трое или четверо тут же торопливо допили содержимое своих кружек и быстренько покинули корчму — я заметил, что физиономии у них выглядели испуганными, и они старались не смотреть в мою сторону. Какой-то малый в грязной овчинной душегрейке, крепкий, краснощекий и сильно датый, напротив, полез ко мне обниматься.

— Эрил, чтоб мне пропасть! — рыкнул он, хлопая меня по плечам ладонями и дыша мне в лицо чесноком и сивухой. — Поднялся-таки, чертов сын! А мы уж думали, скоро снесем тебя на кладбище и выпьем за помин твоей грешной души.

— Со мной все хорошо, — сказал я самым дружелюбным тоном. — Я поправился. Только с башкой у меня не все в порядке. Память до сих пор толком не вернулась.

— Ну, от этого есть хорошая ремедия, пара кружек пойла нашего доброго папаши Дунстана, — заявил здоровяк. — Только я на мели, все пропил.

— У меня есть пара медяков, — я решил, что светить найденными в руинах золотыми совсем ни к чему. — Да и папаша Дунстан мне всегда в долг наливает.

— И сегодня налью, клянусь печенкой! — сказал хозяин, пузатый старик с окладистой белоснежной бородой и красной физиономией гипертоника. — Подходи, Эрил, рассказывай, что за демоны набросились на тебя в церкви.

— Ну, это ты хватил, старик, — сказал я. — Разве ты не знаешь, что демонам нет доступа в храм? Это была просто болезнь. Я переутомился. Но теперь я здоров и угощаю всех.

Забулдыги, напряженно следившие за мной из темных углов корчмы, сразу оживились, заулыбались и потянулись к стойке, где папаша Дунстан наполнял из здоровенного кувшина глиняные кружки. Я тоже взял кружку, понюхал — предложенный мне напиток издавал сильный сивушный запах.

— Верно говоришь, сынок, — сказал корчмарь, чокаясь со мной. — Хорошо, что ты не помер, а то Бреа пришлось бы трудно одной. Да и белобрысая Эльга страдала бы без тебя, ха-ха-ха! Уж очень она мечтает, чтобы ты вспахал своим плугом ее девственную бороздку.

— Вы все о пустяках, папаша Дунстан, — я все-таки набрался смелости и сделал глоток пойла. Такой гадости я не пил никогда в жизни, однако показывать этого было никак нельзя. Тем более что мои «земляки» с жадностью опустошили свои кружки и теперь требовали добавки. Что ж, правильно говорят, что на халяву уксус сладкий…

— За милость Двенадцати Вечных! — провозгласил я, подняв кружку. — И за мое чудесное исцеление.

— Да уж, повезло тебе, — сказал крепыш в овчинной безрукавке. — Когда ты в храме свалился и начал биться в корчах, мы все перепугались. Сразу подумали, что это Пурпурная чума опять в нашу округу вернулась. Кто-то даже предложил твой дом сжечь, чтобы зараза дальше не распространилась. Благодари отца Деймона, если бы не он, не встретились бы мы с тобой сегодня. Коли бы от недуга не помер, так горячие головы вам бы с Бреа красного петушка запустили.

— Храни его Вечные! — сказал я и сделал еще глоток (еперный театр, ну и мерзость!) — Как заплачу подати, пожертвую храму хороший куш всенепременно. Целый серебряный аберн дам.

— И верно сделаешь, сынок, — сказал Дунстан. — Только вот не знаю, останется ли у тебя что в этом году после уплаты. Сказывал мой кум, что высокий лорд Барден опять собирается поднять налоги. Мол, на войско ему не хватает, чтобы по велению нашего милостивого государя Готлиха выступить с прочими лордами в поход в Темные земли.

— Неужто война опять?

— Дурные слухи ползут по миру. Пока ты хворал, побывал у меня в корчме один святой паломник с Севера. Страшные вещи рассказывал. Мол, у Северного вала что гаттьены, что вильфинги целыми стаями появляются. Вроде как перестали они промеж себя воевать и ныне готовятся в наши земли придти, дабы их опустошить и людей в корень извести. А еще рассказывал он о крылатых чудовищах, и о прорицаниях Черной ши, которые сбываться уже начинают.

— Да ну! — Я понятия не имел, кто такие гаттьены и вильфинги, и что там напророчила местная баба Ванга, но решил не показывать вида. — Не иначе, насочинял этот странник с три короба, или с пьяных глаз страшилок вам тут наплел.

— Не говори так! — Дунстан замахал руками. — Как можно святому человеку не верить? Правду он сказал, Вечными клянусь.

— Наше дело крестьянское, — сказал я, как мне показалось, очень авторитетным тоном. — Наше дело землицу пахать да хлеб растить, а дело высоких лордов нас оборонять. У них и воинов много, и оружие доброе, вот пусть и воюют. А коль король и лорды пойдут на Север, так уж непременно всех вражьих тварей изведут.

— Верно говоришь, Эрил! — раздалось сразу несколько голосов. — Слава королю и высоким лордам!

— Истинно, — добавил Дунстан, и мы, чокнувшись, выпили.

— А больше чужаков у тебя не было? — начал я, полагая, что пора начать сбор оперативной информации.

— Чужаков? Каких чужаков?

— Да так, слышал я еще перед болезнью, будто в Дозоре Белого колдуна видели какого-то странного человека. Пришлого как будто.

— Пришлого? — Дунстан посмотрел на меня с прищуром. — Все пришлые в Донборе через мою корчму проходят. А коль не проходил никто незнакомый, стало быть, пустая это болтовня.

Так, оказывается, эта деревня называется Донбор. Мелочь, но запомним.

— И то верно, — сказал я, знаком попросив корчмаря налить еще (расстройство пищеварения и тяжелый бодун мне обеспечены, но надо уметь приносить жертвы ради пользы дела). — Да и что кому делать в этих развалинах? Гиблое это место, добрый человек туда никогда не сунется.

— Добрый — да. — Дунстан высморкался прямо на пол. — Только не все такие добрые люди, как мы с тобой.

— Это ты о чем, папаша Дунстан?

— А ты не знаешь? Я про умника этого затраханного говорю, про Кастельмаре. Знаю доподлинно, что он в Дозоре не раз бывал.

— Кастельмаре? — Я постарался изобразить полное недоумение. — Вот уж не знал!

— Я и сам удивляюсь, как этого молодца до сих пор Звездоносцы не забрали. — Папаша Дунстан с шумом очистил от соплей вторую ноздрю. — Голову прозакладаю против гнилой тыквы, что этот Кастельмаре еретик и вообще темная лошадка. Я это сразу прочухал еще в прошлом году, когда он в наших краях появился. Шибко умный. От всех нос воротит, в мое заведение ни ногой. Чистоплюй засратый.

— Все эти баре такие, — согласился я. — Чума на него и давай выпьем!

В корчме между тем прибавилось народу — верно, новость о том, что Эрил Греган выздоровел и зашел на огонек к папаше Дунстану, уже разлетелась по деревне. Новоприбывшие окружили меня, начались расспросы о здоровье, на которые я отвечал односложными фразами, вроде «Все хорошо» или «Хвала Вечным, выкарабкался». Естественно, все угощались за мой счет — только за этим они сюда и приперлись. Вечеринка явно грозила мне большими расходами, но это меня мало волновало. Самое главное было в другом — никто из этих неотесанных средневековых крестьян даже не заподозрил, что тот Эрил Греган, которого они знали прежде, изменился, и теперь это совершенно другой человек. Мне это было на руку, так что стоило попробовать и дальше поломать комедию. Тем более что я узнал крайне важную вещь — неведомый Кастельмаре находится тут, в этих краях, и я вполне могу с ним побеседовать о де Клерке.

— Бреа говорила, что так испугалась, когда я заболел, — с самым простодушным видом сказал я. — Думала, помру. Даже призналась, что этого самого Кастельмаре хотела звать. Он вроде как маг.

— Ха, нашла мага! — хмыкнул Дунстан. — Никакой он не маг, и хорошо, что сестрица твоя, дуреха, не обратилась к нему. Знаю доподлинно, что этого парня вроде как отец нашего высокого лорда сюда пригласил много лет назад в наших краях золото искать. Да только ничего этот Кастельмаре не нашел, вот и поперли его из замка, а идти ему было некуда, так и остался в наших краях… Да что мы все о нем? Чести больно много.

— И то верно, — согласился я. — Пойду я, пожалуй.

— Э, нет! — взвился корчмарь. — Ты у нас, почитай, из мертвых восстал, так что сегодня хорошенько напиться должен. Уж я прослежу, чтобы так оно и было…

* * *

Когда я вышел из таверны, была уже ночь. Выпитая в корчме папаши Дунстана бурда тяжко осела в моем желудке и бродила в голове, вызывая приступы тошноты. Поэтому, отойдя подальше, я опустошил желудок, нажав на язык двумя пальцами, и, немного придя в себя, отправился домой. Поскольку на улице было пустынно — надо думать, местные жители ложились спать с закатом, как это и полагалось в средние века, — я никого не встретил по дороге.

Начало моего расследования было обнадеживающим. Во-первых, я узнал о том, что Кастельмаре живет где-то неподалеку, и теперь необходимо с ним встретиться и попробовать объяснить, кто я такой и зачем мне нужен де Клерк. Конечно, Кастельмаре вряд ли мне поверит, но попробовать надо. Во-вторых, у меня есть деньги, судя по всему, приличная такая сумма. Можно приберечь их на потом, можно попробовать подкупить Кастельмаре, если он не захочет со мной откровенничать. Я прекрасно понимал, что любое промедление может привести к катастрофе. Веронике надо помочь, необходимо найти ее как можно быстрее, а потом уже вместе думать над тем, как убраться из этого кошмарного мира. Мне очень не понравились рассказы корчмаря о готовящемся военном походе тутошнего короля, о всяких темных вещах, происходящих в этом мире.

Тут я внезапно подумал о другом. Судя по всему, этот Эрил Греган был вилланом, зависимым крестьянином, собственностью высокого лорда Бардена. Поскольку теперь я стал Эрилом Греганом, его вилланство передалось мне по наследству. Хреновое наследство, прямо скажем. Я несвободен, и мой самовольный уход из деревни будет в любом случае расценен как бегство. Не сомневаюсь, что меня будут искать, и если поймают… Я не кузнец Баллиан, а эта реальность — не съемочная площадка фильма «Царствие Небесное». Добрых рыцарей, которые защитят меня в случае чего, я тут вряд ли встречу, скорее наоборот. Конечно, я в любом случае сделаю отсюда ноги, но надо все предварительно хорошенько продумать. Деньги у меня есть, надо еще запастись провизией, одеждой и в идеале найти какое-нибудь оружие для самозащиты. Но перво-наперво следует накопать информации.

Из письма я знал, что де Клерк вместе с Вероникой направились в Набискум. Что это за место я, разумеется, понятия не имел — возможно, Кастельмаре просветит меня на этот счет. Впрочем, я пока не знаю, где же живет этот самый Кастельмаре. Надо поговорить с Бреа.

Я подошел к дому и увидел, что у входа стоит закутанная в темное фигура с тускло горящим фонарем в руке. Заметив меня, неизвестный тут же решительно и быстро двинулся мне навстречу. В его походке было нечто, что заставило меня отступить на шаг назад, сделать упор на правую ногу и сжать кулаки. Однако, подойдя ближе, неизвестный скинул с головы капюшон, и я узнал отца Деймона.

— Вот и ты! — сказал он, и голос его звучал как-то странно. — Ты где был?

— В корчме у папаши Дунстана, решил выпить немного.

— Давай зайдем в дом.

Священник буквально втолкнул меня в хижину и закрыл за нами дверь. Сидевшая у очага Бреа тут же вскочила на ноги и бросилась ко мне на шею, всхлипывая и причитая.

— Бреа, уймись! — строго прикрикнул на нее Деймон. — Выйди вон из дома!

Девушка поцеловала меня в щеку, вытерла слезы, поклонилась священнику и вышла. Я вопросительно посмотрел на отца Деймона.

— У нас мало времени, — сказал Деймон. — Поэтому слушай внимательно, дважды повторять не буду. Тебе угрожает опасность. О твоей болезни стало известно Звездоносцам.

— Звездоносцам?

— Это не моя вина, Эрил. Я старался убедить всех в приходе, что твоя болезнь всего лишь следствие нервного расстройства, но мне, похоже, не поверили. Я думаю, это Симон, управитель высокого лорда Бардона, сообщил о тебе в Звездный Чертог. Сегодня вечером герольд Звездного Чертога привез мне уведомление о том, что завтра эмиссар Чертога прибудет для проведения следствия. Понимаешь, чем тебе это грозит?

— Кажется, да, — я понятия не имел, о чем речь, но лицо Деймона и его мрачный взгляд ясно говорили о том, что знакомство со Звездоносцами ничего хорошего мне не сулит. — И что делать?

— Тебе нужно бежать, сынок. Прямо сейчас.

— Бежать? Погодите-ка, святой отец — я не могу бежать. Я принадлежу лорду Бардону, и меня…

— Именно так — повесят, если поймают. Но у тебя есть маленький шанс избежать смерти. Если ты окажешься в руках Звездоносцев, ни единого шанса не будет. Тебя ждет отлучение от храма и огненное крещение.

— Так, понятно, — я с трудом пошевелил языком, так у меня во рту все пересохло от страха. — И куда же мне бежать?

— Я не знаю. Одно могу сказать — чем дальше ты уйдешь от Донбора, тем дольше проживешь. — Тут священник печально посмотрел на меня. — Мне очень жаль, Эрил. Еще раз говорю, это не я сообщил о тебе Звездоносцам.

— Я верю вам, преподобный.

— Ты, наверное, удивлен, почему я предупредил тебя. В свое время твой отец Хондиар спас мне жизнь. Я не успел вернуть долг благодарности ему, возвращаю его тебе.

— Как случилось, что мой отец спас вас?

— У нас нет времени на пустые разговоры, Эрил. Вот, возьми, — священник сунул мне в ладонь несколько серебряных монет. — Этого хватит на первое время. И еще, возьми этот плащ, — Деймон сбросил с себя тяжелую суконную робу с капюшоном и протянул мне. — Прости, больше ничем не могу тебе помочь.

— Вы и так спасли мне жизнь, преподобный, — я наклонился, взял руку священника и поцеловал ее. — Спасибо вам. Я всегда буду с благодарностью вас вспоминать… Постойте, а Бреа?

— Ей ничего не угрожает. По закону родственники одержимого не подлежат просекуции.

— Просекуции?

— Тайному следствию, проводимому эмиссарами Звездного Чертога. Не беспокойся, с Бреа все будет хорошо.

— Отец Деймон, вас накажут.

— Не беспокойся, Эрил, я знаю, что мне делать, чтобы эмиссар ничего не заподозрил. Думай о себе. Ты не должен попасть в руки Звездного Чертога или властей.

— Хорошая задачка для тренировки ума, — буркнул я. — Есть кто-нибудь, кто смог бы помочь мне?

— Никого. Запомни, Эрил — ты не должен доверять никому. Агенты Звездного Чертога повсюду, так что будь очень осторожен.

— А Кастельмаре?

— Этот сумасшедший? Зачем он тебе?

— Я слышал, он ученый. Возможно, он может дать мне пару хороших советов.

— Ты не доверяшь мне? — Отец Деймон улыбнулся. — Я понимаю тебя. Но только вряд ли Кастельмаре сможет тебе помочь.

— Как мне его найти?

— Ты и это забыл? Твоя болезнь действительно повредила твой ум, сынок. Кастельмаре живет в «Приюте рыбака». Это у самого берега реки, чуть не доходя замка лорда Бардона. И прошу тебя, не упоминай в разговоре с ним мое имя, хорошо?

— Конечно, преподобный. Еще раз сердечно благодарю вас за доброту.

— Ступай, сынок. Пускай Вечные хранят твой путь. Помни все, что я тебе сказал.

Бреа стояла у калитки загона, когда я вышел. Похоже, Деймон ей все уже рассказал, так что объяснять мне ничего не пришлось. В руках у нее был узелок, она уже собрала мне припасы в дорогу.

— Возьми меня с собой, — шепнула девушка, прижавшись ко мне всем телом.

— Невозможно, милая. Нельзя так рисковать.

— Я не смогу жить без тебя, Эрил.

— Придется. Обещаю, однажды я вернусь, и мы будем жить вместе, счастливо и богато. Я выкуплю тебя у высокого лорда Бардона, и ты будешь свободна.

— Эрил, я так боюсь за тебя!

— Ерунда. Я сильный, я сумею обмануть всех. Вот, держи, — я отдал девушке деньги, который вручил мне отец Деймон. — Тебе хватит надолго. И ничего не бойся. Если будут спрашивать, куда делся Эрил, говори, что он был безумен и убежал из дома, больше ты его не видела, поняла?

— Эрил, не уходи!

— Прости, солнышко, но так надо, — я поцеловал ее в грязную щечку, а потом, решившись, и в губы. — Я люблю тебя. Очень-очень. Молись за меня почаще.

— Эрил!

— Прощай, Бреа, — я мягко высвободился из ее объятий, взял приготовленный для меня узелок и быстро зашагал по дороге в сторону реки.

* * *

«Приют рыбака» оказался старой построенной из дубовых бревен усадьбой, расположенной буквально в нескольких метрах от берега и окруженной камышовыми зарослями. Поскольку ни фонаря, ни факела у меня с собой не было, я не сразу нашел калитку в покосившемся заборе, а потом долго и яростно стучал в дощатую дверь, которая жалобно дребезжала при каждом ударе. Наконец, сквозь щели в двери я увидел слабый свет, а потом испуганный голос спросил, кто я и что мне нужно.

— Кастельмаре мне нужен, — ответил я. — По очень важному делу.

— Приходи утром, — ответил голос. — По ночам только утопленники и вампиры в гости ходят.

— У меня нет времени ждать. Открой дверь.

— Не открою.

— Послушай, Кастельмаре, дело очень важное. Нам надо поговорить о де Клерке.

За дверью стало тихо, мне даже показалось, что я слышу дыхание хозяина. А потом загремел засов, и дверь отворилась. На пороге появился человек средних лет с худым болезненным лицом и взъерошенными светлыми волосами. В одной руке у него был фонарь, в другой — широкий тесак.

— Ты кто такой? — спросил он, глядя на меня с подозрением.

— Эрил Греган.

— А, тот виллан, в которого, как говорят, бесы вселились? А с чего ты решил, что я знаю, кто такой де Клерк?

— Вот с чего, — я показал Кастельмаре найденное в Дозоре письмо. — Ну что, будем говорить, или нет?

— Нет, — Кастельмаре показал мне тесак. — Топай отсюда, парень, а то уши обрежу.

— Слушай, погоди, не злись. У меня большие проблемы. За мной Звездоносцы охотятся. Мне надо бежать из Донбора. И мне очень нужно найти де Клерка. Даже не представляешь себе, как это важно.

— Зачем тебе де Клерк?

— У него моя… подруга.

— Твоя подруга? — Я заметил, что Кастельмаре сильно побледнел. — Ладно, входи. И помни, что я снесу тебе башку одним ударом, если хоть что-то заподозрю.

Он втащил меня внутрь и запер дверь на засов. Несколько секунд мы смотрели друг на друга.

— Дай письмо, — велел Кастельмаре.

Я терпеливо ждал, когда хозяин дочитает письмо. А потом он поклонился мне и внезапно заулыбался.

— Значит, это ты один из погибших, про которых пишет де Клерк? — спросил он. — А ты воскрес?

— Воскрес. Только теперь я другой человек, понимаешь?

— Конечно. Переселение душ в чистом виде. Ну, дружок, придется тебе побегать, если до тебя доберутся Звездоносцы, тебе не сдобровать. Кстати, как ты узнал, что тобой заинтересовался Звездный Чертог?

— Один добрый человек предупредил. Кто такие вообще эти Звездоносцы?

— Стражи. Тайный орден, преследующий вероотступников и воюющий с нечистой силой. Я тебе не завидую, потому что рано или поздно они до тебя доберутся. У них кругом свои люди.

— И что же мне делать?

— Молиться. Больше ничего не могу тебе посоветовать.

— Послушай, Кастельмаре, что тут у вас вообще происходит? — Я схватил хозяина за рукав. — Я ничего не понимаю. Мне нужна информация.

— Хочешь, чтобы я тебя просветил? А с чего ты взял, что я могу тебе доверять?

— Ты прав. Я не могу доказать тебе, что у меня честные намерения. Так что просто поверь мне на слово.

— Слово! — Кастельмаре поднял указательный палец к потолку. — Вот основа всего. Так думает де Клерк, потому что он розовый идеалист. Рано или поздно он тоже закончит жизнь на костре. Или до него доберется один из Кланов. Он слишком хорош для того, чтобы ходить по этой земле.

— Кастельмаре, как человека прошу — помоги! Мне надо найти женщину, которая была со мной. Это вопрос жизни и смерти.

— Она твоя женщина?

— Да. Я очень люблю ее.

— Расскажи, что случилось с тобой.

Я начал рассказывать. Все, обстоятельно и подробно. Как ко мне обратился Маргулис. Как просил найти книгу Азарра. Как мы пришли к Данилову и увидели картину, и как я непонятным образом очутился в этом мире в теле Эрила Грегана. Кастельмаре слушал внимательно, не перебивал. Когда я закончил, он велел мне идти вслед за ним. Мы прошли в комнату, хозяин предложил мне сесть на табурет, а сам уселся напротив, прямо на стол.

— Невероятно! — сказал он наконец. — Знаешь, я тебе верю. Такое нельзя придумать. И потом, я своими глазами видел портал, который нашел де Клерк. Честно говоря, я уже давно его искал, но де Клерку повезло больше. Никогда не думал, что его магия настолько сильна.

— Все это хорошо, но как мне теперь быть?

— Вот уж не знаю. Для начала, наверное, стоит найти де Клерка. Так что топай в Набискум.

— А где это?

— Набискум — это город к северу отсюда. Большой город, расположенный на границе Вальгарда и Брутхаймы.

— Мне эти названия ничего не говорят.

— Вальгард — это королевство, подданным которого ты являешься. В нем правит король Готлих Восьмой, могучий воин и жестокий правитель. А к северо-западу от Вальгарда находятся Брутхайма и Лоннорн. Я так думаю, де Клерк, потерпев неудачу с порталом, теперь пытается добраться до Нильгерда. Надеюсь, ему это удастся до того, как на его след нападут гончие Кланов.

— Кланов? Каких Кланов?

— Ты и этого не знаешь? — Кастельмаре как-то странно на меня посмотрел. — Да, тяжело тебе будет выжить, парень.

— Расскажи мне про Кланы.

— Дело в том, что мы пограничное королевство. За северной границей Вальгарда начинаются земли Колдомании, Темные земли, как их иногда называют. Это место, куда доступа человеку нет. Никто там не сумеет пережить даже одну-единственную ночь. Эти Земли принадлежат Сестрам. Когда-то, много лет назад, Сестры пытались захватить лежавшие к югу земли — им нужны были рабы и новые последователи их нечестивого культа. При помощи колдовства они создали Кланы, две могучие армии, которые должны были покорить земли людей. Сначала был создан Клан Гаттьен, а потом, чтобы еще больше усилить свою армию, Сестры создали Клан Вильфинг.

— И что? — Я вспомнил, что эти названия упоминал в разговоре папаша Дунстан, когда говорил о событиях на северной границе. — Кто такие эти вильфинги и гаттьены?

— Оборотни. Гаттьены — это клан женщин-кошек, а Вильфинги — клан мужчин-волков. Сестры рассудили, что такими непохожими, имеющими разную природу кланами будет легче управлять. А чтобы кланы были покорны своим создательницам и не враждовали, Сестры дали им волшебный дар Слова. Оборотни могли говорить и находить друг с другом и с самими Сестрами общий язык. Да только вмешался этот идиот де Клерк. Уж не знаю как, но он похитил у Кланов дар Слова. Между оборотнями началась междоусобная война, и даже Сестры при всем их могуществе не могли ее остановить. Правда, довольно скоро Сестры смогли понять, что случилось, и даже узнали, кто похитил дар Слова. Тогда Кланы перестали воевать и объединили усилия, чтобы найти де Клерка и вернуть себе дар. А это означает, что для нас для всех настали поганые времена. Теперь Кланы представляют собой реальную силу, и в любой момент можно ждать вторжения с севера. Сестры никогда не отказывались от плана покорить наши земли.

— Вот даже как? — Я почувствовал смутный страх. — Веселые дела у вас тут творятся. Откуда ты это знаешь?

— Де Клерк мне сам рассказывал. Я не очень-то ему верю, он мастер присочинить, но то, что касается кланов — чистая правда. Теперь, когда дар Слова перешел к де Клерку, большая война неминуема. Этот болван сам не понимает, что он натворил.

— Книги Азарра, — сказал я сам себе. — Вот в чем дело! Эти книги и есть дар, созданный Сестрами. Белая книга была дарована одному Клану, черная другому, так?

— Сестры — могущественные ведьмы. Но колдовство, друг мой, имеет свои неписанные законы. Первый из них гласит: нельзя создать дважды одинаковые артефакты. Так что Сестры теперь будут стремиться во что бы то ни стало вернуть Слово своим творениям, иначе они просто не смогут ими управлять, и звериная природа оборотней окончательно выйдет из-под контроля. Сестры останутся без воинов, а это их совсем не устраивает.

— А крылатые чудовища?

— Наверняка, очередное порождение колдоманских ведьм. В Темных землях водится много разной нечисти.

— И теперь кланы охотятся за де Клерком?

— Даже не сомневаюсь в этом. Поэтому он и искал портал в Нильгерд, в оплот магов народа ши. Сомневаюсь, что такой портал вообще где-нибудь существует. Ши давно порвали все связи с миром людей, еще до того, как появились Сестры. Честно говоря, люди это заслужили.

— Еще я слышал о прорицаниях Черной ши.

— Есть книга, которая называется «Книга Горящих башен». Говорят, что она была написана в те времена, когда в Вальгарде и окрестных землях правили короли из народа ши. Я не читал эту книгу и потому сомневаюсь, что вся та белиберда, которую выдают за истинные пророчества Черной Ши, там на самом деле есть. Де Клерк видел эту книгу в Самере, столице Брутхаймы, но прочесть ее не успел — как раз тогда за ним начали охотиться Кланы, и он бежал в Вальгард. Встретишь его, поговори с ним, наверняка он сможет тебе что-нибудь интересное рассказать.

— Встретить бы его! — Я с ужасом подумал, что случится с Вероникой, если оборотни найдут де Клерка. — Скажи мне, Кастельмаре, а как оборотни могут охотиться за де Клерком в землях людей?

— Они на то и оборотни, что могут принимать человеческое обличье. Для того и был создан Звездный орден, чтобы выявлять их и уничтожать. Обычный человек никогда не отличит порождение Сестер от настоящих людей.

— Теперь я кое-что понимаю. Спасибо, Кастельмаре, ты мне очень помог. — Поколебавшись немного, я все-таки решил сделать то, что первоначально делать никак не планировал. — В тайнике, который я нашел, были деньги, которые де Клерк тебе оставил. Сорок риэлей. Я хочу отдать их тебе.

— Отдать мне деньги? — Кастельмаре посмотрел на меня с интересом. — Нет, я впервые вижу такого болвана! И куда же ты отправишься без денег?

— Как-нибудь заработаю.

— Это восхитительно! — Кастельмаре в восторге захлопал в ладоши. — Хочешь, я тебе кое-что покажу?

— Буду очень признателен.

Кастельмаре велел сесть мне поближе к горящему камину, достал из шкафа какой-то предмет и поднес к моим глазам. Это было овальное зеркало. Из зеркала на меня глянуло странное лицо — грязное, с копной свалявшихся в колтуны темных волос (а я-то думал, чего у меня голова так чешется!), с глубокими карими глазами, окруженными болезненными синяками, с искривленным носом, со спутанной окладистой бородой. Лицо пятидесятилетнего привокзального бомжа. И это был я. Сказать по совести, созерцание этой физиономии вызвало у меня легкий шок — я предполагал, что выгляжу гораздо симпатичнее.

— Посмотри на себя, — сказал Кастельмаре. — Ты просто виллан, причем беглый. Тебя не впустят ни в один город, и очень быстро Звездоносцы ухватят тебя за немытые яйца.

— И как же мне быть? — спросил я, чувствуя, что впадаю в состояние паники.

— Немного привести себя в порядок. Ты оказал мне любезность, вернул деньги, которые задолжал де Клерк. Я оценил твою честность, так что попробую тебе помочь.

* * *

Не знаю, что бы я делал без Кастельмаре.

Он согрел для меня воду и велел хорошенько вымыться. Потом вооружился ножницами и бритвой и занялся моей обильной растительностью. Когда он закончил свою работу, и я глянул на себя в зеркало, то просто от сердца отлегло. Короткая прическа и аккуратная бородка омолодили меня лет на двадцать. Все мои вещи, кроме плаща отца Деймона, Кастельмаре сжег в камине.

— Эти будут получше, — заявил он, предлагая мне суконный темный камзол с поясом и короткие штаны с пряжками под коленями. Я примерил, и одежда оказалась мне почти впору, только штаны были чуть узковаты. Обуви у Кастельмаре для меня не нашлось, я обулся в свои старые чувяки, но все равно — был ему бесконечно благодарен.

— Погоди, это еще не все, — сказал мне Кастельмаре, когда я собрался уходить. — Пока ты мылся, я написал записку для де Клерка. Если найдешь его, он поверит тебе, прочитав ее. И вот еще пара вещей, без которых тебе придется очень трудно. — Кастельмаре положил на стол длинный кинжал в ножнах и кошелек. — Мне сейчас очень нужны деньги, но десять риэлей я могу тебе… занять. А без оружия ходить по нашим дорогам просто опасно.

— Даже не знаю, что сказать, — я был растроган до самых глубоких глубин души. — Благослови тебя Вечные, Кастельмаре. Хороший ты мужик.

— Я всего лишь неудачник, который считал, что знания помогают человеку добиться в этой жизни успеха и благополучия. Увы, я ошибся. Мне мои знания принесли только одиночество и репутацию безумца. Знаешь, если найдешь де Клерка, передай ему, что минуты общения с ним были лучшими за последние годы моей жизни. И я всегда рад видеть его в своем доме.

Глава третья

Доброе слово и кошке приятно

Народная мудрость

Итак, в этот прекрасный осенний день черт знает какого месяца, черт знает какого года по местному летоисчислению я начинаю свой отчет обо всем, что происходило со мной в этом странном удивительном мире, который я назвал Закартиньем. С самого рассвета я топаю по извилистой проселочной дороге, которая проходит через поля, с которых уже убран урожай, мимо маленьких ферм и живописных рощ, и при этом не имею ни малейшего представления о том, куда я иду. Все, что я знаю — мне надо в Набискум, город, расположенный где-то на севере. Встреченные мной по дороге крестьяне были не очень-то расположены разговаривать с чужаком, но все-таки пояснили мне, что до Набискума очень далеко, а ближайший город на моем пути — это Норта, что-то типа местного уездного центра.

— Недалече тут совсем, — сказал мне о Норте пожилой крестьянин с двумя корзинами отличных наливных яблок. — Мили три, до заката доберешься. Только поспеши, а то стража в город ночью не пускает!

Я поблагодарил деда, с трудом оторвал взгляд от его яблок, проглотил слюну и пошел дальше. В дороге я раздумывал над тремя вещами, которые меня больше всего загрузили. Странно, но меня уже не волновало то, как и почему я оказался в этом мире, и как так вышло, что я оказался в чужом теле. Наверняка я однажды узнаю ответ и на этот вопрос. Пока меня интересовали менее глобальные, но более насущные проблемы. Во-первых, как так может быть, что я отлично понимаю язык местных жителей и сам на нем говорю? Наследство от Эрила Грегана? Или же опять непонятное мне волшебство? У меня было странное чувство, когда я говорил с моими новыми земляками — мне казалось, что они говорят на самом что ни на есть русском языке, но при этом был абсолютно уверен, что это не русский. То же самое с письменами: я мог и читать и писать, но шрифт, которым я пользовался, не был кириллицей. Больше всего буквы напоминали ассирийскую клинопись, однако я без труда их разбирал. Еще одна загадка — вряд ли крепостной крестьянин Эрил Греган умел читать и писать.

Во-вторых, я закинулся вопросом, чем же мне заняться, чтобы заработать себе на хлеб. Не думаю, что в этом мире кому-то могут понадобиться услуги частного детектива, так что надо подыскать другое занятие. Вообще-то руки у меня вставлены нужным концом, и я владею кое-какими полезными навыками — столярными, слесарными, могу заменить кран, немного знаю сварку и резку металла, неплохо умею готовить. Жизнь, спасибо ей, многому меня научила. Однако для того, чтобы заменить кран, его сначала надо найти, а в этом мире водопроводов явно не водилось, как впрочем, и унитазов и прочих благ цивилизации. Никакого инструмента для столярных и слесарных работ у меня не было. Мысль выдать себя за кулинара была довольно заманчивой, однако и тут было большое «но» — местная кухня была мне совершенно неведома. Одному Богу известно, что тут подают к столу в состоятельных домах, вряд ли что-нибудь вроде супа, которым меня собиралась потчевать бедняжка Бреа. А что, если я выдам себя за повара, а меня вдруг попросят приготовить бифштекс из мюмзиков под соусом «Веселый некромансер», или фуа-гра из оборотня? Нет, так рисковать я не могу. Реально оставались два занятия, которые я мог бы выбрать без особого риска — это менестрель и целитель. Я довольно неплохо играю на гитаре, есть у меня такое хобби, да еще и петь пытаюсь, а что до моих медицинских талантов, то в свое время я закончил курсы первой помощи и даже корочку получил. Подумав немного, я решил, что менестрель отпадает хотя бы по той причине, что никакого музыкального инструмента у меня нет, да и популярного репертуара, который исполняют местные Розенбаумы я не знаю. А вот целитель…

Пожалуй, стоит попробовать. Вправить вывих, наложить шину, остановить кровотечение, обработать и зашить рану я вполне в состоянии. Не думаю, что в тутошнем мире меня ждет на этом поприще большая конкуренция. Так что я, оставив за спиной еще один километр пути, в конце концов остановился на лекаре.

Незадолго до заката я сделал небольшой привал недалеко от дороги, в маленькой рощице, где бил чистый родник с замечательно вкусной холодной водой, поел хлеба с салом из узелка Бреа и отправился дальше. Солнце еще не коснулось горизонта, а я уже увидел впереди, за верхушками деревьев, деревянные башни Норты.

Город был окружен мощным частоколом и валом, который охраняли солдаты с пиками и алебардами. В воротах я заплатил пошлину за вход (один медяк) и получил позволение войти в Норту. Первое, что я решил сделать — это купить себе сапоги. Уродливые кожаные чуни, в которых я прошагал целый день, совсем расползлись, и ноги в них начали сильно болеть. Собственно, долго искать сапожника не пришлось — все дома в городе располагались вокруг большой рыночной площади, где еще работали лавки. Я зашел в первую сапожную мастерскую и быстро присмотрел себе пару отличных кожаных сапог, с крепкой прошитой подошвой, подбитыми медью носами и высокими голенищами, за которые заплатил всего два серебряных аберна, хотя поначалу мастер запросил за сапоги три. Сапожник, как только увидел у меня в руках золотую монету, так прямо и вырвал ее у меня из пальцев. Оказалось, что в одном золотом риэле аж двенадцать абернов, а это означало, что милейший Кастельмаре ссудил меня значительной суммой (хороший он человек, дай Бог ему здоровья!). На радостях от того, что я такой богатый, я, кроме сапог, купил у мастера за один аберн отличную кожаную сумку на широком и прочном ремне. Расплатившись с сапожником, я тут же натянул на себя обновку и, очень довольный сделкой и ощущениями в ногах, отправился дальше, смотреть, что есть в городе.

На рынке многие лавки еще не закрылись, и я, побродив немного, посмотрел на цены. Они немного успокоили меня — здоровенький такой поросенок стоил одну серебряную монету, за эти же деньги я мог купить полдюжины цыплят или ведерко отличного меда. Так что опасность умереть с голоду в ближайшей перспективе мне явно не грозила. Переходя от прилавка к прилавку, я заметил очень живописную компанию, расположившуюся возле большого питейного дома в дальнем конце площади. С полдесятка крепких мужиков боевого вида возились у коновязи, пристраивая своих коней. Руководил ими рослый крепкий мужчина средних лет с угрюмым лицом и роскошной седой гривой, собранной в конский хвост. Фишка была в том, что и люди, и лошади были облачены в очень необычные доспехи — кожаные, густо покрытые дегтем и сплошь утыканные железными иглами. Эдакие ежи-переростки. Мне это показалось любопытным, и я с самым простодушным выражением лица спросил оказавшегося поблизости горожанина, что это за люди.

— А ты не знаешь? — Горожанин был явно удивлен таким вопиющим невежеством. — Ты что, с неба свалился? Это же охотники за оборотнями. Самые настоящие, из Вортинора сюды прибыли, во как!

— Прям из Вортинора? — Я искусно изобразил недоверие.

— А ты, слышь-ко, пришлый будешь? — Горожанин сразу попятился от меня. — И не знаешь ничего?

— А что я должен знать?

— А то, деревня, что две седьмицы тому сиятельные маги-Звездоносцы сожгли на Пепельной горке ведьму, что в нашем городе скрывалась и зло черное тайно чинила. Под пытками созналась, проклятая, что вызвала сюда оборотня, который ей прислуживал. Вот и послали сиятельные Звездоносцы за подмогой, чтобы изловить и убить гнусную тварь. Теперь понял?

— Понял. — Новость была не самая хорошая, в Норте есть Звездоносцы, и мне следует быть очень осторожным, чтобы не вызвать подозрений. А еще лучше побыстрее убраться отсюда, только сначала…

— А скажи мне, любезный, — обратился я к горожанину, — где тут у вас лечебными зельями торгуют? Очень мне нужно средство от мозолей купить.

— Это к мэтру Флагельгафту идти тебе надо, — сразу ответил мой собеседник, — у него единственная в городе аптека, только там декохтами и торгуют. Вона, видишь дом с двумя флюгерами на крыше? Там она и есть, аптека мэтра Флагельгафта. Только поспешай, он допоздна у себя не задерживается.

Я поблагодарил горожанина и направился в аптеку. Она была еще открыта. Мэтр Флагельгафт оказался высоким, тощим и сутулым мужчиной с большой лысиной и морщинистым кислым лицом обезьяны, страдающей вечным запором. Впрочем, встретил он меня весьма любезно и осведомился, чего я желаю.

— Мне нужны препараты для обработки ран, антисептики, спазмолитики и антибиотики, — выдал я.

— Что? — Мэтр Флагельгафт сморщился еще больше. — Вы о чем, юноша?

— Простите, я, наверное, не так выразился, — я деликатно прокашлялся в кулак. — Мне нужны бальзамы, болюсы и тинктуры, которые изгоняют из ран горячку и воспаление, исцеляющие колики, а также предотвращающие образование губительной гнили и омертвения.

— Вы лекарь? — Флагельгафт посмотрел на меня с интересом.

— Всего лишь скромный адепт науки, называемой медициной.

— Давно не видел настоящего медикуса, — сказал Флагельгафт, протягивая мне узкую потную ладошку для рукопожатия. — Могу я узнать, уважаемый коллега, ваше имя?

— Кирилл… Кириэль Сергиус, к вашим услугам.

— Любопытное имя. Звучит, как древние имена ши. Что заканчивали?

— Сказать по чести, уважаемый, я самоучка. Меня выучил придворный лекарь высокого лорда…эээ… Алексиса де Маргулиса. Я был у него учеником.

— Де Маргулис? — Флагельгафт поднял взгляд к потолку. — Никогда не слышал такой фамилии. А как звали лекаря, у которого вы учились?

— Лекаря? Иоганн Фауст, — брякнул я.

— Фауст? Кажется, я слышал об одном Фаусте, который учился в Блиболахском университете в Брутхайме. Его считали очень способным лекарем.

— Возможно, мы говорим об одном человеке.

— Послушайте, хочу задать вам один вопрос — чем ваш наставник лечил токсический заворот кишок?

Так, похоже, мне устроили проверку на вшивость. Ну, ничего, я тоже умею говорить умные слова…

— Вас очень интересует этот вопрос? — спросил я осторожно.

— Да. Видите ли, коллега, я недавно столкнулся с таким случаем и хотел бы узнать — может быть, есть другие интересные способы лечения кроме традиционного?

— Все зависит от причины, которой вызван заворот, — начал я с самым серьезным видом. — Если причина в попадании растительного либо минерального яда, некачественной пищи, злоупотреблении крепкими напитками, избыточной концентрации черной желчи или ветров, то мой учитель советовал применять обильное промывание 5-типроцентным раствором перманганата калия, перорально или перанально.

— Перанально? — Флагельгафт был искренне изумлен. — Впервые слышу о таком удивительном способе лечения. И это ваше снадобье, перменгенат, верно?

— Перманганат калия, 5-ти процентный водный раствор. Кстати, у вас не найдется порошка перманганата калия?

— Увы! — Флагельгафт беспомощно развел руками. — Но я обязательно попробую достать этот пер… этот порошок. Очень интересно. Я искренне полагал, что при токсическом завороте помогает только эликсир «Зеленый ветер» с добавлением вытяжки корня волоха пушистого.

— Мой учитель не пользовался этим эликсиром, — продолжал плести я, — он считал, что у «Зеленого ветра» много противопоказаний.

— А здесь вы проездом или собираетесь задержаться? — внезапно спросил аптекарь.

— Проездом, — я тут же просек, почему Флагельгафт задал мне этот вопрос: ему совсем не улыбалось появление в городе молодого и очень уж эрудированного конкурента. — Я держу путь в Набискум, а в Норту зашел, чтобы пополнить свои припасы.

— Понимаю, — Флагельгафт посмотрел на меня с гораздо большим дружелюбием, чем вначале. — Итак, что вы желаете?

Вскоре я вышел из аптеки мэтра Флагельгафта, затоварившись всем необходимым. В моей сумке лежали рулон чистого холста для перевязок, несколько кусков корпии, две баночки с противовоспалительным бальзамом, микстура от горячки, противосудорожный эликсир, кровоостанавливающий порошок и маленький хирургический набор (два скальпеля, два зажима, ножницы, пинцет и хирургические иглы и нитки) — за все это я отдал аж четыре риэля, половину имевшихся у меня денег. Однако я нисколько не жалел о том, что зашел в аптеку Флагельгафта, тем более что неожиданно, уже уходя из аптеки, сделал одно удивительное открытие, доставившее мне огромную радость и огромное облегчение.

Мэтр Флагельгафт не ограничивался продажей медицинских товаров и снадобий, его аптека была чем-то вроде магазина «1000 мелочей», и на прилавках и полках вдоль стен примостилась масса всякого барахла, от курительных трубок до медных и керамических горшков и тазиков для бритья. Так вот, у самого входа на стене висело круглое медное зеркало в узорчатом багете. Проходя мимо, я не удержался и глянул на себя в это зеркало. Увиденное просто повергло меня в шок — я больше не был Эрилом Греганом! На меня смотрело мое собственное лицо, причем то, какое было у меня в возрасте двадцати двух лет. Даже предполагать не мог, что такое возможно! Это было чудесно, трогательно, невероятно. Я увидел то лицо, которое когда-то было моим, но с тех пор — страшно сказать! — шестнадцать лет минуло. Правда, такую радикальную прическу и такую бородку я никогда не носил, но это был я, я сам, один в один, и в этом даже сомнений быть не могло. Это было реально до дрожи в коленках и ледяного пота на лбу. Я встал перед зеркалом, ощупывал лицо, как человек после пластической операции, пытаясь убедиться, я это, или нет, и насколько соответствует действительности то, что я сейчас вижу — и все-таки понял, что зеркало меня не обманывает. Уже на улице, пребывая в небывалой эйфории, я подумал, что это новое чудо полностью решает одну важнейшую для меня проблему — я больше не Эрил Греган, и отныне можно не бояться идущих по моим следам Звездоносцев, ведь они ищут одержимого виллана из деревни Донбор, а не меня. Итак, я могу вздохнуть полной грудью и забыть о всех страхах, которые еще недавно мной владели. Я был так счастлив, что решил отправиться в какой-нибудь трактир и выпить за свое собственное здоровье чего-нибудь дорогого и приятного на вкус.

У меня оставалось два риэля и немного серебра, и я решил переночевать в местной гостинице, а уж потом, на свежую голову, думать дальше, как мне искать Веронику. Теперь, когда мне нечего опасаться за свою жизнь, я мог немного расслабиться. В Норте оказалась одна-единственная гостиница, небольшая и довольно уютная. Здесь за шесть абернов я получил горячий ужин, две бутылки белого вина, кисловатого, но вполне приличного, отдельную комнату и воду для умывания. Я быстро съел поданную мне говядину и овощи, уговорил бутылку вина, разделся и лег. Кровать была низкая и неудобная, простыни жесткими и издающими неприятный затхлый запах, с улицы в открытые окна тянуло вонью мочи и конского навоза, но я все равно был счастлив так, как давно уже не был. Потому и заснул очень быстро, однако спал недолго — меня разбудили, крепко и бесцеремонно тряся за плечи.

Открыв глаза, я увидел у своей кровати трех человек. Двоих я узнал сразу — это был хозяин гостиницы (он выглядел испуганным), и седой верзила с конским хвостом, командир отряда охотников. Третий, худой человек с бородкой а-ля Феликс Эдмундович Дзержинский, сразу мне не понравился — у него был очень неприятный взгляд. Холодный, жесткий, пронизывающий до костей, как ледяной ветер.

— Проснулся? — сказал человек с мерзким взглядом. — Вот и хорошо. Давай, вставай, нам есть о чем поговорить.

— Вы кто такие? — спросил я, натянув на себя одеяло.

— Добрые слуги нашего государя, — ответил бородатый. — А ты, как нам доложили, лекарь, верно?

— Лекарь, а что?

— Видишь ли, нам сейчас как раз надобен лекарь, причем хороший, — сказал верзила с конским хвостом. В его речи слышался какой-то акцент. — Мы хотим предложить тебе работу. Выполнишь ее на совесть, сможешь хорошо заработать.

— Хорошо — это сколько?

— Десять абернов тебя устроит? — спросил верзила.

— А что за работа? — Я начал понемногу успокаиваться.

— Сначала встань, оденься и следуй за нами, — велел мне бородатый. — Сперва кое-что расскажешь нам, да от души, от сердца.

— Эй, погодите-ка, а вы кто такие будете, люди добрые? — поинтересовался я, сбрасывая ноги с кровати и нащупывая у изголовья свои сапоги.

— Я брат Матьюш Хавелинк, координатор Звездного Ордена, — бородатый ткнул мне в нос сжатую в кулак правую руку, и я с ужасом увидел у него на пальцы массивный серебряный перстень с пятиконечной звездой. — А это Ромбранд Люстерхоф, старший ловчий Ордена. Что же до тебя, парень, мы еще поговорим о том, кто ты такой и откуда взялся.

* * *

— Когда аптекарь рассказал о твоем визите, я сразу понял, что тут что-то нечисто, — брат Матьюш воткнул в меня свой остро отточенный взгляд и просто наслаждался моими страхом и растерянностью. — Начнем с того, что никакого высокого лорда де Маргулиса не существует. Я очень хорошо знаю в Вальгарде все высокие дома, и о таком никогда не слышал. Значит, ты соврал. Теперь о твоем учителе, Иоганне Фаусте, как ты его назвал. Тоже ложь. Хотя не совсем ложь, скорее, полуложь — я думаю, твоего учителя звали не Иоганн Фауст, а Йохан ду Фойст из Блиболаха. Ну, что молчишь?

— Жду, что вы мне еще скажете, — буркнул я.

— Правильно. Ду Фойст многому тебя научил. Даже одному из важнейших правил официальной просекуции, которое гласит: «Любое слово подозреваемого может быть использовано в качестве доказательства его вины». Ты умный парень, не хочешь отягощать свое положение. Я ценю это. Ты выбрал правильный стиль беседы, поэтому буду с тобой предельно откровенен. Твой учитель ду Фойст уже давно находится в розыске. Еще в Блиболахе наши братья пытались привлечь его к ответу за многочисленные проступки, им совершенные, но он сумел улизнуть, и много лет о нем не было ни слуху, ни духу. Это неудивительно — ду Фойст всегда был умницей. Он ведь был самым талантливым студентом в Блиболахе, только поэтому Орден заинтересовался им. Ему даже была предложена великая честь — вступить в наши ряды, посвятить себя грандиозному делу борьбы с Тьмой, терзающей нас. Но он обманул наше доверие. Скрылся, сбежал, испугался возложенной на него ответственности. — Брат Матьюш сделал выразительную паузу. — Вот, видишь, я рассказал тебе правду. Теперь ты ответь мне любезностью. Ты ведь ученик ду Фойста, верно?

— Честно? — я тоже сделал длинную паузу. — Я ничего не знаю о ду Фойсте. Врач, который учил меня, называл себя Иоганн Фауст.

— Ложь, — спокойно сказал Матьюш. — Но я на тебя не гневаюсь. И знаешь, почему? Ты сейчас целиком в моей власти. Ты жалкое насекомое, которое я в любой момент могу раздавить в лепешку.

— Так что же вам мешает это сделать?

— Обстоятельства, дружочек. Еще вчера я бы, не моргнув глазом, начал бы против тебя ритуал полной просекуции. Со всеми ее прелестями — арестом, содержанием в каменном мешке на хлебе и воде, допросами и физическим порицанием. Но сегодня я получил очень важное известие. Мои братья сумели разоблачить ду Фойста. Долгие годы он скрывался в общине Донбор под именем отца Деймона.

Ну вот, я услышал то, чего так боялся. Местная инквизиция все-таки добралась до бедного священника, который спас жизнь Эрилу Грегану — мне спас.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — с кривой улыбкой ответил я.

— И не надо. Тебя все это не касается. Теперь не касается, поскольку ду Фойст мертв. Он совершил большую глупость, помог бежать какому-то сумасшедшему виллану и тем самым выдал себя. Наш координатор в Донборе тут же взял его под стражу. Первый же допрос с применением телесного порицания оказался для ду Фойста последним, старик оказался слишком слабым, — брат Матьюш дополнил эти мрачные подробности скверной улыбкой, которая мне очень не понравилась.

Помог бежать сумасшедшему виллану. Значит, брат Матьюш считает, что Эрил Греган все еще в бегах и… Тут я оборвал свою мысль, будто испугался, что этот страшный человек с козлиной бородкой и змеиными глазами сумеет ее прочесть. Догадается, кем совсем недавно был тот, кто сейчас стоит перед ним.

— Конечно, я без труда могу вытрясти из тебя все, что ты узнал от старого еретика, но сейчас не это главное, — продолжал инквизитор. — Святой Звездный Орден создан не только для того, чтобы карать отступников и врагов истинной веры, но и перевоспитывать их на благо страны. Ду Фойст был еретиком, но он был талантливым магом и врачевателем. Очень талантливым. И я думаю, что многие свои знания он передал тебе. Или я не прав?

Думай, Кирилла свет Сергеич, думай — кажется, у тебя появился шанс спасти свою самую выпуклую часть тела от очень крупных неприятностей. Инквизитор предлагает мне сотрудничество, это даже бритому ежу понятно. Отказаться я не могу — это конец, полная просекуция, тюрьма, дыба, костер. А если соглашусь? Возможно, останусь жить. Но смогу ли я тогда и дальше искать Веронику и де Клерка?

— Я всего лишь сирота, которого мэтр Фауст… мэтр ду Фойст обучал искусству исцеления, — начал я, — и я не понимаю, чем я могу быть полезен сиятельному Ордену. Вряд ли мои знания так прочны, что я смог бы их применять во славу и на благо Звездного Чертога.

— Хорошо, что ты так думаешь. Ты осознаешь свое ничтожество, и это мне нравится. Служба Ордену начинается со смирения. Ты действительно жалкий червь, однако иногда возникает надобность и в услугах червей. Сейчас такая надобность на твое счастье возникла.

— О чем вы, господин?

— Ромбранду нужен лекарь, — сказал брат Матьюш, посмотрев на охотника, который сидел у камина, скрестив ноги, и с отстуствующим видом грыз ногти. — Тот лекарь, которого Братство выслало ему в помощь из Вортинора, внезапно заболел в дороге, а времени у нас очень мало. Ромбрандт считает, что оборотень мог узнать о появлении охотников в округе, и есть вероятность того, что он просто покинет эти места. Поэтому следует спешить. Ты заменишь нашего лекаря в отряде Ромбрандта и тем самым подтвердишь свою преданность истинной вере и нашему государю. После охоты мы решим твою судьбу, но если ты покажешь себя с хорошей стороны, обещаю — я замолвлю за тебя слово перед Коллегией Порицающих.

— Это очень любезно с вашей стороны, господин, — сказал я и поклонился.

— Значит, мы пришли к обоюдному соглашению. Тогда исполним еще одну формальность и поговорим о деле. Ромбранд, девка уже тут?

— Да, координатор, мой человек привез ее еще час назад. Она ждет в конюшне.

— Приведи ее.

Я напрягся, у меня появилось очень нехорошее предчувствие. Уж не Вероника ли попала в руки к этим отморозкам? Мне все труднее было сохранять невозмутимость, хотелось наброситься на Матьюша, свернуть ему шею и бежать отсюда, сломя голову. Однако я понимал, что далеко не уйду — охотники здесь, наготове, и при любой попытке бежать я буду неминуемо убит. Надо набраться мужества и терпения и дождаться последнего акта трагедии. Мне очень хотелось надеяться на чудо.

Ромбрандт вернулся через минуту. Следом за ним в холл вошла Бреа, испуганно поблескивая глазами.

— Подойди сюда, отроковица, — велел девушке брат Матьюш.

Бреа подошла ближе, встала в круг света от факела, горящего в поставце у стола, и низко поклонилась. На меня она даже не глянула.

— Скажи мне, — произнес брат Матьюш, обращаясь к Бреа и показывая на меня пальцем, — ты когда-нибудь встречала этого человека?

Бреа покорно повернулась ко мне лицом. Мы встретились взглядами, и мне вдруг на мгновение показалось, что она все-таки меня узнала. В ее глазах появился какой-то странный блеск. Но потом взгляд Бреа потух, и девушка, отвернувшись от меня, сказала.

— Нет, высокий господин, этот человек мне незнаком.

— Разве он не похож на твоего брата Эрила? — спросил Матьюш.

— Высокий господин, вы шутите! — Бреа всплеснула руками. — Мой бедный брат Эрил простой виллан. А это знатный и ученый господин. Да и лицами они совсем не похожи.

— Если ты говоришь неправду, Двенадцать Вечных обрекут твою бессмертную душу на вечные мучения, отроковица, — ледяным тоном сказал Матьюш. — Еще раз спрашиваю — это твой брат, Эрил Греган?

— Нет! — вздохнула Бреа, глаза ее расширились от ужаса. — Это не мой брат.

— Хорошо, — Матьюш хлопнул ладонью об стол, отчего я вздрогнул, а Бреа вскрикнула. — Ромбранд, уведи девку, и пусть она убирается домой.

— Вы отпускаете ее? — спросил охотник.

— Нам не нужны недоразумения с лордом Барденом. Девушка, ты свободна. Благословляю тебя.

Бреа поклонилась до самой земли и быстро выскользнула из таверны. Я перевел дух. Мне стало хорошо на душе от мысли, что этой славной девочке больше ничто не угрожает.

— Ну вот, с опознанием мы закончили, — спокойным голосом сказал брат Матьюш. — Будем считать, что ты не тот, кого разыскивает Орден. А это значит, что у нашего с тобой разговора будет продолжение.

— Я готов, — ответил я, косясь на Ромбранда, вставшего от меня по левую руку.

— Не сейчас. Я устал, да и тебе надо отдохнуть. Сейчас ты поднимешься в свою комнату и ляжешь спать. Поговорим утром. И помни — попробуешь сбежать, ничто тебя не спасет. Моя милость не бесконечна…

* * *

Естественно, я не сомкнул в эту ночь глаз — так я был напуган. Утром, едва рассвело, ко мне пришел Ромбранд и велел идти за ним. Внизу, в холле, за столом завтракала вся честная компания — Звездоносец и четыре охотника. Матьюш велел мне сесть рядом с ним.

— Сегодня на закате мы отправляемся к Девичьему озеру, там вчера мы видели следы этой твари, — сказал он. — Все, что от тебя требуется, так это оказать помощь, если кто-нибудь из нас будет ранен.

— Так просто? — сказал я. — А разве вы, достопочтенный брат Матьюш, не можете исцелить раненых своей магией?

— Я думал, ты умнее, — с досадой сказал Звездоносец, а на бандитских рожах охотников появились презрительные улыбки. — Разве ду Фойст не объяснял тебе принципы лечения магией? При помощи магического воздействия можно исцелить порчу, одержимость или душевные болезни, но вот вправить вывих или вставить на место выпавшие кишки магия не может. Только потому нам и нужен врач.

— Понимаю. А что за оборотень объявился в Норте?

— Судя по описанию, это гаттьена, причем очень крупная, — сказал Ромбранд, нарезая на тарелке жареную оленину. — Знаешь, кто такие гаттьены?

— Женщины-кошки?

— Проклятые порождения черной магии мерзких Сестер, чтоб им в аду гореть! — воскликнул Матьюш. — Гнусные твари, убийство которых есть дело угодное Двенадцати Вечным.

— Аминь, — сказал Ромбранд. — Если все пройдет хорошо, парень, получишь от меня десять абернов. Если кто-нибудь пострадает, а ты окажешься просто шарлатаном, я сам отрежу тебе башку и запихаю ее тебе в задницу.

— Я постараюсь справиться, — ответил я.

— Если у тебя есть вопросы, спрашивай, — велел мне Ромбранд.

— Вопросы? — Я помедлил немного. — Почему оборотни появляются в Вальгарде?

— Этого никто не знает. Они появляются здесь с тех самых пор, как Север попал под власть проклятых Сестер, и они породили это мерзкое племя. Только каждый раз, приходя в наши земли, порождения Кланов несут смерть и ужас.

— И с ними никак нельзя справиться?

— Можно, — ответил Ромбранд. — Мы это делаем.

— Слава! — гаркнули охотники, поднимая свои кубки. — Слава охотникам Ордена!

— Это будет не первая и не последняя тварь, которой я вышибу зубы, — сказал Ромбранд. — Надо только не дать ей уйти на север.

— А верно, что укушенный оборотнем сам становится таким существом? — спросил я.

— Испугался? — Ромбранд хмыкнул. — Не бзди, лекаришка, враки это все. Меня дважды гаттьена кусала, и ничего. С ними не так-то сложно сражаться, просто нужно свой страх хорошенько себе в зад засунуть. Сильные это твари, свирепые, живучие, но и они смертны. Хороший удар алебарды или меча, смазанных пастой Света, их хорошо успокаивает.

— Ну, это утешает, — сказал я. — Есть еще что-нибудь, что мне стоит узнать?

— Ничего. Главное, выполняй все мои приказы и не корчь из себя героя, если хочешь, чтобы твои мозги остались в твоем черепе, а кишки в брюхе. До вечера можешь отдыхать, мы за тобой зайдем.

Я вернулся к себе в комнату, и весь день метался по ней как зверь в клетке, дожидаясь вечера. У меня возникло твердое убеждение, что брат Матьюш намерен меня надуть. Что-то было во всем этом нехорошее. Голова моя просто распухла от размышлений, но никаких объяснений происходящему я так и не нашел. День прошел в тоске и тревоге, и когда за мной заявился охотник по имени Хальдвиг-Волкодав, я даже облегчение испытал.

Вся команда охотников уже оседлала своих бронированных сталионов и выстроилась в линию перед гостиницей, готовая к выступлению. Мне выделили бездоспешного и лядащего пегого конька, и это меня несколько напрягло, поскольку верхом я никогда не ездил — я имею в виду, в той жизни, в которой я был Кириллом Сергеевичем Москвитиным. Впрочем, конек оказался смирным, и я довольно быстро освоил азы верховой езды. Так, окруженный охотниками Ордена, я выехал из Норты и отправился искать оборотня.

Покинув город, мы двинули по той дороге, по которой я шел в город, и через несколько минут съехали с нее на тропу, ведущую через поля в сторону плоских холмов, темневших на горизонте. Ехали гуськом — впереди брат Матьюш и Ромбранд, вооруженный огромным цвайхандером, следом ехал охотник с мощным арбалетом — кажется, его звали Турс, — затем Хальдвиг-Волкодав и белесый, похожий на альбиноса Росс Ковер, оба с тяжелыми алебардами, имевшими мечевидные наконечники в руку длиной и оснащенными устрашающим количеством крючьев, пробойников и зубцов. В арьегарде ехал я сам в компании еще двух охотников, Рифа Гнилозубого и еще одного Матьюша, по прозвищу Бобыль. Было еще довольно светло, и я мог хорошо разглядеть своих спутников. Все они, несомненно, были людьми с темным прошлым, таких разбойных рож мне давно не приходилось видеть. У Рифа вообще вся физия была покрыта черной и красной татуировкой, как у ситтхов из «Звездных войн» Лукаса. Похоже, я их всех мало интересовал, поскольку никто даже не делал попыток заговорить со мной. Они и с друг другом не говорили, так что ехали мы в полном молчании.

Сумерки между тем сгустились настолько, что в небе появились звезды. Дорога, по которой мы ехали, привела нас к сплошным зарослям колючего кустарника, похожего на африканскую акацию. Здесь Ромбранд дал команду спешиться. Оставив коней, мы углубились в кустарник и вскоре оказались на дне длинного и глубокого оврага. Брат Матьюш собрал вокруг себя охотников, и все они приложились к баклажке мага. Мне напиток не предложили, поэтому я не удержался и спросил, что такое они пьют.

— Зелье Ночного глаза, — пояснил Риф. — Держись рядом, молокосос. И помни, что защищать тебя никто не будет.

Это было очень успокаивающее заявление. Никакого оружия, кроме кинжала, у меня не было, так что защитить себя я вряд ли смогу. Самое страшное, я совершенно не представлял себе, с чем мы можем столкнуться. Нет, я мог себе представить женщину-кошку, и прекрасно понимал, что на анимэшную неку или на гламурных кошечек из вебберовского мюзикла она совсем не похожа. По всей видимости, гаттьена — это очень сильная, проворная и свирепая тварь, которая обладает кошачьей ловкостью и силой и представляет огромную опасность, иначе как объяснить то, что Орден прислал аж шесть вооруженных до зубов мужиков плюс мага в Норту из-за одного-единственного оборотня? Пока мы медленно и осторожно продвигались по дну оврага, я вспоминал все, что знаю об оборотнях, и ничего приятного вспомнить не мог.

«-Зато какой жизненный опыт, Кирилл! — сказал мне внутренний голос. — Ты, человек двадцать первого века, удостоился чести поучаствовать в охоте на самого настоящего вервольфа, представляешь? Ты мог о таком мечтать еще пару дней назад?»

— Даже не смел, — вздохнул я.

— Чего? — Риф повернул ко мне свою безобразную физиономию.

— Да так, о своем подумал.

— Хайло закрой и под ноги гляди, — прошипел охотник. — Уже близко.

Впереди что-то заблестело под лучами появившейся в небе луны — вроде как водоем. Ромбранд тут же сделал знак, подзывая всех к себе. Предводитель охотников извлек из своей сумки кожаный туб, сделанный из куска кишки. В тубе была слабо светящаяся паста, которой охотники осторожно смазали свое оружие. Я так понял, это был яд.

— Здесь ее видели в последний раз, — шепнул Ромбранд. — Идем цепью, интервал десять шагов. Турс, увидишь ее первым, бей без приказа.

— Понял, начальник, — ответил охотник с арбалетом.

— Почему он так уверен, что оборотень может быть здесь? — зашептал я, обращаясь к Хальдвигу.

— Гаттьены очень ревностно относятся к своей территории и никогда не уходят далеко, — ответил тот. — Ромбранд почти неделю изучал окрестности Норты, искал следы. Найди место, где следов оборотня больше всего, и ты легко вычислишь его логово.

— Ромбранд хороший охотник?

— Один из лучших. Таких в Ордене раз, два, и обчелся.

— А почему мы охотимся ночью?

— Нет, ты и впрямь идиот! — фыркнул Хальдвиг. — Днем гаттьена выглядит как обычная баба. Звериный облик она может принимать только после наступления темноты.

— Так не легче ее убить в человеческом обличьи?

— Легче. Но ты сперва догадайся, оборотень перед тобой, или просто баба…

— Эй, лекарь! — позвал меня Ромбранд. — Держись рядом со мной.

— Хорошо, — я почувствовал, что у меня слабнут ноги.

— Пошли!

Медленно и осторожно, мы двинулись по крутому берегу вперед, к водоему. Это было небольшое озеро, берега которого густо заросли камышом, травой и все тем же колючим кустарником, продираться сквозь который было очень неприятно. Так мы добрались до округлой скалы, поднимавшейся над берегом. Понятия не имею, кто из команды первым увидел оборотня, но только все моментально, не сговариваясь, уставились на открытую полосу берега, расположенную прямо перед нами с противоположной стороны озера. Гаттьена находилась метрах в тридцати от нас.

Описать существо, которое я увидел, будет довольно непросто. Величиной с крупного леопарда или даже чуть побольше, очень похожа на рысь по телосложению, однако хвост не куцый, как у рыси, а длинный, тонкий и с кисточкой на конце. На концах ушей, как мне показалось, тоже были пышные кисточки. На лапах манжеты из светлой мягкой шерсти. Окрас серебристо-серый, с черными пятнами, образующими красивый мозаичный узор. В свете луны гаттьена казалась окруженной слабым сиянием. Я еще успел подумать, что гаттьена, хоть и оборотень, выглядит очень эффектно, но тут зверь почуял нас, обернулся, сверкнул глазами и свирепо зашипел. Морда оборотня, обрамленная светлыми бакенбардами, совсем как у рыси, удивительно напоминала женское лицо.

— Бей! — заорал Ромбранд.

Турс вскинул арбалет и пустил стрелу, но, похоже, промахнулся. Зверь яростно рыкнул и молниеносными скачками помчался по берегу в нашу сторону. Оборотень избрал очень неожиданную тактику, нападал, а не спасался бегством. Численное превосходство охотников гаттьену, похоже, нисколько не смущало. Я как зачарованный следил за приближением оборотня. Рядом со мной что-то орал брат Матьюш, но я не мог разобрать ни единого слова. Потом Звездоносец вытянул обе руки вперед. Оранжевый файерболл полетел в оборотня, угодил в кустарник и разлетелся фейерверком золотистых искр, а гаттьена уже была рядом. Вихрем взлетела по склону вверх — и прыгнула.

Дальше все было как в кошмаре. Я увидел, как Турс, уперев арбалет в землю, пытался натянуть тетиву, но демонская кошка не дала ему этого сделать. Она подскочила к охотнику, и голова Турса разлетелась вдребезги, как тыква под ударом кузнечного молота. Яростный рев гаттьены заглушал крики охотников, пытавшихся остановить зверя. Мной овладела паника, я шарахнулся в сторону, поскользнулся и покатился по глинистому склону в воду. Потом был сильный удар и полная отключка.

* * *

Уж не знаю, сколько я был без сознания, несколько минут или несколько часов. Придя в себя, я понял, что лежу у самой воды, среди больших круглых валунов, которые не дали мне упасть в озеро и утонуть. Левая нога сильно болела, руки были покрыты кровоточащими царапинами от шипов кустарника, сквозь который я падал. В голове стоял гудеж, и вообще, чувствовал я себя совершенно паршиво.

Я пошевелил больной ногой — она двигалась, и это было утешительно. Несколько мгновений я пытался разобраться в своих ощущениях. А потом пришел страх. Я понял, что тишина вокруг меня означает только одно — бой закончился, и я его не знаю его исхода. Если орденские охотники одолели тварюгу, то меня, по всей видимости, сочли мертвым и бросили тут, не желая возиться. Если же верх взяла гаттьена…

Очень осторожно, стараясь не шуметь, я повернулся на живот и пополз вдоль берега в сторону скалы, с которой я навернулся. Луна поднялась высоко, небо было усыпано звездами, и было достаточно светло, так что я мог разглядеть предметы вокруг себя и ориентироваться. Убедившись, что вокруг меня никого, я поднялся на ноги и, прихрамывая, заковылял по берегу. И вот тут я сделал первую неприятную находку. Темная масса прямо по курсу оказалась трупом Росса Ковера — у бедняги не хватало лицевой части черепа, а правая рука была почти напрочь оторвана от туловища. Мой желудок немедленно вывернуло наизнанку. Дальше больше: еще через десяток метров я наткнулся на изуродованное тело Рифа, повисшее на колючих ветках кустарника. В воде, у самого берега, плавал третий мертвец — по-моему, это был Матьюш Бобыль.

В этот момент я услышал негромкий, но очень отчетливый звук. Странный звук, похожий на возглас. Он шел из кустов справа от меня.

— Ромбранд! — крикнул я, не удержавшись. — Брат Матьюш!

Мне стало очень страшно. Я тут совсем один, рядом только три разорванных дьявольской тварью мертвеца, и у меня нет никакого оружия. Врагу не пожелаешь попасть в такую ситуацию.

— Ромбранд! — заорал я во всю глотку. — Помогите!

Звук повторился, на этот раз тише, чем вначале. Не то всхлипывание, не то стон.

— Ээй, есть кто живой? — заорал я и начал подниматься от берега к месту боя.

Буквально через несколько секунд я наткнулся на очередной труп — это был сам Звездоносец, брат Матьюш Хавелинк. Оборотень просто разделал его на антрекоты, труп был искромсан, словно его топорами рубили. Выругавшись, я пошел дальше. Колючки цеплялись за мой плащ, впивались в кожу, но я не обращал на них внимания. Меня сейчас интересовал только один вопрос — остался кто-нибудь в живых, кроме меня, или нет.

Очень скоро я добрался до площадки под скалой — до того места, с которого мы увидели гаттьену. Никогда в жизни не видел ничего более ужасного. Земля и камни были обильно забрызганы кровью, повсюду валялись какие-то темные лохмотья, не то куски одежды и доспехов, не то человеческие останки. Оборотня не остановили ни просмоленные шипованные латы, ни отравленные мечи и алебарды — похоже, весь отряд охотников был уничтожен. Гаттьена порвала их в клочья, как Тузик грелку. У меня в животе стало очень холодно, ноги онемели, а сердце забилось лихорадочно, как у пойманной за хвост мыши. И в этот миг я опять услышал всхлипывания, а потом тяжелый вздох.

— Ромбранд! — крикнул я. — Ты где?

Звук шел из гущи колючих кустов. Я влез в них без малейших колебаний и, сделав несколько шагов, увидел, наконец, того, кто издавал странные звуки.

Женщина. Совсем молодая, почти девочка, совершенно нагая и фантастически красивая. Она лежала на спине, раскинув руки и запрокинув голову. Ее били судороги, кровь обильно текла из огромной рваной раны в левом боку и нескольких мелких ран на бедрах и ногах. Когда я шагнул к ней, женщина издала клокочущий звук, и по ее телу вновь пошла волна судорог. Мне показалось, что ноги у нее парализованы. И еще, я понял, кто эта женщина, и сразу ощутил большущее облегчение.

— Вот и оборотню конец, — сказал я сам себе. — И я свободен, как штаны на пять размеров больше.

Гаттьена тяжело вздохнула, дугой выгнулась вверх и снова бессильно откинулась на спину, ее охватил новый приступ судорог. Странная мысль пришла мне в голову: победительница умирает тяжело, а побежденные погибли быстро и легко…

Я повернулся на каблуках, чтобы побыстрее убраться из этого страшного места, и в этот миг снова услышал тяжелый вздох. Пусть гаттьена оборотень, порождение каких-то там жутких темных сил, но ее агония вполне человеческая. И я почувствовал что-то похожее на жалость.

— Прости, я ничем не могу тебе помочь, — сказал я женщине. — Покойся с миром.

Гаттьена услышала меня. Я встретился с ней взглядом и вздрогнул. Золотистые светящиеся в темноте глаза гаттьены были полны боли и муки. И в них я прочитал просьбу о помощи.

— Уитанни мраааать… — услышал я. — Мрааать!

От звуков ее голоса у меня волосы поднялись дыбом. Такого красивого голоса я никогда в жизни не слышал, даже искаженный болью он звучал, как волшебная музыка.

— Ах ты, мурка-переросток, — сказал я, шагнув к оборотню, — ну почему ты не хочешь умереть быстро?

— Уитанни мрааать, — повторила гаттьена, и ее снова начали колотить жестокие корчи.

Глядя на то, как она мучается, я внезапно вспомнил, как перед боем покойные охотники мазали свое оружие светящейся пастой из кожаного тюбика. Похоже, что эти судороги вызваны действием фосфоресцирующего яда, а если так, помочь этому странному существу я просто бессилен. Она неизбежно умрет, и умрет в мучениях. Все, что мне остается в этой ситуации — так это подарить ей легкую смерть. Но только вот дело в том, что я этого никогда не смогу этого сделать. Я и курицу-то зарезать не могу, жалко…

— Судороги, — сказал я самому себе, захваченный новой неожиданной мыслью. — Фосфоресцирующая смесь. Фосфор. Нервно-паралитический яд на основе фосфора. А если…

В моей сумке был флакон с противосудорожным эликсиром, купленным у Флагельгафта. Я еще со времен службы в армии знал, что противоядием от фосфоросодержащих нервно-паралитических ядов иногда служит атропин, алкалоид белладонны. Не исключено, что мэтр Флагельгафт свой эликсир делал на основе этой самой белладонны, и если так, я могу попробовать хоть немного облегчить мучения гаттьены. Все равно она умрет, так что терять мне нечего.

Очень осторожно я приблизился к женщине, опустился на колени и полез в сумку. Бутылка с эликсиром была на месте. Гаттьена, видимо, поняла, что я собираюсь сделать, жалобно всхлипнула и закрыла глаза. Я вытащил пробку из флакона, понюхал — эликсир имел резкий запах каких-то трав. У меня появилась дурацкая мысль: а вдруг там есть валерьянка? Кошки от нее в бешенство впадают. Как бы и этой красотке валерьянка не открыла второе дыхание.

— Открой рот, — велел я гаттьене.

Женщина с трудом приподняла голову. Я запустил правую руку в ее фантастически роскошную темную шевелюру, (вот это волосы, я понимаю! Любая компания по производству шампуней просто носила бы на руках модель с такими волосами), подхватил гаттьену за шею. Заглянув ей в глаза, заметил, что зрачки у существа сильно сужены. Так и есть, явные признаки отравления нервно-паралитическим ядом. У меня один шанс на миллиард ее спасти, но пробовать надо. Я поднес бутылочку к ее губам и начал осторожно поить ее эликсиром. Женщина-кошка давилась, захлебывалась, кашляла, стонала, судороги продолжали пробегать по ее телу, но мне все же удалось влить большую часть лекарства ей в рот. Когда бутылочка опустела, я выпустил гаттьену, и она бессильно опрокинулась на спину, задышала часто и мелко.

— Мммраааать, — жалобно простонала она.

— Это уж как Бог пошлет, — сказал я, отбросил пустой флакон и отошел подальше. Мне очень не хотелось наблюдать за агонией бедняжки, но в глубине души я надеялся на то, что чудо свершится, и жидкость Флагельгафта ей поможет.

Женщина-кошка еще раз шумно вздохнула и зашевелилась, я видел, как под смуглой кожей гаттьены судорожно сокращались мышцы. Похоже, ни хренашечки у меня не выйдет, эликсир Флагельгафта оказался шарлатанским пойлом, которым, в лучшем случае, можно глистов побеспокоить. А такие отравления вылечить им уж никак нельзя, сто процентов.

— Прости, больше ничем не могу тебе помочь, — сказал я. — Напрасно я тут стою.

— Уитанни…. Сссссшшшш, — женщина запрокинула голову и заскрипела зубами. На лбу у нее выступили крупные капли пота.

«Нет, друг Москвитин, не получится из тебя реаниматолога! Девчонка умирает, это дураку понятно. Еще пара минут, и все, конец. Эх, и сексуальная девица! Вот это, я понимаю, экстерьерчик… Плащом ее накрою, а то вороны расклюют, жалко».

Гаттьена больше не стонала. И я внезапно понял, что, кажется, чудо случилось. Дыхание раненой стало ровным и глубоким, исчезла гримаса боли, искажавшая лицо. Я оказался прав, в эликсире была белладонна, причем в достаточном количестве. Э, да этот стукач Флагельгафт, оказывается, неплохой фармаколог!

Обрадованный, я подсел к гаттьене и осторожно коснулся ее левой ноги. Нога была теплой, мышцы расслабленными, судорожный спазм проходил. Первый раунд матча со смертью мы, похоже, выиграли. Теперь предстоял второй, надо было что-то делать с кровотечением.

Иглы и нитки у меня были, но под скалой было слишком темно. Бежать к лошадям, чтобы попробовать найти в седельных сумках покойных охотников кресала и фонари, не имело смысла — пока я буду бегать туда-обратно и высекать огонь, моя помощь девчонке уже не понадобиться. И тут я вспомнил про эликсир, которым инквизитор Матьюш поил охотников.

Во фляге, которую я нашел на трупе Матьюша, оставалось еще с полстакана жидкости. Я приложился к фляжке и начал ждать. Буквально через пару минут темнота вокруг меня сменилась серыми сумерками, а вскоре я и вовсе видел все вокруг в мелочах — правда, в черно-белом исполнении.

— Нам с тобой везет, — сказал я гаттьене, которая, казалась, впала в забытье. — Как по заказу нашлось все необходимое для операции. Не бойся, рука у меня легкая, сильно больно не будет.

Прежде мне никогда не приходилось зашивать раны. Но учиться новому и полезному никогда не поздно. Никакой антисептики у меня в распоряжении и в помине не было, но сейчас важно было остановить кровь, а уж потом думать о прочих проблемах. Накачанная экстрактом белладонны пациентка лежала спокойно, пока я штопал рану в боку, лишь несколько раз вздрогнула и зашипела сквозь стиснутые зубы. Признаться, у меня все внутри заледенело, когда я подумал, что может быть, если я причиню ей слишком сильную боль. Однако гаттьена вела себя примерно — то ли белладонна ее оглушила, то ли сил у нее просто не осталось. Зашив рану (любой хирург оторвал бы мне руки за такую дилетантскую работу!), я густо намазал шов противовоспалительной пастой, наложил корпию и повязку, а потом занялся ранами на ноге. Шить я их не стал, просто обработал. Когда я закончил работу, начало светать. Ночь прошла у меня невероятно содержательно.

Гаттьена лежала тихо, и я увидел, что она спит. И в этот момент я понял, что не знаю, как быть дальше. Что мне делать с этой красоткой дальше? В город тащить ее я не могу, Звездоносцы тут же сведут на нет все мои труды по ее спасению. Не затем я лечил, чтобы отправить на костер. Оставить ее тут, понадеяться на то, что все заживет на ней в буквальном смысле слова как на кошке, быстро и без осложнений? Нет, это не выход — какой бы сильной и живучей не была гаттьена, ей нужно время на то, чтобы оправиться от кровопотери и отравления. Оставлять ее одну нельзя, сейчас она совершенно беззащитна. Или поискать тут какое-нибудь подходящее укрытие, перенести ее туда, подальше от этого скверного места, буквально пропитанного запекшейся кровью?

Я выбрал третий вариант. Способ транспортировки определил сразу — положу девчонку на свой плащ и буду тащить волоком. Надеюсь, крепкое сукно выдержит. Только вначале надо бы найти укромное местечко, где можно будет ее спрятать.

Я спустился к воде, отмыл от крови руки и начал осматривать берег. В конце концов, мне удалось обнаружить приличное местечко в ивняке на другой стороне озера — деревья давали тут густую тень, вода была совсем рядом, и со стороны озера разглядеть что-нибудь в этих зарослях было невозможно. Осталось самое трудное: перетащить сюда мою пациентку. Здесь она отлежится или помрет — на это, как сказали бы мусульмане, воля Аллаха.

Я мог гордиться собой. Я предусмотрел все.

Или почти все. Потому что, когда я вернулся на то место, где оставил гаттьену, оборотня там не было. Я не мог ошибиться — на земле чернела большущая лужа крови.

Нет, я, конечно, знаю, что у кошек семь жизней. Но такая невероятная живучесть показалась мне просто сверхъестественной.

Я довольно долго простоял, бестолково переминаясь с ноги на ногу, и думал о потрясающем существе, которое еще час назад находилось при последнем издыхании — и смогло после таких ранений подняться и уйти. А потом рассудил, что так оно для меня куда лучше. Я совершенно свободен и могу идти на все четыре стороны. Хотя в Норту мне лучше не возвращаться — слишком много народу видело, как я вчера на закате уезжал с охотниками. Дураку понятно, что Звездоносцев, ожидающих возвращения группы Ромбранда, заинтересует, как так получилось, что их люди погибли, а я остался в живых.

Надо заставить их думать, что лекарь по имени Кириэль Сергиус погиб вместе со всеми. И я знаю, как это сделать.

Я снял свой плащ, долго и старательно молотил его по колючкам, пока он не превратился в лохмотья, потом вывалял изорванный плащ в крови и грязи и швырнул его на землю, среди останков охотников Ромбранда. Теперь, если на это место придут ищейки Ордена, они найдут только трупы и мой плащ, и рассудят, что меня уволок оборотень. А я тем временем постараюсь побыстрее убраться из этих мест дальше на север. Больше мне тут делать нечего.

Перед тем, как покинуть берег, я обыскал то, что осталось от людей Ромбранда. Это было очень неприятно, но необходимо. Мои трофеи были невелики — несколько серебряных монет, хороший охотничий нож, две фляги с крепким солдатским самогоном, серебряное кольцо и всякие мелкие безделушки, вроде костяного свистка, ложек и пробочника для бутылок. Самый ценный трофей я обнаружил на трупе брата Матьюша — начертанную на пергаменте подробную карту этой части Вальгарда. На карте были отмечены принадлежавшие Ордену замки и посты на дорогах. Обозначен был на ней и Набискум — нужный мне город находился на севере, по ту сторону обширных Вокланских пустошей, начинавшихся как раз за Нортой. Мне снова повезло. Теперь я знал, куда мне идти. Конечно, если я запалюсь с этой картой, пощады не будет, но я все равно взял ее с собой. Был еще у меня соблазн взять с собой одну из лошадей, но все они были с клеймом Ордена, и я решил не искушать судьбу. Я уже дважды избежал смерти, ушел от Звездоносцев и выжил в схватке с оборотнем. Хоть и говорят, что Бог троицу любит, но лучше поберечься.

Сейчас у меня одна задача — добраться до Набискума, отыскать там де Клерка и Веронику и постараться выбраться обратно в свой мир. И чем быстрее это будет сделано, тем лучше.

Глава четвертая

Если у тебя появился друг — постарайся сделать так, чтобы он не стал твоим врагом.

Если у тебя появился враг — постарайся сделать так, чтобы он стал твоим другом.

Белая книга Азарра

Следующие двое суток я, соблюдая максимальную осторожность, пробирался на север. Согласно карте Матьюша, главная дорога на север от Норты через Вокланские пустоши и дальше к Набискуму шла через населенные места, где были крепости и большие поселения. Так что идти этим путем было очень рискованно. Поэтому я сделал крюк, двинул от места битвы с оборотнем сначала на запад, а потом уже повернул на север. Естественно, стороны света я определял на глаз, компаса у меня не было. Оставалось только надеяться на то, что Северный и Южный полюса в этом мире находятся на своих местах.

Мне повезло, я выбрался из очень опасной переделки, но успокоенности у меня не было. Я рассудил, что если у сыщиков Ордена возникнут на мой счет какие-то подозрения, они сразу возобновят поиски, и у меня перед ними есть только одно преимущество — Звездоносцы не знают, в какую сторону я направился. Поэтому первое, что они станут делать — расспрашивать местных жителей о подозрительном чужаке, который появлялся в их краях. Так что попадаться аборигенам на глаза мне совершенно ни к чему, и я всеми силами старался избегать встреч с людьми. На торные дороги я не выходил, старался идти полями, причем после наступления темноты — днем я отсыпался в укромных рощицах, где меня не могли заметить чьи-то недобрые глаза. Страх перед Звездоносцами не оставлял меня ни на секунду, и даже ночью мне чудилось, что кто-то следует за мной по пятам. Несколько раз мне казалось, что я на самом деле вижу какую-то преследующую меня тень, и моя душа уходила в пятки. Я прятался, выжидал, наблюдал за местностью, потом, убедившись, что эти видения плод моего возбужденного страхом воображения, шел дальше. На третьи сутки с самого утра зарядил противный осенний дождь, и мне стало совсем худо. Разболелась раненая нога, я вымок, появились признаки простуды. Чтобы окончательно не расклеиться и не свалиться по-настоящему, я все же решился остановиться в первом поселении, которое попалось мне на пути.

Это был небольшой поселок, населенный овцеводами. Овец тут было бессчетное количество, и они встречались мне повсюду — сотнями толклись и блеяли в загонах, медленно дефилировали по дороге, и от крепкого овечьего запаха у меня начала кружиться голова. Гостиница в городке была только одна — она же трактир, она же магазин, цены в котором были гораздо ниже, чем в Норте, но выбор был никакой, только баранина во всех видах и грубая одежда, сделанная из бараньих кож и шерсти. Хозяин за два аберна обеспечил меня маленькой комнаткой с кроватью на втором этаже заведения и большой кружкой горячего глинтвейна, которым я собирался подлечить начинающуюся простуду. Никаких вопросов он задавать не стал, и это было мне на руку. Получив глинтвейн, я поднялся к себе, разделся, залез под одеяло и, согретый напитком, тут же заснул сном мертвеца.

Помню, что мне снилось что-то ужасно неприятное, горячечное, и продолжением этого сна стало чувство удушья. Нечто жаркое и тяжелое навалилось на меня, зажало рот, не давая дышать. Я начал биться, стремясь одолеть напавший на меня кошмар, но не тут-то было — темное чудовище было неодолимо сильным. И тут, несмотря на весь мой ужас, я понял, что уже не сплю, и черная фигура, зажимающая мне рот крепкой и жесткой ладонью, вполне реальна.

А потом я увидел лицо напавшего на меня существа, и едва не наделал от страха в штаны. Мертвый ли, живой ли, но передо мной был Ромбранд Люстерхоф.

— Тсс! — зашипел он, продолжая зажимать мне рот, и одновременно направляя в левый глаз острие широкой даги. — Молчи! Только твоих воплей нам не хватало. Я отпущу тебя, если пообещаешь не орать. Только помни, начнешь верещать, как недорезанный подсвинок, вырежу тебе глаз вместе с половиной мозгов. Моргни, если понял.

Я заморгал глазами. Люстерхоф убрал руку, и я отшатнулся от него, как от готовой к броску кобры.

— Не дрейфь, паренек, я живой, — сказал охотник, убирая кинжал. — Я шел за тобой от самой Норты, так что, если бы хотел тебя убить, давно бы это сделал. Но я тебе не враг. Так уж выходит, что теперь враги у нас общие. Сечешь, о чем я?

— Не совсем.

— Я так думаю, я могу тебе открыться. Ты меня не продашь, потому как сам должен прятаться от Ордена. Без меня тебе далеко не уйти. Я хорошо знаю, на что способен этот сучий Орден.

— Ты… жив? — только и смог пролепетать я.

— Жив и целехонек, клянусь пастью Дребла! Хочешь знать, как все получилось? Очень просто, малыш — когда оборотень набросился на Матьюша, я не стал корчить из себя героя и прыгнул со скалы в воду. Я слишком хорошо знаю повадки этих тварей. Гаттьены те же кошки и ненавидят купание. Потом, когда тварь перебила отряд, я тихонько вылез из воды и наблюдал, как ты латаешь драную шкуру гаттьены. Удивил ты меня, Вечные свидетели! Тебе удалось исцелить паралич, вызванный ядом Звездоносцев. Таким ни один лекарь в Вальгарде не может похвалиться. Зачем ты ее лечил?

— Она умирала.

— Жалостливый, значит? Ну-ну. Если об этом станет известно, ты легкой смертью не умрешь, уж поверь мне.

— Ты наблюдал, как гаттьена убивает твоих людей?

— Да, вот такая я сволочь, — Люстерхоф недобро усмехнулся. — Что тут у тебя в кружке, остывший глинтвейн? Сойдет, — он тут же вылил напиток себе в горло. — Еще есть что-нибудь выпить?

— Только это, — я достал из сумки флягу с самогоном, которую снял с одного из растерзанных охотников.

— А, фляга Хальдвига, — Люстерхоф свинтил с горлышка пробку и сделал хороший глоток. — Он единственный, за кого меня мучает совесть. Остальные были просто ублюдки, а первый среди них — подонок Матьюш Хавелинк, чтоб ему в аду сгореть в черный пепел!

— Значит, мне не померещилось, — сказал я. — Все это время ты шел за мной следом.

— А что мне оставалось делать? И еще, ты меня заинтересовал.

— Почему ты так поступил? Почему подставил своих людей?

— Потому что эти подонки должны были умереть! — Люстерхоф в ярости ударил ладонью по столу. — Все до единого. Потому что на их совести смерть Маргет. Моей Маргет.

— О чем ты?

— Наверное, я должен тебе кое-что рассказать, — охотник расстегнул ворот своего заскорузлого от грязи кожаного кафтана, снял с шеи медальон и протянул мне. На медальоне был портрет симпатичной темноволосой женщины с ясными карими глазами. — Мне сорок четыре года, малыш. В этом возрасте уже принято думать о старости и вечности, особенно когда занимаешься охотой на оборотней. Так получилось, что полгода назад я приехал в Норту по делам — мне сказали, что в городе есть отличный оружейный мастер, и я хотел заказать у него кое-какое снаряжение, за которое в Вортиноре мне пришлось бы заплатить кучу серебра. Цены в Норте в разы ниже.

— И что?

— А то, что я приехал за капканами на оборотней и коваными цепями, а нашел Маргет. Я влюбился в нее сразу, насмерть. Ее невозможно было не любить. Я знаю, это была последняя любовь в моей жизни, больше я не коснусь ни одной женщины до самой смерти, клянусь Вечными!

— И что случилось?

— Я уехал через месяц, пообещав Маргет, что вернусь за ней осенью, после сбора урожая, и заберу ее в Вортинор. Но мои мечты не сбылись. Когда меня вызвали в резиденцию Ордена в Вортиноре и велели ехать в Норту выполнять задание, я даже обрадовался, глупец. Думал, что снова встречусь там с Маргет и уже не буду с ней разлучаться никогда. А на месте я узнал, кого по доносу какой-то гадины арестовали Матьюш и его ищейки.

— Постой, выходит, что та ведьма, которую сожгли в Норте…

— Да. Кто-то наткнулся на следы гаттьены в окрестностях Норты. В городе началась паника, люди боялись выйти из города. Звездоносцы тут же затеяли следствие. Я знаю, как выглядит такое следствие — людей под страхом смерти обязывают сообщать о подозрительных поступках своих соседей.

— Чем же провинилась перед Звездоносцами Маргет?

— Я же сказал — был донос. Когда я узнал, кого арестовал Орден, я был в бешенстве и попытался поговорить с Матьюшем. Знаешь, что он мне сказал? Что это не мое дело, и что моя репутация не спасет меня, если я буду вступаться за врагов веры. Через неделю был суд, и Маргет приговорили к очищению огнем, потому что она признала свою вину.

— Как это так — признала вину? Она же была невиновна!

— Нет, ты и впрямь желторотый придурок, чтоб мне пропасть! Те, кто попадает в казематы Ордена, всегда признают свою вину. Рано или поздно. Потому что никто не может выдержать пыток огнем, пыток железом, пыток водой, пыток магией. Маргет пытали, я знаю. Я видел ее в тот день, когда она умерла. На ее теле живого места не было.

— Ты был на ее казни?

— Стоял в десятке метров от костра и видел, как пламя пожирает ее заживо. — Люстерхоф приложился к фляге, крякнул, вытер рот рукавом. — Слышал, как она кричала. Этот крик до сих стоит в моих ушах, лекарь, и нет такого лекарства, которое могло бы исцелить мою боль!

— Понимаю и сочувствую. И что было потом?

— Потом? — В сталистых глазах Люстерхофа зажглись искорки свирепого безумия. — Потом была месть. Я поклялся отомстить Матьюшу и всей его своре. Звездоносец, будь он проклят, поручил мне убить появившуюся близ Норты гаттьену, и я обрадовался такой возможности свести с ним счеты. Я убедил Матьюша самому принять участие в охоте на оборотня. Матьюш уж очень хотел получить повышение, и я обещал в случае удачной охоты дать ему рекомендации в Вортиноре. Я же не хухры-мухры, старший ловчий все-таки. Негодяй купился на мои обещания. Мы тут же вызвали охотников из ближайшей цитадели Ордена, и я начал обследовать окрестности. Все это время я готовил свою месть. Нужно было торопиться — Матьюш настаивал на том, чтобы в охоте использовали вильфинга. Я убеждал его не ждать подмоги, самим прикончить тварь.

— Вильфинга? Ты хочешь сказать…

— Это тайна, малыш. Одна из самых главных тайн Ордена. Вильфинги служат не Сестрам, о которых ты наверняка слышал. Они слуги Ордена.

— Но как такое может быть, Ромбранд?

— Может. Клянусь, я сам не знаю всех подробностей. Но это правда. Вильфингов используют, чтобы они помогали уничтожить клан гаттьен.

— Откуда же взялись гаттьены?

— Разное говорят. Мой дед рассказывал, что в древние времена эти земли населял народ ши, великие мастера магии. Может быть, гаттьены были созданы ими. Звездоносцы говорят, что гаттьены — это порождение Сестер Колдомании, но этого нельзя проверить, никто никогда не бывал за северной границей Вальгарда. У Звездоносцев есть тайное место где-то в Брутхайме, где, как я слышал, они собрали лучших магов из всех подвластных дому Готлиха земель. Готов поспорить, именно там они и растят своих охотничьих псов.

— И все равно, я не понимаю тебя. Матьюш не был похож на доверчивого человека.

— Этот выродок жаждал возвышения. Он был честолюбив. Ничто так не ослепляет человека, как властолюбие. Чтобы играть душами Звездоносцев, парень, надо знать, что это за люди. Я знаю. Их обуревает одна страсть — желание властвовать над людьми. Всеми без исключения. И еще, Матьюш доверял мне, почитай, в рот мне заглядывал, ведь я был посланцем Вортинора! Остальное было сущим пустяком. Я кое-что сделал с оружием моих людей — ну, ты понимаешь. Именно поэтому болван Турс промахнулся. Первый и последний раз в жизни.

— А зачем Матьюшу я понадобился?

— Штатный лекарь, которого нортианское отделение Ордена запросило в Вортиноре, по дороге слег с гнилой лихорадкой. Тут ты появился. Матьюш узнал о тебе от старого Флагельгафта и заинтересовался тобой. Ты ведь собираешься в Набискум, верно?

— А что в этом такого?

— Узнав от аптекаря, что ты идешь в Набискум, Матьюш подумал, что ты просто бродяга и собираешься вступить в королевскую армию. В Набискуме по слухам сейчас стоит кошем сам коронный маршал Тило Хаген. Собирает силы для священного похода в Саратхан. В желающих недостатка нет — после эдикта короля Готлиха о прощении всех грехов участникам будущего похода в Набискум стекаются вояки и разная шваль со всего Вальгарда. Кроме того, в Набискум прибыла чуть ли не половина Ордена, даже Золотая Хоругвь сейчас там. Укрыться от всевидящего ока Ордена тебе будет в Набискуме невозможно. Но могу дать совет — придешь в Набискум, сразу запишись в армию Хагена. Человека, умеющего правильно зашить драные в бою шкуры солдат, ждет у Хагена большое будущее, уж поверь. Да и Звездоносцы ни в чем тебя не заподозрят.

— Я не иду в Набискум, — сказал я, помолчав. — Я передумал.

— Ну-ну, — Люстерхоф понимающе хмыкнул. — Но если передумаешь еще раз, помни о том, что я тебе сказал.

— А почему ты сам не хочешь записаться в армию Хагена?

— Шутишь? Мне теперь в королевское войско путь заказан. И в пределах королевского домена оставаться я не могу. Рано или поздно меня найдут, и тогда я прокляну день, в который родился. Пойду проситься на службу к барону Итайо Бришу. Слышал о таком?

— Ни разу.

— Он свободный и очень знатный человек, старший в клане Бришей. Его вотчина находится на границе Брутхаймы и Вальгарда. Это мятежный край, где ни у королевских судей, ни у Ордена нет никакой власти. Род Бришей древнее и благороднее, чем род нашего короля Готлиха, поэтому еще дед Итайо Бриша отказался присягать Вортинору. Просто взял и послал нашего августейшего монарха в задницу, а потом выгнал из своих владений эмиссаров Ордена и всех королевских приставов и судей. С тех пор Бриши стали личными врагами дома Готлиха. В их землях всегда примут тех, кто бежал из Вальгарда, спасаясь от преследований. Хочешь, пойдем со мной. Вдвоем будет безопаснее и веселее.

— Я бы с радостью, но у меня несколько другие планы, — несмотря на все то, что мне рассказал Люстерхоф, я по-прежнему не доверял охотнику.

— Не веришь мне? — Люстерхоф будто прочел мои мысли. — Я понимаю. Твое дело, лекарь. Я видел, как ты зашивал дыры в шкуре гаттьены и должен сказать тебе, что лорд Бриш охотно взял бы тебя в свою дружину. Ты был бы сыт, пьян, жил бы весело и думал о Звездном Ордене столько же, сколько о прошлогоднем снеге. Но не хочешь — твое дело.

— Не хочу. Удачи тебе, охотник.

— И тебе, лекарь. И еще полезный совет напоследок: не доверяй никому. Любой встреченный тобой человек может оказаться агентом Ордена.

— Спасибо, я учту.

— Тогда бывай, — Люстерхоф сунул флягу с самогоном в свой карман, хлопнул меня по плечу и вышел из комнаты. Я остался один.

Беседа с Люстерхофом мало что для меня прояснила, но кое-что интересное я узнал. Не все так просто в Вальгардском королевстве. Судя по тому, что я знал от Деймона, Кастельмаре и Ромбранда Люстерхофа, таинственный Звездный Орден обладает здесь огромной властью. Орден сражается с еретиками — с кем именно? С таинственными Сестрами, с теми, кого инквизиторы считают прислужниками этих самых Сестер? Или есть еще кто-то? Что за поход готовит королевский маршал в Набискуме? И самое странное — почему де Клерк отправился именно туда, в город, где Орден обладает огромной властью, и все пришельцы немедленно обращают на себя внимание инквизиторов?

Очень, очень многого я не знаю об этом мире. А надо бы знать больше — чувствую я, что мир Вальгарда преподнесет мне еще массу неприятных сюрпризов.

Все, что рассказал мне Люстерхоф о своей погибшей подруге, очень напомнило мне эпизод охоты на ведьм, которая когда-то происходила в моем мире. Однако во всем этом есть что-то очень важное, чего я пока не знаю. Больше всего меня заинтриговали два момента: во-первых, какое отношение к происходящему имеет Вильям де Клерк, а во-вторых, связан ли с происходящими в этом мире событиями мой заказчик Александр Маргулис, а если связан, то как. Слишком невероятной, сверхъестественной представляется подобная связь. И еще, мне кровь из носу надо добраться до Набискума. Орден Орденом, а Вероника там, и я должен ее найти.

Тут я сообразил, что оставаться в гостинице мне больше нельзя. Люстерхоф, возможно, сказал мне правду, но нет никаких гарантий, что он не донесет на меня властям. Эта мысль так испугала меня, что я тут же вскочил с постели и начал собираться. На дворе была ночь, но как раз темнота была мне на руку. Собрав вещички, я выбрался в окно, спрыгнул на мягкую землю и, оглядевшись, пошел по улице, стараясь держаться в тенях домов. Меня никто не видел, только беспокойные собаки пару раз залаяли, почуяв чужака. Очень скоро я покинул поселок овцеводов, где мне так и не удалось нормально отдохнуть.

* * *

Последним населенным местом, где я остановился на отдых перед тем, как углубиться в Вокланские пустоши, оказалась маленькая община Томбурк, расположенная на границе леса, обозначенного на карте как Шротмаркская Пуща. Это было единственное обозначенное на карте человеческое поселение в этих краях. До него я добирался почти сутки и совершенно выбился из сил. Еда у меня кончилась, и денег осталось совсем немного. Мне были нужны отдых, сытный обед и, самое главное, информация.

Поселок был окружен мощным деревянным частоколом с дозорными вышками и чем-то напомнил мне городки первых американских поселенцев на Диком западе. Среди однотипных аккуратных срубных домиков, обнесенных заборами, прохаживались скромно одетые женщины в одинаковых чепцах и кожаных передниках, которые с любопытством глядели на меня, и крепкие длинноволосые и длиннобородые мужчины в одеждах из выделанной кожи и замши, вооруженные топорами на длинных рукоятях и большими луками. Мое появление местных жителей не особенно обрадовало, но и враждебности я не почувствовал.

— Хочешь продать или купить что-нибудь? — обратился ко мне один из встретившихся на улице парней.

— Купить? — Я поскреб затылок. — А что именно?

— Зайди в «Дубовый вертел», там увидишь.

В «Дубовом вертеле» торговали кожами, пушниной, копченым и сушеным мясом и всякой мелочью, необходимой охотнику — наконечниками для стрел, рыболовными крючками, веревками, точильными брусками, кремнями для огнива и прочим барахлом. Хозяин тут же поинтересовался у меня, какой товар я могу предложить, а заодно намекнул, что у него есть неплохая пушнина по божеским ценам.

— Я только хотел глянуть, что есть у тебя, — ответил я. Мне стало ясно, что в Томбурке меня приняли за торговца. Видимо, в эту глушь только странствующие торговцы и заглядывают.

— Что есть, все на прилавке. Твои деньги, мой товар, — заявил хозяин. — Но если захочешь продать свой нож, я куплю.

Это ему приглянулся охотничий нож, который я забрал с останков на месте битвы с гаттьеной. Нож был и впрямь отличный — настоящий «боуи» из качественной светлой стали с выпуклыми спусками клинка, серейтором на обухе и всадной рукоятью из полированного дерева. Кожаные ножны были расшиты бисером. Продавать я его не собирался, поэтому сказал:

— Нож мне самому нужен.

— Пятнадцать абернов дам, — предложил хозяин.

— Лучше оцени вот это, — я показал ему кинжал, который получил в подарок от Кастельмаре.

— Давай глянем, — торговец взял кинжал в руки, повертел, вытащил наполовину из ножен. — Дешевка. Один аберн.

— Три.

— Один, — хозяин с презрительной миной положил кинжал на прилавок и подтолкнул пальцем в мою сторону. — Еще есть что-нибудь?

— Ничего.

— Я бы подумал на твоем месте насчет ножа, — хозяин понизил голос. — Совсем неблагоразумно разгуливать с орденским клинком на поясе.

— Почему?

— Ты что, дурак? Ты не орденский охотник, но у тебя на поясе нож орденского охотника. Такие ножи в лавках не продаются. Мне плевать, где и как ты его надыбал, но кое у кого могут возникнуть вопросы. Так что будем делать?

— Ладно, убедил, — я снял с пояса нож, и сделка состоялась. Хозяин сунул нож под прилавок, отсчитал деньги и сразу потерял ко мне интерес.

— Какие у вас тут новости? — спросил я.

— Новости? У нас тут одна новость — все ждут событий.

— Каких еще событий?

— А ты не знаешь? Вчера родился, что ли?

— Я серьезно ничего не знаю. Я впервые в этих краях.

— Путешествуешь или прячешься от кого?

— Путешествую, — я выдержал испытывающий взгляд торговца. — Я целитель. Иду в Набискум, там, говорят, редкие ингредиенты для лекарств можно купить.

— А что по тракту не пошел? — Торговец, похоже, оказался проницательнее, чем я предполагал. — Напрямки через пустоши идти опасно.

— Я ж говорю, здешних мест я не знаю. Слышал, есть какая-то дорога на север, но где она находится, не ведаю. Может, посоветуешь мне хорошего проводника?

— У меня такое предчувствие, парень, что связываться с тобой опасно, — откровенно заявил продавец. — Но это твои дела, и мне они безразличны. Если у тебя есть деньги, поговори со стариком Тимманом. Лучше него эти места никто не знает.

— Вот спасибо! — Я протянул продавцу один из своих медяков. — Возьми за помощь.

— Храни тебя Вечные! — Торговец ловко выхватил у меня из пальцев монету — Топай к Тимману и послушай моего совета, не задерживайся тут. В Томбурке не жалуют чужаков.

Я вышел из магазина, сильно обеспокоенный. Похоже, в этом мире нет ни одного медвежьего угла, где я мог бы чувствовать себя в безопасности. Теперь все зависит от того, что мне скажет этот самый Тимман, согласится ли мне помочь. У меня еще оставался один золотой и немного серебра, и я надеялся, что этих денег мне хватит.

После долгих поисков я нашел хибару Тиммана. Хозяин дома, крепкий рослый старик с раздвоенной бородой и мрачным взглядом, возился во дворе, укладывая нарубленные чурбаки в поленницу.

— Ты Тимман? — спросил я.

— Я Тимман, — старик даже не посмотрел на меня. — Чего надо?

— Мне сказали, что ты проводник, — я решил не делать никаких предисловий. — Я иду в Набискум и хочу тебя нанять.

— И кто же тебе сказал, что я проводник? — поинтересовался Тимман и все же соизволил повернуться ко мне лицом. В его водянистых голубых глазках я прочитал недоверие и настороженность.

— Продавец в «Дубовом вертеле».

— Ты вообще кто такой?

— Кириэль Сергиус, лекарь и знахарь.

— Знахарь? — Старик упер руки в бока. — А кольцо знахаря у тебя есть?

— Кольцо? — Я развел руками. — Чего нет, того нет. Я вообще-то самоучка. Один добрый человек меня выучил своему ремеслу.

— Сам-то откуда будешь?

— С юга.

— Крейон, что ли?

— Я не знаю, кто мои родители. Я сирота.

— Выговор у тебя забавный. Так в Брегенде говорят.

— Я жил в Блиболахе, — помолчав немного, сказал я. — Своего детства я не помню. Так уж получилось, что я память потерял. Мой приемный отец говорил, что это из-за Пурпурной чумы, которой я переболел.

— Ну-ну, — старик подошел к кадке с водой, зачерпнул ковшом и сделал несколько жадных глотков. Мне он воды не предложил. — А в Набискум чего собрался?

— Дело у меня там важное. Мой опекун умер недавно и перед смертью велел мне идти в Набискум. У него там брат с семьей живут.

— Кишками чую, что ты врешь. Ну да ладно. Набискум далеко, дорога будет долгая и трудная. Так что с тебя пять риэлей.

— У меня только два риэля есть, — сказал я.

— Не пойдет. Пять риэлей, и ни фельдом меньше. Надумаешь — приходи, поговорим. А попусту беспокоить меня не надо.

Я ушел от старика мрачный и совершенно обескураженный. Но, отойдя немного от дома, я подумал, что колочусь из-за жадности Тиммана совершенно напрасно. По сути, его услуги мне не нужны, у меня есть карта. И вообще, сам не знаю, чего ради я пошел к старику. Может, просто хотел убедиться, что в этом мире найдется хоть один человек, готовый мне помочь. Нет — так нет, сам прекрасно доберусь до Набискума. А не доберусь…

Нет, не надо думать о плохом. Вероника без меня пропадет. Я должен ее найти, а все остальное не имеет значения.

— Эй!

Я обернулся. Тимман вышел из калитки своего дома и неспешным шагом направился ко мне.

— Если хочешь заработать денег, дам тебе совет, — сказал он. — Наш торговец, Меддор, искал человека, который поможет ему раздобыть кору и корни купины ши. Если ты знахарь, то должен в таких делах понимать. Так что топай к Меддору и поговори с ним. Он хорошо заплатит за зелье, а будут у тебя денежки, тогда и договариваться будем.

Я кивком поблагодарил старика и пошел дальше. В принципе, появился вариант, который можно использовать. Ясен перец, я понятия не имел, что такое купина ши, но поговорить с торговцем, наверное, стоит. Отказаться я могу в любой момент.

Торгаш в «Дубовом вертеле» нисколько не удивился тому, что я снова появился в его заведении. А когда я сказал, с чем пришел, Меддор прямо просиял.

— Да, мне нужны кора и корни, — сказал он. — Но сумеешь ли ты их раздобыть?

— Это почему еще?

— Да потому, что я нашего травника Пита просил об этом, а тот ничегошеньки и не нашел. Искал, искал, да без толку. А потом сказал, что в Урочище Пяти Камней ни за какие деньги не полезет, а купина ши только там растет. В прочих местах ее давно уже не встречали. Ты хоть знаешь, как купина ши выглядит?

— Не беспокойся, я много чего знаю, — соврал я. — Найду, если заплатишь хорошо. Только сначала про Урочище мне расскажи. И чего там такого страшного, что ваш травник не хочет туда идти?

— Развалины там старые есть, не то храм какой-то, не то дворец. Глухое место. А идти за зельем надо ночью.

— Ага, и сокровища там спрятаны, да только сокровища эти нечистая сила стережет, верно? — спросил я с иронией.

— С чего ты взял? Нет там ничего, одни руины.

— Чего же тогда ваш травник не пошел туда?

— А ты его спроси.

— И все-таки?

— Ты чужак, поэтому тебе скажу. В наших краях люди верят, что Урочище запретное для человека место. Не любят духи Урочища, если кто-то в их владения забредает. Ни удачи, ни жизни нормальной потом дерзкому не будет. Но тебе-то что — ты здесь не живешь, так что тебе бояться нечего. Принесешь кору и корни, я тебе двадцать пять риэлей за них заплачу.

— Прости, конечно, а зачем тебе эти кора и корни?

— Шурин у меня заболел тяжело, на глазах угасает. Старики сказали, что помочь может только отвар из корней и коры купины ши, причем зелье должно быть собрано между закатом и рассветом. — Тут Меддор посмотрел на меня просительно. — Принеси зелье, парень. Очень нужно.

— А как мне до этого урочища добраться?

— Тут недалеко. Как выйдешь из ворот, иди сразу на восток, в сторону леса. Дойдешь до леса, иди все время вправо, пока не увидишь реку. На реке есть заросший лесом островок. Правый рукав совсем мелкий, так что перейдешь его вброд. Урочище там, на островке, вход туда сразу увидишь. Найдешь кору и корни, сразу неси мне, а уж я тебя не обижу.

* * *

Я, наверное, полный идиот, но я согласился принести кору и корни купины ши. Меддора так обрадовало мое согласие, что он дал мне напрокат медный фонарь и лопатку, чтобы выкапывать корни. Когда я вышел из магазина, уже начало темнеть. Можно было отправляться в Урочище.

Конечно, то, что я собирался делать, было в высшей степени глупо и, возможно, опасно. Во-первых, я понятия не имею, как выглядит эта самая купина. В таких случаях следует действовать методом исключения, просто найти незнакомые растения и собрать с них кору и корни. Со всех — пусть Меддор потом разбирается, что ему нужно, а что нет. Во-вторых, у меня не было веских мотивов браться за это задание. Мне нет никакого дела до Меддора и его больного шурина, да и не понравились мне слова торговца о том, что местный травник не захотел добывать для него корни и кору, сослался на какие-то суеверия. Но двадцать пять риэлей неплохие деньги. В конце концов, ради денег я и в нашем мире часто сильно рискую, выполняя свою работу. Совершенно неизвестно, что меня ждет на пустошах, а Тимман, хоть и жадюга (даже воды мне не предложил, паразит!), но эти места знает и может помочь мне добраться до Набискума без ненужных проблем. С другой стороны, если со мной что-то случится, Веронике никто не поможет.

Я остановился посреди дороги в нерешительности. У меня появилось сильное желание вернуться к Меддору и спросить его, чего же он сам не сходит в Урочище Пяти Камней за лекарством для шурина. Но это будет пустая трата времени, Меддор просто пошлет меня куда подальше.

Так идти или не идти? Или послать их к черту и отправляться в путь в одиночку, надеясь на карту?

Тут я поймал себя на мысли, что сам хочу посмотреть на это Урочище. Любопытство, чтоб его, а я всегда был любопытен, наверное, потому и стал детективом. Меня совершенно не смущала мысль о том, что в Урочище меня могут ждать разные неприятные сюрпризы. В конце концов, риск благородное дело. Но сначала…

Мне нужно хоть какое-то оружие. Кинжал с лезвием в двадцать пять сантиметров, конечно, вещь неплохая в ближнем бою, но я не специалист боя на ножах. Я вообще не специалист в смысле боевых искусств. Знаю пяток приемов рукопашного боя, однако не настолько, чтобы корчить из себя Стивена Сигала. Еще стреляю из пистолета и охотничьего ружья, но ни того, ни другого здесь, понятное дело, не сыскать. Лук или арбалет я сроду в руках не держал, меч тоже. Топор можно было бы купить или позаимствовать (я не говорю — украсть!) в поселке, однако возвращаться обратно мне не хотелось, и я, немного подумав, нашел вариант.

На границе леса, к которому я подошел достаточно близко, росли совсем молодые деревья, в основном березы, но я заметил парочку осин. Одна из них прямо напрашивалась на то, чтобы сделать из нее посох. Безжалостно срезав бедное деревце кинжалом (пришлось повозиться!), я обрубил ветки и крону и получил отличный посох длиной метра в два. Чтобы сделать свое импровизированное оружие еще убойнее, я заострил кинжалом верхний конец посоха, получив что-то вроде пресловутого осинового кола. Была у меня мысль привязать к палке кинжал, но подходящего ремешка или веревки под рукой не было, и я прекратил апгрейд. Как бы то ни было, такой отличной дубинкой можно переломать ребра наглому бандиту или пересчитать зубы псу. В любом случае, я не сунусь в Урочище Пяти Камней совершенно безоружным.

Пока я возился с посохом, совсем стемнело, в небе появились звезды, а из леса начали доноситься какие-то протяжные и зловещие звуки, которые мне совсем не понравились. Так что, положив посох на правое плечо, я двинул дальше, в сторону реки. Идти пришлось совсем недолго, очень скоро я был на берегу и мог видеть островок, о котором говорил Меддор.

Приток реки оказался скорее мелкой протокой, заросшей камышом и прочей водяной растительностью. Я перешел его без всяких проблем, нащупывая дорогу посохом, даже ног не замочил. Островок, на который я пробрался, представлял собой огромную скалу, в разломах которой росли кусты и странные кривые деревья. На вершине скалы темнели большие острые глыбы, которые будто кто-то намеренно поставил торчком — я так понимаю, они то и дали название урочищу. Оглядевшись, я разжег фонарь и начал обследовать берег в поисках входа.

Он располагался между двух высоких скал и был обозначен древней полуразрушенной аркой из белого похожего на мрамор камня, некогда имевшей форму вытянутого вимперга — теперь от арки остались только два полуразрушенных столба, вокруг которых валялись обломки самой арки. Архитектура была необычная, на обломках я видел остатки искусной резьбы, не до конца стертой временем и непогодой. Ничего подобного я в этом мире прежде не видел. Миновав арку, я углубился в узкий проход между скалами, который закончился входом в пещеру. Проблем со спуском в нее не возникло — тут была лестница, облицованная все тем же белым камнем.

Пещера оказалась любопытным местом. Некогда тут было какое-то святилище. Я оказался в низком сводчатом зале с толстыми витыми колоннами, расположенными в шахматном порядке. Поверхность колонн покрывал затейливый узор, нечто вроде стилизованного изображения переплетенных ветвей и листьев. В дальнем конце зала располагался родник, вода из которого стекала в неглубокий овальный бассейн. Все здесь густо заросло ползучими растениями и мхом и выглядело очень живописно — просто идеальный японский садик-ками. Когда я подошел к бассейну, то почувствовал слабый и странно знакомый мне запах. Его распространяли высокие кусты с мягкими перистыми листьями буро-лилового цвета, росшие справа и слева от бассейна. Раньше я никогда не видел таких растений, ни в своем, ни в этом мире, и внезапно понял, что это они и есть, купины ши.

Для начала я собрал кору, которую сначала принял за серебристую паутину, облепившую стебли кустарника. Кора на ощупь напоминала гигроскопичную вату и легко сминалась в липкие пружинящие шарики. Скатав с полдюжины таких шариков, я занялся сбором корней.

— А если это не то, что мне нужно, — пробормотал я, ковыряя лопаткой влажный грунт, — соберем все, что тут растет. Всякой твари по паре. Пусть торговец сам разбирается.

Копнув еще раз лопаткой, я обнажил корни одного из кустов. Странно, но мне показалось, что они шевелятся. Тряхнув головой, я потянул корешок и приготовился срезать его кинжалом, и в этот момент меня накрыла волна того самого запаха, который я почувствовал прежде. Теперь я больше не сомневался, что когда-то давно ощущал его — уж слишком необычным был запах странного кустарника. Будто кто-то смешал дорогие французские духи «Герлен» с корицей, пажитником, мускатным орехом и горелым сахаром. Такой запах невозможно забыть и его нельзя перепутать. Но где…

* * *

У меня высокая температура. Мама полчаса назад мерила ее градусником. Наверное, заставит меня снова пить эти горькие таблетки.

В комнате выключен свет, потому что у меня болят глаза. Горит только ночник у моей кровати. В его свете я вижу мои книги и игрушки, расставленные на полке. Мягкие зайцы и медведи смотрят на меня желтыми стеклянными глазами, ярко поблескивает красная пожарная машина, которую я еще недавно так хотел заполучить. Теперь мне что-то не хочется с ней играть.

Кожа на лице будто вздулась, тело горит. Шевелиться не хочется, всякий раз, когда я делаю движение, меня бросает в дрожь. Когда мама положила мне руку на лоб, меня будто в ледяную воду кинули. Горло дерет, нос не дышит. Ненавижу болеть!

Мои друзья сейчас на катке. Катаются, играют в хоккей, валяют друг друга в сугробах. А я лежу. Плохо, когда ты болен.

Наверное, я ненадолго засыпаю. Сон тяжелый, болезненный, жаркий. А потом в мое болезненное полузабытье входят голоса. Даже своим насмерть заложенным носом я чувствую запах холода и табака. И я ощущаю такую радость, что сразу забываю о высокой температуре, воспаленном горле и прочих радостях фолликулярной ангины.

— Ты что, мужик? — Это папа. Он наконец-то приехал. Мама стоит рядом с ним. — Расхворался никак?

— Простудился, — хриплю я. Хочу встать, но волна озноба продирает меня так, что я начинаю дрожать.

— Лежи, лежи, — отец подмигивает мне. — Чем тебя мамка лечит?

— Таблетками, горькими…

— Да? А у меня есть для тебя лекарство.

— Какое… лекарство?

— Помнишь, ты хоккейный шлем просил? — Отец показывает мне отличный белоснежный хоккейный шлем, точно такой же, как у взрослых хоккеистов, кладет его на мою грудь. — Теперь шишек не набьешь. Это первое лекарство.

— Спасибо…

— Мать, чайник горячий? — спрашивает папа.

— Только перед твоим приходом вскипел. Хочешь, еще…

— Да, пойдем на кухню. Ты тут полежи пока, — отец щелкает меня пальцем по носу. — Мы сейчас вернемся.

Шлем отличный. Просто супер-шлем. Я верчу его в руках и думаю, как обзавидуются мальчишки, когда я в нем выйду на площадку. И тут входит папа. В руках у него кружка, из которой идет пар. Мама идет следом.

— Сереж, — говорит она, — а ты уверен…

— Да не волнуйся ты! Отличная это штука, настоящий природный продукт. Нечего ребенка химией пичкать. — Отец садится на постель и протягивает мне кружку. — Ну-ка, Харламов, давай чайку попьем.

Напиток в кружке темный, с легкой белой пеной. Резкий запах бьет мне в носоглотку, заставляет чихнуть. Очень резкий запах, но приятный, напоминает аромат свежих булочек, которые мама печет по воскресеньям. Я делаю первый глоток, морщусь.

— Фуу, горький!

— Правильно, горький, — соглашается отец. — Если лекарство горькое, оно настоящее. Давай еще глоток.

— Не буду…

— Значит, тебе нравится пить горячее кипяченое молоко с пенкой? — Отец смеется, сам отпивает глоток из кружки. — Видишь, я же не сморщился.

— Ну, ты взрослый.

— А ты у нас кто? Победитель великанов и гроза бандитов с пустошей. Герой. А герой без капризов пьет даже самое горькое лекарство. Давай, пей.

Я делаю еще пару глотков. Во рту остается вяжущий привкус, напиток имеет вкус горелого сахара и вроде как лимонных корок. И где только папа нашел такую дрянь?

— Молодец, сын, — папа треплет меня за плечо. — Я тобой горжусь. Теперь закрывай глаза и спи.

— Папа, а ты не уедешь сегодня?

— Я только приехал, — смеется отец. — Вот поставлю тебя на ноги, обыграю в «Монополию», а потом поглядим. Ладно, спи давай.

Мама снова щупает мой лоб, озабоченно качает головой. Отец улыбается, наклоняется к ее уху и что-то шепчет. Я смотрю на них и чувствую, что ужасно хочу спать. Ночник выпускает длинные световые нити, за замерзшим, покрытым ледяными цветами окном мелькают огни фар проезжающих автомобилей. Последнее, что я чувствую — прикосновение отца, сжавшего в ладони мои пальцы…

* * *

Больше всего это было похоже на внезапное пробуждение. Меня как за плечо встряхнули. Я вздрогнул, осмотрелся. Фонарь на бордюре бассейна горел тускло, пламя колебалось — видимо, кончалось масло. Кусты с лиловыми перистыми листьями были неподвижны. Странный запах исчез. Я сидел на корточках, в правой руке у меня была лопатка, а в левой — длинный ветвистый корень черного цвета, похожий на кровеносный сосуд.

Я поднес его к лицу и понюхал. Корень крепко пах землей и растительной горечью. Даже следов аромата, вызвавшего у меня невероятно яркое видение, больше не осталось. Зато остался вопрос, на который я не мог найти ответа — откуда мой отец мог знать о купине ши? Как она попала к нему? Или я ошибся, перепутал запахи. Вот это было больше всего похоже на истину. А видение — это просто галлюцинация. Дурманящий эффект, вызванный запахом странного кустарника.

— Загадки, загадки, кругом одни загадки, — пробормотал я, сунул корень в сумку, где уже лежали комки странной серебристой коры, подхватил с земли свой посох, взял фонарь и поспешил уйти из этого странного места.

На выходе из пещеры фонарь заморгал и погас. Я выругался, полез за огнивом. И в этот момент услышал хруст песка под чьими-то ногами.

— Ты все-таки нашел ее! — произнес спокойный и знакомый мне голос.

— Тимман? — Я был удивлен и немного озадачен неожиданным появлением старика. — Ты что здесь делаешь?

— У меня для тебя скверная новость, паренек. Я видел, как ты ушел из лавки Меддора.

— Ну и что?

— Меддор вышел сразу за тобой. Я думаю, он сообщил о тебе старосте.

— Не понимаю, зачем ему это нужно.

— А ты подумай.

— Я не сделал ничего плохого.

— Возможно. Но за выдачу Ордену преступников полагается награда — пятьдесят риэлей. Вряд ли староста и Меддор упустят такой способ заработать. Уверен, Меддор уже устроил в своей лавке засаду на тебя. Он заберет кору и корни, а потом тебя передадут Звездоносцам.

— В самом деле? — Я ощутил неприятный холод в животе и слабость в ногах. — Почему я должен тебе верить?

— Потому что я говорю правду. Мне жаль тебя. Я с самого начала понял, что ты необычный, а уж теперь вижу, что в тебе есть тайная сила. Купину ши очень непросто добыть, это растение обладает собственным разумом и волей и не всем дается в руки.

— С чего ты взял, что я нашел купину?

— Запах, сынок. Его ни с чем не перепутаешь. Я чувствую его.

— Хорошо, и что ты предлагаешь?

— Ты просил провести тебя через пустоши. Я помогу тебе.

— У меня нет денег, чтобы тебе заплатить.

— Я помогу тебе бесплатно. — Тимман подошел ближе. — Сейчас ты, не медля ни минуты, отправишься в Ласкор — это маленькая деревня в пяти милях к юго-востоку отсюда. Найти ее легко: выйди на дорогу, которой ты шел сюда и идти вдоль правого берега против течения. Придешь в деревню, найди кузнеца Миро и скажи, что это я тебя послал. Он знает, что делать. Подчиняйся ему беспрекословно. Я найду тебя у Миро, и мы займемся делом.

— Тимман, почему ты это делаешь?

— Есть вещи, которые тебе не следует знать. Придет время, и ты все поймешь сам. А теперь иди. Тебе нельзя оставаться в окрестностях Томбурка, Звездоносцы могут появиться в любой момент.

Глава пятая

На пятерку историю знает только Бог.

На четверку ее знал мой покойный учитель.

Сам я знаю ее на три.

Теперь скажите, господа студиозусы, на какую оценку знаете ее вы?

(Из изречений профессора истории Аррениуса Божемола)

Кузнец Миро не стал задавать мне вопросы, просто взял меня за руку и повел к себе в сарай. Там, под кучей древесного угля для кузнечного горна оказался лаз, в который мне было предложено залезть. Я так и сделал, и оказался в подземном укрытии, где могли бы разместиться человек пять-семь одновременно. В убежище была бочка с чистой водой, несколько ящиков — видимо, импровизированные столы и стулья, — немного еды (сушеное мясо, сухари, несколько луковиц и морковок), масляный светильник-коптилка и большая куча соломы, из которой можно было соорудить себе какую-никакую постель. В соломе я обнаружил пару грубых войлочных одеял. Похоже, я был не первым и не последним человеком, который пользовался этим схроном.

— Неплохой отельчик, — сказал я кузнецу. — Мне нравится.

Миро ничего не ответил, и на его угрюмом закопченном лице не появилось никаких эмоций. Он поставил на ящик, заменявший стол, свой фонарь, добавил к нему бутылку вина, которую извлек из-под передника и вылез вон. Я остался один. Первым делом попытался съесть кусочек мяса, но оно оказалось совершенно несоленым и твердым, как подошва. Вино, оставленное кузнецом, напоминало вкусом и запахом самый дешевый портвейн, однако немного согрело меня. Поскольку ночь выдалась бессонная, и я страшно устал и переволновался, мне хотелось только одного — отдохнуть. Оборудовав из соломы и одеял нечто вроде постели, я улегся и буквально через несколько секунд вырубился напрочь.

Сидеть в схроне пришлось довольно долго. Я спал, ел, просто лежал на охапке соломы, несколько раз менял в светильнике прогоревшие фитили. Время тянулось медленно и тоскливо. Уж не знаю, что может быть хуже сидения в земляной яме без света, солнца и ясной перспективы. Оставалось побольше спать, но спать в помещении без окон было не самым большим удовольствием — даже во сне я испытывал приступы клаустрофобии. Мне снились кошмары: меня закапывали в землю, или же мне на голову рушился потолок. Потом у меня появилась странная мысль о том, что Тимман может меня предать. Ясное дело, сидение в темном погребе начало влиять на мой рассудок. Чтобы отвлечься от своих страхов, реальных и надуманных, я пытался думать о Веронике, де Клерке, найти объяснение происходящим со мной чудесам, однако ничего путного в голову не приходило. Ясно одно — я в чужом мире, в который попал непонятным образом, я вынужден скрываться от могущественного ордена Звездоносцев, и моя судьба сейчас зависит от человека по имени Тимман. И еще, мне нужно обязательно найти Веронику. Я виноват перед ней, ведь это из-за меня она попала во всю эту кошмарную историю.

Ломая себе голову над тем, что же делать дальше, я в очередной раз уснул. Разбудили меня звуки, похожий на лай собаки, а потом я услышал, как кто-то спускается по лазу в мое убежище.

Это был Миро. Увидев его, я немного приободрился — похоже, мое сидение окончилось. Все так же молча Миро потянул меня за рукав, сделав знак следовать за ним. Такое приглашение мне не надо было повторять дважды. Выбравшись из схрона (какое это счастье — снова узреть дневной свет), я увидел Тиммана.

— Все хорошо, — сказал он мне. — Готов идти через пустоши?

— Как никогда, — ответил я.

— Пошли.

Во дворе кузницы я увидел привязанную к ограде большую мохнатую собаку: мое появление ей совсем не понравилось, однако Тимман ее быстро успокоил.

— Это Грен, — сказал он, — мой пес. Он составит нам компанию.

— Сколько времени я просидел в погребе? — спросил я.

— Почти два дня. Я не ошибся — староста вызвал в Томбурк Звездоносцев. Они поручили шерифу Ордена обыскать окрестности общины и найти твои следы. Шериф так и сделал. Собрал мужчин в Томбурке, прочесал окрестности, но ничего не обнаружил. Поэтому Звездоносцы убрались из наших мест, правда, приказали шерифу сразу схватить тебя, если ты вдруг появишься в общине.

— Откуда ты знаешь про приказ?

— Дело в том, что шериф — это я, — Тимман погладил собаку. — Так и будем стоять и точить лясы?

— Да, дела, — я с недоверием посмотрел на старика. — И с чего это вдруг ты решил мне помогать?

— По пути объясню. А сейчас пора в путь. Начинает темнеть.

Мне нечего было сказать, и я зашагал за стариком и его лохматым псом, стараясь думать о хорошем. Мы вышли из деревни и двинулись через поля к лесу, в который вошли уже после того, как наступили сумерки. Старик велел идти мне за ним след в след и ни в коем разе не сходить с тропы. Уж не знаю, сколько времени мы так шли — мне показалось, достаточно долго. Наконец, мы сделали первый привал. Костер разжигать не стали. Тимман разложил на платке ужин — копченое мясо, хлеб, сваренные вкрутую яйца, какие-то темные клубни, похожие на мелкий картофель, — разлил по чашкам мутный первач.

— Ночь проведем здесь, — сказал он. — Дальше идут болота, соваться в них ночью нельзя. А здесь нам ничто не угрожает.

— Почему ты помогаешь мне? — задал я вопрос, который давно хотел задать.

— А ты не понимаешь?

— Совершенно не понимаю.

— Смотрю я на тебя, парень, и думаю, кто ты такой, — сказал Тимман. — Сумасшедший? Вроде не похож. Ты как человек с Луны, будто не знаешь, куда попал и что тебе грозит.

— Считай, что я и есть человек с Луны. Вот и объясни мне, что за хрень у вас тут происходит.

— Может, сначала расскажешь мне, кто ты такой?

— Могу рассказать. Только ты все равно мне не поверишь.

— Когда я в первый раз увидел тебя, то подумал, что ты крейон. Беглый, с юга. Но ты не ответил на условленный пароль, и я сразу понял, что с тобой что-то не так. Я даже подумал, что ты можешь быть шпионом Ордена. Но ты сумел найти купину ши, а ни одному орденцу волшебное растение в руки не дастся. Так кто же ты такой, парень?

— Беглый крейон — что это значит?

— А то и значит. На землях Вальгарда всем крейонам предназначен один удел — быть рабами, собственностью высоких лордов из домов потомков Драганхейма. Случается, что подлые люди бегут от своих хозяев. Некоторые стремятся на юг, в земли народа дингов, но большинство все-таки бежит на север, в Саратхан, в земли, подвластные Сестрам, считая, что там они укроются от своих хозяев и от Ордена.

— Ты помогаешь беглецам?

— Я шериф Ордена, а это значит, что в мои обязанности входит поимка беглых рабов и передача их властям. — Тимман протянул кусок мяса своему псу, и Грен тут же схватил его. — Много лет я занимался этим делом, и с моей помощью судьи отправили на виселицу и под топор кучу народу. Честно говоря, меня нисколько не мучила совесть. Я чистокровный вальгардец, потомок тех, кто тысячу лет назад пришел с запада и покорил эти земли — какое мне дело до жалких крейонов? Но однажды я встретил одного парня, который был чем-то похож на тебя. Его звали де Клерк.

— Менестрель де Клерк? — Я вздрогнул. — Ты знаешь его?

— Знал. Он пришел в Томбурк неизвестно откуда, и я заинтересовался им. Подсел к нему в нашей таверне, где он коротал время за кружкой пива, и заговорил с ним.

— И что же?

— Это был удивительный разговор, парень, — Тимман протянул мне чашку с самогоном. — Давай выпьем за де Клерка, храни его Вечные!

Мы выпили. Самогон был ядреный, вонючий и сильно обжег мне горло. Тимман тут же налил себе вторую, я отказался.

— Ты говорил о де Клерке, — напомнил я.

— Я сразу понял, что он какой-то особенный. Поначалу мы болтали о разных пустяках, но потом…

— Что потом?

— Видишь ли, парень, я много лет прожил в одиночестве. Моя жена была хорошей женщиной, но она умерла двенадцать лет назад, рожая нашего третьего ребенка. Младенец пережил мать всего на два дня. Моя старшая дочь умерла от чумы в Барсавии, а мой сын, мой наследник, пошел добровольцем в армию его величества и геройски погиб во время подавления крейонского мятежа в Айладре. Это было как раз в тот год, когда я получил назначение на пост шерифа в Томбурке. Я ничего не говорил де Клерку, но он будто прочел мои мысли. Это он сказал мне о том, что я не защищаю закон и порядок в этой стране, а просто мщу крейонам за смерть сына, не понимая того, что мой мальчик сам сделал свой выбор, отправившись на войну. Он говорил простые вещи, но будто выворачивал меня наизнанку. — Тимман покачал головой. — Де Клерк говорил со мной, и каждое его слово оставалось в моем сердце. Я пришел в таверну, чтобы арестовать его и передать Ордену, а вышел из нее другим человеком. Я будто умер и возродился заново. Де Клерк был первым, кому я помог пробраться на север в обход цитаделей Ордена. Потом я начал помогать беглым крейонам. Де Клерк сказал мне о человеке по имени Рейн Бол, который возглавляет тайное общество помощи беглым рабам в Набискуме. Я встретился с Болом и предложил свои услуги. Бол поверил мне, познакомил с кузнецом Миро. Мы стали вместе помогать беглецам — Миро прятал их у себя в сарае, а я выводил из коронных земель. Вот так я предал нашего короля и получил взамен душевный покой. Много лет я, вместо того, чтобы выдавать беглецов властям, помогал им бежать.

— Выходит, этот де Клерк пророк?

— Я не знаю, кто он. Может быть, он великий маг, может, святой, а может, один из Вечных, хотя выдает он себя за простого менестреля. Но у него есть дар заставить человека почувствовать то, что чувствует он сам. Я как будто заглянул в сердце де Клерка и увидел в нем сострадание к беглым рабам, ненависть к рабству и жестокости. А мое собственное сердце было черно от ненависти и боли. Де Клерк избавил меня от этой боли, и я буду вспоминать его добрым словом до конца моих дней. Я его должник.

— Спасая меня, ты платишь свой долг?

— Я делаю то, что должен делать. Мои жена и дети ждут меня в лучшем мире, и я хочу прийти к ним очищенным от крови бедняг, которых я много лет предавал в руки палачей.

— Ты добрый человек, Тимман.

— Добрый? — Старик покачал головой. — Радуйся, что ты не повстречался мне лет эдак десять назад.

— Как же тебе удавалось все эти годы обманывать Орден?

— Благодаря ему, — старик показал на Грена, старательно грызшего большую мозговую кость. — На Вокланских пустошах каждый день кто-то гибнет. Грен находил эти останки, и я выдавал их за тела беглых рабов. Впрочем, однажды я передал Ордену живого и здорового беглеца, о чем совсем не жалею.

— Почему?

— Это был Тиан Болран, один из вожаков мятежа в Айладре. Он был одним из тех крикунов, кто больше всех подначивал крейонов на восстание. По его приказу восставшие рабы резали в Айладре детей и женщин вальгардцев. И он же вел тайные переговоры с маршалами, осадившими город, и открыл ворота Айладра королевским войскам. Он пробирался в Саратхан и искал проводника. Помню, как он высыпал кучу золотых на стол перед моим носом. Беглый раб с мешком золота — каково? За поимку Болрана мне даже награду вручили, сто риэлей, — Тимман усмехнулся. — Де Клерк не осудил бы меня за то, что я наказал предателя.

— Тимман, я могу кое-что у тебя спросить?

— Конечно.

— Я действительно ничего не помню после того, как переболел Пурпурной чумой, — несмотря на откровения Тиммана, я все еще не доверял старику и решил придерживаться своей легенды. — Мой учитель, умирая, отправил меня из Блиболаха в Набискум, но сказал только, что теперь я должен сам строить свою жизнь. Каждый день я узнаю что-то новое о мире вокруг меня, но пока не могу разобраться, что к чему. Я как слепой щенок. Можешь мне помочь?

— Я уже помогаю тебе.

— Скажи мне, Тимман — кто такие Сестры? И почему Орден так свирепо преследует ведьм?

— О Сестрах мало что известно. Мой отец рассказывал мне о них, когда я был еще ребенком. Он говорил, что Сестры — последние великие волшебницы таинственного народа ши, некогда жившего в этих местах вместе с людьми — племенами крейонов и ротвингов. Люди поклонялись ши, считали их своими покровителями. Отец говорил, что в те далекие времена животные умели говорить, не было снежных зим, а поля давали три урожая в год. Только все это внешнее благополучие было мнимым — ши при помощи своей магии поработили людей, использовали их как своих рабов, хотя люди ни о чем не подозревали. Поскольку люди мало трудились, среди них распространилась жажда удовольствий и роскоши. Ши потакали самым темным человеческим инстинктам, поощряли вседозволенность и погоню за наслаждениями. В каждом городе от Воклана до Бероны в те времена были храмы, посвященные темным демонам, которым приносили в жертву людей. А потом пришли завоеватели с севера — суровые, одетые в шкуры белых медведей и лисиц жители холодного Драганхейма, края Снежных драконов, вооруженные длинными мечами и тяжелыми топорами. Мои предки, парень. Развращенные и изнеженные крейоны и ротвинги не смогли противостоять пришельцам и попали в рабство. Северяне создали на покоренных землях великое королевство Вальгард, подчинили себе Брутхайму, часть Лоннорна, Брегенд и Джардаллу, поголовно уничтожили всех ротвингов, поскольку те осмелились оказать им сопротивление, и ввели новую религию — культ Двенадцати Вечных, сыновей Великого Снежного дракона Айтунга. По преданию, сам великий Хлогьярд, основатель династии, поднялся тогда на гору Даннамут и произнес Символ веры: «Сердце мое холодно, как снега прародины Айтунга, душа моя чиста и девственно-белоснежна, как снега прародины Айтунга, двенадцать добродетелей живут в моей душе во имя сыновей Айтунга, ибо я праведен!» — Тимман сделал выразительную паузу. — Служители нового культа начали бороться с темными культами, установленными ши, уничтожать древние храмы, священные рощи, посвященные демонам-хранителям и обращать крейонов в новую веру. После этого, как говорят, ши навсегда покинули свои исконные земли. Считается, что они ушли на северо-запад, в Саратхан и Колдоманию, потому что там, среди дремучих лесов, могли чувствовать себя в безопасности. Короли Вальгарда много раз совершали походы в Саратхан, но ничего не добились — ши могли постоять за себя, их оружием была древняя темная магия и созданные при помощи волшебства могучие существа.

— Вроде гаттьен и вильфингов?

— Верно.

— И что дальше?

— Дальше был создан Звездный Орден, который поставил себе великую цель — раз и навсегда покончить с Сестрами и их прислужниками. Всякий житель Вальгарда, кого подозревают в использовании древней запретной магии, подлежит преследованию и просекуции. За несколько столетий Звездоносцы и охотники Ордена хорошенько вычистили наши земли от нечисти. Теперь Вальгард стал куда безопаснее.

— Но разве Орден не использует сам оборотней для борьбы с Сестрами?

— Ого, а ты много чего знаешь! — Тимман шутливо погрозил мне пальцем. — Орден старается бить наших врагов их же оружием. Только вот гаттьен маги Ордена никак не могут приручить.

— Еще бы, кто может приручить кошку! — воскликнул я. — Интересно, очень интересно. Я всего этого не знал.

— Может, знал, а потом забыл, — с иронией сказал старик. — Ладно, давай спать. На рассвете пойдем через болота. Надо набраться сил, переход будет трудным.

— А сколько нам идти до Набискума?

— Дня четыре, если ничего не случится.

— А что может случиться?

— Надо поспать, — Тимман ушел от ответа. — А вопросы будешь задавать потом. Я и так сегодня слишком многое тебе рассказал. Разоткровенничался.

* * *

Несмотря на то, что Тимман был вполне со мной откровенен, я узнал не так много важных для меня вещей. Разве только то, что де Клерк обладает каким-то невероятным даром пробуждать в людях добрые чувства. То, что старый шериф рассказал о своем мире, вполне согласовывалось с уже известными фактами, а по сути ничего существенного я не узнал. Так, преданья старины глубокой. Мне стала более-менее понятна подоплека событий, которые происходили в этом мире, но о главных действующих лицах — Сестрах и Ордене, — я практически ничего не знал. Вряд ли Тимман тот человек, который сможет меня в этом смысле просветить. Я попробовал еще пару раз заговорить со стариком об Ордене и о таинственных Сестрах, но ничего нового не узнал. Мне оставалось только одно — идти на север, в Набискум, в надежде найти Веронику и встретиться с де Клерком.

Пустоши оказались унылым местом. Пустынные, болотистые, поросшие низким чахлым кустарником и жесткой побуревшей травой, они тянулись на многие километры. Изредка над этой мрачной неприветливой равниной появлялись невысокие холмы, а иногда нам встречались неизвестно кем и неизвестно когда поставленные тут мегалиты. На некоторых из них еще можно было разобрать изображения и странные знаки, видимо, какие-то письмена. Первый день прошел без всяких приключений, мы прошли, наверное, не меньше тридцати километров и заночевали в укромном лесочке, где было тихо и относительно тепло. Тимман развел костер, и я впервые за несколько дней смог поесть горячего, поэтому ночью спал без задних ног.

Утром второго дня погода испортилась, постоянно дул холодный северный ветер, все время накрапывал дождь, и меня спасал только теплый плащ из промасленной овечьей шерсти, который дал мне Тимман. Земля была влажной, идти было тяжело. Я заметил, что если в начале нашего путешествия Тимман был разговорчив, то теперь старик будто в себя ушел. Однако ходок он был отличный, и здоровьем его Бог не обидел — шел он быстро, уверенно, и я, несмотря на приличную разницу в возрасте, поспевал за ним не без усилий.

Странно, но во время перехода через пустоши, нам на глаза не попадались ни звери, ни птицы. Даже лес, в котором мы ночевали в первую ночь пути, был мертв. Над Вокланскими пустошами даже обычные в этих местах вороны не летали, и это было очень странно. К вечеру мы углубились в длинную лощину, в конце которой я увидел очень неприятную картину. Земля тут на десятки метров кругом была усеяна человеческими останками. Разложившиеся трупы, кости, черепа смердели так, что меня затошнило.

— Не перевелись еще болваны, которые пытаются сами добраться до Саратхана, — сказал Тимман, заметив, как я смотрю на останки. — А пустоши не любят самоуверенных дураков.

— Кто их убил? — спросил я.

Тимман ничего не ответил, свистом подозвал собаку, которая обнюхивала труп, и мы пошли дальше. Я обратил внимание, что старик постоянно всматривается в темное осеннее небо, будто хочет увидеть что-то в вечерних тучах. Признаться, я ощутил беспокойство. Вокланские пустоши с самого начала показались мне довольно зловещим местом, а уж после этой находки…

Еще до сумерек мы добрались до невысоких холмов, в склонах которых зияли пещеры. В одной из них мы и заночевали. Дров для костра у нас не было, так что ночью я часто просыпался от холода и к утру совсем закоченел. Тимман заявил, что лучшее средство согреться — это пара глотков его фирменного самогона и быстрая ходьба.

— Завтра утром будем на месте, — ободрил он меня. — Не бойся, большую часть пути мы уже прошли. Если не случится ничего неожиданного, уже завтра будешь в тепле и в безопасности.

— А что может случиться?

— У нас нет времени на разговоры, — Тимман опять ушел от ответа. — Идем.

Весь день мы топали на север под холодным ветром и мелким дождем, который то прекращался, то снова начинал нудеть, заставляя меня плотнее кутаться в плащ. Равнина пошла на подъем, мы вышли к меловой гряде, поросшей редким лесом, а дальше началась настоящая хвойная чаща. Тимман повел меня вдоль границы этого леса на восток. Так мы прошли еще, наверное, с десяток километров, пока не вышли в живописную долину, усеянную огромными валунами — видимо, и этот мир когда-то пережил свой ледниковый период. Здесь мы сделали короткий привал и двинули дальше, вглубь долины.

В конце концов, Тимман привел меня к очень любопытному сооружению. Это было нечто вроде уменьшенной копии знаменитого Стоунхенджа — на плоском холме были через равные промежутки расположены пирамидальные менгиры из серого камня, образующие кромлех с высоким туром из белых камней в центре. На камнях я вновь заметил узоры и изображения, очень похожие на пиктографические знаки.

— Пришли, — сказал Тимман. — Теперь мы в безопасности.

— О чем ты?

— Видишь каирн? Под ним покоится Драконий камень. Он источник силы, которая не позволит приблизиться к нам тварям с пустошей.

— Оборотням?

— Оборотни редко сюда забредают. Им тут нет поживы. А вот Дети Тумана появляются тут частенько, и если они почуют тебя, пиши пропало. Нам с тобой повезло — я очень боялся того, что туман накроет нас. Для того и Грена с собой взял.

— Причем тут Грен?

— Дети Тумана невидимы для человеческого глаза, пока не нападают. Собаки их видят. Грен хотя бы предупредил нас.

Я поежился. Озноб, пробежавший по телу, был вызван не только вечерним холодом. По лицу старика было видно, что он знает нечто такое, чего мне лучше не знать.

— Эту ночь проведем здесь, — сказал Тимман, расстилая на земле свой плащ. — Ночь будет теплой, так что не замерзнем. Если хочешь, поспи, я все равно глаз не сомкну.

— Ты сказал, что завтра я буду на месте.

— Именно так, — Тимман подал мне флягу с остатками самогона. Старик так экономил свою сивуху, что фляга еще была полна на треть. — Наша цель там, за теми холмами. Можешь забыть про Звездоносцев и про свои неприятности.

— Как же так? — Я сразу вспомнил, что рассказал мне Люстерхоф и посмотрел на старика с подозрением. — Мне говорили, что в Набискуме Орден особенно силен.

— Мы идем не в Набискум.

— Чего? А куда мы идем?

— Тебе нельзя идти в Набискум, по крайней мере, теперь, — сказал Тимман. — Там тебя немедленно схватят. Ты еретик, объявленный в розыск. Если попадешь к Звездоносцам, на своей шкуре узнаешь, что такое полная просекуция.

— Еперный театр! Куда же ты меня тащишь?

— Успокойся, и не надо хвататься за кинжал — хоть ты и моложе меня, я убью тебя, не напрягаясь. Еще раз говорю, я не враг тебе, и хочу тебе помочь. Мы сейчас на земле рода Гальдвиков. Слышал о бароне Дарио Гальдвике?

— Нет, не слышал.

— Все эти земли, — Тимман обвел рукой вокруг себя, — формально считаются ничейными, но по сути включены в Пограничную марку, главным городом которой является Набискум. Это обширный край, а у королевского наместника в Набискуме никогда не было достаточно людей под рукой для того, чтобы эти земли контролировать. Поэтому отец нынешнего короля раздал тут лены нескольким баронам, которые были младшими сыновьями в семьях и не могли претендовать на что-то большее. Выбрал самых отчаянных и беспутных, таких, которых ничто не испугает. Дарио Гальдвик один из них. Его замок находится в нескольких милях отсюда, и утром ты с ним встретишься.

— Ты, кажется, не понял — мне надо в Набискум.

— То есть, в тюрьму и на костер? — Тимман смерил меня презрительным взглядом. — Ты даже не понимаешь, мальчишка, в какие игры ты играешь. Ты беглый крейон, за тобой охотятся Звездоносцы, и тебе несдобровать, если они до тебя доберутся. Гальдвик может дать тебе убежище — при условии, конечно, что ты примешь его предложение и станешь ему служить.

— И чем же я могу ему послужить, а? — Я испытывал сильнейшее желание набить старому обманщику морду.

— Ответ в твоей сумке. Корни и кора купины ши. Прочее тебе объяснит сам барон. Если не будешь дураком, будешь жить, и жить неплохо, в тепле и сытости. Барон человек очень авторитетный, и Орден с ним считается. Его протекция избавит тебя от преследования Ордена. Станешь выделываться, пожалеешь.

— А я ведь поверил тебе, Тимман, старый ты…

— Поверь, ты меня еще благодарить будешь, — Старик зевнул, растянулся на плаще. — Впрочем, я тебя не держу. Отсюда до Набискума тридцать пять миль, если идти на северо-восток, вон туда, — Тимман показал рукой направление. — Хочешь, иди, я не стану тебе препятствовать. Если повезет, за ночь доберешься до города. Только я своими старыми костями чувствую, что ночь будет теплой и туманной. А пережить на пустошах ночь туманов не удавалось пока никому.

— Пугаешь, Тимман? — Я сжал кулаки, шагнул к старику, но тут Грен встал между нами, угрожающе заворчал, показал мне длинные желтые клыки. Это было предупреждение, и я рисковать я не стал. — Хорошо, черт с тобой. Посмотрим, кому из нас Бог поможет.

— Боги, сынок. Двенадцать Вечных. Они всегда на стороне сильных. А теперь ляг и попытайся поспать. Ночь время для сна, а не для пустых разговоров.

Он заложил руки за голову, вытянулся на плаще и закрыл глаза, а я даже представить не мог, как теперь засну. Состояние у меня было самое паршивое. Душили злость, досада и негодование, а больше всего — обида на самого себя. Я глупо и бездарно попался в ловушку, которую устроил мне старый прохиндей. Я невольно шагнул к старику, не в силах побороть нахлынувшие эмоции: мне ужасно хотелось вцепиться ему в воротник, поднять и потолковать по душам — но волкодав немедленно зарычал и показал клыки. Справиться поодиночке с псом и его хозяином я, пожалуй, смог бы, но вот обоих сразу мне не одолеть. Стервец все отлично продумал. Убежать я тоже не смогу — пес сразу возьмет мой след. Да и куда мне бежать? Я не знаю дороги. Впору пожалеть, что я не принял предложение Ромбранда Люстерхофа. Сейчас бы сидел у лорда Бриша, в безопасности.

Старик был крепко уверен в себе. Я наблюдал, как он спит, и думал, как же быть дальше. В башку лезли самые сумасшедшие мысли, но ни единого реального варианта не было. То, что началось чуть позже, окончательно заставило меня окончательно отказаться от попытки бегства — вокруг кромлеха начал сгущаться туман, теплый, влажный и слоистый. Пес, до этого спокойно лежавший возле спящего хозяина, вскочил на ноги и начал обеспокоено ворчать. Мгновение спустя я услышал какие-то странные звуки, доносившиеся из тумана — не то вздохи, не то шепот. Мне стало страшно, тем более что туман начал накрывать сам кромлех. Вспомнив, что сказал мне Тимман, я уселся у центрального тура, привалился к нему спиной и вытащил из ножен кинжал. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким и беззащитным.

— Пронеси и помоги, Николай-угодник! — шепнул я. — Ту уж извини, я ни одной молитвы толком не знаю…

Туман скрыл от меня окружающие камни. Я слышал ворчание Грена, но самого пса уже не мог разглядеть. Мне начало казаться, что в тумане двигаются какие-то уродливые корявые тени, и сердце мое замирало от страха. А потом я увидел, что пес вдруг замахал хвостом, вернулся к Тимману и улегся на землю рядом со спящим стариком. Меня это немного успокоило — то опасное, что Грен почуял в тумане, похоже, начало удаляться от нас, не в силах преодолеть магическую защиту. Постепенно туман стал редеть, снова стали видимы окружающие меня менгиры, и тревога стала оставлять меня. Мне вдруг захотелось спать, однако я боялся закрыть глаза. Впрочем, мой организм принял решение за меня — я даже не заметил, как уснул.

* * *

Проснулся я от толчка в плечо. Надо мной стоял Тимман.

— Пора вставать, парень, — сказал он. — Наши друзья едут.

— Друзья? — Я не сразу сообразил, о чем говорит старик. — Какие друзья?

— А вон, гляди.

В сторону кромлеха двигалась группа из десяти всадников — все на хороших лошадях и с оружием. Возглавлял группу светловолосый прыщавый юнец лет девятнадцати от роду в шелковом ярко-красном сюрко поверх очень даже неплохих вороненых доспехов. На его щите и попоне лошади была изображена черно-красная шаховница. Следом за молодым рыцарем ехал его оруженосец, тоже в красном сюрко с шаховницей на груди. Оруженосец вез длинный прямой меч и шлем с черно-красными бурлетом и наметом и султаном из выкрашенных в черный цвет павлиньих перьев. Справа от рыцаря держался худощавый коротко стриженный мужчина средних лет, облаченный в меховую куртку, с длинным мечом за спиной. Прочие воины походили больше на бандитов: лохматые, бородатые, с непокрытыми головами, в доспехах из вареной кожи, смазанной дегтем. Вооружены они были пиками и чеканами на длинных древках. Два всадника вели за собой запасных лошадей.

Тимман двинулся навстречу всаднику и поприветствовал его поклоном. Я остался стоять у каменного тура.

— Иди сюда! — крикнул мне воин в красном сюрко и махнул рукой.

Я подошел к кавалькаде.

— Кланяйся, холоп, — крикнул мне оруженосец красного воина. Говорил он в нос, сильно гнусавя, то ли от непомерной спеси, то ли из-за насморка. — Ты стоишь перед бароном королевской руки Туроном Гальдвиком, сыном владетеля этих мест.

Скрепив сердце, я поклонился, потом выпрямился и посмотрел на рыцаря.

— Крейон, который смог добыть купину ши? — спросил баронский сынок, продолжая высверливать на мне дырку своими водянисто-оловянными глазами. — Откуда ты такой взялся?

Я молчал. Тимман легонько толкнул меня в бок.

— Отвечай, когда тебя лорд спрашивает, — шепнул он.

— Мне нечего сказать, — я даже не посмотрел на старого предателя. — Я всего лишь скромный лекарь из Блиболаха.

— Как твое имя?

— Кириэль Сергиус.

— Странное имя, — сказал Турон Гальдвик. — У крейонов другие имена. Но это неважно. Теперь ты собственность моего отца, крейон. И моя собственность. Тебе оказана большая честь. Будешь служить нашему дому верно, заслужишь милость моего отца. А если проявишь строптивость или неблагодарность, умрешь тяжкой смертью. Все ли ты понял?

— Да, — ответил я.

— К высокородному барону положено обращаться с добавлением его титула, холоп, — заявил гугнивый оруженосец.

— И какой же титул носит высокородный барон? — спросил я. — И как мне к нему правильно обращаться?

— Его светлость барон Гальдвик носит титул наследственного барона королевской руки, холоп, — загнусил оруженосец. — Тебе не позволено обращаться к нему с вопросами. В ответ на обращение его светлости можешь говорить только «да, барон королевской руки», либо «нет, барон королевской руки», — оруженосец посмотрел на меня с презрением. — Или ты так глуп, что даже этого не знаешь?

— Я был болен и многое забыл, — сказал я, помолчав. — Я все понял.

— Хлоград, дай ему лошадь, — велел барон Гальдвик одному из воинов. Потом извлек из седельной сумки мешочек с деньгами и бросил его Тимману. Тот поймал его на лету.

— Благодарю покорно, — сказал он с поклоном и, обернувшись ко мне, подмигнул и сказал: — Удачи, парень.

— До встречи, Иуда, — ответил я и взобрался в седло. Воины окружили меня, Гальдвик-младший сделал знак выступать, и мы поехали прочь от кромлеха.

Глава шестая

Если твои слова неверно истолковали — значит, ты выбрал неверные слова.

Белая книга Азарра

До замка мы добрались к полудню. Родовое гнездо Гальдвиков, окруженное мощным бревенчатым частоколом со сторожевыми башенками, располагалось на вершине высокого холма, склоны которого густо облепили хибары бедноты. У подножия холма раскинулись поля, на которых, невзирая на моросящий с серого неба осенний дождь, там и сям работали группки оборванных грязных людей — мужчины выкапывали мотыгами и лопатами из черной грязи уже знакомые мне темные клубни, женщины сортировали их, складывали в корзины и куда-то уносили. Несколько вооруженных арбалетами верховых следили за работающими. При приближении кавалькады работники бросали свое занятие, выходили к дороге и склонялись в низких поклонах. Классическая рабовладельческая идиллия.

— Работайте, негры, солнце еще высоко, — пробормотал я, глядя на эту картину. — Хозяева кушать хотят.

— Думаешь, тебе тоже придется собирать корни квашедара? — внезапно спросил меня стриженный воин в меховой куртке.

Я ответил не сразу. За всю дорогу никто из свиты молодого Гальдвика со мной единым словом не перекинулся, да и мне не о чем с ними было говорить. Однако в голосе воина не было ни враждебности, ни надменности, ни презрения, и я сказал:

— Я ведь раб, не так ли?

— Рабы разные бывают, — сказал воин. — Есть такие, чья жизнь ничего не стоит, а есть особенные рабы, за которых и мешок золота не жаль отдать.

— Хочешь сказать, что я особенный раб?

— Гальдвик заплатил за тебя Тимману золотом. Так что гордись, паренек.

— Мне нечем гордиться. Раб всегда всего лишь раб, сколько бы он ни стоил.

— Я Лёц из Виссинга, — представился воин. — А как твое имя?

— Кириэль Сергиус.

— Мы с тобой еще поговорим, Кириэль Сергиус, — сказал Лец. — Не все так плохо, как ты думаешь.

Я ничего не ответил. Лёц из Виссинга не вызвал у меня доверия. Все они тут разбойники и работорговцы. Глядя на угрюмых, изможденных, замурзанных рабов, копавшихся в холодной грязи, я еще раз убеждался, что этот мир еще хуже, чем даже мне показалось вначале. Мне вдруг стало ясно, чем же на самом деле занимался подлец Тимман. Выводил беглецов из королевского домена только для того, чтобы они оказались в лапах Гальдвиков и прочих разбойных лордов, осевших в приграничных землях. Снабжал их дешевой рабсилой. И я тоже доверился ему. А ведь как все обставил, сукин кот! Прям тебе благодетель, что ты. Не только гаттьен или вильфингов в этих местах можно назвать оборотнями — некоторые люди не меньше их заслуживают прозвища «вервольф».

Мы проехали поля (странно, они, как мне показалось, имели форму круга, в центре которого располагался сам замок) и начали подниматься по дороге на вершину холма. По обе стороны тропы скучились жалкие домишки рабов, в окошках и дверных проемах время от времени на мгновение показывалось детское или женское лицо — и тут же исчезало. Даже собаки, поджимая хвосты, убирались с нашего пути. Когда проезжали мост через окружавший крепость ров, я глянул вниз — во рву виднелись человеческие кости. Похоже, с людьми тут не церемонились. Жизни рабов в этом краю не стоили ничего, стало быть, и моя жизнь тоже. Такой вывод заставил мои внутренности неприятно сжаться.

Дощатые обитые железом ворота в два человеческих роста отворились, и мы под приветственный рев рога въехали во двор замка. Обширный немощеный майдан был затянут едким дымом от горевших в нем костров, прямо передо мной серело двухэтажное здание из необработанных камней под соломенной кровлей, справа и слева майдан подковой охватывали сложенные из бревен хозяйственные пристройки, конюшни и казармы. А еще во дворе замка было полно вооруженных людей. Они сидели на бревнах у костров, возились со снаряжением, просто расхаживали по двору. Подбежавшие грумы тут же приняли наших коней. Я соскочил с седла, расплескав жидкую грязь, и выпрямился, скрестив руки на груди.

— Где он? — раздался взволнованный срывающийся голос. — Где этот человек?

Ко мне подскочил какой-то толстяк с козлиной седеющей бородкой и круглыми глазами. Одной рукой толстяк схватил меня за локоть, второй — мою сумку.

— Это ты лекарь? — выкрикнул он.

— Он самый, — ответил за меня Лёц из Виссинга.

— Давай ее сюда! — выпалил толстяк.

— Что? — не понял я.

— Кору и корни купины. Дай их мне, быстро!

— Да Бога ради, — сказал я и скинул с плеча ремень сумки. Толстяк тут же опустился на корточки, распахнул сумку и с радостным воплем вытащил ветвистый черный корень, который я выкопал в Урочище.

— Хвала Двенадцати, это она, купина! — выпалил он. — Выходит, это правда, и у меня есть кора и корни ангельского куста. Какое счастье, какая удача!

У меня было много вопросов к этому чудику, но я не решился их задать. Прижимая к груди мою сумку, толстяк бросился к каменному дому и исчез в дверях.

— Следуй за мной, — велел мне гнусавый оруженосец. Я заметил, что перед этим сын барона отдал ему какое-то распоряжение.

Меня повели к каменному зданию — по-видимому, это был собственно дом барона и его семьи. И тут я увидел одну любопытную вещь. Справа от входа в здание стояло нечто вроде огромной кубической клетки, сработанной из тяжелых дубовых бревен и железных прутьев толщиной в мою руку. И в этой клетке был человек — очень необычный я бы сказал. Рослый, тощий, но при этом необыкновенно мускулистый, каждый мускул на его поджаром теле был словно отлит из чугуна. Узник сидел на корточках, слегка наклонив вперед крупную голову со свисающими космами сивых волос и глядя в одну точку — его глаза загадочно поблескивали в полумраке клетки. Когда мы прошли мимо клетки, он даже не шелохнулся. Не знаю почему, но внешность странного узника показалась мне примечательной.

Меня завели внутрь дома, провели по длинному темному коридору, и оруженосец втолкнул меня в просторную комнату с крошечным окошком и земляным полом и низким закопченным дощатым потолком. Обстановка комнаты была самая спартанская — примитивный стол, лохань в углу, пара табуретов и узкий лежак без тюфяка. Оруженосец велел мне оставаться на месте, вышел и через пару минут вернулся с горящим факелом.

— Это будет твоя опочивальня, — заявил он. («Опочивальня» — слово-то какое!) — Ты не можешь покидать ее без позволения лорда барона, мастера Леца или моего. Ты понял, крейон?

— Разумеется, милорд сквайр, — я поклонился.

— Хорошо, — на глупой физиономии парня появилось удовлетворенное выражение. — О тебе позаботятся. Помни, что я тебе сказал.

Он вставил факел в поставец на стене и вышел, затворив за собой дверь. Я, наконец-то, остался один. Больше всего мне хотелось лечь и заснуть, а потом проснуться и увидеть, что все случившееся со мной за последние дни — просто дурацкий кошмар. Однако я понимал, что счастливого пробуждения не будет, и это меня сильно угнетало.

Вместе с тем оптимизм не оставил меня окончательно. В том, что со мной произошло, был один несомненный плюс — я выбрался из Вальгарда. Пока неизвестно, что ждет меня в замке Дарио Гальдвика, однако пока я не мог упрекнуть барона в том, что со мной дурно обращаются. И главная подоплека всего — купина ши. Мне было совершенно непонятно, почему Тимман не убил меня и не забрал корень и кору. Вероятно, здесь есть какая-то неизвестная мне тайна. Реакция странного толстяка, забравшего мою сумку, ясно давала понять, что корни и кора странного кустарника являются в этом мире чрезвычайно редкими и чрезвычайно ценными ингредиентами. Возможно, что только потому, что я сумел их добыть, мне сохранили жизнь и притащили сюда, в это бандитское логово. Что дальше? Вот это пока было большим вопросом. Одно хорошо — моей жизни, похоже, пока ничто не угрожает. Если я все правильно понял, длинные цепкие лапы Звездного Ордена тут до меня не дотянутся, или пока не дотянутся. А там посмотрим по ситуации. И значит, нечего ломать себе голову, самое время немного вздремнуть.

Я снял плащ, расстелил его на лежаке и растянулся во весь рост на жестких досках, подложив руки под голову. Только сейчас я понял, как же дьявольски хочу спать. Однако в тот момент, когда мое тело привыкло к жесткому и неудобному ложу, и я начал медленно но верно отчаливать в страну сновидений, послышались шаги, дверь открылась, и в комнату вошла молодая женщина с ведром в руке.

— Господин! — Она поставила ведро на пол и поклонилась.

— А? — Я сел на лежаке. — Чего тебе?

— Я принесла горячую воду для тебя, — женщина показала на ведро.

— Горячую воду? (Ба, а в этом мире, оказывается, иногда моются!) Хорошо, спасибо.

— Рада услужить, — женщина поклонилась и вышла.

Вода в ведре была действительно горячей, но грязной. Ладно, и на том спасибо, тем более что на руках у меня уже образовались цыпки. Я вытащил лохань на середину комнаты, стянул с себя измазанный глиной и провонявший потом камзол и организовал себе омовение, что было ну очень приятно. Воды было слишком мало, чтобы я мог вымыться целиком, но до пояса я смог помыться, и ощущение чистого тела сразу подняло мне настроение.

Женщина появилась, едва я закончил мыться.

— Тебе нужно еще воды? — спросила она.

— Не откажусь, — сказал я, уже смекнув, что молодуху обязали прислуживать мне. — А мыла у вас нет?

Женщина посмотрела на меня так, будто я сказал что-то ужасно непристойное, подхватила пустое ведро и выпорхнула из комнаты. Я посмотрел на грязную лужу на полу вокруг лохани: вода медленно впитывалась в землю, и это было забавно. Остается только мечтать о дне, когда я вернусь в мир, в котором полы в домах деревянные.

Тут я заметил, что в моем чертоге довольно холодно, из незастекленного окошка жестоко дует, а ни печки, ни камина и в помине нет. Надо будет поставить вопрос об отоплении, поскольку мерзнуть и наживать себе туберкулез мне совсем не хотелось. И уж, наверное, не стоит сейчас мыть голову. Между тем служанка вернулась, таща полное ведро исходящей паром воды.

— Ты кто? — спросил я, стягивая с себя сапог.

— Эльгит. Я рабыня высокого лорда Гальдрика.

— Ты будешь заботиться обо мне?

— Мастер Лёц велел мне принести тебе воду, — сказала она, уперев руку в бок. — Ты будешь мыться, или нет?

— Погоди, я хочу тебя кое о чем спросить. Ты давно здесь?

— Я родилась в этом замке. Мои родители принадлежали высокому лорду Дарио Гальдрику.

— Принадлежали? Они что, умерли?

— Давно. Вот столько лет назад, — женщина показала мне четыре пальца. — Когда они умерли, Ульфилла взял меня в дом высокого лорда, чтобы я могла ему прислуживать.

— Кто такой Ульфилла?

— Целитель. Тот, кто забрал твою сумку.

— Ты видела, как я приехал в замок?

— Да, — женщина убрала со лба упавшие волосы. — Я стояла у колодца, ко мне подошел мастер Лец и велел согреть для тебя воды.

Вообще-то она приятная, сказал я себе, глядя на женщину. На вид ей было лет двадцать пять. Чумазая, конечно, но тут все чумазые, как шахтеры. Темные волосы, тяжелые и густые, заплетены в великолепную косу, лицо простое, но довольно милое, курносый носик, красиво изогнутые брови, большие карие глаза с густыми ресницами. Телосложение полноватое, из серии «есть женщины в русских селениях…», но, как говорил герой одного старого фильма — все при всем, приятно глазу.

— Чего ты на меня так смотришь? — спросила Эльгит.

— Да так, о своем думаю. — Я вылил воду в лохань, опустил туда ноги и аж задохнулся от удовольствия. Девушка фыркнула.

— Что смеешься? — спросил я.

— Эта бадья для того, чтобы справлять в нее нужду, а ты в ней ноги моешь, — ответила она.

— Все нормалек, — я просто наслаждался струившимся по ногам теплом. — Только прохладно тут у вас. Печки нет.

— Ульфилла даст тебе горячий камень.

— Это еще что за хрень?

— Камень Крови Пламенного Дракона. Рабам запрещено пользоваться открытым огнем во дворце.

Дворце? Они называют этот коровник дворцом? Эх, папуасы…

— А чего же во дворе костры горят? — спросил я.

— Воины могут разводить костры. И потом, их дым отгоняет смертный туман с болот. Этот туман вреден для здоровья высокого лорда Гальдвика.

— Лорд Гальдвик болен?

— Увы, уже два года. У него черная плоть.

— Да? — Я понятия не имел, что это за болезнь такая, но, поскольку я выдавал себя за лекаря, нельзя было даже перед служанкой показаться невеждой. — Тяжелая болезнь.

— Лорд очень страдает. Ульфилла лечит его, но пока без толку.

Так, благослови Бог женскую болтливость! Теперь ясно, чего они за меня уцепились. Лорду нужен лекарь. Вот почему мне оставили жизнь и даже разместили с некоторым комфортом. Только вот хрен его знает, как эту самую черную плоть лечить. Ладно, разберемся на месте…

— Вода остыла, — сказал я.

— Я вылью, — Эльгит подхватила бадью и выволокла ее из комнаты. Я надел сапоги прямо на мокрые ноги. Нет, тут ощутимо холодно. Надо побыстрее встретиться с Ульфиллой и взять у него горячий камень, а то простужусь.

— Я хочу встретиться с Ульфиллой, — сказал я девушке, когда она вернулась с пустой бадьей.

— Он сам тебя пригласит. А я принесу тебе поесть, — заявила Эльгит и ушла.

Вернулась она минут через десять с чашкой сильно разваренной овсяной каши, сдобренной маленькими кусочками мяса, и кружкой пива. Пиво оказалось горьким и водянистым, я бы воду предпочел.

— Садись, — я показал женщине на табурет.

— Нет, — Эльгит энергично мотнула головой. — Рабам запрещено сидеть в присутствии хозяев.

— Я такой же раб, как и ты.

— Не такой. Ульфилла сказал, что я должна хорошо за тобой ухаживать.

— Ну, если Ульфилла сказал…, - я попробовал кашу: она была вполне съедобной. — Расскажи мне о замке.

— Мне нечего рассказывать.

— Так уж и нечего? Наверняка у вас тут что-нибудь интересное творится.

— Страшно тут, — сказала Эльгит едва слышно. — Если бы не высокий лорд барон, все бы мы давно были мертвы.

— Почему это?

— А ты разве не знаешь, как живут люди в приграничных марках? — Эльгит посмотрела на меня с презрением. — Конечно, ты ведь пришел из Вальгарда. Там люди хотя бы могут по ночам спокойно спать.

— А что вам мешает?

— Каждый раз, когда заходит солнце, и приходит время сна, мы молимся о том, чтобы увидеть рассвет. Зло может прийти в любое мгновение.

— Зло? Какое зло?

— То, которое нельзя поминать.

— Ты говоришь загадками.

— Я не смею сказать больше, — Эльгит понизила голос до едва слышного шепота. — Зло может услышать мои слова.

— Если все так плохо, почему вы тут живете? Почему барон Дарио не бросит эти ужасные земли и не вернется в Вальгард?

— Ты меня об этом спрашиваешь? Я всего лишь рабыня. Мы счастливы уже потому, что воины барона защищают нас, что есть благородные люди, готовые обнажить свой меч ради нас, бедных рабов.

— И все-таки, чего вы тут боитесь? — Я решил копнуть чуть поглубже. — Оборотней? Или Детей Тумана?

Эльгит не ответила, но по выражению ее глаз я понял все и без ее слов.

— Ты закончил трапезу? — спросила она.

— Да. Спасибо, было очень вкусно.

Эльгит схватила пустую посуду и выбежала из комнаты. Я понял, что мои расспросы расстроили я. Да и я, честно сказать, свалял дурака — что мне может рассказать неграмотная и забитая рабыня? Надо бы с Ульфиллой поговорить о местных ужасах. И вообще, пора бы делом заняться. Больше всего на свете ненавижу бездействие и неопределенность.

Время шло, на дворе наступили сумерки, Эльгит больше не возвращалась, мной все больше и больше овладевала сытая усталость, и я подумал, что надо хоть немного поспать. У меня была скверная ночь, за последние дни я слишком много ходил пешком, да и заняться, по большому счету, было нечем. Строить догадки я не хотел. Чтобы делать выводы, надо обладать существенной информацией, а у меня ее пока не было. Одно мне было ясно — я оказался в очень скверной ситуации. Вдвойне скверной потому, что я, завязнув в своих проблемах, ничем не могу помочь Веронике, которой, возможно, сейчас необходима моя помощь. Только бы не упустить время, не опоздать! Вся надежда теперь только на де Клерка.

Тут у меня промелькнула мысль, которая заставила мое сердце неприятно сжаться. Не успел я оказаться в этом странном и мрачном мире, как мной уже заинтересовался Звездный Орден. А что, если и Вероникой займутся местные инквизиторы? Вот это будет совсем плохо, ей-Богу. Надо поторопить события, надо выбраться отсюда любой ценой — а как?

Я много раз в своей жизни оказывался в тяжелых ситуациях, но впервые понял, что такое настоящая беспомощность. В этом глухом диком средневековье, населенном кошмарными существами и полном мистических тайн, мне не на кого надеяться, не от кого ждать помощи и поддержки. Я раб, я не знаю местных обычаев, я одинок и беззащитен, у меня нет ни денег, ни связей, меня преследует таинственный всемогущий Орден, и любой человек с мечом может прикончить меня просто потому, что ему не понравилась моя физиономия. Если бы не история с купиной ши, я, возможно, был бы уже мертв. Купина ши — вот ключик ко многим секретам, которых я пока не знаю. Поскорее бы что ли этот чертов Ульфилла соизволил встретиться со мной!

Господи, Господи, ну зачем же так сурово? Если Ты хотел наказать меня за гордыню, мог бы выбрать меру пресечения помягче. Намекнул бы мне так, по-отечески, что нечего строить из себя Джеймса Бонда и лезть в частный сыск. И я бы понял, вернулся в прокуратуру, плодил бы бумаги, шел бы по карьерной лестнице — глядишь, чего-нибудь и добился бы. А тут сам влип в дерьмо по самое ни могу, да еще и бедную девочку втянул. И самое ужасное, что я ничем не могу ей помочь. Вот ведь непруха какая!

На улице, видимо, поднялся ветер, потому что в окно стало задувать так, что я был вынужден сесть на лежаке и обхватить колени ладонями, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Если этим вечером обо мне не вспомнят, самое меньшее, что мне светит — это еще одна бессонная ночь, потому что заснуть в таком холодильнике просто невозможно. Схвачу пневмонию, свалюсь — и вовсе капец полный. Нет, надо что-то делать!

Я вскочил, открыл дверь и выглянул в коридор. Там было пусто.

— Эй, мать вашу наоборот! — заорал я. — Мне долго тут яйца морозить?

Больше всего хотелось убежать отсюда. Плюнуть на возможные последствия и слызнуть. Я вышел в коридор, прошел несколько шагов и остановился. Отчаяние требовало идти дальше, разум подсказывал, что можно подождать еще немного и не рисковать понапрасну.

— Чтоб вы все сдохли! — сказал я и вернулся в свою каморку.

Чтобы хоть чем-то занять себя и отвлечься от тяжелых мыслей, я подставил к окошку табурет, встал на него и выглянул наружу. Двор замка был пуст, лишь пара воинов, положив алебарды на плечи, прохаживались мимо горящих костров. Ничего интересного. Похоже, в этом гребаном замке обо мне все забыли.

Факел в поставце почти прогорел, его свет сделался совсем тусклым, таким же унылым, как мое настроение. Если он погаснет, придется еще и в темноте сидеть. Походив по комнатке, я улегся на лежак и закрыл глаза. Нет, ну каково сволотье! Факелы, значит, позволены, а огонь в очаге нет. Что за глупость?

Шаги в коридоре заставили меня забыть о холоде. А потом дверь открылась, и вошел Лёц.

— Барон Дарио желает говорить с тобой, — сказал он.

— А, наконец-то! — Я даже обрадовался такому повороту событий. — Я уж думал, про меня все забыли.

— Запомни, крейон, предстанешь перед бароном, веди себя почтительно, правдиво отвечай на вопросы и не заговаривай первым. Барон скор на расправу, и мне бы не хотелось проливать твою кровь.

— Учту, — сказал я и поплелся вслед за Лёцем.

* * *

Лёц привел меня в рыцарский зал замка — весьма внушительных размеров, надо сказать. С закопченных балок под кровлей свисали разноцветные рыцарские штандарты, большинство из которых были со все той же уже знакомой мне шаховницей — видимо, гербом Гальдвиков. Прочие штандарты, похоже, были трофеями. Вдоль стен стояли пирамиды, уставленные самым разнообразным наступательным и оборонительным оружием, от арбалетов, бердышей и двуручных мечей, до шлемов, щитов и кольчуг. Десятки горящих факелов и пламя в огромном камине освещали зал (так, запрет на открытый огонь распространяется только на рабов. С чего бы это? Интересно!) Чуть ли не половину зала занимал громадный прямоугольный стол, а в дальнем конце стола в кресле сидел сам барон. По правую руку от него сидел молодой Гальдвик, по левую — лекарь Ульфилла. И еще — в зале очень неприятно пахло, вроде как падалью. Впрочем, эта вонь не мешала троице наслаждаться едой и напитками, которыми была уставлена чуть ли не половина стола.

— Кланяйся! — шепнул мне Лёц.

Я поклонился, поднял глаза на лорда — и невольно вздрогнул. Хозяин замка был в длинном подбитом мехом плаще с капюшоном. Лицо Дарио Гальдвика скрывали жирно лоснящиеся бинты, будто лицо мумии. Он поднял руку и сделал приглашающий жест — мол, подойди ближе. Я повиновался. Лёц шел за мной следом.

— Остановись, — приказал барон. Голос у него был хриплый, холодный, какой-то жестяной. — Дай мне рассмотреть тебя. Совсем еще юноша. От кого ты узнал о купине ши?

— От своего учителя, лорд королевской руки, — ответил я, помедлив немного. — Он был хорошим целителем.

— Кто твой учитель?

— Йохан ду Фойст из Блиболаха, — сказал я.

— Я слышал о нем! — воскликнул Ульфилла. — О ду Фойсте ходило много слухов. Говорят, он даже мог воскрешать умерших.

— Однако я обязан тебе некоторым облегчением, — сказал лорд, показывая мне серебряный кубок, который держал в руке. Я заметил, что кисть руки тоже забинтована до кончиков пальцев. — Ты привез кору и корень, и Ульфилла приготовил из них отвар. Впервые за несколько месяцев мой недуг не так досаждает мне. Даже прежний аппетит вернулся. Наверное, я должен наградить тебя, крейон. Чего ты желаешь?

— У меня слишком много желаний, лорд королевской руки, — произнес я. — Например, я хотел бы знать, почему меня привезли сюда.

— Ты еще не понял? — Лорд Гальдвик поставил чашу на стол. — А я-то думал, что впервые в жизни увижу умного крейона.

Молодой Гальдвик и Ульфилла подобострастно засмеялись.

— Объясни ему, — велел барон Ульфилле. Толстяк немедленно встал с лавки и направился ко мне, потирая свои пухлые ручонки.

— Ты принес мне корень и кору купины ши, юноша, — сказал он с самой противной улыбкой. — Ты принес мне корень и кору.

— Ну и что? — спросил я, понимая, что с этим коротышкой могу не придерживаться правил этикета.

— Ты принес мне корень и кору купины! — в третий раз повторил лекарь и поднял палец к потолку. — Ингредиенты, которые не могли до тебя добыть куда более опытные и искушенные алхимики. Как это тебе удалось?

— Я просто пошел в Урочище Пяти Камней, нашел растение и собрал кору и корни. Что же в этом сложного?

— И это говорит человек, называющий себя целителем! — Ульфилла всплеснул руками, закатил глаза в неподдельном ужасе. — А ты, оказывается, лжец. Не ожидал я от тебя такой дерзости.

— Чего ты хочешь, Ульфилла? Я тебе правду сказал. Меддор, торговец из Томбурка, попросил меня добыть это растение для его больного родственника. Я пошел и отыскал его. Это правда.

— Возможно, что ты говоришь правду, но не всю. Ты не сказал мне самого главного. Как получилось так, что ты, подлый человек из подлого народа, сумел найти этот кустарник, сумел снять с него корни и кору и при этом остаться в живых? Это невозможно, клянусь Вечными.

— Что я могу сказать? — Я смекнул, что в истории с купиной ши есть нечто крайне важное, и мне надо попытаться разговорить Ульфиллу, чтобы получить эту информацию. — Ты сам вытащил из моей сумки части кустарника. Это доказывает, что я говорю правду. И почему это невозможно найти купину и остаться в живых? Что-то я не пойму тебя, Ульфилла.

— Каждый знахарь в Вальгарде знает, что купина — волшебное растение, порождение черной магии проклятых ши. Ни один из смертных не может увидеть ее, а тем более взять части кустарника в руки. Потому я спрашиваю тебя: каким секретом ты владеешь? Какое волшебство позволяет тебе находить купину?

А, вот в чем дело! Кустик-то, оказывается, очень-очень полезный, да еще и зачарованный. И я, получается, обладаю какими-то уникальными с точки зрения местных дикарей способностями, а именно даром находить этот самый пресловутый кустарник и оставаться в живых после сбора гербария. Интересно, что мне это может дать?

— Я просто пошел и просто собрал ингредиенты, — сказал я, глядя Ульфилле прямо в глаза. — Никто меня этому не учил. Хочешь верь, хочешь нет.

— У нас в Виссинге говорят, что в древности были люди, способные добыть кору и корни Куста Ангелов, — внезапно подал голос Лёц. — Таких людей считали особенными, отмеченными милостью древних богов. Да только перевелись они все, с тех пор и стал Куст Ангелов недостижимым для смертных.

— Простите мне мое невежество, — сказал я, — но что в этом кустарнике такого особенного? Никогда прежде о нем не слышал.

— Вот как? — Ульфилла был в восторге: еще бы, он знает что-то такое, чего не знаю я! — Странно, что ты, ученик ду Фойста, не ведаешь о свойствах этого растения.

— Так просвети меня, Ульфилла. По-моему, самое время.

— Купина ши, она же Куст Ангельский, она же Роза Сестер — растение загадочное и необычайное, — с самым важным видом начал вещать лекарь. — В древних травниках она называется источником необычайной целебной силы, исцеляющей от самых грозных недугов, порчи и сильнейших ядов.

— Довольно, — барон, подняв руку, остановил краснобайство Ульфиллы. Я заметил, что у него на руке только три пальца и выглядят они ужасно — черные, скрюченные, как горелые ветки. Я все понял. Вот, оказывается, чем болен лорд Гальдвик. Я был почти уверен, что впервые в жизни — и, надеюсь, в последний, — увидел больного проказой. Вот и ответ на вопрос, откуда тут этот скверный запах: высокий лорд еще при жизни смердит, как разлагающийся труп. — Довольно пустых речей. Поговорим о деле. Мне нужны корни и кора. И ты, крейон, добудешь их.

Вот теперь мне все стало ясно — зачем меня притащили сюда, и почему Тимман не перерезал мне глотку, чтобы попросту забрать у меня мою находку. И сразу от сердца отлегло. Я нужен этому прокаженному разбойнику, жизненно необходим. Вот на этом можно очень даже хорошо сыграть…

— Хорошо, лорд королевской руки, — сказал я. — Я добуду корни и кору. Но позволь задать тебе вопрос: что я получу взамен?

— Взамен? — В голосе Гальдвика прозвучало удивление. — А чего бы ты хотел?

— Свободы.

— Зачем тебе свобода? — ответил за отца Гальдвик-младший. — Думаешь, холоп, мы не знаем, кто ты такой? Тебя разыскивают. Без покровительства моего отца ты и дня не проживешь.

— Я знаю, что меня ищут. Однако у меня есть обязательства, которые я должен исполнить.

— Какие? — спросил старший Гальдвик.

— Мой учитель перед смертью просил меня разыскать в Набискуме одного человека. Это очень важно. Я должен исполнить волю покойного учителя.

— Кого ты должен разыскать в Набискуме?

— Уильяма де Клерка, — сказал я.

— Ты раб, — медленно произнес Гальдвик-младший, сверля меня злым взглядом. — Будешь делать то, что тебе прикажут, если хочешь жить?

— А если я не хочу жить? — спросил я.

Этот вопрос поставил моих хозяев в тупик. На физиономии Ульфиллы отразился неподдельный ужас, молодой Гальдвик злобно ухмыльнулся. Ситуацию разрядил Лёц.

— Оказываются, крейонские рабы умеют неплохо шутить, — он хлопнул меня по плечу. — Если ты так хочешь, ты умрешь, обещаю тебе это. Но сначала выполнишь волю барона.

— Для приготовления лечебного зелья, полностью исцеляющего черную плоть, потребны корни и кора, взятые с двенадцати купин ши, — сказал Ульфилла. — Ты должен будешь найти их и принести мне.

— И где мне их искать?

— Там, где она растет. В местах, отмеченных черной магией ши.

— К северу отсюда, почти на самой границе с Саратханом, есть древние руины трех городов — Арк-Леда, Арк-Дуаин и Арк-Морат, — проскрежетал барон. — Отправишься туда и принесешь мне корни и кору с двенадцати купин.

— Один?

— Нет, ты слишком ценный раб, чтобы я позволил тварям с пустошей сожрать тебя. С тобой пойдет Грим. Уж он-то присмотрит за тобой.

— Грим? — Я вопросительно посмотрел на Лёца.

— Мой ручной вильфинг, — ответил воин. — Ты видел его во дворе замка.

Признаюсь, я испугался, и очень сильно. Наверное, мой страх уж очень явственно отразился на моем лице, потому что Гальдвики и Ульфилла засмеялись. А вот Лёц остался серьезен.

— Не бойся, крейон, — сказал он. — Грим хорошо воспитан. Лучшего телохранителя я бы и себе не пожелал. В бою с созданными Сестрами тварями один вильфинг стоит двадцати конных рыцарей.

— Оскорбление, Лёц! — воскликнул молодой Гальдвик: он был уже заметно пьян. — Ты сравниваешь благородных воинов с этими бездушными уродами, а это крамола.

— Прости, мой лорд, — Лёц склонил голову. — Я всего лишь хотел успокоить этого мальчугана.

— Не надо меня успокаивать, — я не хотел чтобы эти мерзавцы поняли, что я боюсь. — Я все понял. Я достану корни и кору, а там поговорим о моей судьбе.

— Ты дерзок, но мне это нравится, — проскрипел Гальдвик-старший. — Поэтому я прощаю тебя. Ступай.

— Виноват, но есть еще одно дело. В моей каморке ужасно холодно. Мне сказали, что у тебя, Ульфилла, есть какие-то горячие камни. Дай мне такой камень, иначе я замерзну.

— Разве у тебя нет Эльгит? — Ульфилла развел руками. — Она погорячее Драконьего Камня будет.

— Лёц, мне нравится этот мальчишка, — сказал прокаженный, когда его собутыльники перестали смеяться. — Отведи его в покои для гостей на втором этаже. Пусть выспится. И позаботься, чтобы он с рассветом отправился в путь.

— Все понял, мой лорд, — Лёц подтолкнул меня в спину, заглянул в лицо. — Идем, раб. Ты заслужил хорошую кормежку и теплую постель.

* * *

В комнате для гостей было тепло — в окна были вставлены куски слюды, в четырех медных жаровнях таинственно рдели странные пористые камни. Но меня знобило. Не от холода — от страха.

— Ложись, отдыхай, — велел мне Лёц и вышел, затворив дверь.

Оставаться наедине со своими страхами — не самая приятная ситуация. Я разделся (пальцы у меня дрожали), забрался в постель, но о сне даже речи быть не могло. Эти сволочи все-таки смогли меня по-настоящему напугать. Больше всего мне сейчас хотелось выпить. Точнее, напиться до беспамятства. Пьяное забвение казалось мне единственным спасением от навалившегося на меня кошмара.

Дверь отворилась в тот момент, когда я, вроде, начал немного успокаиваться, и темная тень скользнула в багровый полумрак спальни.

— Ты что здесь делаешь? — буркнул я.

— Меня послал мастер Лёц, — Эльгит шагнула к кровати. — Он сказал, что сегодня ты не должен быть один.

— Ты что, пришла со мной переспать?

— Да. Разве ты не хочешь меня?

— Хороший вопрос, — я посмотрел на женщину и попытался увидеть в ее лице хоть что-нибудь, что позволило бы мне пошутить, но Эльгит была серьезна, и в ее глазах был страх. — Интересные у вас тут порядки.

— Я не нравлюсь тебе? — Эльгит опустила взгляд.

— Нравишься.

— Тогда в чем дело?

— Ни в чем.

Эльгит в мгновение ока стянула через голову платье и села на край кровати, прикрыв грудь скрещенными руками. Только сейчас я заметил, что она намного моложе, чем мне показалось вначале. Без грязной уродливой одежды она казалась совсем юной девочкой. Картина была печальная, трогательная, и сердце у меня екнуло. Сидевшая рядом со мной обнаженная женщина была совсем не похожа на фотомодель, не могла похвалиться ни шармом, ни ухоженностью. Она пахла застарелым потом и коровником, у нее были грязные волосы и ногти, потрескавшиеся губы и мозолистые ладони, но Эльгит была женщиной, и это было главное.

— Иди ко мне, — шепнул я, и Эльгит немедленно выполнила мое желание. Я увидел ее глаза и понял, что не все так просто и нелепо, как мне показалось вначале, когда я решил, что это воля Лёца привела ее ко мне. Взгляд Эльгит доказал мне, что я ошибался.

В ту ночь я понял одну очень простую истину, над которой раньше просто не задумывался. В моей жизни было слишком мало любви и женского внимания и слишком много работы. Мой брак был неудачным, романы чаще всего заканчивались ничем, и потому в своей предыдущей жизни я никогда не встречался с тем, что теперь случилось со мной.

С близостью, в которой так сильно чувство обреченности.

С любовью на краю пропасти.

С романтической ночью, утро после которой может стать последним в твоей жизни. И еще — впервые за много дней я просто почувствовал себя счастливым.

Глава седьмая

Иногда стоит взглянуть прямо в лицо своему страху, чтобы убедиться в том, что он не так ужасен, как казалось прежде.

Поль де Лансенак «Максимы и мысли»

У меня было чувство, что я спал всего одну минуту. Когда я проснулся, Эльгит со мной уже не было, зато у моей кровати стоял Лёц.

— Пора вставать, приятель, — сказал он, раскачиваясь на каблуках. — Готов совершить невозможное?

Я не ответил. Медленно оделся, ежась от утреннего озноба, ополоснул лицо в тазу, и мы спустились со второго этажа во двор. Тут, несмотря на ранний час, было полно солдат. Большинство сидели за длинными столами в дальнем углу майдана и поглощали свой завтрак. Судя по тому, как с каким почтением они приветствовали Лёца, мой провожатый пользовался в замке Галдьвика большим уважением. Лёц подвел меня к столу, велел сесть. Слуга принес мне миску просяной каши с мясом, кусок кислого ржаного хлеба и кружку напитка, похожего на квас.

— Поешь, потом поговорим, — сказал Лёц и сам сел напротив. Ему подали точно такую же кашу, и воин не спеша принялся ее поглощать. Есть мне не хотелось, я слишком сильно волновался, но понимал, что подкрепиться нужно обязательно. Очень скоро я покину замок, и неизвестно, когда представится возможность нормально поесть. Каша была горячая, жирная и достаточно вкусная, хотя соли в ней определенно не хватало. Я заметил, что воины кидают в мою сторону презрительные взгляды, но меня их любовь-нелюбовь весьма мало волновали, так что я сосредоточился на еде. Ел кашу, запивал ее квасом и думал об Эльгит. Она ушла, не разбудив меня. Что ж, все понятно — она выполнила приказ хозяина, скрасила мое одиночество. Сочла, что нам не о чем говорить. Ее право так думать. Да и мне, по большому счету, было просто нечего ей сказать…

— Вспоминаешь девку? — Лёц будто угадал мои мысли. — Не волнуйся, с ней все будет хорошо. Если выполнишь приказ барона, ее могут подарить тебе насовсем. Хочешь?

— Нет, — сказал я. — Мне не нужна Эльгит.

— Она плохо тебя ублажала?

— Не в этом дело, — я опустил глаза. — Я несвободен. В моем положении женщина только обуза.

— Зря ты так считаешь, — Лёц жестом подозвал слугу, и тот забрал у него пустую миску. — Каждому человеку нужна пара, а рабу особенно. Тебе же хочется хоть время от времени чувствовать себя счастливым?

— Да, — я понял, что этот разговор раздражает меня. — Может, о деле поговорим?

— Если ты хочешь, я готов.

Мы покинули двор, и Лёц привел меня в свои апартаменты — он занимал две комнаты в дальнем конце жилой части замка. Первое, что мне показалось примечательным в обстановке жилища Лёца — это множество звериных шкур, волчьих, медвежьих, рысьих, еще каких-то, принадлежавших неведомым мне животным. Они покрывали толстым слоем пол, были развешаны по стенам, защищая от сквозняков и наполняя комнату тяжелым звериным запахом. А еще тут было много разного оружия. Лёц велел мне сесть на табурет, сам взял в руку один из мечей, выставленных в пирамиде, несколько раз взмахнул им и посмотрел на меня.

— Как ты понимаешь, — начал он, — никому не надо рассказывать об этом разговоре. Даже барону.

— Разумеется, я никому не расскажу, лорд Лёц.

— Умеешь пользоваться оружием? — спросил он.

— Нет, — признался я. — Я целитель, а не воин.

— Однако у тебя был кинжал.

— Он был нужен мне скорее для срезания частей растений, а не для битвы. Повторяю, я не солдат.

— Конечно, я всего на мгновение забыл, что ты всего лишь крейон. Ваш народ с незапамятных времен был скопищем мягкотелых и трусливых умников, только и способных копаться в земле и сочинять дурацкие трактаты об устройстве мира. Вряд ли потомок никчемных земледельцев и книгочиев поймет чувства воина, взявшего в руки оружие.

— Я попытаюсь, лорд Лёц.

— Эта земля — осажденная крепость. Вокруг нас черная мгла и козни духов Тьмы, и только мы, народ потомков Айтунга, можем остановить ее. Я знаю, ты ненавидишь меня, потому что я вальгардец. Но и я презираю тебя и весь твой народ. Вы рабы, и сдохнете рабами. Однако, если обороняемая нами крепость падет, вы погибнете раньше срока. Так что есть вещи, которые объединяют нас, крейон. Нравится нам это, или нет, но порой мы должны помогать друг другу ради общего блага.

— Я не понимаю тебя, лорд Лёц.

— Вот этот меч я люблю больше остальных. Посмотри, как красиво отделана рукоять. Это настоящий перламутр. А эфес у него серебряный. Оружейник в Вортиноре взял с меня за работу сорок абернов. А сам меч он оценил в пятнадцать риэлей.

— Достоинство меча не в отделке, а в качестве клинка, — сказал я, не понимая, куда клонит воин.

— Верно, — Лёц улыбнулся. — Соображаешь, крейон. Бьюсь об заклад, что ты много чего знаешь. И что ты можешь сказать о моем клинке?

— Скажу, что я не хотел бы получить удар таким мечом по голове.

— Да, ты прав. — Лёц провел пальцем в перчатке по лезвию меча. — Такой меч разрубит череп пополам, а на лезвии не останется даже щербинки. Этот меч когда-то принадлежал моему деду, хорошему воину. Не знаю, кто и где его выковал, но оружие действительно отличное. А что ты скажешь вот об этом мече? — Лёц взял из пирамиды другой клинок и показал мне.

— Обычный солдатский меч. Железный, лезвие не полированное. Наверняка стоит не так много.

— Опять верно. Этот меч стоит всего пять абернов, но даже он дороже жизни десяти рабов. Так что я его тебе не дам. — Лёц снова улыбнулся, будто сказал мне что-то приятное. — А теперь посмотри сюда.

Он извлек из-под кучи шкур длинный сверток, развязал ремни и развернул холстину. В свертке был меч — длинный, напоминающий японскую катану, с плавно изогнутым, чуть сужающим к острию лезвием и ажурной плоской гардой. Голомени клинка на треть от рукояти покрывала удивительно красивая гравировка — переплетенные побеги, корни и перистые листья. Уж не знаю как и чем работал гравировщик, украшавший меч, только узор выглядел, как морозный. Я не очень хорошо разбираюсь в холодном оружии, но этот клинок показался мне настоящим произведением искусства.

— Роскошный меч, — сказал я. — Тоже дедушкино наследство?

— Хочешь сказать, среди моих предков были ши? — Лёц похлопал меня по плечу. — Нет, приятель. Это мой трофей, и я им очень дорожу.

— Трофей?

— Точнее, я его нашел. Много лет назад, когда я был еще молод, я побывал в руинах одного из древних городов ши к северо-востоку отсюда, за Набискумом. Там, в развалинах, я и натолкнулся на эту скале.

— Скале?

— Так на языке ши называются эти ятаганы. Знаешь, сколько она стоит?

— Даже боюсь предположить.

— Барон Гальдвик предложил мне за клинок две тысячи риэлей, на эти деньги можно вооружить целую конную хоругвь. Но я отказал. Сказать, почему? Этому мечу цены нет. Я показал тебе меч моего предка, но рядом со скале он просто кусок железа. Оружие, откованное человеком, никогда не сравнится с оружием, созданным руками ши.

— Все это очень интересно, но к чему ты рассказываешь мне это?

— Барон послал тебя искать купину. Ты будешь вести поиски в древних руинах, где могут оказаться образцы старинного оружия Изначальных. Я хочу, чтобы взял их с собой и доставил мне. Любое оружие, которое ты найдешь. Я заплачу тебе хорошую цену.

— Зачем мне деньги, лорд Лёц? Я раб.

— Кто говорит о деньгах? — Лёц, казалось, был искренне удивлен. — Нет, забудь о деньгах. Я могу предложить тебе нечто другое, более важное, чем деньги. Уверяю, будешь доволен.

Пой больше, птичка, подумал я. Так я тебе и поверил. Я принесу древнее оружие, но не получу ничего. Но вот интересно бы узнать, а зачем этому парню нужно старинное оружие ши?

— Один вопрос, лорд Лёц, — сказал я. — Зачем тебе все это нужно?

— Я бы мог сказать тебе, что все дело в моей страсти к оружию. Но я буду откровенен. Не хочу использовать тебя в темную. Дело в том, что я Псарь. Слышал о нас?

— Признаться, нет.

— Я не удивлен. О нас мало кто знает. А между тем могущество Звездного Ордена держится именно на нас.

— Ах, теперь понимаю. Ты дрессируешь вильфингов.

— Именно. Псарь — это воин, маг, но, прежде всего, он повелевает оборотнями. Когда-то давно рати Драганхейма пролили немало крови, сражаясь с боевыми тварями ши. Естественно, что Орден должен был найти выход. И мы его нашли. Вильфинги стали хорошими помощниками в нашей войне с прежними хозяевами этих земель.

— Так ты служишь Ордену, Лёц?

— Мои предки были убийцами. Самое смешное, что я этим горжусь. Мой прапрапрадед был одним из тех, кто выследил и убил последнего герцога ротвингов. Орден оценил его деяния, и мой предок был зачислен в Золотую Хоругвь, лучшее боевое подразделение Ордена. С тех пор все в нашей семье служили Ордену, и я не исключение. Но у меня еще и магические способности обнаружились, и я после обряда посвящения был зачислен в Псари. Так что я довольно влиятельный человек в Звездном Чертоге. Оцени это, крейон — у тебя есть шанс заслужить мое покровительство, а это дорогого стоит. Тем более что ты враг Ордена.

— С чего ты взял?

— Ты продал Меддору нож орденского охотника. Как он к тебе попал?

— Я взял его у мертвеца. Возле Норты оборотень-кошка перебила группу охотников. Я наткнулся на трупы и решил кое-что у них позаимствовать.

— Откуда ты знаешь, что это была гаттьена?

— Я видел труп обнаженной женщины среди разорванных тел охотников. Поверь, я ведь не самый последний дурак и кое-что знаю.

— Хорошо, — Лёц, похоже, мне поверил. — Однако плевать на этот нож. Ты необыкновенный человек, поскольку тебе дана способность добыть купину ши. Думаю, у тебе есть и другие таланты, о которых я пока не знаю. И ты мог бы пригодиться Ордену. Я готов уладить все твои проблемы с Орденом и даже взять тебя к себе в помощники. Вот цена, которую я предлагаю тебе в обмен на твою помощь.

— А как же барон? Я ведь ему принадлежу.

— Барон — верный слуга Ордена. Если Орден его попросит, он не откажет. Да и зачем ты ему? Принесешь купину, отдашь Ульфилле, и больше ты Гальдвику не нужен.

Так, кое-что я, кажется, начинаю понимать. Лёц говорит правду — он агент Ордена, Псарь, дрессировщик этих тварей. И совершенно ясно, для чего ему нужны старинные клинки народа ши. Или я плохой детектив, или все дело в том, что человеческим оружием прикончить оборотня или крайне трудно, или попросту невозможно, потому-то охотники в Норте и смазывали свои железки светящимся ядом. А вот оружие ши для вервольфов по каким-то причинам смертоносно само по себе, именно поэтому оно так высоко ценится. Лёц сболтнул лишнего, назвав мне цены на дедушкин меч и антикварную скале — уж слишком они разнятся, сразу видно, что ятаган ши особенный. Видимо, Орден очень заинтересован в том, чтобы древние произведения оружейного искусства ши, которые еще можно отыскать в древних руинах, все до единого попадали в его руки. И вот тут причин такой жажды обладания может быть две — либо охотникам Ордена крайне не хватает хорошего оружия для борьбы с оборотнями, либо…

Либо кто-то мне неведомый успешно сражается с тварями, выведенными Орденом, и Звездоносцы пытаются помешать им заполучить оружие.

Моя мысль о таинственных противниках Ордена меня так взволновала, что я всерьез испугался, как бы Лёц не прочел мои мысли. И еще, мне очень хотелось проверить мою версию, но я понимал, что любой неосторожный вопрос может вызвать подозрения Лёца, и все будет испорчено. Пока Лёц принимает меня за несчастного напуганного раба, готового на все, лишь бы спасти свою шкуру, а если повезет — стать свободным человеком. Попробуем поломать комедию.

— Ах, лорд Лёц, если бы ты только знал, как я хочу стать свободным! — вздохнул я. — Мне так много нужно сделать. Я ведь даже не знаю, кто я. Проклятая болезнь лишила меня памяти, и я вынужден теперь искать не только корни мандрагоры или купины ши, но и свои собственные. Я готов на все, чтобы снова получить свободу. Однако, уж прости за дерзость, но могу ли я верить тебе?

— У тебя нет выбора, крейон. Или ты заключаешь со мной честную сделку, или тебя ждет смерть.

— Ты убьешь меня?

— Любой крейон, узнавший то, что только что узнал ты, подлежит смерти. Вот и делай выводы.

— Хорошо, — я решил пойти ва-банк. — Я согласен.

— Вот и молодец, — лицо Псаря просветлело. — Ты не так глуп, каким порой кажешься.

— Позволь задать тебе вопрос, лорд Лёц.

— Слушаю тебя.

— Как так получилось, что вы узнали обо мне? Ведь это Тимман вам все рассказал, верно?

— А вот этого тебе знать не положено, приятель, — Лёц покровительственно похлопал меня по плечу. — Давай поговорим о деле. Оружие тебе не понадобится, карта тоже. Грим поведет тебя и защитит в случае чего. Провизию на неделю получишь у повара. Если найдешь оружие, можешь использовать Грима как носильщика. И помни, что теперь ты работаешь на меня, а не на барона. Только от меня зависит твоя жизнь. Надеюсь, ты меня не разочаруешь.

* * *

Ну вот, кажется, дело сдвинулось с мертвой точки.

Анабасис начался, и я, получив последние наставления лорда Гальдвика-младшего (парнишка соизволил встретиться со мной у самых ворот и еще раз обрисовать, что меня ждет в том случае, если я не принесу корни и кору), покинул замок и отправился в путь. Все мое имущество — это мешок с припасами, вяленым мясом, сухарями, клубнями квашедара и парой щепоток соли, завернутой в тряпку. Мне дали огниво, флягу с водой, вернули мой теплый плащ и сумку для ингредиентов, мои медицинские инструменты и часть купленных у Флагельгафта зелий, но оружия я так и не получил. Впрочем, я прихватил во дворе замка полированное ясеневое древко от алебарды, достаточно тяжелое и длинное, чтобы использовать его и как посох, и как дубину. Жалкое оружие, конечно, но за неимением лучшего и это хлеб.

Дождь прекратился, тучи рассеялись, солнце греет не по-осеннему тепло, но настроение у меня самое поганое. Я иду мимо лачуг вилланов и кожей ощущаю полные ужаса взгляды, адресованные мне, а главное — моему проводнику, который топает метрах в десяти впереди и даже не оборачивается ко мне. Оно и лучше: когда я перехватываю взгляд Грима, у меня шкура дыбом встает. Я понимаю, что оборотень приставлен ко мне не только как проводник и защитник — у него приказ прикончить меня, если я начну вести себя неправильно.

Грим — тот самый парень, который сидел в клетке в день моего прибытия в замок Гальдвика. Он ждал меня за воротами замка — Лёц, вероятно, время от времени выпускает парня погулять.

— Он не может говорить, но все отлично понимает, — сказал мне Лёц. — У него приказ защищать тебя, так что можешь чувствовать себя в безопасности. Однако запомни: Грим не любит, когда ему смотрят прямо в глаза. Старайся этого не делать.

Я и не собирался играть с оборотнем в гляделки, по мне, так вообще бы его не видеть. Все, что мне оставалось, так это внушить себе, что я отправляюсь в путешествие в компании большой и вполне воспитанной собаки. Лёц предупредил меня, что его питомец принимает животный образ только после заката, но и в этом случае мне ничто не угрожает. Если, конечно, я не буду нарываться.

Я гляжу в спину Грима, идущего впереди, и пытаюсь себе представить процесс превращения. Наверняка это выглядит куда как жутко. В голливудских фильмах ужасов частенько можно видеть, как человек превращается в зверя, но там спецэффекты, а тут все будет натурально. Походка у Грима легкая, чувствуется, что существо и в человеческом обличье обладает неимоверной силой и выносливостью. Наблюдая за моим жутким проводником, я внезапно вспомнил гаттьену. Есть определенное сходство между Гримом и женщиной-кошкой — у обоих идеальное с точки зрения пропорций телосложение, нечеловечески густые шевелюры, особый золотистый блеск в глазах. Но вот у Грима на коже очень много шрамов, особенно на шее, груди, животе и боках. Следы боев? Или следы какой-то чудовищной вивисекции, которую практикуют маги Звездного Ордена?

Селение вилланов осталось позади, мы вышли на поля. Работники провожают нас взглядами, которые я чувствую на своей спине. Они считают, что я обречен. Пусть считают. Мне и самому сейчас кажется, что выхода у меня нет. Одно хорошо — я выбрался из замка прокаженного лорда-разбойника. Других поводов для оптимизма у меня пока нет.

Следуя за проводником-оборотнем я иду вперед, в полную неизвестность.

* * *

До заката мы прошли, наверное, километров двадцать пять, и я сильно устал. В пути мы пару раз делали привал, но Гриму это явно не нравилось — он то садился на корточки, то ходил вокруг меня и бросал мрачные взгляды. Так что отдохнуть толком мне за день не удалось ни разу. Возможно, у него были указания от Лёца не позволять мне расслабляться.

Для стоянки я выбрал небольшой пригорок, поросший соснами и высоким кустарником. Здесь было много бурелома, сосны защищали от пронизывающего ветра и земля была сухая. Повозившись с огнивом, я все-таки умудрился разжечь огонь и занялся ужином. Испеченные в золе клубни квашедара напоминали по вкусу вареную морковь, а ржаные сухари сильно отдавали плесенью, однако голод я утолил. Пока я возился с ужином, Грим куда-то исчез, я даже не заметил, как это случилось.

Он вернулся, когда пришла темнота. Огромный, наверное, метра полтора в холке, красавец-волк вышел из кустов и улегся на брюхо в паре метров от меня, положив массивную голову на передние лапы. Самый обыкновенный волк, только величина необычная, и окрас странный — пятнистый. Сложный узор из черных, серых и белоснежных пятен и полос на шкуре Грима выглядел как настоящий армейский камуфляж. Странно, но в таком облике Грим пугал меня меньше. А еще я был благодарен ему за то, что он избавил меня от удовольствия наблюдать за его перевоплощением.

— Хочешь? — Я протянул волку кусок мяса.

Грим поднял голову, сверкнул глазами — и вдруг заговорил голосом Лёца из Виссинга.

— Не стоит кормить Грима, — сказал Лёц. — Он сам о себе позаботится.

— О! — сказал я, искренне пораженный таким способом общения. — Это ты, лорд Лёц?

— Удивлен? — Волк зевнул, показав мне длинный красный язык и грозные клыки. — Не удивляйся. Каждый Псарь умеет входить в сознание своих питомцев и управлять ими.

Прекрасная новость. Лёц пасет меня, используя Грима. Я все время под присмотром. Хорошо, учтем на будущее, и не будем делать глупости.

— Красивый зверь, — сказал я, обращаясь к Лёцу. — Я ожидал увидеть чудовище.

— По ночам Грим будет иногда покидать тебя, чтобы поохотиться, — продолжал Псарь, — но ты не должен беспокоиться. Грим оставляет свои метки в том месте, где ты расположился на отдых. Ни одно из порождений Тумана не подойдет близко к логову вильфинга.

— А гаттьены?

— Грим чует их. Если вблизи враг, он никогда не оставит тебя одного.

— Знаешь, лорд Лёц, я начинаю проникаться любовью к твоему зверю.

— Ты полюбишь вильфингов еще больше, обещаю. И хочу попросить тебя не расхолаживаться. Барон Гальдвик сильно страдает.

— Я постараюсь, лорд Лёц.

— Тогда отдыхай.

Грим поднялся на лапы, тряхнул головой и скрылся в кустах. Я слышал, как хрустят ветки под напором его могучего тела. Аппетит у меня исчез, мной снова овладела смутная тревога. Сгустившаяся ночь обступила меня со всех сторон, над равниной поплыли клочья тумана. Мне казалось, что из темноты пустошей за мной кто-то наблюдает. Я сидел в круге света от костра и прислушивался. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким и беззащитным. Все, что мне оставалось — так это попытаться не думать о бродящих во мраке неведомых монстрах и хоть немного поспать.

* * *

Какой-то странный был сон. Вокруг меня были ледяные торосы, и я шел по скрипящему под ногами снегу, пока не уперся в высоченную стену голубоватого льда. Я ощутил пронизывающий холод на горле, а потом резкую боль — и понял, что уже не сплю.

— Nan folain,drannac! — раздался шепот. — Fagyar tyer!

— Чего? — Я повел глазами, и тут снова ощутил болезненный укол в горло. Черная тень, закутанная, будто в сгусток мрака в темный плащ с капюшоном, нависла надо мной, приставила к моему кадыку длинный кривой кинжал.

— Fagyar tyer! — повторила тень. Голос был женский.

— Не понимаю, — сказал я, не повторяя попыток повернуть голову.

— Лежать тихо! — прошипела тень, надавив мне коленом на живот. — Шевельнешься или крикнешь, перережу глотку.

— Ладно, ладно, только перестань выдавливать из меня дерьмо, — ответил я. — И нож убери.

— Не дождешься, проклятый drannac, — сказала женщина. Голос у нее был грудной, очень приятный и совершенно не соответствовал ее словам и действиям. — Где твой фьорнатварг?

— Фьорнат… что?

— Твой зверь.

— А я почем знаю? Бегает где-нибудь. И он не мой вовсе.

— Лжешь! Ты один из магов-Псарей, и я тебя сейчас убью.

— Эй, погоди, никакой я не Псарь! Я раб, меня послали искать купину ши и приставили ко мне этого волка. Я правду говорю.

— Искать купину ши? Растение лигрох? Опять лжешь!

— Клянусь, это правда. Убери кинжал!

— Я не верю тебе, — тень покачала головой.

Костер погас, и я не мог увидеть ее лица. Оно было скрыто капюшоном, и только глаза сердито посверкивали.

— Я раб, понимаешь? А еще я целитель. Врач, медик, знахарь, табиб, брат милосердия, доктор Айболит, сечешь? Лечу людей.

— Ты склаббиан?

— Склаббиан? Что это значит?

— Раб. Чей ты раб?

— Барона Гальдвика. Этого, у которого проказа. Его лекарь узнал, что я могу добыть купину ши. Вот меня и продали барону и послали искать куст.

— Человек не может увидеть растение лигрох, — сказала тень.

— Я же увидел.

— Где это случилось?

— В Урочище Пяти Камней.

— Куда ты идешь?

— В Арк-Леду, Арк-Морат и Арк-Дуаин. Мне сказали, там может быть это растение. Мне велели принести двенадцать корней и кору, иначе меня убьют.

— Берегись, если ты обманул меня, — тень убрала кинжал с моего горла и в мгновение ока будто растаяла в темноте.

Несколько минут я лежал на спине, совершенно одуревший, боялся даже пошевелиться. Из полушокового состояния меня вывел дружный и зловещий вой, прокатившийся в ночи над равниной. Выматерившись и вытерев со лба выступивший пот, я вскочил на ноги, заметался по пригорку, собирая бурелом и наваливая его на гаснущие угли. Потом встал на четвереньки и начал раздувать пламя. Дым разъедал мне глаза, пепел летел прямо в лицо, но костер вспыхнул снова, разгоняя мрак и мои страхи. Усевшись у огня, я закутался в плащ и прислушался к тому, что происходит на пустошах. Капелла воющих голосов больше не подавала, и я немного успокоился.

Через пару минут кусты затрещали, и к костру вышел Грим. Волк выглядел явно обеспокоенным — обошел пригорок, обнюхивая чуть ли не каждый сантиметр, несколько раз глухо зарычал. Я сидел, боясь пошевелиться. А потом раздался голос Лёца.

— Что случилось, крейон? Я чувствую, что Грим встревожен.

— А? — Я решил прикинуться дурачком. — Не знаю, лорд Лёц. Я спал, проснулся оттого, что костер погас, и стало холодно.

— Тут кто-то был, — сказал Лёц. — Грим чувствует чужой запах.

— Я никого не видел, лорд Лёц.

— Ты должен уходить, — велел Псарь. — Прямо сейчас.

— Ночью? Мой лорд, наверное, шутит. Я утону в болоте, или Дети Тумана меня сожрут.

— Ты не понял приказ, раб? Вставай и следуй дальше. Тебе опасно оставаться на этом месте.

— Слушаю и повинуюсь, — я встал на ноги, запахнул свой плащ поплотнее. Мешок с припасами, сумка и посох лежали там, где я их оставил накануне — неведомая тень не забрала их. И на том спасибо.

— Черт, а ведь костер только разгорелся, — сказал я волку. — Может, подождем полчасика, погреемся, позавтракаем?

Грим опустил голову, сверкнул глазами и зарычал.

— Все, понятно, вопросов больше не имею, — сказал я и поплелся вслед за оборотнем.

* * *

Развалины Арк-Леда я увидел на третий день пути, еще до полудня. О том, что это и есть первое из трех мест, которые я должен обследовать в поисках волшебного растения, мне сообщил Лёц устами своего оборотня. Выслушав Псаря, я отправился в белевшие передо мной развалины. Они возвышались прямо посреди плоской равнины и выглядели живописно и печально одновременно, чем-то напомнив мне руины античных городов Греции и Рима. Возможно, все дело в остатках некогда великолепных колонн, которые торчали из влажной болотистой почвы, окруженные разбросанными обломками белого камня — на некоторых обломках еще уцелели следы резьбы, в точности такой же по стилю, как та, что я видел в урочище близ Томбурка. Все эти постройки создавала одна цивилизация. Наверняка когда-то все тут выглядело величественно и красиво, но теперь запустение было полное.

Я обходил развалины, рассматривая растения, растущие между ними, но ничего похожего на купину ши тут и в помине не было. Меня это поначалу обрадовало, но потом я подумал, что радоваться-то нечему. Если я не найду корни и кору в нужном количестве, меня попросту прикончат.

Грим все время держался рядом со мной. Он был в человеческом обличье, но перепрыгивал с одной груды обломков на другую с ловкостью гиббона. Солнце между тем начало садиться, я чувствовал, что ужасно устал. Выбравшись из развалин, я сел на большой камень, напился из фляги и достал кусок мяса и сухарь.

Оборотень немедленно вернулся ко мне и заговорил голосом Лёца:

— Почему ты сел?

— Потому что устал. Тут ничего нет.

— Кустарника? Мне плевать на купину. Ищи оружие.

— Послушай, лорд Лёц, эти развалины раскинулись не на один гектар. Полагаешь, за один день можно все тут обойти?

— Идиот! — Псарь засмеялся. — Ты не там ищешь. Иди в некрополь, он должен быть в центре развалин. Ищи в могилах.

— Хорошенькое дело! А призраки и зомби — как мне с ними договариваться?

— Тут нет никаких призраков и зомби. По крайней мере, до наступления темноты. Не сиди, действуй.

Поскольку Грим навис надо мной, сверля меня крайне недружелюбным взглядом, пришлось подчиниться. Городское кладбище я нашел быстро, и тут выяснилась одна любопытная вещь — большинство могил было разрыто. Земля была усеяна истлевшими костями и черепами. По всей видимости, я был далеко не первым человеком, пытавшимся тут что-то найти.

— И что же мне делать? — спросил я, стоя у одной из уцелевших могил. — Эту плиту краном не поднимешь, а у меня даже лопаты нет.

— Это не твоя забота, — ответил Лёц. — Я уже позаботился о подмоге для тебя. И о дополнительной охране.

— Вот даже как! — Я присвистнул. — Очень любезно с твоей стороны, лорд Лёц.

— На кладбище должен быть вход в королевский склеп. Найди его.

Склеп я отыскал в густой роще, в которую разрослись некогда посаженные на кладбище дубы и грабы. Сооружение было примечательное, нечто вроде круглой ротонды все из того же белого камня. Каменная лестница в центре ротонды вела под землю. Грим шутя выворотил массивную каменную плиту, закрывавшую вход, и я смог зайти внутрь, однако появилась новая проблема. У меня не было ни факела, ни фонаря.

— Это неважно, — сказал Лёц, когда я сообщил ему об этом. — Входи, ни о чем не думай.

Я вошел. К моему удивлению, в склепе был свет — стены сплошным ковром покрывал бледно-зеленый мох, он-то и фосфоресцировал, да так интенсивно, что я мог в деталях рассмотреть подземелье. Узкий коридор вел вниз, в заупокойную крипту внушительных размеров со сводчатым потолком и неизменными колоннами вдоль стен. Едва я вошел в крипту, как почувствовал уже знакомый аромат. В центре крипты росли высокие кусты с перистыми листьями и свисающей со стеблей серебристой корой-паутиной — несомненно, купина ши. Я вздохнул с облегчением, хоть одной проблемой у меня стало меньше. И еще, я заметил, что в крипте нахожусь один — Грим почему-то не последовал за мной.

— Баба с возу, кобыле легче, — резюмировал я и шагнул к кустарникам.

Кора источала клейкий сок, прилипала к пальцам. Я сминал ее в тугие шарики и складывал в сумку. Пять кустов — пять шариков коры. Кинжала у меня с собой не было, и чтобы достать корни, пришлось разгребать каменистую влажную землю руками. Четыре кустарника будто сами отдали мне по корешку — ветвистая веточка корня обламывалась сама собой, едва я схватывал ее пальцами. Резкий аромат буквально пропитал воздух в крипте. Я разгреб землю под пятым кустом, взялся за корешок и….

* * *

— Ты многого не знаешь, — говорил женский голос. — Очень многого. Твое неведение может стать причиной великого горя. Я должна раскрыть твои глаза, чужой человек, отведавший напитка из куста лигрох. Ты получил свой дар случайно, как и тот, кто был до тебя. Но теперь это неважно. Молчи и слушай, что я скажу тебе.

Все началось давно, в ту пору, когда эта земля принадлежала трем народам, тысячелетия жившим по соседству. Мы были одним из этих народов. Крейоны и ротвинги, наши добрые соседи, называли нас Изначальные, Aer Cedruahd, потому что мы помнили те времена, когда мир населяли только боги. Моему народу была дана великая мудрость, и мы бескорыстно делились ею с людьми. Мы научили некогда диких крейонов и ротвингов возделывать землю и растить овощи и злаки, разводить скот и строить каменные дома, дали им письменность и счет: с нашей помощью люди постигали мудрость, творили, учились видеть красоту этого мира. Это было счастливое время. Наша мудрость и трудолюбие наших соседей-людей преобразили мир. Прекрасное было время!

Беда пришла с севера, из Драганхейма, с Проклятых Морозных равнин. Дикие племена, поклонявшиеся Олицетворению Вечной Ночи, дракону Айтунгу, объединились, чтобы покорить мир. Их вождь Хлогъярд повел несметные полчища жестоких воинов на юг, в плодородные земли мирных племен. Вместе с воинами шли маги культа Вечных — двенадцати умирающих и воскресающих сыновей Айтунга, вечно жаждавших человеческой крови. Орды закованных в железо всадников вытаптывали посевы, жгли города, убивали всех, кто оказывал им сопротивление, а уцелевших обращали в своих рабов. Мир утонул в слезах и крови, и три года пребывал во тьме, потому что дым бесчисленных пожарищ скрыл от людей солнце. Немногие уцелели в то лихое время. С особенной жестокостью пришельцы истребляли Изначальных, им была ненавистна наша мудрость, наша любовь к свободе и красоте. Храмы прежних богов были разрушены, на их месте северяне воздвигли цитадели Двенадцати Вечных, где приносили кровавые жертвы и прославляли демонов Ночи и Разрушения. Мы пробовали сопротивляться, но врагов было слишком много. При помощи магии Ночи северяне создали фьорнатваргов, оборотней, с которыми охотились на нас. Они истребили всех ротвингов, остатки крейонов обратили в тяжелое рабство и пытались уничтожить нас. Тогда мы оставили эту землю и ушли в Саратхан, край вечных лесов и гор, где сумели сохранить самое дорогое, что у нас есть — нашу мудрость и волшебных животных, созданных богами, предшествовавшими нам. У нас не было выбора. Мы превратили нашу новую родину в крепость, куда не было доступа пришлому злу. Но мы потеряли то, что когда-то принадлежало нам. А главное — мы бросили в беде наших братьев-людей, тех, с кем мы некогда жили в мире и любви.

Кое-что нам удалось сохранить. Мы не утратили многих наших знаний, мы остались свободными, и у нас был выбор: продолжить борьбу или оставить все, как есть. Беда была в том, что у Изначальных не было союзников, тех, кто мог бы выступить на нашей стороне в битве против адептов Айтунга. Народы на запад и восток притихли в ужасе, наблюдая, как гибнет Королевство трех рас, и никто не смел выступить против зла. И тогда мы решили использовать последнюю возможность победить поселившийся в сердцах людей страх. Нашим оружием стало Слово. Так была рождена первая из трех книг, обращенных к людям, Книга Горящих башен, и написала ее я, Черная Ши, Сестра-Ночь. Это была книга о будущем торжестве света и гибели царства тьмы, установившимся на наших землях. В ней говорилось о пришествии дня, когда башни цитадели Айтунга в Вортиноре падут, и с культом двенадцати вампиров-Вечных будет покончено…

— Сестра, довольно, — произнес другой голос, мягкий и печальный. — Он потрясен, и дух его в смятении. Дай ему осмыслить то, что ты говорила.

— Да, верно. Ступай, человек, отведавший напитка из куста лигрох. Возьми свою добычу и ступай. Придет час, и мы продолжим нашу беседу. Делай то, что ты должен делать, а мы поможем тебе…

* * *

Мне на лицо упала холодная капля, и я вздрогнул. Вокруг меня ничего не изменилось — крипта, каменные саркофаги, светящийся мох на колоннах и под сводами, колышущиеся перистые листья купин ши. В руке у меня был отломившийся корешок. Только пряный запах исчез, в подземелье теперь пахло сыростью и гнилью.

Опять галлюцинации? Или со мной действительно кто-то говорил? Так или иначе, я помнил каждое сказанное мне слово. Все, что рассказал мне голос, назвавшийся Черной ши, отпечаталось в моей памяти огненными письменами.

Я сунул корешок в сумку, встал, стряхнул с колен налипшую землю и направился к выходу. Снаружи меня ждал сюрприз — вокруг ротонды расхаживало не меньше десятка вильфингов. Завидев меня, они все повернулись в мою сторону, обступили меня кольцом, и я оказался на перекрестье их внимательных хищных взглядов. Ощущение было не самое приятное.

Теперь понятно, что имел в виду Лёц, когда говорил о подмоге и дополнительной охране. Моему доброму песику выслали подкрепление. Похоже, пошла игра с очень крупными ставками. Оружия в склепе я не нашел — честно говоря, я его и не искал. Но вот пять корней из двенадцати у меня есть, да еще кора. Путешествие продолжается, и теперь я, как Маугли, продолжу его в настоящей волчьей стае.

Знать бы еще, чем для меня это путешествие закончится.

Глава восьмая

Там, где свет, там и правда

Белая книга Азарра

Ночь была восхитительной. Впервые за много дней я увидел над головой звездное небо. И неважно, что на нем аж две яркие луны, одна ослепительно-белая, а вторая красноватая, и нет ни одного знакомого мне созвездия — это небо меня успокаивает. Я больше не чувствую себя одиноким.

Мой страшный эскорт оставил меня на время: оборотни бродят по пустошам, охотятся, надо думать. Временами до меня издалека доносятся звуки, которыми они обмениваются — рыканье, рычание, протяжное поскуливание. Моя кожа больше не покрывается мурашками от этих звуков, я к ним привык. И звериный взгляд Грима меня тоже больше не пугает. Я догадываюсь, зачем он ко мне приставлен — он не только должен мне помогать и защищать меня, как заявил Псарь. Оборотень получил приказ прикончить меня, если что-то пойдет не так. Я стараюсь не думать об этом, но пока мне нечего сказать лорду Лёцу. Вчера я обследовал руины Арк-Мората. Они еще больше, чем Арк-Леда, мне понадобился целый день, чтобы обойти их. Только под вечер я обнаружил остатки огромного мавзолея, в котором когда-то хоронили владык древнего города — и вопреки ожиданиям, ничего там не нашел. Ни купин ши, ни древних артефактов. Все захоронения оказались давным-давно разграбленными, в огромных каменных саркофагах были только пыль и прах. Лёц был недоволен, когда я сообщил ему об этом. Ну и хрен с ним, не стоит сейчас думать о Лёце. Я вообще не думал о том, что ждет меня после возвращения в замок Гальдвика. Мои мысли были об очередной загадке, которую подкинул мне этот странный мир.

Загадочная Черная ши в крипте Арк-Леды назвала меня человеком, отведавшим напиток из растения лигрох. Когда, при каких обстоятельствах это случилось? Мое первое видение в Урочище Пяти Камней давало единственный приемлемый ответ — это было в детстве. Давно забытая детская болезнь, возвращение отца из командировки, странный горький напиток с удивительным запахом. И я узнал этот запах — он слишком характерный, его нельзя перепутать ни с каким другим. Но откуда отец мог взять кору и корни купины ши? Возможно, в нашем мире она тоже растет, только по-другому называется — вот единственное объяснение, которое казалось мне естественным и логичным. Но тут напрашивался главный вопрос: а почему тогда Маргулис обратился именно ко мне? Почему из сотен частных детективов, которых он преспокойно мог бы нанять со своими связями и со своими немереными деньжищами, он выбрал меня — человека, когда-то отведавшего отвара из странного кустарника, которому в этом чужом мире приписывают сверхъественную силу и свойства? Я не верил, что это случайное совпадение. А если так, Маргулис прекрасно понимал, что произойдет дальше. Он знал, кто такой Завратный, он знал, что за картина находится в студии Данилова, и предвидел заранее, чем для меня может закончиться расследование, которое он мне поручил. Он намеренно сделал все так, чтобы я попал в этот мир, только так я мог отыскать таинственного Уильяма де Клерка, он же господин Завратный, заполучить Черную и Белую книги Азарра. Маргулис не рассказал мне всей правды — почему?

Предположим, только на секунду, что Маргулис не просто преуспевающий бизнесмен и коллекционер, но еще и могущественный маг, оккультист, лучше других осведомленный об истинных свойствах книг Азарра. И он знал, что для выполнения его задания некто — я или другой человек, — неизбежно должны будут отправиться в этот странный мир. Еще предположим, что Маргулис не раз пытался нанять такого человека, но что-то срывалось, и нужный переход в другое измерение не происходил. Тогда почему он сам не отправился на поиски де Клерка и книг? Маргулис сказал мне, что книги Азарра какое-то время находились в нашем мире, но теперь я понимал, что это была неуклюжая ложь. Эти книги всегда находились в мире Вальгарда, и Маргулис по каким-то причинам не мог их заполучить.

Так, еще одна интересная тема — Маргулис хвалился мне, что располагает невиданной библиотекой раритетов. А что если мой уважаемый работодатель создавал свое собрание редкостей, засылая своих агентов в прошлое, или сам туда наведываясь?

Бред! Абсолютная чушь. Или не чушь?

В том положении, в котором я оказался, уже ничему не следует удивляться. Я лежу на крепко благоухающем шерстяном плаще под звездным небом, на котором две луны и нет ни единого знакомого мне созвездия. В паре сотен метров от меня разгуливает целая стая вервольфов, а я никак не могу заставить себя поверить в то, что Маргулис способен располагать каким-то мистическим средством перемещения во времени и в пространстве. А ведь среди книг, которыми он хвастал, есть известные трактаты по магии…

Очень хорошо, Кирилла свет Сергеевич, допустим, господин Маргулис маг, самый что ни на есть настоящий и необычайно потентный. Тогда за каким чертом он нанял тебя, душа моя? Неужели сам не мог добраться до де Клерка и книг?

Выходит, не мог. В отличие от меня Александр Михайлович Маргулис наверняка не пробовал напитка из кустарника лигрох.

М-да, интересная получается история вообще-то!

Как бы то ни было, я влип в серьезную переделку. Проблем у меня навалом. Я попал в чужой мир, потерял Веронику, оказался в рабстве, меня пасет свора свирепых чудовищ, и экспедиция, в которую меня отправили мои хозяева, наверняка закончится ничем — вряд ли в развалинах Арк-Дуаин я найду аж семь корней купины и древнее оружие ши, которого так ждет от меня Псарь. Самое поганое, что у меня нет никакой возможности что-то изменить. Я раб, само по себе это уже отвратительно звучит. В этом мире я никто. Я вдвойне раб — моей жизнью распоряжаются не только люди, но и обстоятельства.

Все идет к тому, что я просто сгину в этой жуткой действительности. И в моем мире никто никогда не узнает, куда же подевался уроженец славного губернского города Н-ск Кирилл Москвитин. Один Маргулис будет это знать. Скверно…

— А может, повоюем? — шепнул я, обращаясь к повисшей прямо надо мной в черном небе полной и бессмысленной луне. — Понадеемся, что кривая куда-нибудь, да и выведет? Что-то не хочется мне подыхать в мои тридцать восемь минус шестнадцать!

Вдали оборотни опять подали голос — их многоголосый вой пронесся над пустошами и стих, развеянный порывами холодного ветра. Меня продрал озноб, и я, не вставая, бросил еще несколько сучьев в костер. До рассвета топлива хватит, только бы дождь не пошел. Я вслушался в обступившую меня тишину. Пустоши затихли, ночной страх больше не наполнял воздух. И мне по-настоящему захотелось спать.

* * *

Вопли и рев — вот, что я услышал, когда открыл глаза.

Они доносились отовсюду. Жуткие, нечеловеческие вопли, от которых меня буквально парализовало ужасом. Будто все адские демоны устроили дьявольскую спевку прямо над моей головой.

Естественно, я даже не мог пошевелиться. Разум мой помрачило страхом, сердце билось на запредельной частоте, по всему телу выступил ледяной пот. Я лежал, вжавшись лицом в вонючую овчину, вспоминал Бога и всех святых и ждал, когда же мне в затылок или в спину вцепятся когти или зубы какой-нибудь местной твари. Стихло все так неожиданно, что мне даже показалось, что я оглох. А потом до меня донеслись голоса — вроде как человеческие.

— Эээй! — заорал я, не смея поднять лица. — Ко мне!

Затрещали ветки в окружающих мою стоянку кустах. Я поднял лицо, и меня обдало жаром. По ту сторону костра стояла гаттьена. Помахивала длинным хвостом и смотрела на меня огромными золотистыми глазами.

Странная штука — отчаяние. Когда человек находится в одном шаге от смерти, ему в голову приходят очень неожиданные мысли. Глядя на гаттьену, я подумал, что хочу умереть стоя. Так, как подобает мужчине. Ноги у меня дрожали, но я все-таки сумел встать и посмотреть на гаттьену, которая совсем не торопилась нападать.

— Чего ждешь? — буркнул я. — Давай!

Гаттьена продолжала разглядывать меня. А потом медленно обошла костер, подошла ко мне (в животе у меня в эту секунду разлился мертвящий холод), села на задние лапы и, слегка наклонив массивную голову, издала урчащий звук. В голосе оборотня мне послышалось что-то вроде удовлетворения.

— Уитанни неееа мрааать, — услышал я.

— Уитанни… — Волосы у меня на голове зашевелились, как шевелюра Медузы-Горгоны. — Да чтоб мне сдохнуть!

— Не стоит, drannac, — раздался спокойный мужской голос за моей спиной. — Твоя жизнь дорого нам обошлась.

Я обернулся. Шесть темных фигур в темных плащах с капюшонами взяли меня в полукольцо. Я видел их глаза — устремленные на меня, они светились в темноте зелеными и белыми огоньками.

— Твои хозяева из Ордена не пожалели охраны для тебя, — продолжал призрак, — в бою с фьорнатваргами мы потеряли трех наших собратьев. Стоишь ли ты такой жертвы, drannac?

— Кто вы такие? — Я невольно отступил к костру, эти темные молчаливые фигуры внушали мне страх.

— Это неважно, — ответил призрак. — Гораздо важнее, кто ты.

— Я раб. Меня послали…

— Искать растение лигрох, — закончил за меня призрак. — И ты нашел его, в твоей сумке лежат части растения. Ты выполняешь волю своих хозяев, даже не зная, что ты делаешь.

— Я всего лишь хочу жить, — ответил я.

— Ты странный, — сказал призрак. — Но бьенагат узнала тебя и не тронула, значит, ты действительно спас ей жизнь.

— Бьенагат?

— Жрица зеленоокой Алиль, та, кого вы, люди, называете женщинами-кошками.

— Так… она выжила? — Я посмотрел на гаттьену, продолжавшую спокойно наблюдать за мной. — Ну, это радует. Получается, во мне умер хороший хирург. Рад за тебя, киса.

— Мы купили твою жизнь дорогой ценой, и нет смысла убивать тебя сейчас. Ты пойдешь с нами.

— Куда?

— Ты должен встретиться с тем, кто хочет говорить с тобой, — ответил призрак. — Иди за нами. И помни, что ты слишком слаб для того, чтобы сопротивляться нам. Не заставляй причинять тебе боль.

* * *

На вершине плоского холма, окруженной высокими деревьями, горел костер. Мои странные провожатые довели меня до границы светового круга, а потом велели подойти к фигуре, которая неподвижно сидела у огня и, казалось, была погружена в глубокие раздумья. После этого таинственные призраки неслышно удалились в тени между деревьями, и я остался наедине с ночью, фигурой у костра и гаттьеной, которая не отходила от меня ни на шаг.

— Подойди сюда, — велел мне сидевший у костра человек и сделал призывающий жест рукой.

Я подошел к костру. Человек сверкнул глазами из-под широкого капюшона и протянул руку.

— Дай мне твою сумку, — велел он.

— Кто ты? — спросил я, наблюдая, как человек осматривает содержимое моей сумки. — Что вообще происходит?

— Откуда ты знаешь о растении лигрох? — спросил незнакомец.

— Я не могу этого сказать. Я никогда прежде не слышал о нем, пока не попал в Томбурк.

— Так ли это?

— Зачем мне обманывать тебя?

— И верно, незачем, — человек сбросил капюшон, и я увидел его лицо: узкое, с матово-бледной кожей, тонким носом, высоким лбом и миндалевидными глазами — они светились в темноте, словно глаза зверя. Волосы странного существа были заплетены в четыре длинные косы. Они казались в свете костра ослепительно-белыми и неестественными, словно какое-то химическое волокно. А потом я увидел его уши, и мне все сразу стало понятно.

— Ты эльф? — спросил я.

— Эльф? Ах, да, люди нас так называют… Если угодно, называй меня эльфом. — Незнакомец ласково потрепал по загривку гаттьену, которая подошла к нему и легла рядом. — Мы называем себя Aer Cedruahd, Изначальные. Друзья зовут нас ши, враги кличут Детями Тумана, ублюдками Тьмы, гибельными тенями. Когда-то мир, что сегодня называется Вальгардом, принадлежал нам.

— Принадлежал?

— Я вижу, что ты рожден не в этой вселенной, — сказал эльф. — Ты второй пришлец из чужого мира, с которым я встречаюсь. И мне кажется, что вы с ним очень похожи.

— Ты о Уильяме де Клерке говоришь?

— Да, его так зовут. Его появление было результатом роковой ошибки, которую мы совершили, возомнив себя равными богам.

— Я не понимаю.

— Скажи мне, этот мир кажется тебе реальным?

— Не всегда, — признался я. — Иногда я думаю, что просто сошел с ума, и все, что окружает меня — просто болезненные галлюцинации.

— Де Клерк тоже так думал. Он не сразу понял, где оказался. Это случилось много лет назад, еще до Нашествия. Наши маги нашли способ преодолевать границы между мирами. Видишь ли, граница, разделяющая два мира, твой и мой, похожа на поверхность воды. Тот, кто смотрит на воду, стоя на берегу, иногда способен видеть предметы на дне водоема, его обитателей, как и подводные обитатели могут, в свою очередь, увидеть обитателей суши. Иногда эта граница становится настолько прозрачной, что даже не обладающие развитым духовным зрением существа могут заглянуть в соседний мир.

— Разве это плохо?

— Если не пытаться нарушить границу, никакой беды не случится. Но маги моего народа захотели большего. Они решили расширить границы вселенной, в которой мы жили. Много столетий назад они построили Дозор Белого Мага, башню на краю миров. Там и были расположены Омайн-Голлатар — Врата Миров. Через них маги Изначальных смогли пройти в мир, соседний с нашим — тот, что является для тебя родным. — Эльф помолчал. — Как потом оказалось, это было ужасной глупостью.

— Почему?

— За Вратами мы увидели мир, совершенно непохожий на наш. Это был темный и жестокий мир, населенный грубыми, властолюбивыми и кровожадными варварами, любимым занятием которых было истребление себе подобных и стяжание богатств. Мир рабства, владычества одних над другими, невежества и произвола. Первое впечатление было настолько мерзким, что высшие маги-Наставники немедленно потребовали закрыть Врата и никогда больше не открывать их. Однако любопытство победило, и Тейо, один из создателей Врат, нарушил волю наставников. Он прошел еще раз на Темную сторону. Там он и повстречал де Клерка. Тейо был поражен тем, что де Клерк, хоть и жил в ужасном мире, стремился к красоте и совершенству в своем деле. Он привел его сюда и показал ему наш мир.

— И что было потом?

— Де Клерк был потрясен. В той реальности он много думал о вымышленных им чудесных мирах — и вот оказался в реальности, которая была удивительно похожа на мир его грез. Его живое воображение и в самом деле позволяло ему иногда видеть то, что находилось по ту сторону границы вселенных. Эффект прозрачной воды, о котором мы говорили. Увиденное настолько изменило его суть, что он пожелал научиться Пути Мудрости и Красоты. И тут Наставники совершили вторую страшную ошибку — вместо того, чтобы наказать Тейо за самоуправство и вышвырнуть пришельца обратно в его мир, они позволили ему остаться и учиться у Тейо. Наставники наивно посчитали, что де Клерк сможет стать в своем мире Светочем, тем, кто силой Слова станет менять разум и нравы родной для себя реальности. Надо сказать, что у де Клерка оказались блестящие способности. Однако Тейо не успел довести до конца свое обучение, ибо началось то, что погубило наш мир.

— Нашествие северян, не так ли?

— Увы, мы совсем не знали законов мироздания. Открыв ворота в другой мир, мы бросили камень в озеро, нарушив его гладь. Камень лег на дно, брызги полетели на берег.

— Что это значит?

— Мир Изначальных был царством красоты, мудрости и искусств. Ваш мир — миром крови, невежества и варварства. Открыв Врата Миров, мы, сами того не желая, создали постоянный духовный мост между мирами. В твоей реальности это привело к бурному росту ремесел, искусств и творческой мысли. В нашем мире — к катастрофе.

— Ты хочешь сказать, что европейская Эпоха Возрождения, все эти да Винчи с «Джокондами», Микельанджело с «Давидами», Коперниками, весь Ренессанс с Колумбами, Галилеями, Спинозами и прочими, стал возможным только потому, что в этом мире эльфы создали портал и соединили два мира? — Я с изумлением посмотрел на беловолосого эльфа. — Ну, это чересчур.

— Однако, это так. Гораздо хуже другое — дух вашего мира вторгся в нашу реальность, изменив ход вещей. То, что в нашей реальности всегда было темной стороной бытия, внезапно обрело великую силу. Наставники поняли это слишком поздно. Омайн-Голлатар были разрушены, однако Предчувствие Беды уже овладело всеми нами. Ждать оставалось совсем недолго.

— А де Клерк?

— Перед тем, как разрушить Врата Миров, мы отправили его обратно в свой мир.

— Как же получилось, что он сумел вернуться?

— На то есть две причины, — эльф показал мне комочек коры купины, которую извлек из моей сумки. — Вот первая.

— Ага, вроде как наркотик, — сказал я, с недоверием глядя на собеседника. — Но это ничего не объясняет, приятель. Де Клерк не мог найти купину в нашем мире. И никакой наркотик не позволит совершить физический переход в пространстве.

— В вашем мире купина не растет, это верно, — согласился эльф. — Но отведавший напиток из нее никогда не потеряет верный путь между мирами. Растение лигрох обладает великой мистической силой.

— Хорошо, пускай так. А вторая причина?

— Тейо дал де Клерку прочитать книги, созданные двумя величайшими волшебницами моего народа — Сестрой-День и Сестрой-Ночь, Белой и Черной Ши.

— Белую и черную книги Азарра? Зачем он это сделал?

— Тейо считал, что де Клерк готов познать все тайны Слова, — эльфа, казалось, нисколько не удивило, что я упомянул названия книг. — Он искренне верил в то, что менестрель, ставший великим магом, изменит свой мир в лучшую сторону.

— Тейо — это ты, не так ли?

— Меня зовут Даэг-ан-Грах, — после долгой паузы ответил эльф. — Тейо давно мертв, и никто не сожалеет о его смерти.

— Ради чего ты так поступил?

— Ваш мир, — сказал эльф, и его глаза сузились. — Он был страшен, когда я впервые увидел его. Маленькие грязные города, утопавшие в нечистотах, убогие неграмотные люди, не знавшие от рождения, что такое хорошая еда и чистая постель. Полные мерзких паразитов темные лачуги, зловонные канавы, загаженные улицы, кишащие крысами и нищими. Невежество и повсеместный страх, слепой ужас перед немилостью могучих лордов, перед темными силами, колдовством и демонами тьмы, перед стихиями, которые могут истребить и без того скудный урожай. Нескончаемые войны, истребительные и беспощадные, жестокие казни, повальные болезни, выкашивающие целые области и страны. И среди всего этого мрака и ужаса — странный человек, сочинявший песни о волшебных таинственных странах, где живут чудесные животные и счастливые люди, где на небе всегда сияет солнце, и где честь, свобода, любовь, мудрость и счастье всегда сопутствуют человеку. Тейо считал, что должен помочь ему. Уж слишком тяжелое впечатление произвел на него мир, в котором был вынужден жить де Клерк.

— Я понимаю тебя. И что же произошло потом?

— Потом? Для моего народа не было никакого «потом». Началось Нашествие. Дух варварства овладел племенами Драганхейма, поклонявшихся кровожадным божествам Ночи. Они пришли в наши земли. Мы вынуждены были оставить нашу страну, чтобы спасти то немногое, что уцелело — нашу мудрость и волшебных животных, которые всегда жили рядом с нами, — Даэг-ан-Грах погладил вытянувшуюся на траве гаттьену. — В горах Лоннорна и в вековых лесах Саратхана мы нашли новую родину, но не нашли счастья. Дух чужого мира продолжает отравлять нашу реальность, тьма становится все сильнее. И самое ужасное, что остановить это невозможно.

— Неужели все так плохо? Может, еще остается надежда?

— Для моего народа? — Эльф сокрушенно покачал головой. — Сами мы не справимся с последышами Вечных. Магия Смерти слишком сильна. Все, что мы можем, так это защищать наши последние владения от разрастающегося зла. Но наши силы не бесконечны. Слишком много моих соплеменников гибнет в схватках с ордами фьорнатваргов, с отрядами оплаченных вальгардским золотом наемников, которые проникают в наши земли. Под знаменем с изображением дракона Айтунга сегодня объединились многие народы, а мы одиноки. У нас есть тайные друзья среди людей, но их слишком мало, и Звездный Орден жестоко расправляется с ними, если находит. Наша гибель — только вопрос времени. А потом время умирать придет и для людей.

— Я могу чем-то помочь?

— Возможно. Я встретился с тобой по воле Сестер. Они просили рассказать тебе о мире, в котором ты оказался. То, что ты спас от смерти одну из жриц Алиль, обратило на тебя их внимание. Но главное в другом. Ты отведал напиток из растения лигрох, значит, в тебе поселился дух древних богов этой земли.

— Послушай, если я правильно понимаю, и если мои видения меня не обманули, я мог испробовать этот напиток только один раз, в детстве, — я начал волноваться. — Но ты говоришь, что в моем мире купина ши не растет. Откуда мой отец, который считал отвар купины просто лекарством от простуды, мог взять это растение?

— Это пока загадка для тебя. Найди ответ — и ты узнаешь свое место в начавшейся войне.

— У меня нет ни времени, ни желания разгадывать дурацкие шарады, Даэг. Я едва не погиб, моя напарница сейчас у де Клерка, и мне кровь из носу надо попасть в Набискум, чтобы встретиться с ней и помочь ей выбраться из этого кошмара. Нам обоим выбраться. А ты предлагаешь мне решать какие-то головоломки. Если что-то знаешь, скажи сейчас.

— Я ничего не знаю, drannac. Но в Набискум тебе сейчас не попасть. Орден разыскивает тебя. Оставь эту затею, она неминуемо тебя погубит.

— Но моя напарница…

— Если она с де Клерком, он позаботится о ней. Не усложняй ситуацию, она и так сложная.

— И ты ничем не можешь мне помочь, так?

— Ничем. Сам ищи свой путь. Наш разговор подходит к концу, скоро рассвет.

— Ты так ничего и не сказал мне по существу.

— Я сказал тебе все, что знал. Ищи де Клерка. Ищи себя. И помни, что у тебя появились друзья и союзники, которые готовы тебе помочь. Твой поступок расположил их к тебе — я имею в виду спасение гаттьены. Будь достоин их доверия. Ты должен помнить о том, что сейчас очень много глаз следит с надеждой за твоим путем…

* * *

У меня было чувство, что я спал и видел причудливый сон. Небо стало серым, звезды погасли, кроны сосен надо мной шумели под ветром. Наверное, я и в самом деле ненадолго заснул, потому что вершина холма изменилась. Мой странный собеседник исчез, гаттьена тоже, на земле, в паре метров от меня чернело выжженное пятно — след костра, у которого я и таинственный эльф вели ночной разговор. Мир вокруг был абсолютно реальным — реальнее некуда. Но мне все равно казалось, что сплю.

Из оцепенения меня вывел далекий звук, вроде как сигнал рога. Я встал с земли, глянул с вершины холма вниз. На равнине, в пелене слоистого утреннего тумана, угадывалось какое-то движение. Мной овладело беспокойство.

Спуск с холма занял у меня минут десять. Поскольку солнце еще не взошло, я попытался определить стороны света по коре деревьев — на севере она темнее и грубее. Пусть на север от холма лежал по широкой болотистой равнине, усеянной большими валунами и целыми кучами камней, когда-то принесенных сюда ледником. В путь я мог отправляться прямо сейчас, но было одно препятствие — туман. После того, что мне сказал эльф, я перестал бояться тварей из тумана, но разобрать дорогу в этой пелене было почти невозможно, и я решил обождать. Сел на камень, достал флягу с водой, чтобы напиться и…

Кто-то с кошачьей ловкостью прыгнул на меня из тумана, повалил на землю и зажал рукой в замшевой перчатке рот.

— Тихо! — прошептал женский голос. — Молчи!

— Уууухххм? — Я выпучил глаза, пытаясь разглядеть обладательницу голоса.

— Ни звука, — сказала девушка и отпустила руку.

— А? — Я смотрел на нее во все глаза. — Ты чего?

— Сейчас ты пойдешь со мной, — сказала незнакомка. — Быстро. Отсюда надо уходить. Враг приближается.

Мы рванулись в туман, под гору, лавируя между камнями — я видел перед собой мелькающую фигуру в грязно-серо-зеленом плаще, увлекавшую меня за собой. Размокшая земля скользила под ногами, я едва не слетел с тропинки вниз, на камни. Очень скоро мы оказались в узкой лощине между двумя холмами, и тут я услышал далекий, но отчетливый топот копыт.

— Быстрее же! — закричала незнакомка.

Давненько я не выдавал такого головокружительного спринта! Мы мчались по болотистой равнине, расплескивая грязь и продираясь через заросли каких-то кустарников, пока не выбежали к замыкавшей лощину скалистой гряде, вершину которой скрывал туман.

— Сюда! — крикнула девчонка, хватая меня за руку и затаскивая в какую-то щель между камнями.

Я с трудом протиснулся вслед за незнакомкой в промежуток шириной не более полуметра, поборол сильнейший приступ клаустрофобии, и пополз между камнями дальше. Сколько пришлось ползти в темном влажном мраке, на ощупь, я не могу сказать. Мне казалось, что мы все время лезем куда-то наверх. Воздуха не хватало, и я еще несколько раз впадал в состояние, близкое к панике, но все на свете когда-нибудь кончается — закончилось и мое лазание в темном каменном лабиринте.

— Давай сюда, здесь выход! — крикнула девушка.

Я еще успел подумать, каким образом она видит в почти полной темноте, но вскоре впереди показался свет, и мы выбрались норы на площадку недалеко от верхушки каменистой гряды, с которой хорошо просматривалась вся равнина, вполне очистившаяся от тумана. По равнине широким клином двигались всадники, примерно два десятка, на хороших конях и вооруженные до зубов. Они были приблизительно в полукилометре от нас, двигались в нашу сторону. Судя по всему, честная компания плотно взяла мой след.

— Быстро! — сказала девушка. — Идем!

Я не мог рассмотреть ее — она была в измазанной торфом и глиной одежде из черной замши, плаще с широким капюшоном, а нижнюю часть ее лица скрывал широкий шерстяной шарф. Я видел только глаза, огромные, золотисто-зеленые, с искорками, очень выразительные — и очень сердитые. Моя медлительность явно раздражала девушку. Так что я не стал просить об отдыхе и выполнил ее команду. Карабкаясь по влажным от росы камням, мы, в конце концов, выбрались на самую вершину гребня. Идея показалась мне глупой — уж здесь, на верхушке гряды, нас обязательно заметят. Однако я недооценил девчонку: едва мы перебрались на другую сторону гребня, впереди показался вход в пещеру. Девушка нырнула туда, и мне ничего не оставалось делать, как последовать за ней.

— Keen ar nhaina gadreah, — сказала моя провожатая. — Lluthar iorta.

— Что ты говоришь? — не понял я.

— Eah dayn, — девушка показала рукой вперед, вглубь пещеры — Нам надо идти туда.

— Погоди, — я остановился, чтобы перевести дух. Дорога в гору сильно утомила меня, мышцы ног пекло огнем. Умом я понимал, что любое промедление только на руку моим преследователям, но сил у меня совсем не осталось.

— А ты слабак, избранник богини Алиль, — сказала девушка с насмешкой в голосе. — Хорошо, давай немного отдохнем. Дханнаны пока далеко, можем немного отдохнуть.

— Дханнаны?

— Враги. Они напали на твой след раньше, чем мы предполагали. Думаю, среди них есть хороший маг. Даэг послал меня позаботиться о тебе и показать путь.

— Это Лёц? Люди Гальдвика? — спросил я.

— Охотники Ордена. Ты нужен им, и они не успокоятся, пока не схватят тебя.

— Вот спасибо за обнадеживающие слова! — Я огляделся. Пещера была невелика, скорее, это был маленький грот, который вода за долгие века выточила в известняке. Справа от меня, в углу грота, я заметил зияющую в стене трещину — вероятно, нам предстояло лезть туда.

— Дай мне свой плащ, — велела девушка.

— Зачем?

— Надо, — она протянула руку. — Быстро!

Немного покоробленный ее приказным тоном, я снял плащ и протянул ей.

— Оставайся здесь, — велела девчонка и, взяв у меня плащ, выскочила из пещеры.

Я стоял и пытался понять, что же происходит. Попытки осмыслить ситуацию ни к чему не привели — я был слишком ошеломлен и взволнован, чтобы мыслить мало-мальски логично. К тому же, я начал мерзнуть. Без теплого плаща, я в полной мере ощутил малоприятный микроклимат пещеры, однако выйти из грота на солнышко не решался.

Девчонка вернулась, когда я уже основательно задубел.

— Все, можем идти, — сказала она.

— Зачем ты забрала у меня плащ? — не выдержал я.

— Я выбросила его вниз. Он имеет запах. Фьорнатварги знают этот запах.

— Конечно, все так просто…, - Я вспомнил о Тиммане и его псе. — Верно, твоя правда. Спасибо тебе.

— Идем, — сказала девица и полезла в трещину.

* * *

Путешествие по подземным переходам оказалось короче, чем я ожидал. Уже через пару минут мы выбрались из каменного горла в большую карстовую пещеру, освещенную шапками странного фосфоресцирующего мха — я уже видел такой в могильнике Арк-Леды. В пещере нас уже ждали. Гаттьена лежала, свернувшись по-кошачьи, клубочком, на большом плоском камне. Завидев нас, оборотень поднялся на лапы, подошел к нам и потерся головой о мою ногу.

— Мы пришли, — сказала девушка. — Дальше ты пойдешь с Уитанни.

— Так это снова ты, красавица? — Я все-таки решился и провел ладонью по загривку гаттьены. Признаться, у меня внутри что-то сжалось: я вспомнил, с какой легкостью эта кошечка перебила отряд охотников возле Норты. Но гаттьена спокойно восприняла мою ласку. Тихонько заурчала и снова ткнулась мордой мне в ногу.

— Лэйрдганатх, — сказала девушка, и в ее глазах зажглись веселые искорки. — Моя помощь тебе больше не нужна.

— Погоди, я ничего не понимаю, — я посмотрел на девчонку, потом на оборотня, потом снова поднял глаза на свою спасительницу. — Что вообще происходит-то, а?

— Ты можешь находить растение лигрох. Ты спас эту бьенагат, служительницу Алиль. Это значит, что богиня выбрала тебя. Ты ее избранник, Лэйрдганатх. Повелитель кошек.

— Что это значит?

— Служительницы Алиль узнали о твоем милосердии. Они будут подчиняться тебе и помогать в твоих делах, если тебе понадобится их помощь. А Уитанни высказала желание стать твоей спутницей. С ее помощью ты сможешь попасть в забытый храм Алиль.

— И зачем мне все это нужно?

— Такова воля Сестер. Они считают, что ты способен выполнить их задание.

— У меня башка от вас кругом идет! Ты можешь мне хоть что-нибудь толком объяснить?

— Не могу, — девушка покачала головой. — Я воин, а не маг. Доверься Уитанни и судьбе. Ты выполнишь то, что не смогла сделать бедная Маргет.

— Маргет? Женщина, которую Звездоносцы сожгли в Норте?

— Да. Прежняя хозяйка Уитанни. Маргет была волшебницей, Светлой. Мы, народ ши, верим, что каждая живая душа сочетает в себе Тьму и Свет. Но есть редкие души, в которых нет мрака. У Маргет была такая душа. Она обладала тем же даром, что и ты, могла находить растение лигрох, исцеляла болезни и отгоняла злых духов, порожденных Магией Смерти. Ее сила была велика — бедняжка и сама не знала, насколько велика. Таких людей и в прежние времена было очень мало, а сейчас они и вовсе исчезли. Звездоносцы убивают их в первую очередь. В землях к югу остался только один настоящий светлый маг — человек по имени Тимман.

— Тимман? Шериф Томбурка? Он продал меня в рабство Гальдвику.

— Тем не менее, именно он сообщил нам о твоем появлении, и мы смогли найти тебя. Он странный человек, но он сумел найти правильный путь. Не держи на него зла, он не смел открыться тебе до конца.

— Значит, вы знали, что Гальдвик пошлет меня искать корни и кору?

— Конечно. Люди очень предсказуемы.

— Еперный театр! Да, переплелось тут все у вас, хрен распутаешь. — Я посмотрел на оборотня, устроившегося у моих ног. — И что мне делать с этой красоткой?

— Уитанни дала богине Алиль обет служить тебе. Она не смогла защитить свою госпожу Маргет и сама едва не погибла. Если бы не твоя помощь, ей бы не выжить.

— Вот оно что… Но я все равно ничего не могу понять. Причем тут это растение? Что вообще от меня требуется?

— Это может сказать тебе только Алиль. Ты должен идти в ее забытый храм. Уитанни знает, как туда добраться. Она поможет тебе в дороге.

— Хорошо, — я понял, что спорить бесполезно, остается только принять все происходящее со мной, как необходимость. — Мне остается только покориться.

— Тогда я ухожу. До встречи, drannac. Однажды мы встретимся с тобой, обещаю.

— Как твое имя?

— Зендра, — сказала девушка, загадочно сверкнув глазами. — Я внучка Даэга-ан-Граха. А тебя ведь Кириэль зовут?

— Да. Береги себя, Зендра.

— Saleen a dranac! До свидания, и счастливого пути.

Зендра помахала мне рукой и скрылась в туннеле, из которого мы пришли в пещеру. А я остался с гаттьеной. И с ворохом мыслей, в которых мне еще предстояло разобраться. Одно было ясно — я вырвался из рабства с помощью таинственных ши и стал избранником какой-то кошачьей богини. Хорошо это или плохо, пока судить рановато, но мысль, что я больше не раб, ложилась бальзамом на мое сердце. И еще, мне предстоит новое, незапланированное приключение. А если так, нечего тянуть резину, надо действовать. Быть может, я все-таки найду в итоге ответы на свои вопросы, перестану чувствовать себя слепым щенком и доберусь-таки до де Клерка. Или, по крайней мере, сумею разыскать Веронику.

Глава девятая

Если боги говорят с тобой, слушай внимательно. Дважды они повторять не будут.

Фраза, приписываемая Фемистоклу

Признаться, я так привык к невероятным поворотам событий в этом странном мире, что ничему не удивился. Ни тому, что я обрел свободу, ни своему непонятному возвышению — в одночасье я превратился из презренного раба в лэйрдганатха, Повелителя кошек. Забавный титул, однако я понимал, что за ним кроется что-то очень серьезное. Размышлять над тем, что мне это дает, и к чему обязывает, я не желал, да и времени на праздные раздумья у меня не было. Следовало как можно быстрее найти де Клерка и Веронику.

С наступлением темноты мы с Уитанни покинули пещеры и отправились к забытому храму. Я представления не имел, что это за место, и потому мне оставалось только одно — следовать за моей новой компаньонкой через ночные пустоши. Впрочем, теперь пустоши сильно изменились. К северу от горной гряды, о которой я говорил, начинались леса. По всей видимости, я покинул Воклан и земли, принадлежавшие вальгардцам, и теперь оказался в Саратхане — владениях народа ши. Это меня несколько приободрило: вряд ли мои преследователи сунутся сюда. Тем не менее, я не мог избавиться от тревоги до конца. Мне казалось, что теперь по моим следам идет целая армия.

Я понемногу начал привыкать к компании оборотня. Общество Уитанни не пугало меня, но некоторая опаска осталась. Я чувствовал себя как, наверное, чувствовал себя Маугли, подружившийся с очаровательной грациозной молодой пантерой Багирой — вроде бы и здорово иметь такую вот хищную «подругу», но с другой стороны, зверь есть зверь, и никогда не узнаешь, что у него на уме. Впрочем, Уитанни особо не опекала меня — едва мы покинули пещеру, она умчалась куда-то вперед и возвращалась ко мне только для того, чтобы показать путь. От пещеры-убежища на север шла старая почти совершенно разрушенная дорога, видимо, когда-то проложенная здесь строителями народа ши. Судя по всему, именно она вела к месту, которое в данный момент стало целью моего путешествия. Уитанни время от времени появлялась вдали, как бы давая мне понять, что я иду правильно.

Я шел по ночной равнине, поросшей сосновыми и березовыми рощами. Красотища была невероятная. Я наматывал километр за километром по этому чудесному ландшафту (Бог ты мой, как же эта картина напоминала мне наш русский пейзаж!), под великолепным звездным небом и думал о тысяче вещей — прежде всего, конечно, о Веронике. То, что со мной происходило в последние дни, неумолимо уводило меня от моего первоначального плана: найти мою напарницу и свалить из этого странного мира. Однако сейчас я понемногу начал понимать, каким же наивным был вначале. Я совершенно упустил из виду, что перестал быть Кириллом Москвитиным и непонятным образом стал Эрилом Греганом, крейоном и рабом местного высокого лорда, потом целителем, потом снова рабом и вот, наконец — Повелителем кошек. Точнее, одной кошки, которой мне посчастливилось спасти жизнь.

Оборотни, маги, инквизиторы, эльфы-ши. В странной компании я оказался, ей-Богу. Вроде бы, я начал ко всему этому привыкать. Так и хотелось сказать самому себе — то ли еще будет!

Дорога углубилась в лес, и вот тут я решил остановиться. Не потому, что было страшно — я понимал, что в этих краях и с такой спутницей мне ничего не грозит. Просто лес был настолько густым, что кроны деревьев совершенно скрыли небо. Блуждать между вековыми соснами мне совершенно не улыбалось, так что я решил переждать до утра и заодно отдохнуть и подкрепиться. Нашел небольшую полянку, расстелил на траве свой плащ, присел, достал из сумки остатки хлеба и мяса.

Уитанни появилась немедленно и неслышно.

— Да вот! — сказал я гигантской кошке, жуя горбушку. — Подождешь до утра. Я устал.

Гаттьена несколько раз ударила хвостом по земле (у кошек, насколько я помню, это означает раздражение) и тут же скрылась между березами. Я спокойно доел свой скудный ужин (или завтрак?), растянулся на плаще и попробовал заснуть. Время терпит, до утра надо переждать. Нечего блуждать в потемках.

Я даже не заметил, как заснул. Разбудил меня холод, пробиравший до костей. Стуча зубами, я вскочил на ноги и, мотая еще тяжелой ото сна головой, начал приплясывать на месте, пытаясь согреться.

Гаттьена не заставила себя ждать.

— Уитанни буаннн, — промурлыкала она.

— Вот уж ни хрена не понятно, что ты там говоришь, — бросил я, продолжая свою чечетку. — И вообще отвернись, мне отлить надо.

Кошка с видимой неохотой ушла с поляны. Я забрался в кусты, справил нужду, очистил свою одежду от налипшей на нее хвои и мусора и вернулся на поляну, чтобы забрать плащ. Накинул его на плечи и почувствовал, что сразу стало теплее. И вот тут…

— А-а-а-а! — заорал я, не столько от испуга, сколько от неожиданности. На краю поляны стояла фигура в длинном плаще с капюшоном. Плащ был камуфлированный, весь в бурых, желтых и зеленых пятнах, так что фигура почти сливалась с окружающими поляну деревьями и кустарником.

— Испугался? — Молодая женщина сбросила капюшон, и я смог увидеть ее лицо. На вид лет тридцать, очень симпатичная, с большущими глазами, изумрудно-зелеными, как весенняя листва и рыжеватыми густыми локонами, падающими на плечи. — Прости, не хотела.

— Ты кто такая?

— Я Алиль, Владычица леса. Ты ведь ко мне идешь?

— Точно, — я понял, что встреча состоялась. — А мне тут про какой-то храм говорили.

— Мой храм — это природа, Кириэль. Мои жертвенники — это лесные поляны, большие камни и озера. Всякий, кто приходит в эти места, становится паломником, посещающим мои святыни. Только теперь многие забыли, что такое пути Алиль. Потому-то природные алтари и называются часто забытым храмом.

— Рад слышать это. В смысле, что я пришел туда, куда надо было идти. А я уж думал, мне придется искать какое-то конкретное место.

— Ну, если уж по совести говорить, до алтаря ты немного не дошел. Он чуть дальше, в лесу. Пришлось мне самой к тебе пожаловать.

— Извини, я не знал. Просто я сильно устал за день пути.

— У тебя есть вопросы ко мне, Кириэль?

— Их очень много. Начнем с того, что я…

— Пришелец, — закончила за меня Алиль. — Я это знаю. Твоя душа слилась с телом бедного крейона, и теперь ты не знаешь, что делать дальше. Сейчас ты ищешь девушку, которая попала в Вальгард вместе с тобой.

— Верно. И я пытаюсь понять, как такое стало возможным.

— Все дело в магии Омайн-Голлатар, она слишком сильная, чтобы исчезнуть совершенно после разрушения самих Врат. Тейо был слишком могущественным магом. Но только силу он свою утратил — так наказали его Сестры из Нильгерда за гордыню и самоуправство. Теперь окончательно закрыть Врата не способен никто, и это большое несчастье для нас. Дух вашего мира продолжает пребывать в нашей реальности и творит великие бедствия.

— Прости меня, а нельзя ли поконкретнее?

— Хорошо. Если ты пришел сюда, значит, твой разговор с Даэг-ан-Грахом состоялся, и ты знаешь, что происходит. Поэтому не буду посвящать тебя в предысторию и сразу скажу, что от тебя требуется. Ты можешь спасти свою подругу и вернуться в свой мир только в том случае, если Врата будут закрыты навсегда. Постой, не перебивай. Это очень сложная задача, и выполнить ее будет совсем непросто. Дело в том, что Сестры не раз пытались закрыть Врата и остановить разрушение нашего мира, но у них ничего не выходило. Очень долго мы пытались понять, почему. В итоге мы все-таки нашли истинную причину этого несчастья. Всему виной появление в нашем мире человека по имени Уильям де Клерк.

— Я слышал о нем, — я понял, что сейчас узнаю кое-что очень важное. — Мне о нем много рассказывали. И что же такого натворил де Клерк?

Сначала — ничего. Он был простым менестрелем, чистой и восторженной душой, которую вдохновляли грезы о прекрасных таинственных мирах. Тейо встретил его, когда в первый раз прошел через ворота Омайн-Голлатар и решил показать ему, что такой мир существует на самом деле. Так де Клерк оказался тут. Он считал, что он попал в волшебный мир, придуманный поэтами и сказочниками его реальности, и это очень помогало ему творить. Все бы осталось по-прежнему, но Тейо, нарушив волю Сестер, дал де Клерку прочитать книги Азарра, открыв пришельцу тайны одной из трех самых могущественных магических школ нашего народа — Магии Слова. Тейо считал, что де Клерк, возвратившись в свой мир, сможет при помощи Слова влиять на своих соплеменников и в итоге изменить ту страшную действительность, в которой они прозябали, и которая так потрясла Тейо, когда он впервые посетил мир де Клерка.

— Ага, вроде как Мессией станет. Вот только не говорите мне, что Иисус Христос тоже был из вашего мира!

— Я не знаю, о ком ты говоришь, Кириэль, но ты должен понимать, что миров много, и есть те, кому дано видеть их сверхъестественным зрением поэта или пророка. Так или иначе, де Клерк стал магом, причем очень могущественным. Магия Слова наделила его долголетием и умением разговаривать с людьми, живыми существами и стихиями. Поначалу Сестры не видели в том большой беды, но когда началось нашествие из Драганхейма, все стало ясно.

— Не вижу никакой связи. Причем тут дар де Клерка и варвары из Драганхейма?

— Де Клерк был обычным человеком — ни богом, ни ши. И он получил дар невероятной силы. Его возвращение в ваш мир совершенно изменило бы его дальнейшее развитие, он стал бы постепенно уподобляться нашему миру, поскольку де Клерк принес бы в него дух Красоты и Гармонии. Вначале так оно и было, ваш мир начал меняться, и Даэг ан-Грах, думаю, говорил тебе об этом. Но мы забыли одну простую вещь — была и обратная сторона такого магического воздействия. Невольно принесенный де Клерком дух его времени начал менять уже нашу реальность. Дух силы, воинской доблести, крови, смерти, разрушения. Понимаешь, о чем я?

— Не совсем.

— Де Клерк получил сверхъестественные способности. Тейо отправил его обратно в его мир, но очень скоро де Клерк вернулся. Из его слов выходило, что в том, вашем мире, дар Слова навлек на него великие беды. А спустя короткое время нас постигло нашествие из Драганхейма. Сестры поняли, что всему виной де Клерк.

— Постой, это ведь совершенно невероятно. Никогда не поверю в то, что один-единственный человек мог так изменить вашу реальность.

— Ты очень мало знаешь о Магии Слова, Кириэль. Другой причины нет. Две роковые ошибки решили нашу судьбу — открытие ворот Омайн-Голлатар и обучение де Клерка. Мы хотели изменить в лучшую сторону ваш мир, но случилось обратное — мы потеряли все то, что сами создавали веками. Дух вашего мира оказался сильнее, разрушать всегда легче, чем созидать. И носителем этого духа стали те, кто оказался посвящен в тайну де Клерка. Наверняка он рассказал кому-то о том, что с ним случилось.

— Понимаю, — я сразу подумал о Маргулисе и о том странном деле, с которого начались мои невероятные приключения. — В моем мире де Клерк столкнулся с могущественным злом и вынужден был снова бежать в вашу реальность. Пока де Клерк находится в вашем мире, Магия Врат продолжает действовать, и дух разрушения губит ваш мир. Я прав?

— Ты умница, Кириэль. Ты все правильно понял.

— Остается еще одно — причем тут я?

— А ты еще не понял, Кириэль? — Алиль покачала головой. — Ты сын Уильяма де Клерка.

— Я? — Я аж подпрыгнул на месте, так меня поразили слова Владычицы леса. — Я? Сын менестреля из четырнадцатого века? Скажи еще, что мой папа — Дункан Маклауд из клана Маклаудов!

— Конечно, ты мне не веришь, но это правда. Пока Врата остаются открытыми, де Клерк вынужден скитаться между мирами. Это продолжается уже шесть столетий.

— Моего отца зовут Сергей Москвитин!

— Когда ты оказался в нашем мире, тебя звали Эрил Греган, не так ли? Всегда можно сменить имя.

— Постой, погоди, — я чувствовал, как волосы шевелятся у меня на голове. — Купина ши. Отвар, который я выпил в детстве. Отец говорил, что он был в командировке…

— Все правильно. Кириэль. Именно так все и было. Видишь, мне даже не пришлось тебе рассказывать, как и почему ты приобрел возможность видеть растение лигрох. А ведь именно поэтому я хотела встретиться с тобой.

— КБ «Пламя», — продолжал я, захваченный внезапно наступившим озарением, — Вероника про него говорила. Мой отец там работал. И папаша Маргулиса там тоже работал, в одно и то же время, в шестидесятые годы. Еперный театр, они ведь могли знать друг друга! Отец ушел от нас с мамой, когда мне было десять лет, больше я его никогда не видел. Мама говорила, он будто бы в Москву перебрался… Ах, я кретин, идиот идиотский, как же я с самого начала не допер-то!

— О чем ты, Кириэль?

— Неважно, — я вытер ладонью покрывшийся испариной лоб. — Погоди, помолчи немного, а то у меня сейчас мотор встанет. Это надо переварить, такого я себе даже представить не мог.

— Очень жаль, если мои слова причинили тебе боль.

— Нет, я просто такого не ожидал, честно говорю. Уильям де Клерк — мой отец! А кто моя мама — императрица Екатерина Великая?

— За де Клерком охотились не только в вашем мире, но и тут. Созданный завоевателями Звездный Орден знал о де Клерке. Однако причинять ему вред инквизиторы не собирались, ведь де Клерк был вольно-невольно залогом их могущества. Его присутствие в Элодриане — так назывался наш мир до нашествия северян, — обеспечивало нужное направление магических энергий. Наоборот, они стремились сделать так, чтобы де Клерк постоянно находился в этом мире и никогда не покидал его. Им это на руку.

— Что ж, выходит, Орден знает, кто я такой?

— Возможно, Кириэль. Но сейчас не об Ордене речь. Ты должен спасти нас. Найти своего отца и заставить его покинуть наш мир. Только после этого Сестры смогут запечатать навсегда Врата Омайн-Голлатар.

— И что же мне делать?

— Встретиться с де Клерком.

— Именно этого я и хочу. Только вот я все время иду в Набискум, а попадаю черт-те куда. То в рабстве окажусь, то еще где.

— В Набискум тебе сейчас не попасть. Там стоят войска короля Готлиха, и сам гроссмейстер Звездного Ордена Лука Валленхорст сейчас в Набискуме. Сканирующая магия орденцев засечет всякого чужака, пробравшегося в город. Тебя ждут пытки и смерть. Следует поискать другой способ встретиться с де Клерком.

— Какой же?

— Пока не знаю. Придумай сам что-нибудь.

— Хороший совет! Ты же богиня, неужели не можешь мне даже в этом помочь?

— Нет, — глаза Алиль вспыхнули сердитыми огоньками. — Ты дерзок, но я понимаю тебя. Я могу только дать тебе часть своей силы, а именно возможность управлять подвластными мне живыми существами. И еще это, — Богиня протянула руку к тоненькой молодой березке, росшей у края поляны, коснулась ее, и деревце превратилось в длинный посох, окованный серым металлом, похожим на свинец, с одной стороны и явно золотом с другой. — Возьми, пригодится.

— Что это? — Я принял посох: он был тяжелым, отлично сбалансированным и мог при случае хорошо послужить в драке.

— Посох Пилигрима Алиль. Его удары повергнут наземь любого врага. Захочешь добить противника — коснись поверженного свинцовым концом посоха, и он умрет. Захочешь исцелить раненного — используй золотой конец.

— Серьезно? — Я посмотрел на посох, потом на Владычицу леса. — Вот за это спасибо. Только пока не понимаю, как твой подарок поможет мне встретиться с де Клерком.

— Он облегчит тебе твой путь. Тебе предстоит встретиться с врагами-людьми и врагами-нежитью. Этот посох защитит тебя и от тех, и от других, поверь мне.

— Нежить? О чем это ты? Об оборотнях — вильфингах?

— О Вечных. О тех, кому поклоняются северяне, сами не понимая, каких злобных тварей они превратили в своих богов. Вечные уже знают о тебе. Пока тебя защищает древняя магия ши, которую ты получил, отведав напиток из растения лигрох. Но Вечные обладают великой силой, и надо быть готовым встретиться с ними лицом к лицу. Я не сомневаюсь, что рано или поздно ты столкнешься с самим Злом, а не его прислужниками.

— Зачем ты пугаешь меня?

— Я не пугаю. Только предупреждаю. Вечные обладают чудовищной силой, но и они смертны. Запомни, в бою с ними твой главный союзник — огонь.

— Огонь? Они что, боятся огня?

— Как и все порождения Северного Мрака. Посмотри на посох, который я дала тебе. Свинец — металл холода и смерти, он несет гибель. Золото — солнечный металл, посвященный стихии Огня, он несет тепло и свет. Этот посох смертоносен для любой нечисти, порожденной Вечным Морозом.

— Алиль, я понял, почему в замке Гальдвика рабам не разрешали пользоваться открытым огнем. Он отпугивает тварей из Мрака, а они…

— Используют рабов, как пищу, — закончила Алиль, и меня от его слов пробрал ледяной озноб. — Ты храбрый человек, Кириэль, и удача пока не оставила тебя. Я хочу, чтобы ты победил. В тебе надежда всех, кто называет себя частью старого мира. Ты расположил мое сердце к себе, когда спас от смерти Уитанни, и я хотела помочь тебе и отблагодарить.

— Что мне теперь делать, Алиль?

— Найди способ встретиться с де Клерком.

— Хорошо, — я понял, что принимать решения я почему-то должен самостоятельно. — Я попробую.

— Я знала, что наш разговор будет полезным, — Алиль улыбнулась. — Уитанни поможет тебе. Не обижай ее, она хорошая девочка.

— Никогда в жизни не обижал женщин.

— Прощай, Кириэль. И счастливого тебе пути!

Я не успел ничего сказать — фигура Алиль просто слилась с колышущимися тенями под кронами деревьев, и богиня леса просто исчезла у меня прямо на глазах. Осталось только странное чувство, какое бывает у человека, столкнувшегося с чем-то необъяснимым — и тяжелый боевой посох у меня в руке. Солнечные лучи, проникавшие сквозь листву, ослепительно бликовали на золотом набалдашнике посоха.

Легкие шаги за спиной заставили меня обернуться.

Это была Уитанни — уже не в кошачьем облике, а в человеческом, закутанная в жемчужно-серое покрывало с неизменным капюшоном: видимо, эти самые капюшоны были обязательным атрибутом одежды ши. Впрочем, капюшон был опущен, и я мог видеть потрясающую черную как ночь шевелюру и чудесное личико гаттьены. Еще в ту ночь, когда я лечил Уитанни близ Норты, я обратил внимание на ее совершенную красоту, теперь же, при дневном свете, она показалась мне и вовсе куколкой. Лицо сердечком, милый курносый носик, нечеловечески большие круглые глаза — в человеческом облике Уитанни было слишком много кошачьего, но это делало ее, на мой вкус, еще привлекательнее.

— Ллеу, — промурлыкала гаттьена, протянув ко мне руку с перламутровыми ноготками. — Уитанни мьен.

— Вот уж не понимаю, — сказал я. — Не знаю я вашего языка. А ты на моем говоришь?

— Уитанни нньярр, — гаттьена состроила милую страдальческую гримаску. — Ллеу ньятфарр нуамм.

— Ага, все ясно. Это почти по-русски, — я ткнул себя пальцем в грудь. — Лэйрдганатх?

— Йенн, — Уитанни подняла руки в молитвенном жесте, ее круглые глазищи восторженно вспыхнули. — Ллеу лэйрдганатх.

— Уитанни? — Я показал пальцем на девушку.

— Уитанни, — гаттьена кивнула и ослепительно улыбнулась, показав мне остренькие белые клыки. — Уитанни ллеу дуэррен ни гар.

— Придется мне выучить твой язык, я так понял, ты по-человечески ни бельмеса ни говоришь, — вздохнул я. — Что будем делать, кошечка?

Уитанни перестала улыбаться и с самым недоумевающим видом пожала плечиками.

— И я не знаю, — сказал я. — Ладно, принимаю решение. Де Клерк сейчас в Набискуме. Я не могу сам туда попасть, но могу найти человека, который отыщет в Набискуме моего папашу и передаст ему весточку от меня, так ведь? Вывод — топаем в сторону Набискума. Показывай дорогу, мурка.

* * *

Итак, друг ситный, давай подытожим, что мы знаем на данный момент.

Сергей Николаевич Москвитин, кандидат физико-математических наук, твой отец — на самом деле английский менестрель, родившийся во времена «черной смерти», современник Джеффри Чосера и, похоже, прототип знаменитого Томаса-Рифмача. Невероятно? Конечно, мне бы того в приступе белой горячки не привиделось бы. А разве все, что с тобой происходило последние несколько недель — нормально?

Когда-то, много лет назад, отец дал мне напиток из растения лигрох. Вот почему на меня пал выбор Маргулиса, — он непонятным образом тоже со всем этим связан, — и я оказался в этой реальности. Теперь мне предстоит найти отца и покончить с всем этим кошмаром.

То, что я узнал об этом мире с самого начала, было неправдой. Ни Кастельмаре, ни Люстерхоф не открыли мне всего. Лишь Тимман очень осторожно постарался объяснить мне ситуацию — не доверял мне до конца? И только потом я узнал все как есть, от Черной ши, Даэг ан-Граха и Алиль. Доблестные и храбрые рыцари короля Готлиха и самоотверженные инквизиторы из Звездного Ордена, сражающиеся с нечистью в виде оборотней и их хозяев-колдунов — на самом деле прислужники неведомого Зла из северных земель Драганхейма, которое нечаянно пробудил де Клерк. И это зло теперь методично и безжалостно уничтожает этот мир, некогда принадлежавший нынешним рабам-крейонам и таинственным эльфам с их чудесными животными, одно из которых теперь повсюду следует за мной. Как говорится, сын за отца не отвечает, но как-то не так становится от мысли, что мой батюшка к этому причастен.

И самое мерзкое — я пока не знаю, с какого конца мне ко всему этому подступиться. Алиль права: в Набискуме меня немедленно схватит Орден. Так что пока остается первоначальный план — найти человека, который найдет в городе де Клерка и передаст ему предложение встретиться. Ох, и хочу я посмотреть на него! Неужто и в самом деле папа и сын встретятся через столько лет?

Если так, я все ему выскажу. И за то, что он нас с мамой когда-то бросил, и за то, что я по его милости влип во все это дерьмо. Будет, о чем поговорить…

Так, Уитанни бежит обратно. Что такое? Похоже, что-то не так…

* * *

Всадников было человек двадцать. Они так внезапно возникли из плотного, обступившего нас с Уитанни тумана, что я не успел ничего понять. Наверное, я был так погружен в свои размышления, что даже не услышал звяканья сбруи и чавканья копыт по болотной грязи.

Мы с Уитанни оказались в середине живого кольца. Я взял посох наперевес, хотя понимал, что в драке «один против двадцати» у меня вряд ли есть хоть один шанс, даже с волшебным оружием в руках. Уитанни, вопреки ожиданию, звериного облика не приняла — видимо, при свете дня гаттьена могла быть только человеком. Вид у моей спутницы был растерянный и самый беспомощный, что меня удивило едва ли не больше, чем внезапное появление кавалькады. А всадники выглядели очень неприятно. Рожи у всех самые бандитские, обросшие бородами самых разных фасонов, покрытые шрамами. Возглавлял эту шайку до зубов вооруженных подонков воин в отличной вороненой кольчуге и закрытом шлеме горшком, отделанном золотом и черной эмалью. За его спиной один из воинов держал штандарт с гербом — на малиновом поле кулак сжимает зигзагообразную молнию.

— Крейонский ублюдок и эльфийская шлюха, — прогудел воин из глубин своего шлема. — Шастают по моей земле и без моего позволения.

— Приветствую высокого лорда, — сказал я, делая отчаянную попытку разрулить сложившуюся ситуацию миром. — Я лекарь, путешествую по северным землям. Сейчас иду в Набискум. Очень сожалею, что никак не могу загладить вину перед высоким лордом. У меня — увы, — нет ни одной монетки.

— Рубарт, — обратился рыцарь к одному из своих спутников, — заставь каналью поплясать!

Рыжий воин в клепаной бригантине спешился и направился ко мне, вытянув из ножен длинную кавалерийскую саблю с эфесом корзинкой. Глядя на его ухмыляющуюся рожу, я понял, что сукин сын считает меня очень легкой жертвой. Надо бы попробовать растолковать ему, что он ошибается…

Воин с пронзительным воплем прыгнул вперед, нанес удар саблей, целя мне в голову. Но и меня Бог быстротой реакции не обделил, я парировал его выпад посохом и сам яростно заорал — пусть не думает, скотина, что я его боюсь! Воин был несколько огорошен, он и впрямь не ожидал, что ему окажут хоть какое-то сопротивление, однако тут же попробовал достать меня парой боковых ударов. Их я тоже отбил без особого труда, чем всерьез разозлил моего противника.

— Сдохни! — заорал он и бросился на меня.

Возможно, Рубарт был хорошим фехтовальщиком, однако делал все время одну и ту же ошибку — смотрел в то место, куда собирался нанести очередной удар. Это позволяло мне достаточно легко отбивать его выпады, и все, что меня беспокоило, так это прочность посоха Алиль. Бой затягивался, сидевшие в седлах товарищи моего противника начали посмеиваться, видимо, их забавляло то, что Рубарт никак не покончит с каким-то крейоном. Я же, сосредоточившись на том, как бы не пропустить атаку врага, не мог нанести ответный удар. Рубарт начал злиться, глаза его побелели от бешенства, с губ вместе с вязкими нитями слюны слетали самые грязные ругательства. Он пытался обмануть меня хитрым обводом — я в очередной раз разгадал его атаку и все-таки сумел, парируя удар, как следует влепить ему свинцовым концом посоха по руке. Рубарт взвыл от боли, выронил саблю, и вот тут я от всей души врезал ему концом посоха в живот. Бандит сложился пополам и рухнул в грязь.

Признаюсь, больше всего на свете мне хотелось размозжить ему голову, и я бы, наверное, сделал это, но тут меня вывели из стихии боя пронзительные крики Уитанни. В гаттьену вцепилось сразу человек шесть, и один из подонков держал кинжал у ее горла. Так что я сразу забыл о поверженном мерзавце и метнулся было освобождать Уитанни, однако командир отряда опередил меня.

— Эй, отпустите девку! — велел он, и Уитанни немедленно вернули свободу. Девчонка тут же бросилась ко мне и спряталась за мою спину. — Парень победил. Это был хороший бой.

Убедившись, что с Уитанни все в порядке, я глянул на корчащегося в грязи Рубарта. Парень явно умирал — видимо, даже один удар посоха Алиль был роковым. Дыхание его перешло в хрип, изо рта пошла алая пена. Я ему то ли грудную клетку сломал, то ли легкие расплющил.

— Джерк, помоги Рубарту, — велел рыцарь одному из своих людей, и тот, спешившись, двинулся к раненому, доставая из ножен корд. Я сразу сообразил, что он собирается сделать.

— Эй, постойте! — крикнул я. Еще пару секунд назад я сам желал смерти моего противника, однако мысль о том, что сейчас раненому перережут на моих глазах горло, была мне крайне неприятна. Заодно у меня появилась возможность попробовать и целительный эффект посоха, раз уж я испытал в деле его боевые возможности. — Он не так безнадежен, как кажется. Дайте мне.

Я подошел к задыхающемуся Рубарту и ткнул его золотым концом посоха. Тот закашлялся, отхаркнул кровавый ком и на мгновение затих. Мне даже показалось — он умер. А потом раненый глубоко вздохнул и уставился на меня ошалевшим взглядом. Наступила такая тишина, что не передать.

— Значит, это правда, — сказал, наконец, командир отряда и снял шлем. Ему было под пятьдесят, лицо широкое, с поломанным носом, один глаз мутный и полуприкрытый, второй, серый и льдистый, буквально сверлил меня взглядом. — Все так, как рассказал Люстерхоф. Ты парень, вылечивший гаттьену.

— Ну и что? — спросил я с некоторым вызовом.

— А то, что я заинтересовался тобой с той самой минуты, как услышал о тебе. Я Итайо Бриш, шестнадцатый барон Вар-Лоэндер, потомок Вига Непобедимого, одного из королей Вальгарда. Ты находишься на моих землях, крейон.

— Барон Бриш? — Я вспомнил рассказ Люстерхофа. — Барон-мятежник, не так ли?

— Так меня называют иногда, — на губах Бриша мелькнуло что-то вроде улыбки. — Мои враги. Ты ведь не из числа?

— Я мирный человек, — ответил я. — Все, чего я хочу, так это беспрепятственно продолжить мой путь.

— Куда ты идешь?

— В Набискум.

— Пучина Дребла, ну и простак! — Барон засмеялся. — Смерти ищешь? В Набискуме сейчас собралось все сучье отродье, во главе с главным королевским шакалом Хагеном и этой змеей, гроссмейстером Валленхорстом. Ты и твоя эльфийка не проживете в Набискуме дольше двух суток, уж поверь мне.

— Мне очень надо попасть туда, высокий лорд. Я ищу…, - я едва не сказал «моего отца», — одного человека. Мне очень нужно его найти.

— Дело твое. Однако хочу сказать тебе, что мне нужен хороший лекарь. А ты, судя по всему, неплохой целитель, будь я проклят. Так что вот тебе мое слово — сам Итайо Бриш предлагает тебе поступить к нему на службу. Коли согласен, так добро пожаловать. А коли нет — убирайся отсюда подобру-поздорову. Я не всегда бываю добрым.

— Я могу подумать?

— Только одну минуту. Не люблю мямлей.

Признаться, выбор был нелегкий. Я понятия не имел, что может ждать меня на службе у барона Бриша. Однако мне нужны союзники, и у Бриша наверняка есть свои люди в Набискуме, через которых можно связаться с де Клерком…

— Я согласен, — ответил я и поклонился. Лицо барона сразу просветлело.

— Я знал, что у тебя есть разум, крейон, — ответил он, уперев руку в бок. — Отныне ты мой слуга, а это значит, что ты вправе рассчитывать на мою защиту и будешь получать вознаграждение за хорошую службу. Но сначала, — барон извлек из ножен длинный меч и протянул его мне рукоятью вперед, — положи ладонь на мой клинок и поклянись, что будешь верным слугой моего дома.

— Клянусь, — сказал я, выполнив приказ барона.

— Хорошо. Если ты нарушишь клятву, то этот меч покарает тебя. Как твое имя?

— Кириэль Сергиус.

— Добро пожаловать в мою дружину, Кириэль Сергиус, — сказал барон. — И помни, что отныне твоя жизнь в моих руках. Постарайся не лишиться моего благорасположения.

Глава десятая

Если тебе поручили невыполнимое задание, значит, ты единственный, кто сумеет его выполнить.

«Записки Рина, наемного убийцы»

Замок барона Бриша оказался весьма любопытным местом. Предки шестнадцатого барона Вар-Лоэндера, некогда получившие эти земли в ленное владение, оказались людьми практическими и смекалистыми. Придя в эти места, они не стали строить обычный деревянный форт, вроде того, что я видел у Гальдвиков, а нашли развалины древнего городища ши и в течение нескольких поколений методично и с известным размахом восстанавливали, что можно было восстановить, и перестраивали то, что можно было перестроить. В итоге получилась мощная крепость, окруженная стенами, построенными частью из светло-серого эльфийского бетона, распиленного на блоки и уложенного в правильную кладку, частью из скрепленных раствором природных камней. Плюс башни, весьма высокие и мощные — и тоже перестроенные из древних башен ши. Я глядел на эту твердыню, и мне стало понятно, почему король Вальгарда никак не может справиться с мятежным бароном. Взять такую крепость с ее высокими стенами, боевыми башнями, рвами и частоколом, да еще полную головорезов, вроде тех, что сопровождали барона Бриша, непросто даже для большого войска. Лучшего убежища нельзя и пожелать, хотя… Я понятия не имею, чего от меня может потребовать в будущем барон Бриш. Так что радоваться пока рано. А самое неприятное — я далек от своей цели так же, как и в начале моих странных скитаний.

Несмотря на то, что Бриш обошелся с нами вполне благородно, я не чувствовал себя в безопасности. Его воины всю дорогу держали нас с Уитанни в плотном кольце, и я не раз перехватывал их очень недружелюбные взгляды. Покоцанный мной Рубарт оправился настолько, что уже уверенно, не охая и не морщась, ехал на своей лошади, но я понимал, что нажил себе злейшего врага, и этот враг очень скоро попытается рассчитаться со мной за пережитое унижение. Чтобы скрыть свои страхи, я напустил на себя самый независимый вид и время от времени улыбался и подмигивал Уитанни. Девушка немного меня удивила — она держалась очень смиренно, словно была не грозной гаттьеной, а какой-нибудь крепостной девчонкой, вроде моей названной сестрицы Бреа. Наверняка все это было неспроста, но почему Уитанни так себя вела, я пока не мог понять.

— Ты что, киса? — шепнул я ей однажды, но Уитанни ничего не ответила и лишь опустила голову так, чтобы я не мог видеть ее глаз. Странные, однако, существа эти гаттьены. Или девчонка просто знает что-то такое, чего не знаю я?

Между тем мы проехали крепостные ворота, и я увидел то, что еще раз убедило меня в хозяйственности и основательности рода Бришей. Двор замка был мощеным — по сути, это был кусок площади древнего города ши, сохраненный в своем первоначальном виде, даже фонтан в центре площади остался. Вот только дальний конец двора был отделен от площади земляным валом, и ветер доносил с той стороны очень неприятный запах. Я сначала подумал, что там расположены отхожие рвы, но ошибся.

Как и в замке Гальдвика, здесь было много солдат. Лучники и арбалетчики, меченосцы и алебардисты, в кольчугах, кожаных доспехах и стеганых камзолах. А еще посреди двора стояли две здоровенные пушки на деревянных лафетах, направленные жерлами в сторону ворот. Да уж, у Бриша были серьезные аргументы на случай нападения на замок.

Барон между тем спешился, бросил поводья подбежавшему груму и сразу направился к нам с Уитанни.

— Это мой дом, — заявил он. — Полагаю, тебе не следует объяснять правила поведения. В замке нет тюрьмы, поэтому за мелкие проступки я наказываю так, — и Бриш показал на массивную деревянную пыточную раму с цепями на возвышении справа от нас, — а если и порка тебя не проймет, то тогда сведешь знакомство с обитателями волчьей ямы.

— Волчья яма?

— Пойдем, покажу, — предложил барон.

Велев Уитанни ждать меня у ворот, я пошел за Бришем. За валом в дальнем конце двора был большой квадратный котлован, утыканный по краям обращенными внутрь деревянными кольями. На дне ямы, среди разбросанных костей и клочьев шерсти сидели на корточках три парня — полуголые, мускулистые, с сивыми гривами. Похоже, барон Бриш обзавелся своими собственными вильфингами.

— Вы подкармливаете их пленниками? — спросил я.

— Я подкармливаю их врагами. Иногда. Не окажись в числе моих врагов, крейон.

— Чего ты от меня хочешь?

— Для начала хочу понять, кто ты. Следуй за мной. Без девки, — добавил барон, заметив, что я собираюсь вернуться к Уитанни. — Ее не изнасилуют без моего приказа, будь уверен.

Несколько заинтригованный происходящим, я двинулся вслед Бришу. Барон привел меня в свои покои на втором этаже главной башни замка. Я терпеливо ждал, пока Брин при помощи оруженосца освобождался от доспехов, переодевался в теплую меховую куртку и согревался кубком гретого вина, которое принес слуга-подросток. Мне пунша, конечно же, никто не предложил. Так я и стоял посреди зала, опершись на свой посох, и ожидая, когда Бриш снизойдет до разговора со мной. И дождался.

— Рассказывай, — сказал барон.

— Что рассказывать?

— Все.

Естественно, я не стал говорить о том, кто я на самом деле и как оказался в этом мире. Коли назвался раз Кириэлем Сергиусом из Блиболаха, так нечего менять легенду. Я начал с трогательной истории о своем сиротском детстве, о пурпурной чуме, которая едва не унесла меня в могилу и лишила памяти, о добром старике Ду Фойсте, взявшем меня в ученики и научившим азам знахарского искусства. О том, что, умирая, мой старый учитель велел найти в Набискуме человека по имени Уильям де Клерк и рассказать о его смерти. Я рассказал барону о том, как был в Норте, как попал в команду Матьюша Хавелинка и участвовал в охоте на гаттьену, как исцелил раненного оборотня и отправился на север, пытаясь пробраться в Набискум. Упомянул я и о Тиммане, и о том, как попал в замок Гальдвика, о купине, о работе, которую поручил мне Лёц из Виссинга, и как меня потом освободили ши. Единственное, о чем я не стал рассказывать, так это о своих разговорах с Черной Ши, Даэг-ан-Грахом и Алиль. Неизвестно, какие отношения у Бриша с эльфами.

— Все верно, — сказал Бриш, когда я выговорился. — Все так, как рассказал мне Люстерхоф, я имею в виду, про Норту и оборотня. Зачем ты вылечил зверя?

— Честно? Мне просто стало жалко ее.

— Свирепую тварь, которая едва тебя не прикончила?

— Она была ранена и отравлена ядом охотников. Мне удалось ей помочь.

— Глупо и недостойно воина проявлять такую жалость к дикой хищной твари. Однако я не осуждаю тебя, ты лекарь, а лекари должны исцелять любого, кто страдает. Кто открыл тебе секрет травы ши?

— Мой учитель Ду Фойст.

— Каналья Гальдвик рассчитывал исцелиться от проказы, — злорадно заметил Бриш, потирая ладони, — но теперь сгниет от нее окончательно, клянусь Дреблом! Давно пора сжечь его смрадное логово вместе с ним. А где ты эту эльфийку нашел?

— Встретил в лесу на границе Саратхана, — сочинил я на ходу. Мне стало ясно, что Бриш не раскусил до сих пор, кто такая на самом деле Уитанни. — Она была ранена, и я ее вылечил. С тех пор она все время идет за мной, как привязанная.

— Ты спишь с ней?

— Нет.

— Почему?

— Мне кажется, она этого не хочет.

— Она не хочет! — Барон рассмеялся. — Забавный ты малый, Кириэль Сергиус. И имя у тебя дурацкое. Но ты полезный человек. Очень полезный. Благодаря тебе я смогу осуществить один план, который давно вынашиваю.

— Я не воин, милорд, я просто…

— Знаю, — перебил меня Бриш. — И потрудись выслушать, что я тебе сейчас скажу. Человек по имени Лёц из Виссинга когда-то служил мне. Вернее, делал вид, что служил. Он был подослан ко мне Орденом, чтобы убить. Я раскрыл его козни и собирался повесить каналью, но Лёц сумел сбежать. Больше того, он сумел похитить у меня одну реликвию, которую я хранил много лет.

— Барон расскажет мне о ней?

— Да, потому что тайна Итайо Бриша по вине моего родного брата-предателя теперь известна проклятому Ордену, а это значит, что она перестала быть тайной. Мой покойный отец еще в юности сдружился с ши и узнал от них о волшебных свойствах древнего оружия, которое изготавливали маги-кузнецы Арк-Альдора. Альдорская сталь смертоносна для всех порождений Айтунга. Однако секрет изготовления оружейной стали Арк-Альдора давно утерян, и даже эльфы его не помнят. Или делают вид, что не помнят. Как раз в ту пору мой отец вел войну с Орденом, отвоевывая у прислужников Вечных эти земли, и эльфы подарили ему вот этот меч, — Бриш показал на клинок с ажурной гардой и тускло мерцавшим в полутьме зала оголовником, привешенный к его поясу. — Отец назвал этот меч Гельда, в честь моей матери, и в день моего посвящения в рыцари подарил его мне. Он почти пятнадцать лет жизни потратил на поиск древних эльфийских клинков и сумел найти еще три меча и кинжал, изготовленные в старину в мастерских Арк-Альдора. Кинжал был особенно ценной находкой — мой маг прочитал письмена на его клинке, из которых следует, что кинжал принадлежал самому Шоннаху, королю-воителю ши. Однако за последующие годы удача нам ни разу не улыбнулась, и больше найти альдорские клинки не удавалось. Незадолго до смерти отец составил завещание, в котором назначил меня хранителем волшебного оружия. Мой младший брат Арло был недоволен таким решением. После смерти отца Арло поссорился со мной из-за наследства и стал верным слугой дома Готлиха. Наверняка этот жалкий пес рассказал Звездоносцам о волшебном оружии. Проклятый Лёц появился в моем доме вскоре после предательства Арло, выдав себя за боевого мага из великого герцогства Виссинг, и я, честно скажу, не разглядел в нем шпиона. Мерзавец дал мне клятву служить верно и преданно, и надо отдать ему должное, он очень быстро расположил меня к себе — в первую же неделю службы он прикончил вильфинга, досаждавшего моим ребятам на дальней заставе к северу отсюда. Убить вильфинга, да еще в одиночку — дело невероятное, и Лёц показался мне настоящим героем. Я тогда еще не знал всей правды. Потом Лёц еще трижды уничтожал вильфингов, появлявшихся в наших краях, так что я был очень к нему расположен. Так расположен, что имел глупость вооружить его одним из альдорских мечей, доставшихся мне от отца. Глаза мне раскрыл мой оруженосец Тьерри — он заметил, как негодяй разговаривает с моими вильфингами, теми, что ты видел в яме. Тут я все и понял, но не успел прикончить сукиного сына. Лёц удрал и меч с собой унес.

— Я видел у него этот меч, — не выдержал я. — Эльфийская скале, так?

— Да, так. Этому мечу цены нет, а я отдал его негодяю. Иногда щедрость оказывается большой глупостью. Убедившись, что поганец Арло не обманул их, Орден начал поиски альдорских клинков по всему северу, от Брутхаймы до Саратхана. Но найти их в древних руинах дело совсем непростое. Древняя магия ши очень сильна, и нам, потомкам народа, покорившего когда-то эти земли, не попасть в запретные подземелья и чертоги. Вот почему Лёц решил использовать тебя для поисков альдорских клинков.

— Понимаю, милорд. Ты хочешь, чтобы я разыскивал эти клинки для тебя?

— Я хочу большего, юноша. Моя мечта — получить рецепт изготовления стали из Арк-Альдора.

— Прошу прощения, но разве это возможно?

— Когда негодяй Арло предал нашу семью и переметнулся к Ордену, его сын Франко не последовал примеру отца-предателя, остался со мной. Он и предложил мне добыть магический рецепт древней стали. Мы долго готовили этот поход. Прошлым летом Франко взял с собой двадцать опытных бойцов и моего личного мага, брутхаймца Лордера, и отправился на север, в древние земли ши. Затея была безумная, но Франко удалось убедить ши в своих мирных намерениях и пройти их земли без стычек. Он нашел крепость Арк-Альдор и даже сумел проникнуть в нее, но рецепт не добыл.

— Почему?

— Потому что Арк-Альдор принадлежит мертвецам, и они защищают свои сокровища. — Бриш постучал кулаком по столу, вызывая пажа. — Мой племянник погиб, Лордер тоже. Из всего отряда, посланного на поиски Арк-Альдора, вернулись три человека, покрытые незаживающими ранами от ожогов и укусов и полубезумные. Им хватило сил добраться до замка, но вскоре они умерли один за другим в страшных мучениях, повторяя в бреду одни и те же слова про встающих мертвецов и огненных призраков, которых невозможно убить. У одного из бедняг был дневник Франко, в котором он подробно описал путь к Арк-Альдору, но я отказался повторять поход. Я решил, что проникнуть в Арк-Альдор невозможно. Я просто погублю себя и своих людей.

— Милорд? — Паж склонился на пороге, ожидая приказа.

— Принеси вина, — велел барон и знаком отпустил мальчишку, потом повернулся ко мне. — С твоим появлением можно попробовать снова заполучить секреты Арк-Альдора.

— С моим появлением? — Я почувствовал, что мои внутренности нехорошо зашевелились. — Не понимаю…

— Все просто. Ты отличный лекарь, и эльфы к тебе расположены, если ты способен добывать части Куста Ангелов. Они не станут нам препятствовать, когда мы отправимся к Арк-Альдору через их земли. Сражаться будут мои люди, тебе надо будет лишь исцелять их. С твоей помощью нам удастся победить мертвую стражу Арк-Альдора и заполучить секрет древней стали. Франко, бедолага, свято верил, что в забытых архивах Арк-Альдора обязательно должен храниться рецепт варки альдорской стали и ковки оружия. И тогда мой кузнец сможет отковать десятки — нет, сотни мечей, кинжалов, наконечников для копий и алебард. И, клянусь Дреблом и всеми моими предками, что после того в этих землях не останется ни одного оборотня! Я лишу Орден их главного оружия — страха перед нечистью, которая ему служит. Вот тогда посмотрим, кто истинный хозяин Севера — я или этот жалкий пес Готлих.

Барон говорил с воодушевлением, его здоровый глаз сверкал огнем в полутьме зала, и поза была самой воинственной. Тут вошел паж с вином, и Бриш, разгоряченный собственным красноречием и прожектерством, тут же влил в себя большой кубок, а потом, в порыве великодушия, велел пажу наполнить кубок и протянул чашу мне.

— Выпей, — велел он, — выпей за успех моего предприятия. Знай, крейон, если ты поможешь мне заполучить секреты Арк-Альдора, я щедро награжу тебя. Так награжу, что твои внуки, и внуки твоих внуков будут рассказывать всем о щедрости Итайо Бриша!

Не скажу, что идея барона меня удивила. С самого начала было ясно, что Бриш строит в отношении меня какие-то планы. Конечно, эта затея меня испугала. Упоминание о мертвецах и огненных призраках, охраняющих Арк-Альдор, никак не вызывало у меня желания туда отправляться. Однако я понимал, что отказ невозможен — Бриш уже принял решение, и отговаривать его пустое дело. Тем не менее, я осторожно попытался это сделать.

— У милорда действительно превосходная идея, — начал я, тщательно подбирая слова, чтобы случайно не ляпнуть чего-нибудь лишнего, — однако позволю себе поделиться своими опасениями. Мне льстит, что милорд так высоко оценивает мои умения, но это меня в то же время пугает. Я всего лишь скромный ученик лекаря, не владеющий магией. Все, что я умею — это зашивать раны, вправлять вывихи и исцелять простейшие недуги, вроде насморка. Милорд барон, между тем, собирается предпринять небывалый поход и сразиться со сверхъестественным врагом, которого, как мне кажется, без помощи сильного мага не одолеть. Меня мучают сомнения — оправдаю ли я твое доверие?

— Придется постараться, крейон. От тебя не требуется сражаться, так что успокойся. В замке есть комната, в которой покойный Лордер варил свои микстуры, там ты наверняка сможешь найти кое-что полезное. У тебя три дня, чтобы приготовить все необходимые снадобья для похода. Тьерри проведет тебя и покажет покои, в которых ты будешь жить. Ступай.

Судя по тому, как резко упала температура голоса барона Бриша, продолжать спорить дальше было опасно. Поэтому я просто выпил вино и поклонился. Барон вызвал оруженосца и велел провести меня в лабораторию Лордера.

Лаборатория оказалась просторной, но сырой и темной комнатой на самом верхнем этаже донжона. Мой предшественник собрал тут много самого разного и неожиданного инвентаря, начиная с фарфоровых тиглей, реторт, колб и ступок, заканчивая устрашающего вида клещами, пилами и ножами, явно позаимствованными у палача. Все это добро загромождало огромный, в пол-комнаты лабораторный стол, лежало на камине, на стульях, красовалось на полках одного из двух шкафов рядом с книгами. Книги, кстати сказать, заинтересовали меня куда больше, чем лабораторные инструменты, особенно когда я прочел названия ингредиентов, выставленных во втором шкафу. Лордер был парень аккуратный, все ингредиенты хранились в керамических горшочках и кувшинах с плотными пробками, и на каждом была бирка с названием зелья. Я еще мог представить себе, как можно использовать толченый уголь, порошок серы или костяную муку, но вот для чего нужны субстанции, вроде выпаренной мочи девственницы, толченых зубов грамкина или семян эльфийского яблока? Поскольку оруженосец в дверях терпеливо ждал, когда я закончу осмотр моего рабочего места, я не стал томить парня и, взяв наугад с полки пару книг, которые выглядели особенно потрепанными, дал проводить себя в свою комнату.

Здесь было довольно уютно и мило. Мебель была достаточно изящной, стрельчатые окошки пропускали много света, каменный пол был чистым, а из камина шло приятное тепло от кучи еще тлеющих углей. А еще в комнате меня ждала Уитанни — ее уже проводили сюда слуги барона.

— Ллеу фьярррт, — заявила она мне с лучезарной улыбкой: наша встреча явно обрадовала ее. — Уитанни ньетт уирр.

— Ежели господину лекарю что-нибудь понадобится, я к его услугам, — сказал Тьерри, вручил мне ключ от лаборатории, поклонился и вышел.

— Господин лекарь! — сказал я, когда мы с Уитанни остались одни. — Еще вчера я был рабом, а теперь вот повышение. Растем, кошечка?

— Йенн, — согласилась Уитанни.

Мне внезапно пришло в голову, что моя спутница каким-то образом сумела скрыть свою сверхъестественную природу от людей барона Бриша. Я сразу вспомнил, что мне рассказывал про гаттьен охотник Хальдвиг — дескать, днем их невозможно отличить от обычной женщины. Впрочем, барон и его люди приняли Уитанни за эльфийку. То беспокойство, которое проявляла Уитанни, когда мы въехали в замок, я тоже теперь мог объяснить — моя киса почувствовала вильфингов, сидевших в волчьей яме. Но и волки-оборотни, похоже, никак на нее не отреагировали. Я внимательно осмотрел девушку и не заметил, чтобы в ее облике что-то изменилось с первого момента нашего знакомства. Однако мой пристальный взгляд гаттьену явно смутил, Уитанни опустила глазищи и набросила на голову капюшон.

— Ладно, ладно, — сказал я, поймав себя на мысли, что я все время забываю, кто же такая Уитанни. Надо бы помнить, что многие животные вообще-то не выносят, когда им смотришь в глаза.

— Уитанни слеа друиннрр, — промурлыкала девушка, показав на кровать.

Признаться, я покраснел и совершенно растерялся. Однако Уитанни имела в виду совсем не то, о чем я подумал. Расценив мое молчание, как согласие, девушка улыбнулась, забралась на кровать и, свернувшись в клубочек, совсем по-кошачьи, заснула. Я смотрел на нее и тут обратил внимание на одну вещь, которой раньше не замечал.

В ту ночь, когда я лечил Уитанни близ Норты, девушка была совершенно обнаженной. С момента нашей второй встречи гаттьена носила длинный эльфийский шелковый плащ с капюшоном — разумеется, когда имела человеческий облик. Теперь я заметил на ее запястьях и щиколотках интересные украшения — тоненькие поблескивающие браслеты из светлого, похожего на серебро металла. Я сразу вспомнил, что в своем зверином обличье гаттьена имеет на лапах пышные манжеты. Присмотревшись, я увидел, что на браслетах выгравированы какие-то письмена. Мои познания в языке ши были примерно такими же, как в языке австралийских аборигенов, но я был уверен, что в Норте у девушки этих браслетов не было. Это могло быть просто украшение, но я с недавних пор начал придавать значение любой мелочи. Полюбовавшись на уснувшую в самой изящной позе гаттьену (во сне Уитанни очень так эротично вытянула одну ножку, демонстрируя мне великолепный изгиб своих бедер!), я вспомнил о прихваченных из лаборатории книгах. Одна из них называлась «Гербариум Нострум» и являлась, по сути, подробнейшим травником, вторая, автором которой значился некто Аль Сардони из Гумиры, была озаглавлена «Волшебные чудодейственные зелья, эликсиры, декокты и афродизиаки, и ингредиенты, для изготовления оных потребные». Пожалуй, у меня появилось все необходимое для того, чтобы поучиться местной алхимической премудрости.

Книги оказались настоящим сокровищем. В последующий час я узнал массу интересного о лекарственных снадобьях и магических эликсирах, причем рецепты и технология приготовления были расписаны безукоризненно. Но это еще больше усилило мою тревогу. Лордер наверняка все это знал, был сильным магом, но его зелья и его магические знания не помогли племяннику барона пробраться в Арк-Альдор. Оба они погибли. Чего же от меня требовать — от невежи, самозванца из другого мира, в котором каждый знает об антибиотиках и дезодорантах, но никто понятия не имеет о том, как сварить Эликсир Кожи Огра или зелье отражения черной немощи? Эх, мне бы сюда сейчас вместо всех этих рецептов автомат Калашникова, или хотя бы автоматический дробовик, да патронов к ним побольше! Листая книгу о травах, я натолкнулся на статью о купине ши. Лекарь Ульфилла сказал правду — корень и кора купины ши считались лекарством от всех болезней, универсальным противоядием и сильнейшим средством отражения любой враждебной магии. Автор утверждал, что найти купину обычному человеку никогда не удастся, на это способен либо особо могущественный маг, либо человек, однажды отведавший волшебный напиток из этого растения. Короче, именно моя история. Я нашел рецепты двух отличных эликсиров из купины ши — надо будет попробовать их приготовить. Ну нет у меня автомата Калашникова, так что будем использовать по всей программе то, что под рукой.

У меня есть две книги с волшебными рецептами, посох Алиль, которым можно убивать и исцелять, и женщина-кошка, которая, как я понимаю, готова драться за меня — а уж как она дерется, я однажды имел возможность видеть. И еще у меня есть самое жгучее желание поскорее найти Веронику и… де Клерка. Не могу я считать его своим отцом, пока не увижу!

Может быть, всего этого будет достаточно для того, чтобы не погибнуть.

Глава одиннадцатая

Если слова не расходятся с делом, значит, душа и разум едины.

Белая книга Азарра

В последующие три дня, определенные мне Бришем для подготовки к походу, я почти не выходил из лаборатории, колдуя над ретортами и ступками. Не буду описывать как я, считай, что методом научного тыка, изготавливал описанные в книге Аль Сардони эликсиры и мази. Однако все оказалось совсем не так сложно, как казалось вначале. Сэр Артур Конан Дойл, видимо, счел оригинальным наделить своего Шерлока Холмса талантом химика, но и я, далеко не самый лучший российский сыщик-любитель, в школе имел по химии пятерку — правда, после окончания школы мне мои знания валентности, периодической системы Менделеева и ароматических углеводородов с никакой стороны не пригодились. Короче, к вечеру третьего дня я располагал неплохой подборкой лекарственных зелий, причем приготовленных по всем правилам магического искусства. Мне даже удалось сварить легендарный «Идеальный эликсир» из корней и коры купины ши, который Аль Сардони называл в своей книге «лучшим и совершеннейшим из всех целебных зелий». А еще я смог проверить действие кое-каких зелий на практике — в один из дней ко мне в лабораторию заявился воин из дружины Бриша, страдавший чем-то вроде экземы. Я снабдил его свежесваренным по рецепту из книги Аль Сардони бальзамом от ран и ожогов, и на следующее утро мой пациент прибежал ко мне ни свет, ни заря и, сияя от радости, заявил мне, что впервые за много месяцев проспал ночь спокойно, не испытывая мучительного зуда. Мне даже неловко было слышать его похвалы в мой адрес. Осыпав меня самыми лестными эпитетами, латник получил от меня еще одну порцию бальзама, оставил мне в благодарность за лечение две бутылки отличного красного вина и превосходно обработанную волчью шкуру и ушел, повторяя, что впервые в жизни встретил лекаря, заслуживающего уважения, а не виселицы.

— О, оказывается, могем! — заявил я Уитанни, когда латник ушел. — Не такой уж я никчемный лэйрдганатх, как казалось вначале, да, киса?

— Йенн, — мурлыкала гаттьена, глядя на меня влюбленными искрящимися глазами. — Ллеу д`арх лэйрдганатх фьянн ма гулайн.

Уитанни называла меня «ллеу». Что означало это слово, я понятия не имел, но гаттьена всегда произносила его с милой гримаской, означавшей, по всей видимости, высшую степень расположения. Все то время, что я находился в лаборатории, Уитанни была со мной и с живейшим интересом наблюдала за всеми моими действиями. Меня очень забавляли ее непосредственность и совершенно детская восторженность. Но я заметил и еще одну вещь — Уитанни охотно брала в руки, обнюхивала и даже пробовала на вкус те зелья, которые я набодяжил, но вот до флаконов с эликсиром из купины ши даже не притронулась.

Ночью я запирал Уитанни в лаборатории, снабдив ее едой, которую мне в избытке выдавал повар барона. Я делал это по двум причинам — во-первых, не хотел, чтобы кто-то распознал в Уитанни оборотня, а во-вторых, лучшей охраны для моих зелий просто нельзя было придумать. Так мы конспирировались три дня, а потом, как раз накануне дня выступления в поход, в замке появился мой старый знакомый, Робрандт Люстерхоф.

Охотник поприветствовал меня совершенно по-дружески, и, как мне показалось, он был искренне рад встрече. Естественно, вопросов у него было море. Но вот что меня по-настоящему удивило — это реакция Люстерхофа на мою спутницу. Он был обрадован тем, что Уитанни выжила.

— У тебя появилась отличная подружка, лекарь, — сказал он мне с самым серьезным выражением лица. — Не завидую я тому, кто попытается тронуть тебя в ее присутствии.

— Уже тронули, — сказал я и рассказал о том, как встретился с Бришем и его людьми. Но Люстерхоф только посмеялся.

— Барон большой оригинал, — сказал он. — Я нисколько не сомневаюсь, что он просто хотел тебя немного попугать, и Уитанни это почувствовала. Уж поверь мне, если бы тебя на самом деле намеревались убить, она повела бы себя по-другому. Девчонка не захотела тебя компрометировать, и ты должен быть ей за это благодарен. То, что ты всыпал Рубарту, наверняка убедило старика в том, что ты парень стоящий. Ты лучше расскажи, как тебе удалось добраться до земель Бриша.

Я понятия не имел, стоит ли мне откровенничать с Люстерхофом, поэтому про свои встречи с Изначальными рассказывать не стал. Поведал охотнику про Тиммана, про то, как старый хитрован запродал меня Гальдвику, как я сбежал от него (тут я приврал немного, сказав, что сумел сделать ноги, когда охранявшие меня вильфинги сцепились с какими-то призраками из тумана!), а потом наткнулся на Уитанни, которая, оказывается, меня разыскивала. Судя по веселым искоркам в глазах Люстерхофа, в мою историю он не поверил.

— Ври больше, — заявил он, когда я закончил. — Твой посох явно подарок ши. Да и от Лёца и его тварей ты бы так просто не ушел. Наверняка тебе эльфы помогли. Но это не мое дело. Главное, что ты тут, а это значит, что теперь я смогу отомстить за смерть Маргет. Я уже говорил с бароном и знаю, что он задумал. Хорошее дело, клянусь Дреблом! Я участвую.

— Мне кажется, затея очень опасная. Племянник барона погиб, когда пытался найти магические архивы ши.

— Все опасно, мой друг, в этой жизни. Жить вообще опасно. Ты сообщил мне важную и очень неприятную новость. Я о Лёце говорю. Это редкостный сукин сын. То, что он появился в Воклане, совсем не случайность. Орден что-то серьезное затеял, готов поклясться. Барон тебе рассказывал, как Лёц обвел его вокруг пальца?

— Рассказывал. Мне Лёц тоже не понравился. Он разыскивает старинные клинки ши и хотел, чтобы я ему помогал.

— Совсем этим не удивлен. Мечи и ножи из Арк-Альдора — самое эффективное оружие против любых порождений магии Айтунга. Всегда мечтал иметь такой.

— Но ты, как я помню, охотился на гаттьену, не имея такого оружия, — заметил я.

— Мы использовали орденский волчий бальзам. Хороший сильный яд, но древние альдорские клинки все равно лучше. Кстати, как ты сумел найти противоядие от бальзама охотников?

— Случайно. Просто очень сильно хотел помочь.

— Не хочешь, не говори, — сказал Люстерхоф. — Однако запомни, что если в Ордене узнают, что ты исцелил гаттьену, раненную отравленным оружием, они весь мир перевернут, но найдут тебя и прикончат. Маги Ордена считают, что от волчьего бальзама нет противоядия. Это их большой и тщательно охраняемый секрет. Они и вильфингами-то управляют, используя страх оборотней перед этим ядом.

— Интересно, — я подумал, что мне всерьез стоит озаботиться поисками белладонны, чтобы создать еще противоядие. В лаборатории Лордера этого растения не было. Но, с другой стороны, в книге рецептов нет ни одного снадобья из белладонны. Жаль, что я не расспросил Флагельгафта, как он готовил свое зелье. Что поделаешь — все мы часто сильны задним умом.

— Чем больше я узнаю тебя, Кириэль Сергиус, тем больше убеждаюсь, что Орден сделает все, чтобы до тебя добраться, — продолжал Люстерхоф. — Пока тебе везло. Я очень удивлен таким везением. Множество людей, гораздо более хитрых и смекалистых, чем ты, закончили свой путь на кострах или на плахе. Ты все еще жив. Наверное, незримые силы очень расположены к тебе.

— Я всего лишь скромный лекарь.

— Да, которому служит оборотень и помогают эльфы. — Люстерхоф потянулся в кресле, хрустнул суставами. — Я хочу выпить. Составишь мне компанию?

— Прости, нет, — сказал я. — Мне нужно приготовить еще пару снадобий до утра. Я лучше поработаю.

— Я говорил с бароном. Он очень решительно настроен. А я думаю, у меня никогда не будет такой отличной возможности отомстить за Маргет. Я сделаю все, чтобы Орден записал меня в число своих главных врагов, — Люстерхоф недобро усмехнулся. — Эти ничтожества еще проклянут день, в который лишили меня моего счастья.

* * *

На рассвете меня разбудили слуги барона и повели к Бришу. Хозяин замка ждал меня в рыцарском зале. Он был в отличных доспехах и при мече. За его спиной стояли два оруженосца, тоже в полном вооружении.

— Мне сказали, что ты приготовил нужные снадобья, — сказал он, когда я поклонился. — Молодец, ты не заставил меня ждать. Хочу наградить тебя. Тьерри!

Наградой оказался кинжал. Совсем неплохой, сантиметров сорок пять в длину, обоюдоострый, с удобной рукоятью из кости, крепкой чашкой и изящно сделанными сафьяновыми ножнами. Я обнажил оружие — лезвие было из светлой стали, с черненой гравировкой на голоменях. Поклонившись барону, я повесил кинжал на пояс.

— Если мы найдем то, что ищем, обещаю — ты получишь настоящий альдорский клинок в награду, — пообещал барон. — А еще во всех землях тебя назовут другом семьи Бришей. Но сначала встань на колени.

Я подчинился, не совсем понимая, что задумал барон. Однако секунду спустя все стало ясно. Бриш шагнул ко мне, обнажил свой меч и трижды опустил его на мои плечи, а потом провозгласил:

— Жалую тебе, Кириэль Сергиус, лекарь из Блиболаха, рыцарский титул. Помни о принесенной присяге и рыцарских обетах, первейшими из которых являются верность сеньеру, доблесть, честь и смирение. Назначаю тебя своим личным сквайром-медикусом и обязуюсь обращаться с тобой, как с добрым вассалом, защищать тебя, кормить и поить, награждать тебя за преданную службу и наказывать за проступки и преступление клятв и обетов. Помни, что с этого мгновения ты мой вассал, а я твой сеньер. Отныне ты можешь есть мясо и пить вино за моим столом, как равный мне. Да будет так! Теперь можешь встать, рыцарь Кириэль.

Я поднялся, несколько смущенный и ошеломленный. Похоже, я делал в этом мире быструю и блестящую карьеру. Из вилланов в лекари, из рабов в рыцари. Будет, что рассказать Веронике, когда я ее найду…

— Иди, мой друг, — сказал барон, — приготовься к походу. Мы выступаем после утренней трапезы. Тьерри зайдет за тобой и твоей спутницей. Она отправится в поход с нами, и я очень рассчитываю на нее.

— Так милорд… догадался?

— С первого мгновения, как только увидел тебя и ее. Ты действительно необыкновенный маг, если тебе служит гаттьена. Ступай.

Уитанни встретила меня радостной улыбкой.

— Я теперь рыцарь, — сообщил я девушке. — Рыцарь, о как! Из грязи в князи.

— Ллеу фрруанн, — промурлыкала Уитанни, и в ее голосе прозвучала какая-то неожиданная ирония. — Ньяр тьенн мгррау овай йоста.

— Ага, все понятно. Жаль, что я не говорю на твоем кошачьем языке. Барон велел мне собраться, сегодня мы выступаем. Так что скоро сможешь побегать на свежем воздухе.

Уитанни опять улыбнулась и сверкнула глазами — похоже, она прекрасно меня понимала. Я улыбнулся ей в ответ и занялся сборами. Вещей у меня кот наплакал, так что все, что мне предстояло сделать, так это собрать в сумку зелья. Чтобы хрупкие керамические флаконы не разбились, я завернул каждый в тряпку. Запихав флаконы в сумку, я положил сверху хирургический набор и книгу Аль Сардони (вдруг пригодится?) и посмотрел на Уитанни. Девушка с истинно кошачьим вниманием следила за вороной, устроившейся на коньке крыши в нескольких метрах от окна нашей комнаты.

Глядя на гаттьену, я вдруг подумал о том, какое же невероятное приключение выпало на мою долю. И что бы я сказал человеку, который пришел бы ко мне в офис на улице Жукова и начал рассказывать все то, что на самом деле случилось со мной. На мгновение у меня появилось чувство, что я просто-напросто сошел с ума и все, что я вижу вокруг — всего лишь видения, порожденные моим больным воображением. Но тут в мои мысли вошел оруженосец Тьерри, сообщил почтительно, что барон ждет нас к завтраку, и мы с Уитанни отправились вслед за ним в трапезную.

* * *

В полдень отряд выступил из замка. Пятьдесят человек, половина людей Бриша, — каждый с запасной лошадью, — плюс ручные вильфинги, и сам барон возглавил экспедицию, оставив замок заботам своего эконома. Воины Бриша были вооружены до зубов, и я с удивлением отметил, что кроме разнообразного холодного и метательного оружия, от палашей, пик и секир до арбалетов, у некоторых из них имеются еще и самопалы, хоть и довольно грубой работы. Я уже видел во дворе замка Бриша кулеврины, но ручного огнестрельного оружия мне еще не приходилось встречать в этом мире, потому не удержался и спросил у барона, как давно они используют подобные штукенции.

— Удивлен? — Бриш засмеялся. — Это все Лордер, добрая ему память. Это он в свое время пронюхал один из секретов Ордена — рецепт изготовления адского зелья. Он же изготовил первый самопал. Мне эти штуки не очень по сердцу, вони, дыма и грохота от них много, а урон небольшой. Однако у меня нет выбора — хороших луков и арбалетов у нас немного. Самопалы в какой-то мере восполняют эту нехватку.

Барон со свитой поехал дальше, оставив меня размышлять над новой загадкой — в этом мире, оказывается, знают о порохе и его свойствах. Используют крепостные пушки и примитивные фитильные ружья. Если сопоставить мир Вальгарда с нашей цивилизацией, получается где-то век четырнадцатый. Странное совпадение — как раз в четырнадцатом веке по нашему летоисчислению Уильям де Клерк оказался в этой реальности. Однако почему орденские охотники у Норты охотились за гаттьеной без огнестрельного оружия? То ли оно еще не всем доступно, то ли неэффективно. А если его бесполезно применять против оборотней, то в чем причина?

Нам с Уитанни выдали лошадей, и я с удивлением обнаружил, что гаттьена очень ловкая наездница. Впрочем, чего удивляться — кошачья ловкость во всем проявляется. Еще неожиданнее было то, что лошадь, казалось, совершенно спокойно восприняла такую необычную всадницу. Зато вильфинги, почуяв Уитанни, буквально не сводили с нее глаз. Мне это очень не понравилось.

Люстерхоф был с нами. Охотник поздравил меня с новым титулом и заметил, что с самого начала предлагал мне служить Бришу.

— Ты был прав, Ромбрандт, — сказал я ему. — А мне моя глупость стоила больших неприятностей.

— Один совет, парень, — сказал Люстерхоф, подъехав ближе и понизив голос. — Я знаю человека, который сейчас выполняет у Бриша обязанности Псаря. Он неплохой маг, но до Лёца ему далеко. Бьюсь об заклад, что он не всегда может справиться с этими тварями. Поэтому следи за тем, чтобы твоя гаттьена не сцепилась с оборотнями барона.

— Она не сцепится, — пообещал я, посмотрев на Уитанни: женщина-кошка держалась справа от меня, закрыв голову капюшоном. — Но я беспокоюсь о том, что случится, если мы натолкнемся на орденских вильфингов. Не затем я ее спасал, чтобы позволить погибнуть.

— Все возможно, — Люстерхоф пожал плечами. — Но она всего лишь гаттьена. Ты, как я посмотрю, привязался к ней.

— Ты когда-нибудь держал дома кошек, Ромбранд? — спросил я.

— Нет. Ненавижу кошек.

— А я их люблю. Очень.

— Оно и видно, — заметил Люстерхоф и, махнув мне рукой, отъехал в голову колонны.

— Драннак ан-драэхх фьенна, — сказала Уитанни с презрительной гримаской. Я так понял, ее слова относились к Люстерхофу. Мне было нечего ей ответить, и я просто пожал плечами, еще раз сказав самому себе, что неплохо бы на досуге озадачиться изучением языка этих странных созданий.

Весь день мы ехали по сырой пустынной дороге, и я был предоставлен самому себе. Лишь на закате отряд остановился на ночлег на вершине большого холма с уже знакомым мне кромлехом, в центре которого красовался каирн из белых камней. Воины поставили шатер для барона как раз рядом с ним. Я стоял, держа своего конька в повод, и наблюдал за их работой, и тут ко мне подошла Уитанни.

— Уитанни фринн аэ-мьярр, — сказала она, показав рукой в сторону горизонта. Я так понял, что моей подружке пришло время принять вторую сущность, и она не желает, чтобы это видели люди барона.

— Конечно, иди, — разрешил я, думая о своем. Гаттьена благодарно улыбнулась и побежала к подножию холма. В ее беге было столько грации и изящества, что я залюбовался ей. И не я один — многие воины барона проводили Уитанни весьма выразительными взглядами.

— Эй, Кириэль!

Я обернулся. У одного из менгиров стоял Люстерхоф и махал мне рукой.

— Идем, барон тебя желает видеть, — сказал он.

Я передал своего коня одному из солдат и пошел к шатру. Барон полулежал в походном шезлонге с кружкой вина в руке. Кроме Бриша в шатре были оруженосец Тьерри и невысокий темноволосый человек с круглым бледным лицом, облаченный в куртку из вареной кожи и высокие сапоги.

— Входи, Кириэль, — пригласил барон. — Хочу побеседовать с тобой.

— Всегда к услугам милорда, — сказал я и поклонился.

— Это Лабиш, мой Псарь, — пояснил барон, показав на человека в кожаной куртке. — Он жаждет услышать твою историю.

— Мою историю?

— Мне интересно, каким образом ты, ваша милость, сумел приручить гаттьену, — произнес Лабиш, глядя на меня с любопытством.

— Я спас ее, — ответил я и в очередной раз пересказал историю моего знакомства с Уитанни. Однако Лабиш был слишком искушен в своей области, чтобы не копнуть поглубже.

— Прошу прощения, но я не могу принять твою историю за чистую монету, — сказал он с некоторым вызовом в голосе. — Всем известно, что оборотни не знают, что такое благодарность. Приручить их невозможно.

— Однако тебе же вильфинги подчиняются, — бросил я.

— Здесь совсем другое. Я управляю ими при помощи особой и очень сильной магии Воздействия, при этом они остаются дикими и злобными от природы. Если бы ты, ваша милость, лучше знал тайные магические практики Ордена, ты бы понял, как опасно работать с вильфингами.

— Кажется, я понимаю тебя, мэтр Лабиш, — сказал я. — Ты опасаешься, что нам могут повстречаться враги, и в их числе будет Псарь… ээээ, более опытный, чем ты. Он сумеет переподчинить себе твоих вильфингов, и тогда нам всем придется плохо, не так ли?

— Нет, нет, и нет! — воскликнул Лабиш, лицо которого пошло красными пятнами. Судя по его реакции я догадался, что попал в самое яблочко. — Я ручаюсь, что смогу управлять своими вильфингами. Я о другом говорю. Магия, при помощи которой тебе удалось приручить оборотня, может обладать ужасной разрушительной силой, и это меня очень пугает.

— Ах, вот оно что! — Я все понял: Лабишем просто-напросто овладела самая обыкновенная профессиональная ревность. Он увидел в моем лице удачливого соперника, и теперь пытается восстановить против меня Бриша. — Не стоит волноваться, мэтр Лабиш. Уитанни очень необычный образец своей породы. Дело в том, что до меня она служила некоей волшебнице, казненной Орденом в Норте. Это может подтвердить достойнейший Ромбранд Люстерхоф, который сейчас находится здесь, в отряде — он был влюблен в бедняжку Маргет. Так что не стоит делать из мухи слона. Никакой магии, всего лишь немного хорошего отношения. Я не маг, всего лишь лекарь, которому посчастливилось спасти эту гаттьену от неминуемой гибели — что же удивительного в том, что она расположена ко мне? Она привыкла к людям, вот и ведет себя сообразно привычке. Кошка — она и в Вальгарде кошка.

— В это очень трудно поверить, — ответствовал мэтр Лабиш, надув губы. — У меня другое объяснение такой странной преданности. Уж слишком подозрительно твое умение общаться с этими тварями и твои знания целебных свойств зелий и трав.

— То есть, ты меня обвиняешь в колдовстве? — Я придал своему лицу самое презрительное выражение. — Не ты первый, мэтр Лабиш. Орден давно меня ищет, чтобы убить. Но ничего-то у них пока не получается. И у тебя не выйдет меня опорочить, я могу за себя постоять.

— Это верно, — барон Бриш сделал своему Псарю знак помолчать и не сотрясать воздух гневными тирадами. — Не сердись на мэтра Лабиша, он весьма предан мне и очень беспокоится за исход нашего предприятия. А мне нужно услышать от тебя только одно — уверен ли ты, что твоя гаттьена останется верна тебе в трудную минуту? Менее всего мне хотелось бы получить удар в спину.

— Милорд, вы удостоили меня своим доверием, так поверьте еще раз, — ответил я. — Уитанни совсем не такое чудовище, как принято считать. И в нужный момент она придет нам на помощь, будьте уверены.

— Хорошо, — барон, казалось, был удовлетворен. — Теперь давай поговорим об Арк-Альдоре. Знаешь что-нибудь об этом месте?

— Ничего, милорд.

— Лабиш, ты можешь идти, — сказал барон Псарю. Это было явный приказ оставить нас для разговора с глазу на глаз. Маг поклонился, наградил меня последним недружелюбным взглядом, и вышел из шатра.

— Не обижайся на него, — сказал барон, когда мы остались вдвоем. — Лабишу везде чудятся изменники и агенты Ордена. Он сам когда-то служил Ордену, но был заподозрен в ереси и чудом бежал. Он предан мне, так что будь снисходительнее к его речам.

— Лабиш меня не волнует, — ответил я. — Милорд что-то хотел мне сказать?

— Я хотел поговорить с тобой о дневнике Франко. В нем очень много такого, чего я понять не могу. Или Франко до конца не доверял мне, или же боялся, что кто-то посторонний может прочесть его записки, но часть текста написана шифром. А еще там говорится, что попасть в Арк-Альдор нетрудно, но выбраться из него без помощи сильной магии невозможно — так говорили ему ши. Мне нужно, чтобы ты изучил записки Франко и разобрался в них. Мэтр Лабиш уже прочел дневник Франко, но разобрать шифр не сумел — кишка у него тонка. Так что теперь твоя очередь. Сумеешь расшифровать эти колдовские надписи, награжу по-царски. И еще, меня интересует, владеешь ли ты особой магией ши, которая может помочь нам в случае, если выход из Арк-Альдора будет закрыт?

— Я не владею магией ши, милорд. Я уже говорил вам об этом. Если вы рассчитываете на мои магические умения, боюсь, что они более чем скромные. А записи я могу посмотреть и в меру своего разумения с ними поработать.

— Ты честен, и мне это нравится. Мэтр Лабиш тоже не уверен, достанет ли ему умения управлять магическими силами в Арк-Альдоре. А это значит, что наш поход совершенное безумие. — Тут Бриш внезапно рассмеялся. — Но я сумасшедший, и потому мы продолжим.

Барон вручил мне потрепанный и сильно обгоревший по краям томик в кожаном переплете. Я раскрыл книжку — страницы были до половины книги исписаны размашистым почерком. Местами попадались абзацы, явно написанные какой-то криптописью — буквы уже знакомого мне вальгардского алфавита чередовались с крестиками с различным числом лопастей, знаками, похожими на руны, и пиктограммами, вроде шагающих или жестикулирующих человечков (ого, неужели тут слышали о рассказах сэра Конан Дойля?). У меня холодок пробежал по хребту: последние записи были, несомненно, сделаны кровью.

— Разбери записи Франко и попытайся обдумать, как нам лучше поступать, когда мы придем к Арк-Альдору, — продолжил барон. — Лабиш и Люстерхоф тоже подумают, как нам лучше действовать. Я не хочу лишиться жизни, и не намерен попусту терять своих людей. Поэтому попробуй придумать свой план, а потом мы обсудим наши планы и выберем лучший способ действий. Тьерри принесет тебе в шатер все необходимое для работы. Ступай.

Поклонившись барону, я отправился к себе. Тьерри, вышколенный и исполнительный, уже позаботился обо всем — на походном столике я нашел пачку серой бумаги, чернильницу, несколько гусиных перьев и заправленный масляный светильник. Рядом, на перевернутой бочке, стоял мой ужин. Барон, верно, решил на этот раз не приглашать меня к общей трапезе, и это было логично. Задернув полог шатра, я уселся за столик и раскрыл дневник. Естественно, что начал я с тех фрагментов, где не было шифра.

Начало дневника было вполне заурядным — Франко описывал, как они выехали из замка и отправились на север, в Саратхан. Литературными талантами покойный рыцарь не блистал, скромностью тоже (в начале дневника Франко всяко расписал свои невероятные воинские таланты, «нечеловеческую отвагу» и прочие добродетели), да и ошибок в тексте было хоть отбавляй, но кое-что интересное я узнал с первых страниц. Оказывается, едва отряд Франко пересек границу Саратхана, его встретили ши. По первой Изначальные наотрез отказались пропускать Франко и его отряд в свои земли, но, узнав о планах Франко, внезапно изменили свое решение. Помощи от ши наш путешественник, впрочем, тоже никакой не получил, за исключением небольшого совета — ши предупредили Франко и Лордера, что им следует внимательно почитать граффити на скале у въезда в долину Арк-Альдора, если они хотят чего-то добиться и остаться в живых.

«- Великого труда нам стоило убедить магов из Нильгерда, что мы не враги народу Ши, — писал Франко в своем дневнике, — и что истинный враг у нас общий, а именно Орден. Наверное, были мы с Лордером весьма убедительны, и Ши нам поверили. Изначальные много говорили мне о прежних хозяевах Арк-Альдора, коих зовут они Огненными Ши, или попросту, Огненными. Ни я, ни спутник мой Лордер, не ведаем, что это значит, однако маги ши заповедали нам прочитать от начала до конца те надписи, что высечены у входа в проклятую долину на грифельной скале, ибо инскрипции эти оставлены Огненными, и в них сокрыты законы, какие обязан соблюдать всякий въезжающий в Арк-Альдор. А еще маги Изначальных предупредили нас, что ныне неведомая злая сила обосновалась в Арк-Альдоре, и никто с тех самых пор, что погиб этот тайный город, не осмеливался проникнуть в него в страхе повстречаться с этой силой. И хоть слова Ши испугали меня, вида я не подал, а лишь заметил, что на всякую силу есть противодействующая, и негоже рыцарю бояться за свою жизнь, если у него великая и благородная цель…»

Далее в тексте повествовалось о переходе к Арк-Альдору, и все чаще стали встречаться прилагательные, вроде «убийственный», «мрачный», «гнетущий», «зловещий». И оказалось, что надпись, которую заботливые ши посоветовали прочитать молодому рыцарю, оказалась зашифрованной. Франко добросовестно перекатал ее в свой дневник, но сомневаюсь, что они с Лордером ее расшифровали — во всяком случае, нигде в дневнике ни одного упоминания об этом не было. И я начал расшифровку.

Текст был небольшой, всего восемнадцать строк. Я заметил, что буквы в тексте — только согласные, а вот чередующиеся с ними крестики имеют от одной до восьми лопастей. Ясен пень, крестики заменяли собой гласные буквы, которых в вальгардском алфавите восемь. Лабиш был настолько туп, что даже таких очевидных вещей не понял. За четверть часа я разобрал текст, и получилось у меня следующее:

Восьмой переход (человечек) Демон огня защищает последние двери (человечек) просветленного сердцем (человечек) под сводами Дымного зала (человечек) слово Закона откроет преграду (человечек) на дерзкого свет неземной снизойдет (человечек) если убьешь его (человечек) кто не снял Печать крови (человечек) оружие против немертвых оно (человечек) больше не будет препятствий (человечек) если отыщешь (человечек) в нижнем зале у двери (человечек) вход запечатанный кольцами Дэхха (человечек) встретит незваного гостя (человечек) возможно пройти для вошедшего (человечек) под сводами Вечного зала (человечек) благословение ши защитит (человечек) и не пропустит того кто не снял (человечек) Страж в предпоследнем чертоге (человечек) и не пропустит того (человечек) больше не будет препятствий.

Итак, текст я перевел, но понять получившуюся галиматью было совершенно невозможно. Несомненно, чтобы получить связный текст, я должен был разобраться с загадочными человечками, рассыпанными по тексту. Вглядываясь в дурацкие пиктограммы я обратил внимание на одну особенность: на руках у человечков было различное число пальцев — от одного до двадцать одного. Я предположил, что количество пальцев обозначает место фрагмента в тексте, и не ошибся. Мне понадобилось не более пятнадцати минут, чтобы расставить фразы в правильном порядке. Конечный текст выглядел так:

Слово Закона откроет преграду, вход, запечатанный кольцами Дэхха. Правильный путь обозначен на камне под сводами Дымного зала, Восьмой переход возможно пройти для вошедшего, если отыщешь Оружие против немертвых — оно в нижнем зале у двери. На дерзкого свет неземной снизойдет под сводами Вечного зала. Благословение ши защитит просветленного сердцем. Страж в предпоследнем чертоге встретит незваного гостя И не пропустит того, кто не снял Печать крови. Демон Огня защищает последние двери — Если убьешь его, больше не будет препятствий.

— Йес! — сказал я довольно, потянулся к графину с вином, чтобы отметить успешное окончание расшифровки (эх, надо было идти в спецслужбы работать!), и тут услышал приятный женский голос:

— Молодец, drannac!

В моей палатке была сама Алиль. Стояла у входа и смотрела на меня светящимися в полутьме глазами.

— Ты не перестаешь меня удивлять, — сказала она. — До сих пор тебе удавалось сделать то, что не удавалось никому.

— Ты… ты как тут очутилась?

— Воины барона приняли меня за твою гаттьену, и я смогла тебя навестить. Сестры Ши решили, что тебе нужно кое-что объяснить, потому я и пришла.

— Это очень любезно с твоей стороны. Но сестры могли бы пообщаться со мной и мысленно, зачем же надо было тебя гонять?

— Ах, drannac, ты такой забавный! — Алиль загадочно сверкнула глазами. — Может, мне захотелось еще раз встретиться с тобой.

— Да? — Я был смущен. — Спасибо, приятно такое слышать.

— Подземный город Огненных опасное место, и тебе понадобится помощь, чтобы преодолеть все препятствия. Я хочу кое-что сказать тебе. Надеюсь, ты правильно запомнишь все, что я скажу.

— Говори, я слушаю внимательно.

— Вход, как ты уже прочитал в тексте, запечатан магическими кольцами Дэхха. Это древний символ Темного Солнца, знак полного затмения — слепой глаз, вписанный в круг. Чтобы снять заклятие с входа, тебе следует начертить поверх кольца Дэхха свою окружность, но сделать это против движения солнца — тогда заклятие с входа будет полностью снято.

— Так просто? — я немедленно записал слова Алиль в дневник. — А тут говорится, что надо произнести Слово Закона.

— Огненные были хитры и коварны. Слово Закона откроет вход, но после того, как вы войдете внутрь города, магия Дэхха снова вступит в силу, и вход будет закрыт. Вам придется искать другой выход из города, прежним путем вы не сможете вернуться.

— Интересно. Спасибо, Алиль, это очень важно.

— Теперь о главном. Вы не сможете пройти Вечный зал без растения лигрох. Только его эликсир позволит вам избежать ослепления Светом Истины. У тебя осталась купина ши?

— У меня есть немного готового эликсира по рецепту Аль Сардони. Я об этом позаботился.

— Хорошо. Помни, его должны принять все, кто будет с тобой. И последнее — скажи барону, что Стража нельзя убить оружием. Он черпает силу в том уроне, который ему наносят. Только снятие Печати крови может обездвижить его.

— И как же ее снять?

— Она должна быть на самом Страже. Тут тебе сможет помочь Уитанни, я думаю.

— Алиль, даже не знаю, как тебя благодарить.

— С тобой связано очень много надежд, drannac. Может быть, с твоей помощью нам удастся, наконец, остановить нашествие сил Айтунга и восстановить прежний порядок вещей.

— Ты говорила, для этого я должен найти отца.

— Конечно. Но в любом случае схватка с Орденом неизбежна. И оружие Арк-Альдора поможет нашим союзникам совладать с темными ордами Вечных.

— Алиль, я подумал… а вдруг Уитанни погибнет? Мне будет жаль ее.

— Все возможно. Если Уитанни погибнет, другая жрица станет твоей спутницей. Пока ты находишься в нашем мире, ты продолжаешь оставаться Лэйрдганатхом, и мои жрицы будут служить тебе.

— Дьявол, Алиль, Сестры и ты с самого начала знали содержание этой надписи! Зачем же надо было заставлять меня ломать себе голову над расшифровкой?

— Чтобы еще раз убедиться в твоих способностях, — с улыбкой ответила лесная богиня. — Приятно думать, что избранник Сестер не обижен умом.

— Спасибо, польстила, — проворчал я. — И что мне теперь делать?

— Рассказать барону о своих открытиях. Он будет очень доволен, увидишь, — Алиль улыбнулась мне, накинула на голову капюшон и вышла из шатра. Я еще посидел немного, глядя на остывший и совсем не привлекавший меня ужин, потом собрал свои записки и отправился к Бришу. Уж очень мне хотелось посмотреть, как отреагирует барон на мои успехи.

Глава двенадцатая

Ад — это всего лишь ярко горящий огонь.

Анонимный вагант, 14 век

Итак, большая часть пути к Арк-Альдору уже позади. Я чувствую, что все больше завоевываю расположение барона Бриша, но меня это нисколько не радует, скорее, наоборот. Я понимаю, что барон ждет от меня чудес и очень сильно рассчитывает на мои способности. А способностей-то никаких у меня и нет! Есть только чудесная девочка по имени Уитанни, волшебный посох, подаренный мне Алиль, и желание выжить во что бы то ни стало. Между тем я понятия не имею, с чем мы столкнемся в Арк-Альдоре. В одной из застольных бесед в обществе барона я осторожно намекнул, что не стоит Бришу слишком на меня полагаться, но барон не понял меня — или сделал вид, что не понял. И еще, я больше не сомневаюсь, что нажил себе врага в лице мэтра Лабиша. Псарь старательно избегает общения со мной, и даже в присутствии барона не скрывает своей ненависти. Меня это беспокоит — я не могу отделаться от мысли, что вильфинги Лабиша могут повести себя совсем не так, как мы все этого от них ожидаем.

И уж что совсем плохо, так это ситуация с моими планами. Впутавшись в дела Бриша, я все дальше ухожу от своей главной задачи — найти Веронику и де Клерка. Я много думал, как мне решить проблему, но ни одного стоящего варианта не нашел. Сбежать от Бриша? Наверное, я смог бы это сделать. Однако я помнил, что сказала мне Алиль во время последней нашей встречи — старинное эльфийское оружие необходимо нашим союзникам для борьбы с поработителями.

Конечно, Бриш всего лишь коварный, хитрый и алчный феодальный волк, который думает только о своей корысти. На роль друга ши с их волшебными животными и светлой магией он никак не подходит. Но даже такой союзник лучше никакого, Алиль это ясно дала понять. Видимо, наступает момент решающих событий, в которых мне предстоит принять самое непосредственное участие.

Мне многое стало ясно. Из того, что я когда-то узнал от Кастельмаре и Тиммана, не все было правдой — да и сами они ее не знали. То, что поначалу казалось белым, оказалось черным, и наоборот. Кланы действительно есть, но один из них остался на стороне Сестер ши, а вот второй… Всем хороши собаки, люблю я этих животных. Но вот то, что их может приручить любой негодяй и использовать потом в своих целях, это плохо. Я почти не сомневался, что вильфинги когда-то тоже были частью волшебного мира Элодриана, но пришельцы сумели превратить их в своих цепных псов — и теперь мы пытаемся раздобыть эффективное оружие для борьбы с ними. Слава Богу, что кошки не приручаются! А ведь есть еще таинственные Вечные, о которых я ничего не знаю, и такое незнание меня пугает. То, что говорила мне Алиль, ясно давало понять, что Вечные — что-то вроде могущественных вампиров, которые обладают невиданной властью. Я даже решился и спросил барона Бриша, что он думает о Вечных, но барон велел мне замолчать и не кощунствовать, упоминая всуе владык Вечности. Странная тут религия, очень странная. Похоже, вальдгарцы искренне верят в своих богов, которых Сестры и Алиль в беседе со мной называли нежитью и вампирами. Мою догадку подтвердил разговор с Люстерхофом на ту же тему.

— Вечные? Не будем говорить о священном, — ответил он мне, когда я спросил его о Вечных. — Мы недостойны.

— Но ты можешь рассказать мне о них? — все же рискнул я продолжить. — Кто они, как они пришли в этот мир?

— Вечные — это истинно святые сыновья-воители Айтунга, — сказал мне Люстерхоф. — Когда Великий Снежный Дракон начал отвоевывать мир у вечной Ночи, ему нужны были воины. И Айтунг рождал сыновей из частей своего тела, вырывая их и бросая на землю. Из крови и истерзанной плоти Дракона появились двенадцать воинов, которые победили вечную Ночь, и Айтунг стал ее господином, взяв себе титул Ллойен-эн-Нахтар, Свет в Ночи, ибо только он мог управлять тьмой и светом. А его сыновья понесли знамя с Драконом дальше, в земли людей. Они дали нам великие заповеди, которые соблюдает каждый вальгардец.

— Прости мне мое невежество, Ромбранд, но о каких заповедях ты говоришь?

— Конечно, ты же крейон и не можешь знать истинных слов Айтунга. На мечах Вечных огнем и морозом начертаны руны Слова Дракона. Эти руны складываются в Слово Завета, которое звучит так: «Снежная Белизна Помыслов, Алая Кровь, Великая Сила Клинков».

— И в чем смысл?

— Холод разума, кровь и сила оружия порождают власть, которая подчинит нам весь мир, — тут Люстерхоф внимательно посмотрел на меня. — Ты еще молод и не знаешь пророчеств, которые были сделаны много веков назад. В них говорится о наступлении эпохи Айтунга, когда все народы прославят Великого Снежного Дракона и его сыновей-воителей.

— Все это слишком сложно для меня, — сказал я с самым простодушным видом. — Но скажи мне, кто-нибудь видел этих Вечных?

— Есть несколько ночей в году, когда их можно увидеть, — в глазах Люстерхофа появился фанатический блеск. — В такие ночи всадники Айтунга летят над землей среди облаков на могучих крылатых конях, с обнаженными мечами в руках, в сверкании молний, сопровождаемые раскатами громами и воем ветра. Мы верим, что так они прогоняют долгую северную ночь и пролагают путь для света.

— Дикая Охота! — пробормотал я. — Теперь я, кажется, начинаю понимать…

— Ты никогда этого не поймешь, крейон, — сказал Люстерхоф с едва уловимым презрением в голосе. — Я расположен к тебе, и барон считает тебя своим другом, но скажу тебе откровенно: только вальгардец по крови способен постичь величие Вечных и верно служить им. Поэтому остерегись говорить о том, чего тебе не дано понять.

— И Орден был создан Вечными, так?

— Их первыми последователями, двумя братьями-воителями. Братья приняли от Вечных часть великой силы Айтунга и создали братство Белой Звезды, которое начало преследовать темную магию Ночи, где бы она им не встретилась. Первое правило Ордена гласит: «Истребляйте тьму, в которой нет духа Айтунга». Когда-то я крепко выучил законы Ордена!

Признаться, я мало что понял в мифологии вальгардцев, и показалась она мне редкостной белибердой. Но люди склонны верить в самые нелепые вещи. Важнее было другое — зловещие Вечные, с которыми, по словам Алиль я должен буду рано или поздно пересечься, представляют грозную силу. Когда-то вальгардцы с их помощью победили ши, а ведь эльфы сами великие волшебники. Но вот чего я пока совершенно не мог понять — почему именно я должен всем этим заниматься. Все эти боги, демоны и великие волшебники, как видно, обладают неслыханной силой, но вот одной вещи они совершенно не умеют делать — точно ясно и без тумана объяснить человеку, чего они от него хотят.

— Знаешь, Уитанни, — сказал я своей спутнице уже после разговора с Люстерхофом, — мне все это начинает надоедать. Скорее бы уже все это закончилось.

— Ллеу найрра ам-ньирр уайнн, — ответила мне гаттьена, ласково коснувшись кончиками пальцев моего плеча. — Уитанни фьяйн фрраан ар-ллирр.

Удивительно, но впервые я понял, что означает ее мелодичное мурлыканье. Уитанни сказала мне, что она понимает меня и обещает помочь мне в любой ситуации. И эти слова моей кошечки-переростка меня очень взбодрили.

Так ли, иначе ли, наш путь к Арк-Альдору продолжается уже восьмой день, и сегодня на горизонте появились какие-то горы — судя по дневнику Франко, мертвый город находится где-то в этих горах. Воины барона мрачнеют на глазах. Я понимаю их: по ночам, когда над равнинами сгущается плотный туман, люди Бриша жмутся к кострам и шепотом рассказывают друг другу о том, что эти места прокляты. Когда-то, во времена похода Вальгарда против Королевства трех рас здесь шли битвы, и множество павших воинов остались непогребенными. Теперь их души, ставшие вампирами, скитаются в тумане, ища поживы. Меня смешат их страхи, но порой я и сам чувствую присутствие чего-то необъяснимого. Мне хочется верить, это это мои приятели ши под покровом тумана приближаются к нам, но я знаю, что это не так. Иногда в ночи над равнинами раздаются странные звуки — вопли, крики, тоскливый вой, рычание, — и мне становится ясно, что в тумане идет какая-то невидимая мне война, отчего меня пробирает мороз по коже, и самые мрачные мысли лезут в голову.

Завтра мы увидим Арк-Альдор. Завтра станет ясно, чего же я стою на самом деле. Но я думаю не об этом. Не об отце, даже не о Веронике. Я думаю об Уитанни. За минувшие недели я слишком привязался к ней, и мне не хочется потерять ее. Когда мы придем в Арк-Альдор, я буду беспокоиться только об Уитанни. Мне нет дела до барона и его амбиций. У меня теперь только одна цель — не позволить моей спутнице погибнуть. Вот такую задачу я себе поставил, а в остальном — будь что будет.

* * *

На рассвете мы достигли долины Арк-Альдора. Ошибиться было невозможно — у въезда в долину красовалась скала из черного диабаза в форме куба, все грани которого покрывали знакомые мне письмена из дневника Франко. Миновав скалу, мы въехали в узкое ущелье меж двух отвесных базальтовых круч и вскоре достигли его конца. На замыкавшей ущелье зеркально гладкой гранитной стене перед нами был высеченный, будто выжженный мощным лазером в камне, идеально правильный круг с вписанным в него огромным лишенным зрачка глазом.

— Клянусь Вечными! — воскликнул барон, и его глаз заискрился восторгом. — Теперь твоя очередь, крейон. Открой эту чертову дверь!

Я спешился и подошел к стене. Вспомнил, что говорила мне Алиль, вытащил из сумки кусок припасенного угля и начал чертить свою окружность поверх вырезанной в камне. Едва я соединил концы окружности, послышался глухой гул. Наши лошади начали храпеть, в ущелье поднялся сильный ветер. А потом стена вдруг рухнула с оглушительным грохотом, похожим на выстрел из пушки = я едва успел отбежать от нее на безопасное расстояние. Когда осела пыль, мы увидели портал входа в Арк-Альдор.

Оставив лошадей в ущелье под присмотром двух воинов, мы вошли вовнутрь. Вперед пустили вильфингов Лабиша — на разведку. Сам барон, облаченный в кольчугу и вооруженный эльфийским мечом и кинжалом, находился в середине колонны. Мне он велел быть рядом.

— Никуда не убегай, — сказал я Уитанни перед тем, как последовать за бароном. — Поняла?

— Йенн, — ответила гаттьена, сверкнув глазищами из-под своего капюшона.

В город вела великолепная, метров тридцать в ширину, каменная лестница, по которой мы спускались несколько минут. Она привела нас в колоссальный подземный зал, пересеченный полноводной рекой, берега которой соединяли два каменных моста. Воины барона быстро переправились по ним, освещая нам путь своими факелами. Из пещеры был только один выход — широкий туннель вел куда-то под землю. Он оказался довольно длинным, и еще в самом начале пути все почувствовали резкий сернистый запах.

Новый зал, открывшийся за выходом из туннеля, был наполнен испарениями из трещин в полу. Дышать тут было очень тяжело, почти невозможно, хотя большая часть дыма и газов все же выходила из зала через темные провалы в стенах и отдушины, расположенные высоко под сводами зала. Но самое потрясающее я увидел чуть позже — на высоте примерно двадцать-двадцать пять метров, прямо над нашими головами, в слоистой пелене дыма висела гигантская неправильной формы глыба, по поверхности которой пробегали разноцветные огоньки.

— Камень, указывающий путь! — прохрипел я, борясь с приступами кашля и указывая на парящую глыбу.

— Куда идти? — тут же спросил барон сквозь плащ, которым закрывал нос и рот.

Медлить было нельзя — нам грозила реальная опасность задохнуться в этом каменном загазованном мешке. Но задача оказалась не такой уж сложной, чтобы определить направление движения, мне потребовалось несколько секунд. Я заметил, что огоньки на глыбе пробегают в одном и том же направлении, образуя светящуюся указательную стрелку. Эта стрелка показывала на крайний левый провал в противоположной стене. Туда мы и направились. Странно, но едва первый из вильфингов по приказу Лабиша вошел в проход, дым в пещере моментально рассеялся. Колдовство Огненных работало самым исправным образом.

Провал вывел нас из подгорного лабиринта вновь на свет божий, но радости от этого никто не испытал, скорее наоборот — мы вышли на край огромного кратера, заполненного до половины раскаленной лавой. Наш край кратера и противоположный соединял узкий и на вид очень хрупкий кованый арочный мост, опирающийся на торчащие из лавы черные скалы. Зрелище было просто потрясающее.

— Уитанни льярр-а-лайн! — простонала гатьена, глядя расширившимися глазами на бушующее под нами огненное море.

— Представь себе, я тоже боюсь, — сказал я, чувствуя, что у меня слабеют ноги.

— Эй, вперед! — крикнул барон, заметивший, что его люди сомлели от страха. — Вперед во имя герба дома Бриша!

Надо отдать барону должное — он оказался по-настоящему храбрым человеком. Он первым ступил на мост и очень уверенно пошел по нему над огненной пропастью. Воодушевленные примером своего командира, воины барона двинулись за ним, а там и мы с Уитанни рискнули. Было забавно ощущать, как грозная гаттьена, на моих глазах порвавшая группу орденских охотников в клочья, вцепилась мне в руку, будто маленькая испуганная девочка. В хвосте колонны оказался Лабиш со своими волколдаками — почтенный Псарь не без труда заставил вильфингов выйти на мост.

Мы преодолели шесть пролетов моста над адской бездной, и я почувствовал невыразимое облегчение, когда понял, что мы с Уитанни добрались до края кратера. Перед нами был вход в тоннель, вроде железнодорожного — мост уходил в него.

— Лабиш! — крикнул барон, вытирая с лица полой своего сюрко струящийся пот. — Пускай своих вильфингов в туннель! Кириэль, иди за ними следом.

Я понял, что Бриш что-то почувствовал, и не ошибся — воздух в туннеле был буквально пропитан запахом смерти. Мы прошли шагов двадцать-тридцать и увидели впереди вильфингов — оборотни были уже в зверином обличье. Припав к земле, они наблюдали за чем-то невидимым мне в темных глубинах туннеля, время от времени издавая глухое встревоженное рычание.

— В чем дело, Лабиш? — шепнул я Псарю, который стоял посреди дороги, скрестив на груди руки, и наблюдал за своими тварями.

— Там есть кто-то, — шепотом ответил Лабиш. — Мы не можем его видеть, а звери могут.

— Найрр морганнах айн-фраен, — сказала Уитанни каким-то нехорошим тоном.

— Согласно записи, тут должен быть нижний зал, — сказал я. — Хотим, не хотим, надо идти дальше.

Тут к нам подтянулся барон со своими людьми и тоже поинтересовался, почему мы стоим.

— Да чтоб я сдох! — воскликнул он, едва Лабиш начал объяснять ситуацию. — Вперед, я велю! Я не затем сюда пришел, чтобы бояться.

Приглашение было сделано, отказаться было невозможно, и я, надеясь только на Уитанни, двинулся дальше. Лабиш и его звери держались с нами рядом. Стены туннеля начали понемногу расширяться, мы вышли в большой круглый зал с ведущей под землю лестницей, спустились по ней и оказались в новом зале. В свете факелов мы увидели, что по полу зала разбросаны человеческие кости, ржавые части доспехов и оружие.

— Клянусь Вечными! — воскликнул барон. — На щитах мой герб! Это люди Франко, будь я проклят.

— Невеселое зрелище, — сказал я, глядя на разбросанные по полу костяки. — Ага, вон и дверь.

Памятуя о сказанном в шифрованной надписи, я начал искать пресловутое оружие против таинственной нежити, которая ожидала нас дальше. Странное у меня возникло ощущение, когда я нашел то, что искал — я ожидал увидеть что-то колюще-режущее, дробящее или огнестрельное, но увидел на каменной подставке у двери обычную волынку — заросшую пылью, старую-престарую, с облезлым мешком из целой козлиной шкуры.

— Вот это йес! — вырвалось у меня. — И как же ей пользоваться?

Ответом мне стал звук, донесшийся откуда-то из недр горы — тягучий, заунывный и вибрирующий голос уже десятка волынок, наигрывающих что-то совершенно кельтское. А потом стена перед нами с треском и грохотом разошлась вверх и вниз, будто разомкнулись гигантские каменные челюсти, и я увидел такое, чего не забуду до конца жизни.

Перед нами простиралось необозримое каменистое поле, из которого там и сям торчали обломки каменных колонн. И по полю в нашу сторону маршировали под нестройный рев волынок и буханье барабанов густые ряды вооруженных алебардами и глевиями мертвецов. Над этим чудовищным воинством развевались на древках истлевшие тряпки, некогда бывшие знаменами, сотни пустых глазниц были обращены на нас, ржавые доспехи лязгали о кости, десятки факелов ярко пылали над черепами атакующих. Барон Бриш какое-то мгновение стоял, выпучив глаза, но потом все же пришел в себя, рванул меч из ножен и заорал:

— Ко мне! К бою! Йех-хха!

Люди барона, надо отдать им должное, не растерялись — в какие-то пару секунд выстроились в линию и дали дружный залп, осыпав наступающую нежить градом стрел и железного дроба. Но эффекта не было никакого, ни один мертвец не упал, ощетинившиеся ржавым оружием выходцы с того света продолжали надвигаться на нас, гремя сапожищами по камню.

Я, признаться, крепко сомлел от страха и растерялся. Так и стоял, держа подмышкой волынку. И только когда осознал, что ожившие костяки вот-вот поднимут нас на ржавые пики, решился на самую идиотскую в подобной ситуации вещь — отставил свой посох, быстро надул воздух в мешок волынки и попробовал заиграть. Звук, который по первой издала волынка, вполне можно было бы определить, как длительный выброс газов из коровьего кишечника, но потом волынка внезапно взвыла у меня в руках, жутко гнусаво, на одной ноте, да так громко, что у меня заложило уши.

Эффект был просто потрясный: моя дурацкая погудка заставила заткнуться мертвецкие волынки, и чертово воинство встало, как вкопанное — вероятно, без своих дьявольских пиброхов эти ребята шагу ступить не могли. Ситуация была самая идиотская: я стоял, держа в руках воющую волынку и видел, как мертвые волынщики противника тискают своими моклаками мешки волынок, но моя музыка переорала их всех. Я еще успел подумать, что надолго меня не хватит — рот был забит пылью, воздуху в легких, чтобы надувать чертову волынку, мне уже не доставало, — и тут началось самое невероятное: черепа мертвых воинов от моей музыки начали взрываться с сухим треском, разлетаясь в пыль и костяные обломки. Обезглавленные костяки валились целыми рядами, пока поле не расчистилось совершенно, и вся армия нежитей сгинула, как дурной глюк, рассыпавшись прахом, а миг спустя и волынка сама собой заткнулась. Стало так оглушительно тихо, что мне показалось — я слышу, как у меня кровь в жилах шумит.

— Ни хрена себе рок-н-ролл! — вздохнул я. — Правильно говорят, что громкий звук вредит здоровью.

— Молодец, Кириэль! — рявкнул барон, трепля меня за плечо. — Вот настоящий маг, чтоб мне пропасть. А Лордер был просто мальчишкой. Теперь путь свободен, можно идти дальше.

— Иллюзия, — догадался я. — Отлично сделанная магическая иллюзия. Но только железки у них в руках были явно не иллюзорные. Как такое возможно?

— Ллеу найанрр мо-гьирр, — сказала мне Уитанни с гримаской отвращения, показав пальчиком на волынку.

— Милая, я играл на ней первый раз в жизни, — сказал я и отшвырнул волынку подальше от себя. — Надеюсь, что и в последний. Никакой из меня пайпер. Даже мертвецы это поняли.

* * *

После встречи с вооруженными мертвецами в восьмом переходе мы еще долго приходили в себя. Я заметил, что воины барона шепчутся и косятся на меня, но мне это было как-то все равно. Честно говоря, я устал и желал только одного — чтобы все это путешествие по гиблым подземельям Арк-Альдора побыстрее закончилось.

Алиль все сказала правильно — в Зале вечности, так было написано уже знакомыми мне рунами ши на его дверях, находился гигантский алый кристалл на подставке, и он засветился, едва мы вошли внутрь. Не знаю, чтобы мы делали без эликсира купины ши. Хватило всем по маленькому глотку, но этого оказалось достаточно. Сияние было такое… вобщем, не описать, оно будто просвечивало всех насквозь, как рентген. Но, видимо, магической энергии у кристалла было только на одну вспышку, после чего он благополучно померк, и мы двинулись дальше по новой анфиладе коридоров к таинственным архивам Огненных.

Следующее испытание ждало нас буквально через сотню шагов — мы вошли в очередной зал, и увидели, как камни в огромной куче у выхода вдруг зашевелились и в мгновение ока сложились в Стража — огромного, ожившего прямо на наших глазах огра со стальными кувалдами в каждой руке и глазами, излучающими багровый свет. В считанные мгновения чудище прикончило трех воинов барона, и, вне всякого сомнения, всех нас превратило бы в отбивные, если бы не Уитанни. Я даже не заметил, когда она успела принять свой второй облик, но буквально в несколько секунд моя гаттьена, цепляясь когтями за каменную шкуру Стража, вскарабкалась к его безобразной башке и сорвала с макушки великана нечто, больше всего напоминающее вцепившееся в череп огра ярко-алого осьминога. Мерзкая гадина шлепнулась вниз, к нашим ногам, на радость вильфингам, которые с рычанием порвали ее в клочья, а еще через пару секунд огр выронил свои молоты и с грохотом развалился на куски, опять став кучей камней и щебня. Я торжествовал. Барон вновь принялся меня благодарить — еще бы, посмотрел бы я, как они без меня рубили бы своими мечами каменного великана! — а Лабиш стоял неподалеку с самым потерянным видом. Мы с моей кошечкой снова утерли завистнику нос!

— Отличная работа, парень, — сказал барон, глядя на меня с изумлением. — Ты заслужил мою благодарность, клянусь Дреблом!

— Покорный слуга, — сказал я и расшаркался. Мне было смешно.

Воины барона уложили у стены своих погибших сотоварищей, и отряд вполне был готов продолжать путь вглубь чертова города. Я между тем похвалил Уитанни, и мы двинулись дальше. Я больше не сомневался, что теперь-то мы уж точно добудем то, ради чего пришли сюда.

Однако спустя пару минут мой оптимизм начал понемногу улетучиваться. В очередном туннеле, по которому мы шли, становилось все жарче и жарче, потом мы ощутили запах раскаленного камня. Оборотни Лабиша сбились в кучу, поджали хвосты и выглядели довольно жалко.

— Наар-найр игнирр мррау фьолл, — шепнула мне Уитанни, показывая глазами вглубь туннеля.

— Да, помню, что-то там про демона огня, — сказал я. — Погоди впадать в панику. На месте посмотрим, что и как.

Задолго до того, как мы вышли в очередной подземный чертог, стал слышен монотонный гул, похожий на гудение ацетиленового резака. То, что мы увидели чуть позже, не могло не внушать трепет — темный зал освещал огромный столб золотистого пламени, бивший вверх из круглого жерла в центре зала. В пляшущих языках огня можно было различить очертание человекообразной фигуры, длиннорукой, сгорбленной, с большой лысой головой и выпученными горящими белым пламенем глазами. Едва первый из нас ступил через порог зала, огненный столб загудел еще громче, выстрелил фонтаном искр и выпустил два змеевидных языка радужного пламени, которые с шипением заметались вокруг столба, создавая что-то смахивающее на огненный смерч.

— Осторожно! — крикнул кто-то.

Из столба вылетел ослепительный файерболл и полетел в нашу сторону. Воины барона бросились врассыпную, кто куда. Огненный шар никого не задел и с гудением ушел в туннель, однако секунду спустя существо в столбе пламени угостило нас еще одним шаром. На этот раз заряд попал в цель — один из латников барона в мгновение ока превратился в кучу серого пепла и оплавленных остатков брони. А сидящий в огненном столбе ифрит начал швырять файерболлы обеими лапами, и они летели в нас, будто снаряды из скорострельной пушки. Я слышал крики барона и его людей, полные бессильной ярости — справиться с огненным демоном обычным оружием было не возможно. Стрелы и пули, посланные в столб, просто-напросто вспыхивали и сгорали, не причиняя чудовищу ни малейшего вреда. А потом я внезапно понял, холодея, что очередной файерболл летит прямо в меня, и увернуться я уже не успеваю.

Самая естественная инстинктивная защитная реакция — закрыться руками. И я закрылся, держа перед собой посох Алиль. Огненный шар угодил прямо в окованный золотом конец посоха, ослепительно вспыхнул и… И дальше случилось что-то невероятное. Сгусток огня пополз по древку к моим рукам. Я вскрикнул, ощутив его прикосновение даже через кожаные перчатки. Огонь с шипением скользнул вдоль всего древка к свинцовому наконечнику посоха, оранжевое свечение сменилось голубовато-белым, и я увидел, как сорвавшийся с моего посоха снежный заряд ударил в пол рядом со мной, покрыв камень толстым слоем серебристого инея.

Наверное, еще одно мгновение я пытался осознать, что случилось, а потом меня озарило. Вот он, единственный шанс спастись и победить ифрита. Чудесный посох Алиль обладал еще одним важным свойством — он поглощал и трансформировал магию в противоположную.

Размышлять над очередным чудом было некогда — в меня летели сразу два огненных шара. От одного я увернулся (моя ловкость стоила жизни еще одному воину барона, в которого попал предназначавшийся мне файерболл), поймал второй шар на посох, как ловят обруч на палку, а потом, повернув посох, послал получившийся ледяной заряд в ифрита. Эффект был отличный — раздался громкий взрыв, пламя на мгновение погасло, по залу разлетелись искры, и раздался рев демона — ему очень не понравилось то, что я сделал. Одного айсболла было маловато, чтобы покончить с тварью, и огненный столб снова заплясал во мраке зала. Ифрит вновь атаковал меня, но я изловчился, поймал испепеляющий шар на посох и послал демону ответный гостинчик. Рев твари прозвучал для меня музыкой.

Атаки продолжались раз за разом, но страха у меня больше не было — появился азарт воина, готового довести поединок до конца. Я заметил, что огненные шары стали лететь в нас реже, и пробегающий по посоху огонь уже не так обжигает мне руки, и воодушевился. Силы ифрита слабели. Я больше не сомневался, что сумею добить тварь, отнявшую жизни у десятка человек. Раз за разом я посылал айсболлы в колеблющийся огненный столб, вызывая жалобный рев чудовища. Сам столб пламени, в котором сидел ифрит, уменьшался на глазах, и с каждым моим удачным попаданием становился все ниже и ниже, а фигура ифрита теряла очертания, все больше напоминая призрак.

Я и сам не понял, когда же вернул с процентами последний файерболл, пущенный в нас издыхающим чудовищем. Но пламя над жерлом вдруг погасло, стих гул и сквозь пелену сизого пахнущего серой дыма, наполнившего зал, мы увидели, как призрачная светящаяся фигура ифрита осыпалась дождем искр в угасшее жерло. В пещере стало удивительно тихо — будто в зале театра за миг до того, как потрясенные игрой актера зрители разражаются громом аплодисментов.

Оваций я не дождался. Барон, вытирая с лица пот и копоть, лишь потрепал меня за плечо, покачал головой и, вложив меч в ножны, прошествовал к полукруглой двери, открывшейся за погасшим жерлом. Я понял его — ему просто нечего было мне сказать, все было ясно без слов. Его воины пошли за ним, искоса поглядывая на меня. Однако тут случилось нечто странное — едва Бриш и его люди приблизились к двери, она захлопнулась, и громкий голос, прозвучавший под сводами зала, заставил всех вздрогнуть.

— Не ты, барон Бриш! — сказал голос. — Я буду говорить с победителем огненного Привратника. Наедине, с глазу на глаз.

Комментарии были излишни. Мне оставалось только войти в дверь, которая тут же с грохотом опустилась за моей спиной. Обступившая меня тьма заставила мое сердце сжаться от страха, но через какие-нибудь пару секунд по залу зароились огненные светляки, разгоняя темноту. Когда неяркий красноватый свет озарил внутренность чертога, в который я вошел (именно чертога, поскольку убранство этого нового зала было довольно роскошным — тут тебе и колонны из красного и белого камня, и резные каменные скамьи вдоль стен, и причудливые статуи!), мне навстречу вышла невысокая фигура, закутанная в полупрозрачный черный плащ, будто окутанная тьмой, сбросила с головы капюшон. Я увидел продолговатое снежно-белое лицо в резких морщинах, миндалевидные черные глаза без зрачков, синие губы, скрепленные обручем над высоким лбом черные волосы без малейших следов седины. Я вздрогнул — это было лицо эльфа-вампира.

— Я Тхан-ха-Григгт, Хранитель истины, — сказал вампир. — Я вижу у тебя в руках посох Алиль. Если бы не он, тебе ни за что бы не удалось справиться с Привратником.

— Верно, — согласился я. — Это все посох.

— Ты не маг, — сказал Григгт. — Я не чувствую в тебе сильной маны. Кто ты?

— Я ищу секрет оружия из Арк-Альдора, — ответил я.

— Его искали многие. Но всех их ждала смерть. Почему тебя я должен отпустить отсюда живым?

— У меня нет ответа на этот вопрос, — сказал я, сомлев от страха.

— Конечно, — произнес вампир, показав в улыбке острые клыки. — Посох в твоих руках и присутствие в соседнем зале преданной тебе бьенагат меняет привычный ход вещей. Ты избранник Сестер, а это значит, что нам есть о чем поговорить. Только помни — в эти забытые чертоги ты пришел незваным гостем. Постарайся сделать так, чтобы я не разочаровался в тебе и позволил уйти.

Глава тринадцатая

Если в душе нет ни Тьмы, ни Света, она может быть только серой.

Черная книга Азарра

Кому как, а мне было очень даже не по себе, когда Тхан-ха-Григгт предложил мне следовать за ним вглубь этих удивительных подземных чертогов. Само ощущение, что я нахожусь в обществе вампира, было не из приятных. Однако я без всяких вопросов последовал за Григгтом, и очень скоро мы оказались там, куда так стремился попасть барон Итайо Бриш — в магических архивах Арк-Альдора.

Признаться, зрелище было более чем впечатляющее. Громадную пещеру заливал приятный зеленоватый свет, который испускали полупрозрачные кристаллические колонны, расположенные правильными рядами. Между колоннами стояли стеллажи — сотни стеллажей, — полные книг, свитков и табличек. Григгт провел меня к центру зала, и здесь мы остановились.

— Ты первый человек, побывавший тут, — сказал вампир. — Ни один из рожденных женщиной никогда не пересекал границы священной мандалы, начертанной на плитах пола этого зала. Только Изначальные могли ступить на нее. Но времена меняются, и я, откровенно говоря, даже рад, что могу беседовать с тобой. Вечная жизнь имеет один большой недостаток — постоянным спутником Бессмертного становится невыносимая скука.

— Ты ни разу не покидал этого подземелья?

— Отчего же, я могу покинуть его в любой момент и даже иногда делаю это, но я искренне привязан к этим архивам, — Григгт обвел рукой ряды стеллажей. — Здесь собрана вся мудрость моего народа и не только. Уверен, даже в Нильгерде ты не найдешь подобной библиотеки.

— Так ты библиотекарь?

— Скорее, Хранитель Наследия. Слово «библиотекарь» не совсем точно отражает мои функции. Главная моя обязанность — пресекать попытки завладеть знаниями, которые не предназначены людям.

— Понимаю. Выходит, все те препятствия, которые встречали нас на пути сюда — твоих рук дело?

— Конечно. Должен признаться, ты меня удивил. Попыток проникнуть в Арк-Альдор было много, но все они заканчивались для дерзких гостей неудачей. Я не сразу понял, что в тебе есть сила Изначальных, и меня удивляет, как ты ее получил. Может, расскажешь мне?

Поколебавшись, я все же решил рассказать Григгту свою историю. Некоторые моменты я, понятное дело, опустил. Впрочем, Григгт был достаточно осведомлен для того, чтобы домыслить недостающие детали моего рассказа.

— Итак, все дело в купине ши, — сказал он. — Честно сказать, я так и подумал.

— Скажи мне, Григгт, что такого особенного в этом кустарнике? Я постоянно слышу о его чудесных свойствах, но сути так и не понял.

— Корни и кора, — сказал Григгт, подняв к своду палец. — То, что в земле, и то, что над землей. То, что тянется к свету и что живет во мраке. Белое и черное. Две сестры, Белая и Черная ши. Две книги, в которых отражены две стороны бытия. Как все переплелось!

— Я не понимаю.

— Когда-то Изначальные были единым народом. Они создали Элодриан, королевство красоты и гармонии, мудрости и могущественной магии. Получился мир настолько совершенный, что древние боги решили покинуть его и оставить на наше попечение. С этого и началась великая трагедия, последствия которой ты мог наблюдать, оказавшись тут.

— Почему? И причем тут куст лигрох?

— В основе нашего могущества лежала власть над стихиями. Всего стихий шесть. Три из них — это стихии Созидания, а именно Стихии Жизни, Слова и Времени. Три прочие стихии относятся к Разрушению — это Стихии Льда, Пламени и Крови. Но даже самые могущественные маги не могли одинаково хорошо управлять всеми стихиями. Поэтому со временем возникли две главные магические школы — Темная и Светлая. Школа Арк-Альдора и школа Нильгерда. Темные маги управляли стихиями Разрушения, светлые — стихиями Созидания. Мы считали, что такая двойственность необходима, иначе созданный нами мир останется статичным и не сможет развиваться. Любое развитие — это всегда противоборство темного и светлого начал.

— Это мне понятно. Но какое отношение все это имеет к купине ши?

— Все дело в людях. Среди магов Изначальных не было единой оценки человеческой природы. Темные маги считали, что человек — всего лишь животное, и все его чувства, помыслы и цели определяются, в конечном счете, его животными инстинктами. Наши оппоненты, светлые маги, утверждали, что человек создан теми же силами, что и мы, народ Изначальных, следовательно, люди есть существа божественные, равные нам, и народу ши следует выступить в качестве мудрых наставников для людей. Сначала это были просто споры, но людей в Элодриане становилось все больше, и это не всем нравилось. Чтобы примирить магов и не допустить раскола, темные и светлые маги совместно вырастили волшебное растение лигрох. Его эликсир помимо прочего позволял определить истинную сущность человека, чего в ней больше, тьмы или света. И вот тут мы оказались в затруднении: отведав эликсир, люди вели себя по-разному. Мы называли такое поведение «эффект коры» или «эффект корня». В первом случае человек, отведавший эликсир, обращался к светлой стороне бытия, к мудрости, гармонии и творчеству, во втором — в нем пробуждались звериные инстинкты, лишавшие его разума. Справедливости ради надо сказать, что экстракт лигрох гораздо чаще облагораживал человеческую природу, и светлые маги торжествовали.

— Знакомая история, — сказал я. — В моем мире роль вашей купины великолепно выполняет обычный алкоголь. Достаточно хорошо напоить человека, чтобы понять, какой же он на самом деле.

— Да, но только действие алкоголя проходит быстро, а действие экстракта лигрох пожизненное.

— Понимаю. И что было потом?

— Потом? Ничего не было. Светлые маги продолжали доказывать, что людям надо помогать становиться лучше, мы предупреждали, что это все плохо закончится для Элодриана. Так оно и получилось.

— Мне говорили, что все дело только в одном человеке.

— Верно. А точнее, в роковой ошибке, совершенной магами Нильгерда. Они вообразили, что гармония Элодриана может благотворно воздействовать на чужой мир. Глупцы! Открытие ворот Омайн-Голлатар привело не только к появлению в нашем мире чужака — оно стало началом разрушения установленного в ходе тысячелетий порядка, баланса Тьмы и Света. Полагаю, ты понимаешь, о чем я говорю.

— И все-таки это странно. Судя по тому, что я знаю, ваш мир был идеален. Трудно представить, что его могла разрушить одна-единственная оплошность ваших магов.

— Порой один неверный штрих безвозратно губит великолепную картину, Кириэль Сергиус. Маги Нильгерда пытались исправить чуждую нам реальность, но случилось прямо противоположное — чуждая реальность изменила нас. Свет стал меркнуть, а Тьма распространяться. Вторжение полчищ Айтунга стало итогом такого изменения.

— Неужели ничего нельзя было сделать?

— Кое-что мы пытались сделать. Но чужая Тьма невероятным образом изменила нас самих. Как ты думаешь, я всегда был вампиром?

— Нет, невероятно, — я с удивлением посмотрел на Григгта. — Этот вампиризм… он из нашего мира?

— Чуждый дух изменил все. Чем сильнее становилось его воздействие на наш мир, тем больше изменялся Элодриан. В числе прочего сюда проникли ваши представления о Свете и Тьме. Ваши мифы обретали тут реальное воплощение. Мы и сами не поняли, что с нами происходит.

— А растение лигрох? Оно могло вам помочь?

— Увы, нет. Все дело в том, что мы сами когда-то избрали Темный путь. Изменить себя мы не могли. В итоге мы стали Тьмой в вашем понимании, следовательно, мы стали Злом.

— Ужасно. А Нильгерд?

— Идеалы прежнего Элодриана просто не вписывались в новый порядок. Поэтому королевство трех рас перестало существовать. Возникло новое государство, слишком похожее на те, что обычны для вашего мира.

— А Вечные?

— Древние боги Вальгарда были всего лишь олицетворением двенадцати месяцев года. Считалось, что они бессмертны и приходят на землю каждый в свой черед. Их почитали, чтобы последовательность годичного цикла не менялась, и следом за долгой полярной ночью наступил долгожданный день. Но дух вашего мира все изменил. Сначала возник культ нового божества Айтунга — Владыки Вечного Льда, Повелителя войны и покровителя воинов, двенадцать богов годичного цикла стали его сыновьями-воителями, а дальше… дальше пришел король Хлогъярд, который под знаменами новой религии повел свои полчища на юг, в Элодриан. Остальное, полагаю, в моих комментариях не нуждается.

— Спасибо, Григгт, ты все мне очень понятно объяснил. Я только не могу понять, в чем моя роль, и что я должен делать.

— Твое появление — одна из тех случайностей, которые при известном развитии событий, могут совершенно изменить этот мир. Тот, кто разрушил этот мир, невольно открыл в него дорогу для тебя.

— Этот человек — мой отец.

— Значит, тебе предстоит исправить ошибки твоего отца. Я знаю, зачем ты здесь. Твой покровитель ищет секрет сумрачной стали. Конечно, барон Бриш не друг народа ши и никогда им не был. Но ради своих планов я готов раскрыть этот секрет.

— Ради твоих планов?

— Именно. Настал час Темной школы Арк-Альдора, мой час, юноша. Наконец-то у меня и моих собратьев, которые сейчас покоятся в недрах этой горы, появился шанс доказать свою правоту. А правда эта — она незамысловата. Одной стихии Разрушения надо противопоставить другую. Лесной пожар гасят встречным пожаром. Поэтому ты узнаешь секрет стали и передашь его Бришу, если, конечно, захочешь.

Признаться, когда Григгт сказал эти слова, у меня появилось какое-то нехорошее чувство. Да и сам вампир как-то в одну секунду переменился — на его лице было написано нескрываемое торжество.

— И в чем же этот секрет? — спросил я.

— Позволь встречный вопрос: в чем отличие между клинком и мечом?

— Прости меня, Григгт, но мне кажется, что отличия нет. Вообще-то я не спец в таких вещах, так что…

— Я знал, что ответ будет именно таким, — перебил меня вампир. — На самом деле отличие огромное. Меч — это оружие. А клинок — всего лишь кусок стали, пусть даже и очень хорошо прокованной. Однако не буду мучить тебя намеками. Клинок становится мечом, оружием лишь в то мгновение, когда его впервые оросит живая кровь. Через нее он обретет душу того существа, кровь которого пролил. Так что секрет прост: чтобы получить истинную сумрачную сталь, достаточно закалить только что откованный клинок в крови оборотня. Гаттьены ли, вильфинга — неважно. Чтобы создать один меч или кинжал, надо отнять жизнь у одного оборотня.

— Так просто, Григгт?

— Просто, и вместе с тем непостижимо для простого человека. Только нам, вампирам, ведома великая мощь живой крови. Оборотня нельзя убить мечом, который уже отведал человеческой крови, либо был закален обычным способом, в воде и масле. Но девственный клинок смертоносен для любого из созданий магии, а позже, напитанный в момент своего рождения их кровью, он будет нести смерть всем им.

— Руны на клинках Вечных! — вспомнил я. — «Снежная Белизна Помыслов, Алая Кровь, Великая Сила Клинков».

— Ты сообразителен, Кириэль Сергиус, — похвалил меня Григгт. — Мечи Вечных — это совершенное оружие убийства. Бойся удара таким мечом, он убьет тебя мгновенно, и никакая магия Сестер тебя не защитит.

— Но если все так просто, почему Орден до сих пор не разгадал секрета ваших клинков?

— Потому что алхимики Ордена всего лишь люди, а не вампиры, они слишком ограниченны, и многое из тайных знаний им недоступно, — Григгт улыбнулся одними губами. — Пока недоступно. Придет день, и секрет древнего оружия Арк-Альдора будет раскрыт. Возможно, это случится с твоей помощью.

— Это как понимать?

— Ты волен рассказать об этом барону Бришу, а волен не делать этого. Помни об одном, Бриш использует наш секрет ради своей собственной цели, а цель у него одна — стать королем Вальгарда вместо Готлиха…Вот и все, Лэйрдганатх. Я больше не задерживаю тебя. Ты можешь идти своей дорогой, и пусть она приведет тебя к цели. На прощание возьми вот это, — Тхан-ха-Григгт протянул мне тускло сверкнувшее в зеленоватом свете кристаллов тяжелое кольцо с квадратным камнем. — У Перстня Темного много полезных свойств, но самое важное — его сила Отражения. Оно защитит тебя от магического оружия, основанного на стихиях Разрушения.

— Спасибо, но это очень ценный подарок. Я не могу его взять.

— Бери. Черная Ши оценит мое благодеяние. Я рад, что хоть такой безделицей смогу помочь тебе, пришелец. А теперь пойдем, я покажу тебе выход. И должен сказать, что беседа с тобой доставила мне большое удовольствие. После долгих лет молчания так приятно просто поговорить!

* * *

Ощущение было сродни тому, которое испытываешь при внезапном пробуждении. Я внезапно понял, что нет больше вокруг меня ни хранилища архивов, ни таинственного эльфа-вампира в туманном плаще. Я вновь оказался в том самом зале, где еще недавно бесновался огненный ифрит, швыряя в нас испепеляющими сгустками пламени, меня окружали воины Бриша, и сам барон стоял передо мной, глядя на меня в изумлении и нетерпеливом ожидании. И только перстень на моем пальце, посверкивающий кроваво-красной каплей камня, доказывал, что беседа с Тхан-ха-Григгтом не была причудливой игрой моего воображения.

— Ллеу! — Уитанни была уже тут как тут, она подскочила ко мне, вздымая к своду руки, и глаза ее от удивления и радости расширились до прямо-таки анимэшных размеров. — Туарр-фьянн ай рруанн мьяффа тьерр! Уитанни тррау а-драан!

— Клянусь Дреблом! — выдохнул барон. — Ну и чудеса.

— Милорд? — спросил я.

— Ты не перестаешь меня удивлять, бродяга. Миг назад ты вошел в эту дверь, и она захлопнулась за тобой, как пасть могилы. Признаться, я уж и не чаял увидеть тебя живым. И вот ты появляешься как призрак из воздуха! — Барон пару мгновений таращился на меня, сверкая своим глазом, а потом громко захохотал, и воины подхватили его смех. — Ловко, будь я проклят! Ну, рассказывай.

— Что хочет слышать милорд?

— Как что? Ты ведь узнал секрет оружия, верно?

— Милорд, я… — тут я осекся. Вспомнились слова Григгта о том, какова цель барона. Да Бог бы с ней с целью, о другом я подумал. О том, что ради создания каждого зачарованного клинка придется убивать по оборотню. И начнет барон, конечно же, с вильфингов Лабиша. С ручных, по сути, зверей — да, опасных, да внушающих трепет, да хищных и всегда готовых порвать любого человека в клочья, — но… А что будет дальше, когда барон при помощи альдорских мечей одолеет своего противника, вальгардского короля, и сам станет правителем этой земли? Будет то же самое, что и сейчас — Орден не будет упразднен, просто возглавят его преданные барону люди, тот же Люстерхоф или Лабиш. И все пойдет по кругу, и снова орденские отряды будут охотиться на прячущихся в тумане ши, на колдунов, как они их называют, и на гаттьен, и мечи и алебарды для этой охоты будут закаливать не только в крови вильфингов, но и в крови сестер моей Уитанни. Имея такое оружие, они быстро истребят всех созданных во времена Элодриана существ, и все… — Милорд, я вынужден разочаровать вас. Секрета зачарованной стали не существует.

— То есть как! — гаркнул барон, и улыбка сразу сошла с его лица. — Этого быть не может. Я точно знаю, что альдорская сталь особенная. Ты был в архивах?

— Да, милорд, и я разговаривал с их Хранителем. И вот доказательство того, что я не лгу, — я показал барону полученный от Григгта перстень. — Хранитель Тхан-ха-Григгт вручил мне этот перстень. А еще он сказал мне, что секрет стали утерян, и восстановить его невозможно.

— Проклятье! — Лицо Бриша стало совсем мрачным. — Я не верю! Я прошел все эти дьявольские ловушки, потерял десять отличных солдат — и все напрасно? Клянусь Дреблом, тут что-то не то. Я по твоим глазам вижу, крейон, что ты лжешь.

— Милорд не верит мне? Напрасно. Я действительно говорю правду.

— Я не верю тебе, — весь облик барона ясно говорил о том, что вот-вот над моей головой разверзнется адская буря. — Говори, несчастный, или я вырву этот секрет вместе с твоим сердцем!

Но подобные вещи легче сказать, чем сделать. Не успел барон взяться за рукоять меча, как между нами встала разъяренная гаттьена, в одно мгновение изменившая обличье. Сверкая глазами, Уитанни припала к каменному полу пещеры и издала предупреждающее рычание. Бриш, понятное дело, выхватил свою Гельду, но напасть первым все-таки не решился. Однако ситуация была отвратная — мы с Уитанни оказались под прицелом двух десятков луков и самопалов, да еще Лабиш, злорадно улыбаясь, поднял руку, чтобы отдать приказ своим вильфингам заняться нами.

— Милорд! — крикнул я, пытаясь любой ценой избежать драки, которая не сулила нам с Уитанни ничего хорошего. — Выслушайте меня, а потом я сам подставлю шею под ваш меч, если вы этого захотите. Хранитель сказал мне, что секрет оружия Арк-Альдора был утерян еще до того времени, как сюда пришли ваши предки. Это правда. Я говорю вам то, что услышал от Хранителя. Я спросил его, что нам делать, и он посоветовал продолжать искать древние клинки. Их, по его словам, осталось достаточно много.

— Милорд, он лжет! — заорал Лабиш, больше всего опасавшийся, что я смогу вернуть расположение барона. — В древних книгах ясно написано, что рецепт сумеречной стали существует. Этот человек — лжец.

— Очень хорошо, — сказал я, понимая, что истерика Лабиша ничего не изменит, и пока я тут хозяин положения. — Я лжец, как вы говорите. Но какой смысл мне лгать? Неужели я бы не использовал такой шанс обрести настоящую защиту от зверей Ордена? Где логика, милорд?

— Милорд, — внезапно подал голос Люстерхоф, — я уверен, этот малый говорит правду. Очень на то похоже.

— Я не спрашивал твоего мнения, Ромбрандт! — прорычал барон, не опуская оружия. — Клянусь сыновьями Айтунга, я…

— Милорд, позвольте, я переговорю с этим крейоном, — предложил Люстерхоф. — Мне кажется, парень просто немного не в себе оттого, что видел и испытал за этой дверью.

Уитанни настороженно заворчала, когда Люстерхоф шагнул ко мне. Бывший охотник вполне по-дружески положил мне руку на плечо и жестом предложил отойти подальше от воинов барона, чтобы нашего разговора не было слышно.

— Плохая мысль, малыш, — сказал он мне, когда мы удалились к дальней стене зала. — Ты явно лжешь. Никто из присутствующих не верит тебе, и я не верю. Представляешь, чем это может для тебя закончиться?

— Я говорю правду, — упрямо сказал я, решив стоять на своем до конца. — Нет никакого секрета. Так сказал Хранитель.

— Сомневаюсь. И я знаю, почему ты лжешь, — Ромбранд показал глазами на Уитанни. — Из-за нее? Боишься, что если у нас появится оружие против этих тварей, твоей кошечке придется несладко?

— Ромбранд, я могу поклясться, что не лгу, — ответил я, а сам удивился проницательности этого человека. — Мне по боку оборотни, мне плевать на то, будут они жить или умрут. Неужели ты думаешь, что я бы упустил такую возможность справиться с орденскими монстрами?

— Давай я кое-что попробую тебе объяснить. Сейчас ты стоишь на своем, и допустим, барон тебе поверит, или сделает вид, что поверил. Я неплохо знаю Бриша, и догадываюсь, что будет потом. Барон не из тех людей, что держат возле себя слуг, не оправдавших их доверия и надежд. Даже если дело не дойдет до кровопролития, ты будешь изгнан. Барон выгонит тебя. Для тебя эта верная смерть. Там, снаружи, по пустошам рыскают орденские охотники, которые ищут тебя, и обязательно найдут, уж поверь мне. И когда это случится, никто не защитит тебя — ни эта гаттьена, ни твои друзья-ши. Отказываясь от покровительства Бриша, ты подписываешь себе смертный приговор. И чего ради? Когда ты проникся жалостью к этим чудовищам? Они всего лишь порождения магии, даже их рождение противоестественно. Подумай, хорошенько подумай, крейон, что ты творишь.

— Ромбранд, я сказал правду, — выдохнул я. — Мне нечего больше сказать. Я всего лишь передал тебе слова Хранителя. Если вы мне не верите, сами войдите в эту дверь и попробуйте поговорить с тем, кто находится за нею. Нет никакого секрета.

— Хорошо, — в глазах Люстерхофа сверкнул лед. — Я тебя предупредил. Ты сам сделал свой выбор, крейон.

Он отошел от меня и что-то сказал Бришу, стоявшему в окружении своих людей. Я видел, как барон плюнул себе под ноги, вбросил меч в ножны и подозвал меня повелительным жестом.

— Я ошибся в тебе, — сказал он презрительно. — Ты не маг. Ты слюнтяй и недотепа. Ты не смог выведать секрет оружия и поставил меня в глупое положение. Из-за тебя я возвращаюсь в свой замок ни с чем. Убирайся прочь и не попадайся мне на глаза. При следующей нашей встрече я сделаю все, чтобы ты украсил собой самую высокую виселицу в моих владениях. Прочь!

Это были ожидаемые слова, и меня они, честно говоря, обрадовали. Так что я поклонился барону и зашагал к выходу из зала, а Уитанни следовала за мной, поминутно оглядываясь на наших недругов и предупреждающе скаля острые клыки. Уж не помню как долго и каким образом мы дошли до выхода из Арк-Альдора, но только уже в ущелье, выйдя на свет и свежий воздух, я ощутил невероятную усталость и смутный страх. Итак, я нажил себе еще одного врага. Может быть, я сделал ошибку, поддался эмоциям. Но сделанного не вернешь, и надо теперь думать, что делать дальше. Одно хорошо — я снова свободен и могу вернуться к своим делам. А еще паче чаяния я узнал действительно важнейшую тайну. Посмотрим, помогут ли мне сегодняшние события в дальнейших моих странствиях.

— Спасибо, Кириэль!

Я порывисто обернулся на голос и увидел Алиль. Она стояла в паре метров от меня на большом камне и улыбалась.

— Ты еще раз доказал, что Сестры сделали правильный выбор, — сказала она. — Я благодарна тебе за то, что ты скрыл правду.

— Да, и пережил несколько очень неприятных минут. — Я помолчал. — Ты знаешь, что сказал мне Григгт?

— Представь себе, нет. Мне неизвестна тайна Огненных. Я никогда не интересовалась оружием, более того ненавижу его всей душой. Но я рада, что ты не открыл секрет Бришу. Он ненадежен. Может быть, он даже более опасен, чем Орден.

— И что мне теперь делать?

— У тебя был план — следуй ему, — Алиль погладила подошедшую к ней Уитанни. — Тебя ждут твои враги и друзья. Полагаю, ты знаешь и умеешь уже достаточно много, чтобы быть готовым к встрече с ними.

Сказав это, Алиль легко спрыгнула с камня и ушла во внезапно сгустившийся в ущелье туман. Мы с Уитанни дошли до конца ущелья, где нас встретили воины, оставленные сторожить лошадей. На их расспросы я сказал только, что барон вернется с минуты на минуту, и поспешил убраться подальше с этого места, опасаясь, что Бриш раскается в своем великодушии и устроит за мной погоню. Не то, чтобы я боялся драки, но беспокойство за Уитанни не покидало меня. Мне очень не хотелось ее потерять.

— Уанн-ррау Уитанни ллеу дуэррен ни гар, — сказала гаттьена, уже принявшая человеческий облик. Вероятно, она сообщала мне, что готова следовать за мной дальше. Я посмотрел на ее нечеловечески красивое личико, на великолепные волосы, рассыпавшиеся из-под капюшона ее плаща, на всю ее статную стройную фигурку и вздохнул. Мне вдруг стало самым очевидным образом понятно, что я не на шутку привязался к этому странному созданию. И самое скверное то, что в этом мире я могу потерять ее в любой момент.

— Ладно, киса, пошли, — сказал я, поудобнее перехватив свою сумку с поклажей. — Уносим ноги отсюда. Экскурсия в мертвый город была поучительной и интересной, но больше меня туда не тянет. А поскольку идти нам с тобой некуда, выбираем первоначальный маршрут — топаем в Набискум. Как тебе моя идея?

— Йенн, — сказала Уитанни. — Ллеу аррум-фьярр.

— Первый раз за свою жизнь встречаю женщину, которая во всем со мной соглашается, — произнес я, и мы двинулись прямо в туман, который все больше сгущался в долине.

* * *

Нуте-с, друг любезный, давай подумаем, что мы с тобой натворили. С одной стороны, все вроде сделано правильно — барон Бриш совсем не тот человек, которому надо доверять подобные секреты. Но с другой стороны, ты снова один, и кроме твоего посоха и этой очаровательной кошки тебе не на кого рассчитывать. Ты поступил правильно, но вся твоя правильность тебя не спасет, если ты встретишь на дороге отряд орденских охотников.

Но нет худа без добра. Быть рыцарем барона Бриша, конечно, большая честь (смешок), но свобода все равно лучше. Правда, твой рыцарский титул превратился в пшик, но и это можно пережить. Гораздо хуже то, что ты не знаешь, куда тебе идти. Звезды, которые сейчас светят на твоей головой, не подскажут тебе правильной дороги — тут нет ни Полярной Звезды, ни Большой и Малой Медведиц. На карте Матьюша все, что находится севернее Вокланских пустошей обозначено большим белым пятном. Вся надежда только на Уитанни. Уж она-то должна знать, куда идти.

Снова сгущается туман. Конечно, я знаю, что мои приятели ши скрываются под его покровом, но кто знает, кто еще может таиться в этой пелене? Я еще не забыл рассказы о крылатых чудовищах и Дикой Охоте, да и охотники могут появиться в любой момент. На этой равнине мы с Уитанни заметны чуть ли не за милю. (Оглядываясь по сторонам) О, а кошка-то моя, похоже, куда-то убежала! Наверное, ей надоело мое молчание. Надеюсь, в ее отстуствие мне не повстречается какой-нибудь плотоядный представитель местной фауны. Да и место для ночлега надо найти…

Как я устал! Сумка, которая в начале пути от Арк-Альдора весила, может быть, килограмма три, сейчас будто стала в десять раз тяжелее. Ноги в сапогах горят, а в животе бурчит так, что слышно, наверное, на всю округу. А самое скверное то, что нечем этот живот набить. Все, что у меня оставалось съестного — пара сухарей, кусок брынзы и два сморщенных зеленых яблока, — было съедено еще днем. И денег у меня нет, ни единого жалкого фельда. Все мое имущество — это моя одежда, кинжал, подаренный бароном, посох, набор хирургических инструментов, огниво, которым я так толком и не научился пользоваться, фляга с водой и несколько бутылок с целебными зельями в сумке. Без еды я долго не протяну. Надо бы тут жилье поискать. Наверняка где-то поблизости есть люди.

О, а это что такое? Никак, дождик накрапывает? Только этого мне не хватало для полного счастья! Остается вымокнуть, простудиться, схлопотать пневмонию и все, капец. А у меня еще остается незаконченное дело. Черт, интересно посмотреть на физиономию папаши, когда он узнает, кто я такой! Сколько лет я его не видел? Где-то лет двадцать пять точно. Это будет для него еще тот сюрприз…

А, слава Богу, впереди вроде как роща! Хоть от дождя укроюсь. Нет, не создан я для туристической романтики. Все на свете сейчас бы отдал за десятичасовой сон в нормальной постели, в теплой квартире, с последующим завтраком из пары… нет, трех… нет, пяти бутербродов с ветчиной и сыром, большой чашки кофе и хорошей сигареты вдогонку! Мечтай, дурила, мечтай. Если завтра-послезавтра ты не найдешь какого-нибудь жилья, ноги перестанут тебя носить, и Уитанни потащит тебя в зубах, как собственного котенка… Ладно, не будем о грустном. Сейчас попробую разжечь костер и согреться, а там…

А там видно будет.

* * *

Рассуждая о своих горестях, я совсем упустил из виду одну простую вещь — иногда помощь приходит, откуда не ждешь. Разжигая в укромной березовой роще сухой валежник, я сокрушался, что мне придется лечь спать натощак. Однако еще пламя не успело разгореться, когда в окружавшем облюбованную мной для ночлега поляну кустарнике послышался шорох, и появилась Уитанни, державшая в зубах пойманного ею зайца. Положив добычу на землю рядом со мной, гаттьена улеглась подле меня среди кустиков вереска и начала вылизывать лапы. Проблема с ужином была решена.

— Уитанни, спасибо, — сказал я, глядя в яростные золотисто-зеленые глазищи существа. — Ты очень добра ко мне.

— Уаррр! — промурлыкала Уитанни, жмурясь, совершенно как домашняя кошка.

Я был тронут до глубины души. Соли и хлеба у меня не было, но печеная на углях зайчатина подкрепила меня, и я сразу воспрял духом. Будущее перестало казаться неопределенным и мрачным, на душе стало спокойнее, и я захотел спать. Под охраной моей кошечки-телохранительницы я благополучно продрых до утра, а утром перекусил остатками зайца, и мы двинулись дальше, благо начавшийся вечером дождь закончился еще до полуночи.

Примерно через час пути я внезапно почувствовал запах дыма, который донесли до нас порывы восточного ветра. Лицо Уитанни сразу приобрело встревоженное выражение.

— Хьенн-а-вар, ллеу, — сказала она, показав пальцем в ту сторону, откуда донесся запах.

— Это может быть человеческое жилье, — обрадовался я. — Печку топят, вот и пахнет дымом.

За лесополосой, окаймлявшей равнину, по которой мы шли на восток, внезапно открылся широкий наезженный тракт, а вдалеке, за вершинами деревьев я увидел столб темного дыма. У меня появилось нехорошее предчувствие, и я встал на дороге, раздумывая, стоит ли идти дальше — уж очень этот дым смахивал на дым большого пожара. Скорее всего, я бы выбрал другую дорогу, но тут случилось нечто такое, чего я не ожидал.

Из-за деревьев прямо на нас вынеслось трое вооруженных всадников на лошадях, покрытых кожаными ладрами. Они появились так внезапно, что я на мгновение растерялся. Зато Уитанни среагировала мгновенно — ее плащ упал на землю, и гаттьена бросилась огромными прыжками наперерез кавалькаде. Всадник, скакавший в голове отряда, заметил зверя, осадил лошадь так, что она с ржанием встала на дыбы. Миг спустя я услышал хлопки выстрелов, а потом душераздирающие вопли, рычание гаттьены и еще один выстрел, после которого наступила тишина.

Когда я подбежал к месту, где произошел этот молниеносный поединок, то увидел следующее — одна из лошадей билась на земле, истекая кровью, остальные с испуганным ржанием уносились прочь по полю. Два человека лежали мертвыми со сломанными шеями и страшными ранами от когтей гаттьены, третий, бледный, с перекошенным в смертельном ужасе лицом, сидел на земле, вжавшись спиной в ствол дерева, и пытался отогнать Уитанни саблей, делая в сторону оборотня колющие выпады. При этом он дико вопил. Гаттьена лениво, точно играя с будущей жертвой, то делала шаг вперед, заставляя бедолагу вопить еще громче, то отступала, игриво постукивая по земле хвостом.

— Убери ее! — заорал человек, заметив меня. — Во имя Вечных, убери, умоляю!

— А с чего мне ее убирать? — сказал я, заметив, что неизвестный мало того, что вооружен, так еще и выглядит как заправский вояка. — Пусть кошечка поиграет.

— Заклинаю! — заорал человек и захлебнулся визгом, потому что гаттьена подскочила вплотную к нему, ловко выбила правой лапой саблю, а левой ласково так шлепнула по его высокому кавалерийскому сапогу, разорвав голенище от колена до каблука. — Убериии!

— Уитанни, — сказал я негромко, — погоди, дай мне с ним поговорить.

Гаттьена зажмурилась, тряхнула головой и отошла от перепуганного вояки, истинно по-кошачьи вытянув хвост трубой.

— Великие Вечные! — дрожащим голосом бормотал вояка, пытаясь встать на трясущиеся ноги. — Будь я проклят! Ты кто такой?

— Я Лэйрдганатх, повелитель кошек, — сказал я. — Так что не искушай судьбу и веди себя хорошо. Почему вы напали на нас?

— Мы напали? Это твоя тварь, будь она проклята… Хорошо, хорошо, — примирительно заговорил вояка, обращая ко мне ладони. — Я Сандер, сержант Сандер. Его светлость капитан Донато Френчи послал меня в Валькурт за остальными нашими ребятами.

— Мне это ничего не говорит, — я показал на столб дыма. — Что там происходит?

— Там? Ничего особенного, — сержант очень нехорошо осклабился. — Просто его светлость решил погостить на ферме.

— Вот что, сержант Сандер, — сказал я, — вали-ка ты отсюда подобру-поздорову, пока я позволяю. Гаттьена меня слушается, но и у нее весьма развит условный рефлекс на мерзавцев.

Сержанту не надо было дважды повторять это предложения: вопя и сквернословя, он бросился с поляны, заметно прихрамывая на левую ногу. Я дождался, когда он скроется за поворотом дороги, жестом подозвал Уитанни, и мы поспешно зашагали по дороге в сторону пожара.

Ферму мы увидели минут через десять. Зрелище было печальное — скирды в поле и часть построек полыхали вовсю, в облаках дыма носились пешие и конные воины. Кто-то гонялся за разбегавшимися курами и овцами, кто-то тащил какие-то мешки и корзины. Словом, самое что ни на есть классическое воплощение сюжета «Нападение мародеров на крестьянский хутор».

Скажу откровенно — поначалу у меня не было желания вмешиваться во все это, тем более что мы с Уитанни, похоже, опоздали и предовтратить разорение фермы уже никоим образом не могли. Но только мы вели себя очень неосторожно, и нас заметили — кто-то из мародеров обладал очень острым зрением, разглядев нас на таком, довольно приличном расстоянии. Несколько человек перестали бегать за скотом, остановились, обратив лица в нашу сторону, и я увидел, что они повыхватывали оружие и помчались в нашу сторону. Это была реальная угроза, и теперь у меня не было ни причин, ни желания удерживать Уитанни.

Гаттьена помчалась на врагов огромными прыжками. Я видел, как верзила в красном колете вскинул длинный самопал — полыхнул выстрел и раздался сухой треск. То ли он промазал, то ли его стрельба была Уитанни до фонаря, но миг спустя красный колет полетел наземь с разможженым черепом. Уитанни быстро и сноровисто расправилась еще с двумя негодяями, одному сорвала взмахом лапы лицо, второму сломала позвоночник. Когда я подбежал к горящим скирдам, в дыму кипело настоящее сражение — сразу пять или шесть мародеров пытались окружить гаттьену, орудуя шпонтонами и двуручными мечами. Яростно рыкнув, Уитанни прыгнула прямо на здоровяка с фламбергом в руках, смяла его, как бумажную куклу, потом сбила с ног еще одного мародера, а тут и я подоспел. Усатый тип в стальной кирасе, надетой поверх дорогого камзола с пышными буфами, бросился мне навстречу, замахнулся широким палашом, целя мне в голову, но я не стал отбивать его удар, а поступил проще — опередив усача на мгновение, ткнул его свинцовым концом посоха в живот. Негодяй отлетел от меня прямо в горящую скирду, и я услышал его истошный вопль.

Со стороны ферму на подмогу своим уже спешили еще бандиты — двое верховых и за ними следом с полдюжины пеших. Раздался грохот выстрелов, мимо моей головы со свистом пролетела пуля, но все это уже не имело никакого значения. Уитанни прыгнула наперерез скачущим прямо на меня всадникам, лошади испугались, и один из всадников вылетел из седла, будто выброшенный из него катапультой. Гаттьена немедленно позаботилась об упавшем, нанеся ему два убийственных удара передними лапами, отчего голова мародера превратилась в кровавую кашу. Второй всадник, облаченный в великолепные пластинчатые доспехи, отделанные лазурной эмалью и золотой финифтью, попытался достать Уитанни своим длинным мечом, но моя киса играючи увернулась от этого удара и, яростно фыркнув, в мгновение ока стащила воина с коня, ухватив лапами за тяжелый бархатный плащ. Когда рыцарь в роскошных доспехах рухнул в грязь, уцелевшие бандиты вместо того, чтобы попытаться отбить своего командира у гаттьены, бросились врассыпную, бросая оружие. Поле битвы определенно осталось за нами.

Я еще пару секунд глядел вслед улепетывающим в сторону лесополосы мародерам, а потом посмотрел на гаттьену. Уитанни нависла над рыцарем, поставив ему на грудь обе лапы и кровожадно облизываясь. Воин что-то бубнил в свой шлем-саллед — я не мог ни слова разобрать, но догадывался, какие отборные проклятия раздаются сейчас в наш адрес. Убедившись, что вся шайка разбежалась, я подошел к поверженному и концом посоха постучал по его шлему.

— Эй, приятель, — сказал я. — Наша взяла. Нехорошо обижать крестьян.

Присев на корточки, я откинул забрало шлема и увидел мертвенно-бледное, перепуганное лицо человека, который по возрасту был моим ровесником. В его серых глазах был такой несусветный ужас, что я даже пожалел его.

— Пощады! — пролепетал рыцарь, глядя не на меня, а на Уитанни. — Во имя всех высших сил!

— Что здесь происходит? — спросил я самым спокойным тоном.

— Пощады… прошу вас… я заплачу… выкуп, — прохрипел рыцарь, вращая глазами, остекленевшими от страха. — Убери ее, убери, ааааа!

— Я спросил: что тут происходит?

— Меня послали…. Кондотьер Понтормо, наш командир, послал меня… на разведку.

— Капитан Донато Френчи, не так ли?

— Убери зверя, маг! Во имя Вечных!

— Зачем вы подожгли хутор?

— Это все сиволапые, будь… они прокляты. Мы потребовали провизию и сено, они… заартачились.

— И вы их наказали, так? — Я почувствовал тяжелую давящую злобу. — Вот взять сейчас и сказать гаттьене, чтобы она тебе башку открутила, проклятый пес.

— Прошу тебя… не надо! У меня приказ… был. Мы должны были… обеспечить наш отряд провиантом.

— И ради этого ограбить этих бедняг?

— Это всего лишь… жалкие крейоны.

— Это живые люди.

— Мы должны, — лепетал Френчи, — выступить к Роэн-Блайн, чтобы соединиться… с армией Хагена.

— Армия Хагена? Так что же, маршал покинул Набискум?

— Покинул… Ради Вечных, убери же наконец это тварь!

— Маршал Хаген оставил Набискум, — сказал я, захваченный собственной мыслью. — Что ж, это важная новость.

— Убери зверя!!!

— Роэн-Блайн — что это за место?

— Крепость, которую мы должны захватить. Сорок миль на северо-восток отсюда. — Френчи начал икать от страха. — Пощады, маг!

— Уитанни, сторожи его, — сказал я и направился к домам.

То, что я увидел, вызвало у меня самые тягостные чувства. Большой добротный дом, построенный когда-то с любовью и старанием, был почти полностью охвачен огнем — пламя выбивалось из окон, и прогоревшая крыша вот-вот должна была рухнуть. Пылал и дальний от меня овин, вокруг которого бестолково и жалобно блея расхаживали овцы. Тут же потерянно бродило несколько кур, и мне врезался в память петух, которому, видимо, удалось вырваться из лап схватившего его мародера. Я понял это потому, что у бедняги был начисто выдран весь хвост.

Ко мне уже бежал хозяин разграбленной фермы, маленький плохо одетый толстячок средних лет. Опаленные волосы венцом торчали вокруг его испачканной копотью лысины, красные гипертонические щеки были в слезах. Не добежав до меня метра два, толстяк бухнулся на колени и зарыдал.

— Господин! — восклицал он, заливаясь слезами. — Да благословят тебя все высшие силы, господин!

Я не смотрел на толстяка, и не потому, что он был недостоин внимания. Я не мог оторвать взгляд от тела пожилой женщины, лежавшей у входа в разграбленный амбар в жирно поблескивающей черной луже. Ее разбитая ударом кистеня или боевого топора голова была запрокинута, зубы оскалены, и она смотрела на меня мертвым остановившимся взглядом сквозь маску из крови и грязи, покрывшую ее лицо. Здесь же, у входа в амбар, привалившись к бревенчатой стене сидела, сжавшись в комочек, девушка лет двадцати — ее одежда была совершенно разорвана, волосы растрепаны, лицо разбито, и густая кровь тягучими нитями стекала с ее губ на обнажившуюся грудь. Я подошел к ней, глянул ей в лицо — она определенно была в шоке. Я коснулся ее золотым концом посоха: девушка застонала и сползла по стене на землю, продолжая глядеть перед собой невидящими, полными боли глазами. И тут меня охватила такая ярость, что я крикнул:

— Уитанни, убей его!

Капитан Френчи завопил — и его вопль тут же оборвался хрустом и бульканьем, которое я расслышал даже в гуле пожара. Толстяк был уже тут как тут, пытался поцеловать мне руку, но я не позволил ему этого сделать, подхватил, поставил на ноги и встряхнул, пытаясь привести в чувство.

— Я ничем не могу тебе помочь, дядя, — сказал я, выговаривая каждое слово. — Понимаешь, ничем. Прости, опоздали мы.

— Господин! — завывал фермер, размазывая слезы по грязному лицу. — Господин, за что? Я бы… я бы все им отдал. Без… денег. А они… они…

— Это классика моего мира, — говорил я, совершенно не задумываясь над тем, что фермер может принять меня за сумасшедшего, несущего всякий бред. — Жак Калло и его «Бедствия войны», ландскнехты, мародеры, убийцы и насильники. А еще будут Орадур и Хатынь. Ну, папаша Москвитин, также известный как Вильям де Клерк, натворил ты дел!

— Господин! — всхлипывал фермер. — Спа… спасибо тебе!

— Не меня благодари, ее, — сказал я, показав на Уитанни, которая стоя над безжизненным телом капитана Френчи слизывала кровь с лапы. — Если бы не она, всех бы убили, и меня тоже.

— Господин, я за тебя молиться буду. Может, примешь от меня…в благодарность?

Я так посмотрел на него, что он сразу замолчал. Девушка в дверях амбара начала дрожать всем телом, всхлипывать, лицо ее задергалось, и из глаз полились слезы, смешиваясь с кровью. Толстяк, увидев это, бросился к ней, обнял, и они начали громко голосить — шок проходил, горе наконец-то нашло выход.

Громкий грохот и треск вывели меня из оцепенения — прогоревшая крыша провалилась, выбросив вверх облако искр. Меня накрыла новая волна дыма, дышать стало нечем, резь в глазах была нестерпимой, и я бросился прочь от догорающей фермы. Какое-то время я пытался отдышаться, а потом обнаружил, что Уитанни уже тут как тут, подле меня.

— Ты осуждаешь меня? — спросил я гаттьену. — Думаешь, не стоило его убивать?

Уитанни ничего не ответила, только потерлась головой о мое бедро, и было в этой ласке что-то виноватое.

— Хаген ушел из Набискума, — сказал я оборотню, стараясь больше не вспоминать о капитане Френчи и обо всем, что увидел пару минут назад. — Значит, орденцы ушли вместе с ним. И мы можем попробовать попасть в Набискум. Но сначала давай-ка отправимся в Роэн-Блайн. Надо предупредить жителей об этих мерзавцах.

Глава четырнадцатая

Только самое тяжелое испытание может проявить наши таланты, неведомые даже нам самим.

Белая книга Азарра

Господи, да как же я устал!

Единственное, чего мне сейчас хочется — это лечь и уснуть крепко-крепко. Но я не могу себе этого позволить. Я должен успеть в Роэн-Блайн, чтобы предупредить.

Какая великолепная ночь! Тишина, полное безветрие — и море звезд над головой. Странно, только сейчас я заметил, что на небе этого мира есть Млечный Путь. И еще более странно то, что я, измотанный долгой дорогой и голодный, могу восторгаться звездным небом. Может быть, этот восторг — лишь попытка забыть о вещах куда более мрачных и неприятных для меня.

Сейчас я жалею, что не попросил несчастного фермера дать мне немного еды. Он бы, конечно, не отказал — ведь в его глазах я был спасителем. Но я не мог его ни о чем просить. Я был слишком потрясен увиденным на ферме, чтобы думать о еде.

Мне всегда была ненавистна любая жестокость. Может, потому я и подался в свое время на юрфак, что был полон наивных романтических иллюзий, представлял, как, став следователем или криминалистом, буду бороться с преступностью. Потом я понял, что не все в жизни так просто, что добро и зло в ней слишком сильно переплелись, и порой невозможно определить, что хорошо, а что плохо. Я узнавал, что не всегда преступники — это законченные негодяи, и в то же время люди, которые по долгу службы были обязаны сражаться со злом и беззаконием, порой сами это беззаконие и творили. Не раз и не два я видел, как темное звериное начало в самых законопослушных и достойных людях нежданно-негаданно вырывается на свободу, заставляя их творить поступки, на которые они еще пару дней назад ни за что бы не решились. Иногда я чисто по-человечески понимал и жалел этих людей. Я мог понять мотивы и чувства тихого незаметного и совершенно безобидного мужичка, ударившего кухонным ножом своего собутыльника, распустившего язык; мне было искренне жаль женщину, которая собственными руками убила систематически истязавшего ее сына-наркомана. Но вот чего я никогда не мог понять и простить, так это трусливой жестокости тех, кто глумится над слабыми и беззащитными, пользуясь своей безнаказанностью, кто нападает толпой на одного, выбирая жертву, не способную дать отпор. Помню, как много лет назад один из моих друзей, начинающий художник-скульптор, человек отнюдь не богатырского сложения и не знакомый с восточными единоборствами, увидел, возвращаясь домой, как в подворотне кучка шпаны избивает какого-то мальчишку. Поскольку мой приятель был человеком неравнодушным, он вмешался в драку и после короткого рукопашного боя заставил свору отморозков разбежаться. Заступничество стоило ему двух ножевых ранений, сломанных ребер и легкого сотрясения мозга, но, когда я навестил его в больнице, мой друг с самым сияющим видом сказал мне: «Знаешь, Кирюх, от чего я кайфанул больше всего? Когда я влез в драку — нет, не в драку, а в настоящее убийство, потому что восемь человек били ногами упавшего истекающего кровью парня, — и начал ваять их мордовороты по своим лекалам, я увидел, что они испугались! Их было восемь, я один, а они все равно испугались, мля! Они не ожидали, понимаешь? Помахали руками, ногами, ножами — и разбежались, как крысы. А были бы настоящие мужики, кирдык бы мне пришел, запинали бы насмерть». Не знаю почему, но я запомнил эти слова. И уже позже, во время работы в прокуратуре, я много раз убеждался в том, что жестокость и трусость — это две стороны одной медали. И самое страшное было в том, что в моем мире этой жестокости и трусости было слишком много. Гораздо больше, чем мне бы хотелось.

То, что я увидел на одинокой ферме, вполне вписывалось в алгоритм любой войны. В то, что я много раз видел в исторических фильмах, на кадрах документальной хроники из зон конфликтов. Кровавые кошмары моего мира переместились в этот, принесенные сюда Духом разрушения, о котором мне говорили эльфы. Но я даже не представлял себе, насколько все это ужасно в реальности. И, потрясенный увиденным, я совершил то, чего еще вчера никогда бы совершил.

Я приказал убить человека. А самое печальное — я воспользовался своей властью, своим могуществом, использовал Уитанни как орудие мести. Теперь, когда эмоции немного улеглись, я пытаюсь ответить на вопрос — правильно ли я поступил?

Хочется верить, что правильно. Потому что, если бы сейчас мне снова пришлось бы решать судьбу капитана Донато Френчи, я бы поступил точно так же. Об одном жалею — мы с Уитанни слишком поздно оказались на этой ферме.

И очень надеюсь, что в Роэн-Блайн мы успеем вовремя.

* * *

На дороге к воротам Роэн-Блайна растянулась вереница повозок, крытых фур и крестьянских волокуш. На повозках сидели женщины и дети, мужчины расхаживали рядом, собирались в группки, о чем-то беседовали. На нас с Уитанни многие смотрели мрачно и неприветливо, хотя кое-то из крестьян все же учтиво кланялся, когда я проходил мимо.

У самих ворот народу было особенно много. Какой-то седобородый крестьянин со слезами умолял пропустить его со всей семьей в город, стражник, рослый краснорожий брутхаймец в кольчуге и с мечом на поясе наступал на старика, отталкивая его от ворот.

— Доброго дня! — сказал я, подойдя к стражнику. — Мне нужно в город.

— А мне плевать, куда тебе нужно, — ответил стражник. — Видишь, сколько народу ждет, когда им позволят войти? Становись в очередь и жди.

— У меня нет времени ждать. Я принес очень важные известия.

— Ты кто такой? — Стражник позабыл о плачущем старике, навис надо мной, уперев руки в бока.

— Мое имя Кириэль Сергиус, я целитель. Вчера в сорока милях отсюда я наткнулся на группу мародеров, которые грабили ферму. От них я узнал, что они собираются напасть на ваш город.

— Чего? — Стражник недоверчиво сощурился. — Какие такие наемники?

— Их командира зовут кондотьер Понтормо, а лагерь находится в Валькурте.

— Ха-ха-ха-ха! — Стражник от избытка восторга захлопал себя ладонями по животу, звеня кольчугой. — Ой, насмешил! В Валькурте стоит гарнизон лорда Тарна, вассала нашего светлейшего герцога. Ты что-то путаешь, малый.

— Я все верно говорю. Капитан наемников признался мне, что у них приказ идти на Роэн-Блайн и захватить его. Поверь, времени остается все меньше.

— И как же это ты, позволь спросить, заставил его признаться?

— Заставил, и все тут. Какая тебе разница?

— Большая разница, — стражник ткнул меня пальцем в грудь, и я краем глаза заметил, как изменилось лицо Уитанни. — Убирайся отсюда. Нечего мне тут сказки рассказывать. Хочешь попасть в город — готовь деньги за себя и за свою шлюху и становись в очередь.

— Послушай, я серьезно говорю…

— И я серьезно говорю, клянусь рогами и хвостом Мора! — Стражник схватился за рукоять меча. — Убирайся, иначе я разрублю тебя пополам, вонючий крейон.

Я, с трудом сдерживая себя, собрался было что-то ответить, но тут за моей спиной послышались пронзительные крики, а потом раздался топот копыт, и к воротам подскакал всадник на отличном, но взмыленном и измученном жеребце. Лицо и одежда всадника были покрыты грязью, левую руку он держал высоко поднятой над головой, и в ней был зажат какой-то свиток.

— Дорогу гонцу его светлости маршала Хагена! — проорал всадник. — Прочь с дороги, брутхаймская шваль!

Стража немедленно открыла ворота, и гонец пронесся мимо нас в город, едва не сбив нескольких зазевавшихся крестьян. Лицо говорившего со мной стражника приобрело озадаченное выражение.

— Продолжим разговор? — предложил я, понимая, что появление всадника могло что-то изменить.

— Ты действуешь мне на нервы, парень, — злобно ответил стражник. — Я же сказал, что тебе надо сделать. Не испытывай мое терпение.

— Ладно, черт с тобой, — сказал я. — Но я тебя предупредил.

Раздосадованный и злой, я отошел от ворот и поплелся в хвост колонны. Крестьяне при моем приближении замолкали, но я все равно мог услышать обрывки фраз: «…они отнимут все, что у нас есть…», «… Вечные, помогите нам!», «… все мы умрем,,», и прочее в том же духе.

— Не нравится мне все это, — сказал я Уитанни. — Что-то скверное случится, вот увидишь.

— Ллеу нрраан-а-тьуирр мьен ррау, — ответила гаттьена. — Эрр-хьифф миифар.

— Ты тоже чувствуешь, что должно что-то случиться, да, киса?

— Йенн. Уитанни льярр-а-лайн.

— Вот и я боюсь.

Солнце поднялось высоко, стало не по-осеннему жарко, и вода у меня во фляге закончилась. Глядя на мрачные лица крестьян, я подумал, что немного переоценил свои возможности, и в город нам с Уитанни не попасть. Денег, чтобы заплатить пошлину, у меня нет, а главное — стража мне не поверила. Может, нам следует побыстрее уносить отсюда ноги, пока в самом деле не появились наемники и не заставили меня пожалеть о том, что я сюда вообще пришел.

— Господин, — услышал я и обернулся. Передо мной стояла светловолосая девочка лет двенадцати с двумя забавными косичками и удивительно чистыми голубыми глазами.

— Чего тебе? — спросил я.

— Господин, вы ведь целитель, да?

— С чего ты взяла?

— Я слышала, как вы говорили это стражнику. Вы и вправду целитель?

— Да, я целитель. А в чем дело?

— Мои родители почтительно просят вас осмотреть моего младшего братика. Он заболел.

— Где твой братик?

— Здесь недалеко, — девочка протянула мне руку. — Пойдемте, господин, я провожу вас.

— Тебя как зовут? — не удержался я, уж больно понравилась мне эта милая девчушка.

— Санни, господин. Так вы идете?

Девочка привела нас с Уитанни к большой крытой телеге. Родители девочки тут же сообщили мне, что у них есть, чем заплатить за мои услуги. Больной мальчик (на вид ему было года четыре) лежал на рогожке на дне телеги. У него был сильный жар, а на правой ноге мальчика, чуть выше колена, я увидел огромный самого зловещего вида фурункул с оформившейся гнойной головкой.

— Вы поможете ему, добрый господин? — шепнула мне мать мальчика.

— Я постараюсь. У вас есть факел или лампа?

Отец ребенка тут же извлек из кучи поклажи глиняный светильник. Я велел ему разжечь его, а сам достал из сумки свои инструменты, бинт, корпию и баночку противоспалительной мази. Когда светильник разгорелся, я прогрел на пламени скальпель, протер лезвие корпией, смоченной приготовленным на спирту желудочным эликсиром из моих запасов — какая-никакая, а антисептика! — и, набравшись мужества, вскрыл фурункул. Ребенок слабо вскрикнул от боли, заплакал.

— Тихо, тихо! — сказал я, вытирая корпией обильно вытекавшие из раны кровь и гной. — Все уже закончилось. Сейчас перевяжем, и все будет ха-ра-шо!

Пока я занимался мальчиком, вокруг телеги уже собралась большущая толпа крестьян. Мать ребенка, тараторя и захлебываясь, рассказывала, как ее маленького Тиммо укусила какая-то мерзкая муха, как мальчик все время чесал укус, а потом на месте расчеса появилась ужасная злокачественная опухоль — и все в том же духе. Я чувствовал, как множество внимательных глаз смотрят мне в спину, и это меня, честно сказать, весьма напрягало.

Поскольку я не очень-то доверял своим хирургическим талантам и был обеспокоен высокой температурой, то сделал вот что: как бы нечаянно коснулся мальчика золотым наконечником своего посоха. Когда гной вытек, я обильно намазал рану мазью, наложил корпию и забинтовал. Вроде все было сделано правильно.

— Ну, вот и все, — сказал я, вполне удовлетворенный своей работой. Повязка у меня получилась аккуратная, можно сказать, профессионально наложенная. — Когда будете в городе, обратитесь к любому лекарю, пусть он сменит мою повязку на свежую.

— Добрый господин, вы просто маг настоящий! — всплеснула руками женщина, от избытка чувств у нее выступили слезы на глазах. — Благослови вас Вечные!

Окружавших нас крестьян как прорвало — ко мне тут же начали подбегать люди, и каждый стремился рассказать о своих проблемах.

— Господин целитель, у меня зуб болит! — голосил один.

— Милостивый господин, у меня жена не рожает! — кричал другой. — Молю, помогите.

— Господин лекарь, животом маюсь! Спасите!

— Эй, посторонитесь, дайте мне… Господин, спасите, у моей коровы второй день понос. Не дайте животине подохнуть!

— Низко кланяюсь вашей милости, подайте помощь, боли в спине замучили… Эй, перестань толкаться, а то сейчас…

— Господин, господин! Смилуйтесь, дайте лекарство от черной мочи…

Уитанни начала хмуриться и нервно кусать нижнюю губу — это был дурной признак. А меня разбирал смех. Я вдруг почувствовал себя невероятно значительным человеком. С трудом сохраняя серьезный вид, я слушал жалобы и мольбы о помощи и толком не представлял, что мне теперь делать — уж слишком много желающих получить врачебную помощь собралось вокруг меня.

Проблема разрешилась сама собой: кто-то грубым и громким голосом велел холопьям расступиться, и я увидел того самого стражника, который еще два часа назад изображал из себя строгого архангела в райских вратах. Его сопровождали четверо вооруженных алебардами воинов.

— А, вот ты где! — сказал стражник. — Иди за мной.

— Куда? — спросил я.

— Сказано — пошли. Велено препроводить тебя к его светлости герцогу Ленарду немедля.

— А, раз так, тогда идем, — я подмигнул Уитанни, и мы пошли за стражниками мимо безмолвствующих крестьян к воротам.

* * *

Стража провела нас с Уитанни по узким улочкам города во внутреннюю цитадель и здесь передала начальнику охраны герцога — рослому спесивому рыцарю в черном сюрко поверх кольчужных доспехов. Рыцарь не стал нас ни о чем расспрашивать, просто велел отдать ему мои кинжал и посох и следовать за ним. Нас привели в обширную, освещенную светом железных факелов приемную с широкой лестницей, ведущей на второй этаж.

— Жди здесь, лекарь, — сказал рыцарь. — Его светлость сейчас спустится к тебе.

Герцог Ленард появился минут через десять. Это был высокий сухопарый благообразный старик с белоснежной бородкой клинышком, бледным лицом и глубокими черными глазами, облаченный в одежды из винно-красного бархата. Я поклонился, герцог ответил мне сдержанным кивком.

— Мне доложили, что у тебя есть какие-то важные сведения, — сказал он несколько надменно. — Что ты знаешь?

Я рассказал герцогу о том, что произошло на ферме. Выслушав меня, герцог довольно долго хранил молчание, потом жестом пригласил меня сесть на скамью и сам сел в одно из кресел.

— Ты лекарь? — спросил он.

— Если быть точным, ваша светлость, я ученик лекаря. Моим учителем, — тут я запнулся, — был Йохан ду Фойст из Блиболаха.

— В самом деле? — Герцог слегка приподнял правую бровь. — Я слышал об этом человеке. Он жив?

— Увы, милорд, нет. Я слышал, что его арестовали Звездоносцы, и он умер от пыток в застенке.

— Ужасная судьба. Но, полагаю, ты понимаешь, что подобная участь может ожидать и нас, не так ли?

— Милорд, я всего лишь странствующий лекарь и мало смыслю в политике. Однако вчера я стал свидетелем зверской расправы над беззащитным фермером и его семьей. Человеку моей профессии нестерпимо такое обращение с людьми, и я счел своим долгом отправиться сюда и предупредить о возможной опасности.

— Ты крейон, не вальгардец, верно?

— Истинно так, милорд.

— А эта девушка? — Герцог показал пальцем на Уитанни.

— Она полукровка, милорд. Мне посчастливилось однажды спасти ей жизнь, с тех пор она сопровождает меня.

— Как тебе удалось справиться с наемниками?

— Ваша светлость, это долгая история, и она совершенно не имеет отношения к делу. Важно другое — я успел предупредить вас о готовящемся нападении.

— Хорошо. Я благодарен тебе за сведения и награжу тебя. Но сейчас я хочу предложить тебе кое-что. Поскольку ты лекарь, нам могут понадобиться твои услуги. Я желаю, чтобы ты поступил ко мне на службу. И хотя ты совсем не тот, за кого себя выдаешь, я вижу, что ты честный парень и можешь мне пригодиться.

— Совсем не тот? — У меня отвисла челюсть.

— Да, крейон. Я знаю, кто ты такой. Но не будем об этом. Слуги проводят тебя к моему лейб-медику мастеру Джарли. Он займется тобой. Аудиенция окончена. Ступай.

Герцог повернулся ко мне спиной и начал подниматься по лестнице. Я стоял, раскрыв рот и глядя ему вслед, пока меня не отвлек камердинер герцога. Он вернул мне кинжал и посох и предложил следовать за ним в покои мастера Джарли.

Обепокоенный всем происходящим, я тем не менее последовал за камердинером, и вскоре мы с Уитанни оказались в той части герцогского замка, которая была предназначена для придворных герцога Ленарда. Мастер Джарли, крепкий чернявый мужчина лет сорока, был у себя — он лежал на огромной разобранной кровати, голый и в одном чулке с большой дыркой на пятке. Рядом с почтенным медикусом лежала какая-то растрепанная обнаженная девица, которая даже не вздумала прикрыть свои прелести, когда мы вошли в спальню.

— Так-так, — выдохнул Джарли, пустив в нашу сторону волну крепкого перегара. — Будь я проклят, если передо мной не сам Кириэль Сергиус со своей ручной гаттьеной!

— Ты ты… так вы знаете? — Я был по-настоящему изумлен.

— Не прикидывайся идиотом, дружок, — Джарли сполз с кровати, набросил на девицу покрывало, а сам сунул голову в таз с водой, стоявший на прикроватном столике. Освежившись, почтенный мастер вытер мокрую голову бархатным занавесом, натянул короткие до колен штаны из красного шелка, довольно вздохнул и повернулся ко мне. — Хочешь вина?

— Откуда вы знаете мое имя?

— Хороший вопрос, да? — Джарли почесал всей пятерней волосатое брюхо. — Ты в курсе, что тебя разыскивают по всему Вальгарду сотни агентов Ордена? За тебя, живого или мертвого, назначена награда в десять тысяч риэлей — таких денег не платили ни за одного государственного преступника с тех пор, как стоит этот мир. Я бы этим гордился, честно говорю.

— И герцог об этом знает?

— Естественно, — Джарли налил в кубок вина из хрустального графина. — Эмиссары Ордена несколько раз были тут за последние два месяца. Перевернули весь Роэн-Блайн вверх дном, разыскивая тебя. Я вынужден был отвечать на дурацкие вопросы допрашивавшего меня координатора. После допроса мне стало чертовски интересно — да что это за парень, из-за которого разгорелся такой сыр-бор? Знаешь, я представлял тебя немного другим.

— И что теперь?

— Теперь? — Джарли глотнул вина. — Еще вчера я бы не смог ответить на твой вопрос. Скорее всего, герцог выдал бы тебя Ордену. Но сегодня все изменилось.

— Что изменилось?

— Все, — Джарли многозначительно поднял палец к потолку. — Герцога поставили перед выбором, и он его сделал.

— О чем ты, черт возьми?

— Эй, милашка, — Джарли тряхнул женщину на кровати, — пора вставать, одеваться и искать нового клиента.

— Деньги давай, козел! — протянула женщина.

— С твоего позволения, — сказал мне Джарли, долго рылся в разбросанных на полу тряпках, нашел наконец-то свой кошелек, высыпал оттуда монеты, рывком поднял прелестницу с постели, сунул ей в ладошку деньги и, не дав девице опомниться и одеться, вытолкал ее за дверь, после быстро собрал ее одежду с пола и швырнул в коридор следом. Затворив дверь, Джарли взял кубок с вином и жестом предложил мне сесть. — Итак, дело такое. Сегодня к герцогу прибыл посланник от Тило Хагена, великого маршала Вальгарда и привез королевский ультиматум. Отныне мы не являемся суверенным герцогством Роэн-Блайн. С этого дня мы провинция Роэн-Блайн, включенная в состав Вальгардского королевства. Понимаешь, о чем я?

— Не совсем.

— Объясняю по-простому. Когда-то папаша короля Готлиха и отец нашего герцога подписали хартию, по которой Вальгард обязался на вечные времена соблюдать наш суверенитет. Эта Хартия имела силу почти сорок пять лет. Сегодня вальгардский король подтер ей свою грязную задницу. То есть, нашу судьбу решили за нас. И у герцога теперь только два выбора — либо смириться, признать себя вассалом Вальгарда, передать власть королевскому наместнику, который прибудет сюда через три дня с войском и новыми указами, либо…

— Что «либо»?

— Либо доказать вальгардцам, что они немного поспешили, решив судьбу Роэн-Блайна за нас.

— Если я правильно понимаю, это означает войну с Вальгардом.

— Ты совершенно правильно понимаешь, парень. И теперь, когда ты тут появился, я нисколько не сомневаюсь, что герцог выберет войну.

— Это почему ты так решил?

— Вальгард сделал то, к чему они готовились долгие годы. Армия Хагена идет на Саратхан. А это значит, что вальгардцы не собираются оставлять у себя в тылу независимые анклавы, вроде нашего. Теперь все земли, которые еще вчера были формально независимыми — Брутхайма, Виссинг, северный Брегенд, — будут включены в состав великой империи, над которой реет знамя непобедимого Айтунга. Таковы планы, как ты понимаешь. Но эти планы могут и не сбыться.

— С чего ты так решил?

— Видишь ли, герцог человек умный и отважный, а главное — он рыцарь до мозга костей, и слово «честь» для него не пустой звук. А еше он свято верит в свой гороскоп, который был составлен в день его рождения. — Джарли сделал паузу. — Гороскоп герцога заканчивается словами: «Последний свой день ты встретишь как правитель, увенчанный славой, с мечом в руке и на поле боя». А теперь делай выводы.

— Их уже сделали за вас, — сказал я. — Наемники, которых я видел в сорока милях отсюда, говорили, что у них есть приказ захватить Роэн-Блайн. Возможно, они уже направляются сюда.

— Ну, вот видишь, все определилось. — Джарли налил себе еще вина. — И ты, мой друг, поневоле станешь участником самой интересной вечеринки в этом сезоне. Ты и твоя кошечка, — мастер подмигнул Уитанни, которая, застыв как изваяние, сверкала глазами из-под капюшона. — Уверен, уже этим вечером герцог соберет всех нас и скажет о своем решении. Это будет решение истинного рыцаря, не сомневайся, а значит, Орден еще не скоро выплатит награду за твою голову. Я тебя успокоил?

— Мне трудно поверить в то, что нашелся человек, готовый противостоять мощи Вальгарда.

— Ты, наверное, голоден, — внезапно сказал Джарли. — Знаешь, я тоже проголодался. Давай-ка попросим слуг принести нам чего-нибудь пожевать. А заодно ты расскажешь мне о своих приключениях. Обожаю такие истории!

* * *

Герцог Ленард собрал нас в полночь.

Вся обстановка огромного зала совета — таинственный свет множества свечей, мерцающие доспехи вдоль стен, щиты с гербами на паноплиях и знамена, свисающие с потолка, пирамиды с великолепным оружием, — вполне соответствовала торжественности момента. Мы с Джарли явились последними: за длинным столом уже сидели прибывшие в замок лорды-знаменосцы герцога и офицеры гарнизона Роен-Блайна. На скамьях вдоль стен расположились вызванные на совет представители городских общин, цехов и духовенства. Джарли занял свое место за столом, мне же слуги предложили сесть на длинную скамью у входа. Уитанни, следовавшая за мной как тень, встала со мной рядом.

Герцог появился через пару минут — суровый, облаченный в черное, украшенное стразами платье, с гербовым мечом на перевязи, драгоценной герцогской цепью на шее и диадемой на лбу.

— Вот, милорды, — начал он, показывая собравшимся пергаментный свиток с печатью короля Готлиха, — эту грамоту привез мне сегодня чрезвычайный посланник короля Вальгарда. И что же говорится в ней? Что мы отныне добрые подданные его величества Готлиха Великого!

По залу прошел взволнованный шепот. Особенно встревожила эта новость простолюдинов, лорды-знаменосцы, уже осведомленные об ультиматуме, лишь опустили взгляды. На губах герцога появилась слабая презрительная улыбка.

— Да, милостивые государи, отныне мы все — подданные Вальгарда, — сказал он, чуть повысив голос. — Так решил за нас король Готлих. Его величество счел, что стоящая на наших границах сорокатысячная армия маршала Тило Хагена станет сильным аргументом, приложенным к этой грамоте. И некоторые из моих лордов сочли возможным согласиться с доводами короля Вальгарда. Только что я получил известие о том, что милорд Тарн, граф Валькурт принес присягу королю Готлиху и со своими вассалами вступил в войско маршала Хагена.

— Предатель! — возмущенно крикнул кто-то, все собрание зашумело. Герцог терпеливо ждал, когда стихнет ропот.

— Не будем осуждать милорда Тарна, — сказал он с презрительной улыбкой, которая не оставляла сомнений в его истинных чувствах к Тарну. — Он сделал свой выбор. Ныне в Валькурте стоит большой отряд наемников, который совместно с нашими вчерашними подданными собирается нанести нам визит вежливости. А еще к нам держит путь новый наместник, который будет управлять Роэн-Блайном от имени его величества Готлиха. Давайте думать, как нам лучше встретить почетных гостей.

В зале повисла тяжелая тишина. Было видно, что люди испуганы и озадачены словами герцога. Никто не смел встать и высказаться первым. А потом встал мастер Джарли и сказал:

— Что притихли, милорды? Чего молчим, почтенные жрецы, синдики и мастеровые? Испугались собственных мыслей? Признаться, я своих тоже боюсь. Мне страшно от мысли, что в этом зале вместо штандарта с гербом дома Ленардов будет красоваться изображение снежного дракона Айтунга. И что из маленького храма на улице Мучеников будут выброшены мощи святых, которые основали этот город в незапамятные времена, а вместо них мы будем молиться изображениям двенадцати Вечных, которым уже поклоняется вся Брутхайма! Но я готов плюнуть на свои страхи, если вы скажете: «Да, мы готовы принести присягу его величеству Готлиху Вальгардскому!» Только говорю сразу — я немедленно покину этот город и это герцогство и отправлюсь туда, где смогу дышать свободно. Делайте ваш выбор.

— Но что скажет его светлость герцог? — раздался чей-то голос.

— Вначале я хочу услышать ваше мнение, — сказал Ленард. — Не хочу, чтобы мои слова как-то повлияли на ваш выбор. Давайте, каждый выскажется по порядку. Что скажете, почтенный бургомистр?

— Милорд, я затрудняюсь сказать что-либо, — ответил тучный бледный мужчина в роскошной собольей мантии.

— Понимаю, — Ленард слабо улыбнулся, повернулся к жрецам, сидевшим направо от него. — А что думаете вы, святые отцы?

— В городе семь тысяч жителей, и каждый день в него прибывают крестьяне, напуганные слухами о близкой войне, — ответил старший из жрецов. — Можем ли мы подвергать их жизни опасности, сопротивляясь великой силе, которая стоит у нашего порога? Не приведет ли это к ужасному кровопролитию?

— Хорошо, я вижу, что вы не можете сделать свой выбор, — сказал герцог, помолчав. — Я понимаю вас. Это действительно очень трудно сделать. Но теперь послушайте, что я вам скажу. Представьте себе, что у вас есть старый дом, в котором вы родились, в котором выросли, в котором родились и выросли ваши дети. Всю свою жизнь вы прилагали усилия для того, чтобы дом ваш становился краше, лучше, уютнее и теплее. И вот однажды кто-то стучится в вашу дверь и говорит вам, что с этого момента ваш дом более вам не принадлежит, что теперь тут поселится новый хозяин, а вам отведут каморку для слуг, в которой вы и будете доживать остаток жизни, если конечно новому хозяину не взбредет в голову выгнать вас вон. Как вы поступите — смиритесь, или будете защищать свой дом или, хотя бы, свою честь? Я решил для себя этот вопрос. — Герцог протянул руку секретарю, и тот с поклоном вручил ему другой свиток. — Вот мой ответ королю Вальгарда. Сегодня мой гонец доставит его маршалу Хагену, если, конечно, вы, милорды, согласитесь с ним.

— Ваша светлость соблаговолит зачитать нам это послание? — поинтересовался кто-то.

— Я помню свой ответ наизусть, — сказал герцог. — Там всего четыре слова: «Поцелуй меня в зад».

Тишина в зале повисла необыкновенная. И в этом тишине вдруг раздался голос мастера Джарли:

— Коротко и со вкусом. Мне нравится.

— Слава герцогу Ленарду! — закричал, вставая, самый старший из лордов-знаменосцев.

— Слава! — подхватили еще голоса. — Слава! Смерть вальгардцам!

— А что скажет наш гость? — внезапно спросил герцог, и я понял, что он говорит обо мне. Все во мне похолодело. Я медленно поднялся со скамьи, на которой сидел, чувствуя на себе почти физически десятки направленных на меня вопросительных взглядов.

— Рекомендую вам, добрые господа, небезызвестного Кириэля Сергиуса, — сказал герцог, — того самого Кириэля, которого по всем северным маркам разыскивают охотники и агенты Звездного Чертога и за которого объявлена фантастическая награда в десять тысяч риэлей. Этот человек пришел ко мне сам, чтобы предупредить о возможном нападении на город подкупленных вальгардцами наемников. А еще он рассказал мне, что вальгардские мародеры уже грабят наших фермеров. Странно, что я встретился с Кириэлем в такой тяжелый для нас момент, но я вижу в этом некий знак судьбы. — Герцог сделал паузу. — Итак, господин лекарь, что скажете?

— Мне нечего сказать, милорд, — ответил я, помолчав и собравшись с мыслями. — Я маленький человек, и мое мнение ровным счетом ничего не значит. Но я крейон, а в Вальгардском королевстве крейон — это раб. Я сам был рабом и не хочу возвращаться в свое прошлое. Поэтому не спрашивайте меня, я не достоин давать вам советы. Лучше спросите себя — хотите ли вы, чтобы слово «брутхаймец» в Вальгардском королевстве означало то же самое, что и слово «крейон».

— Хорошо сказано, — услышал я голос Джарли.

— Но это безумие! — воскликнул один из жрецов. — Мы не в состоянии противостоять мощи Вальгарда! Они сожгут город, убьют всех. Мы все погибнем!

— Я никого не держу в городе, — ответил герцог. — Всякий желающий может уйти, забрав свои семьи и самое ценное свое имущество. Я не хочу, чтобы кто-то сражался и умирал не по зову сердца, а повинуясь моей воле. Мое решение вы слышали. Наш совет окончен.

* * *

— Видишь, герцог поступил именно так, как я говорил, — говорил мне Джарли, когда мы шли по длинной галерее герцогского замка. — Он верит в свой гороскоп.

— Почему ты так радуешься выбору герцога?

— Потому что я всегда любил его, а сегодня у меня появился еще один повод гордиться им. — Джарли сделал паузу, словно им овладело сомнение, стоит ли откровенничать со мной дальше, и решился. — Я его бастард. Моя мать была любовницей герцога. Когда она умерла, герцог не оставил меня, отправил учиться на медика в Блиболахский университет и оплатил мое обучение, а по возвращении в Роэн-Блайн взял в свой дворец, приблизил к себе и терпел все мои выходки. Я обязан ему всем, что имею. И хоть я незаконнорожденный сын, я не хочу, чтобы мой отец доживал свой век как вальгардская приживалка — он, последний герцог рода Ленардов!

— И что теперь будет?

— Твое дело — лечить людей. Если начнется осада, — а теперь ее не миновать, будь уверен, — у тебя будет много работы. Сегодня же я соберу всех городских целителей, и начнем подготовку к осаде.

— Джарли, — я остановился, — знаешь, мне на мгновение показалось там, на совете, что герцог обратился ко мне не случайно. Он будто ждал моего одобрения, чтобы окончательно все решить.

— Чепуха, парень. Ленард принял решение в тот самый момент, когда вальгардский герольд привез ему этот поганый ультиматум. Уж я то знаю старика, поверь.

— Итак, все-таки война. Я как чувствовал, что к этому все идет.

— Жалеешь, что оказался тут? Еще не поздно уйти. Герцог не станет тебя задерживать.

— Мне некуда идти, — ответил я. — Рано или поздно Орден найдет меня. Уж лучше погибнуть в бою.

— Мы не погибнем, — сказал Джарли и почему-то засмеялся. — Мы победим. Мы еще увидим обгаженные задницы бегущих от нас в страхе вальгардцев. Это я тебе говорю. Ну а если все же погибнем… У тебя есть незаконченные дела?

— Есть, — ответил я. — Очень важное дело. И очень боюсь, что оно и так останется незаконченным.

— Как говорили древние: «Не печалься: другие выполнят то, чего не успел сделать ты», — изрек Джарли, потрепал меня за плечо и повлек в столовую, где слуги накрывали поздний ужин.

Глава пятнадцатая

Счастлив тот, кто, встречая смерть, говорит ей: «Я готов, пойдем!»

Черная книга Азарра

Наемники появились у стен Роэн-Блайна на рассвете — все верхами, пестро одетые, до зубов вооруженные и до невозможности наглые и самоуверенные. Покрутились у ворот, поорали, постреляли из самопалов, и оставили на воротах записку, которую доставили герцогу. Джарли показал мне ее. Записка была написана кровью, вместо печати было грубое изображение человеческого черепа. Текст был лаконичен и выразителен:

Вы все сдохнете!

— То же самое я могу сказать об авторах этой записки, — добавил Джарли, забирая у меня бандитский меморандум.

Сам Джарли сменил пижонский шелковый колет и штаны с бантами на одежду из черной лайки, поверх которой надел вороненую кольчугу двойного плетения, и вооружился длинной шпагой с серебряным эфесом. Он посоветовал мне выбрать в арсенале герцога какое-нибудь оружие, благо отличных мечей, сабель и арбалетов там на любой вкус, но я отказался — мне было достаточно Уитанни и моего посоха. После завтрака герцогский бастард потащил меня в инспекционную поездку по городу. Уитанни хотела отправиться со мной, но я попросил ее остаться во дворце — почему-то мне казалось, что так безопаснее. Мы проверяли колодцы, склады с провиантом, разговаривали с купцами и ремесленниками — короче, все эти хлопоты затянулись до полудня, а потом мы пообедали с латниками герцога в Западной Сторожевой башне. Все разговоры были только о предстоящей битве.

— Не беспокойтесь, ваша милость, мы готовы, — сказал нам командир стражи Мальтреверс, румяный бравого вида парень в отличных доспехах. — Все ребята надежные, я за них ручаюсь. Враг на нашем участке все зубы себе обломает.

— Хорошо, Мальтреверс, я вам верю, — сказал Джарли, явно ободренный таким высоким боевым духом воинов.

Съев по хорошей порции жареной свинины с кислым соусом и выпив неплохого местного вина, мы отправились дальше, на батарейные валы, где стояло четыре мощных бронзовых кулеврины.

— Это наш большой наряд, — пояснил мне лейб-медик. — Маловато, конечно, но пушки отличные. Плюс на башнях есть малые орудия и фальконеты.

Джарли долго беседовал с артиллеристами. Я догадался, что герцог поручил своему незаконному сыну непосредственное руководство обороной города и был, признаться, немного удивлен — наверняка лордов-знаменосцев герцога не мог не озадачить такой выбор. Но Джарли вел себя очень уверенно. Мы осмотрели пороховой погреб, расположенный под валами. Тут я даже пожалел, что не владею никакими техническими знаниями. Как здорово было бы сейчас соорудить для защиты города от вальгардцев что-нибудь из оружейного великолепия моего времени. Те же ручные гранаты, например. Однако я представления не имел, подойдет ли черный дымный порох в качестве взрывчатого вещества для гранат, и уж тем более — как сделать разрывной корпус и запал. Поэтому, повздыхав и посетовав самому себе на собственное невежество, я потащился за Джарли дальше, в казармы лучников.

Большая часть лучников уже были на стенах, в казармах оставались только караульные и несколько дежурных офицеров — облаченные в желтые камзолы с гербом Ленардов, половиной ключа на черном поле, они расхаживали по двору. Джарли собрал их, и они о чем-то долго говорили. После беседы с лучниками бастард заметно приуныл.

— Что случилось? — спросил я.

— Слишком мало стрел, — сказал он. — Боевых стрел лишь четверть от общего количества, остальные учебные или охотничьи. Надо пополнить арсеналы. Знаешь что, возвращайся во дворец.

— А ты?

— Я займусь кузнецами. Встретимся вечером. Нам надо обсудить работу лазарета.

Простившись с Джарли, я направился по улице к замку, возвышавшемуся над городом. На душе у меня было смутно и тоскливо. Размышляя о будущем, я свернул в узкий сырой переулок и не успел сделать несколько шагов, как почувствовал опасность.

Обернулся я как раз вовремя — спрыгнувший с балкона дома человек в мышиного цвета камзоле и капюшоне бросился на меня, размахивая длинным кинжалом. Я отбил его выпад посохом и ударил тычком, попав противнику по бедру. Мой удар парализовал ему ногу, и он с воплем упал на колено. Обрадоваться удачному удару я не успел — внизу переулка показались еще двое убийц, один с арбалетом, второй с широким тесаком. Арбалетчик вскинул свое оружие, я метнулся в промежуток между домами, и здесь столкнулся с еще одним негодяем, тоже вооруженным длинным зазубренным кинжалом. Поскольку посохом я действовать не мог, оставалось одно — я чудом чудным увернулся от нацеленного мне в горло размашистого удара и ответил на выпад убийцы удачным апперкотом. Удар у меня получился недостаточно сильный, в нокаут негодяя не отправил, однако я выиграл время, чтобы сгруппироваться и атаковать уже посохом. Нападающий выронил кинжал и упал на колени, хрипя и хватая ртом воздух. Подоспевший арбалетчик яростно вскрикнул, вскинул самострел, но Бог опять был на моей стороне — я успел концом посоха ударить его по ноге и сбить ему прицел. Стрела со стуком вонзилась в деревянную стенку в полуметре от моей головы, я прыгнул вперед, двинул стрелку свинцовым концом посоха в живот, а когда он сложился пополам, вопя от боли, от души врезал ему посохом по затылку.

Остались еще двое, — тип в мышином камзоле, напавший на меня первым, и бородатый верзила с тесаком. Мышиный камзол сильно хромал, видимо удар моего посоха, хоть и скользящий, хорошо повредил ему ногу. Не рискуя снова отведать моего посоха, он решил атаковать меня издали, и метнул в меня кинжал. К счастью, мышиный камзол оказался не слишком хорошим метателем ножей, или просто поспешил — брошенный кинжал попал не в живот, куда целил мой враг, а в мою сумку, ударился в одну из бутылок с эликсирами, разбив ее вдребезги, и отскочил. Я ответил сходным образом — просто взял и метнул свой посох, как копье, в бандита с тесаком. Тяжелый посох Алиль с такой силой ударил гадину в лоб, что череп убийцы лопнул, как арбуз, а глаза вылетели из орбит. Оставшийся убийца яростно завизжал и бросился на меня с кулаками. Сцепившись, как два разъяренных бойцовых пса, мы не удержали равновесия, упали на землю и начали кататься в кровавой грязи, и тут мой противник крепенько так засветил мне кулаком прямо в левый глаз. У меня на миг замкнуло сознание, и этой секундной отключки было достаточно, что убийца навалился на меня сверху, схватил за горло и начал душить. Я уперся ему ладонью в подбородок, отдавливая от себя, но силы стали меня оставлять. Охваченный паническим ужасом, я нащупал в сумке свой хирургический набор (при этом сильно порезал палец об осколок бутылки), рывком выбросил набор из сумки и, нащупав сради разбросанных в грязи инструментов скальпель, из последних сил саданул этим скальпелем врага под подбородок. В лицо мне ударил фонтан крови, убийца страшно захрипел, и гибельные лапы на моем горле разжались. Я еще пару раз ударил убийцу скальпелем, сбросил его с себя и несколько секунд лежал, распростершись в луже чужой крови, судорожно хватая ртом воздух и пытаясь восстановить дыхание. Наконец, сознание начало проясняться, и я попробовал встать — голова у меня закружилась, началась рвота. Пришлось сесть на корточки и ждать, когда я смогу сделать хотя бы шаг.

Все мои противники были мертвы. Тут до меня дошло, какого я свалял дурака, приказав Уитанни остаться в замке. Будь со мной моя гаттьена, эта свора вряд ли осмелилась бы на нас напасть, а так мерзавцы выследили меня, улучшили момент и едва не отправили в лучший мир.

Одежда моя была в грязи, крови и блевотине, ужасно болело горло — негодяй едва не сломал мне горловые хрящи, — левый глаз заплыл так, что я им не видел. Я помотал головой, пытаясь прийти в себя, вздохнул и начал собирать разбросанные рядом с трупами инструменты. Нашлись все, кроме одного зажима. Полагая, что зажим может оказаться под одним из тел, я перевернул труп бандита в мышином камзоле на спину, и тут увидел на его запястье татиуровку в форме звезды — точно такой же, какую уже однажды видел на перстне координатора Матьюша в Норте.

Итак, все ясно — Орден передал мне пламенный привет. И я сказал самому себе, что я не просто идиот, а идиот в квадрате. На этот раз орденские убийцы были просто людьми. Были бы на их месте вильфинги, от меня бы остались только кровавые лохмотья, разбросанные по всему переулку.

В конце концов, я нашел зажим, собрал инструменты в футляр, подобрал посох и заковылял по переулку, спеша убраться побыстрее с места боя. Стражу в замке очень озадачил мой внешний вид, но я не стал ничего объяснять. Кряхтя и сквернословя, я прошел в свои покои.

Уитанни все поняла и была в ярости.

— Ллеу ньярр-ни-фруарр-а-мойн! — самым зловещим тоном заявила она, и глаза ее полыхали бешенством. — Круирр Уитанни ллеу тарн!

— Все верно, я кретин, — сказал я, прикладывая к подбитому глазу смоченный в холодной воде платок. — Правильно говорят, что Бог любит пьяных и дураков. В другой раз так не повезет.

Слуга принес мне чистую одежду и кувшин горячей воды, чтобы я мог вымыться. Пока я приводил себя в порядок, Уитанни продолжала яростно фыркать и что-то говорить, но я ее не слушал. Меня одолевали беспокойные мысли. Орден меня выследил, они знают, что я в Роэн-Блайне. Я по-настоящему попал в ловушку. Не исключено, что агенты Ордена есть и в герцогском замке, а это значит, что смерть теперь подстерегает меня повсюду. Можно ожидать всего, чего угодно — и яда в пище, и удара клинком в любом из переходов замка.

Теперь вся надежда на гаттьену. Она и отраву учует, и от подосланных головорезов защитит. Впору молиться на такую спутницу.

— Не обижайся, милая, — сказал я Уитанни, обтеревшись полотенцем и накинув чистую рубаху. — Я действительно болван. Я слишком уверовал в свою удачу. Теперь я без тебя шагу не сделаю.

— Ллеу траан мрраи, — ответила гаттьена, капризно надув губки. — Уэээрнн!

— Правильно, дурак. Я это уже признал. Что мне сделать, чтобы ты меня простила?

Уитанни ничего не ответила, но весь ее облик говорил, что она сильно рассержена. Я пожал плечами и занялся своими травмами. Мелкие ссадины и порезы я обработал эликсиром, попутно вытряс из сумки осколки разбитой бутылки, и после этого мне сильно захотелось лечь и поспать, что я и сделал.

Разбудил меня Джарли. Он был сильно встревожен тем, что я ему рассказал.

— Плохая новость, Кириэль, — сказал я. — Если в городе действуют агенты Ордена, они запросто могут открыть врагу ворота. Ты опять крепко помог нам.

— Да, и мне крепко досталось.

— Молодец, ты можешь постоять за себя. Но в следующий раз будь осторожен. На месте ассасинов людей могут оказаться оборотни.

— Я тоже об этом подумал. Теперь ни шагу не сделаю без Уитанни, — я посмотрел на девушку, которая слушала нас с самым безразличным видом. — Что наемники?

— Встали лагерем у ворот города. Мы, считай, в осаде. Есть соблазн выйти из замка с отрядом гвардии и навешать засранцам как следует, но герцог запретил. У нас слишком мало воинов.

— Джарли, мне очень жаль, что из-за меня у вас появились проблемы.

— Пустое, друг мой. Это когда-нибудь должно было случиться — я имею в виду войну с Вальгардом. Я никогда не верил в то, что северяне будут вечно соблюдать договоры.

— Ты веришь в победу?

— Трудный вопрос, лекарь, — Джарли уселся в кресло, забросил ноги в ботфортах на табурет. — Станет тебе легче, если я скажу «да»?

— Верно, я спросил, не подумав. Что теперь?

— Вечером в замок прибудут несколько магов и целителей, которые будут работать с тобой. Лазарет мы организуем во Вдовьей башне, это на городском рынке. Справишься?

— Не знаю, — я почувствовал, что оказался в ситуации полной беспомощности. Какой из меня лекарь? Да, я могу вылечить простуду или зашить небольшую рану. Но если начнутся бои за год, как я смогу помогать раненным с полостными ранениями, раздробленными конечностями, наконечниками стрел и пулями в кишках, поврежденными внутренними органами? Слишком много я на себя беру, вот что выходит. Плохой врач — пособник смерти, кажется, так древние римляне говорили…

— Что-то не так? — Джарли, похоже, догадался, о чем я думаю.

— Все хорошо. Я буду лечить раненых.

— Отлично. Я распоряжусь, чтобы все необходимое для лечения раненных доставили в башню к завтрашнему утру. И еще раз прошу тебя, будь осторожен. Твоя жизнь нам нужна, не относись к ней с пренебрежением…

* * *

Боже мой, Боже мой, Боже мой! У меня просто нет слов, чтобы описать то, что творится в моей душе.

Сегодня пятый день осады, и последние двое суток мне кажется, что я живу в сплошном непрекращающемся кошмаре.

Джарли говорит, что вальгардцев у стен города уже несколько тысяч. Это всего лишь авангард, которым, по словам разведчиков, командует новый вальгардский наместник Роэн-Блайна Альфард Бродхорс, и со дня на день сюда прибудет вся армия коронного маршала Хагена. Я сам видел со смотровой площадки башни их лагерь — сотни разноцветных шатров, окруживших Роэн-Блайн. Их пушки и катапульты с позавчерашнего утра засыпают город ядрами и метательными снарядами. В городе начались пожары, над Торговым кварталом висит огромное облако черного дыма. И в башню все время приносят и приводят раненных — их десятки. Это горожане и солдаты гарнизона, участвовавшие в отражении приступа или имевшие несчастье попасть под вражеский обстрел.

Лазарет, который еще три дня назад сиял чистотой, сегодня напоминает бойню. Все окна открыты, но ужасную вонь крови и пропоротых внутренностей не может выветрить никакой сквозняк. Раненные лежат на полу, на пропитанных кровью тюфяках. Кровь повсюду — ей забрызганы стены на высоту человеческого роста, ее ручейки текут по полу, даже воздух будто насыщен ее испарениями. В первый день я несколько раз выбегал из лазарета, чтобы мои помощники — сумрачный седоволосый знахарь по имени Дейкер, его ученик Миро и две женщины, Тайра и Мицци, — не видели, как меня рвет. Не знаю, что я бы без них делал. Дейкер спец по переломам, он уверенно и спокойно вправляет сломанные кости, торчащие из страшных ран, накладывает деревянные лубки, и при этом у него такое невозмутимое лицо, что я даже завидую ему. Миро ассистирует ему, и они, кажется, понимают друг друга без слов — им достаточно обменяться быстрыми взглядами. Что же до женщин, их силы и энергия кажутся безграничными. Мы, все пятеро, почти не спим уже двое суток, но они все время в работе, даже едят тут же, рядом с тазами с темной пенящейся кровью и стонущими раненными. Эти добрые женщины меняют повязки, поят страдальцев водой, разговаривают с ними, а иногда я слышу, как они тихими голосами что-то им поют.

Но даже в этом аду я иногда чувствую себя счастливым. Сегодня утром принесли восемнадцатилетнего мальчишку со стрелой в легком. Я сразу понял, что он безнадежен — парень задыхался, и в ране пузырилась розовая пена. При помощи Дейкера я извлек стрелу, но ничего больше сделать было невозможно, разве только вскрывать грудную клетку и попытаться остановить внутреннее кровотечение. Между тем у парня началась агония — он начал хрипеть, лицо у него заострилось, ногти стали синими. И тогда я просто коснулся его золотым концом посоха Алиль. Мальчишка сразу перестал хрипеть, задышал ровно и глубоко. Я видел как посмотрел на меня Дейкер — он, похоже, был потрясен. Потом была женщина, которой ядром оторвало левую ногу. Она потеряла слишком много крови, но посох Алиль не дал ей умереть. Но заметил я и другое — не всегда магия посоха оказывалась действенной. Двум раненым я не смог спасти жизни. Видимо, никакая магия не может изменить того, что предназначено судьбой. Впрочем, я горд тем, что не всегда единственным средством спасти наших раненых становится могучая магия Изначальных. Вчера, уже после полуночи, к нам привели латника, схлопотавшего в Надвратной башне пулю в плечо. Солдат был в шоке, рвался в драку, материл нас последними словами, пока мы его раздевали.

— Водки! — орал он. — Дайте мне выпить, проклятые мясники! А-а-а-а, больно!

— Сейчас будет еще больнее, — сказал я, изловчившись, ухватил пинцетом пулю, которая, на мое счастье, засела в мякоти плеча совсем неглубоко — и рванул. Солдат взвыл и потерял сознание. Миро тут же поднес к его лице флакон с нашатырной солью. Очнувшись, латник посмотрел на меня дикими глазами.

— Будь ты… проклят! — простонал он.

— Вот твоя пуля, — сказал я, показав ему извлеченный из раны кусок свинца. — Теперь будешь жив и здоров.

— А-а-а? — Солдата начало трясти, Мицци дала ему выпить сонного молока, и мы начали его перевязывать. У меня на душе стало так хорошо и спокойно: я спас этого парня. У меня не было никаких сомнений, что он выживет.

Однако сейчас, когда я каждую минуту воюю со смертью, пытаясь отбить у нее как можно больше жизней, меня все больше и больше беспокоит Уитанни. Все это время она проводила со мной, но я видел, какого труда ей это стоило. Я совсем упустил из виду, что моя гаттьена — хищник, который все время находится в атмосфере лазарета, буквально пропитанной человеческой кровью. Я стал замечать кровожадный блеск, который время от времени появлялся в ее глазах, а с наступлением темноты Уитанни стала проситься из лазарета. Вернулась она только утром, и вид у нее был усталый. Я не понял, в чем дело, честно говоря, не придал этому особого значения. Вечером следующего дня она снова отпросилась у меня погулять. И вот сегодня заглянувший навестить нас Джарли раскрыл мне глаза.

— Отличная работа, Кириэль, — похвалил он меня. — Вы неплохо справляетесь со своей работы. Сколько народу поставили на ноги! И твоя гаттьена — она просто наводит ужас на вальгардцев.

— Уитанни?

— Сегодня пленные рассказали нам, что этой ночью демонская кошка, появившаяся невесть откуда, буквально порвала в клочья охрану у коновязей и задрала с десяток коней. Тебе стоит поблагодарить девчонку, она ведет себя молодцом! Настоящий рыцарь-оборотень. Я попрошу отца наградить ее рыцарским орденом.

Вот этого я никак не мог учесть. Когда Джарли ушел, я подозвал Уитанни и сказал:

— Я приказываю тебе — не смей одна отправляться во вражеский лагерь! Это очень опасно.

— Уитанни ньярр-ни-гррау-гаттх аейн, — жалобно ответила гаттьена, опустив ресницы. — Ллеу нное-ллеррн.

— Я запрещаю тебе, — я взял девушку за руку. — Я не хочу тебя потерять, понимаешь?

Уитанни подняла на меня глаза, в них вспыхнул яркий свет, будто осветивший мою душу. То, что я давно подозревал, стало ясно мне без всяких слов. Да и сам я вдруг понял, как же сильно и искренне я люблю это удивительное создание.

— Уитанни, я очень люблю тебя, — сказал я, решившись, — и прошу: если ты хоть немножечко… слушаешься меня, не ходи туда! Хорошо?

— Йенн, — сказала гаттьена с таким выражением на лице, что у меня внутри все дрогнуло. — Йенн ллеу.

— Умничка ты моя! — сказал я ласково. — Киса ты моя ненаглядная.

Наверное, мне не надо было так разговаривать с ней, так открывать свои истинные чувства. Но я не жалею об этом. Уитанни со мной, и больше меня ничто не волнует. Со стороны ворот и пушечных валов опять доносится канонада, беспорядочная стрельба и грохот боевых барабанов, а это значит, что начался новый приступ, и с минуты на минуту к нам начнут поступать новые страдальцы — израненные, обожженные, умоляющие спасти их, — и мы будем делать все, чтобы отвоевать их у смерти. Сколько дней и ночей еще будет продолжаться этот кошмар? Никто этого не знает. Но, как бы то ни было, сейчас я хочу только одного — чтобы в этом аду рядом со мной была моя гаттьена. Если я потеряю ее, это будет самым страшным ударом для меня.

А все остальное я как-нибудь сумею пережить.

* * *

— Кириэль! Кириэль, вставай!

Я с трудом открыл глаза и увидел склонившегося надо мной Джарли. Его лицо было мертвенно-бледным, глаза блуждали, на стальной кирасе блестели подтеки крови. Я сразу понял, что случилось что-то нехорошее. Рядом с бастардом стояла Уитанни, и вид у нее был несколько растерянный.

— Джарли?

— Нас предали! — прохрипел Джарли, стирая рукавом пот и копоть с лица. — Предательство!

— Что случилось?

— Мальтреверс, будь он проклят! Он открыл ворота вальгардцам. Враг в городе!

Мое сердце ухнуло и замерло в груди, ледяной пот выступил по всему телу. Джарли протянул мне руку, помог подняться с тюфяка, на котором я лежал.

— Что теперь? — только и мог сказать я.

— У нас есть один шанс. Надо прорваться к замку, там есть тайный ход, ведущий из города. Мой отец со своей гвардией сдерживает врага в Нижнем городе. Идем!

— А раненные?

— Ты сделал для них все, что мог, — с жестокой откровенностью сказал Джарли. — Пора спасать собственную жизнь.

— Хорошо, — сказал я, прекрасно понимая, что должен сделать. — Пойдем.

Дейкер, Миро и женщины помогали ходячим раненым выйти из лазарета. А я быстро обошел всех тех, кто не мог встать, и коснулся каждого своим посохом. Хоть так я им мог помочь. После этого я накинул свой плащ, взял сумку, и мы с Уитанни поспешили к выходу из башни.

Джарли ждал нас — с ним было два рыцаря и человек пятнадцать лучников и алебардщиков. Все они выглядели так, будто только что совершили прогулку в самое сердце ада. Площадь была затянута сизым дымом, сильно пахло гарью и порохом.

— Возьми, — Джарли протянул мне фитильный пистолет, — может пригодиться.

— Спасибо, у меня есть лучшее оружие, — я повернулся к Уитанни. — Киса, пришло твое время!

Солдаты невольно отшатнулись от нас, когда Уитанни приняла свой второй облик. В их глаза появился ужас, но потом кто-то воскликнул:

— Проклятье, так это она наводила шорох в лагере северян!

Уитанни рыкнула, прижала уши и прижалась боком к моей ноге. От этого прикосновения я почувствовал себя гораздо уверенней.

— Отлично, — сказал Джарли. — Тогда вперед!

Выстроившись клином, отряд Джарли двинулся вглубь улицы, ведущей к замку. Мы с Уитанни оказались в его середине. Вскоре стали слышны крики и шум боя. Дойдя до конца улицы, мы вышли на небольшую мощеную площадь с фонтаном в центре, и здесь увидели врага.

Примерно два десятка ландскнехтов грабили лавки, расположенные на первом этаже большого каменного дома. Они встретили нас разъяренными криками и собрались было атаковать, но когда Уитанни, одним гигантским прыжком вымахнув из-за наших спин, оказалась среди них и начала разбрасывать их как кегли ударами лап, весь их кураж мгновенно улетучился, и мародеры с воплями ужаса разбежались кто куда, бросая оружие и награбленную добычу. Джарли с видимым удовольствием смотрел на это избиение. Меньше чем через десять секунд площадь была свободна от врагов, и мы двинулись дальше, к замку. Поднимаясь в гору, мы могли видеть, что нижний город почти сплошь охвачен пожарами. Воздух все больше наполнялся едким дымом, стало трудно дышать.

— Внимание! — крикнул Джарли.

Впереди в багровой полутьме показались огни факелов. Воины Джарли приготовились встретить врага, но оказалось, что навстречу нам двигается отряд герцогской гвардии. Их было человек десять, и они несли кого-то, положив на плащ.

— Милорд! — воскликнул командир гвардейцев, узнав Джарли. — Хвала святым, это вы!

— Баренс, ты? — Джарли шагнул к офицеру, опустил шпагу. — Где мой отец?

— Он тут, милорд, — ответил Баренс и опустил глаза. Гвардейцы тут же опустили свою ношу на землю, и Джарли увидел, что на плаще лежит герцог.

Старик был жив. Его доспех был иссечен, на левой части головы запеклась кровь, в руках он сжимал свой меч. Джарли опустился рядом с ним на мостовую, сделал мне знак подойти. Я услышал, как он скрипнул зубами.

— Нас атаковала конница у Рыбного рынка, — начал объяснять Баренс, — мы…

— Помолчи, Баренс! — велел Джарли, посмотрел на меня дикими глазами и сказал: — Он умирает.

— Может, не все так безнадежно, — я присел рядом с герцогом и так положил посох, чтобы его окованный золотом конец коснулся старика. Герцог открыл глаза, в них промелькнул слабый свет, и я было подумал, что чудо случилось. Но в следующую секунду Ленард тяжело вздохнул и протянул дрожащую руку к сыну. Его тонкие пергаментно-восковые пальцы исчезли в ладони Джарли.

— Отец, я отомщу, — сказал бастард. — Клянусь тебе.

Бескровные губы герцога зашевелились, свободной рукой он начал шарить по своей груди, нащупал висевший у него на шее герцогский медальон.

— Наследник… — выдохнул старик.

— Благодарю, отец, — Джарли поцеловал руку старика. Лицо герцога прояснилось, в глазах снова появился свет.

— Я умираю… правителем, — еле слышно произнес он. А потом живые искры в его глазах погасли, и нас будто обдало холодом. Джарли наклонился, поцеловал старика в лоб, снял с его шеи медальон и повесил себе на шею, после чего отбросил свою шпагу и взял герцогский меч.

— Кириэль! — негромко позвал он.

— Да, ваша светлость, — ответил я.

— Я должен позаботиться об отце, — сказал новый герцог. — Я не могу бросить его тело здесь, на растерзание этим псам. А ты должен уходить. Видишь башню с флюгерами на крыше? На восточной стороне цоколя этой башни есть рельеф в виде львиной головы. Нажми на правый глаз льва, и секретный механизм откроет тебе вход в подземный тоннель. Уходи по нему из города. Если все пройдет успешно, я оставлю весточку для тебя в Айи, на постоялом дворе «Веселый менестрель». Все ли ты понял?

— Да, ваша светлость.

— Удачи тебе, — Джарли протянул мне руку. — Я горд тем, что познакомился с тобой. Ах, постой, совсем забыл… Баренс, прошу вас, дайте мне вашу рыцарскую цепь!

Офицер гвардии снял цепь и с поклоном подал бастарду. Джарли улыбнулся, шагнул к Уитанни, сел перед ее мордой на корточки и подмигнул гаттьене.

— Подставляй шейку, красавица, — сказал он. — Жалую тебе титул рыцаря-оборотня, как и обещал.

На мое удивление Уитанни с самым царственным видом, но, довольно жмурясь и урча, приняла награду.

— Для тебя, мой друг, рыцарской цепи у меня, увы, нет, — сказал мне Джарли. — Но я жалую тебе титул придворного лекаря дома Ленардов. Надеюсь, однажды ты сможешь воспользоваться всеми привилегиями этого титула. И хочу верить, что мы не прощаемся с тобой навсегда.

Мы пожали друг другу руки. Гвардейцы подняли плащ с телом герцога, и Джарли повел их вниз по улице. Когда их фигуры исчезли в дымном сумраке, я посмотрел на Уитанни и с трудом сдержал смех. У моей гаттьены был на редкость гордый вид.

— Итак, леди, — сказал я, — не желаете ли продолжить наш путь?

— Уарр! — фыркнула гаттьена и широко зевнула, показав мне грозные белоснежные клыки и алый язык. А потом она ласково потерлась о мою ногу, и мы быстрым шагом направились к башне, чтобы побыстрее выбраться из погибающего Роэн-Блайна.

Глава шестнадцатая

Во мраке порой можно увидеть то, то недоступно нашему зрению при свете дня

Черная книга Азарра

Небольшой, закрытый с четырех сторон низкими каменными заборчиками дворик у подножия башни с флюгерами был пуст и уныл. С кустов сирени и шиповника облетела листва, земля раскисла и хлюпала под ногами, и холодный ветер доносил до меня запах гари. В глубине дворика я увидел на стене львиную голову, о котором говорил мне Джарли, и нажал на ее глаз. Внутри стены что-то лязгнуло, загремели невидимые мне тяжелые противовесы, и в каменной кладке начал открываться низкий квадратный вход в подземный тоннель.

— Я пойду первым, — сказал я Уитанни. — Надеюсь, там нет крыс.

У меня не было с собой ни факела, ни фонаря, но я больше всего хотел побыстрее покинуть Роэн-Блайн, поэтому вошел в тоннель. Здесь пахло тлением и сыростью, и, сделав несколько шагов, я почувствовал, что ноги мои промокли. Однако не все было так плохо — в стенной нише справа от меня я увидел покрытый патиной медный фонарь и рядом с ним — огниво и коробочку с трутом. Это было неожиданное и приятное открытие. С огнивом пришлось повозиться, — я так и не научился толком пользоваться этой штукой, — но в итоге я все же запалил пропитанный селитрой трут и разжег фонарь. В его свете я увидел, что короткий тоннель, в который я вошел, заканчивается глухой стеной, перед которой расположен квадратный люк, закрытый массивной дубовой крышкой. Не без труда я сдвинул эту крышку в сторону: под ней открылся темный колодец, в стену которого были вмурованы железные скобы.

— Посвети мне, — попросил я гаттьену, передал ей фонарь (моя киса аккуратно зацепила его ручку зубами) и начал спускаться по скобам на дно колодца.

Спускаться пришлось довольно долго — колодец был глубоким. Он привел нас в сырой земляной мешок с глинистым дном, в стене которого открывался новый ход. По его дну бежал узенький ручеек, исчезавший в темноте. В туннеле было очень душно, крепко пахло мокрой землей и известью, но запаха плесени и тлена уже не ощущалось. Идти приходилось согнувшись, потолок хода был слишком низким. Несколько раз я ощутил приступы клаустрофобии — я вообще боюсь всяких тесных замкнутых помещений, узких лазов и подземелий. Одежда моя быстро промокла и покрылась грязью. Впрочем, воздух был свежим, фонарь горел ярко, и мы с Уитанни быстро дошли до конца хода, оказавшись в обширной пещере, стены которой были облицованы известковыми блоками неправильной формы. По всей видимости, мы вышли в расположенные под герцогским замком катакомбы.

Я совершенно не представлял себе, насколько обширны эти катакомбы, куда нам следует идти, и хватит ли нам масла в фонаре к тому моменту, когда мы выберемся на свет. Но это меня не особенно волновало — в компании Уитанни я чувствовал себя достаточно уверенно. И уж меньше всего я боялся, что в катакомбах нам может повстречаться какая-нибудь нехорошая живность. По первому впечатлению эти подземелья казались совершенно мертвыми, ничего кроме камня и мокрой земли тут не было, но мало ли! Однако пока Уитанни не подавала никаких признаков беспокойства. Если чего нам и следует опасаться, так это возможной погони, ведь ход в стене башни так и остался открытым.

Мой фонарь отбрасывал длинные колеблющиеся тени на стенах пещеры, отчего мне мгновениями казалось, что здесь кто-то есть. Будь я один, я бы наверное шел куда как медленнее. А так я за пару минут дошел до противоположного конца пещеры и увидел, что она заканчивается глубоким провалом с отвесными стенами, но в ближней ко мне стене устроена лестница из все тех же железных скоб.

Уитанни лестница была не нужна — она начала спускаться вниз, перепрыгивая с одного совершенно невидимого мне выступа в стенах на другой, и очень скоро оказалась на дне провала. Я услышал ее умиротворенное рычание и понял, что внизу вполне безопасно, после чего начал спускаться сам. Это было совсем не просто: посох, который я заткнул за спину, сильно сковывал мои движения, точно так же, как и фонарь в моей левой руке. Высота была приличной, а скобы сильно проржавели, и спуск казался мне опасным. Увы, никогда в жизни я не отличался обезъяней ловкостью. Пережив несколько неприятных мгновений и порядочно устав, я все-таки спустился вниз и спрыгнул на мокрый песок под довольное урчание гаттьены.

— Одно хорошо, — резюмировал я, — нашим преследователям тут придется ой как тяжело. Спускаться по этой лесенке с оружием, да в доспехах — бррр! Все тыквы себе порасшибают.

Следуя по течению бегущего по полу провала ручья, мы вышли через короткий высеченный в камне ход в довольно жутковатое место. Когда-то здесь был вроде как подземный некрополь. Отвесные стены огромной пещеры, рассеченной надвое подземной рекой, в которую превратился ручей, были испещрены дырами и глубокими нишами. В одних нишах лежали груды каких-то заросших пылью и селитрой тряпок, в других — небольшие глиняные сосуды. Подойдя ближе, я увидел, что эти тряпки — останки некогда похороненных тут людей. В сосудах, по всей видимости, был прах тех, кого похоронили по другому обряду. Рядом с нишами на стенах некогда были выцарапаны надписи, но письмена стерлись, и я не мог прочитать их, разве что отдельные слова. Я смотрел на эти захоронения и думал о том, что древние обитатели этих земель, устроившие тут последний приют для своих усопших, отличались завидным терпением. Вырубать в этих стенах ниши для покойников, устанавливать останки и урны в эти дыры, больше похожие на ласточкины гнезда в обрыве — на такое наверняка уходило немало времени и усилий. Воздух между тем заметно посвежел, стало прохладно, и меня начал пробирать озноб. Ничего хорошего мне это не сулило — в своей насквозь промокшей одежде я очень быстро схлопочу серьезную простуду.

Стены пещеры-некрополя начали понемногу сужаться, и вскоре мы вошли в высокий полусводчатый тоннель с боковыми отводами, некоторые из которых были замурованы большими известняковыми блоками. Резко запахло гнилью и метаном. Подезмная река здесь разлилась на всю ширину тоннеля, образовав болотистую топь, подернутую отвратительной буро-черной тиной, похожей на свернувшуюся кровь. В тишине слышались булькающие звуки, напоминающие кваканье лягушек — это на поверхность топи выходил болотный газ. Мне показалось, что далеко впереди появился слабый свет, очень похожий на дневной, и меня охватила радость. И вот тут Уитанни внезапно остановилась. В темноте ее глаза зажглись тревожными зелеными огнями, она прижала уши и тихонько зарычала.

— В чем дело, милая? — Я потрепал гаттьену по загривку, однако на душе у меня сразу стало неспокойно. — Что случилось?

Оборотень сделал несколько шагов вперед и остановился, всматриваясь во мрак в глубине тоннеля. Там, впереди завывал ветер, врывавшийся в тоннель через невидимые нам и соединявшиеся с поверхностью отдушины. И я вдруг ясно почувствовал, что в тоннеле есть что-то.

— Враг? — сказал я, обращаясь больше к самому себе, чем у Уитанни. — Что там?

— Ваааррррг, — прорычала гаттьена.

Мне показалось, что я понял, что означает это слово — и мне вдруг стало так страшно, что не описать. Моя кровь будто превратилась в лед, а сердце замерло и тоже наполнилось мертвым свинцовым холодом. Ноги у меня отнялись, язык тоже, глаза заволокла черная пелена. А потом я услышал невыразимо мерзкий голос, от которого мой ужас стал еще сильнее, хотя это и казалось невозможным.

— Вот он! — сказал голос. Звуки языка, на котором он говорил, звучали жутко, их нельзя было передать человеческой речью, но я понимал значение этих леденящих сердце слов. — Вот он, Повелитель кошек!

Мое сознание будто вылетело вон и понеслось по туннелю вперед, в черную трубу, в конце которой шевелилось что-то серое, похожее на переплетенный спутанный клубок длинных тонких полупрозрачных щупалец. Я почти врезался в это отвратительное месиво, но миг спустя мое сознание снова вернулось ко мне — я по-прежнему стоял у края топи, которая на моих глазах быстро покрывалась коркой льда. На стенах тоннеля засеребрился иней, лютый холод наполнил его. Я попятился назад, но тут опять будто отделился сам от себя и помчался вперед, прямо в клубящуюся серую тучу, закрывшую собой тоннель. Я увидел в этой туче тощую костлявую фигуру, закутанную в бесформенный туманный плащ, голову, плоть которой давно сгнила, обнажив темную кость. На меня глянули из черных провалов черепа пылающие синими углями глаза, костистые руки потянулись ко мне, пытаясь схватить. Я завопил — и снова опомнился на том же месте, где стоял. В совершенной панике я оглянулся и увидел Уитанни: гаттьена замерла, припав к земле, шерсть ее встала дыбом, хвост был поджат — и она издавала тягучие протяжные вопли, полные ужаса и невыразимой муки. Тьма из тоннеля быстро надвигалась на нас, и воздух при ее приближении звенел как стекло и осыпался дождем ледяных осколков на замерзшую поверхность топи.

— «Я замерзаю! — взмолился голосок маленького Кирюши Москвитина, сумевший пробиться через темную волну панического ужаса, лишившего меня разума. — Согрей меня!»

Моя одежда промерзла насквозь, зубы стучали, и даже внутренности мои, казалось, превратились в один сплошной кусок льда. Мое помрачненное сознание больше не воспринимало окружающий мир, остался только страх смерти — и странная покорность своей судьбе.

— «Согрей меня!» — вскричал детский голосок в моей голове и оборвался со звонким эхом, как внезапно лопнувшая струна.

— Вот он! — с удовлетворением добавил мерзкий мертвый голос. — Повелитель кошек умер!

Я покорно кивнул головой, соглашаясь с мертвым голосом — ведь он сказал правду. Конечно же, я умер — ведь только так я мог почувствовать и познать то, что ощущают мертвые. Три великих «не», дарующих полный совершенный покой — Небытие, Нежизнь, Нелюбовь. Последние остатки жизни медленно и приятно уходили из меня через возникшую между мной и туманным призраком в тоннеле алую пуповину, все больше и больше покрывающуюся ледяными кристаллами.

— «Согрей меня!!!!»

Боль в левой руке была неожиданной и удивила меня. Как, я еще могу чувствовать боль? Мертвые не ощущают боли. Медленно, как во сне, я поднес руку к глазам. Кольцо Темного на моем пальце раскалилось, и побелевшая от мороза кожа вздулась вокруг него волдырями, испуская запах горелой плоти. Боль от ожога на миг прояснила мое сознание, и я, будто из глубин ада, глянул прямо в лицо туманного чудовища, в ухмыляющееся мертвое лицо с проваленным носом, полным червей, в глазницы, в которых полыхали синие трупные огоньки. И новая волна ужаса, подступив и к без того омертвевшему сердцу, внезапно сменилась дикой непередаваемой яростью человека, в свой смертный час осознающего всю несправедливость происходящего.

— Неееет…. Я НЕ УМЕР!!!!!!!!!!!!

Золотым концом посоха я ударил по страшной пуповине, через которую тварь вытягивала из меня жизнь, и она разлетелась дождем ледяных осколков. Из кольца Темного вырвался крохотный язычок алого огня, который заметался по моей руке, оставляя за собой выжженный на коже след, перекинулся на посох и змейкой побежал по нему к золотой оковке. Еще миг — и мой посох вспыхнул, как факел, ослепительно, ярко и торжествующе. Я еще успел обрадоваться, как же ярко горит пламя. А миг спустя вокруг меня все провалилось в кипящий золотистый свет. Мой посох поджег болотный газ, наполнивший тоннель, и раздался взрыв невероятной силы. Волна огня пошла от меня навстречу туманному призраку, а потом и накрыла его. Раздался такой чудовищный вой, что дрогнула земля, а мое сердце остановилось. Следом за слепящей огненной вспышкой, пришел Мрак, и я растворился в этом мраке, как искра, оторвавшаяся от пламени костра и улетевшая в ночь.

* * *

Свет вернулся неожиданно — мягкий и очень приятный для моих ослепленных пламенем глаз.

— Сестра, он сделал это! — сказал женский голос. — Он убил Вечного!

— Я верила в его силу, — отозвался другой голос. — Бедный мальчик, он весь изранен.

— Удивительно! — вздохнул первый голос. — Убить Вечного и остаться в живых. Теперь я вижу, что ты не ошиблась в нем, Сестра.

— Да, он действительно герой. То, что он сделал, совершенно изменило наш мир. Теперь мы сможем остановить Дух разрушения.

— Он сильно страдает?

— Сейчас нет. Умница Уитанни окропила его соком лигрох — это отгонит от него телесную боль и страдание. Но Печать Вечного Холода навсегда осталась на нем. Надеюсь, что душа его не пострадала.

— Погоди, что ты делаешь? Ты хочешь оставить его прямо здесь, в этом ужасном месте?

— О нем позаботятся, не волнуйся. Уитанни сделает это лучше нас с тобой. Сок лигрох исцелит его тело, а его душу исцелит любовь. Мы больше ничем не можем помочь ему, Сестра. По крайней мере, теперь.

— Но мы ведь не оставим их без поддержки?

— Конечно. Но сейчас наша помощь ему больше не нужна. Пойдем, Сестра. Дадим нашему герою возможность разобраться в себе….

* * *

Я открыл глаза и закричал. Все мое тело пекло огнем, и в то же время меня бил сильный озноб. Мне казалось, что еще немного — и я умру.

— Помогите! — прохрипел я из последних сил.

— Лэйрдганатх не одинок, — отозвался знакомый нежный голос. — Уитанни с ним и всегда будет подле него.

— Уитанни? — Я сразу забыл о мучившей меня жестокой боли. — Я понимаю тебя?

— Лэйрдганатх всегда понимал меня, просто не догадывался об этом. Позволь, я согрею тебя.

Горячее тело, прижавшись ко мне, прогнало озноб, я ощутил под пальцами шелковистую шерсть и услышал нежное мелодичное мурлыканье. На меня глянули золотисто-зеленые яростные глаза, в которых я прочел готовность пожертвовать ради меня жизнью.

— Уитанни, мы живы, — сказал я, и на мои глаза выступили слезы охватившей меня невыразимой радости. — Мы победили.

— Лэйрдганатх второй раз спас Уитанни. Он убил мертвого бога дханнанов, и весь Элодриан уже узнал об этом.

— Так скоро?

— Сестры донесли эту весть до каждого. В сердцах ши больше нет ужаса перед порождениями Темного Мрака Драганхейма.

— Уитанни, я…даже не знаю что сказать.

— Пусть Лэйрдганатх помолчит и побережет силы. Сок лигрох продолжает действовать, и скоро боль уйдет.

— Сок лигрох? Откуда ты взяла его?

— Лэйрдганатх иногда говорит смешные вещи. Он забывает, что мы, бьенагат — жрицы великой Алиль, и нам дана власть над природой. Я нашла растение лигрох в этих пещерах, пока Лэйрдганатх был без чувств.

— Уитанни, не называй меня Лэйрдганатх. Я недостоин повелевать тобой.

— Это не мы решили. Так распорядилась судьба. Однажды человек был добр к бьенагат и поэтому был избран богиней Алиль. Но бьенагат тоже изменила этого человека, чтобы он стал настоящим Повелителем. Все очень просто, верно, Лэйрдганатх?

— И все-таки странно, что я научился понимать тебя, Уитанни. Только скажи мне, что означало слово «ллеу», которым ты всегда меня называла.

— «Ллеу»? — Я услышал, как Уитанни фыркнула. — «Ллеу» значит «мальчик». Человеческое дитя.

— Знаешь, я чувствую себя намного лучше.

— Поспи, а я побуду с тобой. Тебе теплее?

— Да, меня больше не знобит. Ты согрела меня. И лицо и руки вроде меньше болят.

— Это действует сок лигрох. Ты исцелишься, и мы продолжим наши странствия. Ты ведь хочешь отправиться в новую дорогу?

— Конечно. Мне надо найти отца и… Веронику, — меня будто что-то кольнуло в сердце. — Надо покончить с этим кошмаром. Только ты не бросай меня, Уитанни, пожайлуста!

— Никогда, Лэйрдганатх.

— Ты обещаешь? В моем мире кошки очень непостоянны, — тут я запнулся, понимая, что сказал совершенную глупость. Но Уитанни только добродушно фыркнула.

— Кошки во всех мирах одинаковые, как и женщины, — сказала она. — И ты нас совсем не знаешь.

— Нет, Уитанни. Теперь знаю. И счастлив, что могу это сказать.

Эпилог

Наверное, это был только сон. Страшный, и в то же время счастливый. Потому что когда я очнулся по-настоящему и понял, что жив, не было ни ужасной боли, ни жестокого озноба.

Я лежал на большой каменной плите у самой топи, мой посох, которым я уничтожил вампира, был рядом со мной. Я поднес к глазам свои руки, ожидая увидеть страшные увечья от мороза и огня — и ничего не увидел, даже шрамов на них не было. Радость человека, почти умершего и чудесным образом воскресшего, обрушилась на меня, как ледяной водопад, перехватила дыхание.

— Уитанни! — позвал я. — Где ты, Уитанни?

— Уарр! — Серебристая тень легко перемахнула через топь, сверкнула золотистыми глазами в полумраке и приблизилась ко мне. Я провел рукой по ее шелковистой шерсти, и мне ужасно захотелось обнять это чудесное существо, прижать к своему сердцу, и не отпускать долго-долго. Что я немедленно и сделал.

— Я в порядке, Уитанни, — сказал я, поднимаясь на ноги. — Давай продолжим путь.

За топью виднелась вырубленная в скале неровная лестница, и, ступив на нее, я увидел над головой далекий солнечный свет. Когда мы выбрались из проклятых катакомб, едва не ставших нашей могилой, я, не в силах совладать с накатившими на меня чувствами, растянулся на земле и долго лежал, подставив лицо лучам теплого осеннего солнца, поднимавшегося над горизонтом.

— Ллеу мьяффраур буамм, — услышал я.

Уитанни была уже в человеческом облике и выглядела недовольной — видимо, она сочла, что мы напрасно теряем время.

— Что? — Я не поверил своим ушам. — Значит, я все-таки видел все это во сне? Ты опять говоришь на своем языке, и я опять ничего не понимаю.

— Шиенн-ма-фрруар-а-нар-ллеу, — сказала Уитанни и показала пальчиком куда-то вдаль.

Я посмотрел туда, куда показала гаттьена и увидел среди редких деревьев, росших неподалеку от выхода из катакомб, одинокую фигурку в буро-зеленом эльфийском плаще.

— Э-эй, drannac! — крикнула мне эльфийка, помахав рукой.

Я поспешил на зов. Когда я подошел ближе, девушка скинула капюшон, и я узнал очаровательную зеленоглазую Зендру, внучку старого Даэг-ан-Граха.

— Рада видеть тебя, drannac, — сказала она. — Весть о твоем подвиге уже разнеслась по всему Элодриану. Приятно, что у нас появился такой могучий союзник.

— Значит, все-таки правда? — сказал я. — Я на самом деле прикончил эту тварь?

— Да. И это великое событие для всех нас.

— Как же мне это удалось?

— Не знаю. Тому может быть только одно объяснение — ты смог победить мертвого бога дханнанов, потому что и ты, и он порождены духом одного мира. Ты настоящий герой, — и тут Зендра почему-то смущенно опустила глаза.

— Герой? Если бы не Уитанни, конец бы мне пришел. Она выходила меня.

— Это ее обязанность — служить тебя. Но давай о деле. У нас большие неприятности. Мы потеряли след де Клерка.

— Что значит «потеряли»?

— Наши друзья попытались найти его в Набискуме, но не смогли этого сделать. Он и его спутница исчезли.

— Хорошая новость, — пробормотал я, крайне огорченный этим известием. — И что теперь делать?

— Мы обязательно найдем де Клерка. Но для этого нужно время, а тебе и Уитанни нельзя оставаться в этих краях. Большая война с дханнанами все-таки началась. Кругом рыщут отряды наемников и северян. Орден бросил все свои силы на ваши поиски. Я провожу вас в Лиден-Мур, это наш лагерь в горах Доль-Кригиан, к северо-востоку отсюда. Там ты сможешь отдохнуть и набраться сил.

— Хорошо, — я посмотрел на Уитанни, и гаттьена согласно кивнула. — А что дальше будет?

— Я бы тоже хотела эта знать, drannac, — с какой-то печалью в голосе ответила Зендра. — Но этого не знает никто.

— А, может, оно так лучше — не знать своего будущего? — Я пожал плечами. — Лично я никогда не верил ни гадалкам, ни гороскопам. Хотя… Вчера я понял, что гороскопы иногда говорят правду.

— Пойдем, drannac, — сказала Зендра. — Солнце уже высоко, и нам предстоит неблизкий путь. Надо торопиться.

— Йенн, ллеу, шиенн-а-мруарр-фьяррна, — добавила Уитанни, и я в компании двух красавиц двинулся по широкой равнине на север, туда, где в утренней дымке виднелись на горизонте заснеженные вершины далеких гор.

Оглавление

  •   Пролог
  •   Глава первая
  •   Глава вторая
  •   Глава третья
  •   Глава четвертая
  •   Глава пятая
  •   Глава шестая
  •   Глава седьмая
  •   Глава восьмая
  •   Глава девятая
  •   Глава десятая
  •   Глава одиннадцатая
  •   Глава двенадцатая
  •   Глава тринадцатая
  •   Глава четырнадцатая
  •   Глава пятнадцатая
  •   Глава шестнадцатая
  •   Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Повелитель кошек», Андрей Львович Астахов

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства