«Нечисть»

Нечисть (fb2) - Нечисть (Забытые Королевства: Проклятые Земли - 1) 1286K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ричард Ли Байерс

Ричард Ли Байерс «Нечисть»

О переводе

Перевод выполнен командой форума «Долина Теней» (shadowdale.ru), посвящённого переводам художественной и игровой литературы по сеттингу Dungeons & Dragons «Forgotten Realms». Перевод выполнен исключительно с целью углубленного изучения английского языка.

Переводчик: Allistain

Редакторы: Дариэль и Faer

Русская обложка: Eledhwen

Вёрстка и форматирование: Elstan

Обо всех замеченных неточностях или ошибках просьба сообщать редактору в ЛС через форум «Долина Теней». Если Вам понравился перевод, просто зарегистрируйтесь и скажите «спасибо» — этого будет достаточно.

Примечание Эргонта

Если во время чтения Вы обнаружили какие-то огрехи, замечания, стилистические неточности, то прошу отписать о них на e-mail ergont@shadowdale.ru.

Регистрируйтесь на нашем сайте abeir-toril.ru и форуме shadowdale.ru — новые книги вас будут ждать только там.

Спасибо!

Пролог

5 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

Любой заслуживающий своего титула волшебник мог отличить сон от реальности. А Друксус Рим был не просто волшебником, он был зулкиром, главой своего Ордена и одним из восьми правителей Тэя, и прекрасно понимал, что сейчас имеет дело именно с первым случаем. Поэтому, когда люди за дверью завопили, этот шум его ни в коем случае не встревожил.

Не встревожил, но заинтриговал. Возможно, что за происходящим скрывается что-то интересное — может быть, это видение может предостеречь его или рассказать о будущем. Толкование снов было специальностью Красных Волшебников Прорицания, в то время как он посвятил большую часть своих изысканий искусству Преобразования. Но никто не смог бы достичь такого высокого положения, не овладев высотами в разных видах магического искусства.

Маг выпутался из смятых шелковых простыней и мехового одеяла и поднялся со своей огромной восьмиугольной кровати, обрамленной бархатными портьерами и занавесями. Так же, как и в реальном мире, магия сохраняла в воздухе тепло. Когда он пробормотал нужную команду, круглые кристаллические светильники, стоявшие на золотых подсвечниках, загорелись.

Вспышка света выхватила его отражение в зеркале — тощую фигуру с тонкими ногами, безвольно скошенным подбородком и выпирающим животом. Размышляя о несправедливости того, что человек вынужден оставаться самим собой даже во сне, он быстро подошел к двери и доносящимся из-за неё крикам. Некоторые из них звучали сдавленно, другие, наоборот, высоко и пронзительно.

Открыв дверь, маг увидел восьмерых своих охранников — четырех воинов и четырех волшебников — вот только вряд ли они могли бы охранять кого-то в таком состоянии. Большинство из них опустилось на колени или лежало на животе, хотя пара стражей до сих пор держались на дрожащих ногах. Все они таяли: плоть, волосы, одежда и оружие превращались в жидкость, смешиваясь и стекая на пол, где расплывались разноцветными лужами в окружении брызг. Вопли, становившиеся все более мучительными, прекратились, когда рты, горла и легкие бедняг окончательно утратили форму.

Молодая волшебница вскинула искореженную руку в безмолвной мольбе о помощи. Глаза и даже глазные впадины у неё исчезли, а нос скользил по подбородку, как расплавленный свечной воск. Несмотря на свою уверенность в нереальности происходящего, Друксус отшатнулся, охваченный инстинктивным отвращением.

Когда они полностью растаяли, лужи, бывшие когда-то его охранниками, начали дымиться, наполняя воздух своим содержимым. В то же время стены и потолок покрылись каплями и потекли. Друксус ощутил жжение в затылке, что-то вязкое и мокрое скользнуло по его левому глазу.

Сон или нет, ощущение было просто мерзким, и волшебник решил, что пора с этим заканчивать. Напрягая свою тренированную волю, он приказал себе проснуться и тут же вновь очутился в своей кровати во все ещё погруженных во мрак покоях. Некоторое время он лежал с бешено колотящимся сердцем, стараясь выровнять дыхание.

Этот сон был более чем странным, но куда удивительней оказалось то, что под конец произошедшее выглядело настолько правдоподобно, что едва не выбило его из колеи. Это почти склонило мага к мысли, что он должен отнестись ко сну серьезно, как к предзнаменованию или даже предупреждению, — но он не понимал, почему. Подоплека видения казалась ясной: это был сон о книге.

О той бесполезной книге. Ну, если отдать ей должное, это было великолепное исследование теории тайной магии, но в практическом смысле от неё не было никакого проку. Тогда почему же этот вопрос так его беспокоит?

Друксус все ещё обдумывал эту мысль, когда невидимые, но сильные руки сомкнулись на его горле.

Сокрушающая хватка моментально лишила его доступа к воздуху. В то же время ужасающий холод начал распространяться по телу, заставляя мышцы сжиматься и угрожая его полностью парализовать.

Маг заставил себя отстраниться от потрясения, вызванного этой внезапной атакой, и сконцентрировал волю на попытке освободиться. Раньше неосмотрительные враги уже устраивали на него покушения, и, даже захваченный врасплох в собственной постели, он не был ни беспомощен, ни безоружен. Кольца на пальцах, амулет из серебра и обсидиана на шее и татуировки на теле были хранилищами магии. Ему всего-то нужно сосредоточиться, и тогда то или другое из них наполнит его тело мощью гиганта, превратит атакующего в камень или позволит ему удрать через пространство в безопасное место. Друксус решил остановиться на последнем, когда невидимка вздернул его вверх с перистого матраца и стукнул головой о прикроватный столбик.

Силы удара не хватило на то, чтобы убить мага или лишить его сознания, но в мыслях его воцарился полный хаос. Невидимка сорвал амулет с его шеи, а затем ещё раз ударил мага о перегородку.

Что-то громыхнуло. Друксус осознал, что это была распахнувшаяся дверь, которая с силой врезалась в стену. Послышался звук шагов и человеческие голоса. Его охранники наконец услышали шум потасовки и теперь спешили на помощь.

К несчастью, невидимка также услышал их приближение. Он швырнул Друксуса на пол и забормотал заклинание. Сила затрещала в воздухе, и маленькое пятнышко света полетело в сторону приближавшихся охранников. Достигнув их, оно превратилось в шар яркого желтого пламени и взорвалось с такой силой, что некоторых бедолаг разорвало на куски, тут же занявшиеся огнем.

Эта небольшая передышка дала Друксусу последнюю возможность наконец-то воспользоваться магией. Напрягшись, он сконцентрировался, чтобы приказать нужной татуировке перенести его через пространство, и даже успел почувствовать движение эфира — а затем противник ударил его ногой в челюсть. Это разрушило сосредоточенность мага, выбив уже готовое заклинание из его ментального фокуса.

Невидимка продолжал колотить его, пока зулкир не оказался полностью во власти агонизирующей боли, не имея никакой надежды воспользоваться волшебством или предпринять что-либо другое. Он ожидал, что избиение будет продолжаться до самой его смерти.

Но через какое-то время оно все же прекратилось. Друксус ощутил отчаянную вспышку надежды. Возможно ли, что его противник после всего этого все-таки намерен оставить ему жизнь?

— Прошу прощения за все это, — сказал невидимка, чей глубокий, вежливый голос звучал с расстояния в несколько шагов. — Но это необходимо.

Он произнес несколько слов силы — те же, что он использовал ранее. Другая искра вспыхнула в воздухе и подлетела к лицу Друксуса.

С ног до головы закованная в покрытую голубой эмалью броню, Азир Крен, тарчион Гауромса, сидела на безволосом, деформированном сланцево-сером боевом коне, впитавшем в себя ярость и кровожадность какой-то демонической твари из глубин Абисса, и со смешанным чувством нетерпения и удовлетворенности наблюдала, как объединенные армии Суртэя и её провинции пересекают реку. С нетерпением — потому что переправа через поток всегда была утомительной и даже опасной: силы были разъединены и потому почти беззащитны. С удовлетворением — потому что эта армия — сила, состоящая из людей, высоких гноллов с головами гиен, кровавых орков с их клыками и свиноподобными рожами, чешуйчатых ящеролюдей, скелетов и зомби, — выглядела очень внушительно, и она была уверена, что переправа завершится успешно.

Кто-то мог бы счесть её самонадеянной — на протяжении многих лет армии Тэя часто пересекали это глубокое ущелье, чтобы вторгнуться в земли Рашемен, их северного соседа, так что Железный Лорд, ведьмы и всё их варварское племя точно ожидали повторения подобного рода попыток. Но не так рано в этом году, когда весенняя оттепель должна была сделать реку Гаурос слишком глубокой и быстрой для переправы.

Но это было не так. Маги Азир обуздали поток, хотя она не могла понять, зачем. Если их мощь столь велика, то не проще было бы осушить реку целиком? Тем не менее, главное то, что легионы могут переправиться и сделать это без помех. На противоположном берегу не было врагов, готовых бросить им вызов.

Нагруженные, как ездовые мулы, серолицые зомби с пустыми глазами выбирались на берег. С другой стороны реки Хомен Одессейрон, тарчион Суртэя и со-командующий Азир, приказал группе кровавых орков приблизиться, и оба офицера оставили командование своим подчиненным. Рев орков, напоминавший те леденящие души вопли, с которыми они идут в бой, был лучше слышен через журчание воды и голоса переговаривающихся поблизости солдат.

По правде говоря, Азир не слишком-то сильно радовалась, глядя на Хомена с его магическими тряпками, воинским мечом, боевым конем и постоянно строгим выражением лица. Не то чтобы она не любила его лично. Они оба были правителями относительно бедных и слабо заселенных тарчей, лишенных даже малой толики огромного богатства и ресурсов южного Тэя, так что она даже чувствовала определенное родство, но ей досаждала сама мысль о разделении руководства с ним, когда идея предприятия полностью принадлежала ей. Ей пришлось уговаривать его принять участие в походе, и, без преувеличения, это заняло целую вечность. Зулкиры не знали об её планах, а если бы узнали, то запретили бы подобную авантюру, а Хомен благоразумно опасался их недовольства. Лордов-волшебников не удовлетворит простое низложение тарчионов, столь превысивших свои полномочия. Они накажут правонарушителей так, как это могут только Красные Волшебники.

Но — Азир была уверена — только в том случае, если вторжение потерпит неудачу. Если она преподнесет своим повелителям победу над ненавистными варварами, фургоны, груженные награбленным добром, и сотни свежепойманных рабов — возможно, даже самих побежденных рашеми, — они, разумеется, вознаградят её за инициативность.

Она нуждалась в воинах Хомена, чтобы обеспечить собственный триумф. Если ей придется обращаться с ним, как с равным — что ж, так тому и быть. Но правительница обещала себе, что, когда настанет час, она найдет способ потребовать большую часть почестей и наград.

Хомен посмотрел в её сторону, и Азир опустила кончик копья, показывая, что на её стороне реки все идет по плану. Затем послышалось пение. Множество голосов, сливаясь в мелодию одновременно ласковую и жуткую, отразились от коричневых скал каньона. Ошеломленная Азир недолго ломала голову над происходящим, оглядываясь в поисках источника. С высоты начали сыпаться стрелы, пронзая воздух и глухо впиваясь в тела воинов из её отрядов.

В конце концов ей удалось разглядеть нескольких лучников, которые прятались в вышине на скальных выступах. Наверное, не стоило удивляться, что они не обнаружили себя раньше. Рашеми были немногим лучше зверей и обладали звериной же способностью сливаться с местностью. Но откуда им знать, что армия Азир придет так рано в этом году и станет в одиночестве переправляться через Гаурос в этом конкретном месте?

Стрела ударила в навершие шлема, заставив её дернуть головой. Значит, с вопросами придется подождать. Сейчас главное — предотвратить катастрофу. Азир проорала своим отрядам приказ отстреливаться, несмотря на то, что лучникам было довольно сложно целиться во врагов, расположившихся намного выше и наполовину скрытых за временными укреплениями из сложенных камней. Тем временем Хомен приказал всем оставшимся тэйцам продолжать со всей возможной скоростью переправляться на правый берег и присоединиться к бою.

Азир поняла, что её маги все ещё не вступили в битву. Несколько разрядов молний, призванных демонов или взрывов гибельной тени могли бы чудесным образом обезвредить врага, выбив его с выгодных позиций. Все ещё размышляя над этим, она наконец-то увидела своих волшебников, торопливо формирующих круги, которые они использовали для проведения совместных ритуалов.

Идиоты! Они не должны тратить драгоценное время, координируясь, чтобы вызвать бурю или что-нибудь в таком роде. Они могли выполнять свои задачи и поодиночке. Она пришпорила своего коня, чтобы преградить дорогу взбирающемуся волшебнику, отрезая его от наполовину сформированного круга. Он был одним из той элиты в алых мантиях, и в обычной ситуации даже тарчиону стоило выказывать ему определенное уважение, но это не было обычной ситуацией.

— Просто бей их! — крикнула она, взмахнув своим копьем в направлении рашеми.

— Слушай! — ответил он, широко распахнув глаза. — Неужели ты не слышишь?

Что слышит? Как будто она могла услышать что-то, находящееся так далеко от гама битвы, гудения стрел, криков раненых, истошных воплей женщин-рашеми и рева кровавых орков! Но затем она услышала — грохочущий, ревущий, сокрушающий звук, который доносился откуда-то с востока и с каждым мигом становился все громче.

Она поняла, что это было не просто пение женщин-рашеми. Это были ведьмы-рашеми, совместно творившие магию: они сломали чары, державшие Гаурос в узде. Теперь поток вновь обретал свой прежний напор, и тэйские маги решили, что они должны объединить силы и вновь подчинить себе реку.

Азир разрешила Красному Волшебнику присоединиться к своим коллегам. Потом она повернулась к реке и крикнула:

— Убирайтесь из воды, сейчас же! Бегите к любому ближайшему берегу! Просто выбирайтесь оттуда!

Насколько она видела, никто не обратил на неё внимания. С другой стороны, едва ли кто-либо её вообще услышал.

Значит, маги остались последней надеждой её армии, которой, как она уверяла себя, будет достаточно. Магия тэйцев была самой могущественной и сложной во всем Фаэруне. Ведьмы-рашеми были достаточно ловкими, чтобы заключать сделки с мелкими духами лесов и полей, но они все равно оставались всего лишь дикарками.

Но, как бы слабы они ни были, их стараниями поток уже вырвался из-под контроля. Это позволило им начать изматывать тэйских магов и препятствовать их попыткам совладать с рекой снова. Они появились из своих укрытий на возвышенностях. Лица женщин и не прикрытые одеждой части тела были разрисованы узорами, а волосы по-варварски длинны и взлохмачены. Чтобы атаковать заклинателей с тыла, ведьмы призвали огромных ястребов, облака жалящих насекомых и заросли кустов ежевики, которая проросла через землю между магами, опутывая их тела, подобно змеям. Тем временем лучники-рашеми успели выпустить в тэйских магов целое облако стрел.

И все для того, чтобы помешать Красным Волшебникам и их людям! Некоторые из магов погибли или получили выведшие их из строя раны. Остальные сочли необходимым оставить начинающийся ритуал и позаботиться о своей собственной безопасности — окружить себя полем защитного света или сжечь облепивших их насекомых. А тем временем шипение и рев потока становились все громче.

Увенчанная плавником и обломками льда высокая белая стена — волна, которая, казалось, уничтожит все, докуда хватает взгляда, если ей удастся вырваться на волю, — даже не взволновала воды ниже по течению. Тем не менее, она перемещалась так стремительно, что множество воинов, вероятно, даже не заметили её, пока она не накрыла их и не утопила, переломав тела, а затем унесла трупы прочь.

Это уничтожило значительную часть войск Тэя, разделив оставшиеся силы на две части, а отряды Азир оказались в ловушке на вражеской стороне реки — там, где рашеми собирались уничтожить их, пока их союзники не могли ничего, кроме как беспомощно наблюдать.

Многие из её магов сделали те же неутешительные выводы, что и она. Кто-то исчез, мгновенно переместившись через пространство. Остальные окутали себя магией полета, которая вознесла их в небо.

Азир поняла, что, пока они все не ускользнули, ей нужно добраться до одного из них и заставить его забрать её с собой. Она направила своего адского коня прямиком к фигуре в красном одеянии, но шальная стрела попала прямо в шею зверя, вонзившись до самого оперения. Животное на миг замерло и повалилось на бок.

Тарчион моментально высвободила ноги из стремян и отпрыгнула в сторону. Приземление было не из легких, доспехи звякнули друг о друга, но её нога все же не сломалась, придавленная тушей павшего скакуна. Она вскочила на ноги и огляделась, пытаясь вновь отыскать взглядом Красного Волшебника.

Но ни его, ни кого-либо другого, одетого в приметные алые одежды, вокруг не было видно. На самом деле Азир, лишившись скакуна, едва ли могла различить хоть что-то. Поле битвы погрузилось в хаос. Тэйские воины пытались спастись бегством, карабкаясь по скалам в любых направлениях, не руководствуясь ни приказами, ни разумом — только инстинктом выживания.

Но, тем не менее, слух остался ей верен. На расстоянии вытянутой руки берсерки-рашеми, вгоняя себя в неистовство, завывали, как волки. В течение одного или двух ударов сердца они прекратят прятаться и набросятся на тэйцев, завершив тот разгром, который начали лучники и ведьмы.

«Я здесь и правда умру», — подумала Азир. Понимание этого пугало, но она всю жизнь провела, презирая страх, и даже перед лицом смерти не отпразднует труса. Пообещав себе, что сначала пошлет хотя бы несколько рашеменских ведьм гореть в аду, женщина вытащила меч из ножен.

И тогда послышались завывания ветра. Азир едва ли ощутила движение воздуха, но она чувствовала, что центр этого вихря должен быть там, впереди, потому что стрелы рашеми стали менять направление и сбиваться с курса.

Краем глаза она заметила полуголых берсерков, спешащих к тылу тэйцев. Внезапно лед сам заполз под их ноги и там и тут взорвался сверкающими иглами. Воины-рашеми начали скользить и падать, раня себя заостренными шипами, грани которых, похоже, остротой не уступали лезвиям мечей. Ещё больше льда вырвалось из главного массива, превращаясь в грубую и громоздкую безликую фигуру, похожую на статую, скульптор которой только-только приступил к работе. Гигант повернул руку, и разрубленные тела двух варваров упали вниз.

Из чистого воздуха пошел дождь, призванный уничтожить укрытия на стенах каньона. Там, где капли попадали на кожу воинов-рашеми, их плоть вздувалась волдырями и начинала дымиться. Те враги, кто не успел найти укрытие, заметались по карьеру, и защитные заклинания ведьм потеряли силу.

А потом он возник перед Азир, так неожиданно, что она предположила, что он, должно быть, переместился в пространстве — но без обязательной вспышки света, дрожания силы или порыва вытесненного воздуха и прочих явлений, которые обычно сопровождают подобное волшебство. Ей показалось, что она просто моргнула, и в этот момент он шагнул на землю перед ней. Несмотря на то, что он мог принять любой облик, какой бы ни пожелал, — а сплетники шептались, что его истинное обличье было воистину ужасно, — Сзасс Тэм, зулкир Некромантии, выглядел точно так же, как она помнила. Одетый в ярко-красные одеяния, отороченные драгоценностями и золотом, высокий и темноглазый, с тонкой черной бородкой, он казался изможденным и бледным даже для тэйского аристократа, но, несмотря на это, все равно выглядел больше живым, чем мертвым. Только его истощенные руки да слабый аромат гниения, доносившийся от тела, свидетельствовали о том, что на самом деле этот маг — лич, волшебник, достигший бессмертия, превратив себя в нежить.

Она начала опускаться на колени, но он схватил её за руку и поднял на ноги.

— Нет времени на любезности, — сказал он. — Моя магия прервала их атаку, но это долго не продлится. Прикажи своим людям ускорить переправу через реку.

Она уставилась на него в замешательстве.

— У нас нет дороги, по которой мы можем пройти!

— Сейчас я это исправлю.

Он достал свиток, возможно, выдернув его из чистого воздуха, а может, просто вытянул его из своего свободного рукава высохшими, но ловкими, как у жонглера, пальцами. Развернув пергамент, он повернулся лицом к Гауросу и произнес инициирующую фразу, высвобождая запечатанную в свитке магию.

Три арки багрового света протянулись от берега до берега, соединяя их. Мосты, поняла Азир. Он построил мосты.

Она схватила ближайшего воина, и, удерживая его мертвой хваткой, орала ему на ухо, выпустив лишь тогда, когда он окончательно уяснил, что путь к спасению был свободен. Затем, убедившись, что он сообщит эту новость остальным, она отпустила его и занялась тем же.

Возможно, её усилия тоже чего-то стоили, но в первую очередь путь к спасению войскам Тэя показал Сзасс Тэм. Его копии возникли сразу в дюжине мест одновременно, и каждая их них начала отдавать приказы усиленным магией голосом, перекрывавшим даже окружавщий их шум.

Воины Тэя устремились к убежищу быстрее, чем она ожидала. Гладкое, безопасное покрытие моста, который выбрала она сама, выглядело скользким, как стекло, но на самом деле поверхность его оказалась шершавой, и идти по нему оказалось несложно.

Это можно было бы счесть успехом, если бы не мысль, которая пришла ей на ум, когда она успешно достигла южного берега, а Сзасс Тэм уже начал растворять мосты, чтобы подогнать отстающих, — то, что смерть от клинков рашеми покажется милосердной по сравнению с тем, что лич, похоже, собирается с ней сделать.

Хомен Одессейрон давно уже усвоил, что конец боя далеко не всегда означает конец сражения. Его с Азир долг состоял в том, чтобы восстановить порядок в их разбитых и деморализованных войсках, уверить воинов в том, что целители сделают все возможное, чтобы помочь раненым, отозвать отряды в безопасное место и организовать защиту лагеря, где солдаты остановились на передышку.

Эта работа оказалась весьма хлопотной, но, даже учитывая все это, Хомен уделил минутку тому, чтобы окинуть взором обрывки белых облаков в чистом голубом небе и устремленные ввысь склоны карьера с тонкими, рыжевато-коричневыми и серыми полосами вкраплений породы, практически полностью лишенные ранней весенней растительности. Он нашел на это время, потому что понимал: это может оказаться его последней возможностью насладиться хоть чем-либо.

Довольно скоро Сзасс Тэм позвал обоих превысивших свои полномочия тарчионов в шатер — раскрашенную в зеленые и белые полоски палатку, принадлежавшую Хомену, и, раз уж так получилось, с его личным штандартом, вывешенным перед входом, — чтобы поговорить наедине. Оказавшись внутри, он довольно долго не позволял им встать с колен. Слуги устлали землю коврами, но все равно эта унизительная поза заставила Хомена ощутить боль в суставах. Так как Азир была его ровесницей и, кроме того, была с ног до головы закована в доспехи, для неё эта процедура оказалась, скорее всего, ещё более неприятной. По крайней мере, он на это надеялся.

— Признаюсь, — наконец произнес Сзасс Тэм, — я не могу припомнить, что совет зулкиров приказал организовать военный поход на территорию Рашемен. Возможно, что это собрание я пропустил.

Часть Хомена хотела крикнуть, что эта идея принадлежала только Азир, этой опрометчивой и амбициозной стерве. Она втянула его во все это. Но гордость не позволила ему скулить, словно напуганному ребенку; в любом случае, ничего хорошего бы из этого не вышло. Он, как правитель Суртэя, должен был отвечать за свои решения.

— Ваше всемогущество, — сказал Хомен, — я превысил свои полномочия и завел свои отряды в ловушку. Я несу ответственность за это, поэтому приму любое наказание, которое вы сочтете необходимым.

Сзасс Тэм улыбнулся.

— Уверен? Ты и сам знаешь, насколько разнообразными методами я могу карать провинившихся. Поднимитесь на ноги, вы оба. Очень надеюсь, что у вас есть в запасе что-нибудь выпить. Если так, возможно, нам стоит пропустить по бокальчику.

Смущенный до глубины души Хомен сделал так, как велел некромант. Сзасс Тэм глубоко вдохнул насыщенный аромат чессентанского красного, поводив им под носом, и только затем пригубил вино из своего золотого кубка; лицо его выражало блаженство истинного ценителя, хотя Хомен и задался вопросом, могут ли мертвые по-настоящему наслаждаться подобными удовольствиями. Возможно, лич пил — и даже ел при случае, — чтобы завоевать доверие окружающих, заставляя их верить в то, что он ничем от них не отличается.

— Что ж, — произнес наконец Сзасс Тэм. — Мне понятно, что вы оба натворили, но я любезно прошу вас объяснить свои мотивы.

— Господин, — сказала Азир, — при всем уважении, но это же очевидно. Я попыталась сделать великое благодеяние для Тэя, наполнить наши сундуки добычей и расширить наши границы.

— И между делом обогатиться и улучшить свое положение в обществе, — Сзасс Тэм поднял морщинистый палец. — Пожалуйста, не смущайся так, отрицая очевидное. Везде и всюду блюсти свои личные интересы — это ценное качество для тарчиона. — Взгляд его темных глаз переместился на Хомена. — Как я понимаю, ты преследовал те же цели, что и твоя коллега?

— Да, — сказал Хомен. — Ваше всемогущество знает, что в дни моей юности я был Красным Волшебником Воплощения. Я бы мог остаться в своем ордене и наслаждаться привилегированной и роскошной жизнью, но меня манил путь воина. Я стремился к тому, чтобы одерживать великие победы на полях сражений.

Сзасс Тэм кивнул.

— И все же, несмотря на все твое мастерство и мощь легионов Тэя, ты не смог одержать ни одной значительной победы.

Хомен почувствовал, что его лицо вспыхнуло от переполнявших его эмоций. Стыда, наверное.

— Это правда. Каким-то образом в течение всех этих лет Рашемен и Агларонд выдерживали все наши атаки, а сейчас я уже старик. Но я не хочу сойти в могилу одним из неудачливых правителей презираемого за свою слабость государства.

— Понимаю, — Сзасс Тэм сделал ещё один крошечный глоток вина. — Но почему же вы не попросили у зулкиров разрешения на проведение похода? Мы бы могли дать вам больше войск…

— Во имя Черной Руки! — взорвалась Азир. Должно быть, она совсем не могла себя контролировать, раз отважилась прервать зулкира. Лич приподнял одну бровь, и женщина стушевалась и отступила назад, осознав, что только что натворила.

— Все в порядке, — сказал Сзасс Тэм. — Говори.

— Это всего лишь… — Азир перевела дыхание. — Господин, разве я не просила вашего согласия вновь и вновь все эти годы, и разве вы каждый раз не отвергали мои планы? В наши дни политика это торговля, — она выплюнула это слово, как ругательство, — а не война. Все, что мы хотим, это золото наших соседей, несмотря на то, что собственного у нас тоже хватает — горы Верхнего Тэя полны им. Я помню времена, когда мы мечтали о том, чтобы править всем Фаэруном!

— Как и я, — ответил Сзасс Тэм.

Какое-то время Хомен колебался, но затем он решил, что если уж лич не уничтожил Азир на месте за её вспышку, то он также может позволить ему задать свой несколько дерзкий вопрос.

— Прошу прощения, господин, за свои предположения, но вы говорите так, как будто… согласны с нами? Я думал, что вы поддерживаете мир и торговые альянсы.

Сзасс Тэм улыбнулся.

— Зулкиров всего восемь, но наша политика, наши ходы и маневры куда более запутанны, чем может вообразить любой, не знающий ситуации изнутри. Вы должны быть осторожны, полагая, что все происходящее является именно тем, чем выглядит — но лучше мы обсудим это позднее. — Он размял свои узкие плечи, словно работяга, готовящийся приступить к труду. — Сейчас же мы должны решить, как превратить сегодняшнее поражение в грандиозный успех, дело, которое, несмотря на попутные неудачи, заслужило бы триумфальное шествие.

Хомен подумал, что все это весьма странно. Направление, которое принял их разговор, по идее должно было прояснить ситуацию, но, чем дольше они беседовали, тем более озадаченным он себя чувствовал.

— Вы… собираетесь помочь нам избежать последствий нашего безрассудного поступка?

— Это достаточно просто, — произнес лич. — Дело ведь только в том, кто будет об этом рассказывать, верно? Как вам такой вариант: будучи в высшей степени проницательными командирами, вы, пользуясь услугами шпионов и разведчиков, обнаружили, что шайка рашеми намеревалась вторгнуться в Тэй через ущелье Гауроса. Вы выступили, чтобы их остановить, и преуспели в этом, хотя и большой ценой. Весь Тэй будет аплодировать вашему героизму.

Хомен изучал тонкие, интеллигентные черты лица Сзасса Тэма в поисках хотя бы малейшего намека на то, что некромант всего лишь играет с ними, обещая надежду сейчас в обмен на удовольствие безжалостно растоптать их позже. Насколько он мог сказать, мертвый волшебник был предельно честен.

— Ваше всемогущество, — сказал Хомен, — Если вы окажете нам такую милость, то всю оставшуюся жизнь мы будем служить вам преданнее всех остальных.

— Кажется, это честная сделка, — Сзасс Тэм отсалютовал им своим кубком. — За лучшие времена!

Глава 1

7–8 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

У опытной команды моряков не должно было уйти много времени на то, чтобы пришвартовать когг и установить трап, но Барериса Анскулда тяготила даже такая задержка. Он перекинул длинные ноги за борт и, проигнорировав предупреждающий крик матроса, спрыгнул на причал.

Высота оказалась приличной, и, приземлившись, юноша почти упал, но после пары неуверенных шагов он все-таки сумел удержать равновесие. Главное, что кости остались целы, и после шести лет странствий он наконец опять очутился дома, в Безантуре.

Барерис ухмыльнулся и махнул рукой наблюдавшим за ним с корабля попутчикам. А потом удалился, прокладывая себе дорогу через толпы народа, запрудившего улицы и толпившегося между грудами товаров и повозками, которые загружали и разгружали портовые рабочие. На боку у него висел меч, а перекинутый через плечо яртинг с серебряными струнами болтался поперек спины.

Когда он шагал мимо, многие беззастенчиво его разглядывали. С оттенком веселья Барерис подумал, что из-за его манер они, должно быть, приняли его за какого-нибудь эксцентричного и отчаянно спешащего по своим делам чужестранца. Насчет спешки они не ошибались, но он был таким же уроженцем Тэя, как и остальные. Просто за время, проведенное за границей в попытках устроиться среди людей, которые не испытывали к его родине никаких теплых чувств, юноша отказался от привычки сбривать с головы свои пшенично-светлые волосы.

Возможно, ему вновь придется заняться этим, но не сегодня. Сегодня его ждало нечто куда более приятное.

Пусть его и снедало нетерпение, Барерис остановился и с уважением пропустил пару Красных Волшебников и их прислужников. Продолжив путь, юноша вскоре оставил позади провонявшую морской солью и рыбой гавань. Теперь запах родного города стал таким, каким он его помнил: вонь дыма, мусора и отходов, как и в любом другом огромном человеческом поселении, но здесь к этим запахам примешивался ещё и слабый аромат ладана. Недаром Безантур называли тэйским «Городом Тысячи Храмов», и редкий день тут обходился без того, чтобы жрецы того или иного бога не шествовали по улицам, распевая молитвы и воскуривая кадила.

Но там, куда направлялся Барерис, больших храмов не было. Там прихожане радовались даже самым убогим маленьким святилищам, если им вообще удавалось туда попасть. Он миновал ворота, расположенные в высокой черной стене, и устремился в находившиеся за ними запущенные трущобы.

Юноша срезал путь по сомнительным задворкам, как делал, ещё будучи мальчишкой. Тут было опасно казаться человеком, у которого есть, что украсть, а со своим дорогим музыкальным инструментом он наверняка выглядел именно так. Но на протяжении своих странствий он сталкивался с куда более опасными врагами, чем городские подонки, и, наверное, это все же отразилось на его манере двигаться. В любом случае, если воры и вышли сегодня на охоту, его они пропустили беспрепятственно.

Последний поворот, и его цель — ветхая лачуга с крышей, сложенной из одинаково подгнивших досок, — оказалась в поле зрения. Её вид заставил Барериса на миг замереть, а потом он стрелой промчался по грязной узкой улице и заколотил в дверь.

— Открывайте! — закричал он. — Это Барерис. Я вернулся!

После ожидания, которое, казалось, тянулось день — или десять дней, или целую вечность, — хрупкая дверь скрипнула обитыми кожей петлями и отворилась. За ней стоял Раль Ильтазиарра. Дурачок выглядел так же, каким Барерис его помнил — толстое тело, опухшее лицо с обвисшим ртом и прыщи на щеках и шее.

Барерис заключил его в объятия.

— Дружище, — произнес он, — как же здорово тебя видеть. Где Таммит?

Раль разрыдался.

Юнец был по-своему красивым. Он посмотрел на Дмитру Фласс, тарчиона Элтаббара и правительницу его родного города. За острый ум, железную волю, роскошную фигуру и красоту её называли «Первой принцессой Тэя». В его взгляде смешались страх и дерзость, что было не менее привлекательно.

— Может, я и бросил камень, — прошептал он, — но все остальные тоже бросали.

— Не повезло, что именно ты мне попался, верно? — ответила Дмитра. Она перевела взгляд на воина из рода кровавых орков, который подтащил пленника к её трону. — Отведи его в казармы и привяжи к столбу. Вы с товарищами можете швырять в него камни — посмотрим, как ему это понравится. Если на рассвете от него что-то останется, отвяжите — оно может уползти.

Парень зарыдал, умоляя о пощаде. Орк наотмашь ударил его по лицу, а затем поднял в воздух, унося с глаз долой. Дмитра едва взглянула на следующего заключенного — во время зарождения бунта вершить суд было всего лишь утомительной и отнимающей время формальностью, — когда в задней части зала появился Сзасс Тэм. С того места, где она сидела, дверь просматривалась прекрасно, но она не заметила, когда он вошел. Даже то, что она была Красным Волшебником Иллюзии, не помогло ей ощутить пульсацию магии. Но, так или иначе, он здесь был.

Как раз вовремя, подумала она. Поднявшись, Дмитра расправила подол своей алой парчовой мантии и сделала реверанс. В качестве особого одолжения лич позволил ей больше не преклонять перед ним колени. Придворные и пленники повернулись, чтобы увидеть, кого она приветствует, и, разумеется, поспешно распластались ниц.

— Поднимитесь, — сказал лич, проследовав к помосту. Конец его трости из эбенового дерева стучал по мраморному полу. — Дмитра, дорогая, ты, очевидно, очень занята, но я все же хочу отнять минутку твоего драгоценного времени.

— Конечно, господин. — Она повернулась к капитану кровавых орков. — Запри оставшихся заключенных… хотя, если подумать, нет. Я больше не собираюсь кормить их или тратить на них свое время. Всыпь каждому по десять плетей, а затем отпусти. — Она улыбнулась Сзассу Тэму. — Пройдем в сад?

— Прекрасное предложение. — Он всегда любил сад, а открытое пространство послужило бы дополнительным препятствием для тех, кто решил бы подслушать их беседу.

С другой стороны, стояли прекрасные послеобеденные часы, и воздух заполнял аромат свежей листвы. Не опасаясь шипов, которые точно не могли повредить его сморщенным пальцам, Сзасс Тэм сорвал желтую розу и не выпускал её из рук на протяжении всей прогулки, время от времени поднося к носу и принюхиваясь.

— Как я понимаю, — произнес он, — новости об убийстве бедняги Друксуса вызвали в городе волнения.

— Орки с этим справились.

Лич улыбнулся.

— Интересно, толпа праздновала свержение ненавистного тирана или ужасалась грязному убийству возлюбленного правителя? Возможно, они и сами этого не знают. Возможно, они ухватились бы за любой повод начать швырять камни, потому что им это нравится.

Дмитра оправила свои широкие юбки, стараясь избавиться от желания порвать их на куски.

— Я задавалась вопросом, известно ли вам вообще об убийстве Друксуса. Предполагая, что да, я ожидала, что вы прибудете немедленно.

— Неужели я слышу ноту упрека в твоём голосе? Я пришел тогда, когда это было необходимо. Веришь мне или нет, но иногда последствия наших дел получают отголоски довольно далеко от столицы, и я верил, что ты справишься — как, собственно, и произошло.

— Я умею поддерживать порядок. Но мы оба могли понадобиться для того, чтобы добраться до преступника, стоящего за убийством Друксуса.

Её раздражала необходимость признавать это. Дмитра гордилась сетью шпионов и тайных агентов, которой управляла от собственного имени — и от имени лича, естественно, — но дела зулкиров были исключением: тот, кто решил бы сунуть в них свой нос, рисковал слишком сильно.

— Что ты узнала на данный момент?

— Почти ничего важного. Утром пятого числа, немногим позже полуночи, кто-то или что-то незамеченным проникло в покои Друксуса Рима. Злоумышленник убил его и его охрану с помощью взрывов пламени.

— Этого достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы. Друксус был равно хорошо защищен и от магической, и от физической угрозы. Только мастер-маг смог бы незаметно проскользнуть в его спальню, мастер, который использовал магию воплощения, чтобы достигнуть своей цели. Разумеется, подозрение сразу падает на Азнара Трула или его приспешников.

Возможно. Несмотря на то, что отношения между зулкирами были изменчивыми и сложными, совет, за исключением сохраняющей нейтралитет зулкира Иллюзии Мутреллан, представлял собой две соперничающие фракции. Тарчионы вроде Дмитры либо связывали свою судьбу с одним из лордов-магов, либо всеми силами стремились избежать необходимости выбирать сторону. Сзасс Тэм возглавлял одну из фракций, Друксус Рим был его союзником, в то время как Азнар Трул, зулкир Воплощения и тарчион Приадора, был самым ожесточенным противником лича в рядах оппозиции. Так что Азнар вполне мог убить Друксуса. Этим поступком он бы ослабил позицию Сзасса Тэма и усилил свою.

Но Дмитре все ещё казалось, что из-за своей неприязни к Азнару обычно беспристрастный Сзасс Тэм на этот раз чересчур поспешил с заключением.

— Нет нужды быть мастером Воплощения, чтобы вызвать пламя, — произнесла она. — Многие маги способны на это.

— Твоя правда, — согласился некромант. — Но я все же уверен, что эта версия наиболее убедительно объясняет произошедшее.

— Думаю, что если мы сможем доказать это, то с легкостью избавимся от Трула. Даже его ближайшие сторонники предпочтут отвернуться от него, чтобы не оказаться замешанными в подобном преступлении.

— Проблема в том, что тебе это не удастся. Трул слишком изворотлив.

— Не будьте в этом так уверены. При всем моем уважении, меня мало тревожит то, что он — владеющий могущественной магией зулкир. Пара неосмотрительно написанных записок или несколько слов, брошенных там, где слуги могли бы его услышать…

Сзасс Тэм покачал головой.

— Я знаю этого негодяя, и, могу тебя уверить, он ни за что не допустил бы подобной ошибки. Он слишком хитер. Если и есть какие-либо доказательства, только магия может их обнаружить, и Ярпилл — лучшая из тех, к кому мы можем обратиться за помощью. — Женщина, о которой он говорил, была зулкиром Прорицания и его самой верной сторонницей в совете после убийства Друксуса Рима. — Мне нужно, чтобы ты занялась другим делом.

— Каким же?

— Я решил, что Самас Кул станет новым зулкиром Преобразования.

— Могу я спросить, почему? Он искусный маг, но многие из его ордена превосходят его по силе.

— И я осмелюсь сказать, что мы можем смело вверить будущее великого искусства Преобразования в их руки, но для этого им вовсе не обязательно занимать главенствующие посты. Куда более важно, чтобы новый зулкир был нашим союзником, а Самас им будет. Теперь именно наша фракция определяет новую торговую политику, и он разбогател, как сама Вокин, возглавляя Лигу Иностранной торговли. Если мы сделаем его зулкиром, у него будет ещё больше причин нас поддерживать.

— Если уж речь зашла об этом, то выборы нового зулкира — это их внутреннее дело. Если люди поймут, что наши усилия повлияли на результат их голосования, это нас сильно очернит.

— Поэтому-то в этом деле нам понадобится твоя проницательность и деликатность. У Самаса достаточно золота, чтобы купить любую поддержку, которую вообще можно купить. Ты и твои люди будете искать информацию, которую мы сможем использовать для того, чтобы убедить тех, кто не поведется на взятки, и, в целом, — делай все, что понадобится для того, чтобы сформировать нужное нам мнение среди преобразователей. Представь Самаса полубогом, а его противников — червями. Тебе все понятно?

Дмитра пожала плечами.

— Разумеется. Взяточничество, шантаж и подлог — те же игры, в которые мы играем обычно.

— Великолепно. Я знал, что могу на тебя положиться, — лич поднял желтую розу и, увидев, что она успела почернеть и съежится от его прикосновений, со вздохом отбросил её в сторону.

Кованая дверь находилась ниже уровня мостовой. Барерис спустился по каменным ступеням и колотил в неё до тех пор, пока заслонка, расположенная в центре двери, не отъехала в сторону. На него уставился налитый кровью глаз, а его владелец спросил:

— Пароль?

— Серебро, — Барерис поднес монетку к самому глазу привратника, чтобы он смог её как следует разглядеть.

Тот захихикал.

— Почти угадал.

Зашуршал о дерево отодвигаемый брус, и дверь распахнулась. Барерис бросил привратнику монетку и вошел в подвал. Неверного света сальных свечей хватало, чтобы было видно игроков, сгорбившихся над своими картами и костями, шлюх, всегда готовых освободить счастливчиков от выигрыша, и всегда маячивших где-то неподалеку громил, в чьи задачи входило поддерживать порядок и вовремя удостоверяться, что заведение получает свою долю с каждой сделанной ставки. Тени лежали под полками и падали от стоящих на столах пустых винных бутылок. Тонкие свечи наполняли воздух режущим глаза дымом и зловонием, смешивавшимся с запахом прокисшего пива и рвотных масс.

Барерис прогуливался между столами, пока не заметил Боравика Ильтазиарра. Отец Раля и Таммит был коренастым малым с невыразительным ртом и близко посаженными глазами, которые сейчас закрыл, словно для молитвы. Он тряс кожаную чашку, гремя костями, а затем выбросил их на стол. Расклад оказался проигрышным, и он выругался и отшвырнул её в сторону. Крупье сгреб деньги.

Барерис двинулся было вперед, но почувствовал, насколько сильна была клокотавшая в нем ярость. Он остановился, чтобы сделать долгий, глубокий вздох.

Это его немного успокоило, но недостаточно. Юноша схватил Боравика за плечо и швырнул на пол вместе со стулом.

Крупье вскочил и схватился за рукоять одного из своих кинжалов, висевших на желтом плетеном поясе. Откуда ни возьмись рядом появился и другой крепыш. Двое оставшихся игроков также начали подниматься со стульев.

Барерис пропел несколько быстро возрастающих нот тоном скрипучим, как рога глоров. Воздух замерцал от напора силы. Крупье завизжал и отшатнулся назад, его штаны потемнели от влаги. Его приятель-здоровяк споткнулся, выронил дубинку и отступил, дрожа и подняв вверх пустые руки в знак того, что сдается.

Барерис знал, что тем двум сердитым игрокам его магия повредить не смогла. Он не был способен продлить эффект заклинания так, чтобы он затронул всех в этом зале, но демонстрация волшебной силы заставила эту парочку задуматься о целесообразности выражения своего гнева. Они замерли на миг, а затем уселись обратно.

Барерис обвел комнату взглядом.

— Кто-нибудь ещё хочет вмешаться в мои дела?

Судя по тому, что все, как один, отводили глаза, не желая встречаться с ним взглядом, такового желания не возникло ни у кого.

— Прекрасно, — он повернулся к Боравику, который все ещё лежал, распластавшись на полу.

— Барерис! — старик запнулся. — Мальчик мой! Ты… ты не мог делать такие вещи раньше.

Ну, по правде говоря, он и правда не мог. Все время, сколько Барерис себя помнил, он весьма ловко обращался с магией, которая всегда неявно присутствовала в музыке, но именно во время его странствий это умение развилось в по-настоящему сильный талант. Опасности, которым он подвергался, пытаясь поймать удачу за хвост, требовали, чтобы он либо стал более сильным бардом и искушенным мечником, либо погиб.

Но сюда он пришел вовсе не для праздной болтовни.

— Я видел Раля, — сказал он. — Он пытался рассказать мне, что случилось с Таммит, но он был либо слишком расстроен, чтобы объяснить мне подробности, либо вообще не понял, что произошло. Ты расскажешь мне все.

Боравик сглотнул.

— Это была полностью её идея. Мне бы такое даже и в голову не могло прийти.

— Будь ты проклят! — прорычал Барерис. — Просто расскажи мне, или я своим голосом вышибу глаза из твоей башки!

— Хорошо. Мы… мы задолжали. Много. Плохим людям.

— Ты имеешь в виду — ты задолжал.

Это было просто невероятно. Боравик был умелым гончаром, по крайней мере, когда-то. Ему ничего не мешало наслаждаться мирной и обеспеченной жизнью, но, когда его жена умерла, рожая Раля, и стало окончательно понятно, что ребенок слабоумен, он запил; а когда он пил, он играл.

— Иди своей дорогой, — произнес Боравик с мрачными нотками в голосе. Чтобы посмотреть на реакцию Барериса, он слабо дернулся, а затем неуклюже встал на ноги. — Ну я делал долги, но банда Белого Ворона собиралась избить нас всех до полусмерти, если я не заплачу. Ты помнишь, что они за типы.

— Продолжай.

— Ну, ты же знаешь Раля, работать он не может. Я-то могу, да кто ж меня теперь наймет. Таммит имела работу, но, с её платой подмастерья, денег было все равно недостаточно. Время истекало, и тогда она решила, что, чтобы спасти нас всех, она должна… продать себя.

— И ты с этим согласился. Ты позволил собственной дочери попасть в рабство.

— И как мне было остановить её, если никто из нас не мог придумать другого выхода? Может, в итоге для неё все не так уж и плохо сложится. Она хороший гончар. Хороша как мастер, пусть не проработала достаточно долго, чтобы заслужить свой медальон. Кто бы её ни купил, он точно получит выгоду от её умений, — или её красоты, подумал юноша и постарался выкинуть из головы те образы, что рисовало ему воображение. — Может, её хозяин даже позволит ей оставлять себе какую-то долю денег, которые она будет для него зарабатывать. Может, через какое-то время она сможет даже выкупить свою свободу…

— Довольно этого лепета! Будь ты проклят, я же дал клятву вернуться домой с достаточным количеством денег, чтобы обеспечить Таммит всем, чего бы она ни пожелала.

— Откуда нам было знать, что это произойдет в этом месяце или даже в этом году? Откуда нам было знать, что ты вообще жив и ещё питаешь к ней какие-то чувства?

— Я… понятия не имею, в любом случае, это неважно. Когда Таммит продала себя?

— Десять дней назад.

Десять дней! Барериса с ума сводила мысль, что, если бы он решил расстаться со своими товарищами чуть раньше, то смог бы попасть на другой корабль и, возможно, прибыть вовремя, чтобы предотвратить случившееся.

Но и этот срок все же обнадеживал. Тэй был большим и многонаселенным государством, владеющим десятками тысяч рабов, но, если Таммит рассталась со своей свободой так недавно, может быть, ещё есть возможность её отыскать.

— Я собираюсь найти Таммит и вернуть её домой, — произнес Барерис, — Ты же — убирайся отсюда и не смей возвращаться обратно. Используй те деньги, которые твоя дочь дала тебе, чтобы расплатиться с Белыми Воронами, и заботься о Рале так, как она бы хотела. Если я вернусь и застану тебя пьяным или спустившим всё на игру, то, клянусь арфой Милила, я тебя на куски порежу.

Вздохи и нечленораздельное бормотание спящих рабов не были особенно громкими, а запахи их немытых тел — совсем уж невыносимыми. Лежа между ними, Таммит Ильтазиарра подозревала, что заснуть ей мешали только страх и печаль. В любом случае она бодрствовала и поэтому таращилась наверх в темноту и гадала, что было бы, если бы она произнесла слова, жившие в её сердце шесть лет назад.

«Мне не важно, есть ли у нас деньги. Ты — единственное, что мне нужно. Оставайся в Безантуре и женись на мне сегодня же».

Послушал бы её Барерис в этом случае?

Она никогда не узнает, потому что не произнесла этих слов ни тогда, ни когда-либо ещё. Как бы она могла — чувствуя, что творится в его сердце? Он сказал, что ему нужно уехать ради их будущего, и он не имел в виду ничего иного, но ведь он действительно хотел уехать, хотел увидеть другие страны и чудеса и доказать, что он — человек, которому не страшны обычные опасности и поэтому достойный великой награды за свои дела.

Может, дело было в том, что он был мулан, следовательно — по крайней мере, теоретически — происходил из аристократического сословия. Таммит же принадлежала к беднякам-рашеми и никогда не испытывала потребности доказать, что заслуживает лучшей жизни, а провалившаяся попытка добиться этого означала бы её собственную никчемность. Наверное, Барерис полагал иначе, зная, что его семья, бывшая когда-то богатой, в итоге потеряла все.

Ну, вообще-то, не все. У них все ещё была их свобода, и от этой мысли ужас ещё сильнее стиснул её в своих объятиях, а сожаление превратилось в мучительную скорбь. Беспомощная, Таммит лежала в полной власти охвативших её чувств, пока кто-то слева от неё не зарыдал. Тогда, несмотря на своё собственное незавидное положение, она поднялась с тонкой колючей постели. В загоне под потолком были проделаны маленькие оконца, предназначавшиеся больше для вентиляции, чем для освещения, но проникавшего через них лунного света хватило, чтобы девушка смогла пробраться через сумрак, ни на кого не наступив.

Плачущая девочка лежала на своем месте, поджав ноги и спрятав лицо в ладонях. Опустившись возле неё на колени, Таммит мягко, но настойчиво заставила её сесть и обняла. Её пальцы утонули в копне длинных, молодых, давно не мытых и поэтому сальных волос.

В Тэе мулан удаляли всю растительность с головы, а часто и со всего тела тоже. Свободные люди-рашеми редко впадали в подобные крайности, но, если они и предпочитали оставлять на голове хоть какие-то волосы, то обрезали их очень коротко, чтобы подчеркнуть свое отличие от рабов, которым запрещалось стричься.

«Скоро, — подумала Таммит, — и я буду обладательницей подобной копны тяжелых, горячих и грязных волос». Хотя это было самым малым из тех испытаний и оскорблений, что в ближайшем будущем выпадут на её долю, осознание этого почти заставило её разрыдаться.

Вместо этого девушка продолжала держать свою сестру по несчастью в объятиях, гладя её по спине и тихо напевая:

— Все хорошо… все хорошо.

— Вовсе не хорошо! — вскрикнула девочка-подросток. В её голосе звенела злость, но она не сделала попытки высвободиться из объятий Таммит. — Ты новенькая, откуда тебе знать?!

— Кто-то обращался с тобой жестоко, — сказала Таммит, — Но, может быть, твой новый хозяин будет добрым и богатым. Может быть, ты будешь жить в большом доме, носить шелковые одежды и есть самую вкусную еду. Может быть, жизнь станет лучше, чем раньше.

Произнося эти слова, девушка знала, что они не имели смысла. Лишь немногие рабы попадали в условия, которые описала Таммит. «Даже если тебе это удастся, каким презренным существом ты себе покажешься, если такие обычные вещи смогут примирить тебя с потерей свободы», — подумала она… Но что ещё сказать, она не знала.

Послышался стук, и в воздухе разлился свет. Таммит огляделась и увидела работорговца, стоящего в дверном проёме. Старый мужчина с темногубым изогнутым ртом выглядел странно в своей пижаме и тапочках, держа в одной руке кнут из кожи черной змеи и лампу во второй.

Она удивилась, зачем он взял на себя труд проверять свой товар в этот глухой ночной час, когда он обратился к стражникам с приказом. Потом в дверь вошел другой мужчина, и у неё перехватило дыхание.

Глава 2

10 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

Знак, выжженный над бровью Тсагота, нещадно болел, несмотря на то, что любые обычные раны на его теле заживали практически мгновенно, — и это не считая всех остальных неудобств, которые он причинял своему владельцу. Больше всего на свете кровавый изверг хотел поднять одну из своих четырех когтистых рук и разорвать ненавистный символ на куски, но он знал, что, пока не выполнит задание, должен изо всех сил сопротивляться этому желанию.

Возможно, именно злоба, сверкнувшая в его красных глазах, и рычание, вырвавшееся между оскаленными клыками, заставило этих жалких маленьких людишек поежиться — не только тех ублюдков, что уже разбегались в ужасе по улицам Безантура, но и молодых, охранявших врата Красных Волшебников. Тсагот подумал, что, по идее, они тоже должны были его испугаться. Со своими мощными мышцами и огромным телом, покрытым багрово-черной чешуёй, он, наверное, выглядел настоящим чудовищем в глазах простых смертных. Но ни один чародей не смог бы добиться алых мантий без того, чтобы не иметь дел с дюжинами равно чуждых материальному миру созданий.

В любом случае хранители врат привыкли к виду носящих клейма или рабские ошейники демонов, дьяволов и элементалей, которые появлялись и исчезали, выполняя различные поручения. Никто из них не попытался помешать Тсаготу приблизиться к дому главы их Ордена — дому, с его зубчатыми стенами и четырьмя покрытыми черепицей шпилями по углам больше напоминавшему крепость. Это было хорошим знаком. Он смутно ощущал защиту, которая должна была уничтожить любого, кто был достаточно безрассуден, чтобы попытаться вломиться или украдкой проникнуть внутрь, и она была мощной.

Внутри здания обнаружились высокие арочные потолки, поддерживаемые рядами колонн из красного мрамора, выцветшие, осыпающиеся фрески на стенах и легкий запах серы, который оставляли за собой многие инфернальные создания. Тсагот постарался сделать вид, будто имеет полное право здесь находиться.

Никто не осмеливался задавать ему вопросы, пока он осматривался, и через некоторое время Тсагот оказался в очередном зале, где увидел что-то вроде темницы — пентаграмму, выложенную красной, белой и черной мозаикой на полу. Этот рисунок удерживал двух исходящих яростью дьяволов — судя по всему, их только недавно заманили в ловушку и пленили. Опутанный множеством покрытых шипами цепей китон изрыгал ругательства и угрозы. Безекира — создание, похожее на льва, состоящего из бликов и вспышек — снова и снова бросалась к границе пентаграммы, отшвыривавшей её обратно каждый раз, когда её тело касалось твердой стены. Неподалеку пара охранявших пленников Красных Волшебников делали ставки на то, сколько раз адская кошка будет ранить себя в бесплодных попытках вырваться на свободу прежде, чем сдастся.

Нельзя было позволить волшебникам или дьяволам обнаружить его присутствие раньше времени, так что он превратился в облако пара. Но даже в таком состоянии Тсагот все равно оставался видимым. Хорошенько обдумав ситуацию, кровавый изверг понял, как ему обойти это препятствие. Он взмыл к потолку над блестящими гладко выбритыми затылками Красных Волшебников. Ни они сами, ни их пленники ничего не заметили.

За залом с мозаичной пентаграммой располагался ряд соседствовавших с коридором заклинательных покоев. Три из них были заняты магами, которые, желая призвать ещё демонов, зачитывали сложные строфы заклинаний. Одну из этих комнат отделяло от остальных несколько дверей с круглыми арками, и Тсагот понадеялся, что её относительная уединенность не позволит остальным волшебникам услышать то, что не предназначалось для их ушей. Все ещё находясь в форме тумана, он подплыл к ней.

За аркой Красный Волшебник читал заклинание, размахивая ритуальным клинком перед ещё одним нарисованным цветным мелом на полу магическим кругом. Внутри него все ещё было пусто. Несмотря на необходимую для любого заклинателя сосредоточенность, на лице мага то и дело проступало раздражение, говорящее о том, что он испытывал от своих действий не больше удовольствия, чем Тсагот — от его собственного задания.

После убийства Друксуса Рима Неврон, зулкир Заклинательства, приказал своим подчиненным призвать ещё демонов для того, чтобы укрепить защиту вокруг себя, Азнара Трула и Лазорила, третьего члена их клики. И если, как многие верили, Трул и правда стоял за убийством Рима, все эти усилия были не более чем уловкой, чтобы избежать подозрений. Может быть, этот размахивающий ножом малый так негодовал именно из-за оттого, что считал, будто его заставляют тратить силы без особых на то причин.

Возможно, подумал Тсагот с оттенком веселья, он даже поблагодарит меня за помощь. Он проплыл под аркой, обогнув мага под потолком, а затем так быстро, как только мог, обрушился точно в центр пентаграммы. Затем он опять принял материальную форму. В затылке сразу же закололо.

Заклинатель уставился на него. Существо должно было материализоваться в нарисованной мелом фигуре, и, на первый взгляд, именно это и произошло. Но не могло же оно появиться, пока Красный Волшебник не завершит свое заклинание!

— Ээнонгук? — неуверенно спросил маг.

Тсагот предположил, что так звали того демона, которого он пытался вызвать, и, надеясь, что это позволит ему облегчить выполнение этой части своего плана, решил подыграть.

— Да, господин, — ответил он.

— Нет, — произнес маг, — ты не Ээнонгук. Ээнонгук — демон-бабау. — Он выронил звякнувший об пол церемониальный клинок и схватился за волшебную палочку, висевшую у него на поясе.

Тсагот бросился вперед. Когда он пересекал границу рисунка, мышцы его свело судорогой, и кровавый изверг на миг покачнулся. Но пентаграмма не была рассчитана на то, чтобы удерживать существ его вида, поэтому остановить его она не смогла.

Но задержать успела. Жезл, сделанный из куска отполированного сердолика, уже покинул свои ножны, и Красный Волшебник почти направил его в сторону противника. Двигаясь так быстро, как никогда во всей своей долгой жизни, кровавый изверг рывком преодолел разделявшее их расстояние. Тсагот ударил по запястью заклинателя ребром своей нижней левой руки. Удар выбил палочку из пальцев волшебника.

Тсагот сгреб Красного Волшебника и придавил его, нависнув над ним всей своей тушей. Он дал бедняге несколько секунд побороться, чтобы в полной мере прочувствовать тщетность всех своих усилий, затем обнажил клыки.

Даже учитывая, что человеческая кровь была безвкусной и разбавленной, это зрелище заставило Тсагота ощутить муку истинной жажды. Сопротивляясь желанию насытиться, он уставился своему пленнику в глаза и ударил со всей силой, которая у него была — ударил в разум, который, как он надеялся, страх поверг в хаос и тем сделал уязвимым.

Красный Волшебник перестал корчиться.

— Ты будешь делать то, что я скажу, — произнес Тсагот. — И ты поверишь всему, что я скажу.

— Да.

— Тебе указали вызвать меня сюда, и ты это сделал. После этого ты сковал меня без каких-либо происшествий.

— …без каких-либо происшествий, — эхом повторил маг.

— А теперь ты проследишь, чтобы мне было поручено охранять дом Азнара Трула.

Широкой, татуированной рукой, онемевшей от всего того алкоголя, который уже плескался в его желудке, Аот Фезим осторожно поднял белую керамическую чашку и опрокинул в себя её содержимое. Поначалу это прозрачное пойло жгло его горло как огонь, но сейчас пить его было не сложнее, чем обычную воду. Наверное, его рот, глотка и кишки тоже онемели.

Противник, сидевший по ту сторону стола, поднял было свою собственную чашку, но тут же поставил обратно. Он покачнулся на стуле, помедлил пару мгновений, а затем его вырвало.

Те зрители, что в соревновании по выпивке ставили на Фезима, зааплодировали. Другие же начали сыпать проклятьями и стонать.

Аот пробормотал заклинание — разум его прояснился, а чувствительность с легким покалыванием вернулась в руки. Он, разумеется, нисколько не возражал против того, чтобы надраться в хлам, но сейчас было относительно рано, и основная часть гулянки оставалась впереди — было бы обидно пропустить её, валяясь без сознания под столом. Пока что лучше протрезветь, а напиться он всегда успеет.

Махнув рукой, чтобы привлечь внимание служанки, он указал на длинную связку колбас, которые с аппетитом уничтожал его приятель-солдат. Девушка улыбнулась и, кивнув в знак того, что поняла его просьбу, направилась было на кухню, когда отчаянный визг перекрыл окружающий шум. Хотя крик раздался достаточно далеко, в таверне сразу же воцарилась мертвая тишина: звук был таким устрашающим, что вряд ли произвел бы большее впечатление, прозвучав на расстоянии вытянутой руки.

В тот же момент Аот почувствовал укол… чего-то. Тревоги? Беспокойства?

Что бы это ни было, ничего страшного ведь не могло произойти, верно? После однообразного путешествия по Проходу Тазара он и Яркокрылая наконец-то наслаждались безопасностью под защитой стен Тазарской крепости. О нуждах своего фамильяра он позаботился ещё раньше, чем приступил к собственным развлечениям. Даже в том маловероятном случае, если какой-нибудь глупец станет к ней приставать, она может поставить идиота на место и без помощи хозяина.

Поэтому у Аота возникло сильное искушение проигнорировать её вопль и то беспокойство, что струилось через их ментальную связь, но он не мог поступить так со своим верным другом — учитывая то, что она потом целую вечность будет надоедать ему своим нытьем. Утешая себя мыслями о том, что, даже если что-то и произошло, на то, чтобы разобраться с проблемой, много времени не уйдет, он поднялся, подвязал саблю к поясу и поднял длинное копье — оружие, уже не первый год верно служившее ему не только своей острой сталью, но и заключенной в нем магией. Затем, задержавшись по пути, чтобы обменяться парой фраз со знакомыми, он направился к двери.

Ночь была тиха и холодна, звезды блестели, словно россыпи бриллиантов. Черные силуэты домов, включая замок, чьи массивные донжоны и зубчатые стены были заложены ещё в годы войны Тэя за независимость от Мулхоранда, возвышались вокруг него, а над ними вырисовывались пики Рассветных гор. Он направился к южной стене замка — туда, где на порядочном расстоянии от конюшен находилось убежище Яркокрылой. Одно её присутствие могло заставить лошадей взбеситься и подвергло бы её собственную выдержку серьезному испытанию.

Солдат — высокий, долговязый тип, явно мулан, — вышел из-за угла и презрительно уставился на него сверху вниз, ожидая, что тот уступит ему дорогу. Хоть предки Аота тоже были из этого народа, по его резким и грубым чертам лица этого нельзя было сказать — особенно в темноте.

Вообще-то Аот довольно спокойно относился к подобным вещам и в обычных обстоятельствах просто отошел бы в сторону. Но он уже давно уяснил, что из-за впечатления, которое он производит своей внешностью, иногда не стоит спускать на тормозах подобные проявления неуважения. Он вызвал вспышку серебристого огня с кончика своего копья, чтобы осветить значок наездника Элитного Грифоньего Отряда и свою сложную татуировку волшебника.

Не Красного Волшебника. Возможно, из-за того, что чистота его крови была под сомнением, ни один из орденов не пытался заполучить его в свои ряды. Но в Тэе любой, владеющий магией, вызывал уважение, так что воин пробормотал извинение и поспешил убрался с пути. Аот кивнул ему и проследовал дальше.

Управляющие Тазарской крепости разместили грифоньи стойла в лишенном дверей и продуваемом всеми ветрами здании на отшибе, чтобы создать для этих существ условия, похожие на те, в которых они живут на воле. Сейчас Яркокрылая — которую так назвали из-за того, что даже в детстве окрас её перьев и шкуры больше, чем это бывает обычно, отливал золотом, — была одна. Она висела на вбитых в стены стропилах. Куски окровавленной плоти и жира — все, что осталось от говяжьего бока, которым Аот накормил её на ужин, — лежали в её кормушке.

Яркокрылая, с её телом льва и ногами, крыльями и головой орла, была без малого девяти футов длиной. Когда она увидела своего хозяина, её хвост безостановочно задергался, а круглые алые глаза расширились.

— Как раз вовремя, — произнесла она.

Клюв и горло грифона не были предназначены для человеческой речи, и большинство людей бы не поняло все эти пронзительные скрипы и треск. Но благодаря соединявшей их связи у Аота с этим никаких проблем не возникало.

— Едва ли ты права, — ответил он. — Что тебя беспокоит?

— Предчувствие, — сказала грифониха. — Что-то происходит в ночи.

Он ухмыльнулся.

— Не могла бы ты быть немного более определенной?

— Эй, я не шучу.

— Как скажешь.

Он уважал её инстинкты, ведь они не раз спасали ему жизнь. Но сейчас, как он подозревал, она просто была не в настроении. Может быть, говядина оказалась не такой свежей.

— Это «что-то» находится снаружи крепости или как?

Яркокрылая подняла свою голову и помедлила, прежде чем ответить:

— Снаружи, полагаю.

— Тогда какая разница? Рассветные горы полны всяких мерзких созданий. Тарчион Фокар все ещё держит там войска именно затем, чтобы твари не спускались на тракт и не убивали мирных жителей. Если что-то опасное и бродит снаружи, это не повод поднимать тревогу. К утру наверняка кто-нибудь это прикончит.

— К утру может быть слишком поздно.

— Мы даже не входим в местный гарнизон. Мы просто доставляем посылки, помнишь? Кроме того, часовые регулярно патрулируют башни.

— Мы можем разглядеть больше, чем они, и уж точно сделать это куда быстрее. Если, конечно, ты потрудишься сдвинуть свою ленивую задницу с места.

— А если я просто принесу тебе ещё мяса? Может даже лошадиного.

— Было бы неплохо. Но позже.

Аот вздохнул и подошел к стене, чтобы взять её сбрую.

— И почему я не выбрал себе обычного фамильяра? Милого котенка, жабу или сову, которые никогда не доставили бы мне никаких проблем. Но нет, только не я. Мне подавай что-то особенное.

Несмотря на свое ворчание и практически полную уверенность в том, что Яркокрылая затеяла все это только для того, чтобы оторвать его от отдыха, он не смог не признать, что, когда грифониха расправила крылья и унесла его в открытое небо, все эти мысли ушли на второй план. Он обожал летать. На самом деле, пусть сожаления все ещё терзали его в глубине души, он был рад, что Красные Волшебники им не заинтересовались. Он был рожден для полетов, хотя воздух над горными вершинами от этого не становился менее холодным. Аот активировал магию одной из своих татуировок на груди, и тепло заструилось по его телу, делая предстоящее путешествие более приятным.

— Куда теперь? — спросил он. — На тракт?

— Да, — ответила Яркокрылая. Она поднялась выше, а затем повернула на восток. Внизу быстрая и полноводная после оттепели река Тазарим пенилась и бурлила, звезды отражались в ней, словно в зеркале из обсидиана.

Грифонья голова поворачивалась из стороны в сторону, ища на земле признаки движения. Аот также всматривался вниз, несмотря на то, что его ночное зрение было куда хуже, чем её. Он мог бы усилить его магией, но, даже не считая того, что их поездка не должна была занять много времени, он не подготовил нужного заклинания заранее.

В любом случае это не имело значения — смотреть было решительно не на что.

— Я тебя предупреждал, — сказал он. — Давай же повернем назад, пока все служанки из таверн не выбрали себе других кавалеров на ночь.

Яркокрылая раздраженно зашипела.

— Я знала, что у всех людей чувства притуплены, но это просто вызывает жалость. Воспользуйся моими.

Используя их психическую связь, он сделал так, как она предложила, и ночь сразу же засияла множеством огней. Тем не менее, поначалу он не увидел ничего необычного. Но почуять почуял — вонь тлена, которая сразу же скрутила его кишки в тугой узел.

— Падаль, — сказал он. — Умер кто-то большой. Или много маленьких.

— Возможно. — Она продолжала лететь вперед. Аот подумал, что не мешало бы ей намекнуть, что горы падали, как бы велики они ни были, не представляют угрозы для Тазарской крепости, но затем решил, что ей будет полезно лично в этом убедиться.

Он все ещё размышлял над этим, когда заметил шаркающую и спотыкающуюся толпу нежити прямо под ними. Возможно, их укрывало какое-то заклинание, раз ни грифониха, ни её всадник не заметили их раньше. Отряд возглавляли горбатые и иссохшие гули, впалые глаза их горели мрачным огнем. За ними следовали скелеты, вооруженные копьями и луками, и разваливающиеся, шатающиеся трупы с топорами. Дрожащие полупрозрачные фигуры плавали меж рядов этой чудовищной орды — некоторые из них сияли в лунном свете, подобно туману, другие представляли собой чернильно-черные тени, почти неразличимые в темноте.

Аот в замешательстве уставился на это зрелище. Как гоблины или кобольды, мертвые твари иногда спускались с гор на дорогу, но в худшем случае их бывало пять или шесть за раз. А тут находилось множество — возможно, целые сотни мерзких существ, которые шли вниз, объединенные одной целью, прямо как армия на марше.

— Поворачивай, — приказал маг. — Мы должны предупредить людей в крепости.

— Да неужели? — ехидно ответила Яркокрылая, — Может, ты меня просто разыгрываешь?

Подняв одно крыло, она опустила второе и уже начала поворачиваться, когда на её пути что-то вспыхнуло — искра тьмы, видимая даже через ночной сумрак.

Аот больше почувствовал, чем увидел надвигающуюся угрозу.

— В сторону! — крикнул он, и Яркокрылая резко повернула.

Но этой заостренной полосе тени, ударившей откуда-то с земли, все же удалось её задеть. Если бы враг преуспел в своем намерении, им бы не поздоровилось, но даже в этом случае грифониха, завопив, забилась в конвульсиях и резко потеряла высоту. К счастью, ей почти мгновенно удалось вновь расправить крылья и прекратить падение.

— Ты как, цела? — спросил Аот.

— А ты как думаешь? Больно, но летать могу. Что это было?

— Полагаю, одно из этих созданий было при жизни волшебником и все ещё помнит кое-что из магических трюков. Шевелись, пока оно не выстрелило ещё раз.

— Хорошо.

Яркокрылая развернулась и выругалась. Обрывки непонятной материи плыли за ней по ветру, словно воздушные змеи. Все ещё использовавший чувства своего фамильяра Аот заметил вкрадчивость их движений и уловил исходящий от них запах тления. Хоть наездник никогда раньше не сталкивался ни с чем подобным, он предположил, что это тоже была нежить — мертвые куски кожи, которые воспользовались моментной слабостью Яркокрылой, чтобы взмыть в воздух и перекрыть им путь к замку.

Эти твари взвились в воздух, подобно стае голодных акул. Яркокрылая повернула, пытаясь избежать их объединенной атаки. Взмахнув копьем, Аот выпалил заклинание.

Фиолетовая стена мерцающего пламени отрезала их от врагов. Не в силах избежать столкновения, множество обрывков с размаху влетели в неё и оказались мгновенно объяты жаром. Они вспыхнули, как бумага, и, судорожно подергиваясь, рассыпались в пыль.

Аот не мог сделать преграду достаточно большой, чтобы уничтожить их всех, и выжившие вновь устремились в погоню. Веерообразной вспышкой янтарного пламени он уложил нескольких, а затем острием копья пронзил одну из оставшихся тварей. Тем временем Яркокрылая, безостановочно меняя направление, взмывала вверх и ныряла, терзая их клювом и разрывая на части своими когтями. Любой другой наездник усомнился бы в том, что оружие, которым природа наградила его питомца, будет эффективно в борьбе против такого необычного вида нежити. Но Аот уже давно наделил своего грифона способностью ранить большинство врагов, также увеличив её выносливость и ум.

Тварь на кончике его копья прекратила дергаться, а потом Яркокрылая, завопив, упала вниз. Аот оглянулся и заметил одно из тех кожистых созданий, которое вцепилось в неё там, где кончалось её оперение. Оно увеличивалось. Пучки волос того же цвета, что и шерсть грифона, проросли сквозь его поверхность.

Аот произнес очередное заклинание. Стрелы изумрудного огня сорвались с кончиков его пальцев и пронзили пиявкообразное создание, разорвав его на куски. Он прицелился очень точно, и его магия не задела Яркокрылую, но на её теле все равно осталась широкая кровавая рана, оставленная их преследователем.

Аот огляделся и увидел, что другие враги уже поднимаются в воздух. «Во имя темного пламени, сколько же этих треклятых штук могут летать?» — пронеслось у него в голове.

— Быстрее! — крикнул он вслух. — Пока они не отрезали нас опять!

Яркокрылая рванула вперед. Аот вытащил кусок лакрицы, и, подбросив его, произнес слова силы и ударил по шее грифона. Её крылья замелькали в два раза быстрее, в мгновение ока оставив преследующих их призраков и похожие на летучих мышей тени далеко позади. Пока темнота не скрыла их опять, маг кинул последний взгляд на армию внизу. Мертвые солдаты припустили бегом, как если бы кто-то — их командир? — стал понукать их двигаться быстрее.

В течение всей короткой схватки Аот был слишком занят, чтобы что-то почувствовать. Теперь, когда она кончилась, его охватила дрожь от страха и отвращения. Как и любой другой воин, он немного привык к послушной воле магов нежити. Армии зулкиров включали в себя воинов-скелетов и даже одного или двух вампиров-генералов, но встречи с ними не могли подготовить его к столь явной злобности этих созданий. Его затошнило от неестественности, которая исходила от спускающихся к тракту мертвых существ.

Но страх и отвращение были бесполезны, и он, задвинув их в глубину сознания, продолжил следить за Яркокрылой. Когда заклинание скорости потеряло свою силу, он его обновил. Грифониха сдавленно вскрикнула, когда волна силы снова прокатилась по её нервам и сухожилиям.

Наконец в сумраке стали видны бастионы Тазарской твердыни. Используя глаза Яркокрылой, Аот маневрировал, пока не заметил на одной из стен гнолла. Часовой с гиеньей головой и щетинистой гривой сидел на одном из зубцов, ковыряясь в своем мехе, его длинные ноги болтались в воздухе.

— Приземлись там, — сказал Аот.

— Места мало, — возразила Яркокрылая, но, вопреки собственным словам, она все же сложила крылья и, бросившись вниз, ухитрилась-таки удержаться на крепостной стене, хоть и не сумев избежать удара при приземлении. Гнолл, более увлеченный уходом за собой, чем несением дозора, не заметил их приближения. Вскрикнув от испуга, он шарахнулся назад и точно упал бы, не сумей Яркокрылая подхватить его своим клювом.

— Полегче! — сказал Аот. — Я тоже воин, но сейчас у нас на носу большие неприятности. Труби в свой рог.

Гнолл моргнул.

— Чего?

— В рог труби! Немедленно! На крепость сейчас нападут!

Гнолл тяжело поднялся на ноги и извлек сильный блеющий звук из горна, сделанного из бараньего рога, затем повторил его несколько раз. В одиночку или по двое воины начали подтягиваться во двор из башен и бараков. Аоту их реакция показалась довольно вялой, как будто они и представить не могли, что их спокойной цитадели может угрожать хоть какая-то мало-мальски серьезная опасность. Он заметил одного малого, который тащил ведро вместо оружия. Похоже, этот дурак решил, что тем самым ужасным событием, что стало причиной переполоха, было не нападение врагов, а пожар.

— Нужно найти кастеляна, — сказал Аот, и Яркокрылая взвилась в воздух. Капитан, немолодой уже человек, чьи татуировки уже начали расплываться и бледнеть, обнаружился перед входом в казармы; он привязывал к руке маленький кулачный щит и оглядывался по сторонам. Яркокрылая приземлилась прямо перед ним, и он подпрыгнул прямо как гнолл.

— Сэр! — Аот отдал честь копьем. — Там дюжины, может быть, сотни нежити. Они идут сюда. Я видел их. Вы должны привести своих людей в готовность и немедленно расставить по местам. Всех священников, что есть в вашем в распоряжении, тоже.

Выкрикивая команды, кастелян устремился к казарме, перед которой строились его люди. После этого подготовка пошла куда быстрей. Но Аоту все ещё казалось, что пройдет целая вечность, пока каждый не займет свое место на будущем поле боя.

Но, похоже, он их недооценил; очередной брошенный на долину взгляд убедил его, что нежить ещё не появилась. Он понял, что преследовавшие его летающие создания давно добрались бы сюда, если бы продолжали двигаться с той же скоростью, но, видимо, когда они убедились в тщетности своих усилий, то притормозили, чтобы подождать остальную армию. Похоже, они собирались атаковать одновременно.

Стоявший в темноте за его спиной кастелян бросил косой взгляд на долину и проворчал:

— Для твоего же блага, парень, я надеюсь, что это не просто фантазии набравшегося…

Слова застряли у него в горле, когда тихо скользящая, ковыляющая или ползущая орда нежити появилась из темноты.

— Эти твари в воздухе — главная угроза, — предостерег Аот — не потому, что капитан был и сам неспособен сделать элементарные тактические выводы, но чтобы заставить его действовать.

— И правда, — кивнул офицер и заорал: — Убивайте летунов!

Заскрипели луки, и туча стрел взвилась в воздух. Жрец Бэйна тряхнул кулаком в черной эмалированной рукавице, и вспышка зеленого фосфоресцирующего света уничтожила четырех светящихся созданий прямо в воздухе. Аот вызвал пару бестелесных акульих челюстей, которые своими зубами стали стремительно разрывать привидения и тени на клочки.

Мастерство лучников и магов возымело свой эффект, но кое-какое количество летающих созданий все равно сумело добраться до стены. Один из гноллов, атакованный куском вцепившейся в него мертвой кожи, отшатнулся назад и рухнул со стены. Маленький призрак — мальчик-утопленник с раздувшимся лицом, черты которого колыхались и плыли, словно он все ещё находился под водой — набросился на сжавшегося от страха воина. Яркокрылая напала на него, своими когтями разорвав на несколько слабо фосфоресцирующих частей. Аот почувствовал слабое дуновение холода и в ужасе обернулся. Тень, почти неразличимая во мраке — всего лишь сгусток тьмы среди темноты — почти сумела до него добраться. Он ударил копьем и произнес волшебное слово, увеличивая силу удара своего магического оружия. Его конец глубоко погрузился в её нематериальное тело, не встретив сопротивления, и сущность рассеялась.

— Мы их сдерживаем! — прокричал кто-то голосом, пронзительным от ужаса и ярости. Это действительно было так.

Но, пока защитники были заняты сражением с летающими тварями, остальная часть мертвого воинства успела достигнуть подножия крепостных стен. Гули стали карабкаться вверх, их когти находили в граните даже самые малейшие трещинки. Ворота содрогнулись, словно в них молотил какой-то обезумевший великан. Ходячие трупы начали делать подкоп, своими грязными, иссохшими руками каждый раз извлекая порядочное количество земли.

Аот выпаливал заклинание за заклинанием. Остальные воины также дрались как одержимые, умудряясь одновременно давать отпор и парящим в воздухе призракам, и хлынувшим снизу стремительным потоком рычащим и шипящим тварям.

Но вскоре и этого стало недостаточно. На стену вскарабкалась дюжина гулей одновременно. Они набросились на воинов, впиваясь в них когтями и зубами, и четверо солдат тут же упали парализованными или убитыми их ядовитыми прикосновениями. В ужасе от этого зрелища остальные ринулись прочь от тварей, в безумной спешке расталкивая друг друга.

Неожиданно воздух пронзила вспышка зеленого света, вызванная жрецом-бэйнитом. Она сияла ярче, чем прежняя, и, несмотря на то, что Аота её жар никак не затронул, множество гулей и призраков тотчас же исчезло со стены, отброшенные обратно в небытие.

Оглянувшись, Аот увидел, что это и вправду переломило ход сражения. Те твари, что уже взбирались по стене, начали терять хватку и падать вниз навстречу неминуемой гибели. Остальные мертвецы съежились, защищая лица от слепящего огня. Там и тут лишенные разума создания вроде зомби и скелетов падали бездыханными либо рассыпались в пыль.

Аот улыбнулся и покачал головой. Удивительно, что жрец такой незначительной крепости, как Тазарская, смог призвать подобную мощь. Возможно, у него был увеличивший его возможности амулет, или, когда он в отчаянии воззвал к своему божеству, Черная Рука счел нужным поддержать своего последователя и явил одно из своих чудес.

Со смесью сосредоточенности и ликования на лице священник поднял руку ещё выше. Аот решил, что он готовится прибегнуть к ещё более сложной магии. Похоже, он собрался изгнать всех тварей разом.

И вдруг глаза и лицо жреца разлетелись мелкими ошметками кожи и плоти. Один из врагов, возможно, тот же самый гуль или призрак-заклинатель, ранивший Яркокрылую, нашел способ как-то воспрепятствовать его божественной магии и ударил в ответ. Бэйнит завопил и пошатнулся, сияние его наручей исчезло. Мертвецы опять бросились в атаку.

«В конце-концов, он хоть немного, но ослабил их» — подумал Аот. — «Возможно, я сумею закончить то, что он начал». Он стал было произносить заклинание, но тут тьма взвихрилась вокруг него столбом грязного дыма. Из той части пара, которая могла бы служить головой этого создания, засияли багровые глаза.

Аот попытался острием копья проткнуть это существо и таким образом не дать ему материализоваться окончательно, но, хоть он был боевым магом, натренированным читать заклинания в самых сложных условиях, неожиданное появление этого создания заставило его споткнуться на следующих строчках, сорвав магию. Внезапно наездник задохнулся: каким-то образом дух высосал воздух из окружающего его пространства и даже из его легких.

Грудь его разрывалась от напрасных усилий сделать вдох, но, невольно запаниковав, он все же постарался задержать дыхание — по крайней мере, то, что от него осталось, — и вновь ударил копьем. Но, даже если его атака как-то повредила этому созданию — мертвой элементали воздуха, кто бы мог подумать, что такие вообще существуют? — по нему это не было заметно. В глазах у Аота потемнело, и наездник, потеряв равновесие, рухнул на колени.

Яркокрылая, расправив для устойчивости крылья и поджав задние ноги, сгребла тварь когтями и принялась терзать её своим острым клювом. Элементаль развернулась, намереваясь лишить воздуха и грифона — движение это было заметно только по вращению сияющих глаз в дыме, бывшем его телом, — но не успела, распавшись на безобидные куски.

Единственным желанием Аота было лежать там, где упал, и раз за разом полной грудью вдыхать такой вожделенный воздух, но его товарищи нуждались в тех немногих заклинаниях, что ещё у него оставались, так что он кое-как поднялся на ноги, прикидывая, где его помощь будет наиболее полезна.

К несчастью, ему ничего не приходило в голову. Вряд ли от его усилий что-то вообще могло зависеть — на стенах уже было куда больше мертвецов, чем защитников крепости. Подкоп был уже готов, и по нему сплошным потоком устремились гули со скелетами. Везде, куда бы Аот ни бросил взгляд, дрожащие, покрытые плесенью челюсти терзали плоть и жадно пили бьющую ключом кровь, а призраки и духи своими прикосновениями отнимали жизненные силы у всех, до кого только могли дотянуться. Ледяной воздух наполнился запахом гниющей плоти.

— Иди, — прохрипел кто-то.

Аот оглянулся и вздрогнул при виде шатающегося кастеляна. Лишь недавно офицер был пожилым, но все ещё полным жизненных сил человеком. Сейчас же он выглядел настоящей развалиной, самым дряхлым стариком из всех, что Аоту доводилось видеть. Его лицо покрылось бесчисленными морщинами, один глаз закрыло молочно-белое бельмо. Мышцы стали тонкими, как прутья, и доспехи с одеждой мешком висели на его истощенной фигуре. Его щит исчез — возможно, потому, что он больше был не в силах его удержать. Аот подумал, что бедняге, похоже, тоже не удалось избежать губительного касания призрака.

— Иди, — повторил капитан. — Тут нам не выстоять. Ты должен предупредить тарчиона.

— Да, сэр. Яркокрылая! Мы вылетаем!

Грифониха зашипела. Как и её хозяин, она была не в восторге от того, что им приходилось убегать, пусть даже надежды на благополучный исход сражения уже не осталось. Но она все же снизилась, позволив ему беспрепятственно залезть к ней на спину, а потом взмыла в воздух.

Пока её крылья мерно работали, унося их все выше и выше, за ними последовало ещё одно создание. Если бы не тело, словно сотканное из ночной тени, да длинный змеиный хвост, хлещущий по бокам, оно было бы похоже на горгулью. Лица как такового у него не было — всего лишь плоское треугольное пространство с парой бледных и круглых как жемчужины глаз.

После всего пережитого Аот подумал, что пора бы ему уже привыкнуть к чувству страха, но, когда он взглянул в глаза этой твари, во рту его пересохло.

Он сглотнул и задержал дыхание, чтобы произнести самое сильное из оставшихся у него заклинаний, но создание надменно вскинуло руку, дозволяя ему беспрепятственно удалиться, а затем, захлопав крыльями, полетело назад.

Глава 3

12 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

Даже зулкирам приходилось присматривать за тем, о чем думает народ, если, конечно, они хотели сохранить свою власть. Дмитра предпочитала лично следить за положением дел, хотя и могла препоручить эту работу любому из своих подчиненных, ведь в её распоряжении была одна из самых широких шпионских сетей Тэя.

К счастью, для Красного Волшебника Иллюзии эта задача была несложной. Время от времени волшебница, приняв другой облик, выбиралась из дворца через один из потайных ходов и шаталась из одной таверны Элтаббара в другую, собирая сплетни и прислушиваясь к разговорам.

Обычно она использовала личину красивой девушки-рашеми. Их походку и манеру речи перенять оказалось несложно, так что из толпы она не выделялась. Да и большинство мужчин были только счастливы принять её в свой круг.

Но, с другой стороны, миловидная девушка, ошивающаяся вокруг одиноких мужчин, зачастую привлекала внимание совсем иного рода. Вот и сейчас Дмитра почувствовала, как чья-то рука дотронулась до неё пониже спины. Она подумала, что в такой толпе это могло произойти и случайно. Но прикосновение повторилось, и тогда волшебница обернулась — достаточно медленно, чтобы успеть прочитать заклинание.

Этот наглец стоял прямо у неё за спиной. Выделявшийся из толпы своим ростом парень с примесью орочьей крови — об этом говорил выпирающий вперед подбородок и длинные нижние клыки. Волшебница уставилась ему в глаза и выдохнула последнее слово заклинания.

Захваченный созданной ею иллюзией череды мучительных смертей, полуорк взвыл от ужаса и отшатнулся. Разумеется, в этой давке он тут же налетел на кого-то. Большой мужчина с коробкой плотницких инструментов сбил болвана с ног и принялся избивать. Окружающие тут же обступили их, присоединяясь к потехе.

Надеясь, что они убьют или хотя бы покалечат наглеца, Дмитра улыбнулась и повернулась обратно. В центре площади на сколоченной из ящиков сцене шла пьеса о недавней победе в ущелье Гауроса. Дюжине актеров было довольно сложно изобразить столкновение двух армий, но, меняя костюмы так же быстро, как и роли, они все-таки ухитрялись излагать эту историю довольно внятно.

Неудивительно, что труппа решила превратить битву в мелодраму. Этот народец нередко брал за основу своих пьес реальные события, не считаясь с риском загреметь за решетку, если их выступление не понравится властям. Дмитру впечатлил неподдельный энтузиазм, который вызвало это представление. Публика рукоплескала героическим тарчионам и воинам, освистывала зверей-рашеми и стонала, когда последние брали верх.

«И неудивительно», — подумала Дмитра. Тэйцы уже давно желали одержать победу над рашеми, но, похоже, именно из-за убийства Друксуса Рима они обрадовались ей так сильно. Даже те, кто ненавидел зулкиров — только Черная Рука знала, насколько же много их было на самом деле, — втайне почувствовали облегчение от того, что государственная власть была все ещё сильна и страна вряд ли в скором времени погрязнет в анархии.

Но что-то в реакции толпы встревожило Дмитру, хотя она и сама не знала, почему.

Один из главных актеров нырнул за занавеску. Через мгновение он появился вновь, но этого времени ему хватило, чтобы снять ожерелье из клыков медведя и длинный, нечесаный парик, обозначавшие его принадлежность к рашеми, и надеть розовый — конечно же, не красный, ведь это было запрещено законом, — камзол, украшенный орнаментом из черепов. Он взмахнул руками, словно творя заклинание. Публика взорвалась овациями: Сзасс Тэм, великий волшебник, появился на подмостках именно тогда, когда казалось, что все потеряно.

Их восторг должен был её порадовать, ведь лич был её покровителем. Наверняка отголоски этой народной любви достанутся и ей. Но Дмитру все равно продолжало грызть беспокойство.

Она решила не задерживаться до конца пьесы. Все нужные выводы она уже сделала, а постановка оказалась слишком слабой, чтобы её заинтересовать. По извилистым улочкам Элтаббара женщина добралась до заброшенной сапожной лавки, и, оглядевшись, чтобы убедиться в отсутствии лишних глаз, произнесла отворившие дверь слова силы. Замаскированный люк в задней части магазина вел в городские тоннели.

Дмитра подумала, что она уже столько раз проходила через этот лабиринт, что смогла бы отыскать путь даже с завязанными глазами. Возможно, было бы интересно попробовать — но не сегодня. У неё было слишком много дел. Осветив себе дорогу плавающим в воздухе шаром серебристого света, волшебница спустилась по лестнице.

Вскоре тарчион оказалась в своем кабинете — удобной и скромно обставленной комнате, обстановку которой несколько оживлял ароматный букет свежих тюльпанов и лилий, да отрезанные головы двух её давних врагов, сердито глядящие со стены. Силой мысли Дмитра рассеяла свою маскировку, попутно простеньким заклинанием отчистив грязь с ботинок и подола платья, и махнула рукой. В воздухе раздался громкий звук гонга, и в комнату вошел слуга.

— Приведи ко мне Маларка Спрингхилла, — приказала она.

Дмитра была замужем за правителем Мулмастера, и, пусть волшебница довольно редко навещала своего мужа в его городе-государстве, её самые полезные люди были родом именно из тех мест. Она надеялась, что, не имея никаких полезных связей в Тэе, они будут ей более преданы. Несмотря на то, что Маларк теперь брил голову и щеголял татуировками не хуже любого муланца, он тоже был одним из этих чужаков. Крепко сбитый малый с маленьким родимым пятном винно-красного цвета на подбородке, он бы совсем не выглядел опасным бойцом, если б не ловкость его скупых движений и выражение холодной расчетливости в светло-зеленых глазах.

— Тарчион, — произнес он, опустившись на колени.

— Встань, — сказала она. — И расскажи, как продвигается твое дело.

— Кое-какие успехи есть. Один из соперников Самаса Кула снят с голосования. Другого мы выставили ограниченным и безвольным.

— Значит, Кул вскоре станет следующим зулкиром Трансмутации.

Маларк заколебался.

— Пока говорить об этом слишком рано. Не очень-то легко манипулировать братством волшебников. Что-нибудь все ещё может пойти не по плану.

Она вздохнула.

— Хотела бы я быть более уверена в успехе… Однако мы должны оставить эту работу твоим подчиненным. Для тебя у меня есть другое дело.

Когда она закончила рассказывать, в чем состоит его задание, он одарил её хмурым взглядом.

— Могу я говорить откровенно?

— Если считаешь нужным, — недовольно ответила Дмитра.

Вообще-то она ценила его мнение. В прошлом его советы не раз удерживали её от опрометчивых шагов или помогали найти выход из запутанных ситуаций. Но она не хотела, чтобы он или другие слуги поверили в собственную незаменимость.

— Это может быть опасно. Мы оба сильно рискуем.

— Потому-то я и выбрала тебя. Ты не попадешься.

— Тарчион знает, что я всегда охотно шел на риск, но в разумных пределах…

Она рассмеялась.

— Намекаешь, что я лишилась рассудка?

Маларк уставился на неё, словно гадая, насколько сильно перешел границу на этот раз. «Хорошо, — подумала она. — Пусть понервничает».

— Конечно же нет, госпожа, — наконец ответил он. — Но я не понимаю, чего вы пытаетесь добиться. К чему вам эти сведения?

— Любые знания — это сила. Если бы я не понимала этого, меня бы не называли Первой Принцессой Тэя. Я намерена разобраться в этом деле.

— Тогда, если вы позволите мне удалиться, я пойду и соберу сумки.

Барерис упорно дергал за веревку, снова и снова трезвоня в медный колокольчик, закрепленный по другую сторону двери. Наконец створка немного приоткрылась, и в проеме появился тучный мужчина с висящим на поясе кнутом и связкой ключей. Несколько секунд охранник все ещё сохранял на лице приветливое выражение, но, когда он разглядел позднего посетителя, фальшивое радушие моментально сменилось гримасой ярости.

— Убирайся, — прорычал он. — Мы закрыты.

— Прошу прощения за то, что побеспокоил, — ответил Барерис, — но мое дело не терпит отлагательств.

Это происходило меньше, чем в двух сотнях миль от Безантура, но дорога туда вела через Первый Откос, виляя между становящимися все выше и выше рядами выщербленных скал, что отделяли низины Тэя от центрального плато. Пытаясь добраться сюда как можно быстрее, Барерис почти загнал отличного коня, затем провел целый день — длинный и выматывающий день — пытаясь отыскать одного-единственного работорговца в многолюдном торговом городе, где он никогда раньше не бывал. И, когда бард наконец-то достиг своей цели, у него не было ни малейшего желания просто повернуть назад и вернуться утром. Если будет нужно, он пробьет себе дорогу силой.

Но, возможно, будет достаточно и слов.

— Ты бы не хотел заработать золотой?

— И что же надо сделать?

— Те же вещи, которые ты делаешь в течение дня. Покажи мне рабов.

Охранник заколебался.

— И это все?

— Да.

— Дай мне деньги.

Барерис передал ему монету. Охранник надкусил её и убрал в карман, а затем впустил его в бараки — темное и гулкое помещение, провонявшее немытыми телами. Бард весь дрожал от нетерпения. Ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не приказать сторожу поторопиться.

Они довольно быстро достигли большой открытой комнаты, где спали рабы. Бледный желтый свет единственной лампы только слегка рассеивал сумрак. Пиная тех, кто недостаточно быстро повиновался, стражник приказал своим подопечным проснуться и подняться на ноги. Барерис, после этих шести лет все ещё уверенный в своей способности узнать Таммит даже в полумраке, тщательно изучил женщин.

Холодок пробежал по его коже, когда он понял, что её среди них нет. Идя по её следу, он обнаружил, что за это время она сменила нескольких владельцев. Торговец, который купил её с самого начала, продал её хозяину каравана — посреднику, который зарабатывал на жизнь, перевозя товары из порта в центральные земли. Он позже сторговал её одному из множества работорговцев Туратироса.

Тот, в свою очередь, также успел её продать, а Барерис опять прибыл слишком поздно, чтобы выкупить её из рабства. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох, напоминая себе, что все ещё не потерпел полную неудачу. Ему просто придется отследить её путь немного дальше.

Он повернулся к охраннику.

— Я ищу одну конкретную женщину. Её зовут Таммит Ильтазиарра, и я знаю, что она была у вас последние несколько дней. Может, даже сегодня утром. Она молодая, маленькая и худая, с яркими голубыми глазами. Она совсем недавно попала в рабство, так что её черные волосы все ещё коротки и у неё нет старых шрамов от плетки на спине. Почти наверняка вы продали её кому-то, кому был нужен умелый гончар. Или… или кому-то, кто хотел приобрести необыкновенно красивую девушку.

Стражник усмехнулся. Он наверняка понял, насколько сильно Барерис хотел отыскать Таммит, и, как это обычно бывает с подобными типами, нужда другого человека вызвала у него лишь презрение.

— Прости, приятель. Этой шлюхи у нас не было. А хотел бы я, чтобы она сюда попала. Звучит так, как будто я бы мог с ней здорово повеселиться, прежде чем мы бы её кому-нибудь толкнули.

На Барериса как будто обрушилось ведро ледяной воды.

— Это дом Канитара Чергобы?

— Верно, — сказал охранник, — Убедился, что твоей девки тут нет? Пойдем, покажу, где у нас выход.

И правда, Барерис больше не видел никакой причины тут задерживаться. Очевидно, в какой-то момент он все-таки потерял след Таммит, хотя он не понимал, как. Неужели кто-то ему солгал, и, если так, то почему? По какой причине?

Теперь ему придется возвращаться обратно по её следам. Чувствуя слишком сильную боль в сердце, чтобы говорить, юноша махнул рукой, давая охраннику понять, что желает выйти отсюда. Но вдруг его осенила неожиданная мысль.

— Погоди, — произнес он.

— Чего? Ты уже насмотрелся вдоволь.

— Я заплатил деньги за твое время, так что будь любезен потерпеть моё общество ещё пару минут. Я слышал, что твой хозяин — один из самых крупных работорговцев в городе. Но эта комната может вместить в себя сотни рабов, а тут их всего лишь горстка.

Охранник пожал плечами.

— Иногда мы продаем их быстрее, чем привозят свежих.

— Я тебе верю, — ответил Барерис, — и, подозреваю, что ваши запасы истощились потому, что кто-то разом купил у вас большую партию. У тебя не было ни причин, ни возможности уделить Таммит особое внимание, потому-то ты и не можешь её вспомнить.

Стражник покачал головой.

— Ты ошибаешься. Прошли месяцы с тех пор, как мы продавали более чем по паре или тройке за раз.

По его лицу Барерис понял, что он лжет. Но чего он добился бы, разоблачив его? «Во имя серебряной арфы, неужели они продали Таммит в бордель или какое-нибудь подобное место, раз он так боится признаться в этом человеку, который настолько явно о ней беспокоится?» — подумал он.

Бард постарался стереть с лица все следы злости.

— Дружище, я знаю, что произвожу неважное впечатление в этой заношенной и грязной одежде и с длинными, как у иностранца, волосами, но деньги у меня есть. В обмен на правду ты можешь получить куда больше золота, и, даю тебе слово — как бы сильно меня не расстроило твое известие, на тебе я вымещать злость не буду.

С почти комическим выражением раздумий на лице стражник поскреб щеку, а затем сказал:

— Прости. Девчонки тут не было. Мы не продавали больших партий рабов. Ты ошибаешься.

— Сомневаюсь. Если бы тебе нечего было мне сказать, не стал бы ты раздумывать перед своими словами. В тебе боролись жадность и осторожность, и осторожность победила. Понимаю. Если это необходимо, я могу воззвать и к твоему чувству самосохранения.

Быстрым, плавным и отточенным движением, выдававшим в нем отличного фехтовальщика, Барерис вытащил клинок из ножен. Охранник отскочил назад, двое рабов сдавленно ахнули.

— Ты спятил? — дрожащим голосом произнес сторож. Его рука слабо потянулась к кнуту на поясе. — Не станешь же ты убивать меня просто потому, что я не сказал тебе то, что ты хочешь услышать!

— А тут ты ошибаешься, — ответил Барерис, приближаясь к нему легкими шагами. — Может, позже меня и будет мучить совесть, но пока что ты стоишь между мной и всем, о чем я мечтал последние шесть лет. Или, по правде, с тех пор, как мне исполнилось восемь. Этого достаточно, чтобы отмести сомнения в сторону. Вытаскивай свой хлыст, если хочешь, но во время своих странствий я ни разу не видел, чтобы сыромятная кожа одержала победу над сталью.

— Если ты меня убьешь, стража тебя схватит.

— Я исчезну из города ещё до того, как кто-нибудь, кроме этих рабов, узнает, что ты мертв. Сильно сомневаюсь, что они решат поднять тревогу из любви к тебе.

— Я буду звать на помощь.

— Она не успеет вовремя. Я могу достать тебя своим мечом прямо сейчас.

Охранник обернулся в поисках двери. Пропев короткую строчку, Барерис со своей ладони вызвал магическую фигуру, которая уничтожила весь воздух в его легких. Окутанный облаком ядовитого пара, стражник споткнулся и согнулся в пароксизмах рвоты. Задержав дыхание, чтобы избежать того же эффекта, Барерис сгреб мужчину за шиворот и вытолкнул его из облака невидимого, но зловонного дыма. Затем он бросил стражника на спину и, прижав клинок к его горлу, подождал, пока его не перестанет тошнить.

Когда это наконец произошло, бард произнес:

— Это твоя последняя возможность. Говори немедленно или я убью тебя и поищу кого-нибудь ещё. Ты не единственный, кто знает то, что мне нужно.

— Хорошо, — сдался наконец охранник, — только, прошу, ни одной живой душе не говори, что узнал это от меня. Они предупредили, что мы не должны трепаться об их делах.

— Клянусь Переплетчиком и его Рукой, — воскликнул Барерис, — о ком ты, во имя Абисса, говоришь?

— О Красных Волшебниках.

Наконец Барерис понял, чем объяснялось нежелание стражника открыть ему правду. Любой человек с зачатками здравого смысла избегал даже мыслей о том, чтобы перейти дорогу кому-нибудь из алого ордена.

— А теперь рассказывай, что конкретно произошло.

— Они — маги и их слуги — заявились ночью, прямо как ты, и скупили у нас весь запас. Они сказали Чергобе, что вернутся — чтобы купить у нас ещё рабов, если мы будем молчать, или чтобы наказать нас — если станем трепать языками.

— Как их звали?

— Они не представились.

— Зачем им были нужны рабы?

— Да не знаю я! Они не сказали, а у нас хватило ума не спрашивать. Мы взяли золото и сочли себя счастливчиками уже потому, что они заплатили запрошенную сумму. Даже если бы они вообще отказались платить, что бы мы могли поделать?

Барерис отступил от охранника на шаг и бросил ему ещё одну золотую монетку.

— Я ухожу. Никому не рассказывай о нашей встрече, и все будет в порядке. — Он уже начал засовывать меч в свои поношенные кожаные ножны, когда в голову ему пришел ещё один вопрос. — К какому ордену принадлежали эти маги?

— Некромантии, я думаю. На их одеждах была черная отделка, и они носили украшения в форме черепов и все такое.

Красные Волшебники Некромантии! Когда юноша подумал об этом, ему показалось, что он бродит во тьме, не в силах отыскать путь. Милил знал, в этом просто не было никакого смысла!

То, что богачи покупают рабов, было совершенно обычным делом, но почему в середине ночи? Зачем такая секретность?

Возможно, эти маги замыслили что-то незаконное, но что? Рабы и так были полностью лишенной прав собственностью. Даже обычные люди могли покупать, продавать, использовать и обращаться с ними так жестоко, как пожелают, а Красные Волшебники были правящей элитой Тэя и не отвечали ни перед кем, кроме глав их Орденов.

Барерис вздохнул. Может быть, охранник прав; может, обычному человеку и не стоит лезть в эти дела. Но все же его намерения не изменились. Он просто хотел отыскать Таммит.

Раз некроманты старались избежать ненужного внимания, неудивительно, что они увели её и остальных рабов под покровом ночи. Но кто-то же должен был видеть, как они уходили! Шлюха. Пьяница. Нищий. Карманный воришка. Кто-нибудь из того ночного народца, что обитает в любом городе.

Барерис поёжился. Ему вновь предстоял поиск — на этот раз в убогих забегаловках и тавернах. Юноша чувствовал себя полностью разбитым, глаза его горели, во рту поселился кисловатый привкус. Бодрствовать дальше он мог с тем же успехом, что и заставить Селуне упасть с небес.

Барерис растянул губы в улыбке и направился к размалеванной полуодетой женщине, ошивавшейся у дверного проема.

Боец уже потерпел поражение, но, видимо, был слишком упрям, чтобы признать это. Он поднялся на ноги.

Калмевик ухмыльнулся. Если его низкорослому противнику не хватило — что ж, он с удовольствием добавит. Он вышел из защитной стойки и атаковал, заставив соперника покачнуться. Второй боец, ошеломленный его натиском, ответил неуклюжим и медленным взмахом руки, которого Калмевик с легкостью избежал. Зрители засмеялись, когда он, нырнув, ушел из-под удара.

Было забавно наблюдать, как его соперник бесполезно крутится и спотыкается, но Калмевик не мог продолжать эту игру вечно. Желание наконец-то сокрушить этого жалкого коротышку было слишком сильным. Пинком в солнечное сплетение он заставил низкорослого бойца замереть, и, развернувшись, ударил его локтем в челюсть. Хрустнула кость. Затем, подставив своему сопернику подножку, Калмевик схватил его за голову и ударил лицом о дощатый пол. Боец затих. Кровь, льющаяся из разбитой головы, растекалась по полу красным цветком.

Зрители зааплодировали. Калмевик рассмеялся и поднял сжатые кулаки, принимая их восторги, чувствуя себя сильным, бесстрашным, непобедимым…

Затем он заметил девочку, если её, конечно, можно было так назвать. Она заглядывала в дверь таверны, отодвинув занавеску из бисера своей мягкой, одутловатой рукой. Капюшон поношенного плаща полностью скрывал её лицо. Существо это было маленьким и худым, а он был самым большим человеком в таверне — а, возможно, и во всем Туратиросе. Ему не с чего было полагать, что пришелица представляет для него хоть какую-то угрозу. Но, когда это создание поманило его пальцем, его радость сменилась дрожью беспокойства.

Если бы Калмевик знал, к чему это приведет, он бы никогда не пошел на эту работу, неважно, сколько бы ему не предложили. Но он согласился и теперь был вынужден выполнять приказы этого омерзительного посредника, навязанного его нанимателем. Ему ничего не оставалось, кроме как закончить свои дела, собрать деньги и надеяться, что когда-нибудь лицо этого «ребенка» перестанет являться ему во сне.

Убедившись, что никто не может обвинить его в трусости, Калмевик принес извинения поклонникам, надел рубашку, взял палаш и кинжал и покинул таверну. Возможно, чтобы оправдать появление на улицах мужчины с маленькой девочкой, дитя схватилось за его ладонь. Он едва сдержал желание вырвать свои пальцы из её хватки.

— Он тут, — произнесла она высоким шепелявым голосом.

Калмевик гадал, кто же этот «он» и чем же он заслужил свою судьбу, но никаких других сведений ему не предоставляли. Он подозревал, что этого лучше не знать.

— Всего один человек?

— Да.

— Тогда помощь мне не понадобится. — Это означало, что наградой делиться тоже не придется.

— Ты уверен? Мой хозяин не потерпит провала.

Может она и была такой жуткой, чтобы заставить его кровь стыть в жилах, но профессиональная гордость заставила Калмевика ответить на её вопрос с приличествующим высокомерием:

— Конечно я уверен! Разве я не самый лучший убийца в городе?

Она захихикала.

— Да, по твоим словам это именно так, а я есть то, что я есть. Так что, надеюсь, мы сумеем справиться с одним-единственным бардом и сами.

Уставший, как собака, Барерис поначалу не понял, действительно ли он слышит плач, или ему это всего лишь кажется. Но это было на самом деле. Где-то внизу кривой улицы кто-то рыдал — скорее всего, это была маленькая девочка.

Бард подумал, что ему стоит просто пройти мимо. В конце концов, это не его дело. У него были и свои проблемы. Но юноша бы почувствовал себя полным ублюдком, если бы не помог попавшему в беду ребенку.

К тому же, если он поможет кому-нибудь, возможно, кто-нибудь в свою очередь поможет и ему. Он осознавал, что это едва ли был тэйский образ мыслей. Его сограждане верили, что боги посылают удачу только сильным и решительным, а уж никак не сочувствующим и мягкосердечным. Но многие товарищи Барериса, встреченные им в путешествиях, всерьез верили во всю эту нелепицу.

Он направился вниз по улице. «Во имя Арфы, как же тут темно», — подумал Барерис. Ни единого луча света не вырывалось из-за закрытых окон или дверей, а высокие, остроконечные крыши почти полностью скрывали звезды. Чтобы хоть немного осветить дорогу, он своим пением вызвал шар серебристого света.

Даже тогда он с трудом заметил маленькую девочку. Она, закутанная в свой темный плащ, казалась всего лишь одной из прятавшихся в сумраке теней. Плечи её тряслись от рыданий.

— Дитя, — успокаивающим тоном произнес Барерис. — Ты потерялась? Что бы ни случилось, я тебе помогу.

Ребенок не ответил, продолжая плакать.

Бард решил, что она, должно быть, совершенно обезумела от горя. Подойдя к ней, он опустился на одно колено и положил руку на её трясущееся плечо.

Даже через ткань шерстяного плаща её тело казалось холодным, да и в самой ситуации было что-то неправильное. Более того, от неё доносилась слабая вонь.

Это заставило его помедлить, и тогда она — или, лучше сказать, оно? — повернулось к нему лицом. Вздувшаяся кожа этой твари была пепельно-серой, а её глаза — черными и впалыми. Гной и пена стекали по лицу вокруг пасти, полной покрытых пятнами кривых зубов, торчавших из гниющих десен.

С силой взрослого мужчины это создание схватило Барериса за вытянутую руку и попыталось вонзить свои зубы в его запястье. Кожаный рукав доспеха не поддался, и тогда оно вгрызлось в него, рыча по-собачьи.

Тряхнув рукой, Барерису удалось сбросить с себя эту тварь. Она зашипела и опять набросилась на него. Тогда он выхватил кинжал и взмахнул клинком, намереваясь распороть ей живот.

Хотя все его внимание в тот момент и было приковано только к этой дьявольской твари, долгие годы в роли наемника — годы борьбы с драконопоклонниками, хобгоблинами и самыми разнообразными грабителями — научили барда замечать вокруг себя даже самое слабое движение. Ведь это мог оказаться как союзник, прикрывающий твою спину, так и враг.

Он почувствовал, как что-то шевельнулось в созданных его светом тенях. Невозможно! Улица, за исключением маленького чудовища, была пуста, разве не так? Но, пока это существо его отвлекало, каким-то образом кто-то или что-то все же сумело подобраться к нему сзади.

Все ещё стоя на одном колене, Барерис резко развернулся. Он оказался лицом к лицу с огромным мужчиной в темных одеждах. Здоровяк, нижняя часть лица которого была замотана шарфом, уже замахнулся палашом. Лезвие оружия матово поблескивало — похоже на то, что его владелец смазывает его ещё чем-то, кроме масла от ржавчины. Яд, готов был поклясться юноша.

В руках у барда из оружия был только нож, а головорез выглядел настоящим силачом. Барерис понял, что не сумеет парировать его тяжелый клинок. Просвистев в воздухе, палаш обрушился на то место, где только что находился бард, а Барерис, кувырком уйдя в сторону, попытался провести ответный выпад.

Юноша целился в пах этого здоровяка. Он промазал, но лезвие все же глубоко погрузилось в бедро противника. Не ожидавший такого удара мужчина на миг застыл на месте. Бард выхватил клинок и приготовился ударить снова, как что-то с силой бросилось ему на спину. Вокруг него обвились сильные руки и ноги, острые зубы впились в воротник доспеха, а холодные пальцы попытались выдавить глаза.

Эта тварь сумела забраться ему на плечи! Барерис привстал и со всего размаху рухнул на спину. Удар ослабил хватку мелкого чудовища. Чтобы полностью избавиться от монстра, бард изо всей силы ударил его локтями, ломая ребра. Это заставило тварь зашататься, и он наконец-то сумел её стряхнуть.

Не обращая внимания на то, что по его штанам расплывается кровавое пятно, здоровяк опять устремился в атаку. Барерис выкрикнул усиленный магией боевой клич. Жизненная сила волной прокатилась по мышцам, а сознание прояснилось. Что более важно, замотанный шарфом головорез помедлил в замешательстве, дав юноше время подняться на ноги, перехватить кинжал левой рукой, а правой вытащить меч.

— Не такая уж я простая цель, как ты рассчитывал, не так ли? — прохрипел бард. — Почему бы тебе не поискать кого-нибудь ещё?

Барерис думал, что теперь его враги наконец-то начнут относиться к нему всерьез, в конце концов, он сумел ранить одного, но они, похоже, до сих пор полагались на свое численное преимущество и отравленный клинок. Бандит и его мелкий помощник разделились, намереваясь окружить барда с двух сторон. Замотанный в шарф здоровяк прошептал что-то, и на его ладони вспыхнула волшебная фигура. Тут же в нос Барериса ударил едкий запах, а легкое покалывание охватило тело — верные признаки магической атаки, которая должна за ними последовать.

Прекрасно. Этот сукин сын ещё и заклинатель. Теперь понятно, как он прятался, прежде чем нанести удар.

Барерис прекрасно знал, что следующим своим действием бандит либо убьет его, либо покалечит. Единственным способом спастись было помешать ему довести заклинание до конца, пусть для этого барду и придется повернуться спиной к той мерзкой твари. Барерис закричал и рванулся к большему из противников.

Он подумал, что у него есть неплохой шанс на быструю победу. Лишь немногие фехтовальщики могли разгадать этот обманный маневр, а раненая нога должна была помешать бандиту избежать атаки, просто отступив назад.

Но не помешала. Он сделал шаг, и клинок Барериса просвистел в пальце от его тела. А затем здоровяк повернул лезвие своего меча плашмя и контратаковал.

Клинок стремительно рассек воздух. Бард понял — с той холодной уверенностью, что знакома каждому фехтовальщику — что удар достигнет цели. Он был все ещё увлечен инерцией своего неудавшегося удара, а враг, наверное, использовал магию, чтобы ускорить свои движения…

Даже если его сознание пребывало в оцепенении, рефлексы, отточенные в бесчисленных битвах, не подвели. Барерис быстро отступил. Меч соперника все равно достал бы его, но это дало барду немного времени, чтобы попытаться парировать. Он повернул свой клинок плашмя, защищая поясницу, и каким-то образом все-таки сумел перехватить оружие своего соперника. Раздался звон стали, и рукоять меча отдачей почти выбило из его руки, но юноша все же не дал отравленному лезвию коснуться своего тела.

Сверкая глазами поверх шарфа, здоровяк рванулся вперед. Они оказались так близко друг от друга, что оба их меча стали бесполезны. Очевидно, головорез, ослепленный болью от раны в ноге, рассчитывал своим весом заставить Барериса упасть на спину.

Впрочем, тут он совершил огромную ошибку. Он совсем забыл про кинжал в его левой руке.

Барерис напомнил ему об его существовании, вонзив лезвие глубоко в его почки и кишечник. А затем притворявшаяся ребенком тварь схватила его сзади за ноги и вонзила зубы в икру.

Хорошо, что его поножи были сделаны из той же добротной укрепленной кожи, что и доспех! Барерис резко повернулся, освобождаясь из объятий чудовища. Изящным танцевальным движением юноша швырнул монстра во второго бандита. Сбитый с ног головорез рухнул на своего омерзительного маленького помощника, и до того, как они могли бы попытаться подняться вновь, Барерис принялся безостановочно рубить их мечом. Оба его врага прекратили шевелиться до того, как сумели высвободиться из объятий друг друга.

Внезапно Барерису показалось, что его меч потяжелел на целую тонну. Он стоял перед телами, пытаясь отдышаться. Его охватил запоздалый страх, который он не мог позволить себе во время боя, и юноша задрожал. Во время этой схватки он побывал на краю гибели. Хуже того, она породила слишком много вопросов.

Кто был этот закутанный в шарф великан и что за тварью оказался его помощник? Что ещё более важно, почему они пытались убить Барериса?

Впрочем, это как раз понятно. Когда Барерис бродил по городу, задавая свои вопросы, он не раз намекал, что может заплатить за информацию. Неудивительно, что воры избрали его своей целью. Главным заводилой был этот здоровяк в шарфе, а что касается этой мелкой твари… что ж, Тэй полон самых разнообразных монстров. Красные Волшебники создают их во время своих экспериментов. Возможно, один из них сбежал из лаборатории своего хозяина, а затем, чтобы выжить на улицах, объединился с этим преступником.

Ну конечно, так все и было. Барерис по опыту знал, что самое простое объяснение обычно и оказывается правильным.

В любом случае, все осталось позади. Раздумья над произошедшим не приблизят его к Таммит. Вытерев клинки об одежду своих противников, юноша засунул их в ножны и направился к выходу из аллеи.

И тогда он почувствовал укол боли в шее. Подняв руку к воротнику, бард нащупал прогрызенную насквозь кожу доспеха и кровь, сочащуюся из раны на шее. В конце-концов этой твари удалось-таки его достать. Всего лишь царапина, но, вспомнив грязный рот того создания, юноша содрогнулся и при первой же возможности промыл рану алкоголем. Затем он продолжил свою охоту.

До самого рассвета юноша Барерис по улицам, опрашивая людей, и наконец ему повезло. Сутенер в высокой, украшенной перьями шляпе и безвкусном разноцветном наряде рассказал ему то, что он хотел узнать. Не это он надеялся услышать!

Барерис молил богов, чтобы Таммит все ещё оставалась в Туратиросе. Но оказалось, что некроманты вывели купленных ими рабов прочь из города. Они направлялись к северу — на Высокую Дорогу, тот самый торговый путь, которым он прибыл в Безантур.

Юноша убедил себя, что новость эта не была уж слишком плохой. В конце-концов он знал направление, а толпа пеших рабов не могла двигаться так же быстро, как всадник.

Он сомневался, что конь, на котором он прибыл с побережья, выдержит ещё одну подобную поездку. Ему придется купить дру…

Слабость навалилась на него и, потеряв равновесие, бард привалился плечом к стене. Его тело неожиданно охватил леденящий холод, настолько сильный, что зубы его застучали. Он понял, что заболел.

Глава 4

19–20 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

Тсагот вместе с другими демонами и дьяволами еще издали услышал раздававшиеся из-за двери крики рабов. Смертные колотили по обратной стороне двери, рыдая и умоляя кого-нибудь их выпустить.

Их тревога была понятна. Азнар Трул оказался достаточно гостеприимен к тем стражам, что обеспечили ему Красные Волшебники Вызывания. Приказав своим человеческим слугам определить вкусовые предпочтения каждого из новоприбывших, он снабдил их всем необходимым.

Некоторые из низших демонов были счастливы довольствоваться той же пищей, что и смертные обитатели дома. Другие жаждали свежей плоти и крови, особенно если честь совершить убийство принадлежала им. Кое-кто даже требовал человечины. Тсагот ошивался среди последних, пока те готовились к ужину.

Да, с горечью подумал он, каждый получает все, что хочет. Каждый, кроме него. Сосущее чувство голода в животе, равно как и боль от отметины над бровью, выматывали все больше и больше.

Просторы низших миров населяли самые разнообразные существа. Даже демоны не могли узнать всех других демонов, а дьяволы — дьяволов; таким образом, никто так и не понял, что за созданием Тсагот был на самом деле. Но, объявив, чем он действительно предпочитает питаться, кровавый изверг точно бы себя выдал.

Хезроу — демон размером с человека, похожий на жабу с шипастым гребнем на спине и руками вместо передних лап, повернул рычаг и распахнул дверь. Рабы закричали и отшатнулись назад.

Хезроу прыгнул к мужчине, глубоко погрузив когти в его тело, и разорвал его грудную клетку. Остальные расправлялись со своей добычей с подобной же яростью. Некоторые, однако, предпочитали действовать с более утонченной жестокостью и смаковали ужас своих жертв, медленно оттесняя их к стене. Эриния, дьяволица с телом прекрасной женщины, сияющими алыми глазами, алебастровой кожей и украшенными перьями крыльями, зачаровала выбранного ею мужчину. Пока она скользила к нему, он стоял и дрожал, не в силах двинуться с места. На его лице отражалась борьба вожделения и страха.

Тсагот не хотел раскрывать силу своих собственных ментальных способностей. Черный юмор этой ситуации был в том, что ему не было ни малейшего интереса мучить смертных. Поэтому, как жабоподобный демон и его сородичи, он просто схватил женщину и впился в её горло.

Рабыня обмякла. Её слабая кровь слегка смягчила сухость в глотке и боль в животе — но только слегка. Он наблюдал за эриннией, которая склонилась над своей добычей и пожирала кусочки плоти, отрывая их от тела. Как бы просто сейчас было наброситься на неё сзади…

Да, просто и самоубийственно. Он с усилием оторвал от неё взгляд.

После кормежки демоны и дьяволы разошлись кто куда. Большинство вернулось к своим повседневным обязанностям, а остальные разбрелись в поисках продолжения потехи. Тсагот отправился бродить по коридорам и покоям замка, пытаясь придумать способ, который позволит ему достичь цели.

Темные силы знали, ему и правда нужна была какая-нибудь идея! Дворец Азнара Трула оказался полон секретов, потайных ходов, магических стражей и слуг, которые, если это не касалось их непосредственных обязанностей, не знали и знать не хотели ни о чем из дел зулкиров. И как тогда Тсаготу отыскать ту информацию, которая поможет ему выполнить свою задачу?

Кто-нибудь ему точно бы сообщил, нет сомнений. Но он не осмеливался просто бродить вокруг и задавать вопросы. Его гипнотические силы были весьма велики, но иногда люди с сильной волей оказывались ему достойными противниками. Если он опросит достаточное количество народу, кто-нибудь из них впоследствии неизбежно об этом вспомнит.

Следовательно, ему нужно использовать свою силу на тех, кто с наибольшей вероятностью обладает нужной ему информацией. Проблема в том, что Тсагот понятия не имел, кто бы это мог быть. Сложно быть в чем-то уверенным, ведь тонкости дворцовой жизни были ему в новинку. Он редко посещал материальный план ранее. Даже на своем родном уровне он был одиночкой, охотящимся на пустошах, и не привык к замкам и обществу.

Возможно, потому, что он только что закончил свою скудную и не утолившую его голод трапезу, Тсаготу пришла в голову очевидная мысль: все, демоны и люди, нуждаются в пище.

Поэтому он направился к кухне — или множеству кухонь, если быть точным, обширному открытому пространству, где стояла жара от пламени огромных печей и каменных очагов. Истекающие потом кашевары чистили лук и рубили кур. Пекари замешивали тесто. Свиные туши жарились на вертелах, горшки исходили паром и бурлили, а поварята чистили подносы.

Тсагот моментально понял, что суета в этой части замка не прекращается никогда. Тем не менее, его появление заставило их сбиться с ритма. Когда одна из женщин наконец заметила маячившую в дверях фигуру, она пронзительно закричала и подпрыгнула. Её кастрюля с лязганьем покатилась по полу. Другие повара повернулись, чтобы увидеть, что её так испугало, и тоже побледнели.

Тсагот понял, что не сможет вести свои расспросы под прицелом стольких глаз. Он направился прочь, но далеко уходить не стал. Всего несколькими шагами далее располагалась холодная, продуваемая насквозь кладовая с мраморной стойкой и увешанными полками стенами. Он проскользнул внутрь и, затаившись в самой глубокой тени, принялся терпеливо ждать.

Довольно скоро мимо него, спеша выполнить какое-то поручение, пронеслась повариха в покрытом пятнами белом фартуке. Её лицо и руки были испачканы мукой. Было секундным делом броситься к женщине, зажать ей рот одной из своих рук и, скрутив её остальными тремя, подтащить её к буфету.

Тсагот уставился в её широко раскрытые, бешено вращающиеся глаза и своей ментальной силой проник в её разум. Она прекратила вырываться.

— Я твой повелитель, и ты сделаешь так, как я скажу, — демон убрал руку от её рта. — Поняла ли ты?

— Я поняла, — в отличие от того Красного Волшебника Вызывания, которого он брал под контроль раньше, повариха не казалась вялой и ошарашенной. Она скорее выглядела собранной и деловитой, словно выполняла ежедневную работу на глазах у начальства, у которого не было причин быть ею недовольной.

Тсагот поставил её на пол и отошел.

— Расскажи мне, как найти Мари Агнех.

Мари Агнех была тарчионом Приадора, пока Азнар Трул не решил сместить её и забрать эти земли себе. Она тщетно пыталась вернуть власть. То, что кто-то был одновременно и зулкиром, и тарчионом, было беспрецедентным нарушением обычаев, и это толкнуло её на очень опрометчивый шаг. Она обратилась к Сзассу Тэму и его союзникам из числа лордов-магов, чтобы те помогли ей вернуть утраченные позиции.

Но лич то ли не увидел для себя никакой выгоды, чтобы ввязываться в эту борьбу, то ли решил, что, хоть Азнар и был его злейшим врагом, возмутительно позволять тарчиону оспаривать волю зулкира. В любом случае он отказался помочь ей. Когда Трул узнал о её попытке, он не стал ограничиваться тем, что просто отобрал у неё власть. Он заставил Мари исчезнуть.

Ходили слухи, что он захватил её в рабство, чтобы использовать как игрушку для постельных утех, что она была все ещё жива где-то в стенах этой самой цитадели. Тсагот горячо надеялся, что так оно и было. Иначе он не сможет выполнить свое задание и, значит, застрянет здесь навсегда.

Кухарка вскинула руки.

— Простите, господин. Я слышала эти слухи. Все слышали, но я ничего не знаю.

— Если она тут, — сказал Тсагот, — она должна чем-то питаться. Кто-то из поваров должен готовить для неё еду, а кто-то — относить ей.

Кухарка задумчиво нахмурилась.

— Полагаю, это верно, но мы готовим столько еды и рассылаем её по всему замку, день и ночь…

— Это всего одна порция, — произнес Тсагот. — Вы готовите её регулярно и отправляете туда, куда больше не отправляют ничего. Посыльным, скорее всего, служит кто-то, кто понятия не имеет, для кого она предназначена, а если и знает, то вам не рассказывает. Это наводит тебя на какие-нибудь мысли?

Она затрясла головой.

— Прошу прощения, господин, но нет.

Разочарованный, Тсагот едва подавил желание снова схватить повариху и оторвать ей голову. Но ни одно существо в его положении не может просто убивать всех, кого пожелает, и раскидывать повсюду трупы. Кроме того, её ещё можно было использовать.

— Все в порядке, — произнес он. — Но теперь, когда ты знаешь, на что смотреть, ты будешь наблюдать. Ты не поймешь, что наблюдаешь, и не вспомнишь наш разговор. Но ты будешь искать повсюду, и, если выяснишь что-нибудь, то найдешь меня и сообщишь.

— Да, господин, все, что пожелаете.

Тсагот отпустил женщину, а затем затаился, ожидая, пока сюда не заглянет следующий одинокий поваренок.

Аот скатился со спины Яркокрылой и огляделся в последний раз, чтобы удостовериться, что никаких лошадей в поле зрения не наблюдается.

Заметив его беспокойство, грифониха фыркнула:

— Я могу держать себя в руках.

— Может быть, но лошади-то этого не знают.

Он взъерошил перья на её шее и направился к большой палатке в центре лагеря. Его новый медальон, сделанный в виде стилизованной фигурки грифона, переливался в свете походных костров. За то, что он пережил падение Тазарской крепости и донес тревожные вести до своего начальства, Аота недавно повысили до офицера.

Другим положительным (если можно так выразиться) моментом в этой ситуации было то, что именно его выбрали для наблюдения за передвижениями врагов. Все последнее время он только этим и занимался. Теперь наезднику нужно было отчитаться перед тарчионом. Стоявшие перед входом в палатку стражники были осведомлены о его деле и поэтому пропустили его беспрепятственно.

Нимия Фокар, правительница Пиарадоса, была одета в стеганку, которую воины обычно использовали, чтобы железные доспехи не натирали тело. Она была красивой женщиной с широким, чувственным ртом, несколькими серебряными кольцами в каждом из ушей и маленькой серьгой, вдетой в левую ноздрю. Когда он отдал честь, она воскликнула:

— Всадник! Ты, должно быть, проголодался и хочешь пить после своего путешествия. Пожалуйста, освежись.

Она махнула рукой в направлении складного лагерного стола, ломящегося от бутылок вина, кусков хлеба, зеленого винограда, белого и желтого сыра и ветчины.

Её сердечность его не удивила. Нимия всегда вела себя с подчиненными дружелюбно и непринужденно — до такой степени, что иногда приглашала их к себе в постель. Возможно, дело было в его грубых чертах лица и невысокой, крепко сбитой фигуре, но сам Аот никогда не удостаивался подобного предложения. В любом случае, он был даже рад, что этого не произошло. В случае каких-либо неудач Нимия имела склонность превращаться в свирепую поборницу дисциплины, порой вымещая злость даже на тех солдатах, которые не имели никакого отношения к случившемуся. Он заметил, что в этом случае чаще всего именно её бывшие любовники оказывались привязанными к столбу для наказания плетьми.

— Благодарю вас, тарчион.

Он, конечно, был голоден, но не настолько, чтобы одновременно есть и докладывать. Однако выпить — почему бы и нет, к тому же он не хотел оскорбить Нимию, отказавшись воспользоваться её гостеприимством. Наездник налил вина в один из оловянных кубков, которые стояли там как раз на случай подобных ситуаций.

— Я разведал путь, как и было приказано. Сотни мертвецов спускаются вниз по долине. Они невредимыми выбрались на наш берег реки.

Она ожидала это услышать и поэтому кивнула.

— Что, во имя всепожирающего пламени, вообще происходит?

— Я могу только озвучить то, о чем думают остальные. В горах множество старых руимвиранских крепостей и руин того государства, которое находилось там ещё раньше. Обе эти страны, очевидно, заигрывали с силами Абисса, поэтому после их исчезновения в тех местах осталось множество призраков и неупокоенных духов.

То же самое останется и после Тэя с его владычеством склонных к рискованным экспериментам волшебников, подумал он. Интересно, откуда пришла эта пугающая мысль?

— Иногда, — продолжил он, — что-то вырывалось из древних укреплений и могил, доставляя нам немало хлопот, но мы никогда не видели подобной орды. Я понятия не имею, почему это произошло сейчас. Возможно, настоящий ученый смог бы объяснить это явление, но я всего лишь боевой маг.

Нимия улыбнулась.

— Я бы на твоем месте не преуменьшала своей роли. Куда более важно уничтожить этих мерзких тварей, чем выяснить, откуда они пришли и почему. Ты думаешь, что они собираются направиться прямиком сюда?

— Да, тарчион, — он отхлебнул вина. Оно было слаще, чем он предпочитал, но пить его все же было возможно. Наверное, оно было дорогим и изысканным — будь у него подходящий дворец для распития подобных напитков, он бы наверняка оценил это.

— Даже несмотря на то, что они не смогут добраться до нас до рассвета?

— Да.

— Прекрасно. В этом случае у нас есть преимущество — хорошие позиции, дневной свет и Тазарим, защищающий наш правый фланг. Возможно, эти создания не так разумны, как мы поначалу решили.

Аот заколебался. Он был магом и наездником на грифоне, но все же опасался противоречить своей непостоянной начальнице. Но его долгом было донести до неё свою точку зрения. В конце концов, именно поэтому они вообще разговаривали.

— Они казались достаточно разумными, когда атаковали Тазарскую крепость.

— В основном, — возразила Нимия, — у них было преимущество внезапности. Твое предупреждение слишком запоздало, чтобы сыграть хоть какую-то роль. Кроме того, солдаты в этом гарнизоне были самыми неумелыми во всем тарче. Никто не ожидал, что хоть что-нибудь важное может произойти в тех краях. Потому-то я и послала их туда.

Аоту было неприятно слышать, что она считает никчемными тех людей, кто отважно сражался и погиб мучительной смертью на её службе. Но у него хватило благоразумия не высказывать свои мысли вслух.

— Понимаю, что вы имеете в виду, тарчион. Я всего лишь думал, как важно помнить о том, что наш враг организован и имеет лидера. Я говорил вам о ночном охотнике.

— Лишенная лица тварь с рогами и крыльями.

— Да, — хотя он и не знал, что это за создание, пока более осведомленный волшебник не подсказал ему. — Эту могущественную разновидность нежити считали давно исчезнувшей. У меня было чувство, что это и есть их предводитель, или, по крайне мере, один из командиров.

— Уверена, что тварь, сумевшая произвести такое впечатление на наездника, была воистину омерзительной. Но в моем распоряжении все воины, сколько я смогла собрать, и все священники, которых я смогла вытащить из их храмов. Мы сокрушим врага, не сомневайся.

— Я не сомневаюсь, тарчион. — Он и правда не сомневался, или, по крайней мере, знал, что не должен. Её план звучал разумно, и он доверял храбрости и мастерству своих товарищей. Наверное, это воспоминания о резне в Тазарской крепости навевали на него плохие предчувствия. — Что же вы предпримете, если мертвецы решат остановиться и избежать столкновения с нами?

— Тогда мы сами двинемся вперед и атакуем их. Если удача будет на нашей стороне, победа будет в наших руках ещё до заката. Я хочу, чтобы это дело закончилось быстро, дорога очистилась, а Тазарская крепость была отбита. Пока этого не случится, из шахт не поступит никакой руды или драгоценных камней, и мы не сможем собирать налоги с тех искателей сокровищ, что отправляются в горы.

«А шахтеры, охотники и фермеры, что ещё выжили в долине, останутся в опасности и начнут голодать», — подумал Аот. Она права. Врага нужно уничтожить как можно быстрее.

— Что-нибудь ещё? — спросила Нимия.

Он подумал пару мгновений.

— Нет, тарчион.

— Тогда иди, отдохни. Когда придет время, ты должен пойти в бой со свежими силами.

Проследив, чтобы Яркокрылую обеспечили всем необходимым, Аот завернулся в спальный мешок и попробовал последовать совету командира. Спустя какое-то время ему удалось задремать, но снились ему одни кошмары.

Наездника разбудил шум лагерной суеты. Утро было таким пасмурным, что ни один лучик солнца не мог пробиться через тяжелые облака на востоке. Офицеры разгуливали вокруг, выкрикивая приказы. Некоторые воины надевали доспехи и затягивали ремни, другие стояли в очереди, ожидая свою утреннюю порцию каши, или точили мечи и копья. Кое-кто становился на колени, чтобы получить благословение священников. Кровавый орк, охваченный нетерпением перед боем, выкрикнул свой боевой клич, и ослы заорали в ответ, в страхе заметавшись на привязи. Молодой солдат-человек, который присматривал за животными, обернулся и выругался, но орк в ответ только рассмеялся и показал ему непристойный жест.

Аот задумался, уж не колдун ли мертвецов затянул небо облаками так, что солнца не было видно, и почему никто из союзников — друид или маг, умелый в управлении погодой, — не разогнал эти тучи. Если они не смогли этого сделать, то, возможно, это было ни чем иным, как плохим предзнаменованием перед предстоящим боем.

Он сплюнул. Аот не слишком хорошо разбирался в прорицании и не узнал бы знамение, даже столкнувшись с ним лицом к лицу. Просто он перенервничал, вот и все. Лучшим способом избавиться от этих мыслей было занять себя каким-нибудь делом.

Поэтому он раздобыл завтрак для себя и Яркокрылой, помедитировал, подготавливая нужные заклинания, и убедился, что его оружие и амулеты были в идеальном состоянии. Затем наездник отправился на поиски тех разведчиков, что прибыли после его возвращения. Он хотел узнать, что видели они.

Эти повседневные хлопоты занимали его ровно до тех пор, пока кто-то не крикнул, что нежить уже близко. Тогда он немедленно поспешил к Яркокрылой и оседлал её, а потом вместе с другими наездниками на грифонах принялся дожидаться капитана.

Наконец, они получили приказ, и грифоны взвились в воздух, заполнив тишину хлопаньем крыльев. Когда Яркокрылая поднялась выше, Аот изучил врага. Пусть маг сейчас и не пользовался чувствами своего фамильяра, но в утреннем свете, каким бы тусклым он ни был, он смог разглядеть намного больше, чем в прошлый раз.

На первый взгляд казалось, что нежити не больше, чем защитников Тэя. Это обнадеживало. Аоту просто хотелось, чтобы там было поменьше созданий, которых он, довольно умелый, пусть и не удостоенный красных одеяний маг, не мог опознать. Было бы проще сражаться с противником, зная его слабые и сильные стороны.

В передних рядах мертвой орды ковыляла неповоротливая тварь с серой кожей, похожая на чудовищно раздутого гуля. Время от времени её пасть распахивалась до середины груди. Похоже, она могла бы заглотить человека целиком, если бы захотела. Аот напряг память, пытаясь сообразить, кого же она ему напоминает. Он внимательно рассматривал чудовище, когда вдруг понял, что видит его не так четко, как раньше.

Становилось все темнее. Облака и так полностью закрывали небо, а сейчас какая-то сила высасывала и оставшийся свет. Аот подумал о своем ночном преследователе, создании из тьмы, и почему-то преисполнился уверенности, что оно приложило к этому руку. Он постарался сдержать невольную дрожь.

Каждый тэйский воин привык к магии и, хоть один раз в жизни, но имел дело с нежитью. И все же полные тревоги шепотки в войске позади него становились все громче. Офицеры и сержанты орали, подбадривая простых солдат и приказывая им держаться стойко. А затем враги внизу перешли на бег, и в небесах замелькали летающие твари, едва различимые на фоне потемневшего неба.

На Аота и Яркокрылую ринулся оживший труп летучей мыши. Крылья его были столь изорваны, что непонятно было, как это создание вообще держится в воздухе. Маг решил не тратить на него заклинания — в скором времени они ему понадобятся, чтобы справиться с куда более грозными врагами. Используя их психическую связь, он мысленно попросил Яркокрылую разобраться с летучей мышью. Они сблизились, и в последний момент грифониха, взмахнув крыльями, взмыла над мертвой тварью и впилась в неё своими когтями. Тело, разорванное на куски, рухнуло с небес.

Тем временем Аот уже оглядывался в поисках других врагов. Они были повсюду. Размахивая копьем и выкрикивая слова силы, маг вызывал взрывы пламени, пока все пространство рядом с ним полностью не очистилось от призраков и теней. Это позволило ему улучить минутку, чтобы окинуть взглядом поле боя.

Похоже, он и другие наездники на грифонах на равных противостоят тварям в воздухе, а их союзники на земле даже берут верх. Стрелы лучников заметно проредили наступающую орду, но действия священников принесли куда больший результат. Жрецы стояли в относительной безопасности за рядами солдат, и каждый из них по-своему взывал к силе, которую давала им вера. Священники Бэйна трясли закованными в черные перчатки кулаками, жрицы Ловиатар бичевали себя по обнаженным плечам или раздирали ногтями щеки, а мрачные, облаченные в серое служители Келемвора размахивали полуторными мечами. Из-за их усилий некоторые мертвецы на глазах съеживались, неспособные двигаться дальше, а другие попросту рассыпались в пыль или исчезали. Несколько тварей даже повернулись и напали на своих же союзников.

«Все будет в порядке, — улыбнувшись, подумал Аот. — Каким трусом же я был, раз думал иначе». Но Яркокрылая, почувствовав его настроение, проскрипела:

— Нет. Что-то должно произойти.

Она оказалась права. В центре тэйских рядов, где толпой стояли священники, потоки воздуха начали вскипать и пульсировать — там появлялись новые враги. Сначала Аот не смог понять, кто же это, слишком уж они отличались друг от друга. Часть из них, по крайней мере, оказалась простыми призраками. Но другие — прозрачные существа с сияющими изумрудными глазами, одетые в еле различимые развевающиеся робы, — были окружены светящимися магическими глифами. Между ними парили тучи насекомых — тоже мертвых, как полагал грифоний всадник, — вместе с искристыми облаками, которые кружились и росли, словно направляемые единой волей. Очевидно, именно эти создания и переместили своих союзников в тыл врага. Они немедленно исчезли, возможно, отправившись за второй партией.

Аот упоминал в своем докладе, что у нежити есть по меньшей мере несколько заклинателей, но никто из тэйцев не ожидал от врагов умения перемещаться в пространстве. Как правило, мертвецы не были способны на это, да и в Тазарской крепости они такого не делали, поэтому их маневр застал тэйцев врасплох.

Но паники не возникло. Развернувшись в разные стороны, жрецы начали выкрикивать заклинания или воззвали к чистой силе веры, чтобы поразить новых врагов.

Ничего не произошло. Вообще ничего.

Тени набросились на священников, вспышки и насекомые роились вокруг них, и жрецы начали падать. Несколько воинов попытались прийти им на помощь, но и сами не сумели спастись. Врагов было слишком много. Жгучие и горящие облака поглощали человеческие тела, а леденящие прикосновения призраков высасывали жизненную энергию. Тем временем большая часть этой чудовищной орды собралась с новыми силами, чтобы сокрушить живую стену своих врагов. Тэйские ряды начали сминаться под давлением нежити.

Вероятно, подумал Аот, он может помочь жрецам. Он направил Яркокрылую вниз, но вместо этого грифониха вдруг расправила крылья и устремилась вперед. Секундой позже через то место, где они только что находились, пронеслось что-то размером с дракона. Аот не заметил, как это создание пикирует на них. Он был благодарен Яркокрылой за бдительность.

Чудовище выровнялось и повернулось, готовясь к следующей атаке. Это было ещё одно из тех нелепых созданий, что наездник никогда не встречал ранее — существо, похожее на огромного минотавра, замотанное в бинты, словно мумия. У него были крылья летучей мыши, а вместо копыт — клыки и когтистые лапы.

Яркокрылая демонстрировала чудеса ловкости, держась на расстоянии от огромной твари, пока Аот осыпал чудовище яркими молниями и стрелами света. Эти удары оставляли дыры в его шкуре, и тело твари местами обуглилось, но чудовище и не думало останавливаться.

Вдруг Яркокрылая, взвизгнув, покачнулась. Аот огляделся, но все же не смог понять, что её задело.

— Мой живот! — вскричала она.

Маг наклонился, надеясь, что ремни не дадут ему выскользнуть из седла. С этой позиции он смог увидеть зеленоватый туманный силуэт, который присосался к ней, словно пиявка. Нематериальные руки призрака были до запястья погружены в тело грифонихи. Плоть вокруг них вздулась и начала гноиться.

Неудобнее позиции для удара не придумаешь: Аот боялся зацепить грифониху вместо призрака, но он не видел иного выхода, кроме как попытаться. Одной из своих татуировок он активизировал заклинание точности. Когда глиф отдал ему свою силу, его предплечье пронзило острой болью. Маг наполнил свое копье энергией и ударил.

Его кончик вонзился в бок призрака, и тот тут же исчез. Освободившись от его болезненных объятий, Яркокрылая немедленно сложила крылья и нырнула вниз, попытавшись, как и раньше, увернуться от первой твари.

У неё не получилось. Хотя замотанное как мумия чудовище не сумело убить её на месте, как намеревалось, один из его когтей все же смог пронзить её крыло.

Мертвая тварь заскребла когтями, стараясь ухватиться покрепче и растерзать грифониху. Заорав от ярости и ужаса, Аот ударил копьем.

Чудовище наконец затихло. К сожалению, при этом оно начало падать, а, так как коготь его все ещё оставался в крыле грифонихи, Яркокрылую и её всадника увлекло за ним. Какую-то секунду казалось, что они вот-вот разобьются о землю, но затем грифониха сумела высвободиться, вырвав часть пальца из тела павшего врага. Её крылья захлопали, выталкивая остатки когтя из раны, и она выровняла полет.

Аот огляделся. Оказалось, было слишком поздно идти на помощь священникам. Они все погибли. Но все же тэйцам удалось уничтожить нежить в своем тылу. Маги и воины, яростно сражаясь, до сих пор сдерживали натиск остальной части мертвой орды. Пока он и его раненый грифон делали все возможное, чтобы избежать новых столкновений с врагом, Аот ощутил вспышку надежды, что легионы в конце-концов все-таки возьмут верх.

И тогда поверхность Тазарима взбурлила. Сгорбленные, изможденные фигуры начали выбираться на берег и немедленно атаковали край тэйского воинства.

Аот выругался. Он слыхал о лацедонах, которых ещё называли водными гулями. Это были довольно широко распространенные твари, но, насколько он знал, они предпочитали жить в соленой воде. Зачем им было плыть сюда от самих Рассветных Гор?

И все-таки они были здесь. Ни Аот, ни другие разведчики не заметили их приближение. Между тварями плыли целые полчища мертвых крыс. Эти паразиты хлынули между рядов сражающихся волной грязного меха, гниющей плоти, торчащих наружу обломков костей и скрежещущих зубов. Воины, успешно противостоявшие одному или двум врагам, оказались не готовы к стремительному нападению пяти, десяти или даже двадцати мелких, одновременно налетевших на них противников.

Это был конец. Ряды тэйцев дрогнули и начали рассыпаться. Воины ударились в бегство, роняя оружие и щиты. Командиры выкрикивали приказы, пытаясь заставить их отступать, сохраняя хотя бы подобие порядка. Кровавый орк-сержант, взмахнув саблей, зарубил двоих из своего отряда, чтобы заставить остальных подчиняться его приказам — хотя бы из чувства страха.

— Опусти меня вниз, — приказал Аот.

— Не будь идиотом! — откликнулась Яркокрылая.

— Я не позволю тебе лезть в бой, учитывая твои раны, но никто из наших на земле не сможет спастись, если мы, волшебники, не станем прикрывать их отступление.

— Мы все ещё не свалились с небес, не так ли? Мы можем летать и сражаться. Давай объединим наши силы.

Он понял, что не сможет переубедить её.

— Хорошо. Делай как знаешь.

Яркокрылая маневрировала, и, когда было необходимо, сражалась, используя свои когти и клюв. Чтобы сдержать врагов, Аот использовал все заклинания, выдавил каждую каплю магии из амулетов, татуировок и свитков, что были у него при себе. Без всякой пользы, как он подозревал. Люди позади него все равно продолжали погибать.

Но каким-то образом утро все же стало светлей. Облака из толстой пелены превратились в серую дымку, яркий белый шар появился на востоке, и, в конце-концов, большинство мертвецов прекратило свою изматывающую погоню.

Исвал мог без особого вреда переносить прикосновение солнечных лучей, хотя кожа у него при этом начинала облезать. Он взлетел над своим воинством, чтобы лучше рассмотреть поле боя, и с отвращением скривился.

Некоторые из его солдат, прямо как и он сам, замерли в растерянности. Призраки растворялись в воздухе, становясь простыми воспоминаниями о боли и ненависти. Другие мертвецы, задымившись или начав распадаться на части, спешно закутывались в свои могильные саваны или заметались в поисках укрытия.

Исвал закрыл свои мертвенно-бледные глаза и погрузился в себя. Его выводы, хоть это и было неудивительно, оказались неутешительными. Сейчас у него больше не было сил вновь погрузить мир во тьму.

Ночной охотник позвал неслышным голосом. Он заранее озаботился тем, чтобы установить ментальную связь с каждым своим лейтенантом, так что был уверен, что они его услышат. И правда, те, кто ещё были способны двигаться, сразу же поспешили отозвать тех мертвецов, что, одержимые жаждой убийства, все ещё продолжали преследовать войска тарчиона Фокар.

Как только Исвал убедился в том, что его избранники исполнили его волю, он начал спускаться вниз, чтобы указать, куда его ордам двигаться после боя. Несколько его офицеров заметили его и поспешили к тому месту, где он с последним взмахом крыльев опустился на землю.

Исвал уставился на Шекс, приглашая её говорить первой. Он уважал её мнение. Более того, он даже чувствовал с ней определенное родство, хотя, конечно, это не имело ничего общего со слабыми чувствами смертных.

Не из-за того, что они были похожи. Да, у неё тоже были крылья и когти, но Шекс была выше, ростом с огра. Тело её представляло собой массу отслаивающейся и расплывающейся гниющей слизи, которая постоянно стекала вниз и лужами расплывалась у её ног. Даже остальные мертвецы старались держаться от неё подальше, чтобы не испачкаться в этой едкой грязи.

Нет, Исвал чувствовал связь между ними, потому что каждый из них был чем-то большим, чем просто грозным и по-настоящему разумным мертвым существом. Каждый из них был аватаром, воплощением вселенской основы. Он был тьмой, а она — гниением.

Сейчас Шекс казалась не слишком-то довольной.

— Многие наши воины могут действовать и при дневном свете, — произнесла она своим невнятным, булькающим голосом. — Позволь тем, кто способен на это, продолжить погоню. Почему бы и нет? Солдаты не смогут дать им отпор.

Смогут, ответил он, если сочтут, что стоят перед выбором — сражаться или погибнуть от удара в спину. Он заметил, что многие мертвецы вздрагивали или ёжились, когда его мысли проникали в их разум, но Шекс переносила его психическое вторжение без всякого признака беспокойства. Мы достигли достаточно за один день. Мы нанесли серьезный удар по врагу, и дорога, которая приведет нас на центральное плато, теперь свободна — от начала и до конца.

Значит, на какое-то время его войска рассеются, чтобы нанести столько вреда южному Тэю, сколько смогут. С одной стороны, это его печалило. Прошли тысячелетия с тех пор, как он командовал армиями, и Исвал осознал, насколько ему этого не хватало.

Но то, что его солдаты станут преследовать и убивать беспомощных смертных и поджигать их фермы и деревни, вполне его устраивало. У него было основание надеяться, что его армия вскоре объединится опять. Ведь так решил его хозяин, тот, кто вызвал его в мир смертных после многолетнего прозябания на Плане Теней.

Шекс склонила голову. Капли вязкого гноя стекали по ее лицу, словно она плакала из-за его слов.

— Как прикажешь, — наконец произнесла она.

Её хмурый тон удивил его. Я обещаю, сказал Исвал, нас ждет ещё много убийств. Теперь же позаботься о телах солдат тарчиона. Гули и им подобные могут съесть половину, но вторая мне нужна целой для оживления.

Глава 5

25 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

По сравнению с Элтаббаром Суртэй, столица одноименного тарча, казался настоящей дырой. Город находился вне границ того магического круга, что регулировал погоду в центральном Тэе, поэтому тут было куда холоднее и дождливее. Даже темное озеро Мулсантир, лежащее у его стен, проигрывало в сравнении с голубыми глубинами озера Тэйламбар.

Но все же Маларку Спрингхиллу тут понравилось. Иногда роскошная, блестящая и полная интриг жизнь при дворе Дмитры Фласс начинала его утомлять, ведь он провел большую часть жизни в вольных городах Лунного Моря. Поэтому в городе вроде Суртэя, с его грязными улочками и простыми, деревянными, крытыми соломой домишками он чувствовал себя как дома — больше, чем когда-либо в Элтаббаре.

Это не означало, что он мог тут бездельничать. Кажется, госпожа считала его поручение весьма важным, хотя он не понимал, почему. Но он не собирался заставлять её ждать дольше, чем было необходимо. Он выполнит свое задание и отбудет сегодня же ночью. Если повезет, уже до конца завтрашнего дня шпион окажется в Первом Откосе, наконец-то разделавшись с этой утомительной поездкой.

Маларк направился вниз по изрытой ямами и грязной от навоза улице. На ней располагалось множество увеселительных заведений, поэтому тут даже после наступления темноты было полно народу. Он уступал дорогу солдатам, охотникам, рыбакам, сутенерам и крутым типам самого разного вида — в общем, всем, кто выглядел более опасным, чем маленький, скромно одетый, рабочего вида парень, вооруженный всего лишь ножом.

Один раз он вместе со всеми отступил в сторону, очищая дорогу для воина, за которым следовала дюжина скелетов. Маларк терпеть не мог скелетов. В этом была своя ирония, ведь он принес клятву верности принцессе, которая работала на лича. Но служба на Дмитру Фласс давала ему не только возможность вести приятную жизнь, но и заниматься кое-какими своими делами.

Шпион вошел в переполненную таверну. Внутри стоял гул множества голосов, и воняло пивом и потом. Какой-то воин повернулся и одарил его презрительной ухмылкой.

— Это место только для солдат, — сказал он.

— Я знаю, — ответил Маларк. — Вы же герои, спасшие Суртэй от рашеми. Позвольте мне выразить свое восхищение. — Он встряхнул туго набитым кошельком. Послышался звон монет. — Выпейте за мой счет разок или два. Надеюсь, этого хватит.

После этого ему оказали куда более теплый прием. Солдаты с удовольствием травили байки о своей отваге. Как Маларк и ожидал, большинство их историй оказалось полной ерундой. Ну не могли же они все убивать предводителей рашеми, попутно дюжинами уничтожая берсерков, и, уж это точно, никто из них не изнасиловал одну из тех ведьм.

Но среди лжи и преувеличений все ещё можно было отыскать крупицы истины и понять, что же случилось на самом деле.

Шпион притворился, что его вот-вот вырвет. Спотыкаясь и поминутно сглатывая, он вывалился за дверь. Учитывая, что он оставил свой полный золота и серебра кошель на столе, Маларк был уверен, что никто его не хватится.

Спрятавшись в тени глубокого дверного проема, шпион погрузился в легкий транс, который помогал ему оставаться неподвижным, и принялся ждать. Солдаты, молодые и не очень, проходили мимо него группами по несколько человек, зачастую пьяные или в компании шлюх. Их он не трогал.

Наконец вниз по улице, слегка припадая на одну ногу, направился одинокий воин. Похоже, хромота его была следствием давнего и плохо залеченного ранения или перелома. По всему было видно, что лучшие годы его жизни остались позади. Некогда мускулистая фигура мужчины заплыла жирком. Отсутствие медальонов и каких-либо других знаков отличия говорило о том, что он все ещё был простым солдатом.

Он не был похож на пьяного. Возможно, только что освободился со службы и теперь направляется в ту же солдатскую таверну, что посетил Маларк.

Что бы ни привело его сюда, воин идеально подходил для целей шпиона. Маларк подождал, пока тот не окажется всего в нескольких шагах, а затем вышел из тени.

От неожиданности солдат отскочил назад. Рука его дернулась к рукояти меча. Затем воин заколебался. Возможно, его смутило несоответствие между угрожающим появлением Маларка и его дальнейшим поведением. Это дало шпиону возможность подойти ближе.

— Чего тебе надо? — требовательно спросил солдат.

— Ответы, — произнес Маларк.

Этого было вполне достаточно, чтобы воин понял, что у него неприятности. Он начал вытаскивать меч. Слишком медленно — одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, Маларк ударил ребром ладони в центр его лба ещё до того, как клинок успел покинуть ножны. Кожаный шлем воина слетел на землю. Пусть он и погасил часть силы удара, но и этого оказалось достаточно, чтобы ноги мужчины подкосились. Подхватив его, Маларк оттащил тело в узкое, темное пространство между домами.

Когда Маларк решил, что они оказались достаточно далеко от улицы, чтобы не привлечь ненужного внимания, шпион уложил воина на землю, попутно освободив его от меча и кинжала, и поднес пузырек с нюхательной солью ему под нос. Очнувшись, мужчина отшатнулся от источника запаха.

— Ты в порядке? — спросил Маларк, выпрямляясь. — Это довольно непросто — ударить человека так, чтобы не убить его, а всего лишь оглушить. Я достаточно поднаторел в этом деле, но доспехи могли помешать.

— Я убью тебя, — прорычал солдат.

— Попробуй, если хочешь, — произнес Маларк. Он ожидал, что пленник либо попытается дотянуться до своего оружия, либо нападет на него с голыми руками.

Он выбрал второе. Маларк пожалел, что между домами так мало места. Но, когда солдат вскочил на ноги и бросился вперед, шпион исхитрился-таки, вжавшись в стену, увернуться от его атаки. Воин потерял равновесие и пошатнулся, стараясь удержаться на ногах, и тогда Маларк сбил его с ног и заломил руку за спину, вывернув плечо. Солдат задохнулся от боли.

— Успокойся, я всего лишь поговорить хочу, — произнес шпион. — Неужели для этого я должен выбить тебе руку из сустава? Или ты уже готов к сотрудничеству?

Легионер принялся вырываться изо всех сил. Чтобы его обездвижить, Маларк надавил сильнее.

— Я ведь и правда это сделаю, — сказал шпион. — А потом буду избивать тебя, пока ты не прислушаешься к доводам разума.

— Хорошо! — выдохнул солдат.

Маларк освободил его.

— Садись или стой — как хочешь.

Здоровяк предпочел стоять, потирая плечо.

— Кто же ты такой, во имя Девяти Адов?

— Меня зовут Маларк Спрингхилл. Я выполняю разные поручения для тарчиона Фласс.

Воин заколебался, его глаза сузились. Возможно, с карьерой ему не повезло, но солдат определенно был умнее, чем можно было предположить по его виду.

— Ты… разве тебе позволено сообщать мне все это?

— Как правило, нет, — ответил Маларк. С улицы послышался визгливый женский смех. — Ко всему прочему я ещё и шпион, и обычно мне приходится все время врать людям насчет… да насчет всего. Это просто прекрасно, что с тобой я могу говорить откровенно.

— Потому что ты собираешься убить меня.

— Да. Ты расскажешь мне, что на самом деле произошло в ущелье Гауроса. Не могу же я позволить, чтобы ты доложил, что кто-то интересуется этим вопросом. Впрочем, я дам тебе решать, какими будут твои последние минуты. У тебя есть выбор: можешь, конечно, попытаться утаить нужную мне информацию — тогда я выбью её из тебя силой. Или же ответишь мне по доброй воле. В первом случае я попросту сверну тебе шею, а с переломанными костями ты никак не сможешь мне помешать. Во втором у меня не будет нужды причинять тебе боль. После нашего разговора я позволю тебе взять оружие, и мы сразимся. Ты же солдат. Естественно, ты предпочтешь погибнуть в бою, и я дам тебе такую возможность.

Мужчина уставился на него.

— Да ты спятил.

— Я часто это слышу, — Маларк решил, что откровенность быстрее всего поможет ему завоевать доверие солдата. Кроме того, ему так редко выпадал шанс рассказать свою историю. — Но это не так. Просто я по-другому смотрю на вещи. Давным-давно я узнал о сокровище — о единственной сохранившейся порции зелья, которая могла навсегда остановить старение. Как и многие другие, я захотел его заполучить. Пусть в те времена я не был искусен в военных науках, но вместе с моим другом, весьма умелым воином, мы сумели одолеть соперников и завладеть зельем. Мы договорились, что каждый из нас выпьет по половине, и тогда, пусть никто из нас и не обретет бессмертие, мы оба проживем очень долгую жизнь.

— Но ты предал его, — произнес солдат, — ты выпил все сам.

Маларк улыбнулся.

— Либо ты очень хорошо разбираешься в людях, либо и сам поступил бы точно так же, верно? В любом случае — так и было. Но позже я пожалел о своем выборе. Это тяжело — видеть, как все, кого ты любил или хотя бы знал, умирают. Мой бывший приятель провел пятьдесят лет, пытаясь мне отомстить, но, когда он в конце-концов скончался от старости, я заплакал. Я попытался жить дальше, ведь за это время успело вырасти новое поколение. Жаль только, что они тоже вскоре умерли. Не успеешь и глазами моргнуть, как все вокруг умирают. Когда я устал от этого, то попробовал ужиться с дворфами и, позже, с эльфами, но это было совсем не то же самое, что жить среди своего собственного народа. К тому же в свой срок смерть настигала и их. Это всего лишь занимало чуть больше времени.

Солдат уставился на него.

— Да сколько же тебе лет?

— Больше, чем Тэю. Помню, при мне говорили о том, что Красные Волшебники подняли мятеж против Мулхоранда, хотя собственными глазами я этого не видел. В любом случае, со временем я почти разучился привязываться к людям. В этом попросту не было никакого смысла. Столетия сменяли друг друга, но, куда бы я не кинул свой взгляд, везде было одно и то же. Люди, города, идеи — все умирало. Сколько раз я пытался осесть в том или ином городе Лунного Моря, а сейчас они стёрты с лица Торила, и жителей давно нет в живых. Даже боги уходят в небытие, по крайней мере, наши представления о них меняются. Разницы нет. Все наши попытки найти где-нибудь постоянство обречены на провал. Но позже я понял, что в нашем мире все же была одна неизменная вещь. Это и есть сама смерть. Смерть… она окружала меня всегда. Она забирала все, что я имел. Поэтому-то она так восхитительна!

— Хочешь умереть? Тогда почему бы тебе просто не воткнуть себе нож в сердце или не спрыгнуть с какой-нибудь высокой башни? Оставаться вечно молодым это не то же самое, что быть неуязвимым, верно?

— Ты прав. Много раз я раздумывал над тем, чтобы покончить с собой, но всегда что-то меня останавливало. Сначала — тот самый ужас перед смертью, который заставил меня бороться за эликсир и предать моего бедного друга. Познав непостоянство небытия, я потерял чувство страха. Но тогда самоубийство показалось мне просто жульничеством или, по меньшей мере, признаком дурных манер. Смерть — это желанный дар, мы не можем просто протянуть руку и заполучить его. Пока Вселенная не будет достаточно милостива, чтобы даровать её нам, мы должны ждать.

— Не понимаю тебя!

— Не волнуйся. Из простых людей практически никто, кроме Монахов Долгой Смерти, не смог постичь эту истину. Однажды мне в своих странствиях повезло наткнуться на их общину, и я заслужил честь быть принятым в их орден неофитом.

Солдат побледнел.

— Так ты один из этих психов?

— Как посмотреть. После десятилетия или двух паладины обрушились на монастырь и уничтожили всех моих братьев и сестер. Спасся я один. А потом мне уже не было нужды искать другую подобную цитадель. Я выучился всему, чему хотел, а суровость и аскетизм этой отшельнической жизни уже начинали меня тяготить. Согласно правилам ордена, сейчас я отступник. Если они когда-нибудь узнают об этом, то наверняка попытаются меня уничтожить. Но, пусть мне больше нет места в их рядах, я все равно продолжаю следовать их учению. Любая смерть — это желанный дар, но и она может быть разной. Если человек подводит итоги своей жизни, когда приходит его время, он следует своей судьбе, и это хорошая смерть. Мой долг и высшая форма искусства — претворять эту идею в жизнь при любой подходящей возможности. Поэтому я и позволил более молодым, здоровым и успешным пройти мимо и вместо этого выбрал тебя. Поэтому я надеюсь подарить тебе смерть в бою.

— Да о чем ты говоришь? Моё так называемое «время» ещё не пришло!

— Ты уверен? Разве твои лучшие дни не остались в прошлом? Разве твоя нога не болит? Разве ты не чувствуешь, как возраст берет над тобой верх? Разве ты не разочарован тем, как сложилась твоя жизнь? Почему бы тогда с ней не расстаться? Священники и философы убеждают нас, что в загробном мире нас ждет лучшая доля.

— Заткнись! Не желаю я сдохнуть, как не уговаривай!

— Я и не пытаюсь тебя уговорить. Не совсем. Сказал же, я хочу, чтобы ты пал в бою, вот и всё. Не бойся.

— Я не боюсь! Или не буду, если ты сдержишь свое обещание и вернешь мне мой меч.

— Я сделаю это. Я верну тебе твое оружие и буду драться с тобой голыми руками.

— Тогда задавай свои треклятые вопросы, и я честно на них отвечу. Почему бы и нет? У тебя не будет возможности передать мои ответы Дмитре или кому-либо ещё.

— Благодарю.

Допрос не занял много времени. Хотя даже в свете того, что он узнал, Маларк так и не понял, почему эта информация была так важна. Однако он почувствовал, что начинает разделять уверенность своей госпожи.

Теперь, однако, было не время для раздумий. Он должен сосредоточиться на предстоящей схватке. Маларк отошел назад, чтобы меч и кинжал оказались на полпути между ним и солдатом.

— Возьми их, — сказал он. Солдат, не отрывая от него взгляда, бросился вперед, присел и схватил оружие. Вытащив клинки, он отступил, разрывая дистанцию. Так его сопернику было бы сложнее избежать его удара, а ему самому давало достаточно места для того, чтобы использовать меч наиболее эффективно.

Маларк обратил внимание, что хромота воина исчезла. Очевидно, возбуждение или сосредоточенность опытного ветерана приглушили боль. Его стойка могла бы служить иллюстрацией в учебнике по руководству оружия.

Судя по навыкам, этот солдат заслуживал не меньше, чем звания наставника. Маларк задался вопросом, почему его карьера так и не сложилась. Просто неудачное стечение обстоятельств или какой-нибудь тайный порок? Конечно, этого он так никогда и не узнает. Время вопросов прошло.

Солдат отклонился влево, прижавшись к стене. Очевидно, он вспомнил, как Маларк ускользнул от его атаки в прошлый раз. Так было проще защититься от этого приема. Теперь, если шпион решит повторить свой трюк, у него остается только одна сторона для маневра.

Затем воин двинулся вперед. Маларк стоял и ждал. Когда расстояние между ними сократилось настолько, что меч бы мог его преодолеть, а рука или нога — нет, солдат взмахнул клинком, целясь в голову Маларка.

Ну или так казалось. Солдат ударил в полную силу, но Маларк все равно почувствовал, что это был ложный выпад. Он не мог объяснить причину своей уверенности. После всех этих веков у него выработалось инстинктивное чутье на подобные трюки.

Шпион вскинул руку, словно намереваясь блокировать удар. Это убедило солдата, что он попался на его удочку. И тогда лезвие молниеносно скользнуло вниз, целясь в его бок.

Маларк быстро ушел из-под удара, и это лишило замах воина большей части силы. Защищаясь, шпион отвел клинок рукой. Лезвие скользнуло по его предплечью, но не смогло прорезать крепкие кожаные наручи, спрятанные под рукавом.

Тут же шпион напряг вторую руку и погрузил кончики пальцев в кадык воина. Солдата отбросило назад. Маларк вновь приблизился и опять ударил его, на этот раз в боковую часть шеи. Хрустнула кость, и воин рухнул со сломанной шеей.

Маларк осмотрел тело со смешанным чувством удовлетворения и тоскливой зависти. Затем он закрыл солдату глаза и ушел прочь.

Дорога к северу от реки Сураг змеилась по узкой полосе земли между озером Тэйламбар к западу и Сурагским Откосом, преддверием Рассветных гор, к востоку. Земли тут были почти необитаемы — лишь пустоши, изредка сменяющиеся сосновыми лесами, да разбросанные там и тут руины старых замков. Прошагав целое утро, рабы и их охранники так и не увидели никого, кроме одинокого пастуха, да и тот, едва завидев чужаков, в страхе поспешил скрыться в лесу. Даже многочисленные во всем остальном Тэе форпосты, построенные для сбора пошлин и поддержания порядка в государстве, тут встречались редко и стояли далеко друг от друга.

Таммит ещё не приходилось удаляться от Безантура дальше, чем на длину дневного перехода, но девушка слышала о том, насколько однообразна северная часть Тэя. В этих пустых, неисследованных землях даже свободным-то приходилось тяжко. Что уж говорить о рабах, особенно тех, кто привык к хорошей жизни южных городов?

Неудивительно, что многие её товарищи по несчастью с каждой пройденной лигой все больше и больше падали духом. Ильдра — так звали ту девочку, которую она пыталась утешить перед тем, как пришли Красные Волшебники, — продолжала всхлипывать и тереть покрасневшие глаза. В глубине души Таммит чувствовала, что отчаялась и тревожится не меньше остальных.

Но девушка знала: стоит хотя бы на минуту поддаться этим чувствам, и она уже не сможет от них избавиться. Поэтому Таммит сжала плечо Ильдры и произнесла:

— Ну же, не надо плакать. Все не настолько плохо.

Ильдра скривилась.

— Настолько.

— Я тоже тут впервые, но, уверена, на севере есть и города. Помни, что нас купили все-таки Красные Волшебники. Ты же не думаешь, что они живут в палатках на голой земле, верно?

— Ты не знаешь, куда они нас ведут, — ответила девочка. — Может, и не домой. Они же не сказали. Ни один из моих прежних хозяев не был таким молчаливым. Боюсь, нас ждет что-то ужасное.

— Уверена, что нет. — И как она могла быть уверена хоть в чем-то! Но что ещё в такой ситуации можно было сказать? — Давай не будем позволять воображению играть с нами злые шутки, хорошо?

Ильдра вздохнула.

— Хорошо.

Вскоре они оставили северный край озера Тэйламбар позади и оказались на равнине. Там их отряд, к удивлению Таммит, сошел с тракта. Она заметила следы, говорившие о том, что ранее тут проходили и другие люди.

Казалось, что впереди нет ничего, лишь бескрайние поля, а за ними — еле видимый на горизонте Высокий Тэй, горный тарч, возвышавшийся над центральным плато. Наверное, у многих Красных Волшебников в горах были крепости и поместья, для обслуживания которых были необходимы сотни рабов. Таммит довольно плохо знала географию Тэя, но девушка все равно догадалась, что вряд ли горы были целью их путешествия. Иначе им просто незачем было делать такой крюк.

Неожиданно трое рабов вырвались вперед и врассыпную бросились бежать. Таммит подумала, что наверняка эта троица все заранее спланировала.

К несчастью, у бедолаг не было ни единого шанса. Маги с легкостью остановили бы беглецов заклинаниями, но они предпочли не утруждаться. Вместо этого в погоню за пленниками бросились те охранники, которые, как и их хозяева, были верхом. Один воин с ловкостью профессионального рыбака метнул сеть, и беглец, запутавшись, упал. Второй охранник древком копья сбил свою жертву с ног. Третий всадник, перегнувшись через луку седла, ухватил своего пленника за развевающиеся волосы и швырнул на землю.

Когда стражи вернули беглецов обратно в строй, последовало наказание. Надзиратели прохаживались между рядами рабов, щедро раздавая тумаки и затрещины и грозя ужасными карами, если кто-нибудь ещё вздумает нарушить правила. Когда один из воинов приблизился к Ильдре, она разрыдалась и рухнула на колени. Красные Волшебники нетерпеливо ждали, раздраженные этой отсрочкой.

Избиение все ещё продолжалось, когда Таммит краем глаза заметила приближающегося всадника. Его пшенично-светлые волосы блестели в солнечных лучах, и было что-то знакомое в его фигуре и посадке…

Да! Возможно, он был слишком далеко, чтобы делать однозначные выводы, но в глубине души она была уверена. Пусть она уже потеряла всякую надежду увидеть Барериса вновь, это был именно он.

Больше всего на свете ей захотелось побежать навстречу любимому, выкрикивая его имя. Но тут с леденящей уверенностью девушка осознала: все, что она действительно должна сделать — так это заставить его уехать как можно быстрее.

Праздник на улицах Элтаббара был в самом разгаре. На каждом углу раздавали бесплатную еду и выпивку, толпа любовалась представлениями танцоров, музыкантов, мимов и многих других, глазела на шедевры искусства преобразования либо наслаждалась другими развлечениями, которыми сопровождалось избрание Самаса Кула зулкиром Преобразования. И все же в глубине души Аот чувствовал тревогу из-за последних событий на востоке. После поражения армии Тэя в тех краях теперь бесчинствовала нежить. Он подозревал, что праздник после наступления сумерек превратится в бунт.

Тем не менее, он предпочел бы оказаться снаружи в самом сердце этой зарождающейся бури, чем идти рядом с Нимией Фокар через огромный, сложенный из базальта зиккурат под названием Пылающая Жаровня. Считалось, что это был самый большой храм Коссута Огненного Владыки во всем мире. Вероятно, их повелитель позвал их сюда для того, чтобы найти виновного в поражении в Пиарадосе. Нимия, командир проигравшей армии, казалась самой подходящей кандидатурой на эту роль. Возможно, она прихватила с собой Аота, чтобы в свою очередь свалить вину на него.

«Может быть», — подумал он, — «Я это действительно заслужил. Если бы я заметил лацедонов…»

Он прогнал эти мысли прочь. В конце-концов, он был не единственным разведчиком, и его товарищи тоже не увидели этих созданий. Кто бы вообще мог предположить, что произойдет что-нибудь подобное? В таких обстоятельствах обвинять кого-то было бы просто несправедливо.

Вот только справедливость — это не то слово, что первым приходит в голову, когда в деле замешаны зулкиры и Красные Волшебники.

Аот и его начальница в полной тишине шагали через освещенные бесчисленным множеством жертвенных огней желтые и оранжевые покои с высокими потолками. Жар от пламени становился все сильнее, и наездник использовал охлаждающую магию одной из своих татуировок. Нимия не могла сделать то же самое, и на её верхней губе выступили капли пота.

Наконец они оказались у высоких двустворчатых дверей. На них была изображена выложенная драгоценностями и золотом сцена: Коссут, держащий в руке покрытую шипами цепь, поражает своего величайшего врага — Истишиа, Короля Водных Элементалей. Пара монахов-воинов, стоявших на страже по обеим сторонам врат, распахнули створки перед новоприбывшими.

Комната за дверями предназначалась для переговоров, хотя тут тоже было полно ритуальных огней, пламя которых играло на золотых иконах. Аот впервые видел столько влиятельных лиц одновременно, а уж о том, что его скромная персона окажется в центре их внимания, он и подумать никогда не мог. Четверо из пяти, сидевших за столом в центре комнаты, были зулкирами.

Изможденный, темноглазый Сзасс Тэм, переплетавший свои высушенные пальцы, выглядел спокойным и собранным.

Ярпилл, зулкир Прорицания и, как считалось, самая надежная союзница лича, даже при этих печальных обстоятельствах сохраняла на лице улыбку. Она была худощавой женщиной, немного низкорослой для мулан. Волшебница выглядела всего лишь немногим старше Аота, лет на тридцать или около того, но на самом деле она, магически продлевая свою молодость, занимала свою должность ещё задолго до его появления на свет.

В отличие от неё Лаллара, зулкир Ограждения, явно считала косметические ухищрения ниже своего достоинства. Хотя она и выглядела здоровой и полной жизненных сил, в уголках её глаз уже появились морщины, а кожа на подбородке обвисла. Нахмурившись, волшебница игралась с одним из своих колец, вертя его на указательном пальце.

Самас Кул, удивительно тучный мужчина, был одет в украшенную драгоценными камнями мантию. Его наряд, хоть и затмевал роскошью костюмы всех остальных, выглядел крайне безвкусно. Самас тоже казался встревоженным. То ли ему не понравилось, что его оторвали от празднования собственного возведения в ранг зулкира, то ли свежеиспеченный лорд-маг беспокоился, что лишится уважения коллег, ляпнув какую-нибудь глупость.

Последним был Ифегор Нат. Немногие могли похвастаться тем, что держатся на равных с зулкирами или кем-то из их приближенных, но Высший Лорд Пламени, верховный священник церкви Коссута, был одним из таких людей. Большой и грубо сложенный, он носил яркие оранжевые одеяния, оттенок которых был настолько близок к запретному красному, что ни один человек более низкого звания никогда бы не осмелился надеть что-нибудь подобное. В его оранжевых глазах мерцали отблески пламени, а на плечах, руках и выбритой голове время от времени вспыхивали маленькие языки огня. На его лице было то же выражение сардонического спокойствия, что и у Сзасса Тэма.

Нимия и Аот опустились на колени, не поднимая глаз.

— Встаньте, — произнес Сзасс Тэм. — и садитесь.

— Это необходимо? — спросила Лаллара. — Мне не нравится тарчион, а её лейтенант даже красное не носит. Вы только посмотрите на него — он даже не мулан.

— Так нам будет проще беседовать, — ответил лич. — К тому же, не думаю, что наше разрешение сесть сильно облегчит их участь, если мы все-таки сочтем нужным их наказать. — Взгляд его черных глаз вернулся к Нимии и Аоту. Своей сморщенной рукой лич махнул в направлении двух свободных стульев. — Прошу вас.

Аот не хотел ни садиться, ни каким-либо другим образом вызывать неудовольствие Лаллары, но и Сзасса Тэма он ослушаться не смел. Чувствуя себя загнанным в ловушку, наездник отодвинул стул. Когда его ножки царапнули об пол, он внутренне вздрогнул.

— А теперь, — сказал Сзасс Тэм, — с великодушного дозволения вашего всемогущества, — он кивнул в сторону Ифегора Ната, — я созвал вас всех сюда, чтобы обсудить ситуацию с владениями тарчиона Фокар. Как мне дали понять, это серьезный вопрос.

— Очевидно, не настолько серьезный, — протянул Высокий Лорд Пламени, — чтобы уведомлять всех восьмерых зулкиров. Кто-то может даже подумать, что вы, ваше всемогущество, предпочли мой храм какому-нибудь из своих замков только чтобы избежать внимания тех, кого предпочли не приглашать.

Ярпилл ехидно улыбнулась.

— Возможно, из уважения к вашему всемогуществу мы просто не захотели доставлять вам неудобства, предлагая встретиться где-нибудь ещё.

Ифегор фыркнул. Голубое пламя стекло с его руки на столешницу, и, пока она не успела обуглиться, жрец раздавил огонь кончиком пальца.

— Вы, конечно же, правы, — сказал Сзасс Тэм священнику. — К сожалению, мы, зулкиры, из-за разногласий насчет торговли и некоторых других вопросов сейчас разделились на два лагеря. В последнее время методы нашей внутренней борьбы становятся все радикальнее — возможно, вплоть до убийства. Так что нам довольно трудно прийти к согласию. Но при решении этого дела нельзя тратить время на ссоры и склоки, и я подумал, что тут нужен более… рациональный подход.

— Вдобавок, — произнес Ифегор, — при удачном раскладе лавры победителя достанутся вам, а ваши противники окажутся ни с чем. Знать и прочие склонятся к тому, чтобы поддерживать вас, а не Азнара Трула.

— Совершенно верно, — произнес Самас Кул своим сочным, масляным голосом. — Как мы и ожидали, вы чрезвычайно проницательный человек, ваше всемогущество. Вопрос в другом — неужели мысль о нашем триумфе пришлась вам не по вкусу?

— Возможно, — сказал верховный. — Вы собрались здесь, в Пылающей Жаровне. Вы приняли меня в свой круг. Разве это не делает меня вашим соучастником? Может быть, теперь мне придется на своей шкуре испытать злобу ваших врагов.

— И все же вы согласились с нами встретиться, — произнесла Лаллара.

Ифегор заколебался.

— Только из интереса… Возможно, я как-то смогу послужить своему богу, ввязавшись в это дело. К тому же я слишком хорошо понимаю, насколько серьезна ситуация в Пиарадосе.

— Повелители! — произнесла Нимия. Все взгляды скрестились на ней, и женщина заколебалась, словно пожалев о своем решении говорить без спросу. Но, начав, она не имела другого выбора, кроме как продолжить. — Со всем уважением, но вы говорите так, как будто Пиарадос уже потерян для нас. Это не так! Мертвецы выиграли всего один бой и захватили малозначимую крепость.

— И в результате этого, — резко оборвала её Лаллара, — сейчас они разоряют твой тарч. Возможно, вскоре орды нежити разбредутся по всему центральному плато.

— Гули уничтожили несколько ферм, — настаивала Нимия. Пот на её лице блестел в свете огней. — Пиарадос все ещё в моих руках. — Аот понял, что она имела в виду одноименную столицу своей провинции. — Я попросила помощи у тарчиона Дарамоса. К нам из Талазара стекаются свежие силы.

Ярпилл улыбнулась.

— Мислантос Дарамос хороший солдат. Он умеет побеждать. А Тазалар слишком мал и слабо заселен для приличного тарча. Может, это неплохая идея — объединить его с Пиарадосом и поставить старика главным?

Нимия побледнела.

— Я прошу вас об одном только шансе…

Сзасс Тэм поднял руку, заставив её замолчать.

— Давайте не будем спешить. Пока мы не решили, что предпринять, я хочу услышать подробный рассказ о том, что произошло на востоке.

— Аот Фезим, — сказала Нимия, — единственный, кто выжил в Тазарской крепости. Я взяла его с собой, чтобы он поведал первую часть истории.

Аот постарался дать как можно более подробный отчет о произошедших событиях. Он не стремился преувеличить собственную роль, однако особо подчеркнул то, что покинул поле битвы не из-за трусости, а по прямому приказу кастеляна.

Затем Нимия рассказала о битве на восточном конце пути. Она-то не упустила ни одной возможности оправдаться. Естественно, тарчион не забыла упомянуть и о том, что ни Аот, ни другие разведчики не заметили водных тварей, пока те не выползли на берег. Наездник не был уверен, пытается ли она возложить на него ответственность за все, что пошло не так, или у него просто разыгралось воображение.

Когда она закончила, Сзасс Тэм внимательно изучил лицо Аота.

— Тебе есть что добавить к отчету своего командира?

Наездник подавил недостойное желание рассыпаться в оправданиях. Это только заставило бы зулкиров презрительно усмехнуться.

— Нет, ваше всемогущество. Так все и было.

Лич кивнул.

— Слова победителей всегда вызывают больше доверия, чем слова побежденных, но вы, похоже, сделали все, что смогли. Не вижу причин заменять вас другими, тем более теми, у кого нет опыта сражений с этой ордой нежити. Можете и дальше оставаться на своих постах — при условии, конечно, что все остальные тоже согласны, — он перевел взгляд на остальных зулкиров.

Как Аот и ожидал, никто из них не высказался против, хотя Лаллара дала свое согласие с явной неохотой. Поговаривали, что эта своенравная, эксцентричная и непредсказуемая волшебница была не так предана личу, как верная Ярпилл. Лаллара обожала пытки, практически превратив их в искусство. Возможно, впоследствии она собирается подвергнуть Нимию — или их обоих — какому-нибудь особо изощренному наказанию.

— Выслушав доклад тарчиона Фокар, я начал понимать, что происходит, — произнес Ифегор. — Но почему — мне до сих пор не ясно. Буду благодарен, если кто-нибудь даст необходимые пояснения. — Он перевел свой горящий взгляд на Ярпилл. — Возможно, вы, ваше всемогущество, знаете что-нибудь полезное.

Неудивительно, что верховный жрец обратился именно к ней. В конце-концов, она была зулкиром Предвидения, и раскрывать подобные загадки было частью её магического искусства.

Ярпилл одарила Высшего Лорда Пламени жалкой вымученной улыбкой.

— Вы пристыдили меня, ваше всемогущество. Могу всего лишь повторить то, что мы уже обсуждали тысячу раз. Эта угроза — наследие одного из исчезнувших государств Рассветных гор. Несмотря на все усилия моего ордена, я понятия не имею, откуда взялась эта орда мертвецов, и почему это происходит именно сейчас. Вы наверняка знаете, как непросто использовать предвидение на территории центрального Тэя. Слишком много магов, помешанных на сохранении своих тайн, используют заклинания, отклоняющие подобные попытки. Когда я и мои подчиненные пытаемся исследовать эту нежить, мы сталкиваемся с похожими трудностями.

Лаллара презрительно усмехнулась.

— Итак, это все было просто необычайно полезно. Даже зулкиру нечего нам предложить, кроме извинений за некомпетентность.

Если её подколка и задела Ярпилл, она этого никак не показала.

— Пророчества гласят, что мы живем в век перемен и беспорядков. Неудивительно, что древние духи пробудились именно сейчас. Одним из проявлений этого вселенского волнения была Великая Ярость Драконов, а теперь — вот это…

Ифегор кивнул.

— Тут наши мнения совпадают, ваше всемогущество. — Он улыбнулся, словно зверь, обнаживший свои клыки. — Давайте же вознесем хвалу за то, что столь многому суждено сгореть в очищающем пламени, освободив наше бытие от всего испорченного и недостойного.

— Может, лучше обсудим то, как же все-таки уничтожить этого ночного охотника и его последователей? — спросила Лаллара. — Они-то в достаточной степени «испорчены и недостойны», не так ли?

— Верно, — произнес Сзасс Тэм, — Для этого мы здесь и собрались. Надо определиться с дальнейшими действиями. Тарчион Фокар уже обратилась в Тазалар за подкреплением. А что можем сделать мы?

Самас Кул пожал своими пухлыми плечами. Это движение заставило его обширную великолепную робу заблестеть в свете пламени.

— Дать ей ещё войск, полагаю.

— Да, — произнес лич. — Можно послать несколько отрядов, но помните, наши силы не бесконечны. В результате нашей новой политики мы уменьшили размеры армий. Тарчионам Крен и Одессейрону после понесенных в бою с рашеми потерь нужно восстанавливать численность своих войск и укреплять оборону на случай следующего налета. Вряд ли стоит оттягивать легионы и с границы с Агларондом. Общеизвестно, что наши восточные и северные соседи состоят в тайном союзе.

— И что же вы предлагаете? — спросил Ифегор Нат.

— Мы уже используем мертвецов в боях, — ответил лич. — Ужасающих воинов, Легион Скелетов и им подобных… Я предлагаю увеличить их число. Мы можем эксгумировать тела тех покойников, чьи останки все ещё пригодны к использованию, а также, начиная с этой минуты, заявить свои права на тела всех умерших простолюдинов и рабов. Разумеется, все эти меры будут действовать только до конца кризиса.

— Людям это не понравится, — сказала Лаллара. — Да, мы в Тэе порой используем мертвые тела, но вряд ли простой человек придет в восторг при виде любимой старенькой бабушки, превратившейся в нежить. — Она одарила лича насмешливой улыбкой. — Не в обиду.

— Никаких обид, — мягко ответил лич. — На ваше возражение у меня есть два ответа. Первый — обычным людям так или иначе придется подчиниться. У них просто нет выбора. Второй — мы будем платить звонкой монетой за те тела, которые сочтем подходящими. У нас полно золота, спасибо Лиге Иностранной Торговли.

Самас Кул ухмыльнулся и приосанился.

— Возможно, — сказал Ифегор. — Но не только простолюдины будут против вашей затеи. Я против. Огненный Лорд против. По канонам нашей веры все тела поклонников Коссута предаются огню.

— Возможно, мы сможем сделать для ваших последователей исключение, — произнес Сзасс Сэм, — если вы в свою очередь не откажетесь и нам кое в чем помочь.

Жрец фыркнул.

— Наконец-то мы до этого дошли. Причины, по которой я здесь.

— Да, — ответил Сзасс Тэм. — Орден Некромантии примет самое деятельное участие в предстоящих боях. Мои подчиненные будут не просто снабжать армии тарчиона Фокар скелетами и зомби. Они лично встанут в ряды войска. В конце-концов, это наша задача — иметь дело с нежитью, так что, полагаю, некроманты хорошо себя проявят. Но ведь и жрецы могут использовать божественную магию для борьбы с мертвецами, верно? Если церковь Коссута примет участие в войне, наша сила возрастет. Пиарадосу нужны боевые священники, а кто подходит для этого больше, чем ваши Пылающие Жаровни?

— По словам тарчиона Фокар, — возразил Ифегор, — некоторые мертвецы способны сдерживать жреческую магию. Вы можете понять, почему я не хочу, чтобы мои люди оказались в такой ситуации.

— Ах да, — сказал Сзасс Тэм. — Эти подавляющие. Даже самые знающие некроманты полагали, что эти создания, как и ночные охотники, исчезли века назад. Но теперь мы знаем об этой угрозе и можем им помешать. Возможно, ваш орден боевых монахов поможет усилить охрану жрецов? Также мы дадим вашим священникам оружие, которое позволит им защитить себя при любых обстоятельствах.

— Какое оружие? — спросил Ифегор.

— Это.

Неожиданно в иссушенных пальцах Сзасса Тэма появился цилиндр из багрового металла. Аот, не отрывавший взгляда от зулкира Некромантии, не заметил, когда он успел материализоваться. Самас Кул, удивленный не меньше наездника, вздрогнул, складки его жирного тела затряслись. При виде его замешательства на губах Ярпилл появилась улыбка.

— Возьмите его, пожалуйста, — сказал Сзасс Тэм.

Жезл, как заметил Аот, был украшен стилизованными изображениями языков пламени. Когда верховный жрец коснулся стержня, маленькие огоньки, окружавшие его тело, начали с шипением перетекать на оружие. Конец жезла вспыхнул, словно кто-то заранее пропитал его маслом. Теперь он стал напоминать яркий горящий факел. Несмотря на освежающие чары своей татуировки, Аот ощутил исходящий от него неистовый жар и слегка отодвинулся.

— Чувствую в нем силу, — верховный священник поднял руку и на пробу взмахнул факелом. — Что же он может?

— Я покажу вам, — сказал Сзасс Тэм, вставая, — на примере этих существ.

Лич протянул руку в направлении одного из углов комнаты, где уже находились двое существ. Аот опять пропустил момент их материализации, он даже не почувствовал поблизости никаких признаков магического волнения. От удивления или тревоги Нимия задержала дыхание.

Одним из этих созданий оказался похожий на зомби ужасающий воин, мертвый солдат, сохранявший все свои прижизненные навыки. Его глаза светились желтым огнем. Другим был призрак — голубоватый, прозрачный, постоянно меняющий форму силуэт. Его лицо попеременно то расплывалось, то вновь становилось цельным, как будто невидимый нож по очереди отрезал у него то глаза, то нос, то губы. Наверное, это была память о пытках, что это существо перенесло при жизни.

Первым побуждением Аота было запустить в этих тварей каким-нибудь заклинанием, пока они не перешли в атаку. Слишком многое ему пришлось пережить за последние дни. Но это было бы неблагоразумно, тем более, что они даже не двигались. Пока магия Сзасса Тэма удерживала их, мертвые создания не представляли угрозы.

Ифегор одарил лича негодующим взглядом.

— Никто не способен перемещать что-то на территории храма без моего позволения.

— Приношу свои извинения, если это показалось вам неуважительным, — произнес Сзасс Тэм. — Возможно, позже Лаллара поможет вам усовершенствовать ваши охранные заклинания. — Как зулкир Ограждения, защитной магии, она наиболее подходила для этой задачи. — Продолжим нашу демонстрацию?

— Хорошо, — высший жрец вытянул руку, направив кончик цилиндра на тварей, словно это был волшебный жезл или ручной арбалет. — Полагаю, надо указать светящимся концом на врага.

— Да. А теперь сфокусируйтесь. Приготовьтесь создать заклинание изгнания нежити через чистую веру, но используя при этом не собственную силу, а ту, что заключена в стержне.

Ифегор фыркнул.

— Я знаю, как использовать талисманы.

— Конечно. Когда будете готовы, произнесите ключевое слово «гори».

— Гори, — повторил Ифегор.

Из конца факела вырвалось ослепляющее пламя и поглотило плененных мертвецов. Мгновением позже вспышка исчезла, а от монстров не осталось и следа. Ужасающий воин рассыпался пылью, а призрак просто перестал существовать, как будто его и не было.

— Впечатляет, — признал Ифегор.

— Благодарю, — ответил Сзасс Тэм. — Этот разряд — смесь огня и той чистой эссенции света и жизни, которая губительна для мертвых созданий. Гарантирую, что, даже если любая другая магия не сработает, Пылающие Жаровни в любой момент смогут пробудить эту силу в случае нужды.

— Опасность все ещё достаточно велика. Приведите мне более вескую причину, почему я должен рисковать жизнями воинов Коссута.

— То, что простому народу нужна ваша помощь, не подходит? — усмехнувшись, спросила Ярпилл.

Лаллара, судя по её угрюмому виду, находила упорство главного священника куда менее забавным.

— Сзасс Тэм уже предложил освободить ваших последователей от необходимости сдавать тела своих мертвецов.

— Да, это кое-что значит, — произнес огненный жрец. — И также эти факелы, которые, как я полагаю, мы оставим себе после того, как угроза нежити минует. Все же мне нужно что-то большее, чтобы я решил присоединиться к вам и заработать ненависть Трула и его союзников.

— Мне кажется, — произнес Сзасс Тэм. — что вы уже это получите. Мы, зулкиры, ищем власти над своими коллегами. А вы, жрецы Коссута, разве не стремитесь сделать свою религию главенствующей в Тэе?

— Она уже является таковой, — возразил Ифегор.

— Допустим, — признал лич. — Но церкви Бэйна, Сирика и Шар также сильны, и однажды, может статься, одна из этих религий вытеснит вас. Вы сами согласились с Ярпилл, что грядут времена «перемен и беспорядков». Наше предложение дает вам возможность гарантировать ваше первенство. Сами подумайте: особое отношение зулкиров, помощь в уничтожении угрозы всему Пиарадосу — да новообращенные рекой хлынут к вашим алтарям. Несомненно, это достаточно веская причина, — продолжил Сзасс Тэм. — Разве она не перевешивает все, что мы ещё можем вам предложить? Неужели вам действительно нужно спорить, словно какой-нибудь торговке рыбой?

Ифегор ухмыльнулся.

— Попробовать стоило, но, возможно, это и впрямь ниже моего достоинства. Хорошо, я согласен на ваши условия. Когда тарчионы и ваши зомби с некромантами выдвинутся, Пылающие Жаровни, Фанатики Черного Пламени, Братья и Сестры Чистого Огня и Орден Саламандры будут идти в ваших рядах.

Сзасс Тэм вернул ему улыбку.

— Рад это слышать.

Военный совет вскоре закончился. Аот, хоть и испытывал облегчение, чувствовал себя слегка ошеломленным. Когда он и Нимия возвращались к выходу, наездник пробормотал:

— Они так свободно разговаривали.

— Потому что Высокий Лорд Пламени настоял на этом, — ответила тарчион.

— Да, но они говорили при нас. Они могли бы отослать нас прочь, когда начали обсуждать вопросы вражды, политики и все такое. Хотел бы я, чтобы они так и сделали, — он хихикнул без всякого веселья. — Человеку, который даже не носит красное, не нужно знать об этих вещах.

— Им было безразлично, — сказала Нимия, её лоснившееся от пота лицо окаменело. — Потому что мы ничего для них не значим. Тебе лучше бы хорошенько запомнить это.

Впереди показалась окруженная охранниками толпа рабов. Тени их напомнили юноше жадно тянущиеся к нему хищные пальцы.

Барерис не знал, почему это зловещее сравнение пришло ему на ум, ведь все шло просто чудесно. Пусть он и потерял несколько драгоценных дней, валяясь с лихорадкой, вызванной укусом той мелкой твари, но милостью Леди Удачи ему все же удалось заметить следы сошедшего с тракта каравана, не отстать и не сбиться с пути. Наконец-то его путешествие подходит к концу. Подстегнув утомленную лошадь, юноша перешел на галоп.

Из рядов рабов вырвалась миниатюрная женщина с едва отросшими волосами. Это была Таммит. Несмотря на расстояние и шестилетнюю разлуку, он сразу же узнал её, так же, как и она — его, одетого в чужеземный костюм и с нестрижеными, грязными, развевающимися космами. Девушка взмахнула над головой скрещенными руками, и тогда какой-то орк схватил её и отшвырнул обратно в толпу рабов.

При виде одинокого всадника несколько охранников отделились от каравана, намереваясь перехватить его на полпути. Когда Барерис увидел, как жестоко некроманты обращаются с его возлюбленной, ему нестерпимо захотелось как можно быстрее оказаться с ней рядом. Но, вспомнив, как девушка махала ему руками, словно желая прогнать прочь, бард придержал кобылу.

Это было последней странностью из тех, на которые он наткнулся во время поисков Таммит. Сначала некроманты, желая избежать излишнего внимания, купили Таммит и остальных рабов в середине ночи и вывели их из Туратироса под покровом темноты. Затем, подкупая и опрашивая людей, Барерис выяснил, что на протяжении нескольких последних десятидневок Красные Волшебники или их агенты отправили значительное количество рабов на малонаселенный север, где не было нужды в таком количестве рабочей силы. После оказалось, что владельцы Таммит везут её куда-то в чистое поле, где нет ни замков, ни деревень, ни ферм.

Но, что бы за этим ни стояло, Барерису было все равно. Ему просто хотелось увезти Таммит как можно дальше отсюда. Но, как бы ни было велико его желание вновь воссоединиться с возлюбленной, юноша понял, что не должен позволять страсти брать верх над разумом. Надо быть благоразумным и осторожным.

Поэтому бард повторно проверил свои заклинания, прикинув, какие пустить в ход, если дела пойдут плохо. Затем он пропел короткую песню, которая сделала его более обаятельным в глазах других людей. С этим заклинанием он будет казаться немного выше и привлекательнее, чем на самом деле. Также оно на некоторое время заставит их доверять ему и придаст всем его словам больший вес.

Сделав это, он направил лошадь вперед и, как и любой другой менестрель на его месте, запел, аккомпанируя себе на яртинге. Конечно, песенка, всем известная «Орел и мышка», была довольно незамысловатой, но юноша вплел в мелодию немного магии. Он надеялся, что этого хватит, чтобы охранники не застрелили его ещё до того, как он окажется достаточно близко для переговоров.

Добравшись до каравана, он закончил петь. Двое Красных Волшебников вышли ему навстречу. Возможно, это его музыка привлекла их. Оба мага оказались довольно молоды — неудивительно, ведь вряд ли их старшие коллеги станут таскаться по всей стране, сопровождая толпы рабов. Это обнадеживало. Старшие Красные Волшебники почти все без исключения были богаты, но неофиты все ещё могли быть достаточно падки на деньги, чтобы повестись на взятку.

Барерис напел несколько слов, чтобы заставить лошадь слушаться, спрыгнул с седла и опустился перед Красными Волшебниками на одно колено. Такое проявление уважения было чрезмерным, ведь обычно хватало и поклона. Но он хотел польстить их гордости.

— Можешь встать, — сказал тот, что стоял справа, толстый мужчина в измазанной вареньем мантии. Черты его лица все ещё сохраняли характерную муланскую остроту, но в скором времени грозили расплыться, если он не обуздает свою любовь к сладкому. — Милая песенка.

— Милая песенка, — повторил его товарищ. На его лице красовался вытатуированный черными и белыми красками череп. Первый маг вздрогнул, услышав в голосе товарища неприкрытую насмешку. — И кто же ты такой?

Как чистокровный мулан, Барерис мог бы рассчитывать на более вежливый прием — даже со стороны Красных Волшебников. Но юноша решил не обращать на это внимания.

— Барерис Анскулд, сир.

— Похоже, — сказал волшебник с татуировкой на лице, — ты следовал за нами.

— Да, сир, от самого Туратироса.

Худощавый маг насмешливо посмотрел на своего приятеля.

— Хорошо же ты замел следы. Ты вообще хоть что-нибудь делаешь правильно?

Любитель варенья вздрогнул.

— Я оживил ребенка в точности так, как и учил мастер, а Калмевик — один из лучших убийц города. Так все говорили.

Рот Барериса пересох, а по спине пробежал холодок. Та западня в переулке оказалась вовсе не досадным стечением обстоятельств. Красные Волшебники так хотели сохранить свою миссию в секрете, что оставили своих прислужников убивать всех, кто сунет нос в их дела. А теперь он, как полный идиот, сам отдает себя в их руки.

Но заклинание, увеличивающее силу его убеждения, все ещё действовало, да и другие трюки в рукаве имелись. Возможно, вопрос все же удастся решить миром. Хотя юноша все ещё мог попросту ускакать прочь, но, поймав устремленный на него отчаявшийся, тоскующий взгляд Таммит, он понял, что последний вариант для него попросту неприемлем.

Притворившись, что не понимает, о чем идет речь, Барерис сказал:

— Вы шутите, что ли, Повелители? Не видел я никакого Калмевика. Никто на меня не нападал. Я просто… видите ту симпатичную девушку вон там? — он указал пальцем.

Некромант с татуированным лицом кивнул.

— Ту, что на тебя пялится. Конечно.

— Я преследовал её от самого Безантура. То, что она оказалась в рабстве, просто трагическое недоразумение. Её семья нуждалась в деньгах, но она не знала, что я уже вернулся домой после многолетнего отсутствия, вернулся, чтобы жениться на ней, и золота в кармане у меня хватает, чтобы обеспечить ей и её родным достойную жизнь ещё на много-много лет. Поэтому всего десять дней назад она продала себя.

Разрисованное костями лицо скривилось в глумливой усмешке.

— Как печально, но нам-то что до этого?

— Понимаю, — ответил Барерис. — Но прошу, выслушайте меня. — Он не мог запеть подходящую песню, потому что тогда Красные Волшебники точно бы поняли, что он использует магию. Но юноша смягчил голос и так расставил акценты в своей речи, что она стала напоминать мелодию, и его слова зазвучали более убедительно. — Я любил Таммит с тех пор, как мы были детьми, росшими в трущобах Безантура. Такая жизнь оказалась нелегкой для ребенка-мулан, чья семья впала в нищету. Частенько старшие мальчишки дразнили и даже били меня. Таммит единственная решалась за меня вступаться, пусть она и сама принадлежала к рашеми. Разумеется, дело каждый раз кончалось синяками и фонарями под глазами, но никогда она не предавала нашей дружбы. Такой у неё верный и отважный дух. Дух человека, который заслуживает лучшей судьбы, нежели быть рабом.

Толстый волшебник выглядел захваченным, возможно, даже тронутым его рассказом. Барерис не удивился — похоже, ему в детстве тоже пришлось хлебнуть лиха. Но, если его коллега и смягчился, по его виду этого нельзя было понять.

Возможно, не любовная история, а деньги заставят его все же изменить свое мнение.

— Так что я пришел выкупить её из рабства, — продолжил Барерис. — И я хорошо заплачу. Для кого она может стоить больше, чем для человека, который её любит? — Открыв один из спрятанных в поясе потайных кармашков, бард достал оттуда три алмаза, которые он и его прежние спутники некогда добыли в цитадели драконопоклонников. Даже в убывающем свете дня грани камней впечатляюще переливались, и воины начали перешептываться, тихо споря друг с другом. — По камню каждому из вас, уважаемые маги, и один для ваших слуг.

Тучный волшебник сглотнул, будто в горле у него пересохло от жадности.

— Возможно, мы и придем к соглашению, — произнес он и напрягся, словно ожидая возражений от своего напарника.

Но второй некромант всего лишь ухмыльнулся и сказал:

— Почему бы и нет? Как сказал менестрель, это неплохие деньги. В любом случае, рабом больше, рабом меньше — какая разница? — он протянул руку, и Барерис отдал ему алмазы. — Сделка заключена. Девка твоя. Забирай её и проваливай.

Таммит бросилась к нему, выкрикивая его имя. Юноша повернулся, готовясь заключить её в объятия. Это был момент, которого он так долго ждал, но бард осознал, что вместо счастья и радости чувствует только страх.

Все шло слишком гладко. Да, его магия заставляла других потворствовать его желаниям, порой даже в ущерб себе, и вдобавок он дал за неё неплохую цену — но жестокая правда состояла в том, что татуированный некромант со своим приятелем должны были хранить свою миссию в секрете, к тому же не похоже, что магия Барериса как-то подействовала на худощавого мага. Вряд ли они теперь позволят ему просто забрать Таммит, уйти и разболтать об увиденном.

Если бы он и сам ни во что не ставил свое слово, тем более, что дано оно было простолюдину, то на их месте тоже, наверное, притворился бы, что согласен, а затем, когда противник расслабится, напал бы на него при первой же возможности.

И все же Барерис не мог атаковать первым. Враги настолько превосходили его числом, что шансов на победу у него почти не было, и юноша не решался затевать ненужную драку. Таммит с рыданиями упала в его объятия, покрывая его лицо поцелуями и шепча слова любви. Он обнял её, но ответить тем же не мог. Он напряженно прислушивался.

Некромант с татуированным лицом шептал так тихо, что сперва Барерис подумал, что это всего лишь игра его воображения, но затем юноша ощутил слабое покалывание, говорившее о приближении магической атаки.

Потянув за собой озадаченную Таммит, он развернулся и закричал. Магия барда усилила крик до громогласного грохота, способного сдирать плоть с костей. Звук сбил Красного Волшебника с ног. Барерис подумал, что маг погиб, но тот почти сразу начал подниматься на ноги.

Но это хотя бы помешало ему довести заклинание до конца, и бард выиграл немного времени. Он подозвал свою лошадь. При обычных обстоятельствах животное вряд ли бы послушалось его, но между ними до сих пор сохранялась та ментальная связь, что он создал ранее. Кобыла сразу же сорвалась с места.

Юноша приготовился запрыгнуть в седло и усадить Таммит позади себя, но некромант с татуированным лицом, по которому струйками стекала кровь, уже успел подняться на одно колено. Маг взмахнул каким-то амулетом, и созданная из мрака стрела, расколов воздух, вонзилась в круп несчастного животного. Тело лошади на глазах высохло, через кожу проступили кости. Ноги животного подкосились, и кобыла, задрожав, упала на землю и замерла.

Хотя раненый волшебник и сумел подняться на ноги, стоял он крайне неустойчиво и вдобавок согнулся, словно от боли в животе. Маг оглянулся, заметив, что ни его товарищ, ни остальные охранники и пальцем не пошевелили, чтобы остановить Барериса. Возможно, дело было в заклинании барда или все попросту произошло слишком быстро.

— Возьмите его! — закричал Красный Волшебник. — Возьмите его, и мы заберем все его сокровища! Но только живьем! Настоящий бард может быть полезен!

Взяв наизготовку оружие, стражники начали окружать юношу. Выхватив меч, Барерис попытался подавить панику и хорошенько все обдумать. То, что они хотят взять его живьем, делает их задачу куда сложнее. Если ему как-нибудь удастся заполучить другого коня…

«И что? — подумал он. — Его опять убьют: либо Красные Волшебники прикончат своими заклинаниями, либо стражи нашпигуют стрелами». Пока враги не обнажили оружие, у него ещё были шансы сбежать, но не сейчас.

— Дай мне нож, — попросила Таммит. Он услышал в её голосе страх, но только потому, что так хорошо её знал. Он передал девушке клинок, и она встала спиной к спине с ним. — Прости меня за то, что тебе пришлось отправиться за мной, прости за то, что все так повернулось. По крайней мере, я рада, что смогла поцеловать тебя в последний раз.

— Это не «последний раз».

На самом деле он понимал, что она скорее всего права. Но будь он проклят, если облегчит задачу этим ублюдкам, позволив предательским мыслям себя ослабить! По крайней мере, пока их не сомнут числом, ему с Таммит точно удастся отправить парочку этих уродов на тот свет.

Разразившись пронзительными воплями, кровавые орки ринулись в атаку. Барерис запел, и сила волной прокатилась по его телу. За его спиной Таммит, почувствовав то же самое, сдавленно охнула.

Время словно замедлило свой ход, даже атакующие орки почти замерли. Барерис знал, что это не так. Это они с Таммит начали двигаться быстрее. Это заклинание выручало его во многих тяжелых боях, и ему оставалось только молиться, что оно и сейчас им поможет.

Вокруг его голеней обвился кнут. Натянувшись, веревка бы стреножила его, но юноша быстро перепрыгнул через хлыст и сразу же рубанул вооруженного дубиной орка по глазам. Другой враг, воспользовавшись открывшейся возможностью, попытался ударить его рукоятью меча по голове. Однако, по сравнению со сверхъестественной скоростью юноши, его движения были слишком медленными. Развернувшись, Барерис выпустил орку кишки. Тут же бард вернулся в исходную позицию, сделал шаг и перерезал глотку уроду с кнутом, уже начавшему подтягивать его для второго удара.

Живых врагов вокруг него больше не осталось. Но тут же юноша услышал, как Таммит задыхающимся голосом выкрикивает его имя. Возможно, она уже какое-то время звала его, а он не слышал, поглощенный схваткой.

Шею девушки стягивала тугая петля кнута, который держал в руках ещё один конный охранник. Задыхаясь, девушка едва могла удержаться на ногах. Таммит размахивала ножом, но без толку — она не могла попасть во врага. Ни её храбрость, ни заклинание скорости не дали ей преимущества перед силой и выучкой воина.

Рванувшись к ним, Барерис до кости разрубил запястье охранника. Всадник выронил кнут, и Таммит освободилась из удушающего захвата. Кровь потоком хлынула из раненой руки, свиное орочье клыкастое рыло исказилось от ярости. Всадник подстегнул коня, и тот — боевая машина, созданная для убийства — взвился на дыбы, пытаясь своими копытами раздробить Барерису череп.

Увернувшись, юноша погрузил свое лезвие в бок животного. Конь завалился набок, погребая под собой наездника. Они тяжело рухнули на землю и больше уже не поднялись.

Барерис поискал взглядом Таммит. Девушка стояла позади, её шею опоясывала красная полоса.

— Прости меня, — произнесла она.

Он понял, что она извинялась за то, что ей самой не удалось справиться с тем всадником и ему пришлось прийти ей на помощь.

— Все в порядке.

Ему пришло в голову, что две распростертые на земле лошадиные туши представляют собой какое-никакое, а укрытие. По крайней мере, если он и Таммит встанут между ними, у врагов не получится навалиться одновременно.

— Пошли, — он занял подходящую позицию. Девушка последовала за ним.

Затем бард запел. Эта песня помогла ему сконцентрироваться на предстоящем сражении, а в случае нужды он мог вплести в мелодию и другие заклинания. Обернувшись, юноша поискал взглядом очередного врага.

Пришпорив лошадь, ещё один всадник с сетью сорвался в галоп. Кровавые орки, пригнувшись, начали их окружать. Похоже, они хотели перебраться через тушу одной из мертвых лошадей и застать своих противников врасплох.

Волшебник с татуированным лицом закричал:

— Остановитесь! От вас, идиотов, никакого толку, но я не могу позволить себе потерять вас всех. Забудьте о том, чтобы взять их живьем! Не приближайтесь к ним так близко, чтобы он смог достать вас мечом. Нашпигуйте его и его шлюху стрелами, а я и Со-Кехур поможем парочкой заклятий. — Он одарил Барериса жестокой ухмылкой. — Если, конечно, вы не предпочтете сдаться.

— Не надо, — шепнула Таммит. — Не знаю, что они тогда с нами сделают, но точно что-то ужасное.

Барерис подозревал, что она права, но какой у него был выбор? Позволить ей умереть здесь и сейчас? Да, их не поймали и даже не ранили — пока что — но шансов на успешный побег уже не осталось. Ведь только приказ Красного Волшебника дарил им призрачную надежду на спасение.

— Нам придется сдаться, — сказал он. — Позже мы сбежим, обещаю. Положи нож на землю. — Он уже наклонился, чтобы проделать то же самое со своим мечом, когда кто-то испуганно заорал.

Барерис огляделся и увидел, что остальные рабы разбегались в разные стороны. Похоже, они разделяли уверенность Таммит в том, что в конце пути их ожидает что-то ужасное, и, воспользовавшись тем, что их надсмотрщики были заняты другим, попытались бежать.

— Остановите их! — завопил толстый волшебник. Очевидно, это и был тот самый Со-Кехур.

Некоторые стражи подчинились его приказу. Всадники рассыпались по степи, стремясь отрезать путь к бегству как можно большему количеству рабов. Кровавый орк помчался за группой бегущих мужчин и, налетев на них, принялся безжалостно кромсать мечом. Наверное, он предположил, что, убив достаточное количество рабов, настолько запугает остальных, что они предпочтут сдаться.

Конечно, не все воины отвлеклись от Барериса и Таммит, но даже те, кто этого не сделал, выглядели растерянными и сбитыми с толку, как и их хозяева-некроманты. Возможно, в конце концов у влюбленных все же были шансы.

— Следуй за мной, — приказал Барерис девушке, выкрикнул боевой клич и приготовился.

Сначала юноша подумал о том, что можно подбежать к Со-Кехуру. Толстый волшебник, беспомощный в минуту реальной опасности, был куда более простой целью, чем его приятель-некромант. Ведь, чтобы защититься, ещё надо суметь прочитать заклинание. Непонятно, как такого бесхребетного мага вообще взяли в Красные Волшебники. Возможно, он был необыкновенно талантлив в какой-нибудь одной области магии, но, скорее всего, дело было в обширных связях его семьи.

Вот только реальная власть над караваном принадлежала вовсе не толстяку, а татуированному магу, пусть они оба и были в одном звании. И так понятно, кому подчинятся воины, если между этими двумя возникнут разногласия. Ещё хуже, худощавый волшебник относился к своему спутнику с явным презрением. Барерис легко представил, как хватает Со-Кехура и, угрожая ему мечом, использует как живой щит, а в ответ на это второй некромант лишь смеется ему в лицо и велит своим подчиненным пристрелить их обоих.

Нет, заложником совершенно точно должен оказаться татуированный некромант и никто другой. Юноша побежал к нему, молясь о том, чтобы Таммит продолжала за ним следовать, но не осмелился терять драгоценные мгновения, чтобы оглянуться.

Рядом с его головой просвистела стрела. Какой-то орк попытался преградить ему путь, и бард расколол ему череп. На миг он испугался, что лезвие застрянет в разрубленной кости, но юноше все же удалось высвободить клинок, оросив воздух брызгами крови.

Поняв, какая опасность ему угрожает, татуированный некромант взмахнул талисманом, которым он ранее убил лошадь Барериса. Юноша увидел, что это был круглый, вырезанный из дерева и кости медальон. Бард уклонился, и зазубренная вспышка тени прошла от него на расстоянии пальца.

Он рванулся вперед. До некроманта осталось всего несколько шагов. Юноша надеялся, что за это время тот уже не успеет прочесть новое заклинание, ведь на барда по-прежнему действовала магия скорости.

Но у некроманта все ещё остался в запасе один трюк. Он отступил назад, а череп, отделившись от его лица, вытянулся в направлении Барериса, словно атакующая змея. Он превратился в рычащую голову, за которой стало проявляться изможденное, гниющее тело, в котором безошибочно угадывались очертания гуля — пленника или фамильяра некроманта, которого тот заточил в своем теле на случай крайней нужды.

Барерис, пораженный неожиданным появлением этой вонючей твари, заколебался. Гуль подпрыгнул, попытавшись своими зазубренными и грязными когтями вцепиться ему в лицо. Только в последний момент тренированные рефлексы Барериса позволили ему уклониться от удара. Юноша ударил чудовище по иссохшей спине, перерубая искореженный спинной хребет, и ноги нежити подкосились.

Бард бросился вперед. Маг, черты лица которого без маски оказались мелкими и невыразительными, поднял свой амулет, собираясь выстрелить ещё раз. Юноше казалось, что быстрее он двигаться просто не сможет, но каким-то образом ему все же удалось немного ускориться и одним махом преодолеть разделявшее их расстояние. Он ударил мечом по руке некроманта, и медальон с несколькими отрубленными пальцами взлетел в воздух.

Как он в тот момент ненавидел этого волшебника и наслаждался болью, которую ему причинил! Барду пришлось напомнить себе, что тот был нужен ему живым. Он сбил некроманта с ног, заставив упасть на траву, и угрожающе поднял свой меч…

Чей-то голос закончил читать рифмованные строчки, и окружающая температура резко изменилась. Похоже, что Со-Кехур в конце концов оказался не так уж бесполезен. Барерис понял, что маг все же сумел прийти в нужное для создания заклинания состояние разума.

Что-то ударило Барериса в спину. Он не почувствовал боли, но от этого места слабость начала растекаться по телу, словно растворяющиеся в воде чернила. Меч в его руках потяжелел, и рукоять его практически выскользнула из его ладони. Ему пришлось опустить клинок. Юноша рухнул на колени.

Барерис сказал себе, что, несмотря на украденную силу, его замысел все ещё может удаться. Стоит прижать своим весом заложника к земле, и он сможет приставить свой бритвенно-острый клинок к его горлу. Он потянулся к искалеченному некроманту, но на этот раз тот оказался быстрее и сумел ускользнуть.

И тут вокруг Барериса материализовалась липкая сеть, связывая его и прижимая к земле.

— Я сделал это! — крикнул Со-Кехур. — Взял его живым, как ты и хотел.

— Ты сделал это, — задыхаясь, произнес второй волшебник. Он неуверенно поднялся на ноги. — А теперь я прикончу этого ублюдка.

В поисках другого смертоносного магического талисмана он невредимой рукой залез в один из многочисленных карманов своей алой робы.

Барерису было даже голову трудно повернуть — таким слабым он себя чувствовал. Он огляделся в поисках Таммит, молясь, чтобы она могла ему как-нибудь помочь, но увидел, как девушка резко упала на землю, зажимая кровавую рану на ноге. Над ней стоял орк, готовый, если она будет и дальше сопротивляться, снова пустить в ход свое копье. Его товарищи тем временем переловили почти всех остальных рабов.

Пусть Барерис и пошел бы на любой риск, чтобы спасти и защитить Таммит, но, похоже, сейчас это было попросту невозможно. Значит, придется бежать одному и вернуться за ней позже, если, конечно, ему и первое-то удастся.

Так быстро, как только осмелился — спешкой он мог испортить заклинание — юноша запел. Слабость мешала ему дышать, и барду приходилось прилагать значительные усилия, чтобы не испортить интонацию и не сбиться с ритма.

Из-за раненой руки его будущий убийца двигался неуклюже. Казалось, от потери пальцев маг пребывает на грани шока. Некромант долго не мог достать свой амулет, но, заслышав пение Барериса, сумел-таки его вытащить и пробудить, пробормотав несколько шипящих, скрежещущих слов на каком-то грязном языке Абисса.

Между связанным пленником и некромантом возникла сотканная из тьмы фигура с нечетким, искаженным лицом. В тот же миг, когда тень, повинуясь указующему жесту некроманта, перешла в атаку, Барерис закончил свою песню-заклинание.

Мир рассыпался цветными пятнами, но моментом позже проявился вновь.

Величайшие заклинатели могли с помощью магии мгновенно переносить себя и своих товарищей на целые мили. Барерис лично был тому свидетелем. Если бы у него самого были подобные способности, он немедленно переместился бы с Таммит в безопасное место, как только возлюбленная оказалась у него в руках. Увы, этого он сделать не мог. Но песня, способная перенести одного человека на несколько ярдов в том или ином направлении, была юноше вполне под силу. Это была его самая последняя, отчаянная уловка, чтобы спасти свою жизнь в случаях, когда все остальное не могло помочь.

Растянувшийся на животе юноша оказался недалеко от рабов и их охранников. Насколько он видел, никто так и не сумел заметить, куда он подевался, но это дело времени. Если ему не удастся как можно быстрее найти хоть какое-нибудь укрытие, кто-нибудь его непременно обнаружит. Барерис попытался отползти в сторону, но из-за проклятого заклятья слабости это потребовало столько усилий, что слезы выступили у него на глазах.

Пригнувшись, тень уже начала поворачиваться в его сторону, когда что-то схватило юношу за пояс и дернуло назад.

Глава 6

26 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

Сегодня у Мари Агнех опять не было аппетита, поэтому она высыпала жареный хлеб, яйца и персики из тарелки в горшок и приступила к своему ежедневному ритуалу.

Сначала женщина провела ножом по предплечью. Лезвие, казавшееся довольно острым, смялось, словно восковое, так и не сумев прорезать кожу.

Затем она взяла ложку. Она тоже была сделана из металла и имела какие-никакие, а края. В руках умелого воина и такая вещь могла бы стать опасным оружием, но, когда Мари с силой надавила ею на протянутую руку, то не почувствовала даже боли, а столовый прибор согнулся вдвое.

Осталась только оловянная тарелка. Мари ударила ею по руке, но с тем же успехом она могла бы бить себя листом пергамента.

Все, как всегда. Стоит ей взять в руки какую-нибудь вещь с намерением использовать её как оружие, как из-за заклятий Трула она тут же приходит в негодность. Даже постельное белье и то немногое, что ей позволялось носить — наряды, которые скорее подошли бы какой-нибудь шлюхе, — распадались на нитки, стоило ей затянуть их вокруг шеи. Сами стены становились мягкими, как ватное одеяло, если она пыталась биться об них головой.

Мари задумалась о том, сколько ещё времени она будет искать хоть какую-то лазейку, прежде чем смирится с тем, что её похититель предусмотрел все. Прежде чем потеряет надежду.

Что тогда с нею произойдет? Лишится ли она остатков гордости? Сойдет с ума? Эта перспектива казалась женщине одновременно ужасной и соблазнительной. Возможно, тогда ей будет проще переносить все эти мучения, а Азнар Трул, устав от её общества, забудет о её существовании или убьет её.

Она все ещё боролась с недостойным желанием уступить и покончить со всем одним махом, когда заметила туман, струящийся через дверную щель.

«Неужели какой-нибудь злобный бог наконец ответил на мои молитвы, — подумала Мари, — и Трул приказал пустить в комнату ядовитый дым, чтобы наконец покончить со мной?» Она сразу же отказалась от этой идеи. Уж он-то не преминул бы лично пронаблюдать за её смертью, к тому же непохоже, что зулкир уже устал от своей игрушки. Нет, точно нет. Происходило что-то другое, что-то странное.

Дым сгустился, превратившись в высокое четырехрукое создание с пурпурно-черной кожей и волчьей головой, украшенной клеймом над бровью. Отступив назад, Мари схватила стул, приготовившись отбиваться им в случае опасности. Толку от этого все равно не будет, но демон, если это был он, возможно, этого не знал.

В любом случае, было бы глупо предположить, что подобное чудовище испугается полуобнаженной женщины со стулом, но это было все, что она могла сделать.

Он то ли улыбнулся, то ли оскалился. Мари не могла сказать точно — форма его челюстей слишком отличалась от человеческой.

— Приветствую, тарчион, — прорычал он. — Меня зовут Тсагот, и я тебя долго искал.

— Это ведь не Трул тебя прислал, верно? — спросила она, пытаясь, чтобы голос её не дрожал. — Он бы не отказал себе в удовольствии лично понаблюдать за моими мучениями. На твоем месте я бы дважды подумала, прежде чем переходить ему дорогу.

Тсагот фыркнул.

— Ты права. Зулкир понятия не имеет, что я здесь, так что зови на помощь, сколько влезет. Посмотрим, придет ли кто-нибудь. Давай сразу решим этот вопрос.

Оно — или, точнее, он, потому что это создание точно было мужчиной, — был прав. Она могла бы позвать на помощь, но не станет этого делать.

— Нет. Что бы ни произошло, я не стану умолять этих ублюдков о помощи.

Отвратительная ухмылка Тсагота стала шире.

— Мне это нравится.

Непохоже, что он собирается ей угрожать. Он вел себя… необычно. Хотя Мари все ещё оставалась настороже, она была здорово заинтригована.

— Нравится что?

— Твой дух. Зная, что тебе пришлось вынести, я ожидал найти тебя сломленной и раздавленной, но это не так. Это заметно упрощает нашу задачу.

— Какую задачу?

— Убить Трула, конечно. Осуществить твою месть.

Мари покачала головой.

— Непохоже, что ты нуждаешься в какой-либо помощи, если дело касается убийства.

— Вы льстите мне, тарчион. Да, большинству со мной не совладать, но Трул — один из самых могущественных волшебников вашего мира. Я не смогу справиться с ним в одиночку, да и никто не сможет. Трул всегда настороже, он превосходно защищен своей зачарованной одеждой, амулетами и прочим. Но, когда он их снимает, когда теряет бдительность в порыве страсти… Не думаешь, что тогда он становится уязвимей?

— То есть ты собираешься спрятаться тут и напасть на него, пока он… занят мной?

— Нет, так не пойдет. Неизвестно, когда он решит навестить тебя снова, а предполагается, что я тут раб — моё отсутствие могут заметить. В любом случае, Трул наверняка почувствует присутствие обитателя Абисса. Ты, и никто другой, должна сделать это. Я довольно мало знаю о людях, но, думаю, ты бы и сама предпочла прикончить его собственными руками.

— С радостью, — произнесла Мари, — но это невозможно. Трул знал, что делал, когда зачаровывал мою темницу. Мало того, что я ни один предмет тут не могу использовать, чтобы повредить кому-нибудь — себе в том числе — так ещё и вынуждена подчиняться всем его приказам. — Любым, как бы унизительны они ни были. Её до сих пор тошнило от воспоминаний о смехе наблюдавших за ней подхалимов Трула.

— Тебе не нужно оружие. Ты сама — оружие, — сказал Тсагот. — Перестань быть марионеткой в его руках, порви те нити, за которые он тебя дергает. Они не смогут удержать того, кто уже не будет являться человеком.

— Ты хочешь… изменить меня?

— Да. — Его клеймо тут же пронзило острой болью, и он почесал его верхней левой рукой. — Я кровавый изверг. Я выше смертных. Как вампиры охотятся на людей, так мой народ охотится на демонов. Мы и других можем наделить частью своей силы, если сочтем нужным.

— Обычно это существа с вашего родного плана, не так ли?

— Да, — произнес Тсагот. — Не знаю, сработает ли это в твоем случае. Вы, смертные, такие хрупкие. Выдержит ли твое тело ту силу, которую я тебе дам? Могу лишь сказать, что тот, кто меня сюда послал, поможет нам своими заклинаниями.

— О ком ты говоришь?

— Мне запрещено рассказывать. Тот, кто хочет помочь тебе отомстить. Разве что-нибудь ещё имеет значение?

Мари нахмурилась.

— Возможно. Ты собираешься заставить меня поставить на кон свою жизнь. Я воин и рисковала ею несчетное множество раз, но останусь ли я после твоего превращения той же, кем и была? Сохраню ли свою душу?

Кровавый изверг опешил. Необычное зрелище, учитывая его четыре руки.

— Понятия не имею. Я охотник, а не ученый. Но спроси себя, много ли пользы принесла тебе эта штука, которую вы, смертные, цените так высоко? Облегчила ли она твои страдания? Если нет, что она значит по сравнению с возможностью отомстить?

Возможно, он был прав. Женщина поняла, что, с её согласия или без, Тсагот все равно собирается изменить её. Он был таким же рабом, как и она. Но он все же дал ей возможность пойти на это добровольно, потому что… она не была уверена, почему. Возможно, они с Тсаготом и родственные души, но глупо было предположить, что кровавый изверг из-за этого почувствовал к ней симпатию. Возможно, его впечатлила твердость её духа.

Хорошо, если так. Даже слуга, приносивший еду, и тот презирал её; она уже забыла, когда кто-либо относился к ней иначе. Она не позволит Тсаготу разочароваться в себе, смалодушничав и вынудив его применить силу. Она станет его сообщницей, а не пешкой. Возможно, именно эта мысль её окончательно убедила.

— Да, — произнесли Мари. — Верни мне силу.

Тсагот ухмыльнулся.

— У тебя никогда не было силы, смертная, но теперь будет. — Вонзив коготь в левую нижнюю руку, он протянул её ей. — Пей.

Его кровь обжигала не хуже огня, но она заставила себя проглотить все.

Барерис так и не понял, был он у гноллов пленником или гостем, и поначалу из-за проклятия слабости Со-Кехура юноша чувствовал себя так плохо, что ему было все равно. Обычно эффекты подобных заклинаний проходят довольно быстро, но, возможно, недавно перенесенная болезнь сделала барда особенно восприимчивым — или дело было в его тайной магии, непредсказуемой, словно сам хаос. В любом случае, силы начали возвращаться к нему только на следующий день.

Поэтому, когда рабы, подгоняемые кнутами и окриками охранников, продолжили свой путь, ему ничего не оставалось, кроме как лежать и смотреть. Лежать и смотреть, как хозяева Таммит уводят её прочь в сгущающиеся сумерки. Помешать им юноша никак не мог.

Когда процессия исчезла из виду, гнолл, затащивший его в один из оврагов, чтобы скрыть от глаз Красных Волшебников и их слуг, поднялся, взвалил его на плечо и направился на север. Это создание с гиеньей головой, жесткой гривой и пятнистым мехом было на голову выше даже долговязых мулан. Широко шагая, гнолл оставлял позади мили и мили, не выказывая никаких признаков усталости — похоже, запасы его силы и выносливости были воистину неисчерпаемы. Наконец они вышли к примитивному походному лагерю, устроенному им и его собратьями, — трем навесам и неглубокой яме для костра.

Очевидно, остальные обитатели этой небольшой стоянки сейчас были на охоте. Ночью они вернулись — поодиночке или парами; кто нес с собой тушку кролика, кто — какие-то съедобные коренья. Сложив все припасы в неглубокую сковороду, они приготовили еду на костре. Спаситель Барериса — или его пленитель? — настоял на том, чтобы юноше тоже досталась доля ужина. Он был самым большим и сильным из отряда, поэтому никто из гноллов не осмелился выступить против его решения, хотя они и начали недовольно рычать и скалить клыки.

С восходом солнца один гнолл остался стоять на страже, а остальные завалились спать. Когда силы начали к нему возвращаться, Барерис прикинул, сможет ли он застать часового врасплох — убить его или оглушить — и бежать, пока остальные все ещё дрыхнут без задних ног.

Возможно, стоило попробовать. У гноллов была не лучшая репутация. Кто знает, вдруг они вскоре захотят пожарить на своей сковородке немного свежего бардовского мяса?

Но до сих пор юноша видел от них больше добра, чем зла, и ему не хотелось нападать первым. Вдобавок из-за не желавшей проходить слабости и расстройства от провалившейся попытки освободить Таммит на него навалилась сильная апатия. Поэтому бард просто лежал и отдыхал до самого заката, когда гноллы наконец-то начали просыпаться.

Спаситель барда подошел и пристально уставился на него.

— Ты лучше? — спросил он. Как и натура этого существа, его голос был одновременно похож и на человеческую речь, и на гиенье рычание. Не обладай Барерис тренированным слухом барда, он бы вряд ли вообще его понял.

— Да, мне уже лучше, — согласился он, поднимаясь на ноги. — Проклятие наконец ослабевает. Меня зовут Барерис Анскулд.

Гнолл ударил себя в грудь.

— Веск Бэкбитер, я.

— Спасибо за то, что спрятал меня от врагов.

— Прятать легко. Всегда сновать между людей и вонючих кровавых орков. Они не видеть, — Веск рассмеялся, и, хотя его смех звучал более резко и грубо, чем человеческий, Барерис уловил горечь в его голосе. — Если видеть, то убивать. Мало гноллов, чтобы сражаться с ними. Мало и певца. Ты чокнутый, раз решить напасть на них.

Барерис вздохнул.

— Возможно.

— Но ты храбр. Драться хорошо. Как гнолл.

— Это высокая честь. Я видел, как вы сражаетесь. — Юноша решил не упоминать о том, что на протяжении своих странствий всегда бился на противоположной стороне. — Почему ты решил меня спасти?

— Ты отрезать пальцы Красного Волшебника, я помочь тебе.

— Он тебе чем-то досадил?

Веск фыркнул.

— Не только он. Все Красные Волшебники. Клан гноллов драться в легионе. Отец Веска. Отец отца. Всегда. Пока Красные Волшебники не сказать, не нужно больше войны. Торговля. Затем они взять кровавых орков и сказать, что кровавые орки лучше, чем гноллы.

Барерис решил, что понял его.

— Чтобы сэкономить деньги, кто-то решил уменьшить размеры армий, и ты со своими собратьями оказались не у дел.

— Да. Охотники сейчас. Воры по возможности. Нечестно!

— Я слышал, что легионам Гауроса и Суртэя нужны рекруты. На севере Тэй опять развязал войну с Рашемен.

— Рекруты? — прорычал Веск. — Приползать обратно и снова получать приказы от кровавых орков? Нет!

— Понимаю. Дело чести. — Барду на ум пришла сумасшедшая идея. — Если вы не хотите служить тарчиону, может, послужите мне?

Веск вздернул подбородок.

— Тебе?

— Почему нет? Я могу заплатить. — Мог бы, если бы гноллы не отняли у него пояс с большей частью сокровищ. Но юноша решил побеспокоиться о деталях позднее.

— Убивать Красных Волшебников? Хотим, но нет. Сказать, мало гноллов.

— Верно, мы не можем в открытую выступить против них, но, если действовать не силой, а хитростью, мы сможем спутать их планы. Кроме этого, может, нам и выпадет возможность прикончить пару-тройку кровавых орков.

Веск крякнул.

— Все должны слышать, но не все говорить, как ты говорить. Я… — он заколебался, подыскивая нужное слово.

— Перевод? Не нужно, — Чтобы понять их рычащую, отрывистую речь, Барерис мягко запел. Пока это заклинание будет действовать, гноллы смогут понимать его так же ясно, как если бы он говорил на их родном языке. — Давайте работать вместе.

Этот неожиданный призыв заставил их обратить на него внимание. Юноша отметил, что, когда гноллы собрались вокруг кострища, исходящий от них запах немытой псины стал гораздо сильнее. За исключением Веска, в их взглядах не было ни капли дружелюбия. Некоторые казались просто заинтересованными, но другие глазели на него с открытым презрением и враждебностью.

Но с помощью своей силы бард все же рассчитывал добиться их расположения. Пропитав голос магией, юноша представился и рассказал им свою историю. Интересно, сможет ли их тронуть рассказ о двух влюбленных? Никто и никогда не видел свидетельств, что гноллы вообще были способны любить. С другой стороны, раз они жили кланами, то, возможно, тоже чувствовали что-то вроде привязанности друг к другу.

Но ни на кого его рассказ не произвел большего впечатления, чем на него самого. Слова каким-то образом сделали все произошедшее более острым и до боли реальным. Дойдя до момента, когда он увидел и прикоснулся к Таммит только для того, чтобы тут же снова потерять её, юноша был вынужден приложить все усилия, чтобы не разрыдаться; он не мог позволить, чтобы гноллы заметили его слабость.

С горьким гневом бард закончил свою речь:

— Теперь вы видите, как все обернулось. Это казалось так просто — получить то, к чему я стремился всей своей душой. Я хотел щедро наградить любого, кто мне поможет, но в ответ получил лишь презрение, предательство и острую сталь в спину. Хватит с меня попыток решить дело миром. Теперь я собираюсь выручить Таммит силой, и хочу, чтобы вы, парни, мне помогли.

Гноллы глазели на него несколько секунд, а затем один из них, длинноухий и рыжий, рассмеялся сумасшедшим, кудахтающим смехом.

— Прости, человек. Это невозможно.

— Почему? — требовательно спросил Барерис.

— Потому что всех рабов отправляют в Дельхумид.

Сначала Барерис был озадачен словами гнолла. Они ведь уже были в Дельхумиде, не так ли? Затем он понял, что тот говорит не о тарче, а об одноименном заброшенном городе.

Двадцать три столетия назад Дельхумид был оплотом силы и одним из величайших городов государства Мулхоранд, колонией которого являлся Тэй. Восстав, Красные Волшебники уничтожили это место, пустив в ход свою самую темную и извращенную магию. Сейчас по разрушенному городу свободно разгуливали демоны, а человек мог сойти с ума или подхватить неизлечимую болезнь, всего лишь свернув на не ту улицу. Как считалось, земли эти ещё долго будут осквернены, и никто, кроме самых отмороженных искателей приключений, не отваживался соваться в Дельхумид. Возвращались оттуда и вовсе считанные единицы.

Слова гнолла прозвучали так неожиданно, что Барерис не удержался от идиотского вопроса.

— Ты уверен? — юноша не стал дожидаться ответа. — Почему?

— Понятия не имею, — ответил гнолл. — У нас хватает мозгов не соваться туда.

— Даже если бы мы могли, — добавил Веск. Барерис удивился, какой ровной и гладкой показалась ему его речь. Впрочем, ничего странного, что гноллу куда проще выражать свои мысли на родном языке, чем на мулхоранди, которым он владел довольно плохо. — Днем это место охраняют солдаты, а ночью… ночью твари выходят на охоту. Понятия не имею, кто это — демоны, всегда там хозяйничавшие, зверушки Красных Волшебников или и то, и другое. В любом случае — неважно. Они там, и они опасны.

— Понимаю, — сказал Барерис. — Но ведь вы умеете прятаться. Вы сами мне так сказали — и показали, когда ты спас меня от Красных Волшебников. Держу пари, что в своем легионе вас обычно использовали как шпионов и застрельщиков.

— Иногда, — произнес Веск.

— Ну, я и сам довольно неплох в этом деле. Если удача будет на нашей стороне, мы проникнем в Дельхумид и уберемся оттуда, не нарвавшись ни на одну драку.

— Чтобы украсть твою девку, — сказал тот гнолл, кто высмеял его ранее.

— Да. Пусть я никогда не бывал в Дельхумиде, вы наверняка неплохо изучили его снаружи. Вы сможете найти самый безопасный путь. Вместе мы спасем Таммит, и за это я награжу вас так щедро, что вы до конца дней своих сможете жить в Элтаббаре или Безантуре, не зная никакой нужды. Просто верните мне мой мешок и пояс.

Гноллы обменялись взглядами, а затем один из них принес требуемые им вещи из тени под одним из навесов. Как бард и ожидал, меча в ножнах уже не было, а, заглянув в сумку из свиной кожи, он обнаружил, что монеты тоже исчезли.

Но тайный карман в кошельке они все же не сумели отыскать. Юноша поднес мешочек ко рту, открыл его и выдохнул. Его дыхание активировало маленькое заклинание, и потайной шов стал видимым. Барерис вытащил несколько листов пергамента, развернул их и поднял так, чтобы гноллы смогли их хорошенько рассмотреть.

— Это кредитные бумаги торговых домов Турмиша и Имплитура. Немного истрепались, но все ещё в силе.

Веск фыркнул.

— Певец, никто из нас не умеет читать. Откуда нам знать, как эти бумаги вообще выглядят? Может, ты догадался об этом и решил нас надуть?

— Нет, но, если вы предпочитаете, я могу наградить вас по-другому, — юноша уже обнаружил, что потайные кармашки на поясе также остались нетронутыми.

Он вытащил оттуда несколько рубинов, сапфиров и гладких, сужающихся на конце королевских слез. Этого было слишком много, чтобы купить услуги полудюжины гнолов, но внезапно бард почувствовал жгучую ненависть к своим драгоценностям. Ради того, чтобы заполучить их, он покинул Безантур, а из-за этого Таммит оказалась в рабстве. И какую же пользу богатство в итоге принесло ему? Юноша едва сдержался, чтобы не отшвырнуть камни.

Вместо этого он разложил их на земле, словно готовящийся к выступлению жонглер.

— Вот. Все это ваше, если решите мне помочь.

Гнолл с большими ушами рассмеялся.

— Мы и так заберем их, а затем распотрошим мешок и пояс и найдем остальные твои сбережения. Интересно, как ты собираешься нам помешать? Да, Веску понравилось, что ты отрезал пальцы Красного Волшебника, и он притащил тебя сюда, чтобы выяснить, кто ты такой. Но мы не твои друзья, мы не друзья людей. Мы грабим и едим безволосых коротышек вроде тебя.

Барду стало интересно, возразит ли Веск своему собрату. Он промолчал. Впрочем, это неудивительно, ведь именно Барерису предстоит возглавлять отряд в этом рискованном предприятии. Хорош же он был бы, если простой член клана мог безнаказанно его оскорблять!

А, может, тот порыв, что заставил Веска спасти его, был всего лишь случайной прихотью, и теперь темные и дикие стороны гнолльей натуры взяли над ним верх. Какая разница? Барерис прекрасно понимал, что, продемонстрировав драгоценности, поставит их перед выбором. Сумеет он склонить их на свою сторону или нет — теперь все зависит только от него.

— Взять камни и ничего не дать в ответ? — ухмыльнулся он. — Именно это и пытались сделать Красные Волшебники и кровавые орки. Странно, ведь вы утверждаете, что лучше их.

Длинноухий гнолл оскалился.

— Мы лучше. Они не смогли убить тебя и забрать сокровище, а мы сможем.

— Нет, — произнес Барерис. — Не сможете. Пусть вас больше и я безоружен — это не имеет значения. — Конечно, имеет, но он постарался, чтобы его голос звучал как можно более уверенно. — Я бард, заклинатель, и мои силы позволят нам обмануть Красных Волшебников. Смотрите.

Спев несколько слов силы, он поднял одну из королевских слез. В кристалле вспыхнули и погасли маленькие огоньки, и в воздухе разлился сладкий аромат, похожий на запах ладана. Некоторые гноллы вздрогнули и потянулись за оружием, а остальные рванулись к барду, намереваясь скрутить его голыми руками.

Слишком поздно. Драгоценный камень ослепительно вспыхнул. Этот свет никак не мог повредить гноллам, но юноша и не хотел серьезной драки. Гиеноголовый народ был ночным по своей природе — вспышка ослепила гноллов, заставив на мгновение замешкаться, и Барерис легко увернулся от их атаки. Возможно, этот трюк произведет на них большее впечатление, чем он того заслуживал.

Пока они приходили в себя, бард подпрыгнул и со всей силы врезал кулаком в челюсть длинноухого гнолла. Тот отшатнулся назад, его зубы клацнули.

— Это, — быстро отчеканил Барерис, — тебе за наглость. Будешь мне ещё угрожать, я тебя на куски порву.

Взмахнув светящимся камнем, словно это был талисман невиданной мощи, бард продолжил свою речь, вновь наполнив её магией. Вместо того, чтобы надавить на гноллов, он опять попытался завоевать их доверие.

— Так и будет, — сказал он. — Убейте меня и заберите драгоценности — неважно. Хотите оставаться бесполезными отбросами армии в глазах всех, включая себя — пожалуйста. Я же предлагаю вам возможность отомстить тем, кто вас опозорил, возможность восстановить свою честь. Присоединитесь ко мне, и вы больше не будете презренными падальщиками. Вы опять будете солдатами, наемниками. Но, может быть, то, что говорят про вас люди, правда, — продолжал он. — Что для гноллов честь не стоит на первом месте, что само это слово значит для вас не больше, чем для помойных крыс. Подтвердите это или опровергните.

Сузив зрачки от яркого света, Веск кинул на него негодующий взгляд и прорычал:

— Убери свет, и мы поговорим ещё раз.

Мышцы Барериса обмякли от облегчения. Едва ли он мог полностью доверять гноллам, но бард понял: они последуют за ним — по крайней мере, сейчас.

Глава 7

29 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

Аот и Яркокрылая разглядывали раскинувшуюся внизу деревню. На первый взгляд Дулос, куча сараев и домов с покрытыми дерном крышами, выглядел обычным поселком, но наездник отметил, что в полях не видно ни одного работника, а овцы, свиньи и прочий домашний скот валяются в загонах, разорванные на части. Наездник, опять использовавший чувства своего фамильяра, почти сразу уловил характерную вонь падали.

— Тут побывала нежить, — произнес он.

— О, неужели? — откликнулась Яркокрылая.

Зрелище внизу слишком сильно напоминало резню в Тазарской крепости и около реки, поэтому Аот не поддержал иронический тон грифонихи. Вдобавок перед ними стояла важная задача.

— Вопрос в том, покинули ли они эти места или до сих пор где-нибудь прячутся?

— Не знаю. Отсюда не поймешь.

— Верно. Может, Пылающие Жаровни или некроманты смогут что-нибудь выяснить. Поворачивай-ка назад.

Грифониха развернулась. Её крылья, отливавшие в солнечном свете чистым золотом, размеренно опускались и поднимались; вскоре впереди показался их отряд.

Он был гораздо меньше той армии, что встретила нежить в начале Тазарского тракта. Получив проход к центральному плато, орда распалась на множество маленьких групп, поэтому, чтобы как можно быстрее уничтожить этих тварей, Нимии Фокар также пришлось разделить свои войска.

Яркокрылая приземлилась рядом с группой лейтенантов — Красных Волшебников и жрецов Коссута. Нимия назначила главным Аота, и, теоретически, все они были его подчиненными, но Красные Волшебники не желали повиноваться кому-либо, не носящему алые одежды, а священники и вовсе возомнили о себе невесть что, почему-то решив, что Сзасс Тэм и другие зулкиры едва ли не умоляли Ифегора Ната послать их на это задание.

Аот по мере сил пытался улаживать разногласия между ними. Каждый раз перед тем, как принять окончательное решение, он выслушивал их советы, пусть его лейтенанты порой и демонстрировали глубокое невежество в вопросах военного дела, и делал вид, что взвешивает их слова. До сих пор, кажется, это работало.

— На деревню напали, — произнес он, спрыгнув со спины Яркокрылой. — Нежить.

Чати Оандем нахмурилась, вертя в руках свой красный металлический факел. Несмотря на то, что у этой кареглазой жрицы Коссута были старые шрамы от ожогов на левой щеке (возможно, результат неудачного заклинания), Аот все равно находил её довольно миловидной. Наверное, жрица казалась такой обаятельной из-за своей энергичности и живого ума.

— Они так далеко забрались на запад… все ближе к Элтаббару.

— Да, — ответил наездник. — Это тревожные вести. Интересно, решатся ли они атаковать Сураг и Тазрумарос? — У этих больших городов были шансы успешно отбить нападение. — Но сейчас мы не о том должны беспокоиться. Кто-нибудь может узнать, что творится в поселке?

Чати открыла рот, намереваясь предложить свою помощь, но её опередил Урхур Хапет. Этот болезненного вида некромант с мелкими, словно съежившимися чертами лица не довольствовался простыми одеяниями Красного Волшебника. Помимо обычной мантии он носил плащ и головную накидку до плеч самых разнообразных оттенков красного и позвякивающее ожерелье из человеческих позвонков и костяшек пальцев.

— Если это действительно поможет, — произнес он надменным тоном — ни дать ни взять лорд, снисходящий до просителя. — В любом случае, нам нужно подойти поближе, чтобы я смог увидеть деревню своими глазами.

Отряд двинулся вперед. Аот удостоверился, что воины сохраняют боевое построение и держат оружие наготове. Они с Яркокрылой только что осмотрели подходы к деревне и не заметили ни одного признака присутствия врагов, но после неожиданного появления лацедонов он не хотел больше полагаться на волю случая.

Но переход прошел без каких-либо происшествий. Вскоре вдали показался поселок. Сосредоточившись, Урхур свистящим голосом произнес заклинание и взмахнул сделанным из спаянных бедренных костей жезлом. Вокруг него сгустилась темнота — словно солнце на миг исчезло за облаками. Это неприятно напомнило Аоту способность ночного охотника поглощать свет.

— Там есть нежить, — сообщил некромант. — И немало.

— Тогда мы должны выбить их оттуда, — ответил Аот.

Урхур одарил Аота снисходительной улыбкой.

— Имеешь в виду — сжечь деревню? Так намного проще и безопаснее, вдобавок, готов поспорить, наши друзья-жрецы ждут не дождутся возможности пустить в ход свои новые игрушки.

В отличие от разозленных Пылающих Жаровен Аот всеми силами постарался скрыть свое раздражение.

— Может, и так, но там все ещё могут оставаться выжившие.

— Вряд ли. В любом случае, это всего лишь крестьяне.

— Если мы сожжем это место дотла, то не сможем ничего узнать о наших врагах.

— И что же ты хочешь узнать?

— Когда узнаю, то скажу. — Аот вспомнил о своем намерении по возможности избегать конфликтов и обернулся к остальным офицерам. — А вы что думаете?

Как он и ожидал, остальные некроманты все как один встали на сторону своего коллеги, а жрецы Коссута, к вящему облегчению Аота, согласились с наездником. Не стоило Урхуру их поддразнивать. В любом случае, теперь у Аота была возможность принять нужное решение, не опасаясь лишний раз задеть гордость Красных Волшебников — по крайней мере, он на это надеялся.

— Я очень уважаю ваше мнение, — ответил он Урхуру, — но, думаю, в данном случае имеет смысл пойти сложным путем. Мы разделимся на группы и обследуем дом за домом. В каждом отряде должен быть как минимум один жрец и некромант. Фанатики Черного Пламени, держитесь поближе к Пылающим Жаровням. Защищайте их, если появятся подавляющие или кто-нибудь в таком роде. Всем все понятно?

По-видимому, да. Хотя, отвернувшись, наездник услышал, как Урхур прошептал одному из некромантов, что это преступление — позволять ублюдку-рашеми ради горстки сородичей рисковать жизнями мулан.

Было похоже, что сражаться придется на земле, поэтому, когда отряд продолжил путь, Аот и Яркокрылая пошли плечом к плечу с остальными солдатами.

— Ты должен был наказать Урхура Хапета за непочтительность, — сказала наезднику грифониха.

— Да я тогда бы и глазом моргнуть не успел как оказался бы в цепях за решеткой, — возразил Аот. — Не сейчас, так по окончании похода.

— Если бы тебе удалось в достаточной степени запугать его, то нет.

— Как ты думаешь, легко ли запугать некроманта, привыкшего постоянно иметь дело с нежитью?

Но в словах Яркокрылой все же была толика здравого смысла. Пламенный Лорд видит, Аот никогда не стремился вести за собой людей. Вкусная еда, хорошая выпивка, женщины и полеты — вот все, что ему нужно от жизни. Самое забавное, что свою нынешнюю должность он получил не за участие в какой-нибудь победоносной кампании, что было бы более логично, а за то, что оказался очевидцем нескольких поражений и просто ухитрился выжить.

Аот знал, насколько он хорош как боевой маг и наездник на грифоне, но — командир? Так или иначе, ему не оставалось ничего иного, кроме как делать все, что было в его силах.

— Урхур может и не пережить эту битву, — продолжала Яркокрылая. — Так будет лучше для всех. — Иногда, несмотря на её выдающийся ум, дикая грифонья натура все же брала в ней верх над цивилизованностью.

— Нет, — возразил Аот. — Слишком рискованно, да и глупо было бы сейчас лишиться одного из наших самых ценных союзников. В любом случае, я так вопросы не решаю.

Грифониха раздраженно взмахнула крыльями, её перья вздыбились.

— Именно из-за своей щепетильности ты так и не попал в ряды Красных Волшебников.

— А я-то был уверен, что все мои беды только из-за маленького роста.

По мере приближения отряда жужжание мух над развалинами загонов становилось все громче, а вонь запекшейся крови и разложения — сильнее и омерзительнее. В такой теплый весенний денек, когда небо было чистым и голубым, эти запахи и звуки, как и само присутствие затаившейся нежити, казались до нелепости чужеродными.

Ему пришло в голову, что враги, оказавшись на свету, не смогут дольше прятаться. Если ему каким-то образом удастся открыть дорогу для солнечных лучей… Концом копья наездник указал на сарай, к которому приближался его отряд. Похоже, этим зданием некогда владели несколько семейств сообща, таким оно было большим.

— Можешь проделать дыры в крыше?

Яркокрылая не стала задавать лишних вопросов. Грифониха была достаточно умна, чтобы понять его с полуслова. Даже если нет, она могла быстро сориентироваться, используя их психическую связь.

— Могу, — она развернула крылья. Аот отступил на шаг, чтобы освободить ей пространство для взлета.

— Будь осторожна.

Грифониха взвизгнула — насмешливо, как он понял, — и взмыла в воздух.

Аот и остальные приблизились к двери. Наездник двинулся было вперед, но на пороге помедлил. Должен ли он, как их предводитель, первым броситься навстречу неизвестной опасности, или лучше послать кого-нибудь из простых солдат? После моментного колебания наездник решительно пошел вперед. Лучше рискнуть, чем поддаться трусости.

Внутри валялись изуродованные туши лошадей и коз. Жужжание мух стало громче, а в застоявшемся, теплом воздухе вонь тления заметно усилилась.

Крыша здания хрустнула, и первый луч солнца озарил эту безрадостную картину. Какое-то время ничего не происходило, лишь мухи продолжали роиться над тушами да пылинки плясали в солнечных лучах. А затем из-под груды сена поднялся первый зомби. Мужчина был до сих пор одет в домотканую одежду, а тление едва тронуло его плоть, но никто, увидев его остекленевшие глаза и безвольно обмякшее лицо, не принял бы его за живого. Зомби сжимал в руках косу, держа её, словно меч. Издав невразумительный каркающий хрип, он двинулся вперед. За его спиной из своих укрытий стали появляться остальные чудовища.

Направив кончик копья в сторону врагов, Аот приготовился применить какое-нибудь из заранее подготовленных заклинаний. Однако прежде чем он выбрал, что же пустить в ход, вперед шагнула Чати. Жрица не стала использовать свой факел. Уставившись на зомби горящим взглядом, она быстро вознесла молитву своему богу. По телу женщины заплясали голубые и желтые огоньки, и Аот отшатнулся, почувствовав исходящий от неё сильный жар. Тварей охватила яркая вспышка пламени, и они мгновенно рассыпались в пыль. Вооруженный топором солдат с лицом, искаженным от ярости и ненависти, встал перед единственным уцелевшим зомби. Легко увернувшись от неуклюжего взмаха дубинки, он отсек сжимавшую оружие серую руку. Следующим ударом легионер размозжил нежити череп.

«Неужели это все? — подумал Аот. — Мы очистили сарай?» Яркокрылая взвизгнула:

— Берегись! Сзади!

По краям кучи сена, лежавшей на глиняном, усыпанном соломой полу, клубился мрак, водопадом стекая вниз. На первый взгляд поток тени казался однородным, но, обрушившись, он разделился на множество изменчивых, призрачных фигур. Их было сложно различить, но Аот увидел силуэты людей и собак.

Даже те солдаты, кто не разбирались в речи Яркокрылой, правильно поняли смысл её предупреждающего вопля. Но твари все равно двигались слишком быстро, и кое-кто из воинов не успел среагировать вовремя. Тени вцепились в тела своих жертв, жадно терзая плоть. Пусть от прикосновений призраков не оставалось никаких видимых следов, атакованные духами воины начали задыхаться, а некоторые рухнули без сознания. Тот самый солдат, что только что уничтожил зомби, взревел и взмахнул топором, намереваясь разрубить ближайшего духа пополам. Но удар не нанес нежити никакого вреда, и призрак глубоко погрузил свои нематериальные пальцы в лицо противника. Воин рухнул навзничь, увлекая за собой присосавшегося к нему, словно пиявка, духа.

— Простым оружием этих тварей не возьмешь! — крикнул Аот. — Если вы не владеете магией, отступайте за спины тех, кто владеет! — Он повернулся, чтобы приказать Чати пустить в ход факел.

К несчастью, она выронила его при первой же атаке. В жрицу вцепился туманный силуэт призрачной гончей. Использовав ту же силу веры, что уничтожила зомби, она легко могла бы прикончить или, по крайней мере, отогнать врага, но то ли от волнения, то ли из-за слабости от невидимой раны женщине никак не удавалось сосредоточиться. А монах, который должен был её защищать, оказался втянут в схватку с двумя другими тенями — человекообразной и собачьей.

Зарядив копье силой, Аот пронзил тело напавшей на жрицу твари. Острие прошло через спину призрака и вонзилось в пол, и дух растворился в небытии.

— Благодарю, — запинаясь, проговорила Чати. Её зубы стучали, словно от холода.

— Подними факел и используй его, — Аот резко оборвал себя, краем глаза заметив какое-то движение. Он обернулся навстречу новому врагу.

Похоже, что эта тень сжимала в руках боевой топор. Несмотря на её размытый силуэт, Аот безошибочно опознал одежды легионера — это был тот самый воин, что прикончил зомби. Понадобилось всего несколько мгновений, чтобы после смерти солдат превратился в нежить и напал на своих бывших товарищей.

Наездник попытался взмахнуть копьем, чтобы пронзить врага, но наконечник оружия слишком глубоко ушел в пол. Ему пришлось потратить несколько драгоценных мгновений, чтобы высвободить его, и за это время зомби успел приблизиться и взмахнуть топором.

Аоту повезло, что оружие легионера утратило материальность, превратившись в собственную тень. Будь топор из стали и дерева, этот удар отсек бы наезднику правую руку у самого плеча. Когда лезвие коснулось Аота, рука его моментально онемела, а по всему телу начал растекаться леденящий холод. Наездника охватила слабость, колени его подогнулись. Он замешкался, и призрак поднял топор для следующей атаки.

Но ударить не успел. Духа охватила яркая вспышка пламени, и он растворился в воздухе. Этот огонь легко мог бы задеть и Аота, учитывая, насколько близко они стояли, но наездник не был склонен жаловаться.

— Благодарю, — выдохнул он Чати.

— Теперь мы в расчете, — ухмыльнулась жрица. Держа посох в вытянутой руке, она огляделась в поисках следующей цели.

Пытаясь выровнять дыхание, Аот воспользовался одной из своих татуировок, чтобы прогнать слабость и холод. Затем он быстро произнес заклинание. Вырвавшиеся из кончиков его пальцев стрелы голубого огня устремились в сторону призраков. Кое-кто из духов, вовремя заметив опасность, попытался увернуться, но магические снаряды, моментально меняя траекторию полета, безошибочно находили цель. Одним из достоинств этого заклинания было то, что в большинстве случаев им нельзя было промахнуться.

Затем наездник вызвал потрескивающую, разветвленную молнию. Это заклинание подействовало не хуже, чем предыдущие, и множество теней бесследно растворились в воздухе. Но оставшимся, кажется, его магия никак не повредила. Более того, они, похоже, вытягивали сущности павших и таким образом становились все сильнее. Наездник впервые задумался, сумеет ли он и Пылающие Жаровни уничтожить врагов до того, как духи прикончат весь его отряд.

Наверху что-то затрещало. Протиснувшись в созданную ею в крыше дыру, Яркокрылая рухнула вниз, увлекая за собой целый водопад кусков древесины и гонта. Очутившись между несколькими тенями, грифониха сразу же пустила в ход свои когти и клюв.

Её вмешательство переломило ход битвы. Прошло совсем немного времени, и последние призраки уже растворились в воздухе.

Грифониха встряхнула головой.

— Послал меня на крышу делать дырки. Отличная идея.

— Это и вправду было бы полезно, — возразил Аот, — имей мы дело с другим видом нежити, например, с вампирами или кое-какими из прятавшихся тут призраков. — Что-то из сказанного ему показалось неправильным, но он не был уверен, что именно. В любом случае, времени на то, чтобы разбираться в своих мыслях, у наездника не было. Аот повернулся к Чати. — Можешь позаботиться о раненых?

— В первую очередь о тебе, — ответила она. Жрица пробормотала молитву, и вокруг её руки вспыхнул ореол голубого пламени. Кончиками пальцев она коснулась лица Аота. Раньше наездник уже получал исцеление от священников Огненного Лорда, но и на этот раз он едва удержался от того, чтобы не отшатнуться с дрожью.

Но исцеляющая процедура оказалась неожиданно приятной, и не только потому, что струящееся по его телу пламя не обжигало, а дарило согревающее тепло, смывая холод и истощение. Так же, как и его, её пальцы были покрыты мозолями — пальцы женщины, способной одинаково умело сражаться с врагами своей веры как магией, так и простым оружием, — но её прикосновение оказалось неожиданно нежным. После окончания исцеления Чати не сразу отвела руку от его лица.

Тут было над чем подумать, но не сейчас. Он не знал, какие ещё твари скрываются в деревне и как идут дела у остальных групп. Подождав, пока жрица позаботится об остальных пострадавших от призраков воинах, наездник отдал приказ построиться, и отряд двинулся дальше.

Аот не имел понятия, почему нежить не разбрелась по деревне поодиночке, а засела в четырех разных местах довольно большими группами. Может, они так сделали для того, чтобы в случае чего легче было защититься, или из-за какого-то стадного инстинкта? Он не слишком хорошо знал повадки этих тварей, чтобы судить об этом. Уничтожить три оставшиеся группы оказалось непросто, но ни одна из этих схваток и сравниться не могла с той, что произошла в сарае. Наконец все закончилось. «Тэйские войска успешно зачистили деревню, понеся допустимые потери», — так, наверное, сказала бы Нимия Фокар.

Окинув хмурым взглядом лежащие на земле тела павших солдат, Аот понял, что ему сложно разделить её точку зрения. За годы службы он успел привыкнуть к смерти товарищей, но никогда ещё ему не приходилось самому отправлять их навстречу гибели.

Урхур Хапет подошел, чтобы осмотреть тела. Его позвякивающее ожерелье светилось зеленоватым светом — возможно, это было одним из побочных эффектов использованного в бою заклинания.

— Понятно, — произнес некромант. — Кажется, выживших все-таки не оказалось.

— Нет, — ответил Аот.

— Тогда, полагаю, ты получил какие-то новые сведения, которые бы оправдали наши потери.

Аот заколебался, пытаясь вспомнить, что за смутная мысль пронеслась в его мозгу, когда Чати сожгла зомби. Она все ещё продолжала от него ускользать.

— Не знаю. Наверное, нет.

Урхур насмешливо оскалился.

— Во имя Темного Солнца! Если ты претендуешь на звание волшебника, веди себя соответственно. Хватит мямлить. Тут ты оплошал, но тебе повезло. К счастью, у тебя есть мы. Некроманты все исправят. А теперь просто отойди и дай мне сделать свою работу.

Аот послушался Красного Волшебника. Урхур бросил на тела полную горсть черного порошка, а затем проделал посохом несколько сложных пассов. Хоть Аот и сам был магом, он не смог опознать тот грязный, скрежещущий язык, на котором некромант прочитал заклинание, но само звучание грубых строф заставило его ощутить тошноту. Земля с рокотом дрогнула.

Аот не знал, почему его вдруг охватило сильное желание прервать ритуал. Он и сам не раз сражался плечом к плечу с зомби — даже сейчас благодаря некромантам в его отряде насчитывалось несколько этих созданий — вдобавок Сзасс Тэм лично позволил своим подчиненным использовать тела павших солдат. Конечно, любой нормальный человек испытывал инстинктивное отвращение к некромантии и её деяниям, но он все равно не понимал, почему происходящее его так взволновало.

Мертвецы поднялись на ноги. Они не были похожи на вялых, неуклюжих зомби — эти существа двигались с той же ловкостью, что и при жизни. В их глазницах вспыхнули желтые огни, и ужасающие воины, повернувшись к Урхуру, отдали ему честь.

— Видишь? — спросил Красный Волшебник. — Вот тебе солдаты, готовые служить нам и дальше. Только сейчас они будут беспрекословно повиноваться приказам и не смогут испытывать страх. Они стали более сильными и устойчивыми к ранам. С какой стороны ни глянь, они стали лучше.

Покорный воле Ксингакса зомби горного великана возился с множеством линз, закрепленных на вращающихся кронштейнах. Неповоротливое создание пыталось дать своему близорукому хозяину с его расфокусированным зрением возможность в подробностях рассмотреть, что происходит внизу. Но, как бы зомби ни старался, ему никак не удавалось выстроить стекла в правильном порядке. Наконец Ксингакс отослал слугу, приподнялся на сиденье и ухватился за рычаги кривыми, короткими ручками с маленькими, гниющими пальцами.

Дело пошло быстрее, и к тому моменту, когда двое одетых в алые мантии волшебников завершили своё сложное многозвучное заклинание, он как раз успел отрегулировать линзы.

Позвякивая, куча костей в середине магической фигуры зашевелилась и начала изменяться. Конечно, для этого ритуала требовалось несравнимо меньше умения, чем для поднятия человеческого или звериного скелета. Заклинателю даже не нужно быть настоящим некромантом. Но, если все пойдет как надо, то груда костей внизу, состоящая из останков нескольких разных существ, превратится в кое-что новое, куда более любопытное.

Несмотря на то, что от создания Ксингакса Красных Волшебников отделали границы магического рисунка, каждый из них, когда куча зашевелилась, инстинктивно сделал шаг назад. Полусформированное создание подняло то, что предположительно было одной из его конечностей, и протянуло её в сторону стоящего слева мага. Но затем кости со скрежетом опали, и Ксингакс почувствовал высвободившуюся при этом силу. Волшебник, к которому тянулось существо, выругался.

Ксингакс не разделял досады своего помощника. Эта неудача всего лишь означала, что он все ещё не сложил вместе все детали головоломки. Нужно лишь немного терпения…

Возможно, дело в третьей и четвертой строфах заклинания. Ксингаксу казалось, что они были не совсем верными. Развернувшись к своему заваленному грудой пергаментов письменному столу, он взял иглу и погрузил её в чернильницу. Тем временем внизу неуклюжие зомби, шаркая ногами, собирали и уносили кости, а Красные Волшебники начали очищать покои. Чтобы следующая попытка могла завершиться успешно, в зале не должно было остаться ни единого следа только что проведенного ритуала.

Ксингакс полностью погрузился в свои мысли, когда его вырвал из раздумий скрип деревянной лестницы, ведущей в его покои. Гигант-нежить захрипел, требуя его внимания.

Вот теперь Ксингакс почувствовал укол раздражения. Его мало волновали неудачи с экспериментами, но вторжение в его уединенную обитель — совсем другое дело. С негодующим видом он развернулся к лестнице.

По ней поднялись двое магов. У обоих хватало и знаний, и умения, чтобы защититься от губительных эманаций Ксингакса, но пузатый Со-Кехур, одетый в испачканную едой мантию, все равно выглядел неважно. Похоже, его подташнивало.

При виде столь явной нервозности Ксингакс почувствовал презрение к магам. Он знал, какое впечатление на обычных смертных производит его раздутое, изуродованное тело, похожее на человеческий эмбрион. Чистое уродство — а ведь, если бы его мать выносила его, он стал бы полубогом! В любом случае, уж кто-кто, а некроманты должны бы уже были привыкнуть к зрелищам, способным повергнуть обычного человека в ужас.

Ну, по крайней мере Мутот не выказывал никаких признаков отвращения, пусть Красный Волшебник и выглядел сейчас не лучшим образом. Его правая рука была замотана повязками, а мантия — измазана кровью. Хотя она давно высохла, от пятен все ещё исходил соблазнительный, медный аромат. Его татуировка с запечатанным фамильяром-гулем исчезла.

Мутот поприветствовал Ксингакса со смесью высокомерия и опаски. Неудивительно. Будучи Красными Волшебниками, Мутот и Со-Кехур привыкли свысока смотреть на всех, кроме своего непосредственного начальства, но они оба едва вышли из ученического возраста, а Ксингакс обладал здесь немалой властью. Поэтому маги не были уверены, могут ли они по привычке отдавать ему приказы, как всем остальным, или им все же стоит относиться к нему с уважением.

Ксингакс подумал, что когда-нибудь ему придется вернуться к вопросу, кто же кем командует, — но не сейчас. Сейчас ему всего лишь хотелось побыстрее отделаться от неожиданных визитеров и вернуться к своим расчетам.

— Что с вами стряслось? — спросил он.

— Кое-какие проблемы в пути, — ответил Мутот. — На нас напал человек.

Ксингакс поднял голову.

— Человек? Всего один?

Некромант изменился в лице.

— Это был бард, он и сам владел магией.

— А я-то думал, что вы, Красные Волшебники, верите в превосходство своего магического искусства, — протянул Ксингакс. — В любом случае, полагаю, вы заставили его сполна расплатиться за свою дерзость.

Мутот заколебался.

— Нет. Он куда-то переместился.

— Во имя посоха Велшаруна! У вас, конвоиров, было одно простое задание — купить рабов и доставить их сюда, не привлекая ненужного внимания… А, неважно. Просто расскажите, что произошло.

Пока Со-Кехур стоял, переминаясь с ноги на ногу, слово взял Мутот. Несмотря на то, что Ксингакс хотел поскорее вернуться к своим экспериментам, он не пожалел потраченного на выслушивание его рассказа времени. Любопытная история. Сам он не был способен на любовь ни физически, ни эмоционально. Конечно, имея дело с менее рациональными существами, он составил общее представление о подобных чувствах, но до сих пор не мог понять, что же заставляло мужчину желать женщину так сильно, что ради неё он не боялся отправиться на верную гибель.

Конечно, с практической точки зрения загадки человеческого поведения не имели значения, и Ксингакс подумал, что ему стоит уделить внимание более важным вещам.

— Вы же не сказали этому Барерису Анскульду, что направляетесь в Дельхумид, не так ли? — спросил он.

— Конечно, нет! — резко ответил Мутот.

— Даже если он догадается, — произнес Ксингакс, — полагаю, он все равно ничего не сможет поделать. Осмелится ли он сунуться сюда вслед за вами? Тогда стражи его быстро прикончат. Начнет болтать? Мы сделаем все возможное, чтобы найти его и не допустить этого; в любом случае, он знает слишком мало, чтобы доставить нам серьезные проблемы. Возможно, он вообще никому не решится рассказать о том, что произошло. Воля Красных Волшебников — это закон, и, перейдя вам двоим дорогу, он стал преступником.

Мутот кивнул.

— Я тоже так считаю.

— Нам просто жаль, — добавил Со-Кехур, — что этот бард убил нескольких наших охранников, а орки были вынуждены прикончить парочку рабов.

Мутот ожег своего товарища злобным взглядом. Естественно, в своем рассказе некромант предпочел опустить эти подробности.

— Вы подняли мертвецов? — спросил Ксингакс.

— Да, — ответил Мутот.

— Тогда, полагаю, особого ущерба это нам не нанесло. — Ксингакс начал было поворачиваться к своим бумагам, но волшебники продолжали выжидающе на него смотреть. — Ну, что ещё?

— Мы полагали, — произнес Мутот, — что вы захотите лично заняться сортировкой товара. Или мне сделать это?

Скривив свое изуродованное лицо, Ксингакс погрузился в раздумья. Ему не хотелось отрываться от своих исследований ради настолько плебейской работы сейчас, когда он чувствовал — ещё немного усилий, и ответ на загадку окажется у него в руках. Но, с другой стороны, несмотря на все усилия курьеров, рабы так быстро заканчивались. Он не был уверен, сможет ли кто-нибудь, кроме него, верно определить, на что они лучше всего годятся.

— Я сам этим займусь, — со вздохом ответил он.

Ксингакс подозвал громадного зомби и заставил слугу посадить его себе на плечи, словно он был ребенком, а эта безмозглая скотина с низким лбом и узловатыми обезьяньими руками — его отцом. Истертая, сальная пуповина Ксингакса свисала с груди зомби.

По правде говоря, ему не нужна была помощь, чтобы передвигаться самостоятельно. Он и сам прекрасно мог это делать, но из-за внешности окружающие считали его слабым и беспомощным, и он не собирался их в этом разубеждать. Пока что он и его партнеры были на одной стороне, но жизнь, проведенная по большей части в Абиссе, научила его, что порой ситуация может очень быстро измениться. Возможно, когда-нибудь ему захочется преподнести одному из своих коллег неприятный сюрприз.

С его балкона, расположенного на одной из выгодных позиций, открывался прекрасный вид на раскинувшееся внизу подземелье. Несмотря на то, что для его исследовательской работы нужно было много места, он приказал соединить балконы узкими переходами. Ксингакс лишь в случаях крайней необходимости спускался вниз, к своим смертным помощникам. Даже некроманты не могли постоянно поддерживать защиту от его вредоносной ауры. И, конечно, и речи не могло идти о нормальной работе, если его помощники содрогались в пароксизмах рвоты, страдали от жесточайших головных болей или бились в конвульсиях.

Мертвый носильщик неуклюже ковылял впереди, за ним по пятам следовали Мутот и Со-Кехур. Ксингакс с удовлетворением окинул взглядом кипящую в лаборатории работу. Слуги, живые и мертвые, были заняты своими делами, и лаборатория работала как единый отлаженный механизм. Отлично, так и должно быть. Только так ему удастся успешно завершить исследования и добиться желаемого.

Когда они оказались на месте, один из Красных Волшебников вызвал облако тьмы, окутавшее все окружающее пространство, за исключением большого подвала, в котором разместили свежую партию рабов. Взгляды пленников не могли проникнуть через мрак, но их самих снаружи было превосходно видно. Это давало Ксингаксу возможность разглядывать рабов, не пугая их своим внешним видом.

Он ни на ком не задерживал взгляд дольше, чем было необходимо. Несмотря на близорукость, Ксингакс привык доверять первому впечатлению.

— Корм, — говорил он, указывая пальцем. — Основной. Основной. Продвинутый. Корм. — Затем он заметил, что волшебники просто стояли и слушали. — Почему вы не записываете?

— Незачем, — объяснил Мутот. — Со-Кехур все запомнит.

— Я уж надеюсь, — сказал Ксингакс. Он продолжил распределять рабов по соответствующим категориям, пока не остались только две забившиеся в угол молодые женщины. Длинноволосая, похоже, была слишком ошеломлена тем, что увидела в пути, и теперь полностью ушла в себя. Её подруга уговаривала её попробовать принесенную тюремщиками кашу.

— Корм и корм, — решил Ксингакс. Его с новой силой охватило желание вернуться к проблеме несовершенного ритуала. — Что-нибудь ещё?

Невыносимо, но да.

— Моя ладонь, — произнес Мутот, поднимая забинтованную руку. — Говорят, ты мастерски умеешь пересаживать ткани. Я думал, ты сможешь что-нибудь с ней сделать.

— Конечно, почему бы и нет, — ответил Ксингакс. — У меня сотня жизненно важных дел, но я, без сомнения, отложу их все, чтобы помочь магу, который был настолько некомпетентен, что даже с помощью толпы охранников и своего коллеги не смог отбиться от одинокого безумца. Мне именно такого должника и не хватало.

Мутот с яростью уставился на него, и Ксингакс подумал, что некромант вот-вот потеряет над собой контроль. Со-Кехур, по-видимому, разделял его опасения. Он сделал шаг назад, чтобы случайно не попасть под магическую атаку.

Обратившись к своей смертоносной сущности, Ксингакс уставился Мутоту в глаза и высвободил малую часть своей силы. Он хотел, чтобы это напомнило некроманту о её разрушительной мощи — так щелканье кнута напоминает рабам о сокрушительной силе удара, наносимого плетью.

Вздрогнув, Мутот отвел глаза.

— Хорошо! Если ты слишком занят, я понимаю.

— Принято, — произнес Ксингакс. Он приказал было слуге унести его прочь, но заметил, что во время их стычки внизу, кажется, назревала ещё одна маленькая драма.

Во временный загон зашел кровавый орк. С его стороны было довольно неосмотрительно сунуться туда в одиночку, но воин, очевидно, надеялся, что запуганные рабы не осмелятся на него напасть. По всему выходило, что его расчет оправдался. Рабы спешили убраться с его пути.

Взгляд орка упал на двух сидящих в углу женщин. Искоса посмотрев на них, воин начал расстегивать свои кожаные штаны, жестом велев женщине с короткими волосами отойти от своей товарки.

Волшебники и охранники имели право развлекаться с рабами так, как они пожелают, с единственным условием — не причинять своим жертвам существенного вреда, так что в действиях орка не было ничего противозаконного или необычного. И все же Ксингакс, несмотря на страстное желание вернуться к работе, решил задержаться и пронаблюдать за дальнейшим развитием событий. Порой он находил чуждое ему чувство сексуальности столь же интригующим, сколь и отвратительным, пусть никогда и не признал бы этого вслух.

К его удивлению, коротковолосая рабыня встала между орком и своей подругой.

— Найди себе кого-нибудь ещё, — произнесла она.

Орк схватил её, намереваясь отшвырнуть в сторону, и тогда женщина врезала ему по голове миской с кашей. Глиняная посудина разбилась, а воин, споткнувшись, отступил. Бросившись к нему, рабыня попыталась ударить его ещё раз, но орк быстро выровнялся и тыльной стороной ладони отвесил ей пощечину. Рабыня замешкалась, и орк успел вытащить саблю из ножен.

Воин двинулся на неё, и женщина отступила.

— Помогите мне! — крикнула она. — Если мы все навалимся на него, то сумеем его прикончить! Он всего лишь охранник, но и это лучше, чем ничего!

Но остальные рабы, похоже, совсем пали духом. Ни один из них и с места не двинулся, чтобы помочь ей. Женщина поняла, что ей придется встречать опасность в одиночестве. Она побледнела от страха, но, преисполненная решимости, перехватила оставшийся у неё в руках осколок миски острым концом.

— Она храбрая, — отметил Ксингакс.

— Это та самая, которую хотел купить бард, — произнес Со-Кехур.

— Правда? Тогда, возможно, его одержимость имеет кое-какое разумное основание. Я ошибался насчет неё, — Чтобы орк смог его увидеть, Ксингакс, махнув рукой, уничтожил магическую темноту. — Отстань от неё!

Удивленный воин задрал голову, чтобы выяснить, кто на него кричит. Он помедлил с ответом, разрываясь между настойчивым зовом гнева и благоразумием, велящим ему подчиниться, не задавая лишних вопросов, а затем взревел:

— Но она меня ударила!

— И она сполна за это расплатится, не бойся. — Ксингакс повернулся к Со-Кехуру. — Я забираю эту женщину.

После того, как отряд Аота уничтожил засевшую в Дулосе нежить, он решил остановиться в поселке на ночь. Измученным воинам, как и ему самому, был необходим отдых.

Но как бы наездник ни пытался расслабиться, сон не шел к нему. Не в силах усидеть на месте, он вскоре отказался от бесплодных попыток отдохнуть. Аот вышел из хижины, в которой остановился на ночь, и принялся обходить границы поселка.

Бессмысленное занятие. Перед самым закатом он и Яркокрылая облетели все окрестности и не обнаружили ни одного признака присутствия врагов. Вдобавок он все равно приказал расставить часовых.

И все же Аот никак не мог избавиться от навязчивого чувства беспокойства. Может, причиной его тревоги было то, что в темное время суток нежить становилась сильнее. Так что, если в округе кто-нибудь выжил, то сейчас был самый подходящий момент, когда враги могли решиться нанести удар, чтобы отомстить за товарищей.

Неожиданно в тени одного из вязов Аот заметил чью-то фигуру. Её очертания были едва различимы в темноте, но он сразу понял, кто это был. Ни один живой человек не смог бы стоять в такой согнувшейся, кривобокой позе — только неспособный чувствовать неудобство зомби, движения которого зависели от полученных им смертельных ран.

Перехватив копье, Аот уже набрал в легкие воздух, чтобы поднять тревогу, когда заметил сияющие в глазницах существа желтые огни. Это оказался один из тех ужасающих воинов, что некроманты призвали на службу его отряду. Разума у этих тварей хватало, чтобы сражаться, используя свои прижизненные умения, — и на то, чтобы стоять на страже, очевидно, тоже. Видимо, Урхур Хапет или кто-нибудь из его коллег именно для этого его здесь и поставил. Наверное, этот сукин сын считал, что принятых Аотом мер безопасности было недостаточно, или некроманта тоже мучили дурные предчувствия.

— Не нападай на него, — произнес женский голос. — Это свой.

Удивленный, с бешено колотящимся в груди сердцем, Аот оглянулся и в нескольких шагах поодаль увидел улыбающуюся ему Чати Оандем. Он попытался взять себя в руки и вернул ей улыбку.

— Да я и не собирался, — ответил он. — Я узнал его как раз вовремя, чтобы не выставить себя полным дураком.

Жрица приблизилась. Её факел все ещё был при ней, но женщина сняла броню и шлем, оставшись в украшенной узорами из языков пламени одежде. Порывы ночного ветерка подчеркивал изящные изгибы её фигуры.

— А я-то думала, что у всех волшебников глаза, как у сов, и вы можете видеть в темноте.

Аот пожал плечами.

— Я знаю это заклинание, но сейчас его не подготовил. Раз в случае нужды я могу в любой момент воспользоваться глазами Яркокрылой, то предпочитаю иметь наготове только боевую магию.

— Вот только сейчас бедняжка спит.

Если Чати заметила это, значит, она заходила в его жилище. При мысли о том, что она, возможно, специально заглянула туда, чтобы с ним увидеться, и, не застав его на месте, продолжила поиски, Аот почувствовал укол возбуждения.

— Хорошо. Она заслужила немного отдыха.

— Так же, как ты и я — но мы-то здесь, разгуливаем в темноте. Тебя что-то беспокоит?

Он подумал, должен ли командир признаваться в мучавших его дурных предчувствиях кому-то, кто (хотя бы теоретически) находится под его командованием, но решил, что это неважно.

— Да нет, а должно? Мы выиграли бой, а после полудня пришло послание, что остальные отряды тоже побеждают. Все хорошо, все же… — он вздохнул. — Возможно, я просто чересчур мнителен.

— Тогда и я тоже. Знаешь, чтобы бороться с врагами Коссута, я тренировалась с самого раннего детства. С кем я только ни сталкивалась в бою, но это! То ли потому, что наши враги — нежить, то ли потому, что мы до сих пор понятия не имеем, что заставило этих тварей спуститься с гор, но они по-настоящему беспокоят меня. И даже после победы мы не можем толком расслабиться и отпраздновать наш успех.

— Мне кажется, дело и в том, и в другом. — И в кое-чем ещё, хотя он пока ещё не был уверен, в чем же.

Улыбнувшись, жрица прикоснулась к его щеке. Она делала это и раньше — для исцеления, — но даже без ореола пламени её твердые пальцы оказались лихорадочно горячими.

— Я задаюсь вопросом — если мы так отважно сражались, разве ты и я, несмотря на наши плохие предчувствия, не можем все-таки отпраздновать нашу победу?

Аот желал её сильнее, чем любую другую женщину в своей жизни, но проблема была в том, что, пусть Нимия постоянно нарушала границы между собой и своими подчиненными, он задавался вопросом, имеет ли и сам на это право. Она была тарчионом, а он — всего лишь свежеиспеченный капитан.

— Если это только из-за того, что я спас тебе жизнь, — произнес наездник, пытаясь немного оттянуть время, хотя в глубине души он уже принял решение, — так ты мне её тоже спасла. Мы квиты, ты сама сказала.

— Это не имеет никакого отношения к благодарности — это пламя внутри меня. Когда оно вспыхивает, ни одна жрица Коссута не ищет способа его погасить, — Чати улыбнулась. — Это было бы богохульством. Она подбрасывает в него топливо, позволяя гореть столько, сколько необходимо — так что, может, вернемся в твою комнату?

Наездник сглотнул.

— Думаю, одна из хижин перед нами пустует.

— Прекрасная идея! Неудивительно, что именно ты наш предводитель.

Когда жрица расстегнула свои одеяния и они упали на землю у её ног, Аот увидел, что её бог оставил такие же следы шрамов на её теле, как и на лице, но и эти отметины не показались ему отталкивающими. На самом деле, их он целовал с особой страстью.

Таммит не сопротивлялась, когда два кровавых орка за руки потащили её к дверному проему. Возможно, защищая Ильдру, она исчерпала свой бунтарский порыв, вдобавок девушка понимала, что серокожие воины с поросячьими клыками всего лишь выполняют свой долг. Даже если бы ей удалось сбежать, она понятия не имела, куда идти. В любом случае, надежды на это было мало.

За дверью оказались заклинательные покои некромантов, освещенные, как и остальные катакомбы, вечными факелами, пылающими холодным зеленоватым пламенем. Таммит никогда не бывала в подобных местах, но и сложные, нарисованные мелом на полу фигуры, и полки, заполненные бутылками с разными жидкостями и банками с порошками, и резкий аромат ладана, перекрывающий запах разложения, и стойки с жезлами и волшебными палочками были знакомы ей из рассказов.

В комнате находилась пара Красных Волшебников и полудюжина зомби. Двое мертвецов, пошатываясь, двинулись вперед и протянули руки, чтобы схватить Таммит.

Боги были более чем жестоки, заставив её поверить, что она вновь обрела и Барериса, и свободу только для того, чтобы тут же отнять у неё всё это. Девушка не знала, почему не пала духом, погрузившись в пучину отчаяния. Наверное, потому, что её возлюбленному все же удалось бежать. Пусть её собственное существование окончательно покатилось под откос, у Барериса все же осталась возможность прожить нормальную жизнь.

В любом случае Таммит не поддалась парализующему волю ужасу и девушка, собрав всю свою храбрость, поклялась себе достойно встретить конец — каким бы он не оказался. Но то, что к ней станут прикасаться холодные, склизкие пальцы зомби и ей придется вдыхать зловоние их гниющих тел, было отвратительно.

— Пожалуйста! — воскликнула Таммит. — Не нужно, чтобы эти создания меня держали. Я знаю, что не могу сбежать.

Красные Волшебники проигнорировали её просьбу, и зомби с обмякшими ртами и пустыми глазами успели подойти на шаг ближе, когда сверху раздался чей-то голос:

— Звучит здраво. Просто разместите пару зомби у выхода на случай, если она окажется не такой разумной, как выглядит.

Кинув взгляд наверх, Таммит увидела балюстраду, где стоял гигантский зомби со своим хозяином. Перед похожим на зародыш существом, словно яблоки на яблоне, висело несколько прикрепленных к разветвленному металлическому каркасу круглых линз. С того места, где она стояла, казалось, что его тело разбито на множество искаженных кусков. Из-за этого создание выглядело ещё отвратительнее, хотя, вроде бы, хуже быть уже не могло.

Существо приказало ей приблизиться, и она приготовилась достойно предстать перед ним, как бы в итоге все не обернулось. Но все же его вид заставил её содрогнуться, и рот девушки пересох. Как может что-то, настолько похожее на ребенка, выглядеть столь ужасно и излучать такую осязаемую враждебность? Таммит приложила все усилия, чтобы наскрести остатки мужества.

Ни голосом, ни жестом Красные Волшебники не отдали команду своим прислужникам, но, когда существо-зародыш произнесло свои слова, зомби прекратили двигаться. Орки посмотрели на одного из некромантов, и тот махнул безволосой татуированной рукой, отпуская их. Стражники незамедлительно ретировались; похоже, им было неприятно здесь находиться.

Таммит заставила себя без содрогания посмотреть на похожее на ребенка существо.

— В любом случае, благодарю вас. Я уже устала оттого, что все, кому не лень, обращаются со мной, как с вещью.

— Было бы ещё обиднее, если бы вещи стали обращаться с тобой, как с вещью? — оно улыбнулось своей собственной легкой игре слов. — Не беспокойся. Это может быть началом длинного и плодотворного сотрудничества, так что почему бы нам не начать по-дружески? Меня зовут Ксингакс, а тебя?

Она представилась.

— Долгое и плодотворное сотрудничество? Значит… вы не собираетесь меня убивать?

— Вообще-то собираюсь, но смерть ещё не означает окончания существования. К счастью для меня! Иначе я бы не протянул долго после того, как матушкин супруг-рогоносец вырвал меня из её утробы.

— Я… я не стану одной из них, — она указала на зомби. — Я сделаю все возможное, чтобы ваши прислужники сперва растерзали меня на части.

Ксингакс хихикнул.

— Не думаешь ли ты, что я и частям твоего тела не смогу найти применения? Если так, ты ошибаешься, но, пожалуйста, успокойся. Я не собираюсь превращать тебя в зомби. Для тебя у меня припасена куда более интересная перспектива. Ты увидела достаточно, — продолжало существо-зародыш, — чтобы понять, что это место на самом деле — фабрика нежити. У нас достаточно ресурсов, но мы создаем только тех, кто наиболее полезен для нашей цели — сильных, разумных созданий. Увы, для того, чтобы создать призрака или кого-нибудь вроде него, требуется значительно больше магии, чем на то, чтобы поднять безмозглую тварь вроде моего великана или помощников моих помощников. И, учитывая наши ограниченные возможности, мы предпочитаем действовать рационально. Поэтому многие из рабов станут зомби или гулями. Другие пойдут на корм тем новым созданиям, кто нуждается в такой пище, и после мы поднимем их скелеты. Только некоторые получат шанс стать более совершенным существом.

Таммит тряхнула головой.

— Как я понимаю, вы думаете, что это будет благом для меня. Но почему вы предлагаете это именно мне, ведь я не раз поднимала руку на ваших слуг?

— Именно поэтому и предлагаю. Ты смелая, а, учитывая то, что нужно для трансформации, мы найдем твоей отваге наилучшее применение. Я должен объяснить ещё кое-что. Я не только воссоздаю вымершие многие годы назад виды нежити, но и вывожу абсолютно новые. Это часть моих обязанностей — более того, это моя страсть. Моё искусство. Только таким образом я и могу приобщиться к тому, что называется отцовством. Проблема в том, что нам приходится улучшать магию путем проб и ошибок. Естественно, наши ритуалы несовершенны, пока мы не сделаем их совершенными.

Таммит представила, что может случиться с пленником, когда ритуал все ещё неисправен. Она словно воочию увидела свое тело, искореженное, словно горшок, который неопытный ученик пытается в первый раз вылепить на гончарном круге, и услышала свои вопли, полные бесконечной муки. Невыносимая картина! Девушка поняла, что была дурой, раз так боялась того, что станет зомби. В сложившейся ситуации это было бы для неё наилучшим выходом. Пусть её тело окажется в плену, но душа, освободившись, будет ждать Барериса в посмертии.

Таммит бросилась к ближайшему Красному Волшебнику. На поясе у него висел кинжал с кривым лезвием. Она схватит его и перережет артерию на боковой части шеи, и весь её страх и унижение смоет потоком крови.

Очевидно, некромант ждал, что она предпримет что-нибудь в таком роде. Он выкрикнул непонятное слово и левой рукой очертил в воздухе какую-то магическую фигуру. Вокруг его ладони спиралью закружились пятна тьмы.

Девушка обнаружила, что не может оторвать от них взгляда, хотя никакого другого вреда это заклинание ей не нанесло. Остановившись, Таммит заворожено уставилась на них. Часть её разума вопила, что так делать нельзя, но над волей своей девушка была уже не властна.

Волшебник отошел, и зомби, ковыляя, приблизились к ней. Их липкие руки крепко вцепились в её тело. Спираль исчезла, и к Таммит вернулась способность сопротивляться. Она забилась в руках зомби, колотя тварей по ногам, рукам и пытаясь ударить их головой; девушка даже вцепилась зубами в подгнившую, склизкую плоть. Все было бесполезно — как бы она ни пыталась освободиться, зомби крепко держали её. Раз они не чувствовали боли, никакие усилия не могли заставить их ослабить хватку.

— Я ожидал этого, — произнес Ксингакс, — но, все равно, какой позор. Ведь ты так хорошо вела себя.

— Мне её подчинить? — спросил маг с кинжалом.

— Думаю, так будет лучше всего, — ответил Ксингакс.

Из потайного кармана мантии Красный Волшебник извлек оловянную пробирку и откупорил её, держа в вытянутой руке. Он поднес сосуд к носу Таммит. Девушка попыталась отвернуться, но зомби крепко держали её, и ей это не удалось.

Дым имел сильный металлический запах, и она почувствовала его привкус на своих зубах. Её конечности моментально ослабли. Как бы она ни пыталась напрячь руки или ноги, тело, словно во сне, больше её не слушалось.

— Положите её в пентаграмму, — произнес Ксингакс.

Зомби положили её на спину, раскинув ей руки и скрестив лодыжки. Через некоторое время Красные Волшебники начали читать заклинание на неизвестном ей языке. При этом маги размахивали дымящимся кадилом, тонким, мерцающим мечом и черной чашей, вырезанной из куска дыма.

Она совершенно не понимала, что происходит, хотя выглядело все это довольно зловеще. Затем некромант с кинжалом — у неё создалось ощущение, что в этой паре верховодит именно он, — опустил указательный палец в черную чашу. Когда он вынул его, тот оказался покрыт чем-то красным. Склонившись над ней, волшебник принялся смазывать её губы, десны, зубы и язык. Таммит почувствовала во рту солоновато-медный привкус крови.

После этого ей каким-то образом удалось почувствовать разлитую в воздухе силу и понять безумную, пугающую истину: эти чары были самостоятельны, являлись в некоем роде живыми, тем самым позволяя магам осуществлять задуманное посредством чтения трёх— и четырёхстиший. Она не до конца понимала, что происходит, но девушка почувствовала — то, чего хотели добиться некроманты, вот-вот произойдет, и вынести это она не сможет.

Над Таммит сгустилось бурлящее облако тьмы. Вскоре девушка едва могла разглядеть потолок и Ксингакса, жадно изучавшего её через пару закрепленных друг перед другом линз. Сгусток тьмы, похоже, начал обретать материальность — в нем обозначились углы, выпуклости и грани.

И тогда он взорвался стаей огромных летучих мышей. С шелестом бесчисленных крыльев, отражавшимся от каменных стен, они разлетелись во все стороны. Ксингакс закричал от возбуждения. Хотя Красные Волшебники вызвали эту стаю и, похоже, каким-то образом могли её контролировать, они отступили к стене.

Опустившись на плечо зомби, летучая мышь впилась клыками в его шею. Труп никак не отреагировал на укус, но, не обратив на это внимания, тварь тут же взлетела, захлопав крыльями.

Три её товарки опустились на другого зомби, укусили его и тут же отвергли. «Потому что они жаждут крови живого существа, — с бешено колотящимся сердцем подумала Таммит. — Потому что они жаждут меня».

Она напряглась изо всех сил, пытаясь перекатиться на живот. Если ей удастся немного сдвинуться с места, она сможет уползти из центра комнаты, и тогда… и тогда, наверное, ничего. Та часть её, что все ещё могла мыслить здраво, поняла, что вряд ли от этого будет хоть какой-то прок, но девушка должна была попытаться. Все лучше, чем безропотно склониться перед судьбой, неважно, какой бы неотвратимой она ни была.

Её руки и ноги слабо шевельнулись — эффект дыма наконец стал ослабевать. Таммит почувствовала дрожь возбуждения, призрачную надежду, и затем одна из этих тварей наконец обнаружила её. Стремясь получить желаемое, летучая мышь вцепилась холодными, словно пальцы зомби, когтями в её грудь, и отыскала клыками горло.

Пока тварь насыщалась, остальная часть стаи опустилась на девушку, погребая её под собой, словно шевелящийся ледяной ковер. Те из них, что не могли добраться до её тела, распихивали своих товарок, словно поросята, желающие дорваться до сосков матери. Таммит почувствовала, как её плоть пронзило множество ледяных игл.

Если бы она могла представить, что с ней когда-нибудь произойдет такое, то решила бы, что из-за такого сильного холода наверняка потеряет чувствительность. Но этого почему-то не произошло. Боль от нападения была ужасной.

Летучие мыши рвали её губы, нос, щеки и лоб. Только не глаза, молча взмолилась Таммит, только не глаза! Но они вырвали и их, и тогда девушка наконец-то потеряла сознание.

Таммит очнулась в полной темноте, чувствуя боль, слабость и иссушающую жажду. Сперва она не могла вспомнить, что же с ней произошло, но затем память с резкостью бросающейся на мышь кошки вернулась к ней.

Девушка подумала, что вряд ли Ксингакс собирался создать столь изувеченное и слепое создание, каким она стала. Эксперимент провалился. Это могло произойти — как он и предупреждал.

— Так прикончи же меня! — прохрипела она. — Я бесполезна для тебя!

Никто не ответил. Она гадала, была ли одна или Ксингакс с Красными Волшебниками тоже находились тут и сейчас изучали её в полном молчании, решая, прервать ли наконец её муки или — боги, только не это! — готовя ей новые пытки.

Неожиданно ей ужасно захотелось узнать это, и слепота показалась девушке невыносимой. Она почувствовала какое-то движение в своих пустых глазницах, и затем перед её взором замелькали пятна тени и света. Через несколько мгновений мир обрел четкость. Таммит поняла, что исцелила свои поврежденные глаза, или, если мыши все-таки уничтожили их, создала себе новые.

Кажется, в конце-концов эксперимент Ксингакса не окончился полным провалом. Но, тем не менее, кроме неё, в маленькой комнатушке, с деревянной дверью, в которую её хозяева бросили её, никого не оказалось. Под потолком в стене виднелась дыра — возможно, это отверстие соединяло помещение с вездесущей сетью переходов. Но, даже если тот ужасающий зародыш и изучал её оттуда, она не могла его разглядеть.

Что, как она вспомнила, вовсе не означало, что его там не было. Ксингакс легко скрывался, разглядывая новую партию рабов. Она прохрипела его имя, но ответа не услышала.

Таммит подумала, что хорошая была бы шутка, если бы оказалось, что эксперимент по её превращению прошел с грандиозным успехом — или чем-то вроде того — а он не оказался свидетелем собственного триумфа. Красные Волшебники вложили в неё достаточно сил, чтобы сохранить её существование и восстановить зрение, но, когда девушка вернула себе способность видеть, она почувствовала себя ещё более слабой и вымотанной, чем прежде. Таммит уставилась на множество точечных ранок на руках и предплечьях, желая, чтобы они закрылись, но ничего не произошло.

И тогда её захлестнуло горе. Хотя её новые глаза, похоже, не были способны ронять настоящие слезы, девушка свернулась калачиком и разрыдалась. Она плакала до тех пор, пока не послышался скрежет ключа в замке. Дверь со скрипом отворилась, и орк, втолкнув внутрь Ильдру, тут же её захлопнул. Замок клацнул ещё раз.

Таммит протянула дрожащую руку. Она знала, что пленница ничем не может облегчить её беду, но Ильдра могла хотя бы поговорить с ней, подержать за руку или, возможно, обнять. Хоть немного простого человеческого тепла, хоть немного общения с кем-то, кроме безжалостных мучителей, — уже лучше, чем ничего.

Но при виде её искалеченного тела Ильдра вздрогнула, судорожно всплакнув, повернулась и забилась в угол. Она присела и отвернулась, вновь отгораживаясь от окружающего мира.

— Сколько раз я о тебе заботилась? — воскликнула девушка. — А теперь ты поворачиваешься ко мне спиной?

Но не только Ильдра её предала. Всю свою жизнь Таммит заботилась о других. Об отце, пьянице и игроке. О брате-идиоте. И что же она получила в ответ? Даже Барерис, клявшийся в любви к ней, отверг её и последовал в дальние страны за своей мечтой, за золотом и приключениями.

Таммит осознала, что стоит на ногах. Пусть её все ещё мучила жажда, а в глотке пылал огонь, девушка стряхнула с себя слабость. Гнев дал ей силы.

— Посмотри на меня, — бросила она.

Её голос был резким, словно щелчок хлыста, и подействовал так же, задев что-то в сознании девочки. Выйдя из оцепенения, Ильдра начала было поворачиваться, но затем стряхнула с себя её власть.

— Хорошо, — произнесла Таммит, двинувшись вперед. — Сделаем это жестко.

Она не знала, что именно с ней происходит. События, подгоняемые мгновенно охватившей её яростью, слишком быстро сменяли друг друга. Но, когда её верхние резцы закололо и они удлинились, превратившись в клыки, Таммит наконец-то все поняла.

Осознание происходящего повергло её в ужас, слегка приглушивший ярость — но не жажду. «Я не могу поступить так!» — подумала она. «Я не могу быть этим. Ильдра — мой друг».

Девушка застыла на месте, борясь с охватившим её порывом. Поначалу ей казалось, что она побеждает, но затем её тело взорвалось облаком летучих мышей, похожих на тех вызванных заклинанием тварей, что атаковали её ранее. Мир изменился. Зрение, которого ей так не хватало ранее, стало куда менее важным, чем слух и способность улавливать эхо собственных отраженных криков, но её сознание, разделившись, изменилось куда больше. Она полностью осознавала себя, управляясь с дюжинами тел с той же легкостью, что и с одним, но кое-что все же исчезло — наверное, её совесть или способность к сопереживанию и самоотречению. Сейчас она была просто хищником, и летучие мыши набросились на Ильдру, словно стрелы.

К удивлению Таммит, рабыня, вместо того, чтобы по обыкновению беспомощно съежиться, попыталась дать ей отпор. Размахивая руками, она хватала летучих мышей, швыряла их об стены или сжимала, словно тряпку для мытья посуды, с такой силой, что непременно раздавила бы их, будь на их месте обыкновенные животные. Хотя Таммит это поначалу показалось очень больно, настоящего вреда действия девочки ей не причинили.

Вцепившись в рабыню, она вонзила свои многочисленные клыки в её вены и артерии. Удовлетворяя свою страсть, Таммит воистину наслаждалась происходящим, и, когда она наконец насытилась, чувство облегчения не стало слабей.

Вскоре Ильдра обмякла и прекратила сопротивляться. Выпив девочку досуха, летучие мыши взлетели. Они закружились друг вокруг друга и растворились, превращаясь в единое целое — её тело, на котором теперь и следа не было от тех ран, что уродовали его раньше.

Но от этого ей не стало легче перенести то раскаяние, что нахлынуло на неё вместе с восстановлением оригинальной формы. Вина обрушилась на неё, словно удар молота, и девушка почувствовала, что внутри неё зарождается стон боли.

— Замечательно, — произнес Ксингакс.

Она посмотрела наверх. Теперь, когда он развеял скрывавшие его чары, она увидела, что он, как она и подозревала, все время наблюдал за ней через дыру в стене.

— Я думаю, что, испытав это, — продолжал он, — ты поймешь, что можешь оставаться разделенной в течение долгого времени. Уверен, что вскоре ты обнаружишь у себя ещё кое-какие необычные способности, что отличают тебя от обыкновенных вампиров

— Почему ты не ответил, когда я звала тебя? Почему не предупредил меня раньше?

— Я хотел увидеть, насколько далеко заведут тебя инстинкты. Это многообещающий знак, что ты смогла воспользоваться столькими своими способностями и взять свою первую жертву без какого-либо руководства свыше.

— Я убью тебя, — произнесла она. Приняв решение, Таммит вдруг поняла, что ей даже не придется менять форму, чтобы сделать это. Там, наверху, Ксингакс был полностью беззащитен. Бросившись к стене, девушка начала карабкаться вверх, словно муха. Это было не сложнее, чем идти по горизонтальной поверхности.

Таммит успела проделать часть пути, когда её вдруг охватила тошнота и головокружение. Её ноги и руки потеряли способность держаться за стену, и она рухнула на пол. Будь она прежней, то от этого падения наверняка переломала бы себе все кости, но её новая ипостась даже не была ошеломлена.

Когда неприятные ощущения начали проходить, Ксингкс произнес:

— Неужели ты и вправду думала, что мы наделили тебя такими силами, не убедившись в том, что ты будешь использовать их так, как мы захотим, а? Боюсь, доченька, ты все ещё рабыня, или в лучшем случае вассал. Если тебе станет легче от этого, то и я, и Красные Волшебники — тоже, но, пока мы следуем правилам, нам предоставляют хорошие условия для службы, а через несколько десятков лет мы можем рассчитывать на неплохую награду.

Глава 8

30 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

Дельхумид в лучах луны мерцал, словно сломанный скелет. Осадные орудия и боевые заклинания древних мятежников разрушили зубчатые стены и сровняли с землей башни, а все, что уцелело после их нападения, раскрошило и выскоблило время. Но все же мулхорандцы строили свой провинциальный оплот на века, и многое осталось почти невредимым. Барерис легко представил, каким гордым и изобильным был этот город в прошлом, и поэтому нынешнее запустение показалось ему ещё более пугающим.

Юноша гадал, только ли игрой воображения можно объяснить то, что он чувствует пропитавшие это место миазмы болезни и угрозы. В любом случае, его спутники определенно тоже что-то ощущали. Гноллы рычали и бормотали. Один из них сжал медный амулет с изображением топора и взмолился к своему божеству о милости.

Раз уж его длинный язык завел их настолько далеко, Барерис не собирался давать им потерять голову. Его заклинание, как и раньше, позволило барду обратиться к гноллам на их родном рычащем и лающем наречии, и юноша произнес:

— Давайте выдвигаться.

Крадучись, он пошел вперед, и они последовали за ним.

Юноша молился, чтобы они не опоздали и с Таммит не успело произойти ничего ужасного. Его с ума сводила мысль о том, сколько уже прошло с той минуты, когда он видел, как Красные Волшебники и их воины уводят её прочь. Путь до Дельхумида занял у него и его спутников некоторое время. И, несмотря на то, что гноллы и раньше изучили город, Веск Бэкбитер настоял на том, чтобы перед тем, как попытаться проникнуть внутрь, ещё раз осмотреть окрестности. Он заявил, что тогда их шансы на успех возрастут. Как бы сильно Барерис не оказался раздражен из-за этой отсрочки, ему пришлось признать, что предводитель гноллов, скорее всего, был прав.

Собрав все возможные сведения, они начали разрабатывать план. После недолгого обсуждения они решили проникнуть в Дельхумид ночью. Верно, в это время там появлялись демоны и другие твари, но, даже если им и было приказано охранять границы разрушенного города, непохоже, чтобы они выполняли свою работу так же усердно, как воины, несущие стражу днем. Барерис надеялся, что у него с товарищами были неплохие шансы проскользнуть мимо них незамеченными, особенно учитывая то, что гноллы и дьяволы в темноте все же не могли видеть так хорошо, как люди при дневном свете.

Бард со своими спутниками решили пробраться через развалины находившихся за чертой города домов, а затем пересечь полосу битого камня — все, что осталось от городской стены. Юноше стало интересно, как же именно она была разрушена. Куски гранита выглядели почерневшими и изъеденными чем-то, но большего он по их виду сказать не мог.

Гноллы, несмотря на свои размеры, крались тихо, как туман, и нарушители довольно быстро миновали груды битого щебня. Теперь они и правда оказались в Дельхумиде, рискнув забраться дальше, чем ранее осмеливался любой из разведчиков. Порыв холодного ветра с завыванием пронесся вниз по улице, и один из гноллов подпрыгнул, словно какой-то призрак взъерошил его мех и напел что-то на ухо.

Веск махнул рукой, призывая остальных перейти за ним на левую сторону дороги. Разведка показала, что в темное время суток туманные силуэты перелетали с улицы на улицу только по правой стороне. Время от времени та или иная тварь разражалась звенящим смехом, вызывавшим приступы самоуничижения и желание искалечить себя у всех, кто его слышал. Барерис понятия не имел, что это за создания, но юноша преисполнился уверенности, что они поступают абсолютно правильно, избегая их.

Они в очередной раз повернули в сторону, чтобы обойти три остроконечные башни. Их каменная кладка шуршала и осыпалась, а сами они время от времени подергивались, словно пальцы на парализованной руке. Дома с полуразрушенными фасадами, казалось, наблюдают за незваными гостями, следя за ними темными провалами окон, словно глазами. Один раз с севера донесся слабый вопль, похожий на затухающее эхо сотен криков.

Услышав этот звук, Барерис невольно вздрогнул, но он сказал себе: что бы там ни происходило, это не имеет отношения к нему и его товарищам. Переполненный жуткими явлениями Дельхумид был чрезвычайно опасным местом; они знали, на что идут. Это не было проблемой, пока они держались подальше от всех этих ужасов, и, пользуясь полученными при разведке сведениями, им до сих пор это удавалось.

И на протяжении следующих двадцати ударов сердца удача оставалась на их стороне — до того момента, как один из гноллов сделал несколько широких шагов в сторону, чтобы заглянуть за покосившиеся, покрытые ржавчиной кованые ворота во внутренний дворик с покрытым трещинами, пересохшим фонтаном посередине. Очевидно, воин заметил какие-то признаки опасности и решил, что нужно осмотреть это место поближе.

Неожиданно гнолл, зарычав и пошатнувшись, вцепился в себя своими толстыми собачьими когтями. Сначала Барерис не понял, в чем дело, но затем он увидел разбухающие черные точки, копошащиеся в его пятнистом мехе, и ему все стало ясно.

У его спутников были блохи. Бард обнаружил это, когда и сам начал почесываться. И теперь паразиты гнолла во дворе принялись увеличиваться до невероятных размеров. Блохи величиной с мышей ползали по всему его телу, погружая хоботки и головы в плоть, чтобы напиться крови. Там, где под бригантиной бедняги пировали насекомые, двигались вздувшиеся, шевелящиеся бугры.

Второй гнолл поспешил на помощь приятелю, но, когда он вошел во двор, его постигла та же участь. Теперь они оба принялись вертеться кругом и вопить, а их товарищи сгрудились за воротами, не решаясь ничего предпринять, слишком напуганные или осторожные, чтобы рискнуть оказаться в том же положении.

Барерис запел. Волшебство согрело воздух, и юноша почувствовал щекотку, когда его собственные, бывшие нормального размера блохи с него спрыгнули. Тогда он ворвался во двор. Исходящая от его кожи магия с той же легкостью прогнала и гигантских паразитов с тел их хозяев. Насекомые с шорохом удрали и растворились в тенях в задней части двора.

У юноши все равно не было ни малейшего желания задерживаться за покосившимися воротами. Он догадывался, что у окутавшей этот двор ауры зла могли найтись в запасе и другие трюки. Так быстро, как только мог, Барерис потянул ошеломленных, покрытых кровью гноллов обратно на улицу. Кем бы ни было существо во дворе — духом или чем-то другим — он надеялся, что там оно не сможет причинить им вреда. Чтобы его спутники остались в строю или с ними не случилось чего похуже, им немедленно требовалась помощь целителя. Раз жреца с ними не было, барду самому пришлось этим заняться.

Он прибег к исцеляющему и восстанавливающему жизненные силы волшебству. Остальные гноллы с любопытством наблюдали за его действиями, пока Веск не начал хватать их и разворачивать кругом.

— Продолжайте следить! — рыкнул вождь. — Кто-нибудь ещё мог услышать шум или пение певца.

Постепенно раны одного гнолла прекратили кровоточить и покрылись коркой. В эту минуту юноша мог только частично исцелить его, и ничего больше. Однако его товарищу, похоже, помочь было уже нельзя. Гнолл задрожал, из его горла вырвался хрип, и он резко рухнул на землю и неподвижно замер. Тем временем выживший сел и дрожащей рукой нашарил висевшую на поясе кожаную бутылку с водой.

— Как ты? — спросил его Барерис.

Гнолл фыркнул, словно этот вопрос был для него оскорбительным.

— Тогда, когда будешь готов, мы продолжим путь.

— Ты спятил?

Барерис повернулся и увидел, что это сказал Товарр Кинтус, тот самый длинноухий гнолл, которого он ударил во время их первого разговора.

— Ты сказал, что знаешь, как проникнуть внутрь и уйти отсюда, не наткнувшись ни на одного призрака, — прорычал он, брызгая слюной. Очевидно, он собирался продолжать в том же духе, но Веск прервал его, ударив по морде и сбив с ног.

— Мы сказали, — зарычал вождь, — что сделаем все возможное, чтобы избежать опасностей, о которых знаем, но тут могут быть и другие — те, которые мы не заметили, вроде этой. Ты не можешь винить этого человека или любого другого за то, что мы пропустили её, ведь она оставалась невидимой, пока ловушка не захлопнулась.

— Речь не о «вине», — ответил Товарр, поднимаясь на ноги. — Речь о том, что разумно, а что — нет. Раз сюда никто не заходит, на то есть причина, и…

— Кровавые орки заходят, — оборвал его Барерис. — Они храбрее тебя?

Товарр вздернул верхнюю губу и оголил клыки, словно разъяренная собака.

— Свинорожих сопровождают Красные Волшебники. А у нас есть только ты, а ты больше болтаешь, чем помогаешь нам избегать неприятностей.

— Хватит! — резко оборвал его Веск. — Мы вновь стали воинами, а воины должны в обмен на заработок рисковать жизнью. Если у тебя для этого кишка тонка, проваливай назад, но знай — тогда все мы отвернемся от тебя, как от труса.

Теперь у Товарра было только три пути — подчиниться, оставить этот небольшой отряд навсегда или сразиться с Веском за место вождя здесь и сейчас. Очевидно, даже несмотря на поджидавшие их в Дельхумиде опасности, первый путь показался ему наиболее предпочтительным, и длинноухий гнолл опустил голову, подчиняясь.

— Я с вами, — прорычал он.

Они оттащили павшего воина в темный и глубокий дверной проем, где, как они надеялись, будет меньше шансов на то, что кто-нибудь или что-нибудь заметит тело. Затем они без всяких церемоний покинули это место. Барерис не раз бросал тела погибших товарищей, когда битва, погоня или побег требовали от него немедленных действий, и сейчас он сделал это с той же черствостью. Вдобавок он понятия не имел, практикуют ли вообще гноллы какие-нибудь похоронные обряды. Юноша бы не удивился, узнав, что они поедают своих мертвецов с той же готовностью, что и любое другое мясо или падаль, что попадалась им на пути. Но он все же почувствовал укол раскаяния оттого, что они оставили павшего товарища вот так — без погребения или сожжения, не проводив его душу ни молитвой, ни гимном.

Может, это беспокоило его потому, что в словах Товарра была изрядная толика правды. Если бы Барерис своей магией не добился расположения гноллов, они никогда бы не рискнули сунуться в Дельхумид. Его приятели из более брезгливых — или, как сказали бы они сами, более высокоморальных стран, — скорее всего, сочли бы, что бард злоупотребляет своим даром.

Но его нынешние соратники были гноллами, которые сами хвастались, что их народ живет только ради войны и убийства, и за то, что они рисковали собой, Барерис предложил им воистину королевскую награду. Если он согрешил, Властелин Песен заставит его ответить за это, когда его коленопреклоненный дух предстанет перед серебряным троном божества. Ну а сейчас, чтобы спасти Таммит, Барерис был готов пожертвовать и гноллами, и сотней других созданий.

Веск поднял руку, останавливая отряд. За арочными воротами возвышалась цилиндрическая башня. Сложенная из темного камня и едва различимая в темноте, она напомнила Барерису какой-то титанический барабан.

Он заглянул за ворота и бросил взгляд на плоскую крышу, но ничего там не увидел. Он подумал, не стоит ли перед тем, как войти внутрь, спеть заклинание, которое обострило бы его зрение, но отказался от этой идеи. Он мог воспользоваться ограниченным числом заклинаний перед тем, как его силы истощатся. Лучше довериться ночному зрению его товарищей и сохранить магию для других целей.

— Он там? — прошептал юноша, имея в виду стражника из кровавых орков, которые обычно несли дозор на крыше.

Чтобы проверить, так ли это, Веск приподнял голову над низкой стеной, окружавшей башню.

— Да.

— Сможешь снять его отсюда? — спросил Барерис.

Он знал, что Веск — умелый лучник, может, даже настолько искусный, как он сам утверждал. Пока они добирались до Дельхумида, он не раз видел, как гноллы соревнуются в стрельбе, и он промазал только один раз. Но все же Барерис и сам неплохо обращался с луком и знал, насколько сложен такой выстрел. Орк находился на четыре этажа выше, к тому же его частично защищали зубцы стен.

Веск ухмыльнулся.

— Я могу попасть в него. Я не слабый коротышка вроде вас, людей.

Ласково проведя по изгибу своего тисового лука, гнолл прорычал свое собственное заклинание. Очевидно, это были чары, известные мастерам-лучникам и охотникам. В лучах Селунэ длинный лук по-особенному вспыхнул, хотя в небесах ничего не изменилось. Взяв стрелу, Веск натянул тетиву и встал в центре ворот. Когда оперение коснулось его уха, он отправил её в полет.

Барерису показалось, что они бесследно канула во тьму, но по удовлетворенному ворчанию Веска и тому, что гнолл не стал тянуться за второй стрелой, юноша заключил, что первый же удар достиг цели. Он представил, как упал орк, сраженный до того, как успел заподозрить об угрожающей ему опасности.

Бард и его спутники осторожно прокрались через открытое пространство между стеной и башней. У них не было причин думать, что за двором наблюдает кто-нибудь ещё — похоже, все остальные были только рады укрыться за стенами подальше от ужасов ночи — но они не могли быть в этом уверены.

Поднявшись по каменным ступенькам, Барерис оказался у четырехпанельной двери. Он надеялся, что внутри их будут поджидать не более пяти воинов. Кто бы ни охранял этот пост, ему с гноллами в любом случае придется иметь с ними дело.

У них просто не было выбора. Их внешняя разведка позволила отследить дорогу только до этого места, и у незваных гостей не было ни малейшего представления, что может ожидать их дальше. Кто-то должен был дать им больше сведений, чтобы найти, где держат Таммит, и не нарваться при этом на демонов.

Барерис попробовал открыть дверь и обнаружил, что она, как он и ожидал, была заперта на замок или засов. Жестом велев гноллам держаться позади, юноша закричал.

Магия его голоса заставила дверь треснуть и затрястись на дверных петлях, но та все равно не открылась. Он бросился на неё и отступил, отбив себе плечо, и тогда Веск с Товарром рванулись к преграде и одновременно врезались в нее. Дверь слетела с петель и рухнула на пол находящегося за нею зала. На нарушителей изумленно уставились пятеро орков: трое сидели вокруг костей и груд медных монет, а двое других лежали, завернувшись в одеяла.

Среди них не оказалось магов, и сражение с застигнутыми врасплох орками больше напоминало бойню. Это было не слишком хорошо. Охваченные безумием при открывшейся возможности расквитаться со старыми врагами, гноллы, похоже, забыли, что целью их вылазки было хотя бы одного из них взять живьем.

Барерис огляделся. Поначалу он увидел только окровавленные, недвижимые серокожие тела и продолжавших рубить их гноллов. Но затем он заметил лежащего на спине орка, который был слегка оглушен, но все ещё шевелился, пытаясь нащупать за голенищем кинжал. Товарр уже замахнулся топором, чтобы прикончить его, снеся ему голову.

— Не смей! — закричал Барерис и бросился вперед, отталкивая гнолла от его жертвы. Чтобы пресечь попытки орка добраться до ножа, юноша с силой ударил его по руке плоской стороной клинка и приставил кончик меча к его горлу. — Мы должны поговорить с одним из них, а этот, похоже, единственный, кто остался в живых.

Как только остальные гноллы удостоверились, что остальная часть башни была пуста, юноша продолжил допрос.

— Ответишь на мои вопросы, и я оставлю тебя в живых, — сказал он орку на его родном языке. — Или я могу отдать тебя в руки своих приятелей и позволю им прикончить тебя любым способом, который доставит им наибольшее удовольствие. Решать тебе.

— Я не могу ничего рассказать тебе! — взмолился орк. — Я умру!

— Ерунда. Возможно, твои хозяева и накажут тебя, если поймают, но ты можешь сбежать.

— Да не в этом дело! — воскликнул орк. — Красные Волшебники наложили на меня заклинания, на всех нас наложили. Мы умрем, если станем трепаться об их делах.

Судя по тому, как внимательно Веск следил за их беседой, он, очевидно, понимал язык орков, и теперь они с Барерисом обменялись озадаченными взглядами. Бард опять задумался, что же маги хотели сохранить в секрете, раз предпринимали такие меры безопасности.

— Слушай меня, — произнес Барерис наполненным магией убеждения голосом. — Ты ведь на самом деле понятия не имеешь, действительно ли ваши господа наложили на вас заклятие. Им куда проще было солгать, сказав, что они сделали это. Даже если это действительно так, ты не можешь быть уверен, что оно до сих пор действует. Часто эти чары попросту не срабатывают — это обычное дело. С другой стороны, своим глазам ты можешь верить — мой меч абсолютно реален. Будь уверен — если я им перережу тебе глотку, ты сдохнешь. Решай, кому ты подчинишься — магам или мне?

Орк глубоко вздохнул.

— Я отвечу.

— Хорошо. Куда отводят рабов?

Пленник снова втянул воздух. Барерис понял, что у орка перехватило дыхание от страха.

— Они…

Хватило и одного слова. Спина орка выгнулась дугой. Удивленный Барерис не успел вовремя отвести меч, и лезвие проткнуло орку горло. Но порез оказался неглубоким, и юноша сомневался, что их пленник вообще заметил эту рану. Он испытывал куда более жестокие муки.

Спина орка оставалась напряженной, словно тетива лука, а руки и ноги бедняги дергались вверх и вниз, колотя по полу. Его глаза бешено вращались в глазницах, а изо рта пошла кровавая пена. Юноша все же надеялся, что их пленник сможет выжить, если не проглотит язык. Он огляделся в поисках чего-нибудь, что можно засунуть ему в рот, но, прежде чем он нашел это, орк дернулся в последний раз и затих. В воздухе разлился неприятный запах. Во время смертных конвульсий воин обделался.

— Понятно, — произнес Веск. — Он не лгал о своих обетах.

— Нет, — ответил Барерис.

Он почувствовал угрызения совести за то, что обрек орка на такую смерть, и, нахмурившись, попытался прогнать это чувство. У него не было выбора, кроме как заставить его говорить.

— И что же нам, «солдатам», делать сейчас? — спросил Товарр. — Просто шататься по округе и искать рабыню? Дельхумид большой, и в каждой тени тут прячется по призраку.

Барерис молился о том, чтобы до этого не дошло.

— Обыщем это место, — сказал он. — Может, найдем что-нибудь полезное.

Они начали с тел орков, а затем перешли к их имуществу. Веск вытряхнул содержимое рюкзака, поднял лист пергамента и, развернув его, отнес Барерису.

— Это нам пригодится? — спросил гнолл.

Барерис изучил небрежно набросанную схему. На ней не было никаких пояснений, только линии, круги, прямоугольники и точки, и поначалу он не понял, что же это такое. Затем ему показалось, что он заметил определенные соответствия. Бард повернул бумажку на четверть, и из-за правильного положения сходство стало несомненным.

— Это — карта этой части города.

Веск с сомнением изучил её.

— Уверен?

— Да. Об этом сложно догадаться, ведь она так небрежно нарисована и орк столько пропустил, но вот тут — пробоина в стене, через которую мы проникли внутрь, тут — смеющиеся призраки, а тут — те синхронно подергивающиеся башни. Составитель карты обозначил черными точками места, которых лучше избегать. Тут здание, где мы находимся сейчас, а эта рамка у вершины, должно быть, место, где расположились сами Красные Волшебники. Иначе зачем бы кто-то наметил наилучшую дорогу от этого места до того?.

Предводитель гноллов покосился на барда, словно волк, ищущий пропавшего ягненка.

— Как мило со стороны свинорожих так потрудиться, только чтобы нам помочь.

Пользуясь указаниями карты, они сумели добраться до самого центра Дельхумида, избегая злобных духов или иных смертельно опасных тварей, но, когда Барерис пристально осматривался, ожидая, когда появится отмеченное на наброске здание, он почувствовал, как что-то изменилось, и застыл на месте. Гноллы тоже ощутили это и с рычанием начали шарить глазами по окрестностям.

Через секунду-другую юноша понял, в чем дело. Наверное, это было последним, что он ожидал.

— Тут… более приятно находиться. Ощущение зла на время исчезло.

— Почему? — спросил Веск.

Барерис помотал головой.

— Понятия не имею. Просто наслаждайтесь передышкой, пока можете. Сомневаюсь, что она долго продлится.

Но юноша ошибся и, когда цель их путешествия наконец предстала перед их глазами, он понял, почему. Это было квадратное здание с плоской крышей, в его облике особенно выделялись высокие, покрытые резьбой колонны и гигантские статуи, изображающие человекоподобную фигуру с головой ястреба. Тэйцы больше не молились Хорусу-Ре, но барды, стремясь узнать новые песни и истории, подбирали все крупицы знаний. Барерис легко узнал одно из божеств Мулхоранда. Здание это оказалось замком, построенным на освященной земле, и даже через все эти столетия вокруг ощущалось его благотворное влияние.

Барерис покачал головой.

— Не понимаю. Я уверен, что это нужное нам место. Но почему же Красные Волшебники избрали своим оплотом подобную святыню?

— Сила бога отпугивает чудовищ, — предположил Веск. — Всех, кроме тех, что вызвали сами волшебники, я имею в виду.

— Возможно, но разве из-за этого влияния им не сложнее практиковать тут некромантию? Это неотъемлемо…

— Да какая разница? — оборвал его Товарр. Барерис сморгнул, а затем улыбнулся.

— И то верно. Неважно, что они там творят, как и почему. Мы просто хотим спасти Таммит и раствориться в ночи. Сосредоточимся же на этом.

Используя здания, тени и груды мусора как укрытия, они украдкой обошли часть замка в поисках стражи. Веск довольно быстро заметил пару согнувшихся изможденных силуэтов на крыше.

— Нежить, — произнес он. — Могу попасть в них, но зомби и им подобных тварей убить сложно. Не знаю, смогу ли прикончить их до того, как они поднимут тревогу.

— Дай мне одну из стрел, которыми ты собираешься в них выстрелить, — попросил Барерис.

Гнолл передал её юноше, и бард стал напевать над ней заклинание — все звуки в мире постепенно и плавно начали стихать. Когда он закончил, послышался шум ветра, шуршание гривы, которую чесал один из гноллов, и мир в самом деле погрузился в тишину.

Барерис отдал стрелу Веску и махнул рукой, давая ему понять, чтобы он стрелял, когда будет готов. Положив стрелу на тетиву, предводитель гноллов выскочил из-за остатков разрушенной стены и послал её навесом вверх. Когда невидимая сфера тишины на древке унеслась прочь, звуки резко вернулись.

Остальные гноллы выпустили в воздух свои собственные стрелы, и, по крайней мере, половина из них попала в цель, но, как Веск и предупреждал, нежить убить сложно. Истыканные стрелами, словно дикобразы — иглами, зомби подняли колокольчики с крыши и замахали ими вверх и вниз. К счастью, их звук поглотила сфера тишины, и они не зазвенели. В следующую секунду янтарноглазые твари осели — сначала одна, потом вторая.

Сжав кулак, Веск резко толкнул Барериса в плечо.

— Для человека, — сказал гнолл, — ты не так уж и бесполезен.

— Мне и самому нравится так думать, — ответил юноша. — Пошли же.

Пригнувшись, они побежали к замку. Их путь пролегал мимо разрушенной погодой статуи Хоруса-Ре. Когда её только возвели, статуя простирала в небеса анкх, но за тысячелетия сжимавшая его рука подломилась и теперь лежала, разбитая на куски, у его ног.

Оказалось, что замок состоит в основном из длинных, открытых галерей с высокими потолками с небольшим количеством внутренних стен, отделявших одну секцию от другой. Тут не было дверей, преграждавших входы и выходы. Барерису, привыкшему к военным реалиям, это показалось довольно сомнительным выбором для укрепления, но, возможно, в Дельхумиде аура святости этого места была куда лучшей защитой, чем любые преграды из камня и дерева.

В любом случае, его куда больше заботило другое. Замок был обитаем. Время от времени они проходили мимо комнат, в которых лежали спящие люди. Но их было меньше, чем ожидал Барерис, и юноша не заметил ни одного признака того, что Красные Волшебники тут постоянно практикуют свое искусство.

В конце концов Веск прошептал очевидную вещь:

— Даже если эти рабы тут и были, то сейчас их нет.

— Они должны тут быть, — возразил ему Барерис — не потому, что не был согласен с гноллом, он просто не мог смириться с этим очевидным фактом.

— Хочешь разбудить кого-нибудь и спросить?

Бард отрицательно покачал головой.

— Нет, если это не маг. Любой солдат просто свалится в конвульсиях, как тот орк. Не стоит тут всех перебудить, по крайней мере, пока все тут не обыщем.

Они двинулись дальше, пытаясь найти хоть что-нибудь, хоть какой-нибудь намек на разгадку, куда пропали рабы и где они находятся сейчас. Через некоторое время они наткнулись на большие и темные покои, расположенные в центре замка. Судя по возвышавшемуся там алтарю, за ним когда-то находилась восседавшая на престоле огромная статуя Хоруса-Ре. На стенах были выцветшие картины для поклонения, изображавшие его рождение и деяния. Это была святая святых ястребоголового божества. Совсем недавно посередине зала установили отдельную узорную арку. Её бледные гладкие изгибы контрастировали с коричневым, крошащимся камнем с обеих её сторон. Когда Барерис заметил её, то от удивления задержал дыхание.

— Чего? — прошептал Веск, вертя головой в поисках угрозы.

— Эта арка — портал, — произнес Барерис, — магическая дверь, соединяющая это место с каким-то другим вдали отсюда. Я видел одну такую в своих путешествиях и узнаю руну, высеченную на основании.

— Теперь мы знаем, что произошло с твоей женщиной, — сказал Веск.

— Вероятно, но какой в этом смысл? Если Красные Волшебники хотели втихую провернуть какие-то свои дела, что может служить лучшим убежищем, чем Дельхумид? Сюда никто не заходит. С другой стороны, зачем им вообще связываться с таким опасным местом, если они используют его только как отправную точку для того, чтобы переместиться куда-нибудь ещё?

Веск пожал плечами.

— Может, мы найдем ответы там.

— Погоди, — сказал Товарр. Барерис полагал, что он хотел указать на то, что это безрассудно — идти через ворота, понятия не имея, куда они ведут или что за ними находится, но развить свою мысль гнолл не успел. В зале показалась одетая в алую мантию фигура. Волшебник прошел через дверной проем, расположенный на полпути между ними и левой стеной. Поначалу он не заметил незваных гостей, а у Товарра хватило мозгов, чтобы заткнуться. Веск наложил стрелу на тетиву.

Но, когда он подтянул её к уху, маг то ли заметил их краем глаза, то ли как-то ещё сумел почувствовать присутствие чужаков. Он был достаточно умел, чтобы не тратить дыхание и время на то, чтобы звать на помощь, которая все равно не сумела бы подоспеть вовремя, чтобы спасти его. Отступать назад, как бы сделал Барерис на его месте, он тоже не стал. Возможно, там, откуда он пришел, был только один выход, и он не хотел загнать себя в ловушку.

Вместо этого волшебник простер руку и черным кольцом на большом пальце прочертил в воздухе полосу тени. От неё отделились четыре пары костяных рук, сжимающих двуручные мечи. Появившись, они были крохотными, но сразу же увеличились до полного размера.

Это было так необычно, что даже Веск замешкался, прежде чем среагировать. Красный Волшебник произнес слова силы, и костяные руки набросились на гнолла с соратниками. Проигнорировав исходящую от них угрозу, Веск выпустил в мага стрелу — к сожалению, не настолько быстро, чтобы помешать ему завершить заклинание. Перед Красным Волшебником в воздухе возник диск голубого света, и стрела вонзилась в него, словно в деревянный щит.

К тому моменту лишенные тел руки оказались достаточно близко, чтобы достать гноллов своими тяжелыми мечами. Те превосходили их числом, но, несмотря на это, Барерис понял, что защитников мага будет нелегко одолеть. Остановить их можно было только одним способом — сильным ударом разбить кость на части, но руки мелькали в воздухе так проворно, что даже попасть по ним оказалось очень непросто.

Но сам некромант представлял собой куда большую угрозу. Барерис не осмеливался позволять ему беспрепятственно читать заклинания. Встав между костяными руками и Веском, юноша уклонился от удара, давая предводителю гноллов время опустить лук и вытащить клинок. После этого бард выскользнул из-под вертящегося колеса лезвий и оказался перед волшебником. Мерцающий, истыканный стрелами щит все ещё парил между магом и его противниками, но сам некромант с развевающейся вокруг ног мантией уже бежал в сторону белого арочного проема. Наверное, он ждал, что там окажется в безопасности или, по крайней мере, сможет найти подмогу.

Барерис был слишком далеко, чтобы преградить ему путь. Он запел заклинание так быстро, что даже испугался, что собьется с нужного ритма и тона, но у него не было возможности уделить этому достаточно времени.

В воздухе затрещала магическая энергия, и пол под ногами Красного Волшебника затрясся, словно началось землетрясение. Дрожь заставила мага зашататься, и он шлепнулся на задницу. Барерис бросился к волшебнику, отрезая его и от своих союзников, и от портала.

Красный Волшебник простер руку. Татуировка на тыльной стороне его ладони отделилась от тела и превратилась в состоящую из тени руку, парящую в воздухе. Перелетев через призрачный щит, она устремилась к Барерису.

Бард попытался уклониться от удара, но та все равно сумела вцепиться ему в плечо. И тут же от этого места по всему его телу стала растекаться сокрушительная боль.

Ничего более мучительного он в своей жизни не испытывал. Боль была достаточно сильной, чтобы ослепить его и парализовать — без сомнения, для этого заклинание и предназначалось. Некромант все ещё стремился добраться до ворот, но маг все равно хотел лично прикончить своего противника. Он развернулся в нужном направлении и прошипел свистящие рифмованные фразы.

«Боль — только у меня в мозгу, — убеждал себя Барерис, — Я могу избавиться от неё». Попытавшись собраться, он повернулся в сторону мага и снова поднял меч. Сначала ему показалось, что это невозможно, но затем оковы заклинания, сдерживавшие его, распались, словно разорванный надвое пергамент.

Юноша крутанулся вокруг себя. Некромант с расширившимися глазами выглядел ошеломленным, но его парящий щит автоматически переместился в воздухе, чтобы как можно тщательнее защитить своего создателя. Барерис отклонился, притворившись, что намеревается двинуться направо, но вместо этого нырнул влево. Это обмануло щит и позволило барду приблизиться к магу на расстояние удара меча. Острием клинка юноша пронзил грудь некроманта. Тот завалился назад, так и не успев закончить свое заклинание.

Несколько секунд Барерис смотрел на него, чтобы убедиться, что их схватка завершилась, а затем повернулся, чтобы увидеть, как идут дела у его союзников. Два гнолла лежали на полу, но Товарр последним ударом топора как раз разбивал на куски последнюю из оставшихся рук.

Их успех дал Барерису возможность осмыслить грандиозность того, что он только что совершил — или кажущуюся грандиозность. Уже в тот момент, когда он поднял руку на Со-Кехура и его татуированного черепом союзника, он заслужил смерть под пытками, так что, с практической стороны было уже неважно, что сейчас он прикончил другого Красного Волшебника.

Но все же произошедшее его ошеломило. Восемь орденов вбивали в головы всем жителям Тэя, а в особенности — беднякам, что их члены — высшие, непобедимые существа. Пусть за время странствий юноша убедился, что может быть уверенным в собственной отваге, но часть его, наверное, все ещё продолжала разделять эти суеверия, и она ужаснулась его безрассудству. Но затем эти чувства смыла волна удовлетворения. В конце концов, ублюдки забрали у него Таммит, а этот конкретный тип больше не выглядел столь величественным и всемогущим, разве не так?

Веск подбежал к нему, снова держа в руках лук. На его предплечье красовался длинный порез от двуручного меча, но гнолл не обращал на это внимания.

— Не слышу, чтобы кто-нибудь шел сюда, — произнес он. — А ты?

Барерис прислушался.

— Нет.

Очевидно, схватка не произвела много шума. Юноша порадовался, что ему не пришлось прибегнуть к впечатляющим взрывам и реву — ведь и на это его магия была вполне способна. Он указал на гноллов, которые все еще лежали на полу.

— Как они?

— Мертвы, — если Веск и чувствовал по этому поводу сожаление, ни один человек не сказал бы этого по его манере держаться. — И что теперь?

— Спрячем тела и все, что осталось от скелетообразных рук. В удачном случае это даст нам выиграть немного времени перед тем, как кто-нибудь ещё обнаружит, что мы здесь.

— А потом мы пройдем через ворота?

Барерис открыл рот, чтобы сказать да, но затем получше обдумал эту идею.

— Нет. Товарр прав. Неизвестно, куда они ведут и что нас там ждет, но мы можем быть точно уверены в том, что некромант считал, что если ему удастся оказаться по ту сторону, он окажется в безопасности. Значит, у него там, возможно, множество союзников. Больше чем мы, потерявшие половину отряда, можем надеяться одолеть.

Веск вздернул голову.

— Ты бы не стал заходить так далеко только для того, чтобы сдаться.

— Нет. Но дальше я оденусь в мантию этого мертвого волшебника и пойду один. Надеюсь, хитрость преуспеет там, где не сможет грубая сила.

— А ты заметил, что в этой робе кровавая дыра? Ты сам её проделал.

Барерис пожал плечами.

— Не такая уж большая и кровавая. Тела мало кровоточат после того, как сердце уже остановилось. Если я наброшу поверх плащ, возможно, никто и не заметит.

Также он споет песню, чтобы представить себя более привлекательным и заслуживающим доверия, но юноша не видел смысла говорить об этом. Он все ещё опасался натолкнуть гноллов на мысль о том, что он использовал магию, чтобы манипулировать ими.

Веск крякнул.

— Лучше спрятаться под иллюзией или стать невидимым.

— Возможно, но этих песен я не знаю. Как-то не выпало шанса им научиться. А теперь давайте двигаться дальше. Не нужно, чтобы кто-нибудь наткнулся на нас, пока мы стоим тут и болтаем.

Они оттащили тела в комнату, откуда появился Красный Волшебник. Оказалось, что это было маленькое, пустое, прямоугольное помещение, которое, по всей видимости, жрецы Хоруса-Ре использовали как склад для используемых в ритуалах свечей, ладана и подобных вещей. Барерис задумался, что же магу могло тут понадобиться, но юноша понял, что этого он никогда не узнает.

Он раздевал человека, когда Веск воскликнул:

— Твои волосы.

Инстинктивно Барерис поднял руку и прикоснулся к своим спутанным, покрытым потом локонам.

— Проклятье! — Как любые мулан, которые не провели последние несколько лет в других странах, Красные Волшебники постоянно пользовались бритвами, средствами для удаления волос или магией, чтобы их головы оставались голыми, как камни.

Веск вытащил из ножен нож.

— Не думаю, что тебе удастся нормально побриться без мыла и всего остального, но я могу постричь тебе волосы очень коротко, а у робы есть капюшон. Держи его поднятым и, возможно, сможешь пройти.

Гнолл оказался столь же аккуратным цирюльником, как Барерис и ожидал. Веск резко дернул за прядь волос, и, когда его нож начал её срезать, юноша почувствовал острую вспышку боли. Он не сомневался, что лезвие сняло часть кожи.

— Иногда гноллы забирают скальпы в качестве трофеев, — произнес Веск. — Первый надрез ты делаешь именно так. — Он поднес край лезвия ко лбу Барериса, чуть ниже линии роста волос.

— У меня было предчувствие, что ты именно это и собираешься сделать, — ответил Барерис, и гнолл рассмеялся своим сумасшедшим, грубым смехом.

Когда Веск закончил, Барерис стряхнул отрезанные волосы с плеч и груди, одел алую мантию поверх своей бригантины и штанов, а затем накинул плащ и подпоясался. Он надеялся, что даже с мечом будет выглядеть не слишком подозрительно. Пусть это и не было обычным делом, он видел, что другие Красные Волшебники тоже носят оружие. Но с сожалением юноша понял, что с яртингом ему все же придется расстаться. Музыкальный инструмент выглядел слишком необычно и поэтому выделялся.

Он протянул его Веску.

— Возьми. Это не рубин, но ты сможешь выручить за него неплохие деньги.

Гнолл-лучник ухмыльнулся.

— Может, я сохраню его и научусь играть.

— Спасибо за вашу помощь. А теперь убирайтесь отсюда. Постарайтесь до рассвета оказаться как можно дальше.

— Удачной охоты, человек. Хорошо было побывать опять солдатом, пусть наша армия и была так мала.

Крадучись, гноллы устремились к выходу. Тихо напевая, Барерис направился к арке.

Глава 9

30 Миртула — 5 Киторна, год Возвышения Эльфийского Рода

На краткое мгновение мир разлетелся на бессмысленные вспышки и пятна света, и Барерис почувствовал, что падает. Затем инерция сделанного шага вынесла его из портала, и нога юноши опустилась на твердую поверхность. Пол находился на том же уровне, что и в святилище Хоруса-Ре, но тело барда все ещё помнило ощущение падения, и, потеряв равновесие, он был вынужден сделать быстрый шаг, чтобы не оступиться.

Барерис огляделся, стремясь как можно быстрее сориентироваться в обстановке. Он оказался в освещенном колеблющимся зеленоватым светом зачарованных факелов помещении. Светильники были вечными — лишенное тепла пламя не сжигало древесину. Но эти покои, похоже, построили не мулхоранди. Трапециевидная форма комнаты, квадратные дверные проемы, украшенные странными зигзагообразными резными узорами — все это заметно отличалось от архитектурного стиля его предков и представителей других известных барду культур.

Портал по эту сторону оказался аркой из белого камня, идентичной своему двойнику. Её охраняли двое кровавых орков, вооруженных копьями и саблями. Их бляхи с изображениями черепа циклопа и четырехконечной звезды, похоже, свидетельствовали о том, что орки находятся на службе у одного из Красных Волшебников. Охранники с интересом уставились на Барериса.

Их дотошность заставила барда почувствовать укол беспокойства. Он ощутил глупое желание выхватить клинок из ножен и попытаться прикончить охранников до того, как они смогут поднять тревогу. Вместо этого юноша смерил их надменным взглядом.

Орки вытянулись, как только позволило им сутулое телосложение, и, сжав копья, выдвинули их вперед и вернули в прежнее положение, со стуком опустив на пол. При виде воинского салюта Барерис выдохнул с облегчением — ему удалось обмануть первых же встреченных здесь существ.

Один из стражников, который из-за жидкого бельма на глазу выглядел ещё отвратительнее, чем остальные представители его расы, кинул выжидающий взгляд обратно на портал. Но оттуда больше никто не появился, и тогда он спросил:

— Никаких рабов на этот раз, Повелитель?

— Нет, — произнес Барерис, — я шел впереди, чтобы сообщить, сколько вы получите и когда. Это поможет нам все распланировать. — Он надеялся, что в его импровизации была хоть капля смысла.

Рот орка скривился.

— Тогда вам нужно повидаться с отродьем.

«Отродьем? Что, во имя свирели Биндера, это значит?»

— С тем, кто за это отвечает.

Орк кивнул.

— Ну да, с той тварью Ксингаксом. Так мы его и зовем, отродьем. — Он заколебался. — Может, мы и не должны так делать, но он же не один из вас, Повелители. Он… то, что он есть.

— Понимаю, — произнес Барерис. Хотел бы он, чтобы это действительно было так! — И где же он?

— Где-то наверху. Вы сможете подняться здесь, — копьем орк указал на лестницу за одним из квадратных дверных проемов.

Барерис начал было произносить слова благодарности, но осознал, что обычный Красный Волшебник вряд ли стал бы проявлять вежливость по отношению к оркам.

— Ясно, — он отвернулся.

— Повелитель?

Бард задышал чаще, испугавшись, что каким-то образом все же выдал себя, и развернулся.

— Чего?

— Я не хотел побеспокоить вас. Я бы и не стал, если бы вы не были тут впервые. Это ведь действительно так? Понимаю, что вы волшебник и в десятки раз мудрее, чем такие, как я, но вам же известно о том, что, перед тем, как приблизиться к Ксингаксу, нужно защитить себя, верно?

— Конечно, — соврал Барерис, гадая, что за защита тут поможет и надеясь, что ему это не понадобится. Сам он в любом случае предпочел бы держаться как можно дальше от этого «отродья», чем бы оно ни было.

Он обнаружил, что из комнаты с аркой ведут несколько узких мостков. Похоже, по ним можно было обойти множество разнообразных чердаков и балконов, даже не спускаясь на расположенную на сопредельном нижнем уровне обширную сеть покоев и коридоров. В отличие от остальной цитадели, переходы тоже выглядели частью недавно построенного комплекса. Чтобы сделать их, Красным Волшебникам — или, скорее, их слугам, — должно быть, пришлось приложить немало усилий. Это было довольно странно, учитывая то, что за все это время навстречу Барерису не попалось ни души.

Но, странно или нет, юноше открылась воистину благословенная возможность беспрепятственно обследовать окрестности, не опасаясь наткнуться на кого-нибудь, кто бы мог разоблачить его маскировку. И через некоторое время он понял, что удача была ему просто необходима. При взгляде на его лицо с близкого расстояния любой бы заметил отражавшиеся на нем ужас и отвращение, как бы ни пытался бард скрыть свои чувства.

Из-за полного отсутствия окон он вскоре сделал вывод, что находится под землей. Провонявшие ладаном и падалью холодные своды выглядели старыми — возможно, старше, чем сам Дельхумид — и источали ту же ауру порока и опасности, что и та проклятая земля. Но, в отличие от мертвого города, в подземельях кипела жизнь. Некроманты зачитывали заклинания над трупами и скелетами, и те поднимались на ноги — неуклюжие зомби и проворные, позвякивающие костями остовы людей. Воины тренировали нежить в использовании булавы и копья, словно рекрутов, недавно набранных в ряды армии. Гули когтями и клыками практиковались по команде уничтожать соломенные чучела. Полдюжины теней слушали одетого в броню трупа с безглазым, сочащимся лицом, видневшимся за поднятым щитком шлема, который разъяснял им стратегию и тактику.

Происходящее ужаснуло бы любого, кроме некроманта, но все же это оказалось неожиданно. Ведь законы разрешали Красным Волшебникам превращать своих рабов в солдат-нежить. Они все время создавали подобных чудовищ. Поэтому Барерис вновь задался вопросом: зачем нужна такая секретность?

Тем не менее, ему не было до этого дела. Почти. Все, что сейчас имело значение — вырвать Таммит из этого ночного кошмара, пока её хозяева не успели её изменить.

Он отказывался рассматривать возможность того, что они уже могли сделать это. Но потом юноша обнаружил платформу, откуда открывался вид на склеп, где находились дюжины вялых, тощих, всклокоченных людей со шрамами от плеток и нестрижеными волосами, выдававшими в них рабов. Барерис по очереди тщательно осмотрел пленников, вглядываясь в каждую тень и угол, но Таммит там не оказалось.

С натянутыми нервами он двинулся дальше, убыстрив шаг. Ему больше не было дела до того, что его ботинки слишком громко стучали по дощатому настилу, а кто-нибудь, посмотрев на него снизу, мог счесть его поведение подозрительным. Осматривая комнату за комнатой, Барерис возблагодарил судьбу за то, что катакомбы были столь обширны. Пока здесь оставались необследованные помещения — у него оставалась надежда. Но одновременно он их за это ненавидел, ведь их запутанность и размеры мешали ему узнать правду.

Пройдя через очередной недавно построенный проем, юноша наконец-то увидел возлюбленную — Таммит лежала навзничь на полу в пустой комнате. Конечно же, она просто спала, ведь никаких признаков, указывающих на что-либо другое, заметно не было. Никаких ран, никакой трупной одутловатости или синюшности.

— Таммит! — позвал Барерис, пытаясь говорить достаточно громко, чтобы разбудить её, но не настолько, чтобы его могли услышать снаружи.

Она не пошевелилась. Он позвал снова, громче, но она все равно не ответила.

С дрожью проглотив ком в горле, юноша отказался поверить в то, что её совсем недавно убили каким-нибудь не оставляющим следов ядом или заклинанием и поэтому её тело ещё не успело начать разлагаться. Так просто не могло быть.

Хотя он прекрасно знал — очень даже могло.

В эту комнату не вело ни одной лестницы. Юноша перелез через ограждение и спрыгнул вниз, как тогда, когда он соскочил с палубы корабля на пристань доков в Безантуре. Казалось, это происходило в другой, светлой жизни.

Приземлившись, он сильно ударился, но не пострадал. Барерис бросился к Таммит, упал на колени и прикоснулся к её щеке. Как он и боялся, кожа девушки была ледяной. Прерывающимся голосом юноша вновь прошептал имя возлюбленной.

Её глаза распахнулись. Его переполнила невероятная радость, и тогда она поднялась и вцепилась ему в горло.

По крайней мере в одном отношении замок Коссута в Эскаланте походил на все остальные человеческие крепости — в предрассветные часы практически все его обитатели спали мертвым сном. Именно поэтому Хезасс Нимия, тарчион Лапендрара и Вечное Пламя дома божества, и выбрал этот глухой час, чтобы в сопровождении своих четырех големов обойти все основные алтари. Автоматы, вырезанные из темно-коричневого тэйского дуба, очертаниями напоминали солдат. Предназначались они в основном для того, чтобы служить лучниками, и длинные луки являлись частью их тел, от полированной поверхности которых отражался блеск мириад священных огней. В свободных руках Хезасс заставил их нести мешки.

Големы, лишенные жизни и разума, также не знали и усталости. Позевывая, Хезасс позавидовал им и задался вопросом, был ли этот тайный обход действительно необходим. В конце концов он, как высший жрец пирамидообразного замка, имел право забирать себе часть тех пожертвований, что верующие приносили Огненному Богу.

Это было общепринятым обычаем, но в то же время обычаи гласили, что иерофант не должен потворствовать своим желаниям. Конечно, о необходимости подобного самоконтроля можно было поспорить, ведь предыдущий Вечное Пламя, который на поверку оказался не таким уж вечным, погиб при загадочных обстоятельствах, а нынешний глава каким-то образом умудрился утвердиться в должности, несмотря на то, что несколько других жрецов познали таинство веры куда глубже.

Да, в целом сейчас лучше избегать любых проявлений жадности, подумал Хезасс с кривой ухмылкой, но, по правде говоря, он не слишком-то надеялся обмануть себя. Он хотел столько, сколько хотел, и намеревался получить это. Лучше снять пенку с молока, пока ничьи строгие глаза за ним не следят.

Деревянные ноги големов с тихим стуком опускались на мраморный пол, и наконец маленькая процессия оказалась у очередного алтаря, у которого женщины обычно молились о том, чтобы забеременеть, а, если уже были в положении, то чтобы успешно выносить и родить здорового ребенка. Хезасс взял нитку жемчуга, придирчиво изучил её и положил назад. Ему нравилось думать, что глаз у него не хуже, чем у любого ювелира, и сейчас он увидел, что ожерелье было второсортным. Но хрупкая платиновая диадема выглядела изящно.

Откликнувшись на его неслышный приказ, один из големов протянул ему свой мешок, но, так как у автомата была только одна свободная рука, Хезассу пришлось самому открыть горловину и положить головной убор внутрь. Эти создания не слишком-то годились на роль носильщиков, но их неспособность говорить все перевешивала.

— Неплохая добыча, — протянул мужской голос.

Пораженный, Хезасс хотел резко развернуться, но вовремя одернул себя. Не стоит вести себя так, словно его застукали за чем-то незаконным. Лучше двигаться не спеша и с достоинством, подходящим Пылающей Жаровне и тарчиону. Повернувшись, он наткнулся на сардонический взгляд темноглазого изможденного человека, чьи иссохшие пальцы сейчас полностью скрывали просторные красные рукава.

Хезасс опустился на колени.

— Ваше Всемогущество.

— Похоже, имплитурская работа, — продолжал Сзасс Тэм. — Невесты из обеспеченных семей часто надевают такие украшения на свадьбу. Пожалуйста, встаньте.

Хезасс подчинился, задаваясь вопросом, чем может грозить ему эта неожиданная встреча.

— Я не имел чести видеться с Вашим Всемогуществом уже некоторое время.

— Мы оба были заняты, — произнес лич, медленно приближаясь. Кайма его красной мантии шуршала по полу. — Но вы не спите, а я вообще не нуждаюсь во сне, так что, похоже, сейчас подходящий момент для разговора.

Хезасс задался вопросом, откуда Сзасс Тэм знал, что он не спит, и, в особенности, где его найти.

— Разумеется, я к вашим услугам.

— Благодарю вас, — некромант небрежно вытащил зачарованную стрелу с хрустальным наконечником из колчана голема, осмотрел её и опустил обратно. — Признаю, меня немного заинтриговал тот факт, что я обнаружил вас на ногах. Если вы страдаете от бессонницы, я знаю зелье, которое вам поможет.

— Я в порядке, — произнес Хезасс. — Просто заранее приступил к выполнению своих обязанностей.

Волшебник кивнул.

— Это я вижу, хотя, технически, спорный вопрос, действительно ли в ваши обязанности входит мелкое воровство подаяний.

Хезасс выдавил улыбку.

— Ваше Всемогущество всегда отличались тонким чувством юмора. Вы, конечно, знаете, что я имею право на свою долю.

— Ох, разумеется, но, выбирая её из тех сокровищ и монет, что все ещё лежат на всеобщем обозрении на алтарях и не сосчитаны служащими, разве вы таким образом не занижаете общее количество сделанных Пылающей Жаровне пожертвований и не посылаете в Элтаббар меньше, чем причитается на самом деле? Если так, разве это не то же самое, что самолично грабить Огненного Владыку? Боюсь, что Ифегор Нат именно так это и расценит. Он может попытаться наказать вас, даже несмотря на то, что вы тарчион, — и кто скажет, что ему это не удастся? Он внес заметный вклад в кампанию против орды нежити на востоке, и мы, зулкиры, благодарны ему за это.

Хезасс сделал длинный вдох, чтобы успокоиться.

— Повелитель, вы же знаете, что даже если в моем поведении как Вечного Пламени и есть что-то… неподобающее, каждый день по всей стране люди, облаченные властью, ведут себя не лучше. Вы же прекрасно узнали, что я за человек, помогая мне подняться в церковной иерархии и позже сделав тарчионом Лапендрара.

— Это правда, — произнес Сзасс Тэм. — И, по секрету говоря — меня не волнует, осмеливаетесь ли вы грабить бога или нет. Разве боги добры или хотя бы справедливы к нам, чтобы не заслуживать презрения? — Он махнул рукой в сторону подношений на алтаре. — Посмотрите на все это — не на золото и украшения, которые обычно привлекают ваш взгляд, а на медь, хлеб и фрукты. Чтобы задобрить вашего бога, нищие женщины отдают все, что могут себе позволить — возможно, все, что у них есть, — и, тем не менее, он не ответит ни на одну их молитву. Некоторые просительницы все равно останутся бесплодными или потеряют ребенка в младенчестве. Почему так происходит и что же это за мир такой, где женщина может иметь выкидыш, а младенец — умереть в детской кроватке?

Хезасс не имел ни малейшего понятия, куда клонит некромант и что следует ответить на его слова.

— Повелитель, вы же понимаете, что я исполняю свой долг перед Коссутом, пусть и кладу в карман чуть больше тех безделушек, что приносят ему верующие. Он простит мне мою слабость, я верю. В любом случае, мир таков, каков он есть. Разве не так?

Сзасс Тэм улыбнулся. На его лицо легла тень грусти. У некроманта был вид человека, который питал слабую надежду найти родственную душу и разочаровался.

— Разумеется, это так. Я не хотел клеветнически обвинять вас в жадности или нагонять на вас зевоту своей философией. Давайте вернемся к практическим вопросам.

— Со всем уважением, Ваше Всемогущество, но ваши «практические вопросы» выглядят, словно шантаж, но почему? У меня нет другого выбора, кроме как подчиниться воле зулкира, какой бы она ни была, и, помимо этого, я благодарен вам за все, что вы для меня сделали. Я буду только счастлив оказать вам ответную услугу.

— Ваша верность пристыдила меня, — ответил лич. Если в словах некроманта и была хоть капля иронии, ни его голос, ни худые, интеллектуальные черты лица этого не выдали. — Если бы каждый был столь преданным, но «мир таков, каков он есть». Учитывая раскол в совете зулкиров, даже я иногда нахожу целесообразным разъяснять людям, что тех, кто со мной сотрудничает, я награждаю, но также у меня есть множество способов, чтобы проявить свое недовольство отказавшимися.

Хезасс улыбнулся.

— А теперь, когда мы закончили с вопросом о наказании, не могу ли я услышать о награде?

Мертвый мужчина рассмеялся. Из его рта слабо пахнуло тленом, и Хезасс убедился, что на его лице не отразилось охватившее его отвращение.

— Как мне недавно напомнил один из ваших коллег, — произнес Сзасс Тэм, — шахтеры добывают впечатляющее количество золота в горах Верхнего Тэя.

— Да, как я понимаю, — согласился Хезасс.

— И сейчас большую часть его доставляют на Плато восточной дорогой, что естественно, ведь это единственный тракт, достойный своего названия. Но я не вижу никаких принципиальных причин, почему бы не перевозить золото через запад или юг, следуя руслам рек, и, возможно, наблюдать за разными участками пути с помощью магии, чтобы убедиться, что караван беспрепятственно их миновал. Если так и будет, то золото, очевидно, в конце концов окажется в Лапендраре, и вы сможете получить неплохую прибыль, взимая налоги за его провоз.

«Неплохая прибыль» — это было ещё слабо сказано! Хезасс подозревал, что через несколько лет сможет накопить состояние, сравнимое с состоянием Самаса Кула.

— Вы и правда можете устроить это?

— А почему бы и нет? Пирас Ауториан мой друг — не меньше, чем вы сами.

Вообще-то больше, подумал Хезасс. Пирас был союзником Сзасса Тэма, а, если быть честным, его подчиненным, всего лишь простой марионеткой в руках лича, послушным болваном, который делал все, что прикажет ему хозяин. Сейчас это показалось жрецу чрезвычайно полезным качеством, особенно учитывая то, что Сзасс Тэм, очевидно, даже не рассматривал возможность отказа.

— Что же мне следует сделать, — спросил Хезасс, — чтобы все это золото потекло к нам с гор?

— Почти ничего, но вот что мне понадобится, если выяснится, что мне вообще что-нибудь нужно…

Пальцы Таммит с силой огра впились в шею Барериса. Её рот открылся, обнажая увеличивающиеся до размера клыков резцы. Она потянула его вниз.

Бард попытался воззвать к ней, но её руки перебили ему дыхание и лишили голоса. Он двинул ей кулаком по лицу, но удар всего лишь заставил её огрызнуться. Она не потеряла сознания и не ослабила хватку.

Наконец юноша прибег к приему, которому его научил один из его бывших товарищей — боевой жрец Илматера и прекрасный борец. Предполагалось, что с его помощью можно было вывернуться из захвата любого противника, как бы ни был тот силен.

Метким ударом рукой с разворота ему удалось освободиться от её удушающей хватки, хотя вспышка боли и сказала барду о том, что часть его кожи осталась под её ногтями. Таммит тут же попыталась вновь схватить его, но он отступил туда, где она не могла его достать.

Он поднялся на ноги, и она последовала его примеру.

— Разве ты меня не знаешь? — прохрипел юноша. — Это же я, Барерис.

Она скользнула вперед, стремясь отрезать его от двери.

Он вытащил меч.

— Остановись. Я не хочу причинять тебе вред, но ты должна держаться подальше.

К его удивлению, она действительно остановилась. Его оружие было выковано мастером-кузнецом, который наложил на него заклинания, чтобы лезвие могло наносить повреждения даже неуязвимым для обычного оружия существам. Возможно, создание, которым стала Таммит, сумело почувствовать опасность, исходящую от заключенной в стали магии.

— Хорошо, — произнес Барерис. — А теперь посмотри на меня. Я знаю, что ты узнаешь меня. Ты и я…

Её тело взорвалось, разделившись на множество темных силуэтов. Пораженный, бард на мгновение застыл, и летучие мыши набросились на него.

Охвативший юношу страх настойчиво призывал его уничтожить тварей. Вместо этого он сдернул с плеч плащ и принялся им размахивать, пытаясь на время пения заставить их держаться подальше.

Что-то ударило его в руку и верхнюю часть головы. Несмотря на все усилия отогнать их, летучие мыши продолжали опускаться на него и впиваться в тело. Бард старался не обращать внимания на боль и ужас, чтобы не нарушить артикуляцию, требующуюся для заклинания.

Внезапно стаю резко отшвырнуло прочь, словно их подхватил невидимый вихрь. Фактически они попали под действие того же заклинания, что отогнало огромных блох. Оно должно было работать на всех паразитах, и, по-видимому, даже такие создания оказались подвержены его эффекту.

Закружившись, летучие мыши опять превратились в Таммит. Её клыки уменьшились до размера обычных зубов, а лицо перекосилось от боли.

— Прости меня! — прошептала она. — Прости меня!

Барерис сделал вывод, что магия смогла то, что не смог удар, — вырвала её из состояния кровожадного неистовства и более-менее вернула в разум. Убрав меч в ножны, он опять накинул на плечи плащ, протянул руку и сделал к ней шаг.

— Всё в порядке.

Она отскочила назад.

— Держись подальше! Я не хочу причинять тебе вред.

— Тогда не причинишь.

— Причиню. Пусть даже я уже… насытилась бедной Ильдрой. И почему-то от того, кто ты и что мы значим друг для друга, все становится только хуже. Разве ты не понял, что со мной произошло?

Он понял, что отказывался сказать «вампир», словно, произнеся это слово, закрепит проклятие навечно.

— У меня есть кое-какие соображения, но, что сделано с помощью магии, может быть исправлено с помощью неё же. Поговаривают, что самые праведные священники даже знают ритуалы, чтобы… возвращать к жизни мертвых. Сейчас нужно поскорее убраться отсюда, а потом мы непременно найдем необходимую тебе помощь.

Она покачала головой.

— Мне никто не в силах помочь. Даже если кто-нибудь и найдется, я не смогу до него добраться. Я теперь ещё в большей степени рабыня, чем до того, как Ксингакс меня изменил. Он сковал мой разум, обязав служить волшебникам и их целям.

— Может, я смогу с этим что-нибудь сделать. Это будет не первым заклинанием, которое я разрушил с помощью пения.

— Его разрушить ты не в силах. Пожалуйста, уходи отсюда, пока ещё можешь.

— Без тебя я не уйду!

Таммит ожгла его яростным взглядом.

— А почему нет? Ты уже бросал меня раньше.

Её неожиданная злость поразила его.

— Это неправда! Я оставил Безантур, чтобы обеспечить нам будущее.

— Ну, вот такое ты мне и обеспечил.

— Это не так. Я собираюсь спасти тебя. Просто доверься…

Над его головой раздался голос:

— Что ты тут делаешь?

Посмотрев вверх, Барерис увидел самое нелепое создание из всех, с кем он когда-либо сталкивался. Тварь, восседавшая на спине зомби горного великана, выглядела, как гноящийся, изуродованный зародыш размером с человека. Юноша предположил, что она не может быть никем другим, кроме «отродья», Ксингакса.

Барерис напомнил себе, что все ещё носит алую робу и окутан заклинанием, уменьшавшим подозрительность окружающих и делавшим его более привлекательным в их глазах. Вдобавок Ксингакс смотрел на него искоса, словно его расфокусированные глаза на искривленном лице видели не слишком хорошо. Возможно, эта неожиданная встреча ещё не означает провал.

Бард снова опустил взгляд. Он надеялся, что Ксингакс примет этот жест за выражение уважения или естественную человеческую реакцию на свое очевидное уродство, а не за попытку избежать более внимательного взгляда на незнакомое лицо.

— Мне просто интересно было посмотреть, что вы сделали с рабыней.

— Я тебя знаю?

Капля пота поползла по брови Барериса. Хотел бы он знать, в каком тоне стоит вести разговор. Был ли Ксингакс слугой, тем, с кем Красному Волшебнику стоило обращаться с тем же высокомерием, что и с большинством остальных, или эта мерзкая тварь ожидала к себе немного уважения?

— Я новый. Пока что выполняю рутинную работу. Поднимаю зомби и все такое.

— Понятно. Как тебя зовут?

— Ториак Каканос.

— Хорошо, Ториак, дай же мне хорошенько рассмотреть твое лицо, чтобы я смог узнать тебя при следующей встрече.

Барерис неохотно подчинился. Когда он встретился взглядом с Ксингаксом, его сущность пронзила злобная сила, иссушая и заставляя сотрясаться в спазмах ослабляющей боли. Он рухнул на пол.

— Неплохая попытка, — произнес Ксингакс. — Но я лично встречаю каждого волшебника, который проходит через портал. Возможно ли, что это… как там его звали?.. а, не важно. Тот самый бард, который пытался спасти тебя раньше?

— Да, — простонала Таммит.

— Выпей его и попытайся изменить так же, как ритуал изменил тебя саму. Это будет ещё одним неплохим испытанием для твоих новых способностей.

С трудом выровняв дыхание, Барерис тихо запел.

— Пожалуйста, — взмолилась Таммит, — не заставляй меня делать этого.

— Почему нет? — ответил Ксингакс. — Разве ты его не любишь? Разве ты бы не хотела, чтобы он думал, чувствовал и помнил? Разве это не лучше, чем оставить от него только безмозглую оболочку?

— Нет!

Отродье фыркнуло.

— Никогда мне не понять человеческих решений. Они такие извращенные. Мне горько отказывать своей доченьке, но правда в том, что, если этот парень использует бардовскую магию, выжил в бою с Мутотом, Со-Кехуром и их слугами и нашел дорогу в наше секретное убежище, тогда его мужество и талант, как и твои, слишком ценны, чтобы бросать их на ветер. Вынужден настоять на том, чтобы ты обратила его. Позже ты сама меня за это поблагодаришь.

Рывками, словно продолжая сопротивляться принуждению, Таммит начала приближаться к Барерису.

Её внутренняя борьба дала ему время на то, чтобы закончить песню, и магия вымыла боль и слабость из его тела. Вопрос в том — что предпринять дальше?

Он был уверен, что не сможет одновременно защищаться и от Таммит, и от Ксингакса. Нужно сначала нейтрализовать одного из них, и побыстрее, пока они оба не догадались, что ему удалось избавиться от эффекта ядовитого взгляда зародыша. К несчастью, Таммит представляла собой более непосредственную угрозу и находилась на расстоянии удара меча.

Несмотря на то, во что она превратилась, чтобы нанести удар, ему пришлось сделать самый сложный выбор в своей жизни, но он хотел выжить — не как монстр-нежить, а как нормальный человек. Поэтому Барерис вскочил на ноги и вонзил клинок ей в живот.

Это ранение убило бы любого обычного человека — если не на месте, то после непродолжительной агонии, но, если слышанные бардом рассказы были правдой, вампир мог его пережить. Он молился, чтобы так и было, и чтобы в то же время рана вывела бы её из строя на достаточно долгое время, чтобы это имело значение.

Когда бард вытащил меч из её тела, Таммит согнулась вдвое, зажимая глубокую рану. Стараясь не смотреть вверх, чтобы вновь не встретиться с губительным взглядом Ксингакса, Барерис бросился к дверному проему. Проход содрогнулся от шагов последовавшего за ним гигантского зомби.

У огромного трупа ноги были длиннее, чем у барда. Юноша знал о том, что у него кончаются заклинания, но все равно запел песню, чтобы ускорить свой бег. Возможно, в этом была его единственная надежда опередить своих преследователей.

Конечно, вряд ли пройдет много времени до того момента, когда он наткнется на кого-нибудь из союзников Ксингакса, и тогда зародыш сможет крикнуть своим людям, чтобы те его остановили. Тогда, с новыми врагами впереди и погоней на хвосте, уже не будет разницы, с какой скоростью он может бежать.

Остановившись, бард поднял голову и закричал. Звуковая волна заставила часть мостков прямо перед зомби затрястись и потрескаться. Следующий тяжелый шаг огромной твари проделал дыру в ослабленном настиле, а затем зомби и его наездник провалились сквозь него и тяжело рухнули вниз, с грохотом увлекая за собой множество обломков дерева. Барерис не ожидал, что зомби погибнет на месте, но он надеялся, что от падения тварь пострадает, а слабый на вид Ксингакс его и вовсе не переживет.

Зомби попытался встать, и зародыш, не сумев удержаться на его спине, соскользнул с его плеч. Одна из ног гигантской нежити подогнулась, и он рухнул прямо на своего хозяина.

Барерис мог только гадать, как хорошо сработал этот трюк. Насколько он был удачлив. После короткой пробежки юноша наткнулся на лестницу, поднялся на мостки и устремился к порталу. Он только что дал Таммит обещание, что не покинет это место без неё, но горькая правда состояла в том, что сейчас ему оставалось только убраться отсюда или погибнуть, и вполне возможно, что именно она его и прикончит. Он дал себе клятву, что вернется и на этот раз точно её спасет. Как-нибудь. Как-нибудь.

Его внутренности завязались в тугой комок, зрение поплыло, а голову пронзила мучительная боль. Что-то делало его больным. Юноша огляделся в поисках источника своей проблемы, но ничего не обнаружил.

Он вспомнил предупреждение орка о том, что поблизости от Ксингакса человеку нужна защита. Может быть, именно в этом и была причина? Если так, то где же это отродье? Неожиданно правую сторону его тела сковала вспышка холода, пробирая до костей. Он видел, как такую магию используют боевые маги. Дрожа, бард поискал глазами укрытие, но поблизости ничего не оказалось. Тогда он повернулся, чтобы увидеть, откуда прилетело заклинание.

Ставший видимым Ксингакс парил в воздухе несколькими ярдами выше перехода. Очевидно, падение его не убило и он прекрасно мог перемещаться с места на место и без помощи зомби. Ему явно не составило никакого труда нагнать Барериса.

Бард, ошеломленный ударом, почти встретился глазами с тварью, но вовремя вспомнил, что этого делать нельзя, и отвел взгляд.

Хотя едва ли это имело значение. Его запасы магии почти иссякли, а Ксингакс, плотоядно оскалив маленький рот, держался вне досягаемости его меча. Со своей позиции похожая на зародыша тварь могла швырять заклинание за заклинанием, не боясь действенных ответных мер.

Барерису на ум пришла только одна уловка, к которой он мог бы прибегнуть, и она даже близко не была такой хитроумной, как затея с ломанием мостков. На самом деле это был один из древнейших трюков в мире, но он должен сработать. Юноша рухнул на пол и неподвижно замер.

Если враг будет достаточно осторожен, он может заподозрить, что бард просто притворяется мертвым или потерявшим сознание, и продолжит атаковать с расстояния. Если Ксингакс поступит именно так, с бардом будет покончено.

Но, может быть, тварь окажется не столь осмотрительна. Ксингакс, казалось, был предан своей работе и полностью уверен в собственных силах. Возможно, он не захочет убивать Барериса, чтобы потом сделать из него зомби, если у него все ещё осталась возможность превратить его в куда более могущественную нежить.

Я беспомощен, подумал Барерис. Болен. Замерз. Мертв. Просто подойди поближе и убедись.

Словно прислушавшись к его молчаливой мольбе, Ксингакс подплыл ближе и завис прямо над ним. Его глаза, один из которых был больше и выше второго, сощурились.

Борясь с подступающей слабостью, Барерис издал воинственный клич и вскочил на ноги. Изо всех сил стараясь избегать губительного взгляда Ксингакса, он вонзил клинок в его грудь.

Ксингакс издал режущий уши вопль, похожий на крик ребенка, которого он напоминал. Барерис рассек одну из щёк твари.

Зародыш попытался отлететь подальше от мостков. Бард бросился вперед и вцепился в болтающийся отрезок холодной, скользкой пуповины. Она грозила выскользнуть из его хватки, но юноша с силой сжал её и обмотал вокруг кулака, удерживая Ксингакса, словно рвущуюся с привязи собаку.

Он продолжил размахивать мечом и тянуть. Своими маленькими, гниющими ручками Ксингакс швырнул ещё одну вспышку холода, но Барерис заметил его намерение, отклонился в сторону и избежал всей силы удара, а затем отомстил, по запястье отрубив одну из вытянутых конечностей твари. Его следующий удар выколол меньший глаз чудовища.

Отродье завопило и исчезло, оставив часть своей гниющей пуповины в пальцах Барериса. Его последний вопль эхом отразился от стен коридора.

Бард боялся, что его враг опять стал невидимым, поэтому принялся кружиться на месте, размахивая мечом в воздухе. Но лезвие не встречало сопротивления, и моментом позже он почувствовал, что ему становится лучше. Ксингакс и правда отступил — очевидно, мгновенно переместился через пространство, — и его болезнетворная аура исчезла вместе с ним.

К сожалению, боль от ледяных ожогов на коже Барериса от этого меньше не стала. Если удача будет на его стороне, исцеляющие песни помогут избежать настоящего обморожения и развития гангрены на поврежденных участках тела, но сейчас у него не было на это ни времени, ни магической силы. Отшвырнув кусок пуповины, юноша стряхнул с одежды изморозь и двинулся в сторону портала, но остановился, когда услышал впереди шум.

Бард понял, что Ксингакс догадался, куда первым делом отправится его противник, и после побега переместился к порталу и приказал своим самым сильным слугам охранять его особенно тщательно, пока остальные прочесывают катакомбы в поисках искалечившего его человека.

Барерис с усилием поборол волну паники и сказал себе, что, где бы это место не находилось, отсюда должен вести и другой путь. Просто нужно его отыскать.

Он отшвырнул плащ и спрятал меч и пояс под просторным алым одеянием. Издали коричневая накидка будет куда больше бросаться в глаза, чем окровавленная дыра в его мантии. Затем юноша поспешил убраться подальше от звуков погони и направился в ту часть лабиринта хранилищ и тоннелей, где ещё не бывал.

Наконец он заметил, что освещение впереди изменилось. За углом его глазам открылось трапециевидное отверстие в стене, через которое проникали бледные лучи света. Удивительно, но, несмотря на его уверенность в том, что они находились под землей, похоже, в убежище волшебников все же было окно.

Помогая себе руками, он спустился с мостков и, оказавшись внизу, просунул голову в дыру. Тогда он все понял. Окно вело в широкую цилиндрическую шахту, глубоко уходящую в почву. Он слышал рассказы о людях древности, которые возводили подобные подземные укрепления. Очевидно, сейчас он и находился в одной из таких расположенных в толще земли крепостей. Было утро, и солнце ещё не поднялось так высоко, чтобы его лучи проникли через центральное отверстие, но, несмотря на это, света, отраженного от серых облаков, хватало, чтобы рассмотреть, где находятся другие окна и дверные проемы, соединявшиеся с вырезанными в камне балконами и лестницами.

Юноша оглянулся в поисках одной из таких дверей, но затем он снова услышал своих преследователей. Они приближались. Раньше издаваемый ими шум был просто отдаленным гулом. Сейчас же он смог различить смысл тех слов, что один из орков утробным голосом говорил другому.

Барерис понял — нет больше времени на то, чтобы обшаривать тоннели. Нужно немедленно выбираться отсюда. Он выбрался из окна ногами вперед.

Лазанье по стенам не было его сильной стороной, вдобавок усталость и вспышка холода измотали его, но, к счастью, древние строители не слишком хорошо отделали стены, и, даже если когда-то они и были ровными, время поработало над ними, снова сделав шероховатыми. Ногам и рукам было на что опереться, и бард, избегая смотреть в разверстую внизу пропасть, постепенно карабкался вверх.

Наконец он добрался до одной из спиральных лестниц. Втащив себя на ступеньки, юноша какое-то время лежал на животе, дрожа и пытаясь отдышаться, но затем заставил себя подняться и продолжить путь.

Через некоторое время он заметил на вершине лестницы двоих стражников-людей. Насколько он мог судить, их никто не предупреждал, что в катакомбы внизу проник нарушитель. Они стояли спиной к лестнице и выглядели больше скучающими, чем настороженными.

Стараясь двигаться беззвучно, Барерис вытащил из-под мантии меч и завел его за спину. Затем он крадучись двинулся вперед.

Несмотря на его попытки сохранять тишину, один из стражников услышал его приближение. Воин повернулся и при виде алой мантии начал отдавать салют, как и орки у портала.

Затем, сузив глаза, он воскликнул:

— Это еще что? — и опустил оружие.

Собравшись, Барерис отбросил копье мечом и вонзил клинок в грудь воина. Лезвие застряло в грудной клетке, и тут же на юношу набросился второй копейщик. Отпустив рукоять, Барерис развернулся, избегая его атаки, схватил воина и столкнул с края площадки. Пронзительно завопив, тот стремительно полетел со стены.

Чувствуя, как в шее колотится пульс, Барерис огляделся. Он стоял на вершине горы, и вокруг, пронзая затянутое облаками небо, возвышались коричневые островерхие пики. За исключением подземного города, который он только что покинул, и исхоженной дороги, спускающейся по каменистому склону горы, вокруг не было видно ни одного признака человеческого жилья. Он все ещё подозревал, что находится в Рассветных горах, но он никогда их раньше не видел и понимал, что мог оказаться где угодно.

Но утренняя заря хотя бы давала ему возможность сориентироваться. Он мог направиться на запад, юг и — или — вниз, в зависимости от того, что будет более целесообразно в данный момент, и надеяться отыскать путь до Прохода Тазара или одного из восточных тарчей. У него не было иного выбора, кроме как попытаться. По всему ясно, что у одинокого мужчины немного шансов долго протянуть в этих горах.

К его разочарованию, у мертвого воина, лежавшего у его ног, не было при себе съестных припасов, но зато имелась кожаная фляга для воды. Барерис позаимствовал её, копье солдата и его плащ. Может, в низины и пришла весна, но тут северный ветер пронизывал до костей, а ночью станет ещё холоднее.

Экипировавшись всем, чем мог, юноша поспешил вниз по дороге. Это был самый быстрый и простой путь оказаться от крепости волшебников как можно дальше, но вскоре ему придется сойти с тракта. Ведь его враги пошлют за ним погоню, и его единственной надеждой улизнуть от неё было затеряться на бездорожье, в скалах и ущельях.

Глава 10

4–5 Киторна, год Возвышения Эльфийского Рода

Аот обвел взглядом собравшихся за столом людей. Тут была Нимия Фокар, его коллеги-капитаны и множество высокопоставленных Пылающих Жаровен и Красных Волшебников. Многие его товарищи выглядели уставшими, их поджатые губы и стиснутые руки выдавали решимость участвовать в совете, несмотря на ранения. Но лица всех без исключения светились от счастья, пусть одни скрывали свои эмоции, а другие проявляли их открыто. Доносящиеся снаружи крики и пение тоже были полны того же чувства — удовлетворения.

Удовлетворения от победы. Несмотря на то, что нежить, фактически, уничтожила довольно большой город в Тазрумаросе и наводнила восточную часть тарча, Нимия спешно вновь собрала большую часть своей разбежавшейся армии, чтобы атаковать этих тварей в ответ. Пусть сражения и унесли жизни некоторого количества тэйских солдат, она в итоге одержала победу.

Теперь простые воины праздновали, до дна осушая алкогольные запасы города и затаскивая в койку каждую женщину, что была достаточно признательна солдатам, чтобы вознаградить их таким способом. Хотел бы Аот оказаться среди них.

Опиравшийся на костыль офицер с раздробленной ногой проковылял вперед и опустился на последний свободный стул. Нимия выпрямилась, показывая, что готова начать, на кольцах в её ушах и сережке в носу играли отсветы желтого пламени ламп. Гул разговоров стих.

— Мои добрые друзья, — произнесла Нимия, — едва ли я могу рассказать вам что-нибудь новое о том, чего вы добились своей доблестью за прошлые несколько дней. Я только что получила сообщение от Мислантоса Дарамоса, и он со своими отрядами так же успешно очищает от тварей юг Пиарадоса, как мы — север.

Все разразились восторженными криками и захлопали в ладоши, и Аот решил, что ему тоже стоит поаплодировать. Как бы то ни было, это хорошая новость.

Когда все отдали дань уважения своим успехам, Нимия продолжила.

— Теперь совершенно ясно, что, когда мы объединяем силу воинов Тэя, волшебников Тэя и священный огонь Коссута, гули и призраки нам не ровня. Предлагаю уничтожить остатки орды нежити так быстро, как это только возможно. Время воссоединиться с силами тарчиона Дарамоса, двинуться вперед по Проходу Тазара и отбить крепость. Мне нужно знать, когда вы со своими товарищами сможете отправиться в путь.

Офицеры принялись обсуждать, какие потери понесли их отряды, сколько муки, соленой свинины и арбалетных болтов осталось в обозах и все остальное, от чего зависела способность армии передвигаться и сражаться. Может быть, подумал Аот, сейчас ему самое время удалиться.

В конце концов, все вокруг были явными муланами, высокими и худощавыми. Любой другой капитан как офицер имел гораздо больше опыта. Любой другой волшебник входил в число Красных Волшебников. Так что непохоже, что его слова будут иметь достаточный вес, чтобы повлиять на чье-либо мнение.

Но все же он чувствовал, что должен высказаться.

Он поднял руку, чтобы привлечь внимание Нимии.

— Да, — с улыбкой сказала она. — Аот, в чем дело?

Ему пришлось откашляться, прежде чем заговорить.

— Сейчас речь идет о том, что нам следует как можно быстрее подняться по проходу, и что разгром врага неминуем. Но меня беспокоит то, что мы, возможно, относимся к угрозе недостаточно серьезно.

Нимия покачала головой.

— Я серьезно к ней отношусь. Именно поэтому после наших первых неудач я обратилась за помощью.

— Я знаю, но слишком многое в этом деле остается непонятным.

— Конечно — а именно, откуда явилась эта нежить, и почему они решили напасть на нас именно сейчас. Возможно, со временем мы и получим ответы, но разве для победы над ними нам и правда необходимо это знать? Судя по нашим недавним успехам, я бы сказала — нет.

— Со всем уважением, тарчион, но за происходящим стоит гораздо большее. В своем рассказе о падении Тазарской крепости я упоминал о священнике, который обрушил на нежить удар чудовищной мощи. По идее, ни одна тварь не должна была его выдержать, но что-то все же нанесло жрецу ответный удар.

Один из главных Пылающих Жаровен, большой мужчина средних лет с татуировкой из оранжевых и желтых языков пламени на шее, фыркнул.

— Ты так хорошо разбираешься в сакральном, капитан?

— Нет, — ответил Аот. — Но, когда я вижу силу в действии, я могу оценить её масштаб, вне зависимости от того, что является её источником — божественная магия или тайная.

— И что же было источником тогда? — спросил священник. — Какому богу служил этот образчик совершенства?

— Бэйну.

— Ах, да, Бэйну, — тон Пылающей Жаровни подразумевал, что все остальные божества и рядом не стоят с его собственным, и его коллеги-жрецы захихикали.

Нимия посмотрела на Аота. На её губах все ещё играла улыбка, но уже не столь теплая, как раньше.

— Я понимаю причины твоего беспокойства, но мы уже знаем, что противники способны своими особыми атаками причинить нашим священникам вред, и уже приняли меры, чтобы защитить жрецов. Что-то ещё?

Все, хватит уже, подумал Аот, но вслух он произнес:

— Да. Вы обратили внимание на природу тех созданий, с которыми мы недавно сражались?

Урхур Хапет, лениво поигрывая одной из костей, из которых состояло его ожерелье, ухмыльнулся и покачал головой.

— Если не ошибаюсь, это была нежить — именно то, с чем мы и собирались драться.

— Однажды, — ответил Аот, — вы, господин, спросили меня, что мы можем узнать, навязывая врагам ближний бой вместо того, чтобы просто сжечь их с безопасного расстояния. Я обдумывал этот вопрос и теперь готов дать вам ответ. Те твари, которых мы уничтожали, были по большей части гулями, призраками и зомби. Мерзкие враги, но привычные, более того, часто мы сталкивались с простыми останками убитых налетчиками фермеров, сельских жителей и даже животных, а не с той нежитью, из которой состояла орда.

Нимия нахмурилась.

— И что это значит?

— То, что столь успешно проделанная нами работа была необходима, но этого недостаточно. Нужно ослабить их ещё больше. Наш настоящий враг все ещё силен, большая часть орды осталась цела и невредима. У них все ещё есть ночной ужас, большая часть кожистых летунов, землекопов и подавляющих, плюс остальные странные создания, способов борьбы с которыми мы на самом деле не знаем.

Нимия посмотрела на некромантов.

— Вы лучше всех разбираетесь в этой мерзости. Возможно ли, что Аот прав?

Урхур пожал плечами.

— Согласен, мы уничтожили относительно немного необычных экземпляров, но, вероятно, тарчион Дарамос столкнулся с большим числом подобных тварей. Или, возможно, мы с самого начала переоценивали их количество, — он одарил Аота снисходительной улыбкой. — Если так, вас нельзя винить. Неспециалисту сложно разобраться в разных видах нежити, да и едва ли кто-то в горячке и хаосе боя сможет вести точные подсчеты.

— Мои орки выловили из реки водных гулей, — сказал капитан. — Они-то считаются «необычными», разве не так?

— Соглашусь, — ответил Урхур. — В любом случае, вернемся к сути — да, мы столкнулись с несколькими редкими и грозными созданиями, но, как и сказала тарчион Фокар, мы готовы разделаться с ними. Есть много заклинаний, специально предназначенных для того, чтобы управлять разными видами нежити или уничтожать их, и твари не смогут от них защититься. И, отдавая должное огню Коссута, от него тоже.

— Все, о чем я прошу, — сказал Аот, — это действовать осмотрительно.

— Разумеется, — быстро ответила Нимия. — Но действовать мы должны и не должны останавливаться, пока не очистим Пиарадос от этой заразы. Что опять возвращает нас к вопросу, как скоро мы сможем двинуться в путь.

Понимая, что дальше спорить будет бесполезно, Аот наконец прикусил язык.

Когда военный совет закончился, он попытался присоединиться к царившему на улицах веселью, но с грустью обнаружил, что не может наслаждаться праздником так же, как и в прежние дни. Задаваясь вопросом, зачем люди вообще стремятся к офицерской должности, он бесцельно бродил по улицам и смотрел, как развлекаются другие, периодически прикладываясь к бутылке кислого белого вина.

Наконец его извилистый путь привел его обратно к дому, в котором он с Яркокрылой остановились на постой. Грифониха сидела, взгромоздившись на конек крыши. Когда она увидела его, то расправила крылья и наполовину спрыгнула, наполовину спланировала вниз на улицу. Какой-то заблудившийся полукровка, не замечавший её раньше, взвизгнул и бросился наутек.

— И как все прошло? — спросила Яркокрылая.

Аот скривил губы в безрадостной улыбке.

— Не лучше, чем я и ожидал. Нимия отчаянно стремится подтвердить свою компетентность в глазах зулкиров и избежать их неудовольствия. Все остальные жутко гордятся собой за то, что взяли верх над ужасными врагами. Таким образом, ни у кого не было настроения выслушивать, что мы победили только в нескольких мелких стычках, хотя единственное, что имеет значение — это предстоящая битва.

Яркокрылая презрительно дернула головой.

— Не понимаю, почему люди игнорируют правду только потому, что им неприятно её слышать.

Аот вздохнул.

— Может, все остальные правы, а я ошибаюсь. Что я в любом случае знаю?

— Обычно — немного, но сейчас ты единственный, кто не закрывает глаза на текущее положение дел. Что теперь будешь делать?

Аот моргнул, удивленный её вопросом.

— Следовать приказам и надеяться на лучшее. Что ещё может делать солдат?

— Если он служит в Грифоньем Легионе, он может полететь на юг и высказать свое мнение Мислантосу Дарамосу.

Аот понял, что это может сработать. Пиарадосом управляла Нимия, но Мислантос, как тарчион Тазалара, был равен ей по званию. Раз уж она сама попросила его принять участие в этой кампании, то, по сложившейся традиции, войском управляли они оба. Эти сложные обычаи, как внезапно осознал маг, мешали эффективным действиям военных сил Тэя столько, сколько он помнил.

Сейчас, однако, это может оказаться полезным. Если он сможет убедить тарчиона Дарамоса в обоснованности своего беспокойства, старый вояка сможет потом надавить на коллегу, чтобы та немного изменила свою стратегию. Вполне возможно, если не сказать, наверняка, Нимия примет его слова во внимание. Аот никогда не встречал тарчиона Дарамоса, но из всех правителей у него была репутация самого опытного командира и, в общем и целом, самого разумного.

Все же…

— Я не могу, — сказал он. — Мой тарчион — Нимия Фокар. Если я побегу к другому командиру со своими тревогами, то нарушу субординацию. А, в Бездну все. У нас сильная армия и мы победим. Может, мы и заплатим большую цену, чем ожидает Нимия, но в конечном итоге победа будет нашей.

Яркокрылая хрюкнула. Этот двусмысленный звук мог означать уступку или осуждение — а может, и то, и другое.

Аот решил выкинуть дурные предчувствия из головы.

— Хотел бы я знать, где сейчас Чати, — сказал он.

— Вообще-то, я здесь, — произнесла она.

Он повернулся. Жрица стояла в дверях дома, держа в каждой руке по оловянному кубку. Хотя на ней была только распахнутая мантия, темнота полностью скрывала очертания её тела, дразнящее намекая на то, что таится под её покровом.

Аот почувствовал, как по его лицу расплывается улыбка.

— Я думал, ты ушла, предпочтя мою компанию чьей-то ещё.

— Я надеялась, что мы куда приятнее проведем время, если я все-таки дождусь тебя. Я ошиблась?

— Нет, — сказал Аот. — Это правда, так же, как и то, что небо голубое, а трава — зеленая.

Сделав к ней шаг, он заключил жрицу в объятия. Теперь ему и правда удалось позабыть обо всем, что связано с нежитью. По крайней мере, на время.

Несмотря на то, что он знал её двадцать лет, Азнар Трул никогда не видел лица Шабеллы, главы воровской гильдии Безантура и высшей жрицы Маска, бога воровства и теней. Каждый раз, когда он встречался с ней, женщина носила черную шелковую маску и серый шерстяной плащ, накинутый поверх блузы, раскрашенной во все цвета радуги.

Конечно, так делали все, кто поклонялся Маску, и раньше он никогда не видел в этом проблемы. Но не сейчас. Он задался вопросом, а что, если это не та же самая женщина, с которой его связывали долгие годы тайного сотрудничества? Что, если кто-то другой — агент его врагов — убил её и занял её место? Даже если ему удастся сорвать с неё маску, он все равно этого не узнает.

Пытаясь выкинуть эти необоснованные подозрения из головы, он бросил на неё хмурый взгляд через небольшую комнату, которая служила ему для частных визитов. Когда слуга закрыл за женщиной дверь, Шабелла склонилась в глубоком поклоне, разведя полы накидки в стороны.

Какое-то время зулкир оставил её стоять в такой позе, надеясь, что от этого у уже немолодой женщины разболится спина, но он знал, что этого, скорее всего, не произойдет. Шабелла уже давно не участвовала в ограблениях лично, но из-за своего звания ей необходимо было постоянно тренироваться, чтобы не потерять навыков и физической формы вора-универсала. Азнар почти не сомневался в том, что она все ещё могла лазать по отвесным стенам и открывать замки наравне с самыми умелыми ворами и не хуже любого уличного громилы преследовать и оглушать жертв.

— Встань, — наконец сказал он. — Расскажи мне, что творится на улицах. — Он уже знал ответ, но с этого вопроса обычно начинались все их беседы.

— Простые люди, — произнесла она, — празднуют хорошие новости, пришедшие из Пиарадоса. — Как всегда, её мягкое сопрано звучало тихо и задумчиво, но под этим скрывались железная воля и свирепость — качества, которые она проявляла, если того требовали обстоятельства.

— Хорошие новости, — повторил он её слова. — Какие же именно?

— Легионы продолжают теснить нежить.

— И кто же, по мнению толпы, стоит за их успехом?

Большинство людей колебались, если им приходилось сообщать Азнару вещи, которые ему будет неприятно услышать. Но Шабелла — никогда, и это было одной из тех вещей, что заставляли его испытывать к ней если не симпатию, то уважение.

— Сзасс Тэм, — сказала она. — Некромант, который привлек к войне свой Орден, убедил Ифегора Ната послать Пылающих Жаровен и вооружил жрецов факелами.

— И который только недавно спас северные тарчи от вторжения Рашеми.

— Да.

— Будь все проклято! — взорвался Азнар. — Мне наплевать, что этот сукин сын сделал, но как они могут делать героя из лича?

— Мы, тэйцы, не брезгливый народ, — ответила Шабелла. — Вы, Красные Волшебники, сами сделали нас такими, набирая в прислужники орков, зомби и даже демонов. У обычных людей не было иного выбора, кроме как привыкнуть к этому.

— Избавь меня от своего мнения об истории нашего государства. Лучше расскажи, кто же распространяет по тавернам и лавкам мнение, что Сзасс Тэм — самая значительная фигура из всех, кто внес вклад в победу.

— Агенты Дмитры Фласс и Маларка Спрингхилла, скорее всего.

— Если ты знаешь это, почему твои головорезы не заставят их замолчать?

— Потому что твердой уверенности у меня нет — только догадки. Те, кто распространяют эти слухи, довольно хитры, и мои люди их ещё не обнаружили.

— Слишком заняты стычками с Хозяевами Теней? — спросил он, упомянув воровскую организацию, которая стремилась вытеснить Шабеллу и её гильдию.

— Я должна заниматься этой проблемой, — произнесла она. — Мертвой я буду для вас бесполезна.

— Можно подумать, сейчас от тебя много толку! Может, твои враги окажутся поумнее и не станут ставить свои интересы превыше моих.

— Местные Хозяева Теней — это всего лишь ячейка огромной сети, центр которой находится в Тэске. Разве Ваше Всемогущество устроит, что все воровское дело к югу от Первого Откоса окажется под контролем иностранцев?

— Возможно, меня устроит то, что у главного алтаря Маска будет прислуживать кто-нибудь другой. Так что убирайся и делай свое дело.

Шабелла с поклоном удалилась.

Результаты этого разговора его не удовлетворили, и Азнар все так же продолжал чувствовать тревогу и раздражение. Но, вероятно, он знал способ взбодриться. Прошел уже месяц с тех пор, как он навещал Мари Агнех.

Пусть он и не играл с ней столь же часто — и разнообразно — как в первые годы её рабства, она все ещё иногда развлекала его. Редкое качество. Через некоторое время ему обычно наскучивало пытать одну и ту же жертву — уходила острота ощущений. Тогда он оставлял его или её корчиться в агонии и переходил к следующей.

Он полагал, что изюминка Мари заключалась в её классической красоте и бунтарском духе. Вдобавок она была одной из первых знатных персон, что пали жертвами его гнева после того, как он получил мантию зулкира. По-своему она служила напоминанием о его взлете.

С улыбкой на губах Азнар поднялся, взял светящийся посох из застывшего пламени и вышел из личных покоев в большой коридор, где его милость ожидали охранники, прислуга и прочие лизоблюды. Отмахнувшись от сопровождающих, он в одиночку двинулся через анфиладу великолепно обставленных комнат. Его появление действовало на людей как падение камня в лужу. Стражники вытягивались во фрунт и отдавали салют, а все остальные сгибались в униженных поклонах, приличествующих его статусу.

Ему навстречу стало попадаться меньше народу, когда зулкир свернул в более узкий и редко посещаемый коридор, который, несмотря на это, был обставлен столь же роскошно. Здесь находилась замаскированная дверь, которая вела в его личную темницу.

Когда он вошел в комнату, Мари наградила его уничижающим взглядом.

— Сегодня я тебя убью, — произнесла она.

Это его немного удивило. Эту конкретную угрозу она не использовала довольно давно, с тех пор, как он раз за разом доказывал ей её полную беспомощность.

— Тебе определенно стоит попробовать, — ответил он. — Ведь от этого мы куда веселее проводим время вдвоем. Но для начала разденься и не отводи от меня глаз, пока будешь это делать. Я хочу, чтобы ты видела, что я смотрю на тебя.

Мари подчинилась — а как иначе? Его магия не оставила ей никакого выбора.

— Теперь подползи ко мне на животе и вылижи мои ботинки.

И это она тоже сделала.

— Теперь встань к столбу для наказания плетьми.

Ему не было нужды привязывать или приковывать её к шесту. Высказанного вслух желания вполне хватало, чтобы она сама крепко держалась за него.

Положив посох, Азнар взял с крючка на стене плеть и принялся хлестать Мари по спине, оставляя на её коже множество перекрещивающихся красных полос. Зулкир всегда гордился своим мастерством владения кнутом, пусть это и было наименьшим из его достижений. Наверное, если бы он не родился с магическим талантом, то мог бы стать одним из самых успешных работорговцев в Тэе. Возможно, такая жизнь оказалась бы куда более спокойной и беззаботной, чем жизнь зулкира.

Всякий раз, когда он прибегал к этому наказанию, Мари до последнего держалась, чтобы не закричать. Возможно, этого требовало то, что осталось от её воинской чести, ну а он в свою очередь наслаждался тем, как ломает её сопротивление, избивая её до тех пор, пока она не начинала визжать, как животное.

Возможно, заботы и разочарования этого дня вымотали его больше, чем ему казалось, потому что сегодня на это потребовалось необычно много времени. Ему стало жарко, и, вспотев, он снял алую мантию и все, что было под ней, вплоть до нижнего белья.

В конечном счете Мари отреагировала, но не совсем так, как он ожидал. Её плечи затряслись и она издала сдавленный звук. В первую секунду ему показалось, что она плачет, но потом он понял, что это был смех.

Азнар потряс головой. Он совсем недавно подумал, что именно эта его игрушка не сломается никогда, и вот — первый признак того, что рассудок начал её покидать. Жизнь может все перевернуть столь банально.

— Повернись, — произнес он, — и расскажи, что тут такого смешного.

— Твои удары не причиняют мне боли, — сказала она. — Ни капли. А у тебя больше нет карманов.

Она бросилась на него.

Пусть Мари уже довольно давно не поднимала на него руку, Азнар всегда держался настороже и оставался к этому готов, даже погружаясь в пучину страсти. Сегодняшний день не был исключением.

— Стой! — бросил он.

Но она не остановилась. Попытавшись выцарапать ногтями его глаз, она вцепилась ему в горло.

Полуослепший, полузадушенный, Азнар обернулся, но затем рефлексы наконец взяли верх. Да, Мари права, он снял свои защитные амулеты и лишился материальных компонентов, необходимых для большинства его самых сильных заклинаний. Но, несмотря на это, он оставался величайшим мастером Воплощения в Тэе и мог творить множество заклинаний, используя лишь слова и жесты. Выкинув вперед руку, маг прохрипел слово силы, и с его пальцев по очереди сорвались яркие разноцветные сферы. Увеличившись в размерах, они врезались в Мари и, обволакивая её, с глухим хрустом выпустили в её тело электричество, из которого состояли.

От испуга и ранения Азнар использовал одну из самых мощных атак, которая осталась в его распоряжении, но зулкир тут же понял, что это чересчур. Такая сильная магия могла убить даже великана или виверну. Похоже, что тело Мари окажется полностью уничтожено, да и от мебели тоже мало что останется.

Отдышавшись, он вытер текущие из поврежденного глаза слезы, и мир прояснился. Маг увидел, что оказался прав только наполовину. Заклинание превратило шест для наказания плетьми и часть кровати в дымящиеся обломки, одеяло, подушки и матрас занялись огнем, но Мари, невредимая, стояла на прежнем месте.

Невредимая, но не прежняя. Теперь у неё было четыре руки вместо двух, а ровная кожа цвета слоновой кости потемнела и покрылась алой чешуёй. Её глаза пылали красным огнем, а нижняя половина лица удлинилась, превратившись в клыкастую морду.

Её фигура, сохранившая человеческие пропорции, все ещё оставалась женской, но теперь она больше походила на одного из охраняющих его дворец демонических стражей. Что же это может значить? Этих демонов ему предоставил орден Вызывания. Возможно ли, что Неврон его предал?

Мари подобралась, и Азнар понял, что размышления лучше оставить на потом. В свое время он выяснит причину трансформации своей пленницы, но сейчас важнее всего отразить её атаку. Было очевидно, что в своем нынешнем состоянии она больше не подчиняется его командам.

Электричество не причинило ей вреда, но, может, это сделает огонь? Мари сделала выпад, и Азнар простым усилием воли высвободил магию из татуировки на левом предплечье, почувствовав при этом укол боли, словно от укуса пчелы. Все тело Мари охватило пламя.

Очевидно, это все же причинило ей боль. Женщина пошатнулась и сделала несколько неуверенных шагов. Ожидая, что она сейчас споткнется, завопит и сгорит, он отошел с её пути.

Обретя равновесие, Мари повернулась, чтобы атаковать его ещё раз, и взмахнула двумя когтистыми руками. Одна из них оставила царапину на его плече, и на коже мага показалась кровь.

Окружавшее Мари пламя не опалило Азнара. Он уже давно укрепил свою кожу, чтобы огонь, кислота, электричество и холод не могли причинить ему вреда, вдобавок её когти едва его задели. Но он все равно почувствовал дурноту и головокружение от подступившей слабости. Маг отшатнулся, и она опять набросилась на него. На этот раз ей почти удалось вцепиться ему в горло.

Во время отступления Азнар произносил заклинание, жестами изображая, что лепит снежок и швыряет его в неё. Появившиеся в воздухе осколки льда стремительно полетели в Мари и вонзились в её тело. Это заставило её сделать шаг назад, но в остальном холод повредил ей не больше, чем электричество или огонь. Более того, окружавший её ореол пламени уменьшался быстрее, чем ему полагалось, а огонь оставлял на её коже лишь поверхностные ожоги, которые уже начинали затягиваться.

Проклятье, ему надо было добраться до хранящихся в мантии предметов. Они были ключами к его самым разрушительным заклинаниям — очевидно, этого противника смогут нейтрализовать только такие. К несчастью, между ним и его одеждой стояла Мари. Он должен был как-то проскользнуть мимо неё и выиграть немного времени на то, чтобы взять мантию и вытащить из неё один из подходящих талисманов.

Взмахом руки маг изменил цвет воздуха в комнате. Ему показалось, что все вокруг всего лишь подернулось сероватой дымкой, но любой другой в зоне действия заклинания оказался бы в полной темноте. Мари с рычанием рванулась к Азнару, стремясь схватить его раньше, чем он уберется с того места, где она видела его в последний раз.

Азнар прошептал слово силы и перенесся через пространство. Покинув облако тьмы, он больше не мог видеть, что там происходит, хотя и слышал, как мечется Мари.

Он взял в руки мантию. Ткань тлела от воротника до подола, но огонь не повредил её настолько, чтобы одежда развалилась бы при попытке её надеть. Маг поднял её, намереваясь так и поступить. Его руки сами найдут компоненты для заклинаний, если те будут находиться на привычных местах.

Мари пружиной выскочила из облака тьмы. Очевидно, она поняла, что Азнара там уже нет. Если бы она оставалась в заблуждении ещё хотя бы на миг! Тогда всё было бы в порядке.

Рванувшись вперед, она вцепилась когтями в мантию, и несколько мгновений они тянули её каждый в свою сторону, словно дети, играющие в перетягивание каната. Увы, Мари оказалась сильнее, и, когда ослабевшая от огня ткань порвалась пополам, в её руках остался куда больший кусок. Мари со смехом разорвала материю на мелкие клочки, кристаллы, медальоны и склянки рассыпались по полу. Она приближалась к Азнару, который продолжал пятиться, пока его плечи не коснулись стены. Зулкир понял, что в доставшемся ему жалком обрывке ткани оказалось лишь несколько карманов, и он понятия не имел, что в них находится. Наугад запустив руку в первый попавшийся, маг вытащил бумажный конверт с измельченной рубиновой пылью.

При виде этой находки ему захотелось расхохотаться, но на это вряд ли было время. Азнар выпалил заклинание и подбросил в воздух красную блестящую пыль, которая вспыхнула множеством маленьких искорок.

Вокруг бросившейся на него Мари появился прозрачный алый куб. С размаху врезавшись в его стену, она отшатнулась назад.

Она уже была так близко от Азнара, что этот куб почти прижал к стене и его самого, но маг задержал дыхание и сумел протиснуться в сторону. Тем временем Мари продолжала драть преграду с безумством бешеного животного, снова и снова ломая и отращивая когти.

— Можешь атаковать её, сколько влезет, — выдохнул Азнар. — Она выдержит. Она продержится несколько дней. — Достаточно времени, чтобы выбрать для пленницы подходящее наказание и разрешить загадку её превращения.

Сейчас же ему нужно найти лекаря, который бы убрал боль от ран от её когтей, и выпить чего-нибудь покрепче, чтобы успокоить нервы. Щелкнув пальцами, чтобы погасить пламя, Азнар повернулся и вышел из комнаты.

Он успел сделать несколько шагов по коридору, когда четыре сильных руки сгребли его за плечи и предплечья. Азнару хватило времени понять, что Мари, как и другие танар’ри, способна перемещаться в пространстве, а затем она прижала зулкира к себе и вонзила когти в его шею.

Тсагот попытался подобраться к посту стражи поблизости от замаскированных покоев Мари Агнех, поэтому он надеялся, что, когда Азнар Трул опять соберется её помучать, ему сразу же станет об этом известно. Но, к сожалению, он просчитался. Когда оттуда послышались крики, эхом разносясь по коридорам, он понятия не имел, напала ли наконец бывшая тарчион на своего пленителя, или эти звуки означали что-нибудь другое.

Он дематериализовал свое тело и превратился в огромную летучую мышь. Зачастую полет был куда быстрым и надежным способом попасть куда-либо, чем прыжки через пространство, особенно тогда, когда он и сам толком не знал, куда направляется. Хлопая крыльями, он промчался через анфиладу богато обставленных покоев и коридоров поверх множества голов, принадлежавших людям, оркам и прочим обитателям замка, зачастую также бежавших к источнику криков или от него.

Обогнув угол, он увидел Мари Агнех, которая наконец освободилась из своей темницы. При виде этого чудесного создания — своего творения — Тсагот почувствовал необычный укол гордости. От макушки до пояса покрытая брызгами ароматной человеческой крови, принадлежавшей, несомненно, Азнару Трулу, она, конечно, выглядела жалкой коротышкой по сравнению с любым кровавым извергом, но во всех остальных смыслах ему удалось превратить слабого, ничтожного смертного в создание вроде него самого.

Она сражалась с четырьмя воинами — тремя копейщиками и одним мечником с офицерскими знаками отличия, одетым в декорированную броню. Избавившись от облика летучей мыши, Тсагот начал принимать свою привычную форму, которая по всем параметрам куда больше подходила для схватки.

Но не успел он вступить в драку, как Мари подпрыгнула и выпустила одному из копейщиков кишки. При этом она невольно повернулась спиной к его товарищу, и воин глубоко вонзил копье в её спину. Казалось, она это едва заметила. Мари развернулась так стремительно, что рукоять оружия вырвалась из рук солдата, схватила беднягу за голову и ударила ею об пол. Он рухнул и замер, а куски кожи и плоти с его лица осталась на её когтях.

Оставшийся копейщик выронил оружие и убежал. Однако офицер взмахнул мечом, стремясь отрубить Мари голову, и Тсагот почувствовал, что на блестящее серое лезвие были наложены сильные чары. Возможно, Мари тоже ощутила это. Пусть она не обращала внимания на удары копий, но сейчас бывшая пленница отступила и подняла руку, чтобы защититься.

Офицер тут же опустил лезвие ниже и сорвался с места. Он атаковал, не заботясь о защите — спорный выбор в любой ситуации, а когда противник был так силен, как Мари, и подавно. Но ему удалось застать её врасплох, и зачарованное лезвие прошло сквозь её тело.

С воплем воин вытащил оружие и снова взмахнул клинком. Когда лезвие устремилось вниз, она поймала его двумя верхними руками. Острый край меча глубоко вонзился в её ладонь и отрубил большой палец, но, по крайней мере, солдату не удалось раскроить ей череп.

Приблизившись к мечнику, она стиснула его двумя оставшимися руками. Затем Мари вонзила клыки в его шею и принялась пить хлещущую кровь.

Это произошло так быстро, что Тсагот даже не успел завершить свою трансформацию и прийти ей на помощь. Почувствовав себя ещё более удовлетворенным, он направился к ней, и клеймо на его лбу в очередной раз ожгло болью. Кровавый изверг наконец вырвал надоевший символ из своего тела. Когда рана тут же начала затягиваться, он почувствовал легкую щекотку.

— Как я понимаю, Азнар Трул мертв, — произнес он.

К его удивлению Мари не ответила и никак не показала, что вообще его узнает. Она просто продолжила трапезу. Бедняга в её руках содрогнулся, его конечности дернулись.

— Сейчас придут и другие, — сказал он ей. — Мы можем убраться отсюда, но уходить нужно немедленно.

Она опять не удостоила его ответом, поэтому он положил руку на её плечо.

С рычанием развернувшись, Мари отбросила его руку. Посмотрев в её пылающие глаза, он не увидел в них ни тени разума или понимания — словно она была голодной собакой, а он — незнакомцем, который пытается оттащить её от куска говядины.

Как он и предупреждал, смертные были слишком хрупкими сосудами для силы, которой обладали кровавые изверги, и превращение свело её с ума. Вопрос только в том — временно или навсегда. Если верно первое, то, возможно, имеет смысл попытаться помочь ей безопасно выйти из этого состояния.

Или нет. Когда он услышал пронзительные, возбужденные голоса и оглянулся, то увидел, что на него наступает фаланга солдат, которые окружали шедших в центре волшебников в алых мантиях.

Возможно, двум кровавым извергам и удастся справиться с такой толпой, но Тсагот не видел особого смысла в этом эксперименте. Да, он почувствовал интерес к созданному им странному гибриду и решил, что сможет обучить её, как его создатель обучил его самого, но, когда собственная жизнь оказалась под угрозой, все это ушло на задний план. Теперь его заботило только то, как бы побыстрее выбраться из этой передряги.

Мари невольно помогла ему, переместившись через пространство и набросившись на воинов, стоявших в передних рядах. Копье все ещё торчало из её спины. Такая близкая угроза заставила всех врагов сосредоточить свое внимание только на ней, и Тсаготу оказалось нетрудно перенестись в противоположную сторону. Ни один маг не прочитал заклинание, чтобы ему помешать.

Однако он не ушел так далеко, как велело ему благоразумие. В конце концов он решил, что, даже если ему не хотелось драться рука об руку с бешеным, сумасшедшим созданием, которое он сотворил, будет интересно увидеть, что произойдет с Мари. Так что Тсагот встал в дверном проёме на некотором расстоянии поодаль и принялся наблюдать.

Мари хорошо сражалась, убив почти всех воинов и двух Красных Волшебников до того, как один из оставшихся магов окатил её призванным ливнем из кислоты. Её чешуя задымилась и начала покрываться волдырями, и она упала. Глаза её вытекли, лицо растворялось, но она все равно попыталась подняться. Волшебник прочитал заклинание, и в воздухе появился меч из изумрудного пламени. Лезвие принялось рубить её на куски, пока она не прекратила шевелиться.

Её гибель заставила Тсагота почувствовать слабый укол грусти, но это не уменьшило, а скорее усилило чувство удовлетворения от того, что эта затруднительная работа наконец осталась позади. Радуясь, что охранная система замка предназначалась больше для того, чтобы не впускать незваных посетителей, а не удерживать их внутри, он проскользнул через сеть оберегов и растворился в ночи.

Глава 11

7 Киторна, год Возвышения Эльфийского Рода

Когда лунный свет померк, Барерис спускался по узкой, полузасыпанной тропинке, которая, извилисто петляя, вела вдоль отвесного склона. С бешено колотящимся сердцем юноша низко пригнулся и принялся осматриваться, пока не понял, что Селунэ просто скрылась за облаком.

Ночью на охоту выходила нежить — крылатые твари, летучие мыши, нематериальные призраки и многие другие, но Барерис понял, что ему все равно придется продолжать путь и в темное время суток. Поначалу юноша надеялся, что сможет найти какое-нибудь укромное местечко и отлежаться там до рассвета, но, слыша на протяжении двух ночей приближающиеся звуки погони, он понял, что ни одно укрытие не является достаточно надежным. Возможно, превратившись в крыс или волков, его враги могли выследить его по запаху. В любом случае, лучше всего продолжать двигаться дальше, чтобы опережать преследователей.

Пусть магия и давала ему возможность видеть в темноте, путь через горы все равно оказался опасным и выматывающим. У юноши возникли проблемы с едой, глотка пересохла, а желудок постоянно сводило от голода.

Частенько он задавался вопросом, почему вообще утруждает себя этой жалкой, заранее обреченной на провал попыткой бегства. Он обещал спасти Таммит, но, если поглядеть правде в глаза, какие у него были на это шансы? Как в достоверных исторических хрониках, так и в самых фантастических рассказах он не встречал и намека на то, что вампир может вновь стать человеком.

И какой смысл продолжать жить без неё? Как он мог вынести то, что возлюбленная проклинала его за то, что с ней случилось, подозревая, что в её обвинениях была толика правды? Он подвел её по крайней мере дважды, разве не так? Один раз — когда покинул её в Безантуре, а второй — когда попытался спасти её и потерпел неудачу.

В будущем его не ждет ничего, кроме страданий, так что разве не проще будет прекратить это тяжкое испытание и остановиться? Привлеченная криком-другим, нежить обнаружит его, и тогда он сможет сразиться с ними. Если удача будет на его стороне, то он сможет напоследок получить удовольствие, уничтожив парочку преследователей прежде, чем остальные твари разорвут его на куски.

Он снова и снова испытывал искушение так и поступить, но все же никак не мог решиться. Возможно, несмотря на все доводы рассудка, часть его все ещё продолжала надеяться, что Таммит ещё можно спасти, или первобытный инстинкт выживания оказался сильнее, чем отчаяние.

Он украдкой двинулся вперед и вышел на широкий, плоский хребет — перевал, который соединял один пик с другим. Значит, какое-то время идти будет быстрее и проще. Надеясь, что вода где-нибудь поблизости тоже найдется, бард ускорил шаги, но тут его охватил холод и над головой юноша почувствовал нечто неопределенное, но болезненно неправильное.

Бард бросился на живот, протянув руки, чтобы подмять под себя и разорвать — как получится — проносящуюся над ним туманную фигуру нападавшего. Перекатившись на ноги, он вытащил меч. Слабо фосфоресцирующий призрак стоял на каменистой земле — если так можно сказать. Очертания духа колыхались и плыли, так что его ноги то отрывались от почвы на небольшое расстояние, то частично погружались в неё. Небольшие узловатые деревья и кусты вокруг твари, отравленные её близостью, моментально завяли и стали опадать.

Барерис внимательно посмотрел на противника, и у него перехватило дыхание. Он никогда не ожидал столкнуться с кем-то, кто был бы более уродлив, чем Ксингакс, однако стоявшее перед ним существо оказалось именно таким. И в самом деле, его черты, несмотря на своё неопределенное, расплывчатое непостоянство, почему-то выглядели воплощением чистой сущности, самой идеи мерзости, хотя этого нельзя было объяснить даже асимметрией его искаженного, ястребиноклювого лица. При одном только взгляде в его выпученные глаза внутри у барда что-то оборвалось.

На какое-то мгновение Барерис испугался, что его сердце остановится, разум помутится, и он упадет, беспомощно сотрясаясь в спазмах рвоты, или потеряет сознание. Юноша издал боевой клич. Призрак от этого, конечно, лучше выглядеть не стал, но вид его уродства больше не терзал своими когтями разум барда — хотя едва ли это в конечном счете будет иметь значение. Потому что теперь, снова обретя способность мыслить ясно, он узнал это существо. Это была баньши, создание столь могущественное, что едва ли он мог надеяться взять над ней верх.

Баньши издала стон, и звук этот, подобно взгляду на лицо твари, нанес удар по самой сущности барда, и юношу пробрала холодная дрожь. Укрепляя себя, чтобы противостоять боли, Барерис выдохнул и запел, чтобы магия его голоса послужила противовесом смертельной злобе в голосе призрака.

Все ещё завывая, баньши протянула длинные пальцы и полетела на него. Начав произносить заклинание скорости, юноша промедлил, пока враг не оказался совсем близко, а затем отступил в сторону. Нежить помчалась следом, и Барерис нанес удар. Его клинок пролетел через колеблющееся тело твари, не встретив на своем пути никакого сопротивления. Сложно сказать, нанес ли он духу хоть какой-то вред. Вполне возможно, что да — на оружие были наложены сильные чары — но откуда ему знать?

Когда заклинание скорости подействовало, его мышцы напряглись. Повернувшись, баньши снова бросилась на него, но из-за того, что он начал двигаться быстрее, её движения показались ему замедленными. Закричав, Барерис ударил звуковой волной, которая вполне могла переломать противнику, состоящему из плоти и крови, все кости. Возможно, на духа заклинание тоже подействовало, но бард, как и раньше, не увидел этому никакого подтверждения. Его атака ни на мгновение не замедлила баньши.

Барерис не питал иллюзий, что броня сможет защитить его от призрачного прикосновения твари, поэтому он увернулся, нанес ещё один удар и запел песню, окутывая себя размытым полем, чтобы баньши было сложнее по нему попасть. Несколько последующих мгновений ему удавалось избегать смерти.

А затем баньши от него отпрянула. Поначалу юноша решил, что ему удалось ранить эту тварь достаточно сильно, чтобы та испугалась перспективы дальнейшей схватки. Но тут же по его коже пробежал холодок. Рядом находился кто-то ещё — кто-то, чье приближение баньши почувствовала за мгновение до него самого.

Возможно, отвести глаза от своего первого врага означало сделать фатальную ошибку, но ему нужно было понять, что происходит, так что Барерис рискнул быстро окинуть взглядом окрестности. Поначалу он ничего не заметил, но затем в воздухе начало появляться свечение — словно кистью провели сверху вниз.

Полоса света сложилась в человекоподобную фигуру. Барерис задохнулся. Ему показалось, что он словно глядится в дешевое зеркало, стоящее в затененной комнате, настолько силуэт этого странного существа походил на его собственный.

Но только на мгновение. Затем это создание то ли решило, что в подобном сходстве нет нужды, то ли больше не смогло поддерживать эту личину. Очертания призрака смазались, и он превратился в светящийся размытый силуэт со слабым подобием оружия — исходящим из руки лучом света.

Барерис не знал, кто этот пришелец, и не видел никакого смысла в том, что первым делом он скопировал фигуру барда, но наверняка это был другой охотник Ксингакса. Как бы невероятно это ни казалось, бард обнаружил, что может сражаться с баньши более-менее на равных, но теперь это открытие не имело ровно никакого смысла. Сообща эти два духа точно его прикончат. Юношу охватило безумное желание расхохотаться из-за преследовавших его неудач и постоянного крушения всех надежд.

Вместо этого он повернулся к ближайшему врагу, которым оказался новоприбывший, и принял защитную стойку. По крайней мере, он может заставить этих тварей хорошенько поработать, чтобы его убить.

Призрак в свою очередь тоже насторожился и помедлил. Ясно давая понять, что собирается сражаться на одной стороне с Барерисом против собственного товарища-нежити, он развернулся лицом к баньши.

Эта тварь завопила, и Барерис запел, чтобы нейтрализовать яд её голоса. А затем она опять атаковала врукопашную. Довольно хитро с её стороны, но, возможно, так действовать её принуждали хозяева-некроманты.

За несколько следующих мгновений Барерис понял, что его новый товарищ, кем бы он ни был, оказался мастером боя на мечах. Он наносил умелые удары, отступал, чтобы избежать когтей баньши, и опять наступал, отбивая удары когтей завывающего духа, который продолжал его преследовать. Более того, при всем этом он прекрасно понимал, как лучше всего использовать численное преимущество, и последовательно маневрировал, чтобы противник все время оказывался между ним и Барерисом.

Внезапно баньши набросилась на призрачного мечника. Барерис устремился следом и вонзил лезвие меча ей в голову. Баньши распалась на светящиеся обрывки, а затем растворилась в небытие.

Пытаясь отдышаться, Барерис уставился на оставшегося призрака через опустевшее пространство, где только что находился их враг. Тот угрожающе поднял свой меч.

Восхитительно, подумал бард. Он напал на баньши не потому, что решил прийти мне на помощь. Он просто хотел удостовериться, что прикончит меня своими руками. Возможно, я, так или иначе, все же пойду ему на ужин.

Но дух почему-то не спешил переходить к действию и атаковать. Он колебался, словно не был уверен, как ему следует поступить.

Сомневаясь, что ему в любом случае удастся взять верх над призраком, Барерис решил опустить меч.

— Благодарю тебя за помощь, — произнес он. — К сожалению, мне все ещё угрожает опасность. Меня ищут и другие враги, а мы с баньши подняли здесь достаточно шума, чтобы привлечь их внимание. Если ты поможешь мне снова, я навеки останусь перед тобой в неоплатном долгу, но ещё лучше, если ты знаешь путь к бегству или какое-нибудь надежное укрытие.

Дух пристально уставился на него, а затем повернулся и пошел прочь. Барерис последовал за ним.

Когда призрак двинулся в путь, меч в его руке растаял и очертания фигуры растворились в воздухе, превратившись в светящуюся дымку. А затем исчезла и она, хотя Барерис каким-то образом продолжал ощущать присутствие своего невидимого проводника — плывущую впереди пустоту.

Дух привел барда в заросли кустарника, так что ему пришлось прилагать немалые усилия, чтобы, продираясь через переплетения ветвей, поспевать за своим провожатым. Но, сделав очередной шаг, юноша обнаружил, что под его ногами нет ничего, кроме пустоты. Он рухнул во тьму.

Самас Кул не был уверен, хочется ли ему покидать банкет хотя бы ненадолго. Он уже немало выпил и съел — достаточно для того, чтобы заставить даже толстяка вроде него почувствовать себя отяжелевшим и склонить мага к тому, чтобы остаться и отведать следующую перемену яств и дорогих вин, как бы ни была соблазнительна причина подняться с кушетки.

Но он обнаружил, что прогулка в огороженный двор в центре дворца освежила его. Бьющая из фонтана струя воды блестела в лунном свете, а воздух был полон запахом жасмина. Но лучше всего оказалось то, что ветерок охладил его разгоряченное, потное лицо. Это заставило Самаса преисполниться надеждой, что на этот раз ему не придется прибегать к помощи магии, что всегда приносило ему облегчение.

— Девочки! — позвал он. — Где же вы?

Женщины, к которым он обращался, были великолепными двойняшками-куртизанками, предоставленными ему Думой Зан. Люди все время из кожи вон лезли, чтобы развлечь мужчину, который был одновременно зулкиром Преобразования и главой Лиги Иностранной Торговли, но, возможно, она не слишком-то усердствовала, потому что близняшки не ответили.

Зулкир задался вопросом, не думают ли они, что игра в прятки среди клумб и беседок взбодрит его. Если так, то они ошибались. Он отошел от подобных мальчишеских забав уже много лет назад и теперь предпочитал наслаждаться чистой страстью, не прилагая для этого никаких усилий.

— Девочки! — повторил он, добавив в голос командных ноток. — Покажитесь!

Но ответа не получил. Внезапно Самас вспомнил, что Друксус Рим и Азнар Трул были мертвы, убиты неизвестным, заставшим их врасплох, когда они остались в одиночестве. И по всему видно, что перед гибелью Трул собирался заняться сексом или каким-то его извращенным подобием.

Но ни Рим, ни Трул не ожидали беды, и ни у одного из них не было под рукой ни талисманов, ни магических жезлов. Самас пробудил запечатанную в кольце силу, и от его тела стало исходить защитное поле, прозрачное, словно воздух, но прочное, как сталь. Он встряхнул левой рукой, и жезл из замерзшей ртути выскользнул из объёмистого рукава мага прямо в его короткие и толстые пальцы. Он прошептал слово силы, дарующее ему совиное зрение, и темнота рассеялась.

И тогда он заметил фигуру, которая проскользнула в сад через дверной проем с дальней его стороны. Самас наставил жезл на пришельца. Хватит всего одной вспышки силы, чтобы превратить этого негодяя в улитку, после чего не будет ничего проще, чем собственноручно поймать его, вернуть в изначальную форму и обо всем расспросить.

Но человек и не думал нападать на зулкира. Поняв, что его обнаружили, он остановился и опустился на колени.

— Ваше Всемогущество, — произнес он. — Благодарю вас за то, что пришли. Понимаю, что видеть меня вам далеко не так приятно, как тех шлюх, что доставили вам моё приглашение, но вы можете развлечься с ними позже, если пожелаете. Они понимают, что им придется подождать, чтобы доставить вам удовольствие.

— Как получилось, что они отвечают перед тобой? Им платит Дума Зан.

— Так полагаете вы — а леди Зан думает, что вы пригласили близняшек, чтобы те посетили празднество в качестве гостей. Но на самом деле это я нанял их в качестве посредников.

— Да кто же ты такой, во имя Бездны?

— Маларк Спрингхилл. Мы никогда не встречались, но, возможно, вы слышали обо мне.

— Человек Дмитры Фласс.

— Да. Можно мне подняться на ноги?

Самас заколебался.

— Полагаю, да. Что все это значит?

— Вы, несомненно, слышали о том, что Сзасс Тэм созывает совет зулкиров. Но перед этим событием тарчион Фласс просит о чести провести приватную беседу с вами, Ярпилл и Лалларой.

Самас моргнул.

— Ты имеешь в виду — только мы трое? Без мудрых указаний Сзасса Тэма?

— Да.

— Всем известно, что Дмитра — ставленница лича. Он хочет испытать нашу преданность?

— Если вы и правда так думаете, Ваше Всемогущество, то почему бы вам сначала не посетить встречу, а уж потом поспешить к Сзассу Тэму и передать ему все, о чем там говорилось?

Самас понял, что слишком много времени провел на ногах. Спина заныла, да и воздуха ему стало не хватать. Оглянувшись, он заметил мраморную скамейку и опустился на неё.

— И о чем же хочет поговорить Дмитра?

— Я не знаю.

Все-то ты прекрасно знаешь, подумал Самас, просто Первая Принцесса Тэя хочет поведать обо всем лично.

— По крайней мере, объясни, почему ты решил сообщить мне об этом при таких мелодраматических обстоятельствах.

Маларк ухмыльнулся.

— Если я могу так выразиться, мастер, вы и половины не знаете. Чтобы я смог связаться со всеми тремя зулкирами вовремя, моя госпожа вызвала для меня летающую лошадь, а подобное творение иллюзиониста, как я понимаю, не вполне реально. Осознавая, насколько эфемерно существо, которое несет его высоко над землей, человек поневоле чувствует прилив адреналина. Но, отвечая на ваш вопрос, — продолжил иностранец, — за вами следят. Некоторые из наблюдателей докладывают мне, но могут быть и другие, которые отчитываются прямиком перед Сзассом Тэмом. Если так, я не хотел бы ставить их в известность о нашем разговоре. Итак — какой же ответ я должен передать тарчиону Фласс?

Нахмурившись, Самас задумался над этим вопросом. Как и любой разумный человек, он не испытывал ни малейшего желания действовать в обход Сзасса Тэма, но Маларк и сам указал — он всегда может заявить впоследствии, что, оставаясь преданным союзником лича, посетил это тайное собрание только для того, чтобы убедиться, что никто не стоит против него козней. Но все же зулкир Преобразования по-настоящему был верен лишь себе самому, и он не достиг бы своего положения, если бы не пользовался любым шансом, чтобы узнать, что затевают остальные знатные люди в Тэе, и не извлекал бы из этого всю возможную пользу.

— Где и когда она хочет встретиться с нами?

Барерис свалился в заросший, открытый каменный колодец, похожий на тот, по которому он выбрался из крепости несколько дней назад, только более узкий. При падении юноша выронил меч и попытался уцепиться за неровные стены, но не смог найти опору для рук.

Внизу послышался звон металла, и через мгновение бард рухнул на жесткую, неровную поверхность. Когда шок от удара прошел, юноша осознал, что при падении почти не пострадал, не считая легких ушибов. Он и его оружие оказались на одном из пролетов спиралевидной лестницы, ведущей в глубины земли. Тревожащая пустота, которая была его призрачным проводником, колеблясь, зависла чуть ниже.

Ему стало интересно, не попытался ли только что призрак прикончить его этим падением? Если так, то следовать за ним и дальше будет сумасшествием.

Но, если бы дух хотел смерти барда, то он мог бы просто напасть на него с мечом или позволить баньши проделать за него всю работу. Более вероятно, что он ожидал, что Барерис заметит шахту до того, как свалится с её края.

В любом случае, у юноши не было иного выбора, кроме как спуститься вниз. Сейчас к тому горному хребту наверняка слетелось ещё больше охотников Ксингакса.

Он встал на ноги, поднял меч и проворчал:

— Предупреждай в следующий раз.

Существо поплыло дальше, и юноша последовал за ним.

Они нескоро достигли первого смежного с колодцем подземелья. Эти покои оказались чем-то вроде склепа, в котором навзничь лежали сделанные из бледного камня изможденные фигуры со скрещенными руками. Они могли оказаться и скульптурами, но интуиция Барериса подсказала ему, что это были трупы, покрытые камнем, керамикой или каким-то другим способом полностью обращенные в камень. Очевидно, что люди прошлого вырыли это место не в качестве жилища или укрепления. Это были могильные катакомбы.

При виде мертвых тел призрак замерцал. Он то исчезал, то становился видимым, на мгновение принимая облик того или иного лежащего тела и тут же теряя сходство с ним.

По мере того, как Барерис со своим проводником спускались вниз, склепы становились все больше. Каменные саркофаги, на которых изредка были высечены изображения усопших, прятали своё содержимое от нескромных взглядов. Выцветшие, осыпающиеся фрески на стенах описывали достижения погребенных и их религиозные церемонии. Призрак на мгновение обретал сходство с некоторыми из изображенных на фресках и рисунках людей и тут же терял его.

Низ колодца был уже виден, когда дух вывел Барериса со ступенек в один из склепов. Моментом позже из-за какого-то погребального ложа выползло серое, разбухшее, состоящее из сегментов существо длиной в половину роста барда. Тварь подняла безволосую и безглазую голову, которая все же имела сходство с человеческой, и, повернулась к барду.

Тело Барериса словно оказалось в тисках, в руках и ногах барда вспыхнула боль. Он сделал усилие, чтобы наполнить легкие воздухом, и пропел заклинание, повышающее жизненную силу.

Агония и почти полный паралич исчезли. Юноша поднял меч, чтобы уничтожить похожее на слизняка создание до того, как оно атакует его ещё раз, и сделал первый шаг, но призрак преградил ему путь. В его темной руке возникла тень клинка.

Тем временем ползучая тварь развернулась, отползла глубже в склеп и произнесла что-то на языке, которого Барерис никогда не слышал.

Бард заколебался. Несмотря на неприятные ощущения, охватившие его чуть раньше, червеобразное создание вроде бы хотело говорить с ним, а не сражаться, а юноша совершенно не испытывал желания без нужды затевать драку с ним и призраком одновременно.

Он запел, чтобы наделить себя даром понимания языков, а затем произнес:

— Я не мог понимать тебя раньше, но теперь могу.

— Я сказал — держись на расстоянии, — ответила безглазая тварь. — Я не хочу превращать тебя в камень — пока ты не желаешь мне зла — но я не могу остановить исходящую от моего тела силу, как и ты не можешь остановить кровь, что течет по твоим венам.

— Я пришел сюда не для того, чтобы навредить тебе, — сказал Барерис. — Я попросил твоего… здесь присутствующего товарища, чтобы он отвел меня в какое-нибудь безопасное место, потому что за мной охотится и другая нежить. Должен предупредить, что они могут проследить мой путь до колодца. Они уже пронюхали про мои остальные укрытия.

— Сомневаюсь, что они найдут это место, — сказало существо. — Те, кто построили катакомбы, боялись, что некроманты потревожат покой их усопших, так что приняли кое-какие меры, чтобы этого избежать. Их мертвецы находили свой последний приют далеко от их жилья, и также они договорились со мной, чтобы я поселился здесь и превращал тела покойных в камень, чтобы волшебники не могли их поднять. И, что в твоих обстоятельствах самое важное, они установили стражей, из-за которых немертвые прислужники магов не могут обнаружить эти могилы.

Барерис почувствовал, как напряжение уходит из его тела, оставляя вместо себя опустошающую слабость.

— Рад это слышать.

— Сядь. Зеркало и я не можем предложить тебе больше никаких удобств, подходящих для смертного, но ты, по крайней мере, можешь отдохнуть.

Бард рухнул, привалившись спиной к стене.

— Полагаю, это имя, Зеркало, вполне подходит твоему другу. А меня зовут Барерис Анскульд.

— Я — Быстрый Удар. Могильный ползун, как ты можешь видеть.

Барерис покачал головой.

— Придется поверить тебе на слово. Я никогда не встречал таких, как ты, и даже не слышал о вас.

— Правда? Интересно, возможно, остальные мои сородичи уже исчезли из этого мира, — тон Быстрого Удара говорил о том, что он был не встревожен, а скорее заинтригован такой возможностью. — Люди так же называли нас червями-пращурами.

— Интересно, — произнес Барерис. Так и было — немного. Несмотря на гнетущее его все последнее время отчаяние, новые товарищи его заинтересовали. Любопытство было главной чертой характера любого барда. — Могильные ползуны — это нежить?

— Вроде того, но не из тех, что были когда-то людьми или нападают на людей, пока те не дают для этого повода.

— Уверяю, у меня и в мыслях ничего подобного не было. А Зеркало — это призрак?

— Призрак очень храброго и умелого воина, я думаю. Как ты уже наверное догадался, это я назвал его Зеркалом из-за его привычки принимать чужие обличья. Он больше не помнит ни своего имени, ни лица — на самом деле, ничего не помнит.

— Почему?

По телу Быстрого Удара от хвоста до головы пробежала дрожь, словно у потягивающегося человека.

— Он пал жертвой силы, уничтожившей весь его народ. Это печальная история, но я могу поведать тебе об этом, если ты захочешь меня выслушать.

— Пожалуйста, продолжай. Я провел большую часть жизни, собирая истории и песни.

— Значит, так. Давным-давно, немногим позже падения Нетерила, горами правило могущественное королевство. Большей частью своего величия оно было обязано одному человеку, Фастрину Делверу, волшебнику, равных которому в мире не было и нет. Большую часть жизни Фастрин творил чудеса на благо своего народа и давал правителям мудрые советы. Со временем, однако, он потерял контакт с людьми, и те немногие, что видели его после этого, утверждали, что он выглядел расстроенным, но маг не мог или не хотел объяснить, почему, поэтому никто и предположить не мог, насколько критической стала ситуация. Фастрин не просто замкнулся в себе, он сошел с ума. И однажды, солнечным летним утром, — продолжил Быстрый Удар, — он вышел из своего добровольного изгнания и начал методически уничтожать людей, превращая их в прах одного за другим. Но он не ограничивался только тем, что убивал своих жертв, нет — своей магией он калечил их души и сознание. Порой его волшебство полностью стирало их сущность; даже когда этого не происходило, оно лишало бедолаг разума и памяти.

— Это произошло и с Зеркалом, — произнес Барерис.

— Да. Он был одним из многих, кто пытался остановить Фастрина. К сожалению, их отважный порыв закончился ничем. Полагаю, что кое-кому все же удалось спастись бегством, но в конце-концов неистовство волшебника полностью уничтожило королевство, к созданию которого он приложил столько сил. И тогда он обратил свою смертоносную, раздирающую души магию на себя.

— Но зачем? Даже у душевнобольных есть причины для поступков, пусть остальные могут не видеть в них смысла. Кто-нибудь пытался вступить с ним в переговоры?

— Да, — ответил червь-пращур. — Фастрин утверждал, что его ограбили. Раз уж он не может найти воришку, то все вокруг должны умереть, потому что только таким образом он может полностью себя обезопасить.

Барерис встряхнул головой.

— Не понимаю.

— Никто не понимает. Фастрин отказался вдаваться в подробности.

— Могу я спросить, как ты узнал все это?

— Пока был похоронен в этой дыре? Ну, даже Фастрину не удалось бы уничтожить все королевство за день или даже за десять. Пока убийства продолжались, люди обращались ко мне за советом. Видишь ли, черви-пращуры считались мудрецами. Когда я ел плоть мертвецов — это было до того, как я вырос и избавился от необходимости в такой пище — я впитывал их знания. Увы, ничего из того, что я знал, не подсказывало способа справиться с этой бедой. Позже, когда люди перестали появляться здесь, я осмелился выйти наружу, чтобы узнать, остался ли кто-нибудь в живых. Людей я не нашел, но, к счастью, столкнулся с отрядом орков, которые напали на меня.

Барерис криво усмехнулся.

— К счастью, говоришь?

— По большей части — да, потому что не все они превратились в камень. Один из них истек кровью, когда я пронзил его своими клыками, и, после того, как я съел часть его, то узнал, что он издалека наблюдал за самоубийством Фастрина. Возможно, тот его не заметил, или помутненный разум волшебника не расценивал орка как что-либо значимое — он не был подданным того королевства, и поэтому маг не видел причин нападать на него. В любом случае, я хотя бы понял, что произошло, узнал мрачный конец этой истории, и поэтому вернулся домой. А теперь поведай мне свою историю.

Барерис вздрогнул. Рассказ Быстрого Удара унес его прочь от собственных горестей, и теперь у него не было ни малейшего желания вновь возвращаться к ним.

— Она не стоит того.

— Учитывая, что тебе приходится спасаться от нежити? Не говори чушь.

Барерис подумал, что могильный ползун, по крайней мере, предоставил ему укрытие, поэтому он должен ответить любезностью на любезность, рассказав о себе.

— Как пожелаешь. Я не знаю, что тебе известно о нынешних человеческих государствах. Я родом из страны, которая называется Тэй…

Он постарался сделать свой рассказ как можно более коротким и не добавлял к нему никаких подробностей, как сделал бы, если бы испытывал от этого удовольствие или старался заслужить аплодисменты и содрать с аудитории побольше денег. И все же его повесть заняла достаточно времени, чтобы его глотка пересохла.

Юноша допил воду из одной из своих фляг.

— Вот и все, — закончил он. — Я предупреждал — тут не о чем особо рассказывать. Хороший рассказ должен создавать образ. После него можно почувствовать грусть или сожаление, но он обязательно должен дарить и определенный душевный подъем, а моя история — это просто бесполезная, пропитанная ужасом мешанина.

Быстрый Удар вскинул свою безглазую голову.

— Ты говоришь так, словно она уже подошла к концу.

— Так и есть. Разницы нет — даже если мне удастся выбраться из этих гор и прожить ещё сотню лет. Я уже потерял все, что так трепетно любил. Ни одна битва больше не стоит того, чтобы сражаться в ней.

— Мое существование и мой разум отличаются от твоих. Я не знаю, что такое любовь; долгое одиночество, которое не смог бы вынести ни один человек, мне подходит. Все сведения о мыслях и чувствах смертных я получил из вторых рук, и, возможно, главное продолжает от меня ускользать, но, думаю, что ты ещё можешь продолжить свой путь. Зеркало поможет тебе в этом.

— Что ты имеешь в виду?

— Он часто бродит по окрестностям. Несмотря на то, что его разум поврежден, он прекрасно ориентируется среди этих утесов и низин — этих Рассветных Гор, как вы, люди, их называете. Он может помочь тебе скрываться от врагов, пока ты вновь не окажешься в своей стране.

— А он хочет этого? Почему?

— Потому что он пуст. Ты — первый живой человек, который появился тут с тех пор, как Зеркало многие годы назад очутился в этих склепах. Ему необходимо что-то вроде тех лишенных жизни картин и резьбы, что-то, что он сможет отразить, чем наполнить себя и тем самым сам себе доказать, что существует. Может, ты сумеешь дать ему это, а я, нежить, нечеловеческое существо — нет.

— Звучит так, словно он будет сосать из меня жизненную силу, как пиявка.

— Не больше, чем твое собственное отражение в любом другом зеркале.

Барерису все же не нравилось, как это звучит.

— А тебе не будет его не хватать?

— Нет. Я желаю ему только блага, но, как я и говорил, мои потребности и чувства отличаются от твоих.

Барерис решил, что дальше спорить не стоит. Правда была в том, что, если он хотел продолжать бороться и жить дальше, то ему необходима любая помощь, и, кроме того, если Зеркало захочет последовать за ним, у него вряд ли получится его остановить. Но, если им предстоит быть соратниками, бард чувствовал, что должен прекратить разговаривать о призраке в третьем лице, словно его тут не было — пусть это и было недалеко от правды.

Он оглянулся и заметил зависшую в воздухе полосу неясной зыби.

— Спасибо, — произнес он. — Я благодарен тебе за помощь.

Как он и ожидал, Зеркало не ответил.

Глава 12

9-10 Киторна, год Возвышения Эльфийского Рода

Ярпилл окинула взглядом убогую захламленную гостиную, комнату в невзрачном домишке, который, очевидно, принадлежал самой Дмитре Фласс под вымышленным именем. Легко представить, как добропорядочная домохозяйка выгоняет из этой комнаты детей, чтобы протереть пыль с дешевых керамических безделушек и отскоблить полы, или как её муж пьет здесь эль, перебрасываясь скабрезными шуточками со своими закадычными приятелями из гильдии бондарей. Но люди, которые находились тут сегодня, принадлежали к куда более привилегированному классу.

Первая Принцесса Тэя, чувственная по муланским стандартам, выглядела так же раздражающе очаровательно, как и обычно. Самас Кул, тучный, краснолицый и потеющий мужчина, носил одежду, подчеркивавшую его статус, в то время как Лаллара, как обычно, казалась раздосадованной и готовой выплеснуть свое раздражение на первого же, кто даст ей на это хоть какой-нибудь повод.

Хотя Ярпилл продолжала сомневаться, насколько разумным было решение посетить эту организованную Дмитрой тайную встречу, она слегка воспряла духом из-за того, что тарчион выглядела так же обеспокоенно, как и все остальные. О, Дмитра хорошо скрывала свои чувства, но каждый Красный Волшебник Прорицания в совершенстве владел языком тела и искусством чтения по лицу, и её поведение не могло обмануть Ярпилл. Если бы тарчион нервничала из-за того, что была замешана в заговоре против своего начальства, это, скорее всего, проявлялось бы по-другому.

С другой стороны, Дмитра была Красным Волшебником Иллюзии. Разве можно полагаться на её внешний вид, чтобы судить, была ли она обеспокоена по-настоящему или нет?

Наконец Самас вразвалку подошел к дивану, который был достаточно крепок, чтобы выдержать его вес, опустился на него, и Дмитра приготовилась начать.

— Господа, — произнесла она. — Благодарю вас за то, что уступили моей просьбе. В обычных обстоятельствах я не осмелилась бы возглавить собрание, в котором принимают участие мои повелители, но поскольку…

— Поскольку ты единственная, кто знает, о чем же, во имя Темного Солнца, мы собираемся здесь говорить, — оборвала её Лаллара, — это совершенно разумно. Мы понимаем и разрешаем тебе продолжать.

— Благодарю вас, Ваше Всемогущество. Я получила кое-какую неизвестную вам информацию, из которой следуют определенные выводы, и поэтому я обеспокоена, полна подозрений и озабочена благополучием нашего государства.

— Что за выводы? — спросил Самас, обмахивая лицо пухлой татуированной рукой.

— Что Сзасс Тэм убил и Друксуса Рима, и Азнара Трула, что он предал тэйскую армию врагам и солгал в докладе о вторжении рашеми.

Лаллара рассмеялась.

— Это просто нелепо.

— Если мы рассмотрим доказательства, Ваше Всемогущество, возможно, я смогу изменить ваше мнение. Можем ли мы начать с убийства Друксуса Рима?

— Определенно, — произнес Самас. — Это, кажется, самый быстрый способ развеять твои подозрения. Как я понимаю, убийца использовал магию воплощения, чтобы совершить задуманное.

— На его месте мы все могли сделать так же, — ответила Дмитра. — Пусть мы предпочитаем полагаться на заклинания собственных магических школ, но на самом деле каждый из нас владеет и множеством других заклинаний. Совершенно очевидно, что Сзасс Тэм, который повсеместно известен как самый умелый волшебник в стране, исключением не является. Моя догадка такова — он использовал именно эти заклинания только для того, чтобы бросить подозрение на орден Воплощения, а именно — на Азнара Трула, одного из своих врагов.

— Но Друксус не был его врагом, — возразила Ярпилл. — Он, как и все мы, был союзником Сзасса Тэма. У Сзасса не было никаких причин убивать его.

— Одна была, — ответила Дмитра. — Та, к которой мы ещё вернемся — привести общество в смятение. Я допускаю, что само по себе это недостаточный мотив для того, чтобы напасть на союзника, и пока что я не могу найти объяснение этому противоречию, но я могу доказать, что Сзасс Тэм не приложил для поисков убийцы всех усилий, как поступил бы любой мулан, которому нечего скрывать.

— И как же? — спросила Лаллара.

— У меня самая широкая шпионская сеть в стране, и Сзасс Тэм это знает. Годами она верно служила ему, и все же он фактически запретил мне использовать моих агентов, чтобы определить личность убийцы. Он сказал, что этим займетесь вы, госпожа Ярпилл.

Ярпилл сморгнула.

— Какое-то время я и правда пыталась. Для этого мы объединили усилия с Сзассом Тэмом, но наши предсказания не открыли нам ничего, и тогда он предложил мне заняться чем-нибудь ещё и заявил, что продолжит охотиться на убийцу другими способами. Я решила, что он имел в виду ваших шпионов.

— Все вышесказанное ничего не подтверждает, — возразил Самас.

Оглядевшись, он заметил выпивку и еду, лежащие на столе у стены, и сделал магический жест в том направлении. Бутылка взмыла в воздух и налила красное вино в бокал. Нож намазал мед на сладкий рулет.

— Верно, — произнесла Лаллара, сузив глаза. — Не подтверждает. Но я все же признаю, что эти факты довольно любопытны и соглашусь, что Сзасс Тэм — один из немногих, кто смог бы проникнуть в покои Друксуса незамеченным или подослать туда своего агента. Вдобавок мало кто, кроме него, мог бы помешать предсказаниям Ярпилл, особенно если он и правда был рядом, чтобы каким-то хитроумным способом не допустить, чтобы ритуалы прошли успешно.

— Также есть кое-что ещё, — произнесла Дмитра. — Сзасс Тэм принял меры, чтобы преемником Друксуса Рима были избраны именно вы, Самас Кул. Не сомневаюсь, что вы являлись самой подходящей кандидатурой на эту должность, но, все же, почему он так хотел, чтобы именно вы заняли её? Возможно ли, что причина частично кроется в том, что вы не питали к Риму особой любви, и — прошу простить меня за то, что позволяю себе делать выводы о вашем характере, — что вы не тот человек, который полностью посвятит себя расследованию убийства, а не увеличению собственного благосостояния, даже если это преступление стало оскорблением для Ордена Преобразования?

Лаллара фыркнула.

— У тебя есть это право. Этот боров заботится только о том, чтобы набить свои сундуки — и свой рот.

Самас кинул на неё взгляд.

— Понимаю, что я совсем недавно стал зулкиром и нрав у вас не из легких. Но, все же, выбирайте слова, когда говорите обо мне.

— Мастера, прошу вас, — произнесла Дмитра. — Умоляю, не надо ссориться друг с другом. Если мои подозрения верны, это последнее, что нам стоит делать.

— Тебе есть что ещё сказать о смерти Друксуса? — спросила Ярпилл.

— К сожалению, нет, — ответила Дмитра, — так что давайте обсудим сражение в Ущелье Гауроса. — Она улыбнулась. — У меня и самой хороший нюх на правду и ложь, и с самого начала рассказ о битве на севере показался мне подозрительным. Учитывая, что в этой истории принял заметное участие Сзасс Тэм, который только что заинтриговал меня, вмешавшись в расследование убийства Друксуса Рима, я решила побольше разузнать об этом «вторжении рашеми». И выяснила, что ничего подобного и в помине не было. Не варвары шли на юг, чтобы атаковать нас. Это тарчионы Крен и Одессейрон направлялись к северу, чтобы вторгнуться на территории Рашемен, но после почти проигранного сражения им пришлось поставить крест на своих амбициях. Сзасс Тэм оказал им помощь, чтобы на них не обрушился гнев остальных зулкиров, и тогда они заявили, что агрессорами были именно рашеми.

— И ты полагаешь, — произнесла Лаллара, — что он сделал так потому, что это событие произошло вскоре убийства Друксуса, и таким образом он хотел усилить то «смятение в обществе», которое надеялся создать.

— Да, — ответила Дмитра. — Но, если мы копнем глубже, то обнаружим кое-что ещё. Позвольте мне изложить в деталях, что же происходило во время того боя.

Женщина дала ясный и сжатый отчет о произошедших событиях, ведь она, несмотря на то, что носила алую мантию волшебницы, также умела и отдавать команды войскам на поле боя.

— Теперь сами собой возникают несколько вопросов: как рашеми узнали о приближении наших отрядов и определили место, где лучше всего их остановить? Как могли ведьмы с такой легкостью разрушить власть тэйских магов над рекой? Как же Сзасс Тэм мог узнать об угрожающей армии опасности, где бы он в то время ни находился, и переместиться на поле боя как раз в нужный момент, чтобы помочь избежать катастрофы?

Ярпилл хихикнула.

— Возможно, величайший маг в Тэе может чувствовать какие-то признаки опасности или предвидеть её, что не под силу нам, тварям дрожащим? — в этот момент она вовсе не испытывала желания шутить, но каждый из них носил маску, и Ярпилл обычно притворялась милой девушкой с легким сердцем и неудержимым чувством юмора. Она высоко поднялась по иерархической лестнице своего Ордена, и любой разумный человек понимал, что для этого она должна была обладать безжалостностью и железной волей, но даже тогда это заставляло врагов её недооценивать. — То есть ты говоришь, что его шпионы доложили Сзассу Тэму о планах Крен и Одессейрона до того, как те выступили в поход, а он каким-то образом переправил достаточное количество воинов и магов рашеми, чтобы те смогли сокрушить тэйское войско, а затем ринулся спасать тарчионов?

— Именно так, — произнесла Дмитра, — потому что напугать всех — этого недостаточно. Помимо этого он хочет убедить знать, войска и простолюдинов, что он — единственный, кто способен справиться с нашими врагами. Очевидно, что нынешние проблемы в Пиарадосе оказались для него просто даром богов. Это дало ему возможность поиграть в спасителя не один раз, а дважды.

Самас, губы которого блестели от меда, проглотил еду, что находилась у него во рту, и спросил:

— Почему же он так неожиданно озаботился мнением нижестоящих?

— С вашего позволения, Ваше Всемогущество, — ответила Дмитра, — прежде чем мы обсудим этот вопрос, может, лучше завершить пересмотр недавних событий и углубиться в дело об убийстве Азнара Трула?

Ярпилл усмехнулась.

— Разве? А я надеялась, что именно оно выглядит абсолютно прозрачным. После убийства Друксуса Неврон вызвал ещё несколько слуг-демонов. Один из них сорвался с привязи… Трул, наверное, изрядно удивился, когда в тот момент, когда он собирался развлечься с девчонкой-рабыней и не был готов к защите, тот разорвал их обоих на части. В свою очередь прислужники Трула уничтожили демона.

— Я подозреваю, — произнесла Дмитра, — что правда более сложна. Мои шпионы выяснили, что никто не знает, было ли обнаружено тело рабыни. Мы знаем, что та съехавшая с катушек тварь — как вспоминают некоторые, мужчина огромного роста, — предпочитала впиваться жертвам в горло, в то время как создание, которое уничтожили маги, хотя и имело четыре руки и чешую, ростом не превосходило среднего человека и оказалось женского пола. Думаю, что первой тварью был кровавый изверг, который превратил рабыню в создание вроде себя самого, чтобы она смогла убить Азнара Трула. Другими словами, та не была демоном во всех смыслах этого слова — скорее, каким-то необычным подвидом вампира.

— Отсюда следует вывод, — произнесла Лаллара, — что демона вызвал и сковал скорее всего, не заклинатель, а некромант вроде Сзасса Тэма, который потом провел его во дворец Трула в числе прочих демонов Неврона.

Самас кивнул, и его многочисленные подбородки заколыхались.

— Он сделал это, зная, что убийство второго зулкира вызовет ещё больший переполох в стране. Я понимаю, но мы также должны осознавать, что его смерть в конечном итоге пошла на пользу нам всем. Трул был нашим врагом. Когда его не стало, наша фракция получила контроль над советом — по крайней мере, до тех пор, пока заклинатели не выберут себе нового главу, а если окажется, что он симпатизирует нашим взглядам, мы сможем контролировать жизнь государства все обозримое будущее.

— Значит, — произнесла Дмитра, — ваша группа предпочитает оставить все, как есть, и вы до сих пор считаете, что ваши интересы и интересы Сзасса Тэма совпадают.

— А почему мы должны думать иначе? — спросил Самас.

— Начинаю понимать, — произнесла Ярпилл. Она ещё не была в этом уверена, но сама мысль о том, что Дмитра могла оказаться права, заставила её почувствовать слабость. — По общему мнению, Тэй находится в опасности. Рашеми угрожают нам с севера, а нежить — с востока. Неизвестный враг убивает зулкиров одного за другим. Но, к счастью, находится герой, который доказал, что способен и хочет спасти нашу страну — если ему дадут возможность это сделать. Ты думаешь, что в этом и есть причина созыва совета, разве не так, тарчион? Сзасс Тэм собирается попросить нас избрать его верховным правителем Тэя.

Лаллара саркастически усмехнулась.

— Только временно, без сомнений. До тех пор, пока проблемы не будут решены.

— Он же не думает, что мы и впрямь согласимся на такое! — воскликнул Самас. — Одно дело — признавать его самым старым и умелым зулкиром и лидером нашей фракции — так сказать, первым среди равных — но все мы пробивали дорогу к самым высшим должностям в стране не для того, чтобы возвести на трон верховного владыку, который будет обращаться с нами, как с подчиненными.

— Я это понимаю, — произнесла Дмитра, — но все же думала, что обязана вас предупредить. Представьте, что было бы, если бы я этого не сделала. Вы все верны Сзассу Тэму и знаете, насколько он проницателен и силен. Разве у вас возникло бы хоть малейшее желание переходить ему дорогу? Во время совета вы рассаживаетесь по местам, беспокоясь не только об угрозе государству, но и о собственной безопасности. И все выглядит так, что лич — единственный, кто добился успеха в решении некоторых из наших проблем. Конечно, это то, во что верит большая часть населения. Сзасс Тэм предлагает свою кандидатуру в качестве регента или поднимает этот вопрос как-нибудь по-другому. В ситуации, которую я описала, кто из вас, не зная, как думают остальные, оказался бы достаточно храбр, чтобы разоблачить его план?

Ярпилл хотелось бы, чтобы она могла заявить, что нашла бы в себе достаточно мужества, но она спросила себя, так ли это на самом деле. Ни один зулкир не мог показать свою слабость, признавшись, что чего-нибудь или кого-нибудь боится. Но, по правде говоря, даже несмотря на то, что лич поддерживал её во всех её начинаниях, она боялась Сзасса Тэма и могла с уверенностью заявить, что Самас и даже Лаллара со своим жестким, колючим характером разделяли её чувства.

Лаллара рассмеялась.

— Услышьте же тишину! Теперь ясно, тарчион, что никто из нас не осмелился бы на это.

— Значит, уже четыре голоса в его поддержку, — произнесла Дмитра. — И, учитывая, что место зулкира Воплощения пустует, в лучшем случае три — против. Количество подходит. Чтобы избежать этого, я надеюсь, что вы, все трое, дадите здесь и сейчас обещание твердо возразить против такого предложения.

— Нет, — сказал Самас Кул, — по крайней мере, не сейчас.

Дмитра наклонила голову.

— Могу я спросить, что же ещё требуется, чтобы убедить вас, мастер?

— Да, иллюзионист, — ответил толстяк. — Можешь. Чтобы нас встревожить, ты тут понастроила кучу хитроумных теорий, но я был бы куда более склонен изменить свою позицию, если бы знал, почему из всех людей именно ты захотела нас предупредить. Ты одна из фавориток Сзасса Тэма. Если он коронуется, ты тоже получишь от этого выгоду.

— Вы забываете, — сказала Ярпилл, — тарчион Фласс поклялась служить всем зулкирам, и я уверена, что она, как и все мы, первым делом заботится о благополучии государства.

Лаллара наградила её ядовитым взглядом.

— Вы, маленькие шутники, начинаете утомлять меня ещё больше, чем обычно. — Она перевела взгляд на Дмитру. — Боров поднял обоснованный вопрос. Если все это часть шарады, сложно представить, чего ты в действительности можешь пытаться добиться, но, все-таки: почему нам стоит тебе доверять?

— Потому что Сзасс Тэм больше так не делает. В прежние времена он бы рассказал мне обо всем этом. Он подключил бы меня к любому плану, где бы я могла оказаться полезной, даже к убийству своего коллеги-зулкира, и все же сейчас он внезапно решил скрыть что-то от меня, прося использовать лишь часть моих ресурсов на реализацию его схем, хотя я не давала ему ни одного повода усомниться в своей верности. О причинах этого я знаю даже меньше, чем о том, чего лич добился убийством Друксуса Рима или отчего после стольких лет, в течение которых он довольствовался главенством среди зулкиров, он решил замахнуться на ещё большую власть. Я знаю только то, что неплохо устроилась в Тэе с его сегодняшней формой власти. У меня есть неприятное подозрение, что по той или иной причине при новом режиме Сзасса Тэма для меня уже не будет столь подходящего места. — Она улыбнулась. — Так что я пытаюсь сохранить нынешний порядок вещей и надеюсь, что смогу провернуть это с минимальным риском для себя. Я приложила немало усилий, чтобы Сзасс Тэм не узнал о нашем собрании. Если никто из вас не проболтается, что я стремилась сплотить вас против него, я от этого не пострадаю.

Лаллара проворчала:

— В твоих словах есть немалая толика здравого смысла, тарчион, хотя это совсем не означает, что я верю, что ты говорила чистую правду и ни о чем не умолчала. Но, возможно, твои мотивы не имеют особого значения, потому что Самас был прав насчет одной вещи: он, Ярпилл и я дружно питаем отвращение при мысли о том, чтобы вознести лича выше нас самих. Это очевидно из нашего поведения, пусть мы и не высказали этого напрямую. Так что я скажу: да, давайте заключим тайное соглашение о сопротивлении — просто на всякий случай.

Ярпилл кивнула.

— Соглашусь. Никакой королевской власти или регентства ни для кого, никогда, ни при каких обстоятельствах. — Если только, конечно, ей самой когда-нибудь не представится шанс каким-нибудь способом завоевать этот приз.

Самас Кул вздохнул.

— Полагаю, я тоже согласен.

Это было самой красноречивой речью Сзасса Тэма из всех, которые он когда-либо произносил. Он перечислил тяжелые опасности, которые сейчас угрожали Тэю в общем и зулкирам в частности. Он напомнил другим лордам-волшебникам о своих достижениях, недавних и не только, и указал, как даже самому сильному государству Фаэруна разделение власти может мешать достигнуть своих целей или справиться с бедой. Проигрыши войск за последние несколько дней говорили сами за себя.

Так же он пообещал сложить полномочия, когда угрозы общественному благу окажется устранены. Но, однако, лич не стал упоминать об тех ужасных наказаниях, которые обрушивал на головы людей, которые когда-либо мешали и злили самого старого и могущественного мага страны. Он был уверен, что остальные зулкиры и так вспомнят их имена без всяких намеков с его стороны.

Тем не менее, когда он заметил взгляды, которыми обменивались Ярпилл, Лаллара и Самас Кул, то понял, что остальные участники его фракции каким-то образом уже знали, что он собирался предложить. Знали и, тайно проведя переговоры, решили отвергнуть его предложение так же непреклонно, как и остальные зулкиры. Те и вправду были непримиримыми противниками лича — окутанный зловонием серы от цеплявшегося за него демонического прислужника Неврон со своей вечной презрительной усмешкой, Лазорил, обманчиво вежливый и услужливый, Мутреллан, своим обликом выражавшая презрение ко всем остальным участникам совета. Она меняла лица так же часто, как любая другая аристократка — наряды. Внешность её зачастую оказывалась несколько экстравагантной, но, несмотря на это, всегда изысканной. Сегодня глаза зулкира Иллюзии были золотыми, а кожа — небесно-голубой. Из-за дымки готовой к воплощению несформированной иллюзии её облик выглядел смазанным и размытым.

Даже несмотря на то, что он почти сразу понял, что его речь пропадает втуне, Сзасс Тэм довел её до конца, а затем объявил голосование. Возможно, сейчас, в момент, когда предстояло определиться, кто за, а кто против, нервы его ожидаемых союзников сдадут.

Но, увы, те остались непреклонны. Только сам Сзасс поднял руку в поддержку выдвинутого им предложения. Неврон со злобной радостью созерцал унижение своего врага. Даже сдержанный Лазорил позволил себе ухмылку.

Пусть Сзасс и не ожидал, что Самас, Ярпилл и Лаллара когда-нибудь объединятся против него, он думал, что готов к возможности, что его затея провалится. И все же эта бесплодная попытка вызвала у него неожиданную вспышку ярости. Он ощутил сильное желание наброситься на сидевших вокруг поблескивавшего красного стола врагов — как старых, так и только что обнаруживших себя.

Но, конечно же, он этого не сделал. Атаковать всех шестерых зулкиров одновременно наверняка окажется самоубийством даже для мага, который был более могущественен, чем каждый из них по отдельности. Вместо этого, убедившись, что приветливая маска не соскользнула с его лица, Сзасс склонил голову, притворяясь, что принимает их решение.

— Значит, так тому и быть, — произнес лич. — Мы продолжим, как и всегда, решать вопросы поиском консенсуса. Будьте уверены, я вовсе не возмущен тем, что вы отвергли мой план — как я верю, план в высшей степени благоразумный — и продолжу усердно трудиться, чтобы избавить нас от преследующих несчастий.

В этот момент он простой силой мысли послал сигнал. Маг заранее приготовил это заклинание, приложив немало усилий, чтобы убедиться — оно достаточно хитроумно, и даже сверхъестественно чуткая Ярпилл не сможет заметить, как магия устремится сквозь задрожавший эфир.

После этого все ещё какое-то время говорили о пустяках. Хотя Сзасс и чувствовал жгучее желание немедленно уйти, он полагал, что на самом деле это вполне неплохо. Его подчиненным нужно время, чтобы закончить свою работу.

Когда собрание завершилось, он презрительно отмахнулся от Самаса, Лаллары и Ярпилл с их неубедительными извинениями и попытками примирения и перенесся назад к своим исследованиям в цитадели ордена Некромантии. Поджидавшему его там магу потребовалось мгновение, чтобы заметить его прибытие, и затем его младший коллега рухнул на пол. Тсагот также опустился на колени, хотя и бросив при этом на зулкира сердитый взгляд. Очевидно, кровавый изверг ожидал, что хозяин освободит его после убийства Азнара Трула, но успех, которого он добился, доказал, что этот агент слишком ценен, чтобы отказываться от его услуг, когда осталось столько сложных задач.

— Встань, — произнес Сзасс Тэм, — и доложи, что происходит.

— Да, мастер, — сказал младший некромант, поднимаясь с пола. Сзасс тешил себя мыслью, что, вглядевшись поглубже в глаза своего подчиненного, сможет заметить там проблеск чего-то неопределенного, но неправильного, слабый отсвет магических оков, заставляющих живого волшебника молчать и подчиняться, но, возможно, у него просто разыгралось воображение.

— Наши агенты сейчас распространяют мнение, что из-за своей заносчивости, глупости и неблагодарности остальные зулкиры отказались предоставить вам полномочия, которые необходимы вам, чтобы спасти государство.

— С соответствующими заклинаниями, чтобы эти новости разъярили народ настолько сильно, насколько это только возможно.

— Да, мастер, как вы и приказывали.

— Хорошо, — Сзасс Тэм повернулся к Тсаготу. — Ты знаешь, что тебе нужно делать с этого момента. Иди и расскажи об этом своим напарникам.

Нулар Табар оглянулся на трехэтажное кирпичное здание с закрытыми ставнями. Оно не было главной крепостью ордена Призывания в Элтаббаре. Та внушительная цитадель находилась в противоположной стороне города, но, несмотря на отсутствие знамен, по наблюдавшимся поблизости сверхъестественным явлениям и тому подобному всем соседям уже давно стало известно, что тут находится один из оплотов заклинателей. Люди видели, как отсюда входили и выходили маги и их прислужники.

Но сейчас они и носа наружу не высовывали, возложив задачу по охране своей собственности на Нулара и дюжину солдат из его патруля. В такие моменты было как никогда видно, насколько тяжелой может оказаться солдатская доля. Несмотря на то, что в обычное время ни один простолюдин ни за что бы не осмелился потревожить Красных Волшебников, сейчас перед зданием собралась толпа. Десятки людей глазели на дом и выкрикивали в его сторону слоганы и оскорбления. Очевидно, все они хотели видеть Сзасса Тэма своим королем и злились из-за того, что этого не произойдет, а ответственность за такое решили возложить на Неврона, общеизвестного противника лича. Зулкира Призывания, на которого мог бы пасть народный гнев, тут не было — но было здание, которое принадлежало его ордену.

Нулар построил своих солдат в линию, чтобы как можно тщательнее перекрыть доступ к зданию. Проблема была в том, что дюжина воинов не могла создать достаточно длинную преграду, не оказавшись при этом слишком далеко друг от друга, чтобы при необходимости суметь прикрыть напарнику спину. Этого Нулар допускать не собирался, и значит, идиоты, которые любой ценой пытались прорваться к зданию, могли прошмыгнуть мимо края построения.

И, действительно, гибкий темноволосый юнец, держа под мышкой мешок, скользнул к разрыву у южного конца. Последний в ряду воин повернулся и взмахнул дубиной, но слишком медленно. Избежав удара, парнишка побежал вперед.

— Удерживайте позицию! — крикнул Нулар и лично рванулся вслед за юнцом.

Подросток был очень быстр, но и он не отставал, к тому же у него было преимущество длинных ног мулан. Нагнав нарушителя, воин взмахнул дубинкой, чтобы с силой ударить парня по голове, но затем подумал о том, в какое неистовство придет толпа при виде подобного жестокого зрелища. Вместо этого он отпустил дубину, которая свободно повисла на ремне вкруг запястья, и схватил юнца освободившимися руками.

Намереваясь драться, парень бросил сумку. Оказалось, что у него есть кое-какие представления о том, как же это нужно делать. Он врезал коленом в пах Нулару, но стражник повернулся, и удар пришелся в бедро. Следующим движением юнец попытался выдавить ему глаза своими грязными пальцами. Защищаясь, воин отдернул голову и ударил подростка в лицо. Парнишка дрогнул, и Нулар швырнул его на спину. Это, казалось, выбило из подростка бойцовский дух.

Судя по лохмотьям, парень был нищим. От его грязного мешка несло фекалиями. Скорее всего, он намеревался испачкать ими дверь Красных Волшебников.

— Лежи тихо, — рявкнул Нулар, — или, клянусь, в следующий раз я сразу же вытащу меч.

Мальчишка злобно покосился на него, но не двинулся с места.

— Да что, во имя пламени Коссута, с тобой такое? — продолжил воин. — Разве ты готов пожертвовать жизнью ради какой-то идиотской проделки? Ты знаешь, как Красные Волшебники наказывают за неповиновение.

— Нами должен править Сзасс Тэм! — ответил юнец.

— А тебе-то какое до этого дело? Ты думаешь, что для таких, как ты, что-то изменится?

Расспрашивая паренька, Нулар и сам задался вопросом, как же этот малый и ему подобные узнали о результате обсуждений зулкиров так быстро? Чаще всего простолюдины никогда даже не слышали о прошедших советах, не говоря уж о принятых на них решениях.

Это было загадкой, но её придется решать кому-нибудь более проницательному, чем Нулар. Его работой было просто сохранять порядок в части одной из запутанных улиц Элтаббара.

— Вставай, — произнес он. — И забери свою сумку с дерьмом. А теперь проваливай домой! Если через сорок вздохов ты ещё будешь здесь или я сегодня ночью поймаю тебя у дверей, то выпущу тебе кишки.

Он ткнул юнца концом дубинки, чтобы тот пошевеливался.

Отогнав парня на другую сторону оцепления, Нулар поискал глазами в толпе похожих типов. Распаляя гнев друг друга, люди с каждой секундой приходили во все большее неистовство. Вопрос времени, когда наконец полетят камни.

Нулар не имел ораторского таланта, но сказать что-нибудь было необходимо. Он все ещё пытался подобрать в мозгу нужные слова, когда кто-то завопил, и толпа дружно отшатнулась назад.

Воин повернулся, чтобы увидеть, что же их напугало. За оцеплением стояло огромное четырехрукое существо с темной чешуёй и пылающими багровыми глазами.

Нулар почувствовал странную смесь страха и облегчения. Первое — потому что каждый нормальный человек испытывал опасение перед демонами, и второе — потому, что было понятно, что заклинатели прислали это существо ему на подмогу.

Он посмотрел в волчью морду.

— Ты понимаешь меня?

Тварь хихикнула.

— Да.

— Хорошо. Тогда все будет проще. Твой вид напугал толпу. Нужно, чтобы они продолжали испытывать страх. Если получится, запугай их до такой степени, чтобы они отправились куда-нибудь ещё.

— Нет, человек. Нужно их убить. Сражаясь вместе, мы легко с этим справимся.

Нулар нахмурился.

— Возможно, что так, но, надеюсь, нужды в этом не будет.

— Нужда уже есть. Безрассудство черни оскорбляет моих хозяев. Их нужно соответствующим образом наказать.

— Твои хозяева вообще понимают, что волнения происходят не только здесь? «Чернь» заполонила улицы по всему городу. Если мы начнем убивать, насилие будет распространяться все дальше и дальше. Мы можем закончить тем, что столкнемся с ещё худшим бунтом, чем сейчас.

Демон пожал плечами.

— Мне все равно. Мои хозяева приказывают — я повинуюсь. Разве и ты тоже не обязан подчиняться Красным Волшебникам?

Нулар заколебался.

— Да, но ты не один из них. Если мы и правда собираемся сделать это, мне, как минимум, нужно услышать приказ от одного из заклинателей.

Он начал обходить существо, чтобы подойти к дому. Демон, в свою очередь, заступил ему дорогу.

— В этом нет нужды, — произнес он, и его багровые глаза вспыхнули ярче.

Нулар покачнулся назад, словно от удара. Он чувствовал себя сбитым с толку, словно только что очнулся от яркого сновидения и не был уверен, где начинается реальность и кончается сон.

Затем он выровнялся, и его смятение прошло. По крайней мере частично.

— О чем… о чем мы говорили? — спросил он.

— О том, что собираемся убить бунтовщиков.

— Да, — это звучало правильно, или, по крайней мере, привычно. — Мечи наголо!

Пара его людей — самых умных, которые когда-нибудь могли заработать себе звание, — уставились на него с сомнением, но все они были хорошо натасканы и, не протестуя, сменили дубинки на мечи. Он поступил так же.

— Теперь вперед! — заорал Нулар. — Держите строй и сокрушите этих ублюдков!

Толпа, может быть, и могла бы справиться с дюжиной солдат, но сражаться с дюжиной солдат и демоном размером с огра — совсем другое дело. Люди с воплями попытались разбежаться, но их было столько, что они попросту мешали друг другу. Стоявшие в первых рядах в любом случае не смогли бы избежать мечей воинов или клыков и когтей твари, поэтому у них не осталось выбора, кроме как повернуться и принять бой.

Но, тем не менее, все было в порядке. Конечно, легионерам помогала их воинская выучка, у них были доспехи и высококачественное оружие, но на самом деле именно свирепость демона свела на ноль численное преимущество толпы. Атакуя со скоростью кошки, он каждым ударом разрывал врагов и уничтожил больше противников, чем все его союзники-люди, вместе взятые. Но тут один из бунтовщиков напал на него сзади и вонзил ему в спину топор. Демон взвыл, рухнул на колени и растаял, не оставив и следа. Нулар с трудом мог поверить, что это создание, казавшееся воплощением нечеловеческой мощи, могло так просто погибнуть, но, очевидно, так все и было.

— Я убил его! — завопил топорщик, потрясая окровавленным оружием. — Убил!

Его товарищи взревели от радости, а затем набросились на легионеров с удвоенной яростью.

Когда изверг пал и бунтовщики принялись обступать оставшихся врагов, двигаться дальше оказалось невозможно.

Легионерам нужно было перестроиться, чтобы защищать спины друг друга.

— Каре! — заорал Нулар — Становитесь в каре!

Но они не успели. Противники были везде, хватая и атакуя солдат, и маневрировать оказалось невозможно. Нулару, сражавшемуся мечом в одной руке и дубиной — в другой, приходилось отражать удары со всех сторон, и внезапно воин осознал, что враги навалились на него так крепко, что он больше не видит своих людей, только слышит, как звенит оружие противников об их щиты.

Лязганье затихало по мере того, как легионеры, без сомнения, погибали один за другим. Получив резаную или колотую рану в колено, Нулар тоже упал. Его поврежденная нога горела от боли. Последним, что он видел, были бегущие к зданию заклинателей люди, а затем дородный рабочий высоко взмахнул лопатой и ударил её лезвием прямо ему по горлу.

Поначалу Фаургар Стаянога думал, что в этом есть смысл. Они выйдут на улицы, как и советовал им священник в пивной, и, когда зулкиры увидят, как их много и насколько они разгневаны, им придется пересмотреть свое решение.

Более того, это оказалось весело. Опьяняюще. Всю свою жизнь Фаургар в присутствии Красных Волшебников, легионеров и вообще всех мулан старался держаться как можно незаметнее, но сегодня вечером, бродя по улицам с сотнями таких как он, он не боялся никого. Они говорили все, что хотели, и так громко, как хотели. Устраивали погромы и поджоги. Вламывались в магазины и таверны и брали все, что понравится.

Но сейчас его охватил страх, потому что войска оказались достаточно сильны, чтобы суметь справиться с беспорядками, и он с друзьями оказались в ловушке между кровавыми орками, наступавшими с одной стороны улицы, и воинами-людьми — с другой. Орки злобно сверкали глазами и издавали пронзительные боевые вопли. Люди шагали молча, с каменными лицами, но, несмотря на различие в поведении обоих отрядов, все они выглядели полностью готовыми убивать.

Фаургар посмотрел вверх по улице, а затем вниз, но пути к отступлению не было. Некоторые из его товарищей заколотили в двери, но им никто не открыл. Другие, очевидно, надеялись, что легионеры пощадят жизнь сдавшимся в плен, поэтому поднимали руки и опускались на колени. Те, кто ещё не утратил волю к сопротивлению, потрясали ножами и инструментами — другого оружия у них не было.

Фаургар же просто стоял с пересохшим ртом и бешено колотящимся сердцем. Он не знал, как поступить. Ему не казалось, что стражники собираются щадить хоть кого-нибудь, и, если так, то лучше погибнуть в бою. Но если он ошибается, если есть хотя бы ничтожный шанс на выживание…

Во имя Великого Пламени, как он до этого докатился? Он был сыном почтенных родителей и подмастерьем каменщика. Ему не было места в этом ночном кошмаре.

Орки добрались до первого коленопреклоненного мужчины. Сверкнула сталь, брызнула кровь, сдавшийся рухнул и забился в судорогах, словно рыба, вытащенная из воды. Солдаты затоптали его, продолжив свой путь.

Ну хорошо, подумал Фаургар, теперь мы точно уверены, что они собираются убить нас всех. Так что нужно драться! Но он не знал, сможет ли. Мир расплывался из-за наворачивавшихся на глаза слез, и, даже если бы этого не было, желание раболепно съежиться оказалось настолько сильно, что он едва осмеливался даже посмотреть на солдат. И как он вообще может нанести удар?

Охваченные жаждой крови орки, не желая предоставлять своим товарищам-людям равную долю в убийствах, внезапно завопили и ринулись в атаку. Один из них бежал прямиком на Фаургара.

«Дерись!» — приказал он себе, но его руки так сильно тряслись, что при попытке поднять мастерок тот выскользнул из его пальцев. Зная, что это трусливо, да и бесполезно, Фаургар все равно не мог совладать с собой и, припав к земле, прикрыл тело и лицо руками.

И тут, словно сам Лорд Штормов отреагировал на вид его несчастья, ночь озарилась белым светом. Землю сотряс невероятный грохот, и с небес обрушились потоки воды, звеня по доспехам легионеров и барабаня по одежде всех остальных.

Воины от удивления дрогнули. Предводитель орков заорал на своих подчиненных, его голос был едва слышен за шумом ливня. Фаургар не знал их языка, но он ясно представлял, что говорила серокожая тварь: «Это всего лишь дождь! Продолжайте и убивайте чернь, как я велел вам!»

Подчиняясь приказу, орки двинулись было вперед, но тут в остроконечную крышу дома с правой стороны улицы ударила молния. Последовала ослепительная вспышка, а грохот был настолько сильным, что уши у Фаургара заболели, и все опять застыли.

Один из солдат-людей заорал, указывая куда-то рукой. Моргая, Фаургар инстинктивно повернул голову, чтобы увидеть, что же привлекло внимание воина. Он ожидал, что крытая гонтом крыша от удара молнии займется огнем, но этого не произошло. Словно принесенный молнией прямиком с небес, в середине обугленного черного пятна стоял высокий, худой человек в красной мантии.

— Это Сзасс Тэм! — воскликнул кто-то. Стражи вытянулись во фрунт и отдали честь. Фаургар и его товарищи опустились на колени.

Лич обвел темными глазами их всех, и воинов, и загнанных в угол нарушителей порядка.

— Так не пойдет, — произнес он. Казалось, он не повышал голоса, но, несмотря на шум бури, Фаургар с расстояния в несколько ярдов слышал каждое его слово. — В отличие от некоторых, — продолжил Сзасс Тэм, — я не желаю смотреть, как воины Тэя убивают граждан Тэя, если есть хоть какая-то надежда этого избежать. Так что вы, легионеры, дадите этим людям последний шанс разойтись и мирно отправиться по домам.

— Есть, Ваше Всемогущество! — гаркнул предводитель солдат-людей.

— А вы, горожане, — произнес некромант, — именно это и сделаете. Я понимаю причины вашего поведения — вы озабочены благополучием нашего государства, и, с одной стороны, ваш патриотизм вызывает уважение, но вы не сможете ничего добиться, разрушая свой собственный город и заставляя стражников предпринимать против вас жесткие меры. Я обещаю, что в ближайшие дни у вас найдется лучшая возможность выплеснуть свою энергию. А теперь идите, — закончил он, и моментом позже его на этом месте уже не было. Фаургар смотрел прямо на него, но все же у него возникло смутное ощущение, что он не успел заметить, как исчез волшебник.

Офицер-человек выкрикнул приказ. Его отряд разошелся в стороны, открыв в центре проход, чтобы Фаургар и его товарищи могли быстро убраться восвояси. Орки хмурились, но не протестовали. Сзасс Тэм был и их зулкиром тоже.

Их зулкиром и величайшим человеком в мире. Благодаря ему Фаургар будет жить.

Маларк стоял у окна, глядя на пляску молний над городом. Над мирным городом. Даже те, у кого не было возможности услышать слова Сзасса Тэма, обнаружили, что холодный, слепой, сильный ливень смыл все удовольствие от грабежей, вандализма и нападений и уничтожил рвение солдат ловить виновных во всем вышеперечисленном.

Сзади послышался щелчок открывающейся двери, и он почувствовал запах благовоний, которыми Дмитра пользовалась этой ночью. Повернувшись, шпион опустился на колени.

— Поднимись, — сказала она, пересекая темную, непритязательно обставленную комнату. В её руке был серебряный кубок. — Я получила сообщение от Сзасса Тэма. Он на какое-то время возвращается в свое поместье в Верхнем Тэе. Я могу связаться с ним там, но подразумевается, что я должна поступить так только в случае крайней необходимости.

— Думаете, он знает, что вы предупредили остальных зулкиров о его намерениях?

— Во имя Черной Руки, надеюсь, нет. Также надеюсь, что я поступила правильно. Мои инстинкты говорят мне, что это так, а они редко меня подводят, но все же… — она покачала головой.

— Если мне позволено говорить, тарчион, вы выглядите усталой. Если вы чувствуете, что ещё не готовы отойти ко сну, может, мы присядем и вместе полюбуемся грозой?

— Почему бы и нет?

Маларк переставил пару стульев прямо к окну, и она опустилась на один из них.

— У тебя есть, чего выпить, или мне стоит позвать слугу?

— Вина нет. — Теперь, когда она оказалась ближе, он заметил, что она уже пила. Он мог почувствовать это в её дыхании, несмотря на перекрывающий аромат духов. — Немного того хиллсфарского бренди, который вы любите?

— Пойдет.

Когда он отошел за её спину, чтобы принести чистые чашки и графин, то по привычке прикинул, как может убить её на месте. Если неожиданно ударить или передавить горло, никакая магия не сможет её спасти, но, вообще-то, он не испытывал желания нападать на неё. Даже не учитывая те неудобства, которые возникнут у него самого — ему придется бросить выгодное место и бежать из Тэя как раз тогда, когда жизнь здесь начала становиться по-настоящему интересной — в такой смерти не будет ничего достойного, подходящего ей или красивого. Дмитра была его благодетельницей, возможно, в каком-то смысле даже другом, и она заслуживала лучшего.

Она сделала глоток бренди, глядя на бушевавшую снаружи бурю.

— Нужно отдать Сзассу Тэму должное, — через некоторое время произнесла женщина. — Сначала он подстрекает народ к бунту, который мог бы стать худшим в истории Элтаббара. Он даже заставил толпу поверить, что Неврон и Призыватели послали демонов для их убийства. А затем он разрешает возникший кризис самым мирным путем из всех возможных, снова став героем в глазах и бунтовщиков, избежавших наказания, и солдат, которым претила мысль об убийстве сограждан, и всех остальных, кто боялся за свою жизнь и имущество.

Маларк улыбнулся.

— В то же время наглядно продемонстрировав, насколько он силен. Полагаю, что нелегко вызвать шторм с чистого неба.

— Да, хотя мы, тэйцы, управляем погодой с давних времен. По правде говоря, я больше впечатлена тем, как он возник в дюжинах разных мест по всему городу одновременно. Ясное дело, что люди видели всего лишь его проекции, но, даже учитывая это, его копии вели себя по-разному. Они определяли, где находятся люди, к которым обращались, и, если кто-то в свою очередь осмеливался заговорить с ними, осмысленно отвечали. Я — Красный Волшебник Иллюзии, но даже я понятия не имею, каким образом можно провернуть что-нибудь подобное, — она рассмеялась. — И это тот, кого я решилась предать.

— Но с немалыми предосторожностями, так что вместо того, чтобы тревожиться из-за того, что все равно уже нельзя изменить, не лучше ли будет поразмыслить над тем, что только что произошло? Какую игру Сзасс Тэм ведет сейчас?

— Не знаю, но ты прав, он все ещё в игре. Иначе какой смысл в этом бунте?

— Сейчас он должен понимать, что остальные зулкиры никогда не объявят его регентом, как бы ни обожали его простолюдины.

Порыв ветра грохнул оконной створкой о раму.

— Я прикидываю варианты, — произнесла Дмитра. — Возможно, он убьет ещё зулкира или двоих. Возможно, что соблазнит одного или нескольких оставшихся должностью вице-регента, стоящего ниже него, но выше остальных. Звучит лучше, чем смерть, разве не так?

Маларк так не думал, но не стал утруждать себя озвучиванием своего мнения.

— Как я понимаю, в орденах должно быть полным-полно Красных Волшебников, которые спят и видят себя зулкирами, пусть даже эта должность больше не будет означать абсолютную власть. Легко представить, что один или несколько подобных типов заключат союз с Сзассом Тэмом. Они вместе будут работать над тем, чтобы убрать Неврона, Самаса Кула или любого другого, подстроят, чтобы его преемником стал предатель, и затем этот парень станет действовать как преданный приверженец лича.

Дмитра кивнула.

— Только так он и сможет добиться своей цели, но все не так просто. Ведь Сзассу Тэму нужно большинство голосов в совете, а сейчас оставшиеся зулкиры прилагают все силы, чтобы обеспечить собственную безопасность. Я думаю, что игра перешла в следующую фазу.

— Какую же?

— Хотелось бы мне знать, — Дмитра рассмеялась. — Должно быть, я выгляжу жалкой трусихой. Он один против шести зулкиров, которых я сейчас поддерживаю — и все же я боюсь развязки. У меня неприятное чувство, что ни один из нас по-настоящему не знает Сзасса Тэма, в то время как ему прекрасно известны все наши сильные и слабые стороны. Я скорее думаю, что наши многочисленные архимаги будут просто мешать друг другу. А лич — это гений-одиночка, привыкший маневрировать между толп проницательных, но более ограниченных разумов, которые спорят друг с другом и порой стремятся добиться совершенно противоположных целей.

— Тогда вам нужно убедиться в том, что, о чем бы себе ни воображали зулкиры, именно вы задаете мелодию.

— Хороший трюк, если я с ним справлюсь, поскольку именно ты должен будешь выяснить, что Сзасс Тэм собирается делать дальше.

Маларк ухмыльнулся.

— Учитывая, что я никогда его не встречал, а вы утверждаете, что он гений? Это может оказаться интересным вызовом.

Глава 13

13–14 Киторна, год Возвышения Эльфийского Рода

Пользуясь глазами Яркокрылой, чтобы видеть в темноте, Аот верхом на грифонихе летел над горами, которые находились на северной границе долины. Работа рутинная, но необходимая. Насколько тэйцам было известно, после того, как они отогнали налетчиков вверх по проходу, те отступили обратно в Тазарскую крепость, но все ли они так поступили? Даже если и так, то, учитывая, что среди них были летающие призраки и гули, обладающие сверхъестественными способностями рыть тоннели, ни у кого не было уверенности, что все они до сих пор оставались внутри крепостных стен. Следовательно, кому-нибудь нужно было убедиться, что в ночи не таится никаких врагов.

— Это необязательно должен был быть ты, — сказала Яркокрылая, уловив направление его мыслей. — Ты теперь офицер, помнишь? Мог бы послать простого солдата и остаться в лагере, чтобы наливаться пивом и развлекаться со своей женщиной.

— Знаю, — может, он слишком недолго пробыл капитаном, чтобы привыкнуть поручать подобные задания подчиненным, как следовало бы. Аот так часто служил в разведке или арьегарде, что все ещё чувствовал потребность по возможности лично следить за ходом дел. — Но ты начинаешь толстеть. Мы должны размяться, чтобы согнать немного сала с твоей пушистой задницы.

Яркокрылая с клацаньем захлопнула клюв, притворившись, что рассердилась на него за насмешку, а затем воскликнула:

— Смотри туда!

По склону спускались две фигуры. Один из них был вооруженным мечом живым человеком — мулан, если судить по его долговязому телосложению, пусть его голова и подбородок не были выбриты должным образом. Видимо, это был беженец, который каким-то образом избежал смерти от рук кишащей в долине нежити. За ним плавно скользила какая-то разновидность призрака — болезненно неправильное нечто, ощущаемое на первый взгляд как пятно холода. Несомненно, оно тайком следовало за человеком, готовясь атаковать его в подходящий момент, хотя Аот и представить не мог, чего же оно ждет.

Леди Удачи, должно быть, любит тебя, мысленно обратился боевой маг к беженцу, ведь она сохранила тебе жизнь, пока ты не повстречал нас с Яркокрылой. С этой мыслью он резко послал грифониху вниз, а затем взмахнул копьем и выпалил заклинание.

Стрелы голубого света вырвались из наконечника копья и пронзили духа насквозь. От удара тот сделался более видимым, пусть и остался всего лишь бледной тенью, очертаниями напоминающей закованного в доспехи человека с клинком в руке. Как Аот и надеялся, дух взмыл в воздух. Наездник хотел увести его подальше от человека на земле.

— Беги! — крикнул он.

Но вместо этого незнакомец воззвал:

— Не нападай на него! Он мой проводник! Зеркало, не надо драться! Возвращайся ко мне!

Аот заколебался. Был ли этот человек некромантом, а «Зеркало» — его фамильяром?

Наверное, нет, потому что призрак продолжал лететь на Аота и Яркокрылую, а после предыдущего опыта с нежитью у мага не было ни малейшего намерения предоставить ему преимущество своими колебаниями. Он заставил грифониху развернуться, чтобы оставаться на расстоянии от духа, и произнес слова силы. На миг Зеркало пошло волнами и изменило форму, став короче, шире и четче, а затем снова обрело свои туманные очертания.

— Остановитесь! — проревел беглец, и его голос эхом отразился от гор, словно удар грома.

Чувствительный толчок заставил Яркокрылую завизжать и помешал магу жестами довести заклинание до конца. Неясное тело Зеркала пошло волнами, словно вода, и затем оно — или он — слетел вниз к незнакомцу, словно гончая, которую призвали к ноге.

Соединенный с Яркокрылой разумами, Аот мог чувствовать её гнев так, словно он был его собственным. Она считала, что человек, которого они пытались спасти, вероломно напал на них, но, пытаясь думать мозгами, а не эмоциями, Аот осознал, что магический вопль фактически не нанес ей никаких повреждений, вдобавок незнакомец целился не только в неё, но и в Зеркало. Возможно, он просто пытался избежать намечающейся стычки, не повредив никому, кто оказался в неё втянут.

— Успокойся, — сказал он грифонихе. — Давай приземлимся и поговорим с ним.

— Я бы предпочла приземлиться и разорвать его на части, — проворчала Яркокрылая, но, сложив крылья, опустилась на землю в нескольких шагах от Зеркала и незнакомца.

Не будучи полностью уверенным в добрых намерениях этой необычной парочки, Аот предпочел остаться в седле.

— Я — Аот Фезим, капитан и боевой маг Грифоньего Легиона Пиарадоса. Кто ты и почему странствуешь по этому региону?

— Меня зовут Барерис Анскулд, — ответил незнакомец. Когда Аот поближе присмотрелся к нему, то увидел, насколько устало и изможденно он выглядит. Но было в его облике что-то ещё. Он казался подавленным, словно у него жестоко и непоправимо отняли что-то, жизненно важное для него. — Бард и наемник. Я заблудился и пытаюсь выбраться из гор. Встретил Зеркало, и он решил показать мне путь. За нами Проход Тазара?

— Да.

— Хорошо. Благодарю за информацию и за то, что ты попытался помочь мне, думая, что мне угрожает опасность. А теперь, если ты не против, мы с Зеркалом продолжим свой путь.

Аот фыркнул.

— Нет, музыкант, против. Тебе лучше дать мне более полное объяснение, учитывая, что мы тут в долине некоторым образом воюем.

— Воюете? С кем?

— С нежитью, что спустилась с гор на север — такими же, как ты и твой призрачный приятель.

Глаза барда сузились. Пусть он выглядел таким же павшим духом, как и раньше, напряженные черты его лица теперь выражали ещё более горькую решимость.

— В таком случае, капитан, тебе стоит услышать мою историю полностью.

На то, чтобы организовать это небольшое собрание и убедиться, что ни один некромант про него не пронюхал, у неё ушла большая часть ночи. Глаза болели, а нервы ныли от напряжения и недостатка сна. Нимия Фокар обвела взглядом затененную палатку, и в каждом из остальных троих присутствующих нашла то, что ей не понравилось.

Барерис Анскулд, хоть, очевидно, и принадлежал к мулан и был способен пользоваться одной из низших форм магии, оставался, по существу, не больше, чем грязным, оборванным бродягой. Нелепо было предположить, что он может рассказать что-то важное.

Несмотря на свои почтенные годы и прерванный отдых, Мислантос Дарамос, тарчион Талазара, выглядел свежим и настороженным. Он стоял прямо, словно древко копья, и даже озаботился тем, чтобы надеть доспехи. Этого уже было достаточно, чтобы почувствовать неприязнь к этому старику с покрытым шрамами лицом и кустистыми белыми бровями, даже если бы её не задевало то, что все считали его лучшим командиром, чем её, а для спасения своей провинции ей пришлось обратиться к нему за помощью.

Но, однако, она обнаружила, что именно Аот раздражает её больше всего. Полукровка был по-своему полезен, но ей ни за что не следовало повышать его. Судя по всему, власть ударила ему в голову, заставив выдумывать какие-то абсурдные теории и фантазии. К её смущению, он уже молол об этом чепуху на одном из военных советов, и вот опять делает из себя дурака и её выставляет на посмешище.

И все же ему каким-то образом удалось убедить её уступить его желанию и выслушать этого Барериса втайне от Красных Волшебников, и она поморщилась при мысли, что может случиться, если магам станет известно, что она решилась действовать в обход них.

Значит, со всей этой чепухой следует покончить как можно быстрее, чтобы уменьшить вероятность того, что кто-то ещё об этом узнает.

— Давайте же выслушаем его, — резко произнесла Нимия.

Аот уже изложил ей кратко суть дела, но рассказ Барериса оказался более детальным и убедительным, чем она ожидала. Возможно, именно необычность этой истории заставила её более походить на правду. Каким образом кто-либо — не говоря уж о том, зачем, — станет выдумывать подобные вещи?

Но ей бы хотелось, чтобы все это оказалось враньем. С момента её аудиенции с зулкирами и Ифегором Натом все шло просто превосходно, вплоть до того, что она была готова отбить Тазарскую крепость лично. Недостаток осадных машин не должен был стать непреодолимыми препятствием, если Пылающие Жаровни проявят себя так хорошо, как было обещано. Ей совершенно ни к чему всплывающие в последнюю минуту осложнения.

Так что она старалась, как могла, чтобы отыскать в рассказе Барериса нестыковки.

— Если отправлять рабов в горы, почему бы просто не отвести их туда? Зачем нужны эти сложности с порталом в Дельхумиде?

— Потому что они не хотели, чтобы кто-нибудь заметил, что рабов уводят на запад, — ответил Барерис. — Чтобы никто не смог догадаться о прямой связи между ними и налетчиками.

— Вдобавок, — произнес Мислантос, лениво водя пальцем по руне на своем нагруднике, — так будет проще. Рассветные Горы сложно преодолеть, они кишат дикими гоблинскими и кобольдскими племенами.

— И все же, — произнесла она, — где доказательства, что его история — правда?

— Доказательством является то, — ответил Аот, — что его рассказ проливает свет на те аспекты этого дела, которые мы не понимали ранее. Враги были способны одолеть священника в Тазарской крепости, послали лацедонов плыть вниз по реке и подняли убитых в таком количестве, потому что не все наши противники оказались нежитью. Некоторые из них были живыми некромантами.

— Это не доказательства, — огрызнулась она. — Досужие домыслы, не более.

Ей захотелось выпить, и, несмотря на подозрение, что из-за усталости и груза забот это пойдет ей не на пользу, а во вред, Нимия взяла полупустую бутылку с вином и с хлопком вытащила пробку.

— Тарчион, — произнес Барерис, — если моего слова вам недостаточно, позвольте мне рассказать мою историю одному из Пылающих Жаровен. С помощью божественной магии он сможет подтвердить правдивость моих слов.

У Нимии не было ни малейшего желания вовлекать в их дискуссию кого-нибудь ещё. Помимо того, она внезапно осознала, что, сколько бы ни пыталась отрицать эту истину, её инстинкты говорили о том, что бард не лгал.

Женщина осмотрелась в поисках чистой чашки, но не обнаружила искомого — она отпустила своего ординарца раньше — и сделала большой глоток сладкого красного вина прямо из горлышка. Жидкость немедленно заставила её желудок завязаться узлом.

— Для пользы дела, — произнесла она, — давайте предположим, что ты говоришь правду — так, как понимаешь её сам. Из твоего рассказа следует, что мы имеем дело с толпой разбойников-некромантов, предавших свой орден.

— Возможно, — произнес Мислантос, — а, возможно, и нет. У меня есть информаторы в Элтаббаре. Я уверен, что у тебя тоже, но поступали ли тебе сообщения от них за последнюю пару дней? Мои отправили мне весточку.

— И что, в их информации есть что-нибудь важное для сложившейся на востоке государства ситуации?

— Возможно. Два дня назад Сзасс Тэм попытался убедить остальных зулкиров провозгласить его регентом, но потерпел неудачу. В свете этого давайте и обсудим наши текущие дела.

— Чтобы иметь надежду убедить совет следовать его замыслам, — произнес Аот, — личу нужно было представить себя успешным, если не сказать победоносным, так что он создал угрозу восточным тарчам, а затем сыграл ведущую роль в том, чтобы справиться с ней. Это значит, что против нас выступают не «бунтовщики». Возможно, сюда вовлечен весь Орден Некромантии, включая Красных Волшебников в нашей собственной армии.

— Невозможно, — возразила Нимия. — Ни у кого бы не получилось сохранить настолько грандиозный замысел в секрете.

— У него — да, — произнес Барерис, — если бы он наложил заклинание, заставляющее его подчиненных молчать. Я рассказал вам о стражнике, который умер, когда я попытался задавать ему вопросы.

— Это был орк. Никто бы не осмелился наложить подобные узы на Красного Волшебника.

— Более высокопоставленный и могущественный Красный Волшебник — вполне.

— Проклятье! — взорвалась она. — Даже если все эти сумасшедшие домыслы — правда, разве вы не видите, что то, в какие игры зулкиры играют друг с другом — это не наше дело? Все, что мы знаем, так это то, что Пиарадосу угрожает орда нежити, и совет, включая Сзасса Тэма, хочет, чтобы мы её уничтожили.

— А если Сзасс Тэм больше не разделяет желаний остальных зулкиров? — спросил Мислантос. — Наши победы требовались для исполнения его плана, который уже провалился. И что остается впоследствии? Осада, в которой с обеих сторон друг с другом сражаются его же последователи и создания. Можем ли мы быть абсолютно уверены, что он все ещё на нашей стороне?

— А почему он должен изменить свою позицию? — спросила Нимия.

— Чтобы создать впечатление, что, пока Сзасса Тэма почитают и отдают ему должное, все идет хорошо, а когда остальные зулкиры отвергают его, происходит катастрофа? Право, Нимия, я не могу гадать, но и подумать страшно о том, что произойдет, если зомби и некроманты в наших рядах вдруг нападут на нас посередине сражения. Думаю, лучше нам попытать удачу без них.

— То есть нам следует отослать их? Изолировать? Нанести оскорбление Сзассу Тэму и всему Ордену Некромантии?

Старый воин криво усмехнулся.

— Когда ты так ставишь вопрос, перспектива кажется не слишком-то привлекательной, верно? Нам просто необходимо победить и надеяться, что наш успех побудит остальных зулкиров защитить нас от гнева лича.

— Я даже не знаю, есть ли у нас право обращаться с Красными Волшебниками таким образом.

— Вы — тарчионы, — произнес Аот. — Это — армия на поле боя. Вас поддерживают Пылающие Жаровни. Они терпеть не могут, как пренебрежительно к ним относятся некроманты. Так возьмите же на себя ответственность!

После недолгого раздумья Нимия покачала головой.

— Нет. Пока мне не предоставят доказательства, мой ответ — нет, и под доказательствами я имею в виду то, что смогу увидеть собственными глазами, а не россказни какого-то бродяги, даже если за него поручится священник.

— Тогда я допрошу одного из ваших Красных Волшебников, — произнес Барерис. — Он скажет правду или умрет, пытаясь сделать это, как тот орк. В любом случае вы получите то, чего хотели.

Нимия заколебалась.

— Ни тарчион Дарамос, ни я не можем одобрить подобный произвол. Тебе придется действовать в одиночку, без нашей помощи или заступничества, и, если тебе не удастся выбить из мага обещанные доказательства, мы прикажем тебя казнить. Это будет единственным способом убедиться в том, что шумиха вокруг твоего предательства нас не затронет.

Барерис пожал плечами, словно перспектива долгой смерти под пытками ничего для него не значила.

— Хорошо.

— За исключением того, — произнес Аот, — что тебе не придется делать все это в одиночку. Я буду с тобой, и я знаю отличную жрицу, что тоже не откажет нам в помощи. — Он ухмыльнулся. — И, обдумав все хорошенько, могу также указать тебе на идеального кандидата из числа Красных Волшебников.

Барерис негромко пропел заклинание тишины, с каждой нотой его голос становился все тише и тише. Он сосредоточил магию на мече в ножнах — предмет для фокусировки не лучше и не хуже, чем любой другой.

С последней нотой лагерь, и без того мирно почивавший в объятьях ночи, накрыла абсолютная тишина. Через несколько вздохов он, Аот, Чати и Зеркало — всего лишь неясные силуэты, еле различимые в темноте, — подкрались к задней части просторной, расшитой магическими символами палатки Урхура Хапета.

Аот бросил на Чати вопросительный взгляд, значение которого было понятно и без слов. Он спрашивал её, была ли она действительно уверена в том, что хочет рискнуть принять участие в этом предприятии. Жрица ответила ему выражением уверенности, нетерпения и привязанности одновременно.

Общение любовников заставило Барериса почувствовать новый укол боли в сердце. Отвернувшись, он огляделся. Убедившись, что в их сторону никто не смотрит, бард достал кинжал, прорезал в ткани небольшое отверстие и заглянул внутрь.

Палатка не была освещена ни лампами, ни свечами. Очевидно, даже некромантам, творившим огромное количество своих заклинаний именно по ночам, нужно было время от времени спать. Обострившимся при помощи магии зрением Барерис заметил закутанную в одеяла фигуру, лежавшую на легкой походной кровати.

Кивнув своим спутникам, он снова засунул лезвие в дыру и провел им вниз, чтобы сделать разрез достаточно большим для того, чтобы через него мог пробраться человек, и залез внутрь.

Учитывая то, что палатку теперь окутывала тишина, у него не было нужды красться, и поэтому Барерис просто подошел к лежавшему на походной кровати человеку. Но до того, как он успел преодолеть разделявшее их пространство, что-то маленькое и серое вспрыгнуло на грудь Урхура Хапета. Тварь со светящимися зелеными глазами бросилась в лицо барда.

Это оказалась мумифицированная или превращенная в зомби кошка, которой, очевидно, было приказано охранять своего хозяина, пока тот спит. Взмахом руки Барерис сбил её на подлете. Тварь поднялась на ноги и бросилась в атаку.

Несмотря на то, что это ссохнувшееся, вонючее создание не было достаточно большим, чтобы представлять собой серьезную опасность, Барерис подозревал, что её потемневшие когти и клыки могли быть отравлены Урхуром или ядовиты сами по себе. Поэтому он понял, что с кошкой придется покончить одним ударом. Переложив нож в другую руку, он выхватил меч и вонзил его кончик в спину животного-нежити, пригвождая его к земле. Напоследок тварь сделала неистовую попытку дотянуться до его ноги и оцарапать её, а затем затихла. Сияние её глаз погасло.

Но к тому моменту, однако, Урхур уже поднимался с кровати, отбросив покрывала. Тишина не позволит ему зачитывать заклинания, и, если он не имел привычки спать в одежде, то у него под рукой не было его магических штучек. Но некромант всегда носил ожерелье из маленьких костей, которое, скорее всего, было зачаровано, и маг уже успел схватить крючковатый жезл из черного дерева, который на всякий случай держал под одеялами или подушкой. Он направил магическое оружие в сторону пришельцев.

Барерис вырвал меч из кошачьего трупа и бросился вперед, целясь клинком в жезл. В то же мгновение сгусток темного огня или чего-то похожего сорвался с кончика жезла, и юношу окатило ледяной волной. Не позволяя боли от холода остановить себя, бард завершил замах, и жезл вылетел из рук Урхура.

Отодвинув в сторону прикрывавший вход кусок ткани, в палатку вошли два иссохших желтоглазых ужасающих воина. Барерис с товарищами уже видели этих тварей, которые несли стражу перед палаткой. Бард надеялся, что магическая тишина не даст им понять, что их хозяин в них нуждается, но, вероятно, они могли откликнуться и на ментальный призыв.

Хотя Барерис не осмелился отвести взгляда от врагов, чтобы оглянуться и проверить, он предположил, что Аот, Зеркало и Чати уже оказались внутри. Ему придется предоставить им самим разделаться с ужасающими воинами. Он должен сосредоточить все свое внимание на Урхуре. Красному Волшебнику нужно всего лишь выскочить на открытый воздух за пределы сферы тишины и позвать на помощь, и тогда весь их план рухнет.

Бард попытался ударом в ноги подсечь некроманта, но тот отскочил назад к натянутой матерчатой стене палатки, налетел на неё и приземлился за постелью. Испугавшись, что Урхур сможет проползти под нижним краем ткани и сбежать, Барерис выронил кинжал, схватил походную кровать и отбросил её со своего пути.

Тем временем Урхур сжал одну из висящих у него на шее костей, и его силуэт окутала бурлящая тень. Все ещё целясь в ноги, Барерис сделал выпад. Урхур попытался убрать свою конечность с траектории удара, но лезвие все равно его задело.

Что-то болезнетворное поднялось по мечу и перетекло в руку юноши, сковывая его холодной хваткой, подобно выстрелу из жезла. Урхур встал на ноги и бросился на него. Татуировка сзади на шее мага вспыхнула, высвобождая запечатанную в ней силу, и ногти его стали длинными и зазубренными, словно у гуля.

Когда Барерис оправился от шока после только что перенесенного удара, Урхур уже оказался достаточно близко, чтобы схватить его и разодрать, а от меча на такой дистанции не было никакого толку. Бросив клинок, Барерис схватил мага за запястья.

Они начали бороться врукопашную, и в это время бард улучил минутку взглянуть, как идут дела у его союзников. Аот взмахнул мечом, тяжелое лезвие которого сияло голубым магическим светом, и вонзил его в грудь ужасающего воина. Тварь оступилась, и Зеркало, который почему-то стал более видимым, тоже ударил её своим клинком, лезвие которого теперь формой напоминало саблю Аота. Тем временем Чати вскинула охваченную пламенем руку, и другой охранник-нежить рухнул к её ногам переломанной грудой костей.

Барерис подумал, что ему следовало бы добиться не меньшего, а возможно, и большего успеха. На его стороне была и сила, и умение драться, но юноша не осмеливался рисковать получить хотя бы одну царапину от когтей волшебника. Он боялся, что это выведет его из строя, вдобавок каждый раз, когда он пытался оглушить мага или подсечь его, защитная аура противника в ответ причиняла ему боль.

Внезапно Урхур широко распахнул рот, обнажая зубы, которые тоже стали длинными и заостренными. Резко рванувшись к Барерису, некромант попытался укусить его за шею. Пойманный врасплох, бард едва сумел вовремя отшатнуться. Когда изогнутые клыки проскрежетали мимо, на него брызнули капли слюны.

И вдруг Урхур пошатнулся вперед, и ноги мага подогнулись. Использовав рукоять своего меча как дубинку, Аот ещё раз ударил некроманта по голове. Урхур безвольно обмяк. Чувствуя после перенесенного нападения боль и слабость, Барерис сорвал с шеи некроманта костяное ожерелье, лишая того защитной ауры, а затем сбил его с ног.

Сабля Аота вспыхнула ярче, когда маг высвободил вложенное в сталь контрзаклинание. Когда заклятье тишины рассеялось, Барерис внезапно услышал собственное хриплое дыхание. Тем временем клыки и когти Урхура исчезли.

— Ты в порядке? — прошептал Аот.

— Когда все будет кончено, — ответил Барерис, — мне понадобится помощь целителя, но до того момента я смогу продержаться.

Чати подошла ко входу в палатку, отодвинула ткань и выглянула наружу.

— Кажется, никто ничего не заметил.

— Хорошо, — сказал Аот. — Можешь привести Урхура в чувство?

— Скорее всего, — порывшись в своей поясной сумке, жрица вытащила оловянный флакончик, открыла его и поднесла к носу Красного Волшебника.

Глаза Урхура распахнулись и он задергался, но без особого успеха. Окружившие его Барерис, Аот и Чати крепко держали его, угрожая некроманту кинжалами.

— Успокойся, — произнес Аот. — Ты, вероятно, понимаешь, что я не испытываю к тебе особой любви, но я и мои друзья не убьем тебя, если ты ответишь на наши вопросы.

— Вы спятили, — сказал Урхур. — За то, что оскорбили меня, вы все умрете.

Аот улыбнулся.

— Да, если не добьемся успеха, именно поэтому нам терять нечего. На твоем месте я бы задумался над тем, что это значит.

Пытаясь успокоиться, Урхур сделал глубокий вдох.

— Хорошо, отвечу я на ваши вопросы. Я бы в любом случае так и сделал. Мне нечего скрывать.

— Если так, — произнес Аот, — ты, должно быть, единственный Красный Волшебник, который может сделать такое заявление, но до того, как мы продолжим, я хочу, чтобы ты кое о чем подумал. Я только что прочел контрзаклинание, Барерис и Чати сделают то же самое. Надеюсь, что, если на тебе есть магические путы, кто-нибудь из нас успешно разрушит твои оковы и ты сможешь дать нам необходимые сведения, не пострадав при этом.

— Понятия не имею, о чем вы тут болтаете.

— Допускаю, — продолжил Аот, — что ты пойдешь на немалый риск, решившись рассказать нам правду. В процессе у нас не будет способа узнать, освободили ли мы тебя, но я гарантирую, что, если твои ответы нас не удовлетворят, мы тебя убьем. Барерис, Чати, делайте свое дело.

Барерис пропел заклинание, а жрица вознесла молитву Огненному Лорду.

— Теперь, — сказал Аот пленнику, — поведай нам, кто создал орду нежити.

Взгляд Урхура скользнул из стороны в сторону, словно в поисках поддержки.

— Откуда мне знать? Всем известно, что они спустились с гор.

— Врешь, — произнес Аот.

Он рукой зажал рот некроманта, и Барерис и Чати высвободили свою силу, чтобы заставить его оставаться неподвижным. Зеркало скользнул вперед, нагнулся и погрузил свои темные пальцы в тело Урхура.

Кожа некроманта осталась невредима — не было ни раны, ни фонтана крови. Внешне это вообще никак не проявилось, но Урхур дернулся и затрясся в агонии. Его тело усохло, а на лице проступили новые морщины.

— Хватит, — произнес Барерис, и Зеркало вытащил руку.

— Держу пари, — сказал Аот Урхуру, — в свое время твои жертвы не раз подвергались прикосновению призраков и тому подобному, но приходилось ли тебе самому когда-либо чувствовать его? Выглядело болезненно, а ты постарел. Не удивлюсь, если Зеркало украл целые годы из твоего естественного срока жизни. Придется ли нам заставить его опять пощекотать тебе кишки или ты уже готов к сотрудничеству?

— Я не заслуживаю этого, — проскулил Урхур. — Сзасс Тэм не оставил мне выбора. Когда я пытался не дать тебе обнаружить слишком многое или помешать предупредить тарчиона Фокар и остальных капитанов, я даже не понимал, что делаю. То есть не полностью понимал. Моя память играет со мной забавные трюки. Похоже, будто я разделен на две половинки.

— Просто скажи нам, — сказал Аот, — откуда пришли налетчики?

— А зачем? Ясно, что вы и сами уже все знаете.

— Нам нужно услышать это, — сказал боевой маг.

— Хорошо, будьте вы прокляты. Мои коллеги сделали их.

— И помогали им одерживать победы?

— Да!

— Что тебе и остальным Красным Волшебникам в армии приказано сделать, когда настанет час вам лично вступить в сражение с ночным охотником и основной частью его войска?

— Я… — глаза Урхура закатились.

Его спина изогнулась дугой, конечности задергались, как у того умирающего орка. Он содрогнулся в последний раз, вырвав свою руку из хватки Чати, а затем неподвижно застыл. Из уголка его рта сочилась кровавая пена.

Огненная жрица поднесла руку к искаженному лицу Урхура, пытаясь почувствовать дыхание. Через мгновение она констатировала:

— Мертв.

— Проклятье, — выругался Аот. — Я надеялся, что нам удалось это предотвратить. Но, очевидно, мы только отложили неизбежное. И все же кое в чем он признался. Надеюсь, этого достаточно, чтобы избавить нас от свидания с плахой. — Он оглянулся на прорезь в задней части палатки.

Через неё внутрь пробрались две фигуры, одетые в длинные прямые плащи с капюшонами, какие носили многие простые воины. Новоприбывшие откинули капюшоны и оказались Нимией и Мислантосом. Тарчионы проследили за Барерисом и его товарищами до палатки, а затем притаились снаружи, чтобы услышать допрос.

— Вы хорошо поработали, — сказал Мислантос.

— Хорошо? Это просто хаос! — прорычала Нимия. — Они атаковали и убили Красного Волшебника, а мы все ещё не знаем, собираются ли некроманты нас предать!

— Если не собираются, — спросил Барерис, — тогда почему Урхур нам этого не сказал? Почему именно этот вопрос вызвал у него агонию?

— Не знаю, — ответила женщина-командир. — Я не претендую на то, чтобы понимать все тонкости магии, но, если Сзасс Тэм изменил свои планы только после того, как остальные зулкиры отказали ему в его притязаниях, как он мог успеть разослать новые приказы своим подчиненным, находящимся за сотни миль от Элтаббара?

— Так же, — произнес Мислантос, — как мои информаторы передали мне весточку: с помощью магии.

— Полагаю, так, — произнесла Нимия. — Но все же…

— Все же, — оборвал её Мислантос, — тебе не нравится, что мы, в сущности, стали соучастниками убийства Красного Волшебника, и ты шокирована самой мыслью о том, чтобы взять под стражу их всех. Как и я. У меня бы не получилось дожить до своего возраста, не говоря уже о том, чтобы сохранять свою должность в течение всех этих десятилетий, если бы я покрывал подобную деятельность. Но теперь у нас есть веская причина подозревать некромантов в предательстве, и я не пошлю воинов в бой, пока подобные типы будут оставаться у нас в тылу и могут нанести удар. Наши солдаты заслуживают лучшего, да и мы тоже. Помни, если мы проиграем, враги, скорее всего, убьют нас, а если нет, это могут сделать зулкиры.

— И все же, если мы разозлим Сзасса Тэма и Орден Некромантии… — Нимия подняла руки. — Ладно, хорошо, сделаем, как ты предлагаешь, конечно, если за нами последует достаточно глупцов, которые отважатся поднять руку на Красных Волшебников.

Чати улыбнулась.

— Пылающие Жаровни помогут вам, тарчион.

— А я, — произнес Аот, — знаю наездников на грифонах, которые сделают то же самое.

Маларк подпрыгнул, уцепился за верх кованого железного забора, увенчанного острыми шипами, и перебросил себя через него, не получив ни царапины и даже не порвав одежду. Согнув колени, чтобы смягчить удар, он приземлился на траву по другую сторону ограды.

По правде говоря, ему, помощнику Дмитры Фласс, совершенно не было нужды проникать сюда таким образом. Достаточно просто подойти к воротам, и, дождавшись появления часового, потребовать впустить его внутрь, или сделать собственный ключ, но зачем утруждаться? Тренированному монаху Долгой Смерти преодолеть забор не сложнее, чем подняться по лестничному пролету.

Маларк двинулся вперед по самому большому кладбищу в Элтаббаре. Он не ожидал неприятностей, но в силу привычки оставался начеку и сохранял тишину. Вокруг простирались поля, на которых стояли каменные или деревянные памятники. После наступления темноты тут царила умиротворяющая атмосфера. Он часто приходил сюда — тут никто не мог отыскать его и прервать его размышления над той или иной проблемой.

Но сегодня кладбище показалось ему менее успокаивающим, чем раньше. Воздух был приятным, не слишком жарким, но и не холодным. Пахло цветами, заливалась ночная пичуга, светили звезды, но вид стольких пустых могил, зиявших в земле, словно открытые раны, покоробил его. Смерть должна быть концом, но для похороненных здесь бедолаг она стала лишь мимолетной передышкой. Они продолжат трудиться и существовать в мире смертных как солдаты-зомби.

Как бы Маларк ни порицал то, что тэйцы практикуют использование подобных воинов, он ничего не мог с этим поделать. Нахмурившись, он решил выкинуть это из головы и вместо этого сосредоточиться на загадке, которую ему нужно было разгадать.

Сзасс Тэм манипулировал событиями, чтобы убедить совет зулкиров избрать его регентом. Его усилия провалились, но было очевидно, что он ещё в игре. Но каков следующий ход?

Раздумывая над теми секретными сведениями, что собрали его агенты, ежедневно рискуя жизнью, он не смог выдвинуть ни одной версии, хотя и напрягал весь свой ум. Это обескуражило шпиона и почти склонило его к мысли, что Сзасс Тэм и правда был так невероятно блистателен, как все и считали, так ловок и хитер, что никто не мог и надеяться разгадать его планы.

Но Маларк отказывался признавать это. Не будучи магом или, слава богам, личем, он все же являлся ровесником Сзасса Тэма, и долгая жизнь предоставила ему возможность развить такую же остроту ума. Без сомнения, некромант-нежить был достаточно силен, чтобы уничтожить простого информатора-монаха одним щелчком своих иссохших пальцев, но это не означало, что он может перехитрить его.

Шпион миновал очередную пару открытых могил, из которых все ещё несло мертвечиной, хотя от их бывших обитателей уже не осталось и следа. Чуть ранее он уже проходил мимо двух похожих захоронений. Внезапно Маларк задался вопросом, знает ли кто-нибудь, кроме Сзасса Тэма и его последователей, сколько могил в целом были осквернены и все ли трупы поступили на службу в войска тарчионов Фласс и Дарамоса, командиров, которые проследовали по Проходу Тазара, чтобы уничтожить угрозу с востока.

Развернувшись, он помчался обратно, гадая, спит ли сейчас Дмитра или развлекается с любовником. Если так, то она не обрадуется, когда её побеспокоят, но Маларку была нужна ещё одна летающая лошадь, и немедленно.

Небо над горами было голубым, но по направлению к Тазарской крепости оно темнело. Казалось, что день там переходит в ночь.

Хотя пока что Аот не видел ни ночного охотника, ни других умертвий, не считая нескольких гулей и скелетов на зубцах стен, наездник почти не сомневался, что в ответе за это облако тьмы была именно та крылатая тварь. Он припомнил безграничную злобу во взгляде пустых жемчужных глаз ночного охотника, с презрением позволившего ему убежать — очевидно, потому, что Сзассу Тэму были нужны сведения о битве — и все те ужасы, что он перенес во время падения крепости, и невольно вздрогнул.

Эта реакция раздражала его, и наездник захотел, чтобы битва наконец началась. Когда ожидание закончится, его дрожь пройдет. Так всегда бывало.

К сожалению, час ещё не настал. Сначала Пылающим Жаровням надо было завершить ритуалы. Пока те не подошли к концу, у воинов не было и тени надежды на успех.

Чтобы лучше видеть замок и выстроившуюся перед ним армию, Аот с Барерисом поднялись на холм — Зеркало, скорее всего, последовал за ними, хотя сейчас призрака не было видно, — так что наездник повернулся к певцу. Пусть барды обычно бывали словоохотливыми до безрассудства, во время допроса Урхура Хапета Барерис впал в угрюмое молчание. Но, может быть, Аоту удастся разговорить его. В этом человеке все ещё чувствовалась загадка, и, возможно, это на время отвлечет наездника.

— Тяжелая драка нам предстоит, — произнес Аот. — Но мы можем победить. Даже без зомби наша армия достаточно велика, и у нас есть другие волшебники, кроме некромантов. Я не единственный боевой маг в наших рядах.

Барерис хмыкнул.

— Конечно, — настойчиво продолжал Аот, — у нас не было бы и шанса, если бы не ты. Рад, что ты хочешь сражаться вместе со мной.

— Нет повода радоваться. Удача уже давно повернулась ко мне спиной.

Аот фыркнул.

— Я бы сказал, что тебе чертовски повезло выбраться из гор живым, а нам — наткнуться на тебя тут.

Барерис пожал плечами.

— Могильный ползун сказал, что я могу продолжить свой путь, и, возможно, он был прав. Мстить им. Мстить им столько, сколько смогу, пока смерть не заберет меня.

Аот все ещё пытался решить, что бы ответить барду на эти слова, и тут земля затряслась. Пылающие Жаровни предупредили своих товарищей, что этого следовало ожидать, но некоторые солдаты, стоявшие в строю перед замком, все равно закричали.

— Началось.

Маг вспрыгнул на спину Яркокрылой, и грифониха, забив крыльями, взмыла в воздух. Барерис поспешно направился к топорщикам, вместе с которыми он решил сражаться.

Толчки усилились, и воины, стоявшие на земле, пригнулись, чтобы не упасть. Всадники и грумы прилагали все усилия, чтобы успокоить испугавшихся лошадей. Деревья тряслись, камни с грохотом катились по склонам гор, и внезапно на пустом пространстве между Тазарской крепостью и осадившей её армией появилось что-то огромное и яркое.

Поначалу сторонний наблюдатель мог принять это за простой выплеск лавы. Но затем стали различимы контуры головы существа, размахивавшего толстой рукой, кончавшейся ладонью с четырьмя короткими, толстыми пальцами.

Наконец огромный элементаль, высокий и массивный, словно одна из замковых башен, полностью появился из земли и нетвердо поднялся на лишенные пальцев ноги. Жар от его тела чувствовался даже на таком расстоянии. Некоторые воины сжались при виде этой ужасающей картины. Другие же, помня, что именно это и должно было произойти, встретили его появление радостными криками.

Аот подумал, что этот мистический подвиг и в самом деле заслуживал приветственных возгласов. Если бы Пылающие Жаровни призвали и подчинили себе огненного элементаля размером хотя бы со шпиль, это бы уже было весьма впечатляюще. Но даже такому внушительному созданию не хватило бы прочности для выполнения порученной ему задачи, так что жрецы предпочли вызвать существо, в чьей натуре смешивались испепеляющая жажда огня и основательность камня. Эта магия была куда более сложной, учитывая, что священникам Огненного Бога не хватало близости с элементом земли, но, тем не менее, они справились.

Сотрясая шагами землю, гигант двинулся по направлению к крепостному валу, сгреб ряд зубцов и вырвал из стены кусок каменной кладки. Затем он швырнул обломки внутрь укрепления — как надеялся Аот, прямо во врагов, — и вновь взялся за стену.

Из крепости появились гули, в воздух взмыли кожистые летуны. Враги набросились на элементаля и облепили его, напоминая налетевших на человека мух и комаров. Гигант, кажется, даже не заметил их; жар, исходивший от его сияющего тела, испепелил их дотла.

К сожалению, это не значило, что чудовище окажется невосприимчиво к атакам призраков и заклинателей. Первые могут выпить из элементаля жизнь, а вторые — лишить священников контроля над ним или отослать его обратно на его родной план. Тэйские лучники и арбалетчики посылали стрелы в каждого подобного врага, что появлялся на зубцах стен. Товарищи Аота, боевые маги, швыряли в них молниями и огнем.

Никто, обладающий хотя бы зачатками разума, не рискнул бы встать на пути такого обстрела или даже приблизиться к нему, но кому-то нужно было заглянуть во внутренний двор замка и выяснить, что там происходит. Аот заставил Яркокрылую подняться выше, и другие наездники на грифонах последовали его примеру. Маг надеялся, что, если они окажутся достаточно высоко, ни один шальной снаряд их собственных союзников их не заденет.

— Если я получу стрелу в пузо, — произнесла Яркокрылая, поняв, в каком направлении движутся его мысли, — то мы оба рухнем вниз и разобьемся.

— Расслабься, — ответил Аот. — Я держу заклинание замедленного падения наготове. Что бы с тобой ни случилось, с твоим любимым хозяином все будет в порядке.

Яркокрылая рассмеялась.

Они помчались в зону, где царила тьма. Зомби выпускали в них болты из своих арбалетов, но не попадали. Яркокрылая пролетела над крепостной стеной. Как Аот и ожидал, внизу он увидел зачитывающих заклинания волшебников. Несмотря на то, что вместо красных мантий на них была неприметная одежда, эти маги, без сомнения, принадлежали к Ордену Некромантии.

Аот приготовился швырнуть в них огненный шар, чтобы помешать им воздействовать на элементаля, но тут на него набросились призраки, и вместо этого ему пришлось потратить это заклинание на то, чтобы испепелить их. К счастью, его товарищи, другие наездники на грифонах, были достаточно искусны, чтобы поражать цели даже со спины летящих животных, и продолжали мешать некромантам, осыпая их меткими выстрелами. Тем временем магмовый гигант продолжал разрушать наружную стену; слышался треск крошащегося камня.

Аот выпускал заклинание за заклинанием — больше, чем ему хотелось бы, учитывая, что битва ещё только началась, но, если ему и его соратникам не удастся защитить элементаля, пока он не закончит свою работу, уже не будет значения, сколько магии останется в его распоряжении. Призраки и некроманты погибали, либо, отказавшись от попыток остановить гиганта, скрывались в укрытиях.

Повернув, Яркокрылая нырнула вниз. Стрелы, выпущенные их же союзниками, пронеслись мимо неё и Аота, но маг увидел, что она приняла правильное решение, пойдя на этот рискованный шаг, потому что им угрожала куда большая опасность. На стену поднялись два некроманта, которых от обычных снарядов, скорее всего, защищали заклинания. Они делали руками магические пассы, но глядели при этом не на элементаля, а на боевого мага и его фамильяра.

Аот сомневался, что успеет прочитать заклинание раньше, чем враги завершат свои, но Яркокрылая вовремя настигла их. Вытянутыми когтями она впилась в тело стоявшего слева некроманта и одновременно взмахом крыла сбросила второго волшебника со стены. Он рухнул на землю и неподвижно замер.

Взмахнув крыльями, грифониха снова набрала высоту.

— Похоже, у него не было заклинания замедленного падения.

— Очевидно, да, — произнес Аот.

Подняв одно крыло и опустив другое, Яркокрылая повернулась, дав ему возможность окинуть крепость свежим взглядом, и он невольно почувствовал укол ужаса.

Над плоской, прямоугольной крышей центральной цитадели появился ночной охотник, творивший, несмотря на отсутствие рта, свою собственную магию. Аот не понимал языка заклинания, но слова его звучали в его голове, отдаваясь в черепе приступами головной боли. Его товарищи, те наездники на грифонах, что ещё остались в живых, выпустили в охотника стрелы, но те отскочили от черной твари, не нанося ей никакого вреда.

Тем временем элементаль замедлился, словно его охватила боль. От его тела стали отваливаться светящиеся куски и падать на землю.

Аот ударил по охотнику светом, но это, казалось, нанесло ему не больше вреда, чем стрелы. На мгновение он преисполнился жуткой уверенности, что демоническое чудовище успеет уничтожить элементаля до того, как тот проделает в стене достаточно большую брешь.

Но исчезавшего гиганта, похоже, охватила ярость от агонии. Сжав руки в кулаки, он принялся раз за разом наносить удары по каменной кладке, а затем всем телом, словно таран, обрушился на преграду. И тут же элементаль и большая часть стены одновременно рассыпались множеством обломков.

Взглянув на получившуюся брешь, Аот улыбнулся. Он и его товарищи надеялись, что элементалю удастся полностью разрушить стену, но из-за вмешательства ночного охотника этого не произошло. Несмотря на это, пролом все равно оказался достаточно широк, чтобы воины могли зайти внутрь довольно большим числом, а не маленькими и уязвимыми группами.

Солдаты разразились приветственными возгласами. Аот и другие наездники на грифонах повернули ездовых животных и полетели обратно, чтобы присоединиться к своим товарищам. Больше не было нужды задерживаться на очень опасной и уязвимой позиции над замком.

Долгом Аота было вернуться к своему отряду, но он свернул в сторону и опустился между Пылающих Жаровен и их охранников-монахов. Оглянувшись, он заметил сидевшую на земле Чати, соскользнул со спины Яркокрылой и подошел к огненной жрице.

Она поднялась, чтобы поприветствовать его. Её отмеченное шрамами лицо было покрыто потом, кожа приняла сероватый оттенок.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Нормально, — ответила она. — Это просто плата за ритуал, особенно учитывая то, что нам пытался противостоять ночной охотник.

— Если не можешь сражаться далее, то знай — ты уже достаточно помогла нам, — едва эти слова сорвались с его языка, он уже знал, что она ему ответит.

— Я — Пылающая Жаровня. У меня ещё остались заклинания, а битву нам только предстоит выиграть. Разумеется, я собираюсь сражаться!

— Конечно. Просто береги себя. — Хотел бы он, чтобы она до сих пор находилась в его отряде, где он мог бы присматривать за ней, но сейчас, когда армия воссоединилась, служители Коссута составляли отдельную боевую единицу.

Чати закатила глаза.

— Да, мамочка. Теперь займись своей работой, а я займусь своей.

Он бы хотел поцеловать её, но это выглядело неуместно на глазах остальных. Прикоснувшись к защищенному кольчугой предплечью жрицы, он вернулся к Яркокрылой.

Когда грифониха взмыла в воздух, то спросила:

— У тебя есть какая-то особая причина беспокоиться о ней?

Аот вздохнул.

— Полагаю, что нет.

— О, тогда это все так трогательно.

У Аота и остальных офицеров не ушло много времени на то, чтобы расставить своих подчиненных по местам. Простые солдаты уже знали, где им положено находиться на будущем поле боя. Маги вспышками холода и потоками дождя охладили раскаленные останки элементаля, преграждавшие воинам проход в крепость. Аот и Яркокрылая снова поднялись в небо.

Тэйские войска медленно выступили в путь. Аот стрелял в каждого врага, что показывался над оставшимися зубцами стен. Маги и священники посылали через брешь вспышки света и импульсы божественного пламени в надежде, что это уничтожит любое создание, поджидавшее их с другой стороны вне поля зрения.

Аот и Яркокрылая перелетели через стену, и первые воины, подняв копья и сомкнув щиты, прошли через пробоину. К удивлению мага, поначалу никто, казалось, не собирался преграждать им путь, но тогда, когда в крепости оказалось довольно много солдат, из дверей и окон соседних зданий выплеснулась нежить. Другие твари выбегали из неестественно темных проулков, ведущих к центральной цитадели, или поднимались над коньками крыш. Защищаясь, солдаты вскинули оружие.

Внезапно между самой большой группы огненных священников появились подавляющие, окруженные сияющими рунами, но монахи, охранявшие жрецов, набросились на тварей, круша, режа и сжигая призраков своими светящимися дубинами и полыхающими мечами, и те растворялись в небытии. Когда эта угроза оказалась устранена, главный священник рявкнул приказ, и Пылающие Жаровни одновременно вытащили свои алые металлические факелы.

Оружие, как внезапно вспомнил Аот, которым снабдил их Сзасс Тэм. Если Красные Волшебники на их собственной стороне должны были предать их, могут ли они на него положиться?

Он заорал священникам, чтобы те не использовали факелы, но какофония кипевшей в самом разгаре битвы заглушила его крик. Звенели спускаемые тетивы, свистели стрелы, щиты со стуком отбрасывали зомби, кидавшихся на солдат. Офицеры выкрикивали приказы, а воины издавали боевые вопли, звали на помощь или кричали от боли. Неудивительно, что никто не заметил ещё одного раздавшегося с высоты голоса.

Красные жезлы взорвались в руках своих владельцев, расцветая огромными, раскаленными огненными шарами, испепелившими священников, державшихся поблизости от них защитников-монахов и каждого воина, кому не посчастливилось оказаться рядом со жрецами Коссута. Аот заметил Чати за мгновение до того, как она попыталась использовать свое оружие. Женщина исчезла в желтой вспышке. Когда мгновением позже та растаяла, от неё не осталось и следа.

Это моя вина, подумал Аот, почувствовав, как его кишки завязались в узел. Я знал, откуда взялись эти факелы. Почему я не догадался заподозрить об этом раньше?

Испуганные солдаты повернулись в направлении огненных взрывов, а затем застыли в ужасе, поняв, что потеряли большинство священников, бесценных союзников при сражении с нежитью, и стратегия тарчионов рухнула. Тени и скелеты набросились на живых с обновленной яростью.

Напевая боевое заклинание, слышное даже через окружающий шум, Барерис, уклонившись от взмаха цепа зомби, ответным ударом вонзил клинок в тело противника, и серая, покрытая трупными пятнами тварь пала. Вокруг него с врагами сражались остальные его союзники: топорщики Аота и Зеркало — бард впервые видел его настолько четко, хотя призрак и остался не больше чем светящейся тенью. Барерис знал, что его боевой гимн вселил в сердца его смертных соратников силу и мужество. Возможно, эта магия частично подействовала даже на призрака.

Видит Переплетчик, им и правда нужна вся возможная магическая поддержка. Половина отрядов все ещё находилась снаружи крепости, а те воины, что уже вошли внутрь, оказались зажаты на ограниченном пространстве и не могли действовать наиболее эффективно. Тем, кто пережил первую атаку, придется с боем пробиваться по довольно узким улочкам, прежде чем взять центр цитадели штурмом. Как Барерис знал по опыту, подобный тип сражения всегда был тяжелым и требовал больших человеческих жертв.

И все же он полагал, что тарчионы были правы. Бард знал, что их план мог удаться, и это его успокаивало, но не настолько, чтобы перевесить вину и отчаяние, наполнявшие его при мысли о Таммит. И потому он неистово сражался, благодарный за те моменты, когда горячка боя заставляла его сосредоточить все свое внимание на том, как нанести следующий удар или увернуться, и пересиливала желание погибнуть, помогая разрушить планы некромантов.

И тут сзади расцвели желтые вспышки света, бросая отблески на наружную стену и окружающие здания. Оглянувшись, юноша увидел пустое пространство на том месте, где только что находилось большинство огненных священников. От них ничего не осталось — только обломки искореженного, горячего металла и хлопья парящего пепла.

Гораздо дальше от этого места ещё одна группа Пылающих Жаровен наставила факелы на призраков, набросившихся на них, словно совы на мышей. Возможно, их внимание было полностью поглощено нависшей над ними опасностью и они даже не заметили, что только что произошло с их товарищами. Красные металлические жезлы взорвались, и все жрецы мгновенно исчезли, испепеленные силой, которой они посвятили свое существование.

Барерис подозревал, что со смертью священников битва была уже практически проиграна. Все, что он и его товарищи могли сделать — попытаться уничтожить как можно больше врагов прежде, чем те уничтожат их.

Он наносил удар за ударом, разбивал скелеты и рубил ковыляющие трупы на части, и тут на землю перед ним рухнули Аот и Яркокрылая. Когти грифонихи вонзились в гуля, на которого собирался напасть Барерис, и она всем своим весом обрушилась на умертвие, вышибив из твари подобие жизни.

При виде боевого мага Барерис осознал, что, по всей вероятности, был не единственным, кто потерял возлюбленную.

— Чати? — спросил он.

Аот кинул на него сердитый взгляд.

— Неважно! Залезай!

— Что…

— Пошевеливайся!

Барерис взобрался на грифониху позади легионера. Яркокрылая тут же взлетела, чуть его не сбросив. Вслед за своими живыми товарищами в воздух поднялся и Зеркало.

— После того, как священники сгорели, — произнес Аот, — тарчион Дарамос велел мне спуститься. Теперь я посыльный, связной. На земле никто не сможет пробраться через толчею, но Яркокрылая может нести меня над полем битвы.

— А я-то какое имею к этому отношение?

— Я могу добраться до нужных людей, но, если я не потрачу время на то, чтобы приземлиться, они едва ли смогут расслышать меня через этот гвалт, но ты бард, в твоем голосе — магия. Тебя они услышат.

— Хорошо. Просто скажи мне, что говорить.

Вскоре Барерис обнаружил, что носиться туда и обратно над полем боя не менее опасно, чем сражаться на земле. Лучники-скелеты пускали в них свои стрелы, а некроманты швыряли леденящие вспышки тени. Призраки планировали, чтобы перерезать им путь. Яркокрылая поворачивала, устремлялась то вниз, то вверх, чтобы увернуться от их атак. Аот наносил им ответные удары, с наконечника его копья срывались вспышки огненного света. Барерис и Зеркало атаковали любого врага, что оказывался в пределах досягаемости их клинков.

Тем временем они доставляли приказы тарчионов:

Воины должны всеми силами защищать волшебников и оставшихся священников, служащих в армии Пиарадоса и Талазара. По большей части они поклонялись иным богам, а не Коссуту, и находились на службе ещё до того, как к ним прибыло подкрепление из числа Пылающих Жаровен. Какой бы сложной ни казалась эта задача, солдатам так же было велено очистить пространство внутри крепости, чтобы остальные отряды могли проникнуть внутрь. Лучники должны были занять позиции на окнах и крышах, чтобы сверху осыпать противников градом стрел, не ставя своих товарищей на линию огня. Тэйцам, владевшим зачарованным оружием или магией, арканной или божественной, было приказало в первую очередь атаковать призраков и других неуязвимых для обычного оружия врагов.

К удивлению Барериса, их усилия принесли кое-какой результат. Ужасная гибель огненных священников сильно шокировала армию, если не сказать, что ввергла людей в панику и отчаяние, но команды Мислантоса имели вес. Постепенно порядок был восстановлен, а тактика снова заработала. И, что более важно, это сплотило армию, напомнив солдатам о том, что битвой все ещё руководит очень компетентный военачальник. Сражение ещё не было проиграно.

Но Барерис все равно полагал, что конец уже близок. Его соратники, люди и кровавые орки наравне, сражались, словно дьяволы, но число их неуклонно таяло, а иногда они несколькими секундами позже восставали и присоединялись к вражеской орде.

Закончив разносить текущие приказания Мислантоса, связные полетели к тарчиону за новыми. Чтобы лучше видеть поле боя, старый воин стоял на оставшемся целым участке стены с палашом в руке, руны на его нагруднике и каплевидном щите сияли, защищая своего хозяина силой заклинаний. С ним была и Нимия. Увидев обоих командиров, что находились на одной и той же открытой позиции, Барерис вздрогнул, но, по крайней мере, их защищало достаточно стражей и заклинателей. В любом случае, поблизости более безопасного места найти было невозможно.

Сложив крылья, Яркокрылая опустилась на стену, а Зеркало попросту завис в воздухе в стороне. Аот отдал салют взмахом копья и доложил сообщения сражавшихся на земле офицеров.

Мислантос кивнул, его лицо под забралом открытого шлема было мрачным.

— Ты летал над полем боя и видел, что там происходит. Что думаешь обо всем этом?

— Мы проигрываем, — произнес Аот.

— Да, — ответил Мислантос. — Я тоже так считаю.

— Мы сможем справиться с гулями и ужасающими воинами, — сказала Нимия. Её булава и руки были покрыты слизью — значит, ей тоже пришлось пробиваться к стене с боем. — Нас убивают призраки и им подобные, а они окажутся бессильны, если их коснутся солнечные лучи. — Она смерила взглядом одного из магов.

Волшебник вскинул руки, покрытые пятнами и песком от жидкостей и порошков, использованных им при создании заклинаний.

— Тарчион, мы приложили все усилия, чтобы рассеять тьму, но нам это не удалось.

— Магия ночного охотника слишком сильна, — произнес Барерис. — А что, если мы убьем эту тварь? Это ослабит его заклинание?

— Возможно, — ответил маг.

— Тогда сделаем же это.

Нимия насмешливо усмехнулась.

— Разумеется, мы бы убили его, если бы смогли. Мы и собирались это сделать, но потеряли его из виду сразу же после того, как элементаль сломал стену. Как я и тарчион Дарамос, ночной охотник не принимает личного участия в сражении.

— Тогда мы заставим его показаться, — произнес Мислантос. — Используем себя, как приманку. Мы вдвоем спустимся со стены, отказавшись от нынешних защитных заклинаний боевых магов, оседлаем лошадей и в сопровождении относительно небольшого отряда вломимся в ряды врагов. Затем мы возглавим атаку на центральную крепость, якобы чтобы последним отчаянным, дерзким рывком бросить вызов удерживающим её силам. — Он криво усмехнулся. — Ну, знаешь, рыцарский порыв. Та идиотская штука, что проигрывает битвы и приводит воинов к смерти.

— И этот раз не будет исключением, — произнесла Нимия.

— Возможно, да, а, возможно, нет. Мы возьмем с собой самых лучших воинов и боевых магов. Волшебники увеличат наши силы своими заклинаниями, и, будем надеяться, что, когда ночной охотник увидит, что мы уязвимы и по своей же глупости отрезаны от сил союзников, то решит сразиться с нами лично. Это демон или что-то вроде того, разве не так? Ему должно нравиться убивать собственноручно. И особенно страстно он, скорее всего, желает прикончить именно нас. Если он так и поступит, то победа будет за нами. Конечно же, — продолжил старик, — даже если эта тварь и проявит себя, она будет не одна, но мы используем каждый известный нам трюк, каждый свиток и талисман, что накопили за всю свою жизнь, и, что бы нам ни угрожало, сделаем все возможное для того, чтобы победить.

Нимия покачала головой.

— Хочешь совершить самоубийство — валяй, но я за тобой не последую.

— Мы должны идти оба, — возразил Мислантос. — Приманка в ловушке должна выглядеть настолько соблазнительно, насколько это возможно. Учитывай, что нам в любом случае не светит покинуть это место живыми. Кем бы ты предпочла предстать перед своим богом — победителем или побежденным? Также представь, что за судьба тебя ждет, если ты сумеешь скрыться, но при этом бросишь легионы зулкиров на верную гибель? Совет накажет тебя так, что ты пожалеешь о том, что ночной охотник просто не разорвал тебя на куски.

— Ну хорошо, — вздохнула Нимия. — Сделаем так, а Аот и множество других наездников на грифонах будут прикрывать нас сверху от любых воздушных атак.

— Я тоже иду, — произнес Барерис, и, к его облегчению, ни один из тарчионов не возразил.

Для этого барду пришлось одолжить боевого коня. Он знал, как драться верхом, и решил, что принесет больше пользы, сражаясь на земле, а не болтаясь позади Аота на спине Яркокрылой.

Оказавшись в седле, он наложил заклинание на свое новое ездовое животное, гнедого мерина, закрепив связь между ними и усилив его отвагу. Тем временем Аот доставлял приказы. Солдаты и маги сгрудились вокруг них, приготовившись к предстоящей вылазке.

Мислантос кивнул ехавшему рядом с ним адъютанту, и молодой рыцарь протрубил сигнал из рога. Лучники одновременно обрушили ливень стрел на запрудившую одну из улиц нежить. Волшебники убивали тех же созданий с помощью вспышек пламени и света, а выжившие священники сокрушали их зримой силой своей веры.

Трубач протрубил ещё раз. Заградительный огонь прекратился. Стражники, удерживающие начало улицы, разошлись в стороны, открывая проход. Мислантос, сидя в седле, опустил копье в боевую позицию. На доспехе его черного боевого коня пылали те же магические символы, что и на его собственной броне. Остальные сопровождавшие его воины сделали то же самое, а затем их отряд устремился вперед по коридору.

Только что прекратившийся обстрел изрядно проредил ряды преграждавшей путь нежити, а уцелевших заставил замешкаться. Воины вломились в ряды тварей, копьями пронзая их тела, а их лошади сбивали с ног скелетов и зомби, давя и круша их копытами.

Но все же не все враги оказались уничтожены. Не дрогнув при виде гибели стольких товарищей, оставшиеся попытались повалить всадников и их лошадей на землю. Не будучи копейщиком — несмотря на свою карьеру наемника, ему никогда не выпадало шанса научиться владеть этим оружием — Барерис рубил гниющих, черепоголовых противников мечом, постоянно понукая лошадь идти вперед. Всадникам приходилось продолжать двигаться дальше, иначе их план рухнул бы почти сразу после того, как начал осуществляться.

Длинными, грязными когтями гуль пронзил плечо лошади Барериса, и животное потеряло равновесие. Боясь, что ядовитое прикосновение нежити парализовало мерина, Барерис нанес ответный удар в голову твари. Гуль пал, и боевой конь, не получив серьезного увечья, снова уверенно встал на ноги и продолжил путь.

Над их головами раздавались крики людей, визг грифонов, взрывы и треск магии. Грифон со своим наездником, облепленные подергивающимися кожистыми летунами, рухнули на крышу и скатились вниз на загроможденную улицу. Барерис кинул быстрый взгляд, чтобы выяснить, не были ли это Аот с Яркокрылой — нет. Но больше бард не уделял внимания бою, что кипел над их головами. Он не осмеливался отвести взгляд от своих собственных врагов.

Сбив череп скелета с плеч, Барерис больше почувствовал, чем увидел нападающую тень и уничтожил её взмахом меча. А затем юноша неожиданно обнаружил, что врагов в пределах досягаемости его клинка больше не осталось. Оглянувшись, он увидел, что их отряду удалось расчистить путь.

Они помчались вперед. Трубач Мислантоса, умевший подавать сигналы даже со спины мчащейся лошади, протрубил ещё несколько раз. Его действия должны были создать у врагов впечатление, что всадники приказывают оставшейся позади части армии действовать сообща с ними. Ночной охотник должен решить, что тарчионы действуют согласно какому-то хитроумному, хотя и непонятному плану, поэтому нежити лучше разом навалиться на них и преградить им путь.

Как полагал Барерис, это было не совсем уж нелепо. Действительно, их отряд, не встретив сопротивления и обладая достаточным пространством для маневра, мог ударить в тыл орды нежити и нанести врагам некоторый урон. Даже если ночного охотника это мало беспокоило, все ещё оставалась надежда, что их явная уязвимость заставит его выйти на открытый бой.

Один из наездников на грифонах заорал:

— Там!

Барерис посмотрел наверх и увидел, что со стены над воротами центральной цитадели на них смотрит ночной охотник. Он с первого взгляда понял, почему от этого мертвого, черного чудовища с бледными глазами даже у опытных ветеранов, боевых магов вроде Аота по спине пробегал холодок. Пусть его присутствие, в отличие от Ксингакса, не отравляло людей — по крайней мере, с такого расстояния, — эта тварь все равно выглядела словно олицетворение безграничной силы вкупе с безжалостной, всеохватывающей ненавистью. Человек едва ли мог просто взглянуть на неё, но и отвести взгляд был не в силах, парализованный ужасом. За ночным охотником находилось ещё одно создание, ещё больше и отвратительнее, чем предводитель ночных налетчиков. В воздухе позади него колыхались светящиеся тени, его рваные крылья шелушились, а по телу стекала слизь, но в первый ужасный момент Барерис едва ли вообще заметил его присутствие.

— Стоять! — крикнул Мислантос, и большинство тэйских всадников подчинились. У них не было нужды пробиваться дальше, ведь ночной охотник уже появился, но у двоих сдали нервы, и, повернувшись, дезертиры умчались назад тем же путем, каким и пришли.

Тарчионы, — произнес ночной охотник, его неслышный ментальный голос дубинкой вбивал слова в сознание Барериса. — Мое имя — Исвал. Вы хорошо сражаетесь, но шанса на победу у вас нет. Шекс и я можем пощадить вас — пусть вы не останетесь прежними, но вы и ваши капитаны, по крайней мере, сохраните вашу изначальную личность.

— Нет, — произнес Мислантос. — Совет зулкиров приказал нам уничтожить вас, и именно это мы и собираемся сделать.

Я надеялся, что получу такой ответ, — произнес Исвал.

Расправив крылья, он ринулся в самое скопище врагов. Тренированные боевые кони с ржанием заметались. Сильным ударом когтей ночной охотник оторвал голову одному из животных. Из разорванной шеи брызнул фонтан крови. Призраки бросились на смертных вслед за своим предводителем.

В ответ некоторые боевые маги нацелились на них жезлами или выпалили заклинания. Вскинув символы веры, священники выкрикнули имена своих богов. Вспышки силы, видимые и невидимые, уничтожили некоторых духов, а других отшвырнули назад, словно листья на ветру.

Другие заклинатели зачитывали ключевые фразы со свитков. На земле и в воздухе вокруг всадников возникли стены ревущего пламени и мерцающего света. К сожалению, ни размера, ни количества их не хватало, чтобы полностью окружить и защитить людей. Призраки могли проскользнуть в щели между барьерами — без сомнения, они так и сделают, но, по крайней мере, теперь у них не было возможности обрушиться на противников одним неодолимым потоком, не оставив тем и шанса.

Это предоставило большинству тэйцев возможность сосредоточить свои атаки на Исвале и том небольшом количестве духов, что успели приблизиться прежде, чем появились магические барьеры. Без сомнения, ночной охотник понял, что попался в ловушку. Прекратив хлестать когтями и хвостом, он на мгновение замер на месте. Барерис догадался, что тварь пытается ускользнуть на иной уровень существования, но у него ничего не получилось. Изучив древние тексты, маги обнаружили, что он обладает такой способностью, и один из них уже прочитал заклинание, чтобы помешать этому.

Исвал рассмеялся.

Неплохо, очень неплохо, но вас это все равно не спасет. При необходимости я и сам могу убить многих из вас.

Он потряс кулаком, и из воздуха посыпались огромные градины, звеня по доспехам находившихся перед ним врагов.

Спев заклинание, Барерис заставил своего коня приблизиться к Исвалу. Но вдруг животное забилось в судорогах и упало. Выдернув ноги из стремени, бард слетел с седла и тяжело свалился на землю, едва увернувшись от лошадиной туши, которая чуть не рухнула ему на ногу всем своим весом.

Встав, он обнаружил, что он и Таммит смотрят друг на друга, разделенные все ещё продолжавшим содрогаться телом коня.

Таммит казалось, словно её личность разделилась на две половины. Пусть она и не имела возможности совсем покинуть поле боя, то могла, по крайней мере, выбрать себе другую жертву, а не Барериса, и одна её часть изо всех сил именно к этому и стремилась. Но другая, демоническая и порочная, подначивала её уничтожить в первую очередь именно его, ведь именно он был тем, кого она любила всю свою жизнь. Это важнее, решила она. Упиваясь своей новообретенной силой, Таммит спрыгнула с крыши, где пряталась до сих пор, надеясь, что сумеет подмять под себя проезжавшего мимо всадника, и упала на коня, вырвав кусок плоти из его горла. Все это произошло так быстро, что бард даже не успел осознать, что она здесь. Мерин рухнул на землю. Таммит надеялась, что её бывшего возлюбленного придавит конской тушей, и он окажется беззащитен. Станет легкой добычей.

Но он приземлился удачно, и при виде неё глаза его расширились. Она выплюнула окровавленный кусок лошадиной плоти изо рта, и его привлекательные, такие дорогие ей черты лица исказились. Ей, с её раздвоившейся психикой, его ужас и горе казались самой мучительной и одновременно самой забавной вещью, что она когда-либо видела.

— Все ещё собираешься спасти меня? — ухмыльнулась она.

— Да, — ответил Барерис. — Если это возможно, да. Просто дай мне шанс. Не заставляй меня причинять тебе боль.

— Ты прав, — произнесла Таммит. — Мы не должны сражаться. Неважно, что бы ни произошло, чем бы я ни стала, мы не должны причинять друг другу боль. — С этими словами она повернулась в другую сторону, но тут же крутанулась обратно и перепрыгнула через лошадиный труп.

Хотя Таммит и полагала, что её хитрость удалась, он оказался готов к её нападению. И все же ей почти удалось схватить его, но бард стремительно — значит, он находился под действием заклинания скорости — отступил в сторону и вонзил клинок ей в живот, почти в то же место, куда он ранил её ранее.

Было больно. Её внутренности вывалились из раны, и ей пришлось нагнуться, чтобы подхватить их. Покачнувшись, она упала.

На этот раз её обман выглядел явно куда более убедительно, ведь Барерис, хотя и обладал закаленной интуицией воина, решил окинуть взглядом округу и убедиться, что вокруг нет других врагов, которые могли бы напасть на него, пока он был занят Таммит. Он полагал, что вывел её из строя — вполне разумно, ведь подобная рана в свое время действительно её нейтрализовала.

Но, как и обещал Ксингакс, с каждым днем сила её возрастала, и в результате она начала исцеляться гораздо быстрее. Когда Барерис отвернулся, Таммит вскочила на ноги и бросилась на него.

Внезапно её тело пронзили пронесшиеся сверху стрелы золотого света, и она пошатнулась. Глубокий мужской голос вскричал:

— Сзади!

Повернувшись, Барерис успел выставить свой клинок ей навстречу. Едва не налетев на меч, она замерла на месте, отшатнулась и начала то отступать, то приближаться, пытаясь обмануть его и найти брешь в защите. Её инстинкты хищника подсказывали ей, когда лучше делать ложные выпады, а когда — атаковать.

Но с Барерисом такая тактика не сработает. Он слишком хитер. Остановившись, она уставилась ему в глаза и поймала его взгляд, пытаясь сокрушить его волю, но и тут потерпела неудачу. Более того, когда она застыла на месте, он рванулся к ней и ударил её клинком по ноге.

Та подломилась, и Таммит упала. Остановившись, бард повернулся и замешкался. Когда он ударил её по позвоночнику, она поняла, что он пытается понять, как лучше всего вывести её из строя, не убивая. Эта мимолетная пауза дала ей время превратиться в стаю летучих мышей.

Когда её сознание оказалось разделено между множества тел, её человечность — или то, что от неё осталось, — тоже исчезла, и её желание уничтожить Барериса проявилось во всей своей глубине. Она почти поддалась желанию наброситься на него.

Почти, но не совсем. Пусть её совесть и милосердие исчезли, память осталась, и она вспомнила, что его магия может отогнать её, пока она находится в такой форме. Мыши отлетели на несколько ярдов и, оказавшись вне зоны досягаемости его меча, закружились друг вокруг друга, вновь возвращая Таммит в женскую форму. Под весом её тела поврежденная нога подогнулась, но не подвела её. Рана уже почти исцелилась.

Она захромала к нему, притворяясь, что её ранение было серьезней, чем на самом деле. Он опустил меч ниже, и Таммит заметила, что он не поет. Он испытывал отвращение при мысли о том, чтобы драться с ней и нанести ей смертельный удар, и, более того, даже не хотел использовать магию, чтобы добиться преимущества в бою.

На самом деле это уже означало, что он проиграл. Полумеры не смогут его спасти. Барерис слишком явно подталкивал её к тому, чтобы убить его; он не желал нести на себе груз вины за то, что она, превращенная в нежить, будет испытывать страдания в течение бесчисленных лет. Его эгоизм и малодушие разъярили её. Таммит рванулась к нему, несмотря на то, что он угрожающе вскинул меч. Лезвие пронзило её бок, но этого было недостаточно, чтобы её остановить. Обрушившись на барда, она швырнула его на землю.

Прикосновение её рук было столь же ядовитым и холодным, как и у любого призрака, и он задохнулся от её удушающей хватки. Одним касанием Таммит могла высосать из него жизнь, но, выпив его кровь, она получит куда больше удовольствия. Пытаясь его обездвижить, Таммит схватилась с ним врукопашную и распахнула рот для укуса.

Барерис закричал ей прямо в лицо, и громоподобный звук поразил её, словно огненный взрыв. В её глазах потемнело, внезапная вспышка боли заставила ослабить хватку. Отшвырнув её в сторону, Барерис поднялся на ноги.

Её зрение моментально стало восстанавливаться, но окружающий мир все равно оставался подернутым размытой пеленой. Тем не менее, она смогла увидеть, как Барерис поднимается на ноги. Хотя её поврежденное лицо ошметками свисало с черепа, она вскочила, чтобы атаковать снова.

Услышав, как он запел заклинание, Таммит расхохоталась. Хорошо, подумала она, теперь ты понял — я больше не твоя возлюбленная.

Я нечиста и полна злобы, я рабыня тех, кто ещё хуже меня. Пожалуйста, пожалуйста, уничтожь меня, если сможешь.

Тем временем она продолжала набрасываться на него его так же неистово, как и раньше, пытаясь схватить его и впиться зубами. Её глотка горела от жажды.

Магия окутала Барериса туманной дымкой, и ей с её полуослепшими глазами стало сложнее различить очертания его фигуры. Но все же она полагала, что знает, где он находится, и поэтому бросилась вперед, стремясь вцепиться в него.

Бард увернулся, и Таммит потеряла равновесие — всего на мгновение, но этого хватило, чтобы его меч вонзился в её шею. Бард выкрикнул боевой клич, разрезавший её плоть, сухожилия и кости.

Мир перевернулся, и Таммит правой стороной лица упала в грязь. Она попыталась встать, но не смогла даже пошевелиться. Впереди рухнул высокий силуэт, и через мгновение она поняла, что это было её собственное обезглавленное тело.

Осознание этого оглушило её. Так быстро, пронеслась мысль в её голове. Их бой был таким тесным, таким тяжелым. Не может быть, чтобы все закончилось всего лишь одним внезапным ударом.

Барерис, возвышавшийся над ней, подобно гиганту, встал между ней и её телом и со слезами на глазах вскинул меч над её головой.

Зеркало чувствовал, что должен попытаться отвлечь Исвала на себя. Кто-то велел ему так сделать? Он не помнил, но это казалось правильным. Он бросился по направлению к чернильно-черной твари и легионерам, уже сражавшимся с ночным охотником. Один из воинов что-то крикнул ему, но, как и многое другое, его слова не несли в себе никакого смысла.

Однако в следующий момент другой голос, мягкий и вкрадчивый баритон, окликнул его, разворачивая в другую сторону. Он оказался лицом к лицу с закутанным в закрытую серую мантию человеком. Говоривший был живым, но, даже учитывая это, Зеркало, не задумываясь, понял, что он — один из врагов, скорее всего, волшебник, скрывавшийся до сих пор при помощи магии.

Маг взмахнул руками, творя мистические пассы.

— Ты — нежить, — тихонько пропел он. — Ты — на нашей стороне.

Зеркало почувствовал, что внутри него что-то меняется. Это чувство, как и любое другое, было упоительно хотя бы потому, что заполняло пустоту внутри него, но даже в этом случае ему стало ясно, что он не должен допустить продолжения. Он бросился на волшебника, одним огромным прыжком преодолев разделявшее их расстояние, и вонзил клинок в грудь человека. К его легкому разочарованию, от удара его меча кожа врага не пострадала и кровь не выплеснулась фонтаном наружу, как от удара обычного оружия, но сердце мага все же остановилось.

Обернувшись обратно к Исвалу, Зеркало увидел ещё одно чудовище, с боем пробивавшееся к ночному охотнику. Крылатая, пораженная проказой тварь ростом с огра, судя по очертаниям её фигуры, скорее всего, принадлежала к женскому полу. Она нападала и на людей, и на лошадей, полосуя их когтями и одновременно заражая гангреной. Даже жидкая грязь, вытекающая из её открытых язв, была опасна — все живые существа, дотронувшиеся до неё, покрывались волдырями.

Внезапно Зеркало вспомнил, что такие чудовища были известны как ангелы гниения. Похоже, что он когда-то сталкивался с таким существом в другом сражении, но вспомнить подробности он так и не сумел.

В любом случае, увидев её, он яснее понял общую картину поля боя и осознал, какой ошибкой будет позволить ей и Исвалу сражаться плечом к плечу. Ночной охотник и сейчас вполне успешно противостоял воинам и боевым магам, атаковавшим его со всех сторон. Если к нему присоединится столь грозный союзник, у людей вообще не останется ни единого шанса.

К счастью, Зеркало подумал, что в его силах этого не допустить. Он смутно припоминал, что кто-то называл его в прошлом «нежитью». Хотя он понятия не имел, так ли это на самом деле, шестое чувство подсказывало ему, что ни ядовитое прикосновение ангела, ни потоки едкого гноя не смогут причинить ему вред.

Он полетел на ангела гниения и нанес удар ей в бок. Она молниеносно увернулась и взмахнула рукой. Почему-то её когти пронеслись сквозь его тело, не нанеся никакого вреда, но он почувствовал, что следующий удар сокрушит его и развоплотит, и вскинул руку, чтобы отбить её атаку. В начале этого движения его рука была пуста, но сейчас в ней появился круглый щит, привязанный к предплечью тремя крепкими ремнями. Он знал, что на передней его стороне должно быть изображение герба, и почувствовал жгучее желание немедленно на него взглянуть.

Но, разумеется, этого он делать не стал — только не в разгаре боя. Когти ангела врезались в маленький баклер, отбросив Зеркало назад. Пытаясь не дать ему время на то, чтобы оправиться, тварь бросилась вслед. Её шелушащееся крыло, от которого во все стороны разлетались брызги слизи, ударило его и отшвырнуло ещё дальше.

Похоже, это конец, подумал Зеркало, но, к его удивлению, простым усилием воли ему удалось остановить свой полет и вновь обрести равновесие, словно его тело вообще ничего не весило. Зеркало рванулся к ангелу. Этого она не ожидала, и его темное лезвие глубоко вонзилось в её губительное тело.

Со скрежещущим воплем она споткнулась, но сумела устоять на ногах. Он вытащил клинок, и они принялись обмениваться ударами. Иногда она уклонялась от его атак, иногда ему удавалось попасть по ней, хотя это и не наносило ей никаких видимых ранений. Время от времени её когти пролетали сквозь его тело, не нанося никакого вреда, или отскакивали от его доспехов или щита, но порой задевали его. Тогда он чувствовал шок — скорее, не от боли, а от того, что изменялась сама его сущность. Болезненная пустота внутри него разрасталась, угрожая поглотить его целиком.

Трудно было сказать, сколько раз ангелу нужно было ранить его, чтобы это действительно произошло, или какой урон наносят ей его атаки. Он и правда понятия не имел, кто из них выигрывает, пока она внезапно не накренилась вперед и не упала. Её тело полностью превратилось в жидкость ещё до того, как она ничком рухнула на улицу.

Победа над таким грозным противникам наполнила его триумфом, сильные эмоции сделали его разум острее и глубже. Он понял, что позади у него осталось множество сражений, и война — это то, чем ему и стоит заниматься. Возможно, он и не вспомнил всего, но, по крайней мере, в пылу битвы он осознал кое-что из того, что забыл.

Он полетел на Исвала.

Недрогнувшей рукой Барерис разрубил отрубленную голову Таммит, чтобы достать до мозга, а затем вогнал зачарованное лезвие прямо в её сердце. Бард чувствовал себя таким же оцепеневшим и опустошенным, как любой из тех зомби, с которыми он сегодня сталкивался.

Но, когда он закончил, внутри него ключом вскипели боль и ненависть к себе, и его затрясло.

В конечном итоге у него не осталось другого выбора, кроме как убить Таммит. В ином случае она, несомненно, прикончила бы его, и, учитывая, как все повернулось, он просто не мог смириться с таким исходом.

Он полагал, что необходимо разрубить её останки на части, чтобы Таммит не восстала и опять не набросилась на него. Но он понял, что, какой бы необходимой ни была эта мера, поступить так сейчас будет непростительно и невыносимо.

Проще всего будет вогнать меч себе в глотку и разом со всем покончить.

Но это значит отказаться от сражения с Ксингаксом, Исвалом и некромантами, что было неприемлемо. Эти мерзавцы должны понести наказание. Они должны проиграть, познать страдание и умереть.

Напевая обет мести, Барерис оглянулся в поисках Исвала.

Наконечником копья Аот пронзил одного из духов. Тот разлетелся ошметками тьмы.

На них навалились призраки. Все больше и больше тварей находило способ пробраться в щели в стенах пламени и света, которые создали волшебники, чтобы удержать их на расстоянии. Аот и другие наездники на грифонах неистово сражались, стремясь, чтобы как можно больше тварей оставались в воздухе, а не спускались на землю на помощь своему предводителю.

Оглянувшись, боевой маг понял, что в непосредственной близости от них больше не осталось ни одного врага. У него и Яркокрылой наконец появилась возможность перевести дух и выкроить минутку на то, чтобы взглянуть вниз и оценить, что происходит на земле.

Исвал замахнулся на Мислантоса когтистой лапой. Военачальник встретил его атаку на щит, но сила удара была такова, что выбила его из седла. Чтобы расчистить себе путь, ночной охотник буквально разодрал боевого коня на клочки, словно тот был простой занавеской, и бросился за человеком, но при этом у Барериса появилась возможность ударить предводителя нежити в спину. Напевая заклинание, бард пронзил черное, похожее на ночь тело умертвия своим клинком, и Зеркало, облетевший тварь, чтобы нанести удар сзади, последовал его примеру. Исвал пошатнулся, и Мислантос успел подняться на ноги.

Повернувшись, ночной охотник вонзил когти в грудь Зеркала. Туманный силуэт призрака пошел рябью и взбурлил. Исвал поднял вторую руку для следующего удара. Барерис нанес твари ещё один удар, но не смог отвлечь внимание ночного охотника от его сотоварища-нежити.

Но затем, однако, рядом с Исвалом появился огромный паук с сияющими глазами, со скрежещущих жвал которого капал яд. Очевидно, его вызвал один из коллег Аота, боевых магов. Паук набросился на темное существо, пытаясь разорвать его своими зазубренными челюстями.

Стряхнув его с себя, Исвал сокрушающим ударом отправил его на спину. Когда паук начал подниматься, ночной охотник простер к нему руку. В воздухе заструилась злобная магия, и тот неподвижно замер.

Но силуэт Зеркала успел стать столь же устойчивым и стабильным, как и всегда, и, когда Исвал прикончил паука, подъехавшая к нему Нимия нанесла твари удар своей булавой.

Мы похожи на рой ос, нападающих на человека, подумал Аот. По отдельности мы ничто по сравнению с ним, но против всех разом ему защититься сложно.

Возможно, несмотря на свое высокомерие и неистовство, Исвал также понял, что его враги в конечном итоге могут быть способны его одолеть. Он взмахнул кулаком, и из его тела вырвались неровные завитки тени. Его противники споткнулись и зашатались. Когтями и хвостом ночной охотник принялся расталкивать их в стороны и отбрасывать назад, расчищая пространство для того, чтобы расправить крылья и взлететь.

Нет, подумал Аот, тебе не удастся смыться, чтобы без помех творить свою магию. Тебе придется остаться на земле, где каждый сможет тебя беспрепятственно достать.

— Взять его! — приказал он, и Яркокрылая нырнула.

Услышав или почувствовав их приближение, Исвал повернулся, чтобы встретить их лицом к лицу. Когда Аот встретился взглядом с молочно-белыми глазами твари, то невольно ощутил всплеск ужаса. Разозлившись на себя за такую реакцию, он обещал себе, что это было в последний раз. Тем или иным путем, этой грязной твари больше никогда не удастся испугать его снова.

И тут Яркокрылая оцепенела и застыла. Благодаря их психической связи Аот понял, что его фамильяр все ещё жив и остается в сознании. На самом деле она даже не была ранена, но Исвал каким-то образом парализовал её, и теперь вместо того, чтобы лететь вниз, она начала падать. Ночной охотник расхохотался.

А почему бы и нет? Теперь, когда грифониха оказалась неспособна махать крыльями, они не смогут приблизиться к нему настолько, чтобы его ранить.

Зарядив копье всей силой, какую только мог удержать, Аот швырнул его в противника, словно дротик. Длинное, тяжелое оружие не было предназначено для метания, но, не иначе, какой-то бог сделал его зрение острее, а руку — сильнее — возможно, Коссут, мстящий за предательское убийство своих Пылающих Жаровен. Копье вонзилось в плечо Исвала.

Он не знал, насколько эффективным был этот шаг, потому что мгновением спустя они с Яркокрылой тоже упали. Маг начал было быстро бормотать контрзаклинание, способное, если божественный покровитель бедной Чати ещё раз дарует ему свою милость, освободить парализованные мышцы грифонихи от магических оков, но не успел.

Он и Яркокрылая тяжело рухнули на крышу, которая с треском прогнулась под их весом, но выдержала. От удара все его тело пронзила вспышка боли, но, к его удивлению, оба они после падения остались живы. Возможно, размах её крыльев, даже парализованных, был достаточно широк, чтобы замедлить их падение.

Несколькими ярдами поодаль на улицу рухнул Исвал, из его тела все ещё торчало копье. Он тут же попытался снова подняться на ноги; очевидно, ни магическое оружие, ни падение его не прикончили, но, как Аот и надеялся, раненое плечо, по крайней мере, не позволило ему пользоваться крыльями.

Барерис и Зеркало, очевидно, уже оправились от оглушающего эффекта вспышки тени. Они бросились к Исвалу и принялись наносить ему удар за ударом. Ночной охотник сумел ещё раз взмахнуть когтистой лапой и хвостом, а затем завалился набок и неподвижно замер.

Какая-то часть Барериса осознавала, что Исвал мертв. Тем не менее, он не мог остановиться и продолжал рубить труп, пока в его поле зрения не промелькнул призрак, который выбил одного из рыцарей из седла.

Барерис посмотрел наверх. Просуществовав положенное им время, парящие преграды начали исчезать, и призраки обрушились на врагов через разрывы. Они окружили наездников на грифонах, словно рой мягких светящихся пиявок, атакующих группу пловцов.

По их плану предполагалось, что, когда Исвал погибнет, какой-нибудь маг, владеющий необходимым заклинанием, рассеет окутывающий крепость неестественный сумрак. Но этого, кажется, не происходило. Выжил ли кто-то из тех волшебников? Если так, то заметил ли он, захваченный хаосом боя и занятый тем, чтобы выжить и защититься от врагов, что время действовать пришло?

Сделав глубокий вздох, Барерис закричал так громко, как мог только бард:

— Уничтожьте темноту! Немедленно! Сейчас!

На другой стороне поля боя трубач Мислантоса послал сигнал, несший то же сообщение.

Несколько мгновений казалось, что их никто не услышал — по крайней мере, никто из тех, кто владел необходимыми силами. Но затем, однако, небо моментально из черного стало голубым. Внезапно вспыхнуло солнце, очищая воздух от призраков, и Барерис, вздрогнув, сощурился.

Он не был уверен, что все духи исчезли. Возможно, некоторые из них сгинули не полностью, а развоплотились в остаточную энергию, словно Зеркало в его самой эфирной форме, слишком рассеянную, чтобы вновь проявиться до наступления ночи.

Конечно, Тазарская крепость все ещё кишела гулями и ожившими трупами — тварями, что были способны переносить солнечный свет, пусть тот и причинял им боль. До конца битвы оставалось ещё далеко. И все же теперь Барерис был уверен, что он и его союзники победят. Но, если расценивать их победу как акт отмщения, её все равно было недостаточно. Ничего и никогда не будет достаточно, чтобы расплатиться за его потерю, но, по крайней мере, начало оказалось положено. Хотя бард и был вымотан до предела, он широкими шагами направился к разрушенной стене и хаосу шума кипевшей там драки, ища, кого бы ещё прикончить. Зеркало, который по какой-то причине был невосприимчив к очищающей силе солнечных лучей, последовал за ним.

Глава 14

17 Киторна, год Возвышения Эльфийского Рода

Аот сделал глоток пива, рыгнул и произнес:

— Одно неоспоримое достоинство у нежити все-таки есть. Захватывая замок, они, по крайней мере, не выпивают до капли весь эль.

По правде говоря, у него и правда была веская причина этому радоваться. Учитывая то, сколько священников погибло от взорвавшихся факелов Сзасса Тэма, целебной магии катастрофически не хватало. Как капитан и боевой маг, он имел полное право воспользоваться помощью жрецов, чтобы те срастили переломанные кости ему и Яркокрылой, но ушибы, какими бы болезненными они ни были, это совсем другое дело. Нимия и многие другие знакомые ему офицеры без колебаний приказали бы истратить на себя ещё одну порцию исцеляющей магии, но только не он — не тогда, когда столько простых солдат могут умереть, так не дождавшись помощи жрецов. Он просто переносил это неудобство, как мог, и алкоголь ему помогал, как помогал и во многом другом.

Сидящий по другую сторону небольшой обшарпанной гостиной, которая составляла большую часть их нынешнего жилища, Барерис, методично точивший кинжал, поднял голову и спросил:

— Как ты думаешь, когда мы направимся в горы?

Аот вздохнул. Реплика его друга не имела никакого отношения к его собственной, но бард хотя бы отреагировал на его слова. В половине случаев он даже не утруждался ответить, когда кто-то с ним заговаривал.

— Сложно сказать. Ты знаешь не хуже, чем я — после такого большого и тяжелого сражения, как это, армии нужно время, чтобы вновь прийти в боевую готовность. Возможно, когда тарчионы решат выдвинуться в путь, до той подземной крепости, о которой ты говорил, будет проще добраться через портал в Дельхумиде.

— Нет, — лезвие прошуршало по точильному камню. — Некроманты знают, что нарушитель уже обнаружил и использовал его. Сомневаюсь, что он там ещё есть.

— Может быть, ты и прав, — на самом деле Аот не был уверен, что Нимия и Мислантос вообще решат отправиться на охоту за этим «Ксингаксом» и его сторонниками. Зулкиры не отдавали им такого приказа, переход через Рассветные Горы окажется тяжелым, вдобавок кто мог поручиться, что Барерис сумеет отыскать убежище волшебников снова? Но у него было чувство, что бард ещё не был готов это услышать.

Барерис кинул на него сердитый взгляд.

— Звучит так, словно ты и вовсе не хочешь туда идти.

— Я не захочу никуда идти в течение ещё как минимум пары дней. Если бы ты тоже вышел из боя с такими травмами, то понял бы меня. В любом случае, я — солдат. Я иду туда, куда приказывает мне мой тарчион.

— А что насчет Чати?

— Она мне нравилась. Мне её не хватает. Но её смерть не заставит меня отказаться от того, чтобы прожить остаток своих дней. Она бы сама этого не хотела. Сомневаюсь, что твоя Таммит желала для тебя подобной участи.

— Ты не понимаешь. Не можешь понять. Ты был с Чати совсем недолго, а я… Вся моя жизнь была посвящена только Таммит.

— Это прекрасно — любить и быть любимым, но каждый человек должен жить, исходя в первую очередь из своих собственных интересов.

— Я всего лишь хотел сделать её счастливой, но в итоге во всем её подвел. — Барерис рассмеялся. — Во имя Арфы, как же мягко это звучит, а? Подвел её. Да я её уничтожил.

— Любой священник сказал бы, что ты освободил её душу. Будь уверен, ты сделал для неё все, что мог. Чудо, что ты вообще сумел отыскать её след.

— Если бы я остался в Безантуре…

–..А я чуть раньше понял, что факелы опасны, Чати, возможно, осталась бы жива. Когда все идет не так, всегда можно найти это «если», но есть ли смысл размышлять об этом? Ты только терзаешь себя.

Барерис встал и потянулся к поясу с ножнами, висевшему на вбитом в стену колышке, рядом с которым было прислонено копье Аота.

— Пойду прогуляюсь.

— Друг мой, если я как-то задел тебя своими словами, извини меня.

Барерис покачал головой.

— Не в этом дело. Просто… — засунув только что заточенный клинок в ножны, он застегнул пояс с оружием. — Просто мне нужно побыть одному.

Даже в первые месяцы своих монашеских тренировок Маларк никогда не чувствовал себя настолько вымотанным, как сейчас. Он всей душой хотел как можно быстрее добраться до места назначения, но, тем не менее, когда до цели осталось совсем немного, он все же направил своего летающего коня ближе к тракту. Если Тазарской крепостью все ещё владела нежить, он будет меньше бросаться в глаза, приближаясь к ней по земле. Если же легионерам удалось отбить твердыню, он не хотел, чтобы его приняли за призрака. Скорее всего, сейчас воины будут относиться с подозрением почти ко всему, что летает по воздуху.

Его лошадь фыркнула, выражая недовольство спуском. Когда это магическое существо сотворили в первый раз, оно не умело проявлять никаких эмоций, а его черная шерсть куда меньше походила на волосы настоящей лошади. Маларк задался вопросом, не стало ли это иллюзорное создание более реальным за время своего существования, пока его ощущали и использовали.

Этот вопрос заинтриговал его, но сейчас было не время над этим раздумывать. Ему лучше сконцентрироваться на осмотре окружающей местности, чтобы какой-нибудь скелет или ужасающий воин не заметил его первым.

Он поднялся на холм, и вдали показался замок. У его полуразрушенных стен был разбит армейский лагерь — видимо, не всем солдатам хватило места внутри. Маларк улыбнулся, ведь твердыню окружали войска живых существ, людей и орков. Несмотря на то, что с такого расстояния они казались совсем крошечными, шпион увидел, что воины свободно разгуливали в лучах солнечного света, а с подветренной стороны отчетливо ощущались запахи готовящейся на кострах еды и выгребных ям. Вдобавок на шпилях внутри крепости развевались знамена Тэя, Пиарадоса и Талазара.

Он галопом влетел в лагерь. Такое впечатление, что там царила атмосфера летаргической усталости, но все же незнакомца вскоре заметили, и один из солдат подошел спросить, что за дело привело его сюда.

— Я — эмиссар тарчиона Фласс, — ответил шпион. — Мне нужно немедленно увидеть Нимию Фокар и Мислантоса Дарамоса.

Нимия с любопытством рассматривала Маларка Спрингхилла. Она слышала об иностранном помощнике Дмитры Фласс, но ей никогда раньше не приходилось встречать его лично. Несмотря на то, что его путешествие, судя по всему, оказалось весьма утомительным, он опустился на колени, не выказывая никаких признаков усталости или раздражения, а в пронзительном взгляде его зеленых глаз сквозили интеллект и самообладание. Первое впечатление её было таково, что его репутация соответствовала действительности.

— Встань, — произнес Мислантос, — и расскажи нам, какое дело привело тебя сюда.

Своим командным центром они избрали помещение, расположенное у самой крыши центральной цитадели. По случаю хорошей погоды окна были распахнуты, и в помещение свободно проникал свежий воздух и солнечные лучи. Был полдень, и престарелый военачальник сидел на стуле около одного из выходивших на запад окон. Золоченые волшебные символы на его нагруднике переливались на солнце, и Нимия мельком задалась вопросом, испытывал ли он во время кампании хоть какое-то неудобство от ношения полного доспеха.

— Благодарю вас, — произнес Маларк. — Я понимаю, что в последние дни вы были заняты тем, что отбивали у нежити долину и замок, но могу ли я спросить, насколько вы осведомлены о том, что в это время происходило в остальных областях Тэя?

— Сзасс Тэм, — произнес Мислантос, — попросил своих коллег-зулкиров избрать его регентом, но они отказались.

Маларк улыбнулся.

— Рад, что вы уже знаете об этом. Это позволит нам сэкономить время, а его у нас не так много, чтобы тратить впустую. Но, думаю, есть факты, о которых у вас не было возможности узнать. Все недавние события были подстроены Сзассом Тэмом, который хотел увеличить свои шансы на то, что остальные зулкиры примут его предложение. Помимо всего прочего он организовал убийства Друксуса Рима и Азнара Трула, вмешался в выборы Преобразователей, предал тэйскую армию рашеми и разжег бунты в главных городах. В общем, делал все, что, так или иначе, служило на пользу его плану.

«Нет — подумала Нимия. — Я не хочу обо всем этом знать». Пусть им и пришлось взять некромантов под стражу и уничтожить их прислужников, ужасающих воинов, но лич сам велел ей и Мислантосу уничтожить налетчиков-нежить, созданных его последователями, и им это удалось. В итоге все, казалось, пришло в норму. Хотя Сзасс Тэм почти наверняка уже знал об успехах армий Пиарадоса и Талазара, он не обрушился на них с возмездием. Она питала надежду, что ей удастся выбраться из этой сумасшедшей, парадоксальной ситуации без вреда для себя.

И все же вот он — невысокий человек с родинкой на подбородке, который рассказывает ей о тайнах, о которых ей лучше бы не знать, и почти наверняка намеревается впутать её в очередную опасную авантюру. Она с радостью размозжила бы ему голову своей булавой и выкинула труп из окна.

Нахмурившись, Мислантос обвел пальцем руну на своей броне.

— Всего мы не знали, но твои слова меня не удивили. Нам стало известно, что умертвий, с которыми нам пришлось сражаться, создали и направляли Красные Волшебники Некромантии.

Нимии захотелось ударить и его. «Зачем ты ему это рассказываешь? — подумала она. — Достаточно плохо уже то, что мы сами об этом знаем, но ещё хуже — разболтать об этом одному из агентов Дмитры».

— В этом есть смысл, — произнес Маларк. — Такой расклад с самого начала предоставил ему ещё одну возможность поиграть в спасителя, и, даже после того, как остальные зулкиры отвергли его предложение, он продолжил служить его планам.

— Звучит, — произнес Мислантос, — словно ты знаешь, что он затевает.

— Так и есть — сказал Маларк. — Когда после голосования всем стало ясно, что Сзасс Тэм все ещё ведет свою игру, тарчион Фласс дала мне задание выяснить, в чем состоит его новая цель. Мне вовремя пришло на ум, что в результате неудачного вторжения на территорию рашеми он располагает абсолютной верностью тарчионов Крен и Одессейрона, и эти раздумья натолкнули меня на довольно тревожное предположение. Используя магическое существо, гораздо более быстрое, чем обычная лошадь, я проехал немалое расстояние, чтобы выяснить, соответствует ли оно истине, и обнаружил, что не ошибся. Сейчас легионы Гауроса и Сюртэя, недавно усиленные значительным количеством воинов-нежити, движутся на юг.

— По твоим словам, — произнес Мислантос, — после того, как другие зулкиры отказались возвести его на трон, Сзасс Тэм все ещё хочет захватить его — на этот раз силой оружия?

— Да, и ваша армия, включая Пылающих Жаровен, находится слишком далеко, чтобы их остановить.

Поднявшись, Мислантос жестом указал на карту, разложенную на одном из стоявших в ряд столов.

— Покажи, по какому маршруту движутся северяне.

Маларк приблизился к столу, и Нимия, нервы которой были натянуты, как тетива лука, неохотно встала и тоже подошла ближе.

Концом пальца иностранец очертил маршрут на тонкой пергаментной карте.

— Как я могу реконструировать события, они повернули на восток через малонаселенную часть Элтаббара и сейчас направляются на юг, в Лапендрар.

Мислантос кивнул.

— На их месте я поступил бы так же. Пирас Ауториан верен Сзассу Тэму, но армии будет непросто преодолеть Второй Откос, перебраться через пики Тэймаунта, а затем ещё раз спуститься с гор. У многих Красных Волшебников есть имения в горах и на южной стороне плато, поместья и города там расположены слишком близко, чтобы армия смогла пройти мимо незамеченной. Кто-нибудь, враждебно относящийся к их намерениям, непременно их увидел бы.

— Это так, — произнесла Нимия. — Но кто-нибудь, разумеется, обнаружил, что они идут через Лапендрар. Пусть армия Хезасса Нимара недостаточно велика, чтобы остановить их, почему он не предупредил совет об их приближении? Почему одному из агентов Дмитры Фласс пришлось пойти на риск и самолично отправиться туда, чтобы это выяснить?

— Осмелюсь предположить, — ответил Маларк, — что Хезасс Нимар тоже пляшет под дудку Сзасса Тэма. Он не столь зависим от лича, чтобы передать свои собственные, довольно скудные силы в его распоряжение — а, возможно, Сзассу Тэму они попросту ни к чему, ведь кому-то в любом случае нужно охранять границу с Агларондом. Об этом я просто не вправе судить. По крайней мере, он верен личу в достаточной степени, чтобы обеспечить армиям тарчионов Крен и Одессейрона свободный проход по своей территории и сохранить это в секрете, — шпион улыбнулся. — Священник, наверное, рад, что вместо того, чтобы жить в Лаперндаре, как полагается, он предпочел править из Эскаланта. Если некроманты потерпят поражение, он всегда может впоследствии заявить, что и понятия не имел о происходящем.

Мислантос хмыкнул.

— Если мы собираемся строить предположения, давайте гадать о чем-нибудь важном. Куда направляются Крен и Одессейрон? Точно не в столицу, ведь тогда бы им пришлось повернуть не на запад, а на восток. Получается, что цель их путешествия — это Безантур. Тот, кто займет этот город, сможет полностью контролировать всю южную часть государства и подступы к морю. Таким образом, он ещё до начала военных действий сделает огромный шаг к победе.

— Тарчион Фласс согласна с вами, — произнес Маларк, — в особенности потому, что город и весь Приадор в целом сейчас очень уязвим. Его тарчион мертв, и мне известно, что командующие войсками и городской стражей тоже. Подозреваю, что их убили нанятые Сзассом Тэмом Хозяева Теней.

— Я бы хотела знать, — произнесла Нимия, — почему ты предпринял столь долгое путешествие на восток Тэя, чтобы сообщить нам об этом. Мне известно, что твоя госпожа тоже является верной сторонницей Сзасса Тэма.

— Времена меняются. Дмитра решила, что благоразумнее всего будет связать свою судьбу с шестью зулкирами, а не с одним.

— Все же, — произнес Мислантос, — это не объясняет того, что делаешь тут ты.

— Если Приадор не может защитить себя сам, кому-то ещё придется это сделать.

— Ты имеешь в виду нас? — спросила Нимия. — Ты и сам сказал, что мы находимся слишком далеко.

— Но, судя по действиям ваших войск за прошедшие десять дней, они находятся в полной боевой готовности. Ваши люди знают, как справляться с нежитью. В вашем распоряжении самые грозные боевые священники в Тэе. В отличие от ваших, многие другие легионы все ещё отсиживаются в гарнизонах, где находились в более-менее мирных условиях с тех пор, как была введена новая торговая политика. После всего, что Сзасс Тэм сделал, чтобы завоевать расположение солдат, многие из страха или уважения откажутся поднимать на него оружие. По правде говоря, учитывая сложившуюся ситуацию, ещё вопрос, сколько тарчионов останется на стороне совета.

Мислантос фыркнул.

— Твои доводы не столь убедительны, как тебе представляется. У нас за спиной тяжелая битва, и несколько дней отдыха принесут нам гораздо больше пользы. И, что важнее всего, огненные жрецы мертвы. Оружие, которым снабдил их Сзасс Тэм, обернулось против них.

Маларк улыбнулся с неприкрытым восхищением.

— Значит, он лишил нас самого, возможно, главного оружия против призраков и им подобных.

— И все же, — продолжил старик, — возможно, мы и правда те, кто тебе нужен. Предположим, что со временем остальным зулкирам удастся собрать достаточно сил, чтобы противостоять северянам. В таком случае первостепенной целью становится замедлить продвижение врага и не дать им добраться до Безантура раньше, чем совет сумеет это сделать. Нимия, твои наездники на грифонах достаточно быстры и умелы, чтобы выполнить эту задачу.

— Проклятье! — взорвалась Нимия, но тут же взяла себя в руки. Недостойно и неблагоразумно двум тарчионам спорить на глазах у подчиненного, особенно такого, который непременно слово в слово передаст содержание этой беседы одному из их соотечественников. — Посланец, подожди снаружи.

— Конечно, — с поклоном отступив, Маларк прикрыл за собой дверь.

— Как я понимаю, — произнес Мислантос, — мое предложение пришлось тебе не по вкусу.

— Да как ты смеешь допускать, — процедила она, — что я вообще намереваюсь выступить против Сзасса Тэма, даже не обсудив это со мной?

— Ах, — вздохнул он. — Возможно, это было самонадеянно с моей стороны, так что приношу свои извинения, но я думаю, что точка зрения Дмитры Фласс вполне разумна: шестеро зулкиров сильнее, чем один.

— Даже если этот один — Сзасс Тэм?

— Ну, мы можем на это надеяться.

— Даже когда мы точно знаем, что он уже контролирует Гаурос, Суртэй, Верхний Тэй и Лапендрар, и понятия не имеем, собираются ли другие тарчионы, кроме Дмитры — если мы вообще можем доверять этой двуличной шлюхе — противостоять ему? Что будет, если мы выступим против него и обнаружим, что оказались в одиночестве?

Мислантос улыбнулся.

— Это не совсем верно. По крайней мере, на нашей стороне будут остальные шестеро зулкиров и их магические ордена.

— Пока кто-нибудь из них не решит, что выгоднее переметнуться к личу. Ты знаешь их натуру.

— Да. Знаю. И что ты думаешь?

— Этот иностранец доставил нам не указы совета. Дмитра, несмотря на все свои слова, равна нам по чину и не может нам приказывать.

— Это так. По-видимому, ей не хватило времени на то, чтобы связаться с зулкирами.

— Значит, мы вообще не обязаны что-либо предпринимать. Мы можем просто оставаться на востоке и предоставить остальным устроить резню в Приадоре.

Мислантос скривился.

— Звучит заманчиво. Мы оба долгое время оставались на плаву, лавируя между соперничающими зулкирами и не вмешиваясь в их дела, но, боюсь, сейчас это стало невозможно. Старая вражда вылилась в открытую войну, и, если ты не решишь, кого будешь поддерживать, обе стороны сочтут тебя врагом.

— Предположим, ты прав. В таком случае я хочу оказаться на стороне победителя. Насколько ты уверен в том, что совет одержит верх над Сзассом Тэмом?

— Честно говоря, я вообще в этом не уверен, но мне хочется довериться своему предчувствию. Вдобавок за последнее время я уже достаточно насмотрелся на нежить, и меня уже тошнит от одного их вида. Я не хочу, чтобы единоличным правителем моей родины стал лич.

Нимия вздохнула.

— Как и я. Он заставил своих чудовищных питомцев обрушиться на мой тарч, приказал мне избавиться от них, а затем предал нашу армию, нанеся ей невосполнимый урон в наихудший момент из всех возможных. Нет, сейчас я испытываю к нему слишком сильную ненависть и недоверие, чтобы его поддерживать.

— Значит, ты со мной согласна.

— Да, будь ты проклят. Я могу заставить Грифоний Легион подняться в воздух ещё до заката, но подготовить остальную часть армии к форсированному марш-броску будет сущим кошмаром. Нам очень повезет, если солдаты не поднимут бунт. — Внезапно её поразила одна мысль. — Мы все ещё держим наших некромантов в плену. Если мы захватим их с собой, это замедлит наше продвижение, а, если оставим их в тылу с немногочисленной охраной, то они непременно попытаются бежать, несмотря на оковы и кляпы.

— Тогда нам придется их убить.

Нимия провела рукой по голове.

— Просто взять и убить толпу Красных Волшебников.

Мислантос усмехнулся.

— Не говори мне, что тебе никогда этого не хотелось.

Прищурившись, Аот внимательно рассматривал горы, но именно Яркокрылая заметила предполагаемых путников и указала ему на них. Барерис карабкался по узкой, каменистой дороге, на его боку висел меч, а лук был привязан поперек спины. За ним летел Зеркало; вне боя и на солнечном свету он выглядел, словно едва заметный сгусток тени.

Сложив крылья, Яркокрылая нырнула и приземлилась перед ними, преграждая им путь, пусть это и не было тем, что именно хотел Аот. За спиной Барериса, в долине, виднелась Тазарская крепость, маленькая, словно кукольный домик. Внутри неё и в окружавшем её лагере царила суета, вызванная скорым отбытием; это зрелище напомнило Аоту муравейник.

— Мне нужно следить за своими людьми, — произнес он. — Нужно собрать вещи. У меня нет времени за тобой гоняться.

Барерис пожал плечами.

— Тогда не гоняйся.

— Значит, мне нужно позволить тебе выбросить свою жизнь на свалку? Когда я увидел, что твои пожитки исчезли, то понял, что именно ты хочешь предпринять. Это безумие. Даже если тебе удастся опять отыскать крепость некромантов, ты же не можешь штурмовать её в одиночку.

— Я не один. Зеркало решил последовать за мной.

— И все же это — безумие.

— Те, с кем я должен сражаться — это Ксингакс и его соратники. Вы, солдаты, решили не атаковать их — увы, мне не повезло, но это не значит, что я должен отказаться от исполнения своего долга.

— Я понимаю, почему ты хочешь уничтожить Ксингакса, но всю мощь своей ярости ты должен приберечь для Сзасса Тэма, ведь именно на нем лежит главная ответственность за преображение Таммит. Ксингакс был простым исполнителем его воли.

Рот Барериса сжался.

— Полагаю, что это так.

— Тогда иди с армией на восток, идиот! Для таких, как мы, это единственная возможность навредить Сзассу Тэму. Сейчас как раз для этого самое время. Если мы позволим ему взять Безантур, то потом у нас уже не будет шанса его остановить. Ксингакса ты можешь уничтожить и позже.

Несколько мгновений Барерис потратил на раздумья, а затем произнес:

— Хорошо. С одним условием.

Аот фыркнул.

— Я проделал весь этот путь, чтобы удержать психа от самоубийства, и он ещё выставляет мне какие-то условия! Ну, чего же ты хочешь?

— Грифона. Наверняка кто-то из них потерял своего наездника во время боя. Позволь мне полететь с тобой на запад.

— Ты когда-нибудь летал на грифоне?

— Нет, но ты можешь научить меня, а я песней установлю связь между собой и своим животным. Ты видел, как я проделывал это раньше.

Теперь пришла очередь Аота погрузиться в раздумья. Барерис и Зеркало могли оказаться бесценными союзниками во время последующих боев, но в то же время он понимал, какую опасность могут представлять боевые действия для новичка.

— Прошу тебя, — произнес Барерис. — Только что ты назвал меня сумасшедшим. Я знаю, что только в шутку, но порой я и правда чувствую, что вот-вот сломаюсь. Но это легче переносить, когда я убиваю тех, кто изменил Таммит. Мне проще будет сражаться рядом с тобой, а не плестись день за днем вместе с войском в надежде, что в конце пути нас ждет битва.

— Ну хорошо, — произнес Аот. — Мы найдем грифона, который остался без хозяина, и посмотрим, удастся ли тебе зачаровать его.

— Это уже будет больше, — сказала Яркокрылая, — чем ты когда-либо делал для меня.

Глава 15

22–27 Киторна, год Возвышения Эльфийского Рода

Дорога к Приадору вела почти параллельно Первому Откосу, и северные легионы растянулись по всей её длине на целые мили. Барерис понимал, что ему и его товарищам придется оставить основную часть орды в покое, по крайней мере пока на небесах светит солнце. В открытом бою у него и его товарищей не было и шанса против настолько превосходящих сил.

Но разведотряды — это совсем другое дело. Лишившись их, армия фактически окажется обречена на блуждания вслепую. Поэтому Грифоний Легион, или то, что от него осталось после боев в Пиарадосе и Проходе Тазара, разделился на меньшие отряды, чтобы охотиться на вражеских разведчиков.

Аот со свистом указал концом копья на цель. Проследив за его рукой, Яркокрылая увидела на равнине всадников. Наездники снизились, нетерпеливый грифон Барериса сложил крылья ещё до того, как бард подал ему сигнал.

Когда северяне заметили их, двое воинов устремились прочь — возможно, их лошади от страха понесли. Остальные, очевидно, осознали, что не смогут тягаться в скорости с грифонами, и вскинули луки.

Одна стрела полетела в Барериса, и его грифон повернул в сторону. Бард начал постепенно смещать свой вес, чтобы помочь ему, и грифон раздраженно взвизгнул.

Но стрела все же пронеслась мимо, и мгновением позже грифон обрушился на лучника и его пегую лошадь и вонзил в них когти, опрокидывая на землю.

Барерис огляделся. Вокруг грифоны кромсали своих вопящих противников когтями и клювами; судя по всему, прекрасно обходясь и без помощи наездников. Но не все враги оказались повержены. Некромант в алой робе, выглядывавшей из-под плаща, провыл слова силы и начал творить магические пассы. От движений его рук в воздухе оставались мазки тени.

Барерис закричал. Звук с силой удара молота выбил Красного Волшебника из седла, вынудив его прервать заклинание. Яркокрылая бросилась к нему, и Аот копьем пронзил грудь волшебника.

— Нужно поймать беглецов, — произнес боевой маг.

Барерис пятками пнул своего грифона в бока, тот расправил крылья и взлетел. Они устремились в погоню за всадниками, но увидели, что спешить уже не было нужды. Между тел северян и их лошадей стоял Зеркало — на солнце он выглядел, как тень, глаза и черты его лица были едва различимы.

Барерис подумал, что нужно раздеть поверженных врагов. Маларк Спрингхилл верхом на своей летающей лошади сопровождал всадников на запад, и, хотя сейчас шпион отбыл по своим делам, он настоял, чтобы они первым делом по возможности раздобыли все необходимое снаряжение, чтобы выдать себя за воинов Гауроса и Сюртэя. Вещи тех двоих, кого сразил Зеркало, прекрасно подойдут. Благодаря тому, каким образом он разделался с ними своим призрачным мечом, их одежда не была повреждена или запачкана кровью.

Маларк прочистил горло. Это было более вежливым способом дать о себе знать, чем если бы его отражение внезапно появилось в дамском зеркальце.

Но его появление все равно её напугало. Нефис Сепрет, сидевшая за комодом, обернулась и, увидев, кто прервал её туалет, со вздохом поднесла руку к груди. Один её глаз был подведен ярко-голубым, а второй — ещё нет, и поэтому казался меньше.

— Однажды, — произнесла она, — тебе придется рассказать мне, как ты ухитряешься пробираться сюда, не привлекая внимания слуг.

Он взмахом руки указал на блестящие драгоценные украшения из золота и сапфиров, которые она собиралась надеть.

— Сколько тут прекрасных вещиц, учитывая, что аутарч сейчас занят.

Она улыбнулась.

— Я же не должна скучать в одиночестве из-за его непостоянства.

Маларк вернул ей улыбку, как всегда, невольно очарованный её красотой и наглостью.

— Ты играешь в опасные игры.

— Опаснее, чем шпионаж на тебя и Дмитру Фласс? — Нефис опять повернулась к зеркалу и легким движением подвела голубой краской оставшийся глаз. — Время от времени мне необходимо ощущать ласку молодых рук, а Рамаса я и так держу на коротком поводке. В этом-то и заключается моя ценность, не правда ли?

— И это действительно сейчас делает тебя ключевой фигурой. Полагаю, ты уже догадалась о связи между убийством двух зулкиров, провалившейся попыткой Сзасса Тэма стать королем и прочими недавними событиями, но ты не знаешь, что лич приказал легионам направиться на юг, чтобы захватить трон силой оружия. Скорее всего, его войска пройдут через Анхаурз и выйдут на дорогу, которая ведет к Безантуру.

Она развернулась к нему.

— Ты, должно быть, шутишь.

— Нет, не шучу. Вопрос в том, сумеют ли войска Его Всемогущества преодолеть это расстояние достаточно быстро, чтобы достигнуть побережья, не встретив почти никакого сопротивления, или же что-то задержит их настолько, что их враги успеют собрать достаточно сил, чтобы их остановить?

— Новый мост, — произнесла она.

Маларк кивнул.

— В точку. Если он останется цел и невредим, воины Сзасса Тэма смогут быстро перейти через Лапендрар. Но, если аутарч велит его обрушить, то переправа через реку отнимет у них немало времени. Судя по тому, что ты рассказывала мне о Рамасе Анкалабе, я предполагаю, что, узнав о приближении северян, он примет решение уничтожить мост.

— Да, — произнесла Нефис. — Этот болван уже давно хранит верность Азнару Трулу и его фракции и до сих пор не сменил сторону, но у тебя нет причин для беспокойства. Он может время от времени проводить ночи с проститутками — и спасибо за это Сьюни, иначе когда бы мне найти время на то, чтобы потакать собственным маленьким слабостям? — но он все ещё без ума от меня. Я могу убедить его поступить так, как захочу.

Маларк на мгновение поколебался.

— Я пока не давал тебе инструкций предпринимать какие-то определенные шаги.

Она фыркнула.

— Ты думаешь, в этом была нужда? Сзасс Тэм спас жизнь моему отцу и восстановил его честное имя. Он помог моему брату вступить в ряды Ордена Некромантии и прикрывал Со-Кехура, когда другие ученики хотели причинить ему вред. Да я на все пойду, чтобы ему помочь.

Он вздохнул.

— Я знал, что ты так и ответишь, — и было жаль, что интересы Дмитры Фласс и Сзасса Тэма разошлись. — Тогда я попрощаюсь. Просто будь готова дать совет аутарчу, когда он получит сообщение о приближении армии северян.

Она недовольно надула губы.

— Неужели долг велит тебе покинуть меня так скоро? Почему бы тебе не задержаться и не помочь мне в исполнении моих маленьких капризов?

— Хотел бы, но не могу — мне нужно доставить ещё одно сообщение. Прощай.

Он беззвучно отступил назад в её музыкальную комнату, заставленную арфами и лютнями, вылез из окна и спустился вниз по стене. Затем шпион скользнул в затененную беседку, где мог постоять и все беспрепятственно обдумать.

Записка, спрятанная у него под рубахой, гласила:

Милорд аутарч,

Ваша возлюбленная, леди Нефис, вам неверна. Этой ночью у неё в карамельных апартаментах назначена встреча с любовником. Она использует талисман невидимости, чтобы сохранять эти свидания в тайне, так что те, кто соберутся ловить её на горячем, должны будут применить соответствующие контрзаклинания.

Если лорд этого города был настолько ревнив и вспыльчив, как всегда расписывала Нефис, это сообщение положит конец её влиянию на него раз и навсегда. Единственный вопрос был только в том, как доставить послание незамеченным. К счастью, подобные проблемы редко ставили Маларка в тупик надолго, и через несколько вздохов он понял, как разрешить этот вопрос.

Таверна находилась на полпути между двух форпостов для сбора налогов. Аот подозревал, что хозяина вполне устраивало подобное местоположение своего заведения и то, что сборщики не заглядывают ему через плечо каждый раз, когда он сдает койку или продает кружку эля.

Но сейчас он, наверное, изменил свою точку зрения. Трактирщик, делавший все возможное, чтобы прикрыть своим коротеньким, толстым телом жену и троих детей от вломившихся в общий зал вооруженных незнакомцев, похоже, отдал бы почти все за то, чтобы где-нибудь поблизости располагался гарнизон или воинская часть.

Откровенный ужас этой семьи заставил Аота почувствовать укол вины. В конце концов, эти люди не были врагами и не имели никакого отношения к Сзассу Тэму и его амбициям. Они просто оказались в неверное время в неверном месте. Но на войне всегда творится подобная несправедливость.

— Вам нужно убраться отсюда, — произнес он, — и некоторое время тут не показываться.

Владелец таверны, на круглом, смуглом лице которого привычнее было видеть выраженье веселья, а не ужаса, сглотнул.

— Сэр, прошу вас, я не понимаю. Это место — наш дом, наше средство к существованию. Это все, что у нас есть.

Один из наездников на грифонах поднял меч и шагнул вперед.

— Ну ладно, идиот, шанс мы тебе дали.

— Стой! — резко скомандовал Аот и, когда солдат подчинился, опять перевел взгляд на владельца таверны.

— Сам видишь, что происходит. Можешь забрать с собой деньги и то имущество, которое сможешь унести в руках, но ты в любом случае должен уехать и не возвращаться до конца лета. Поверь, так будет безопаснее для тебя самого.

Жена хозяина что-то шепнула мужу на ухо, и он произнес:

— Хорошо. Мы соберем вещи.

— Только быстро, — ответил Аот.

Они исполнили его пожелание и вскоре выскользнули наружу под струи дождя — подобная погода в Тэе до конца прошлой ночи была почти неслыханным делом. Аот предполагал, что нынешнее ненастье специально устроили умеющие управлять погодой маги, которые находились на стороне совета. Потоки ливня размоют дороги Лапендрара и тем самым ещё больше затруднят продвижение северян — ещё одна мера, чтобы им помешать.

К сожалению, при этом во время полета холод дождевых струй пробирал до костей, а видимость сильно упала, но Грифоньему Легиону пришлось с этим смириться. Аот повернулся к своим людям и произнес:

— Вернемся же к делу. Отравите бочки с пивом и колодец.

Воин, который угрожал хозяину таверны, вскинул голову.

— Ты не думаешь, что у этих ублюдков возникнут подозрения, если они обнаружат, что таверна пуста?

— Простые люди часто стараются убраться с пути марширующей армии, — ответил Аот. — Если это помешает северянам стянуть бочонок-другой эля, оставленный без присмотра, значит, они не похожи ни на одного из солдат, с кем я когда-либо имел дело.

Дмитра окинула взглядом сидящих вокруг стола зулкиров. Как бы лорды-маги ни старались скрыть свои чувства, на их лицах была написана тревога, и не без оснований. У них всех было достаточно причин для беспокойства.

— Ваши Всемогущества, — произнесла она. — Благодарю вас за то, что согласились встретиться со мной.

— Тебе и правда есть за что нас благодарить, — произнес Самас Кул, круглое лицо и толстая шея которого были покрыты красными пятнами. — Во имя Золотой Монеты, я и сам не знаю, что заставило меня прийти сюда. Некоторые из нас уже последовали твоим советам ранее, и каков результат — мы развязали войну с Сзассом Тэмом!

— А если бы мы к ней не прислушались, — бросила Лаллара так же язвительно, как и всегда, — лич бы уже занял королевский трон.

— Может быть, так оказалось бы лучше для всех.

— Нет, — сердито произнес Неврон, от которого исходил запах серы. — Это не так. Я никогда не преклоню колени перед Сзассом Тэмом. Я скорее всю страну спалю в адском пламени.

Ярпилл насмешливо усмехнулась.

— Будет лучше, если мы найдем способ избежать обеих этих крайностей.

— Ваши верные слуги в Грифоньем Легионе, — произнесла Дмитра, — делают все возможное, чтобы замедлить продвижение сил Сзасса Тэма. К сожалению, некоторые другие отряды бездельничают, в то время как им следовало бы торопливо готовиться к сражениям. Иногда они просто боятся выбирать сторону в войне между зулкирами, но иногда — собираются сражаться за лича. У нас возникли подобные проблемы и с простолюдинами, и с благородными, — продолжила она. — Многие не хотят ничем жертвовать и прилагать хоть какие-то усилия для того, чтобы нас поддержать, а кто-то попросту ждет подходящей возможности, чтобы начать шпионить против нас и саботировать наши действия.

— Мы уже в курсе, что Сзасс Тэм проделал впечатляющую работу, чтобы завоевать народную любовь, — проворчал Неврон. — Ты знаешь какой-нибудь способ восстановить наши позиции?

— Надеюсь, что да, Ваше Всемогущество, — ответила Нимия. — Вам шестерым стоит отказаться от кажущейся безопасности замковых стен и начать напрямую общаться с подчиненными: капитанами, лордами и всеми остальными.

Неврон ожег её свирепым взглядом.

— То есть нам, по-твоему, следует умолять их о помощи?

— Нет, конечно же. Вы их повелители — так было и так будет. Проблема в том, что Сзасс Тэм — тоже. Вы должны стать в их мыслях столь же величественными и значимыми фигурами, как и лич. Используйте его тактику — отдавайте им приказы, как обычно, но делайте это сами. Не рассчитывайте, что они будут повиноваться вашим заместителям с тем же усердием и рвением, что и вам самим.

Самас Кул фыркнул.

— Я не в той физической форме, чтобы бешено носиться туда-сюда по стране.

— Тогда вам, возможно, стоит подумать о том, чтобы превратиться в кого-нибудь постройнее, — ответила Ярпилл. — В этом и заключается суть преобразования — как мне, по крайней мере, говорили.

— По правде говоря, Ваше Всемогущество, — произнесла Дмитра, — я не думаю, что именно вам придется много путешествовать. Над Безантуром нависла угроза вторжения, его тарчион и командующий войсками убиты, а Хозяева Теней все ещё ищут способы помешать попыткам организовать сопротивление. Нет в государстве места, где бы больше требовалась огромная организаторская работа. Вы — зулкир, который там живет, глава гильдии, которой город обязан своему процветанию. Вы, и никто другой, сможете привести дела в порядок, если не будете прятаться за крепостными стенами.

— У стен есть свои преимущества, — произнес Лазорил в своей обычной притворно-прохладной манере. — Сзасс Тэм или его доверенные лица уже убили двоих зулкиров. Теперь вы предлагаете оставшимся без нужды подвергать себя опасности.

— Верно, — произнесла Мутреллан. Её кожа, украшенная узорами из коричневых и желтоватых алмазов, напоминала змеиную чешую. — У нас есть причины опасаться предателей даже в рядах своих собственных орденов. Но, полагаю, мне не нужно объяснять вам это.

— Я так понимаю, — произнесла Дмитра, — вы намекаете на то, что я, будучи иллюзионистом, долгое время была больше лояльна Сзассу Тэму, а не вам, ваше сиятельство. Ну, что я могу сказать, кроме того, что помню время, когда вы и сами были рады видеть его своим союзником.

Ярпилл издала смешок.

— Как и Лаллара, Самас и я, так что давайте не будем углубляться в разбор старых просчетов и сосредоточимся на текущих делах. Я думаю, что Дмитра Фласс права. Как бы мы ни заботились о собственной безопасности, мы должны удержать южные тарчи в своих руках, пока это ещё в наших силах.

— Рада это слышать, — произнесла Дмитра, — ведь у меня есть и другие рекомендации.

Самас Кул фыркнул.

— Ну, что там ещё?

— Вы все привыкли к тому, что Сзасс Тэм действует через своих агентов или подчиненных. Так поступаете и вы сами, и все остальные лорды в стране. Но я знаю его и готова поклясться, что, когда настанет время финальной схватки, он самолично вступит в бой. Ясное дело, его волшебство само по себе уже гарантирует ему победу — если, конечно, на нашей собственной стороне тоже не будут сражаться архимаги.

Зулкиры обменялись взглядами. Дмитра с легкостью могла прочесть их мысли. Никто из них не хотел рисковать своей шкурой, ведь на поле боя может пасть даже самый грозный заклинатель, если Леди Удача повернётся к нему спиной. На это и существуют подчиненные. Но главным образом их пугала перспектива вступить в магическую схватку с Сзассом Тэмом. Признавали они это вслух или нет, все зулкиры прекрасно знали, что лич был сильнее каждого из них.

Пауза затянулась, пока Лаллара внезапно не ударила кулаком по столу.

— Будь мы прокляты за трусость! Нас шестеро против одного, разве не так?

Ярпилл улыбнулась.

— Верно, поэтому я думаю, что, если у нас есть хоть капля разума, то мы должны либо принять бой и сражаться, используя все доступные нам ресурсы, либо бежать из страны. К последнему лично я склонности не чувствую. Я только недавно заново обставила мебелью южное крыло своего дворца.

— Хорошо, — выплюнул Самас Кул. — Я позабочусь о Безантуре и всем остальном. Как же горько судьба надо мной подшутила — только мне удалось подняться до ранга зулкира, как все вокруг начало превращаться в дерьмо.

Увидев, что все они согласны, Дмитра с облегчением выдохнула. Её повелители не заботились ни о чем, кроме своих собственных интересов, и это значит, что их хрупкий альянс может рухнуть в любой момент, но по крайней мере сейчас они следуют туда, куда она их ведет.

По прошествии времени дождь стал слабее, превратившись в мелкую морось. Барерис полагал, что это хорошо. Потоки воды не смоют краску с его лица и лиц его напарников.

К сожалению, его одежда успела полностью пропитаться влагой. Хотя ливень и прекратился, бард все равно никак не мог согреться и чувствовал себя вымотанным до предела. Дни и ночи, полные полетов и сражений, и почти полное отсутствие сна брали свою плату. Бард под нос запел укрепляющее заклинание, и по его мышцам пронесся заряд жизненной силы, а нервы натянулись, как струна.

К северу от вражеского лагеря ночь прорезала ослепительная вспышка — там Аот верхом на Яркокрылой устремился вниз, творя огненную магию. Повозки с припасами промокли так же сильно, как и все остальное, и боевой маг не был уверен, что мощи его заклинания хватит, чтобы они занялись огнем, но колеблющийся желтый свет становился все сильнее — значит, ему это все же удалось. Послышалось лошадиное ржание и крики людей.

Если удача окажется на их стороне, пламя отвлечет всех врагов, даже стражей. Одетые в форму врага Барерис, Маларк и десять их товарищей, кожа которых была покрыта коричневыми пятнами, а глаза окутывало свечение, выскочили из укрытий и бросились к окраине лагеря.

Никто не заметил их появления. Только зомби, ожидавшие команд некромантов, бесцельно бродили внутри лагеря, подволакивая ноги. По крайней мере, именно так это и должно было выглядеть в глазах северян.

Несколько вражеских воинов стояли, болтая и бестолково тараща глаза в направлении пожара. Барерис и его товарищи обогнули их кругом, чтобы атаковать сзади. Обнажив меч, бард вонзил его в спину одного из воинов. Маларк легким ударом ребра ладони сломал другому шею.

Наконец кто-то их заметил и заорал, поднимая тревогу. Северяне стремительно бросились к своим мечам и щитам. Барерис и его союзники успели убить ещё нескольких солдат, прежде чем поняли, что пришло время для отступления. Их маскировка не обманет дотошного наблюдателя, и у них не было ни шанса справиться со всеми врагами, что находились поблизости. Расчистив дорогу обратно, они побежали туда, где их дожидались грифоны и летающая лошадь Маларка, готовые доставить их в безопасное место.

Потеря припасов немного помешает армии. Смущение и тревога при мыслях о том, что некоторые из их собственных слуг-нежити повернули против своих хозяев, могут привести воинов в ещё большее замешательство. Всё годилось для того, чтобы замедлить продвижение врагов хотя бы на несколько лишних мгновений.

В один ужасный момент Аоту показалось, что он свалился со спины Яркокрылой, а затем он проснулся и обнаружил, что так оно и было. К счастью, сейчас он не парил высоко в небесах, а спал, положив на неё свою голову и плечи, как на подушку, и, когда она поднялась на ноги, он оказался на сырой холодной земле. Словно гончая на охоте, Яркокрылая стоя вглядывалась в царившую между деревьями темноту.

Аот чувствовал себя неловким, больным, а в его глаза словно песка насыпали, но он сгреб копье и тоже поднялся на ноги.

— Что там?

— Не знаю, — ответила грифониха. — Что-то ужасное.

Между двумя дубами возникла тень.

— Не слишком обнадеживает.

Аот воспользовался глазами Яркокрылой, чтобы тоже видеть в темноте, и затененный силуэт превратился в изможденного темноглазого человека. При себе у новоприбывшего был прямой эбонитовый посох без всяких украшений, а пальцы, видневшиеся из-под рукавов его магической мантии, выглядели сморщенными и шелушащимися.

В первое мгновение Аот мог только стоять и смотреть, застыв при мысли, что сейчас его жизнь оборвется. Затем он начал опускать копье и сделал вдох, чтобы создать заклинание. Он — воин и, по крайней мере, может погибнуть в бою.

— Нет! — завизжала Яркокрылая. — Он не нападает!

Сзасс Тэм улыбнулся.

— У твоего фамильяра хорошие инстинкты, капитан Фезим. Рискуя показаться нескромным, скажу, что я… чрезвычайно могущественен. Когда я убиваю собственными руками, то выбираю жертву не слабее архимага, полубога или целой армии. О том, что меньше, едва ли стоит беспокоиться, но это не значит, что ваша храбрая и находчивая компания не заслуживает некоторого внимания.

Аот сглотнул.

— Не понимаю.

— Я бы хотел переговорить с тобой и другими офицерами, — Сзасс Тэм жестом указал на центр рощи, где усталые наездники на грифонах разбили лагерь в напрасной надежде, что деревья скроют их от вражеских глаз. Его рукав соскользнул к запястью, открывая сморщенную кисть. — Ты гарантируешь мне безопасный прием?

— Да, — произнес Аот. Ответить иначе просто не представлялось возможным.

Ему казалось, словно он все ещё спит и видит сон. Боевой маг повел Сзасса Тэма к спящим и храпящим товарищам. Яркокрылая следовала за личем, чтобы при необходимости иметь возможность атаковать его со спины, хотя Аот чувствовал, что она разделяла его уверенность в том, что Сзасс Тэм может в любой момент раздавить их, как муравьев.

Лич обвел взглядом спящих людей и грифонов.

— Собираешься их разбудить сам или это сделать мне?

— Я сам, — ответил Аот. — Подъем всем! — эти обыденные слова только подчеркнули нереальность происходящего.

Заворочавшись с тяжелыми вздохами, люди принялись протирать глаза и откидывать покрывала, но, увидев, кто сумел их выследить, ошарашено замирали, как и сам Аот. Все, кроме одного. Взвившись в воздух, Барерис одним смазанным движением выхватил меч и рванулся к некроманту. Аот бросился наперерез ему, но понял, что не успеет.

Меч Барериса устремился к голове лича, но Сзасс Тэм перехватил его рукой. Зачарованное лезвие должно было прорезать его костяные пальцы, но вместо этого Аот увидел, как вверх по мечу устремилась какая-то злобная энергия. Клинок превратился в кучу обломков, а Барерис рухнул на землю.

Обнажив меч, Зеркало, очертаниями фигуры сейчас напоминавший Аота, понесся к личу. Сзасс Тэм просто кинул на призрака взгляд, и Зеркало застыл статуей из мерцающего мрака.

Воины схватились за оружие, а грифоны приготовились к прыжку. Все они испытывали ужас перед Сзассом Тэмом, но сейчас, когда бой уже начался, никто не намеревался праздно стоять и смотреть, как лич повергает их товарищей. И, коли на то пошло, Аот тоже. Он зарядил копье силой.

Сзасс Тэм взмахнул посохом. Вокруг его тела возникли световые узоры всех цветов радуги, которые тут же начали складываться в разнообразные фигуры. Несмотря на необходимость немедленно действовать, зрелище оказалось настолько увлекательным, что Аот не мог оторвать от них взгляда. Без сомнения, его товарищи тоже подпали под власть этих чар.

— Когда я вошел в ваш лагерь, мне было обещано перемирие, — произнес Сзасс Тэм. — У мечника и призрака не было никакого права нападать на меня. Но даже в этом случае я лишь ненадолго их обездвижил. Так вот — дадите ли вы мне поговорить с вами или я должен уничтожить всех вас, пока вы беспомощны?

Аоту, ошеломленному игрой огней, было трудно даже думать, не то, что говорить, но он все же сумел выдавить из себя несколько слов:

— Вы сможете поговорить. Больше никто не поднимет на вас руку.

— Хорошо, — произнес некромант, и ореол вокруг него пропал. — И кто же твои коллеги-офицеры?

Люди, о которых он спрашивал, выступили вперед, некоторые после секундной заминки. Сзасс Тэм жестом указал на прогалину в нескольких ярдах поодаль.

— Похоже, там достаточно места, чтобы мы могли сесть и побеседовать. Сделаем же так?

Офицеры обменялись взглядами, а затем двинулись в направлении, которое указал им зулкир. Аот предполагал, что эта ситуация и им казалась настолько нереальной и вышедшей из-под контроля, как и ему самому. Он пошел за ними.

— Помоги мне, — прохрипел Барерис.

Аот фыркнул.

— Ты уже использовал свой шанс на глупость.

— Если ты обещал Сзассу Тэму перемирие, я был неправ, нарушив его, и я извиняюсь за это, но мне необходимо услышать, что он хочет нам сказать.

— Постарайся, чтобы я об этом не пожалел, — Аот вздернул Барериса на ноги, закинул руку барда на свои плечи и практически дотащил его до свободного места. Насколько он мог судить, Барерис действительно не был ранен по-настоящему. Сзасс Тэм просто высосал из него всю силу.

Некромант сардонически улыбнулся при виде того, как Аот положил Барериса обратно на землю.

— Я верю, что присутствие этого джентльмена не помешает нам цивилизованно побеседовать.

— Он будет держать себя в руках, — заверил его Аот. Он сделал паузу, ожидая, что кто-нибудь из старших возьмет на себя роль главного представителя Грифоньего Легиона, но затем понял, что никто больше не намерен выдвигать свою кандидатуру. — Что вы хотите сказать нам, Ваше Всемогущество?

— Полагаю, — ответил лич, который уселся на траву, скрестив ноги, словно обычный человек, — что мне следует начать с поздравлений. Ваша тактика сработала. Вам действительно удалось задержать мою армию на достаточный срок, чтобы достигнуть своей цели.

Несмотря на страх перед личем, Аот почувствовал укол удовлетворения.

— Значит, вам не удастся взять Безантур без серьезного сражения.

— Увы, — произнес Сзасс Тэм, — мне это вообще не удастся, по крайней мере, в следующую пару месяцев. Мои коллеги собрали значительные войска, которые своими маневрами стремятся перерезать мне путь, и, как мне доложили, остальные зулкиры намереваются самолично принять участие в битве. Мне придется вступить с ними в бой, имея за спиной Лапендрар, воды которого отрежут мне путь к отступлению, если в нем возникнет необходимость. Даже если победа окажется на моей стороне, Самас Кул уже подготовил Безантур к осаде. Учитывая все эти факторы, я и мои тарчионы полагаем, что наилучшим решением будет отступить.

— Тогда мы выиграли, — произнес Маларк.

Из них всех он, казалось, наиболее свободно чувствует себя в присутствии лича. Возможно, служа помощником Дмитры Фласс, он видел его довольно часто и успел привыкнуть к его виду, а, возможно, в мире было не слишком много вещей, способных его напугать или удивить.

— В определенном смысле — да, — произнес Сзасс Тэм, — но сейчас самое время обсудить, что именно вы выиграли. Помешав мне, вы просто обрекли Тэй на долгую затяжную войну вместо короткой схватки, войну, которую будут сопровождать такие разрушения, на которые способно только волшебство архимагов. По мне, так это особой роли не играет. Все равно в конце концов победителем окажусь я, а, будучи бессмертным, я располагаю достаточным количеством времени, чтобы отстроить все заново. Но я бы предпочел избавить простых людей от бед и страданий, что им сейчас грозят.

Аот пожал плечами.

— Знать ничего об этом не знаю. Зато точно знаю, что мы должны следовать приказам и исполнять свой долг.

— Почему же, — спросил Сзасс Тэм, — вы полагаете, что ваш долг в том, чтобы подчиняться остальным зулкирам, а не мне?

— Хороший вопрос, Ваше Всемогущество, — с улыбкой произнес Маларк, — ведь очевидно, что ни один из ваших поступков не является вероломным, аморальным или незаконным. Так просто не может быть, ведь зулкиры сами своей волей определяют, что хорошо, а что плохо.

— Припоминаю, — произнес Сзасс Тэм, — что ты родом из Лунного Моря. Возможно, тебя забавляет высмеивание нашего тэйского образа мыслей.

— Ни в коей мере, — возразил Маларк. — Своими словами я лишь хотел сказать, что понимаю вашу логику. Я признаю, что ваша власть столь же легитимна, что и власть совета, и выбор между вами зависит только от самого выбирающего.

— Тогда почему бы не последовать за мной, — произнес лич, — и не исправить немного вреда, который вы причинили? Это в ваших силах. Вы можете нанести сокрушительный удар совету до того, как до них дойдет, что вы сменили сторону, а впоследствии я буду хорошо с вами обращаться. Вы займете высокие чины в будущем Тэе, в то время как продолжив следовать нынешним курсом, вы познаете лишь поражение и несчастья.

— Возможно, — произнес Маларк. — Я бы точно не стал делать ставку против вас, Ваше Всемогущество, но, даже зная, что это решение не совсем разумно, я все же предпочту остаться вашим противником.

Сзасс Тэм поднял голову.

— Почему?

— Ничего личного, но должен признаться, что меня отталкивает нежить. Всему в мире отмерен свой срок, так что мне не по вкусу мысль о короле-личе, и я не питаю отвращение при мысли о долгой войне, которую вы предсказали. Это обещает быть довольно интересно.

— Я тоже против вас, — произнес Аот, хотя при этих словах он и почувствовал, как вокруг его шеи затягивается веревка. — Я дал клятву Нимии Фокар, так что пока она остается на стороне совета, я тоже остаюсь, — он поколебался. — Но, вообще-то, есть кое-что ещё. Я видел, что ваши налетчики-нежить сотворили в Пиарадосе с «простыми людьми», которых вы, по вашим словам, хотели пощадить. Я видел, как взрываются факелы в руках священников, которые вам доверяли, и все это костью стоит у меня в горле.

— Я сожалею об этих смертях, — произнес Сзасс Тэм, — но они были необходимы для достижения высшей цели.

— Какой «высшей цели»? — требовательно спросил Аот. — Фактически вы уже были правителем Тэя. Остальные зулкиры чаще всего следовали вашей воле. Зачем же вам эта корона на голове, если это означает, что наша страна окажется в руинах?

Сзасс Тэм заколебался.

— Все немного сложнее.

— Не для меня, — процедил Барерис. — Ваши слуги уничтожили женщину, которую я любил, и сотни невинных вроде неё. Вы сделали себя врагом своего собственного народа, и мы должны бы быть полными психами, чтобы вновь хоть когда-либо поверить вам и выказать свою преданность.

— Вы, джентльмены, разочаровываете меня, — произнес лич. — Разве среди вас нет людей с незашоренным и ясным мышлением? Разве то, что несколько крестьян умерли днем или неделей раньше положенного им срока, действительно имеет значение? В итоге каждый страдает и умирает, и мир продолжает вертеться дальше. Это грустно и достойно сожаления, но так все устроено. — Он посмотрел на Барериса. — Через год или два ты забудешь о своей возлюбленной, которую, как сейчас думаешь, боготворил.

— Ты ошибаешься, — сказал Барерис. — Я никогда не забуду её и сделаю так, чтобы и вы тоже.

Сзасс Тэм обвел взглядом сидящих в кругу капитанов.

— Спрошу ещё раз: все ли вы придерживаетесь одного мнения? Разве никто не верит, что Грифоний Легион должен сражаться на стороне старейшего и сильнейшего из зулкиров? Волшебника, которого вы в мыслях и так считали истинным правителем Тэя?

Очевидно, так и было. Возможно, многие и спрашивали себя, насколько мудрым оказался их выбор, но, пока Аот, Маларк и Барерис выступали единым фронтом против Сзасса Тэма, они не говорили ни слова, охваченные трепетом и страхом перед личем, и сейчас им, возможно, тоже было проще промолчать.

— Пусть так и будет. Но не говорите, что я не предоставил вам шанса, — Сзасс Тэм встал, и Аот напрягся. Перемирие или нет, его бы не удивило, если бы некромант, получив отказ на свое предложение, ударил по ним каким-нибудь ужасным заклинанием.

Вместо этого лич просто кивнул, повернулся к ним спиной, словно они были его доверенными товарищами, и направился к окраине лагеря.

— Ваше Всемогущество! — окликнул его Маларк.

Сзасс Тэм оглянулся.

— Да?

— Могу я задать вам один вопрос?

— Давай, хотя я и не обещаю, что дам тебе ответ, который ты сможешь понять.

— Почему вы убили Друксуса Рима?

— Как хитроумно с твоей стороны этим поинтересоваться. Достаточно сказать, что я упоминал о необходимых жертвах, и бедняга Друксус был самой существенной и достойной сожаления из всех. — Сзасс Тэм сделал ещё один шаг и внезапно исчез меньше чем за секунду.

Аот понял, что задержал дыхание, и наконец выдохнул.

— Это было… занимательно. Что мы только что сделали?

Маларк усмехнулся.

— Возможно, подписали себе смертный приговор.

— Хотел бы я верить, что ты ошибаешься, — Аот повернулся к остальным офицерам. — Поднимайте людей и сворачивайте лагерь. Нужно убираться отсюда. Возможно, Сзасс Тэм не снизошел до того, чтобы пачкать о нас свои руки, но теперь он знает, где мы находимся, и может попросту обрушить нам на головы призраков и кожистых летунов.

Эпилог

7 Флеймрула, год Возвышения Эльфийского Рода

Летучие мыши летели ночами напролет, не заботясь о выборе направления. Стая нападала на чешуйчатых маленьких кобольдов, косматых горных овец и всех остальных, кто попадался ей по пути. Кровь постепенно восстанавливала их силы.

Только на север они двигаться не хотели. Они не могли в точности вспомнить, почему, но у них было чувство, что, если они полетят туда, в их жизни что-то ужасным и омерзительным образом изменится.

Но все же через какое-то время им пришлось туда направиться. У них просто не осталось выбора.

Наконец они добрались до широкой круглой шахты, глубоко уходящей в землю. Они осознали, что и она, и существо, парящее над ободом колодца, были им знакомы. Этот огромный, деформированный зародыш, как бы невероятно это ни казалось, выглядел ещё более нелепо, чем прежде. Его глаза теперь отличались друг от друга ещё больше — один из них мог бы принадлежать человеку, а второй напоминал белый шар.

То же самое относилось и к его рукам. Одна из них осталась маленькой и гнилой, но вторая теперь была огромной, чернильно-черной и с длинными когтями. Судя по швам, её недавно пришили.

Мыши в последний раз попытались улететь прочь, но лишь в мыслях. Несмотря на все их старания, их воля была скована слишком крепко. Они устремились вниз к ободу колодца, закружились друг вокруг друга и превратились в единое существо.

Память вернулась к ней, и Таммит осознала, кто она и где находится. Её душу захлестнуло отчаяние.

— Доченька! — радостно воскликнул Ксингакс. — Это великолепно! Я был уверен, что потерял тебя, но затем почувствовал, что ты возвращаешься.

Она всей душой хотела наброситься на него, положить этому конец, но знала, что ни то, ни другое не в её силах.

— Ты должна рассказать мне, — продолжил Ксингакс, — как тебе удалось выжить?

— Он разрезал меня на части, — ответила она безучастно. Это сделал Барерис, её возлюбленный, и он поступил правильно. — Это было ужасно, но меня не убило. Каким-то образом мне удалось превратить куски моего тела в летучих мышей и до появления солнца укрыться в одном из домов.

Ксингакс улыбнулся.

— Я же говорил тебе, что ты особенная.

— Я отвратительна, — выплюнула она. — Ты изменил меня для того, чтобы я сражалась в рядах твоей армии, но она уже потерпела поражение. Все остальные мертвы. Дай же наконец и мне обрести покой.

Он недовольно скривился.

— Я надеялся, что к этому моменту ты уже избавишься от подобных глупых идей. Наш хозяин потерял лишь часть своих сил, но его остальная армия цела, и, разумеется, ты продолжишь сражаться в рядах его войск. Я предсказываю, что со временем ты станешь одной из его величайших героев. Теперь спускайся вниз. Выбирай из рабов любого, кто тебе понравится. Перекусив, ты почувствуешь себя лучше.

Оглавление

О переводе

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg