«Дело о вещих снах»

Этой фразой начинался почти каждый день. Задумавшись однажды над смыслом, содержавшимся в ней, Ницан решил, что, по всей видимости, расторможенное подсознание таким вот образом выражало разочарование в количестве комнат и качестве жилья. А, возможно, еще и удивление тем фактом, что, уснув, например, в одном из Домов Иштар, в камере полицейского управления на проспекте Баал-Пеора или в ночлежке напротив моста Зиусидры, Ницан просыпался непременно дома и обязательно в собственной постели – хотя зачастую одетым. Вот как нынче, например, то есть, в старой кожаной куртке, разодранных и небрежно вновь сшитых по шву штанах, неизменной вязаной шапочке – но босой. Тяжелые армейские ботинки с подковками он, почему-то, спрятал под подушку.

И ведь не впервые! Ни разу не удалось ему лечь спать в ботинках – или поставить снятые ботинки на прикроватный коврик.

Словом, Ницан прекрасно понимал разочарование и удивление собственного подсознания и разделял оба этих чувства – а потому никогда не страдал от раздвоения личности. Пробуждение же в собственной постели, но одетым заставляло предположить безусловное вмешательство магических сил. Видимо, произнести транспортирующее заклятие Ницан был способен, а вот разоблачающее (в смысле – раздевающее) – уже нет.

Не исключено, впрочем, что фраза «Опять я здесь», носила и более глубокий, философский характер, и означала удивление фактом продолжающегося пребывания на этом свете вообще.

Так вот, сегодня Ницан бар-Аба, сказав: «Опять я здесь», – тут же получил от Умника рюмку, опрокинул ее и обнаружил, что вместо пальмовой водки или, на худой конец, лагашской горькой настойки, рапаит преподнес ему чистой и даже не очень холодной воды.

– Ты что? – спросил он, глядя на крысенка круглыми от ужаса глазами. – Очумел, что ли?

Мордочка Умника приняла озадаченное выражение. Он нервно постучал длинным хвостом по спинке стула, на котором сидел, заглянул в пустую рюмку. Рюмка тотчас вновь наполнилась прозрачной жидкостью. Ницан нахмурился, принял порцию из лап рапаита. Прежде, чем выпить, поднес рюмку к носу.

Запах отсутствовал.

– Ага-а… – зловеще протянул сыщик. – Вот, значит, как… Отравить меня вздумал?! – он совсем уж было собрался запустить рюмку в коварного рапаита, но неожиданная мысль остановила его. – Ну-ка, – сказал он обманчиво-ласковым тоном, – ну-ка, Умник, глотни.