«Черный рыцарь»

- Милорд, представьте нам свою подругу. Вы сделали очень хороший выбор и подарили Парадиз Ланду не только нового Верховного мага, но и прекрасную поэтессу.

Гельмут Фишер если и был изумлен этими словами, то всего лишь несколько секунд, так как он немедленно поставил поднос с бокалами на парапет террасы, подошел к своей новой знакомой, глаза которой наполнились изумлением, вежливо склонился перед ней и с чувством поцеловал молодой женщине руку. Молодая поэтесса из Нью-Джерси, которой до этого вечера не были чужды идеи феминизма и которая терпеть не могла сексуальной сегрегации, вдруг, напрочь отмела весь этот вздор и благодарно улыбнулась своему юному ухажеру.

Повинуясь ему, она, застенчиво улыбаясь, шагнула навстречу русоволосому, высокому мужчине с приятным славянским лицом и фигурой олимпийского чемпиона по многоборью или еще какому-то виду спорта, где от мужчины требовалась огромная сила. Только теперь эта женщина позволила себе открыто взглянуть на его подруг. Друг её юного ухажера стоял перед ней с мягкой, доброй улыбкой на лице, а самые очаровательные девушки, которых она только видела, обнимали его, словно девушки с обложки "Плейбоя", прижимающиеся к Хью Хефнеру. В её душе поднялась какая-то теплая волна восхищения и она даже не вздрогнула, когда Гельмут произнес весьма странные и пугающие слова:

- Создатель Алекс, прекрасные магессы, позвольте мне, представить вам Руфь Доницетти, самую очаровательную поэтессу Нью-Йорка и всего Западного побережья...

Сестры Маниту тотчас окружили Руфь и расцеловали молодую женщину так, словно они были её лучшими подругами, очень тепло и радушно. При этом тот человек, к которому Гельмут обратился таким странным образом, представил их ничуть не менее удивительным образом, назвав так, что сердце Руфь немедленно встрепенулось и отозвалось в её голове частыми ударами. В ней самой была четвертинка крови черокки и потому одно только упоминание о Великом Маниту не оставило её равнодушной. Она, почему-то, сразу же захотела во все поверить, но, все-таки, ей требовалось хоть какое-то доказательство того, что все это правда.

Представив Руфь Доницетти своих подруг, Создатель Алекс сам шагнул к ней и, по-отечески, поцеловав поэтессу в лоб, вдруг обнял их обоих, её и Гельмута, подвел к парапету и негромко сказал:

- Взгляни на небо, Руфь.