Я даже не сразу сообразил, как получилось, что трава побежала назад, назад и мы внезапно оказались над лесом, над речкой. Оказывается, мы уже летели! И земля сделалась сразу чище. Белые постройки, словно гуси, разбежались по зеленому полю, водная поверхность зажглась зеркальным блеском… Ощущение самого первого в жизни полета припоминается странным коктейлем — к трем четвертям пьянящего восторга добавлена изрядная доля удивления, чуточку — сомнения: как, на самом деле лечу? Я? И не стану скрывать, в коктейль были запущены еще несколько горьких капель страха… А все вместе отличалось острым вкусом шальной радости!
Эту радость по совершеннейшей случайности подарил мне Николай Петрович Шебанов. Тот самый — в черном реглане… когда он оторвал «Крокодила» от земли и на тридцать минут увез нас в небо, прочь от привычного, примелькавшегося каждодневья, я знал только, что управляет самолетом добрый дяденька, взявший меня в полет… Мальчику такая неосведомленность, думаю, простительна. Но сегодня я не могу позволить себе скороговорки: летчиком на «Крокодиле» был Шебанов… фигура в авиации без сомнения знаковая!
Выражаясь современным языком, Шебанов стал летчиком по очень, очень большому блату! Четырнадцатого августа 1918 года сам председатель совнаркома Ленин направил в школьный отдел управления Воздушного флота страны предписание, предлагавшее принять в Московскую школу авиации Макса Павловича Дауге и Николая Петровича Шебанова. За друживших юношей перед Лениным ходатайствовала Инесса Арманд, находившаяся в родстве с Максом Дауге. Своего высокого покровителя молодые любители авиации, надо сказать, не посрамили: оба успешно закончили курс наук, и Шебанов был оставлен в школе инструктором, что уже говорит само за себя. Кого попало в инструкторы не берут.
Комментарии к книге «Любовь моя, самолеты», Анатолий Маркович Маркуша
Всего 0 комментариев