«Приключения октябрёнка Васи Сомова в прошлом»

2012

Описание

Эта сказка про обыкновенного мальчика, такого же, как ты. Звали его Васей Сомовым. Учился Вася во втором «А» классе и, как все второклассники, был октябрёнком. У него была обыкновенная стриженая голова со светлой чёлкой. Обыкновенные серые глаза. Обыкновенный нос. А на носу обыкновенные веснушки. В общем, если перемешать Васю Сомова с другими мальчишками, его и не отыщешь: все стриженые, все с чёлками, у всех веснушки. Так почему же я хочу рассказать именно про Васю? А потому, что с ним приключились удивительные приключения. Нашему Васе случайно попалась в руки волшебная монета. Да-да, волшебная. Я знаю абсолютно точно, что один раз в сто лет такая монета чеканится. Её не отличишь от других. Но если с ней проделать то, что проделать полагается, — начинается волшебство. Впрочем, не будем забегать вперёд. Ведь ни одна сказка не начиналась с середины или с конца. У каждой есть своё начало.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Илья Туричин ПРИКЛЮЧЕНИЯ ОКТЯБРЁНКА В ПРОШЛОМ Повесть-сказка

Глава первая

Ещё ничего такого не происходит, только Вася находит кругляшок.

Жил да был октябрёнок Вася Сомов.

Это ты уже знаешь. А вот где он жил да был?

Есть на окраине города деревня. Автово. Это только так говорится: деревня. По привычке. А на самом деле Автово — целый город.

Улицы прямые. Дома высокие. А дворы — просто загляденье, сады. Хочешь на турнике подтянуться — пожалуйста. Хочешь хорошую книжку почитать — садись на скамейку в тени, читай.

Однажды весенним вечером играл Вася во дворе с ребятами в прятки. Спрятался в дальнем углу за водосточной трубой и стал ждать.

Вдруг над самой головой что-то зашуршало, заскреблось о железный подоконник.

Глянул Вася вверх — на карнизе сидит старая седая ворона. Склонила голову набок и глядит на Васю.

Всех ворон, каких мне в жизни доводилось видеть, звали Яшками. И эту звали Яшкой. Была она очень умная. Только что говорить не умела. А жила в школьном живом уголке и летала куда хотела.

— Яшка, — сказал Вася шёпотом. — Убирайся. А то меня найдут. Мне водить придётся.

Ворона сердито постучала клювом по железу и, захлопав крыльями, улетела.

Вася вздохнул и от нечего делать взглянул себе под ноги.

В трещине асфальта зеленел какой-то кругляшок.

Вася готов был дать самое честное октябрятское слово, что здесь никогда раньше не было трещины, не впервой он за этой трубой прячется. А уж кругляшок и подавно сразу заметил бы!

Вася очень удивился, присел на корточки и только протянул руку, чтобы взять кругляшок, как тот уж оказался в его ладони. Словно бы ждал Васю и сам прыгнул.

Вася и про игру забыл. Стал находку рассматривать. Но тут в окно выглянула Васина бабушка и позвала ужинать.

Вася сунул кругляшок в карман и побежал домой, крикнув, как полагается:

— Чур, не играю!

А кругляшок так и остался лежать в кармане рядом с металлическими шариками от подшипника.

Глава вторая

Появляется двуглавый орёл, и капают пустые слёзы.

На другое утро Васю разбудило солнышко. Оно забралось в окно и стало считать веснушки на Васином носу.

Папа и мама уже ушли на работу.

Бабушка хлопотала на кухне. Варила манную кашу.

Вася быстро надел брюки, вельветовую курточку, ботинки и попробовал было потихоньку ускользнуть и от бабушки и от манной каши во двор — погулять. Но бабушка заметила его.

— Встал уже? — спросила она, не поворачивая головы.

Надо же! Без очков ни одной буквы в газете не разберёт, а всё видит!

— Ну, встал.

— А встал, так иди умойся.

Вася потоптался немного, потому что умываться не очень-то любил. Потом медленно побрёл в ванную. Там он вспомнил про вчерашнюю находку.

Кругляшок был тяжёленьким, шершавым и позеленевшим.

Вася сунул его в струю воды — отмыть. Брызги полетели во все стороны.

— Не балуй с водой! — сердито сказала бабушка на кухне.

«И всё-то она слышит», — вздохнул Вася и стал умываться.

На кухне он покосился на манную кашу, которую не любил ещё больше, чем умывание, и протянул бабушке кругляшок.

— Во я какую штучку вчера нашёл!

— Ешь кашу. Ешь, ешь. А пока ты ешь, я твою штучку погляжу, — сказала бабушка, взяла у Васи кругляшок и водворила на нос очки.

— Эге… Царский пятачок. Монетка.

— А почему она зелёная?

— А ты ешь, ешь… Это время на неё свои следы наложило. День за днём, год за годом, — тихо, немного нараспев сказала бабушка и вздохнула. — Вот она от времени и позеленела. Человек седеет. Медная монета зеленеет. Вот видишь, Васенька, на этой стороне царский герб — орёл с двумя головами.

— Не вижу, — сказал Вася.

— Ну, правильно. Я этого орла угадываю. Потому что в детстве такие монеты в руках держала. А на твоём пятаке время всё закрыло. Год за годом, день за днём. Человек морщинится, медная монета стирается, — снова вздохнула бабушка. — А ты ешь, ешь.

Вася, сам того не замечая, съел всю кашу.

— А теперь — делать уроки, — сказала бабушка и вернула Васе монету.

— А гулять?

— Потом и гулять пойдёшь.

Вася нехотя побрёл в комнату. Там он высунулся в окно. Во дворе ребята играли в пятнашки.

«И что я за разнесчастный человек! Гулять — не пускают. Умываться — заставляют. Манную кашу — подсовывают».

Васе стало жалко себя. И сами собой из глаз его выкатились слёзы. Не солёные, не горькие, а пустые.

Одна слеза, самая крупная и самая пустая, сбежала по щеке и упала на старый пятачок.

Шлёп!

И Васе вдруг показалось, что заплесневелый, потёртый орёл вздрогнул.

Не успел Вася удивиться, как по щеке сбежала другая точно такая же слеза и — шлёп! — тоже упала на монету.

Монета стала быстро светлеть.

Слёзы на Васиных глазах сразу же высохли. Пустые слёзы быстро сохнут.

А монета совсем посветлела, сверкнула, словно молния.

У Васи закружилась голова. Он закрыл глаза ладонью и, чтобы не упасть, прислонился к подоконнику.

Глава третья

Вася знакомится с Минькой и выясняет, куда он попал.

Когда Вася открыл глаза, он увидел перед собой не окно, а поленницу дров. Откуда она взялась?

Вася потрогал дрова. Они были мокрыми. Вася поднял голову, чтобы взглянуть на потолок. Потолка не было! А было серое небо, и моросил дождик.

Вася тряхнул головой. Сейчас всё исчезнет и он снова окажется дома, в комнате, возле окна.

Открыл глаза — небо и дождик остались. А вот комнаты не было. И дома не было. И двора.

Вася испугался. Куда же он попал? И как попал? Ведь он никуда из дому не уходил, бабушка не пустила.

В ладони зажато что-то твёрдое. Вася разжал пальцы. Монета. Блестящая, новенькая, с чётким двуглавым орлом.

Неподалёку скатилось полено. Вася вздрогнул. Огляделся. На соседней поленнице животом вниз лежал незнакомый мальчишка в странной высокой кепке со сломанным козырьком.

С минуту мальчишки смотрели друг на друга, не скрывая любопытства.

— Эй, мальчик, — окликнул его Вася, но мальчишка быстро, как ящерка, исчез за поленницей.

Стало тихо. Только дождь накрапывал.

— Эй, мальчик, — повторил Вася, обращаясь к опустевшей поленнице. — Выходи, не бойся… Мальчик…

Над поленницей снова появилась кепка.

— Мальчик! — обрадовался Вася. — Ты не исчезай, пожалуйста. Скажи, где я? Понимаешь, ерунда какая-то! Вдруг дождик… Тебя как зовут?

— Минька, — голос у мальчишки был сиплый, простуженный.

— А меня — Вася. Слушай, Минька, а как я сюда попал?

Минька посопел:

— Пришёл, видать.

— Что ж, я с закрытыми глазами шёл? Как лунатик какой?

— Чево?

— «Чево, чево…» — передразнил Вася. Чего это у тебя на голове?

— Картуз.

— Картуз? — удивился Вася. Оглянулся и спросил: А как это место называется?

Автово, деревня.

— Автово?! — воскликнул Вася и рассердился: — Да ты бывал когда в Автове? Там домища — во! В десять этажей! А дворы! Как сады. Болтун ты! Говори, как это место называется? А не то!.. — Вася грозно сжал кулаки.

Минька тотчас исчез за поленницей.

Вася испугался, что останется один в незнакомом месте.

— Минька! Я пошутил! Минька! Ты только скажи, как это место называется?

— Автово, — глухо раздалось из-за поленницы.

«Может, я уснул после каши? Может, сон снится?» Вася ущипнул себя. Больно! А если бы только приснилось, что ущипнул, больно бы не было.

— Слушай, Минька, а город в этой деревне твоей есть?

Минька снова выглянул из-за поленницы.

— Есть…

— Ну и как же он называется?

— Санкт-Петербург.

— Чего-чего?

— Санкт-Петербург, говорю…

«Знакомое, вроде, название, — подумал Вася. — Знакомое…» И тут же, вспомнил: бабушка говорила, что так назывался Ленинград давно, ещё при царе. Да что этот Минька, издевается, что ли?

— А страна какая? — насмешливо спросил Вася.

— Чево?

— Страна, спрашиваю, какая? Ну, как называется?

— Российская империя. Россия, значит.

«Чудной какой-то мальчишка, — подумал Вася. — Мелет ерунду, а лицо серьёзное».

— Минька, слезай ко мне. Поговорим.

Минька не двинулся.

— Да ты не бойся. Я тебя не трону. Я вообще никогда не дерусь.

— Ну да… — с сомнением выдохнул Минька.

— Честное октябрятское!

— Чево?

— Честное октябрятское, говорю.

— Побожись.

— Это как?

— Божиться не знаешь? — удивился Минька и сел на поленнице, свесив ноги.

Тут только Вася заметил, что Минька босой и штаны на нём широченные, грубо обрезанные внизу. И синяя сатиновая рубаха тоже широченная, висит на плечах, и поэтому рукава начинаются где-то возле локтей.

Вася невольно посмотрел на свою курточку, на ботинки.

И Минька рассматривал его, как диковинку.

— Ты где живёшь? — спросил Вася.

— Да здесь, в Автове ж!

Вася снова усмехнулся.

— А в каком доме?

— Эвон он, — Минька махнул рукой куда-то за спину.

— И не врёшь?

— Святой истинный крест, — сказал Минька и быстро перекрестился.

Вася только в кино видел, как крестятся, поэтому очень удивился. И тут же решил, что Минька тоже видел в кино, как крестятся, вот и пускает пыль в глаза.

Вася влез на поленницу и увидел ряд серых деревянных домиков с кирпичными трубами. Дым прибивало дождём к мокрой земле, к покосившимся заборам. У заборов зеленела молодая травка.

— Эва Автово, — пояснил Минька.

У Васи вдруг томительно сжалось сердце. И бабушка рассказывала, что Автово именно таким было раньше — маленькой грязной деревушкой с тёмными заборами и деревянными домами. Но ведь всё это было очень давно. Ещё при царе!

И неожиданно Васе в голову пришла странная и страшная мысль. Уж не попал ли он каким-нибудь чудом в прошлое, царское время?

— Минька… Слушай, Минька, — сказал Вася чуть заикаясь, — а кто… сейчас Председатель Президиума Верховного Совета?

Минька вытаращил глаза. Он явно не понял вопроса.

— Ну, кто страной управляет?

Минька испуганно отпрянул и сказал почти шёпотом:

— Известно, царь.

— Царь? — повторил Вася упавшим голосом и посмотрел на пятачок, который всё время был зажат в ладони. Потом протянул его Миньке.

— Пятак! — обрадовался Минька. — Новенький!

— Не новенький, — жалобно произнёс Вася, но объяснять ничего не стал. Да и как объяснить, когда сам ещё не очень-то понял, что произошло?

— Минька, а какой сегодня день? — спросил Вася, всё ещё на что-то надеясь.

— Вторник.

— Да я не про то. Год какой?

— Год? Одна тысяча девятьсот седьмой.

— Просто седьмой?

— Одна тысяча девятьсот седьмой, — повторил Минька.

Вася посмотрел на пятачок. Под большой цифрой «5» было выбито маленькое «1907».

Значит, с ним, с Васей, произошло невероятное! Каким-то чудом он попал в прошлое. А ещё говорят — волшебства не бывает!

Вася снова взглянул на монету, и ему показалось, что головы орла щёлкнули клювами.

Вася даже зажмурился. И тут подумал о папе, о маме. Вспомнил бабушку. Школу. Товарищей. Вспомнил своё прекрасное Автово — то, настоящее, которое было. Или будет?

Защекотало в носу, и Вася отвернулся, чтобы Минька не видел навернувшиеся на глаза слёзы.

Глава четвёртая

Головы орла пробалтываются.

— Минька, Ми-инька… — раздался за поленницами женский голос.

— Мамка кличет, — вздохнул Минька и спросил: — Не уйдёшь?

«Куда ж я пойду?» — подумал Вася.

— Нет. Посижу тут.

— Посиди, — обрадовался Минька. — Я — мигом!

Минька убежал.

Вася присел на корточки и стал думать-гадать, как же теперь быть? Что делать?

Долго думал, даже глаза от напряжения закрылись, и он вроде бы задремал.

И тут Васе почудилось, будто у него в кулаке, где монета зажата, кто-то скребётся. Вроде жуков. Прижал Вася кулак к уху: хрруп, хрруп… И вроде бы голоса слышны. Один — хриплый, другой — сиплый.

— Э-ге-ге, сестрица, — произнёс хриплый голос. — Клянусь медью, из которой мы сделаны, нам везёт! Шестьдесят лет мы искали мальчишку с пустыми слезами. И нашли!

— Так-то оно так, — откликнулся сиплый. — Да только не совсем. Он капнул на нас всего две слезы. А надо — три. Только тогда мы останемся здесь, в нашем времени, навсегда.

— Он капнет, он капнет, капнул две — капнет и третью.

— Так-то оно так, да не совсем. А вдруг не заплачет?

— Заплачет! — уверенно сказал хриплый.

— Так-то оно так… А вдруг на нас слеза не капнет?

— Капнет!

— Так-то оно так… — протянул неуверенно сиплый. — А если он нас…

— Тс-с-с… Молчи, сестрица! Он никогда сам не догадается. И никто не научит, потому что никто про это не знает.

— Так-то оно так, да не совсем… Ворона знает.

— Ту ворону давно кошки съели! Солнце кости в пыль превратило, ветер перья по миру разметал! Шестьдесят лет прошло!

— Так-то оно так. Да не совсем. А вдруг та ворона жива?

— Всё равно она по-человечьи не говорит, а мальчишка по-вороньему не понимает! Хе-хе-хе! Клянусь медью, из которой мы сделаны, капнет на нас третья слеза!

— Так-то оно так… — прохрипел второй голос. — А вдруг мальчишка нас перехитрит?

— Никогда! У него одна голова, а нас — две! Он всего-навсего обыкновенный мальчишка, а мы — головы Орла Российской империи!

— Так-то оно так… Но он ведь тоже не простой… Какой-то ок… ок… октябрёнок!

— Ерунда! Наши самые старшие сёстры сидят на спинке царского трона и нашёптывают царю царские мысли! А где его старшие сёстры? Мальчишка капнет на нас третью слезу и останется вместе с нами в нашем времени! Клянусь медью, из которой мы сделаны.

Вася осторожненько раздвинул пальцы, чтобы посмотреть, кто это разговаривает.

На монете головы орла были друг к другу повёрнуты. Но как только на них упал луч света, быстро отвернулись друг от друга и замерли, как ни в чём не бывало.

Вот оно что! «Клянусь медью, из которой мы сделаны…» Значит, разговаривали головы орла, на монете!

Васе даже жутко стало. Вот он сидит здесь один, а кругом только мокрые дрова. И дом, в котором он живёт, ещё не построен. И школы, в которой учится, ещё нет. И никто из его друзей ещё не родился. И, наверно, где-нибудь живёт маленькая девочка, которая через шестьдесят лет будет его бабушкой… Через шестьдесят лет!

И орёл на монете ждёт, чтобы на него капнула третья слеза. Тогда и он, Вася, останется в этом времени навсегда!

Лучше бросить, бросить эту проклятую монету! Зашвырнуть её подальше — и дело с концом!

Вася изо всей силы швырнул монету. Она блеснула над дровами и исчезла за поленницей.

И только тогда Вася подумал: а как же он вернётся обратно в свой 1967 год? Может быть, и вернуться можно только с помощью монеты, из-за которой он попал в прошлое?

У Васи похолодело сердце.

Найти! Отыскать монету!

Он перебрался через поленницу и, ползая на коленях, стал искать монету. Долго искал. Монета не находилась.

Отчаявшись, Вася снова влез на поленницу. И в это мгновение увидел Миньку.

Тот вышел из калитки с куском хлеба в руках и уселся на лавочке возле дома. В Васину сторону даже не посмотрел.

«Что ж это он? Обещал скоро вернуться, а сам…»

Вася окликнул Миньку.

Минька увидел его и сперва очень удивился, а потом заулыбался.

— Во, понимаешь, забыл про тебя! Совсем. Будто тебя и не было. Вот ведь! — он покачал головой и снова посмотрел на Васю. — Чудно!

А ведь в том, что Минька забыл про Васю, ничего удивительного не было. Вася был из будущего, а помнить можно только прошлое.

Минька поделился с Васей хлебом, и они уселись на дровах.

Глава пятая

Минька с трудом верит Васе, а Ворона открывает тайну двуглавого орла.

— Ты чего такой грустный? — спросил Минька.

— Пятачок обронил… Бросил… Вон там…

— Жаль пятачка! — сказал Минька.

Вася только вздохнул и отвернулся.

— Давай вместе поищем, — предложил Минька.

Они стали искать вдвоём. Но так ничего и не нашли.

— Ладно, — сказал Минька, стараясь подбодрить вконец огорчённого Васю. — Подумаешь, пятачок! Вот если бы двугривенный затерялся или полтин:

— Эх, Минька! Если бы он был простым пятачком! А то ведь он — волшебный! — Вася впервые произнёс это слово вслух, и оно прозвучало необычно таинственно. — Может, мне без этого пятачка и домой не попасть.

Услышав про то, что пятачок волшебный, Минька только усмехнулся. Не очень-то он верил в волшебство, ничего волшебного в его жизни не происходило.

— Не веришь, — вздохнул Вася. — Я и сам не поверил бы, если бы мне рассказали. Ну вот скажи, в каком году я родился?

Минька задумчиво пошевелил губами, потом ответил:

— В одна тысяча девяносто восьмом или в девяносто девятом.

— Э-хе-хе, — вздохнул Вася, точь-в-точь как вздыхала бабушка, вспоминая свои молодые годы. — То-то и оно, что родился я в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году.

Минька снова пошевелил губами, что-то подсчитывая, и сказал:

— Ври, да не завирайся. Выходит, ты ещё не родился.

— Так и выходит, — вздохнул Вася и стал рассказывать Миньке о том, как нашёл монету с двуглавым орлом, как жил до этой проклятой находки. И какой у них большой дом, и какая добрая у него бабушка, которая варит самую вкусную на свете манную кашу! Словом, всё-всё про свою прошлую жизнь в будущем.

Минькин рот не закрывался от удивления, словно он не переставая ахал: «Ах, ах, ах…» «Верить или не верить? Дома здесь большие стоять будут, — Минька огляделся по сторонам. — А что? Если построить, будут стоять. И сады посадить — цвести будут. Только чудно всё-таки, как же так: ни бедных, ни богатых — все равны. У одного полтинник — так всем полтинники дадут? Или тот полтинник на всех разделят?.. Чудно!.. Вот оно какое волшебство бывает!.. Пропала Васина монета. Жаль. Может, и он, Минька, при той монете заглянул бы в то Автово, про которое Вася рассказывал? Может, и с ним что волшебное случилось бы?»

Миньке стало жалко Васю.

— Ты посиди, — сказал он тихо. — Я тебе ещё хлеба принесу.

И только он скрылся, над Васей зашуршали крылья — и на поленницу села седая ворона. Точь-в-точь Яшка. В клюве она держала новенькую монету.

Вася даже не удивился. Уж попал в сказку, так держись!

— Мой пятачок? — обрадовался он.

Ворона кивнула, пятачок упал и по щепочкам подкатился к самым Васиным ногам.

— Спасибо, ворона. Очень ты похожа на Яшку. — Вася вспомнил, что и головы орла говорили о какой-то вороне, вздохнул и сказал: — Жаль, что ты по-человечьи не умеешь говорить.

— Кар-р-р… Крра… — сказала Ворона.

— И я по-вороньему не умею.

Ворона спрыгнула, расчистила лапками клочок земли и, водя по ней чёрным блестящим клювом, аккуратным ученическим почерком, как первоклассник, вывела:

Пополам раз…

Но тут над поленницей показался Минька, и ворона, не успев дописать слово, хлопнула крыльями и взлетела.

Минька протянул Васе кусок хлеба.

Стал Вася хлеб жевать и думать, что же означает это «пополам раз»?

И Минька увидел написанное.

— Чего это?

— Угадай.

— По-по-лам раз… раз… разделить!

Вася подумал.

Нет. Делить нечего.

— Раз… раздобыть!

Вася помотал головой.

— Тогда это… разбить.

— Разломить! Вот это что! — сообразил Вася.

— Чего разломить?

— Монету разломить пополам. Орла!

— Зачем?

Вася не ответил. Достал монету из кармана.

— Вот те на! — сказал Минька с обидой. — А притворялся, переживал.

— Так я ж и вправду переживал. Честное октябрятское. Мне только сейчас её ворона принесла.

— Ворона? — удивился Минька.

— А чего тут удивляться, — вздохнул Вася, — когда я сам сюда из будущего попал. Минька, как бы монету пополам разломить?

— И что тогда?

— Тогда я, наверно, домой попаду.

Вася ухватил монету пальцами, надавил, закряхтел. Пальцы побелели от натуги. А монета какой была, такой и осталась.

— Не выйдет, — сказал Минька, — тут силища знаешь какая нужна!

Вася утёр пот со лба:

— Где ж я её возьму, силищу?

— Постой! Я одного знаю! У них мамка бельё стирает. Здоровенный, как бык! Купеческий сын. За один присест на спор целую свинью съедает, с костями вместе. И чаю трёхведёрный самовар выпивает на закуску. Он разломить сможет. Если захочет. Айда!

Глава шестая

Купеческий сын мало каши ел.

Идти пришлось далеко. На извозчика денег не было.

«Ну и жизнь, — думал Вася. — Ни трамваев, ни троллейбусов. Не говоря уж о метро!»

Порой Вася узнавал улицы. Они были непривычно тихими, пустынными. Без машин и светофоров. Но всё же какими-то родными, ленинградскими.

Наконец добрались до четырёхэтажного дома в мощённом булыжником переулке.

— Вот здесь купец с сыном живут. Собственный дом.

— Чего ж они в четырёх этажах делают? — удивился Вася.

— В одном, верно, спят, в другом — едят, в третьем — прохлаждаются.

— А в четвёртом?

— В четвёртом не иначе как продукты держат. Ведь сколько едят! Ужас!

Они постояли перед домом. Потом Минька сказал:

— С парадного не пойдём. Ещё по шеям надают. Пойдём со двора.

Во дворе их встретил дворник с большой медной бляхой на белом фартуке. На Миньку покосился, а у Васи спросил:

— Чего изволите-с?

— Нам Купецкого сына повидать надо, — сказал Минька солидно, а чтобы дворник не прогнал, добавил, показывая на Васю: — Вот их благородию.

— Пожалуйте с парадного-с, — поклонился дворник.

— Вели, чтоб открыли, — бросил Минька через плечо и, степенно выходя на улицу, шепнул Васе: — Я с Купеческим сыном разговор заведу, а ты поддакивай. Его раззадорить надо.

Купеческий сын сидел в большой комнате, на огромном стуле, возле огромного стола. И сам он был огромным, как хорошо откормленная огромная свинья.

— Здраствуйте, — сказал Минька. — У нас к вам дело.

— Купить, продать, поменять, заложить? — спросил Купеческий сын.

— Вот он говорит, что вы силач, — сказал Минька, кивая на Васю.

— Силач, — согласился Купеческий сын.

— А я говорю, что нет, — дерзко сказал Минька.

— То есть как это нет? — обиделся Купеческий сын.

— А вот так. Вот, например, сможете вы кочергу согнуть?

— Смогу.

Минька взял кочергу, повертел в руках.

— Нет, не сможете.

— А ну дай сюда!

Минька дал Купеческому сыну кочергу. Тот связал её в узел и бросил на стол.

— Видал?

— Подумаешь, — почти пропел Минька и незаметно подмигнул Васе. — А вот простого пятака пополам вам ни за что не разломить!

— Мне? Не разломить? Пятака? — рассердился Купеческий сын.

— Вася, дай ему пятак, — быстро сказал Минька.

Вася достал свою монету из кармана и молча протянул Купеческому сыну.

Мальчики, взявшись за руки и затаив дыхание, следили, как мнут монету огромные жирные пальцы. Она то совсем тонула в них, то появлялся её сверкающий край.

Сначала Купеческий сын пробовал поломать её одной рукой. Монета не поддавалась. Тогда он ухватил её пальцами обеих рук и начал давить. Лицо его побагровело от напряжения. Монета не поддавалась.

Купеческий сын шлёпнул ею о стол. Вытер краем скатерти пот со лба и шумно передохнул.

— Надо подкрепиться, — сказал он и крикнул. — Эй, кто там! Каши!

И тотчас две девушки-прислуги поставили перед ним огромный котёл с кашей, целый каравай хлеба и поварёшку.

Вася с Минькой и переглянуться удивлённо не успели, как котёл оказался пустым, а Купеческий сын уже облизывал поварёшку, стряхивал со скатерти хлебные крошки и отправлял себе в рот.

— Сейчас я её поломаю, — сказал он и взял со стола монету.

Надулся Купеческий сын, закрякал, запыхтел, чуть не надорвался, а так ничего и не смог поделать с монетой. Даже не согнул.

— Что она у вас, заколдованная? — рассердился он. — Я одной рукой десять пудов подымаю. Я за копейку одним щелчком человека могу убить! Я пол-аршина сукна в аршин вытягиваю! А тут пятака не сломать! Да вы кто такие? А может, вы воры? Может, вы этот пятак у меня украли! Крепче моих денег ни у кого не сыщешь! Значит, и этот пятак — мой.

— И вовсе он не ваш, — сказал Вася. — Это мой пятак. Отдайте.

— Ишь какой быстрый! У купца денежку хочет отнять!

— Отдайте! — настойчиво повторил Вася.

— Эй, кто там! — крикнул Купеческий сын. — Зовите городового.

— Ну его! — сердито шепнул Минька. — Пойдём отсюда. А то и верно городовой придёт, ф-фараон!

— Не пойду, — сказал Вася. — Моя монета, и я без неё не уйду!

В дверях появился Городовой. Краснолицый, сивоусый, в чёрной шинели, с шашкой на боку.

— Ага, ага, — обрадовался Купеческий сын. — Вот он, заступничек наш, вот он, его благородие господин Городовой пожаловал!

— Чего случилось, господин Купецкий сын? — спросил Городовой густым голосом и вытер пышные сивые усы.

— А вот эти два маленьких вора хотели мой пятак украсть, — сказал Купеческий сын ехидно.

— Врёт он! — крикнул Минька. — Мы ему пятак дали, разломить. А он не смог. Вот и злится и пятак не отдаёт!

— Слышали, господин Городовой! Чтобы я не мог пятака разломить!

— Да это ж курам на смех, — сказал Городовой и засмеялся.

— Хватайте их, — промурлыкал Купеческий сын. — Проучите их. Чтобы в другой раз не крали у честных людей пятаки!

— Да врёт он всё! — крикнул Минька.

— Я те дам «врёт», — гаркнул Городовой и стукнул Миньку по затылку.

Тут Вася не выдержал: за что Городовой ударил Миньку?

Вспомнил Вася, как однажды какой-то прохожий толкнул его приятеля Вову. Так того прохожего в милицию повели! В два счёта! Нельзя людей обижать! А тем более маленьких!

— И не стыдно? — сказал Вася, строго глядя на Городового. — Ведь взрослый человек, а мальчика ни за что ударили!

Городовой так удивился, что даже посинел.

— Отведём вас куда надо, будете знать, как драться! — запальчиво крикнул Вася.

Городовой часто-часто заморгал. Потом вытянулся и гаркнул:

— Рад стараться! — Но сообразил, что перед ним всего-навсего мальчишка, и из синего стал лиловым: — Эт-то что такое!

— Ага! — обрадовался Купеческий сын. — Хватайте их, они воры, разбойники! Пятак мой украли!

— Давайте сюда пятак, — сказал Городовой. — Как вещественное доказательство.

Купеческий сын отдал ему пятак, порылся в кармане и достал оттуда серебряный рубль.

— А это вам за беспокойство, — сказал он. — И построже с ними, с разбойниками!

— Рад стараться! — гаркнул Городовой, пряча рубль, и спросил: — Которого хватать?

— Обоих.

— Рубля мало… — сказал Городовой.

— Тогда хватай этого, — Купеческий сын ткнул пальцем в Васю, — пятак у него был.

Схватил Городовой Васю и повёл в полицейскую часть.

А Купеческий сын вдруг почувствовал голод и крикнул:

— Эй, кто там! Тащите мне каши!

Глава седьмая

Полицейский пристав бьёт мух, а Васю сажают в холодную.

— Привёл, ваше благородие, вора, — сказал Городовой. — Он у Купецкого сына пятак украл. Вот этот, — и Городовой положил пятак на стол перед полицейским приставом.

Пристав молча взял мухобойку и — бац! — убил муху на краю стола.

— Семьдесят первая, — объявил он и повернулся к Васе: — Значит, украл?

— Это неправда, — сказал Вася. — Я ему дал сломать.

— Зачем?

— Просто так, — ответил Вася.

— Гм… Как это так, просто так? — спросил Пристав. — Кто ж это будет просто так пятаки раздавать?

— Ещё он говорит, что Купецкий сын, ваше благородие, пятака не смог сломать!

— Ха-ха-ха, — засмеялся было Пристав, но увидел на стене муху, схватил мухобойку, на цыпочках подошёл к стене и… бац! — Семьдесят вторая. Обыскивали?

— Никак нет! — рявкнул городовой.

— Обыскать!

— Слушаюсь! — Городовой вывернул Васины карманы.

На ладонь его вывалились металлические шарики.

Пристав взял тяжёлый блестящий шарик, повертел его в пальцах — никогда не видывал такого.

— Так вот, мальчик, за кражу этого пятака, — он указал мухобойкой на Васину волшебную монету, лежавшую на столе, — я велю посадить тебя в холодную.

— Не крал я ничего, — сказал Вася.

— Всякий, если ещё не украл, то когда-нибудь непременно украдёт! Честных людей не бывает! Любого сажай в холодную — не ошибёшься! — Пристав протянул руку, зажал пальцами Васино ухо. — Признавайся, мальчик!

Больно было Васе. На глазах проступили слёзы. Он часто-часто заморгал.

Головы орла на монете дружно щёлкнули клювами: сейчас мальчишка заплачет.

Вася прикусил губу: не плакать! А шеи орлов так и вытянулись: ну же, ну, капай слезу.

Стерпел Вася боль, сдержался, взглянул Приставу прямо в глаза:

— Это не я у Купеческого сына, а он у меня хотел украсть пятачок! Я ему дал, чтобы он разломил.

Пристав отпустил Васино ухо и сказал хвастливо:

— Когда-то и я ломал пятаки!

— Так точно! — рявкнул Городовой.

Пристав взял пятак, положил его на край стола и нажал. Пятак даже не погнулся. Пристав нажал изо всех сил. Безрезультатно.

— Пятак фальшивый! — сказал он. — Получается, что ты или украл его, или сделал фальшивую монету. Сейчас мы составим протокол! Как твоя фамилия?

— Сомов Вася.

Пристав внимательно посмотрел на Васю, и неожиданно губы его расползлись в улыбке:

— Уж не генерала ли Сомова сынок?

Васе даже стало смешно. Взять да и сказать, что этого самого генерала сынок. Вот переполох поднимется! «Ваше благородие», видать, боится генерала! А ещё кричит, других пугает!

— Мой папа никакой не генерал! — отчётливо сказал Вася. — Мой папа — знатный токарь на тракторном заводе!

— Гмм… Такого завода нет!

— Будет, — сказал Вася.

Пристав нахмурился.

— Объявляю пятак фальшивым и украденным! — сказал он. — В холодную мальчишку!

Городовой схватил Васю за шиворот и поволок его по коридору. Открыл скрипучую дверь, впихнул Васю в полутёмный подвал, а сам вернулся к Приставу.

— Тебе что, Филимоныч?

Городовой потоптался на месте.

— Виноват, ваше благородие. Зачем-то шёл, да запамятовал. Дозвольте идти?

— Иди, Филимоныч.

Городовой ушёл.

А пристав уставился на металлические шарики и медный пятак, лежащие перед ним на столе.

«Откуда всё это здесь очутилось?»

Он посидел немного, потом смахнул ладонью в ящик стола и шарики, и монету. Увидел на стене муху и схватил мухобойку.

И городовой, и пристав про Васю забыли. Ведь он был из будущего, а помнить можно только прошлое.

Один Минька не забывал Васю, потому что знал тайну медной монеты и очень хотел Васе помочь. Он сидел на каменной тумбе против полицейского участка и думал, как бы выручить товарища.

Глава восьмая

Головы орла не теряют надежды, а Вася надувает городовых.

В темноте ящика орлиные головы замотались на тонких шеях.

— Мальчишку в холодную повели. Ему там, наверно, страшно. Он там, наверно, плачет. А мы здесь, — сказала сипло левая.

— Так-то оно так, да не совсем, — прохрипела правая. — А может, он и не плачет. Или плачет, да не пустыми слезами.

— Помолчи, — сердито сказала левая. — Вечно ты во всём сомневаешься! Надо выбираться из этого ящика. Надо — к мальчишке…

— Так-то оно так… — начала было правая, но левая клюнула её, и они замолчали.

Монета подкатилась тихонько к углу ящика, и головы увидели щель. Щель была узкой.

— Надо пролезть, — сипнула левая.

— Так-то оно так… — начала было правая, но левая снова клюнула её.

Они поставили монету на ребро, сунули её в щель и свалились на пол.

Пристав услышал, как что-то брякнуло, заглянул под стол, но ничего там не увидел. Монета уже откатилась к двери.

Тем временем Вася сидел на голых дощатых нарах.

Что же дальше будет? Может, Минька догадается, что его посадили в холодную, и как-нибудь выручит? А если не догадается? Или не сможет выручить? Так и придётся сидеть в этой холодной?

Жутко Васе стало. Он съёжился совсем в комочек и заплакал. Теперь уж что! Теперь плакать можно, монеты-то нет!

А монета лежала по ту сторону обитой железом двери. Головы орла слышали, как всхлипывает Вася, и сами чуть не плакали от досады. Бились головами об обитую железом дверь и зло скрипели клювами.

Звякнул засов. Дверь отворилась, вошли двое городовых.

— А это что за гусь? — спросил один городовой.

Второй взглянул на бумаги, которые держал в руках, пожал плечами.

— По списку не числится.

«Надо их перехитрить», — подумал Вася, поднял голову, сдвинул брови, посмотрел грозно на городовых да как крикнет:

— Что значит гусь? Кто тут гусь? Я — гусь? А я вот вовсе не гусь! Я — октябрёнок! Понятно? Ок-тя-брё-нок! — отчётливо повторил он.

Городовые растерянно заморгали глазами. Ведь они не знали, что такое октябрёнок. И подумали, что это, должно быть, какое-нибудь важное, сердитое начальство.

А Вася неожиданно вспомнил, как командуют войсками на парадах, и закричал:

— Смир-но! К торжественному маршу, поротно, первая рота прямо, остальные на-пра-во! Шагом марш!

И зашагал к двери.

Городовые только и успели испуганно вытянуться и отдать честь.

Вася переступил порог холодной и заметил на полу свою новенькую медную монету. Она, тоненько позванивая, нетерпеливо вертелась на месте. Вася нагнулся, словно бы ботинок зашнуровать, и тотчас монета прыгнула в его ладонь.

Когда Вася вышел на улицу, ветер разогнал серые тучи, и в голубом «окне» показалось яркое весеннее солнце.

Вася зажмурился.

— О-о! Вася! — крикнул неподалёку знакомый голос. И Вася увидел Миньку.

— Вася! — Минька улыбался. — А я всё хожу. Всё думаю, как бы ф-фараонов надуть!

— Я их надул, ф-фараонов, — улыбнулся Вася.

— Тогда пошли скорее к Генералу.

— К какому Генералу?

— Я узнал: у него, у того Генерала, — сила. Войска! Может, он пятак разломит?

Глава девятая

Генерал напрасно шумит.

Генерал жил в особняке, на улице, мощённой тесаным камнем. Возле парадного стояли на карауле рослые солдаты. Сверкали штыки.

Минька и Вася остановились на противоположной стороне улицы.

— Эх, не пустят к генералу, — сказал Минька. — И никакой хитростью солдат не перехитрить.

— Я попробую.

Вася подошёл к парадному.

Солдаты скрестили перед ним винтовки.

— Хода нет.

— Я — сын генерала Сомова. Иду к вашему Генералу по делу, — сказал Вася важно.

Солдаты переглянулись и пропустили.

Вошёл Вася в особняк. А там народу!.. Офицеры шпорами звенят. Слуги туфлями шаркают. Женщины шёлковыми платьями шуршат.

На Васю никто и внимания не обратил.

«Надо бы спросить, который тут Генерал», — решил Вася, подошёл к одному офицеру с золотыми шнурками на груди, а как обратиться — не знает. То ли дело у нас: товарищ лейтенант, товарищ майор или товарищ маршал! А тут… Вспомнил Вася, что городовой называл пристава вашим благородием.

— Здравствуйте, ваше благородие.

— Я не просто благородие. Я — высокоблагородие! — сердито сказал офицер. — Не видите разве, что я полковник!

— Извините, высокоблагородие, — сказал Вася, — погоны очень высоко. Не разглядеть. Скажите, пожалуйста, где найти Генерала?

— Гм… А вы кто ж будете?

— Я — сын генерала Сомова.

— Его высокопревосходительство господин Генерал у себя в кабинете. Третья комната направо, пятая дверь налево! — и полковник звякнул шпорами.

Прошёл Вася одну комнату, другую, третью. Отыскал пятую дверь налево. Постучал. За дверью кто-то как зарычит:

— Р-р-ракалии, каналии!

Испугался Вася. Входить или не входить? А может, тот, кто рычит, и кусается? Да раздумывать особенно некогда, надо монету пополам разломить.

Толкнул дверь. А за дверью — пусто.

Вдруг кто-то в углу как гаркнет:

— На кар-раул! Крр-ру-гом! Ать, два!

Вздрогнул Вася, поглядел в угол и увидел маленького человечка в расшитом мундирчике.

— 3-здравствуйте, — сказал Вася вежливо. — Я ищу его вы-со-ко-пре… пре… пре-дупредительство…

— Превосходительство, — прогремел человечек.

— Да, — согласился Вася. — Генерала.

— Я — Генерал! — гаркнул человечек.

— Вы Генерал? — удивился Вася.

— Ррракалии! Каналии! Подать мои р-ре-галии! — закричал человечек так громко, что зазвенели стеклянные висюльки на люстре.

В комнату вбежали два адъютанта и с немыслимой быстротой обвешали грудь и живот человечка сверкающими крестами и звёздами.

— Я — Генерал, — прогремел он.

— Мне очень надо разломить вот этот пятачок! — сказал Вася и достал из кармана монету. Орёл на ней так и задёргался, так и потянулся к генеральскому мундиру, потому что на пуговицах и звёздах тоже были двуглавые орлы.

— Кто вы такой, сударь, что обращаетесь ко мне с просьбой! — сердито прорычал Генерал.

— Я — сын генерала Сомова. Папа просил непременно разломить. Он сказал, что у вас — сила. Войска.

— И у него войска, — сказал Генерал.

— У вас… больше, у вас — сильнее.

— Так ваш папа и сказал?

— Так и сказал.

Генерал выпятил грудь и прозвенел крестами и звёздами.

— Хорошо. Я исполню его просьбу. Эй! Рракалии, каналии! — закричал он, и стёкла на окнах задребезжали. — Позвать сюда моих самых сильных солдат!

Вошли в комнату два здоровенных солдата.

— Слушать пр-риказ! — гаркнул Генерал. — Р-р-разломить пятак пополам!

— Рады стараться, ваш-сог-дит-ство! — прокричали в ответ солдаты.

Взяли они у Васи пятак, ухватились каждый за свой край и давай ломать!

Вася даже глаза зажмурил! Этакая у солдат силища!

А солдаты бледнели, краснели, жилы на их шеях вздулись.

— Сломали? — спросил Генерал.

— Никак нет, ваш-сог-дит-ство! Пятак не ломается!

Рассердился Генерал, соскочил со стула, затопал ножками, зазвенел крестами и звёздами!

— Кр-ру-гом! В Сибирь, на катор-р-ргу, шагом марш!

— За что ж вы их на каторгу? — спросил Вася. — Может, этот пятачок волшебный?

— Ах вот как? Волшебный? Значит, ты это нарочно подстроил, чтобы меня опозорить? — закричал Генерал. — Ах ты такой-сякой, немазаный! Да как ты смеешь! Меня, царского Генерала, позорить! Да я тебя упеку!

Вася схватил монету, сунул её в карман и — к двери. Мимо окаменевших от генеральского крика офицеров. Мимо штатских, с выпученными от страха глазами. Мимо падающих в обмороки женщин.

Выбежал Вася на улицу, схватил Миньку за руку и — в ближайший переулок.

Там, почувствовав себя в безопасности, он рассказал Миньке про Генерала и про свою неудачу.

Минька подумал немного, покачал головой и сказал шёпотом:

— Надо к царю пробираться. Он — надо всеми. У него — вся сила.

Глава десятая

Вася и Минька встречаются с царём.

Царский Зимний дворец стоял на том же месте, где и теперь стоит. Одной стороной — на Дворцовую площадь, другой — на реку Неву. Только улицы возле него были вымощены деревянными шестиугольниками — торцами.

— Вход с набережной — сказал Вася. Это точно знаю. У нас там касса. Музей.

— Музей?..

— Ну, где картины всякие, статуи, мумии, оружие. Я здесь одну саблю видел. Во сабелька! На клинке узоры золотые, а сама серебряная.

— Как это ты мог здесь сабельку видеть? — усомнился Минька. — Здесь — дворец. Здесь сам царь живёт!

— А у нас здесь музей, «Эрмитаж» называется. И всех пускают. Иди смотри.

— А царь где ж?

— Нету царя. Прогнали. И Генерала прогнали, и купца твоего, — громко сказал Вася.

— Тс-с… — зашипел Минька и покосился на постового Городового. — За такие слова опять в холодную посадят. Лучше давай думать, как во дворец пробраться. Туда, слышь, ни живой души не пускают.

Думали они, думали, так ничего и не придумали. А между прочим, уже постовой Городовой начал на них коситься.

Вдруг слышат — цок-цок, цок-цок — по деревянной мостовой трусит пара лошадей с мохнатыми ногами, тянет крытый фургон. А на фургоне нарисованы всякие овощи. А над овощами надпись:

«Зеленныя товары и торговля заморскими фруктами. Кучкинъ и К. Поставщикъ двора».

— А что это: «поставщик двора»? — спросил Вася.

— Значит, самому царю на двор поставляет.

— Самому царю? — переспросил Вася и предложил: — Давай заберёмся в овощной фургон. И проедем мимо стражи прямо во дворец. А там уж поищем царя!

— Давай, — обрадовался Минька.

Они догнали фургон и, подтянувшись на руках, перелезли через задний борт.

В фургоне навалом лежали большие хрусткие кочаны капусты.

Когда фургон остановился у дворцовых ворот, Вася и Минька притаились. В фургон заглянул сторожевой солдат, но принял мальчишечьи головы за кочаны капусты.

Потом фургон затрясло, и вскоре он снова остановился.

Вася осторожно выглянул наружу. Во дворе никого не было.

— Слезай, — шепнул он Миньке. — Приехали.

Тут появились кухонные мужики. Стали фургон разгружать: капусту в мешки складывать и во дворец заносить.

— Берём мешок, — шепнул Вася.

Ухватились они за мешок с двух сторон.

Поднатужились. Еле подняли.

Понесли. Куда другие несут — туда и они.

В дверь вошли.

По лестнице поднялись.

Коридором протащили из последних сил.

Наконец оказались в полутёмной комнате кладовой.

— Это что за грузчики-подносчики? — сказал сердито мужик в фартуке. — А ну, брысь отсюда!

Выскочили Вася и Минька за дверь в коридор. Еле дышат.

Почесал Минька затылок:

— А дальше куда?

— Идём! — решительно сказал Вася.

И они пошли по коридору.

Долго шли. Коридоры в царских дворцах длинные, путаные. Чтобы чужой человек заблудился, до царя не дошёл.

Одна дверь открыта. Заглянули — никого. А на деревянной вешалке висят белые фартуки да белые колпаки.

— Надевай, — сказал Вася. — А то ты своими штанами царя напугать можешь.

Быстро надели фартуки и колпаки, поглядели друг на друга.

— Обыкновенные поварята!

Пошли дальше.

Ещё одна дверь открыта. Заглянули — стоит возле печи старый повар.

— За кренделем пришли?

— За кренделем, — кивнул Минька. Кто ж от кренделя откажется.

— Берите, да не уроните!

А на столе стоит сверкающий поднос в два метра шириной, а на подносе — двуглавый орёл — крендель с розовой корочкой, весь рябенький от изюма.

Взялись Вася и Минька за поднос, подняли и понесли по коридору.

— И во сне не видал таких кренделей! — воскликнул Минька. — Может, куснём?

— Некогда, Минька. Настоящие поварята за кренделем могут явиться. Сразу хватятся. А с этим кренделем мы к самому царю попадём.

Тут и коридор кончился, упёрся в большую тяжёлую дверь с медными львами на ручках.

Толкнули они дверь посильнее. Открылась она, а за дверью — стража в зелёных мундирах.

— Кто такие? По какому делу?

— Крендель лично царю несём! — храбро ответил Вася.

— Проходите! — сказал стражник и крикнул кому-то в другой конец комнаты: — Крендель его величеству государю императору!

Прошли Вася и Минька с подносом через комнату, а уж другие стражники в синих мундирах дверь перед ними открыли, и снова один крикнул:

— Крендель его величеству государю императору!

А потом через третью прошли, через четвёртую, и повсюду стражники стояли. Только цвет мундиров менялся.

— Ишь как царь людей боится! — сказал Вася тихонько. — Кругом столько стражи понаставил!

— Крендель его величеству государю императору! — прокричал стражник в чёрном мундире.

Открылась перед мальчишками ещё одна позолоченная дверь, и они услышали:

— Крендель — это хорошо! Крендель — это я люблю! Давайте сюда крендель. На стол его! Под нож! Сейчас я его зарежу!

Вася и Минька поставили поднос с кренделем на стол и увидели человека в военном мундире с золотыми погонами на плечах. Волосы у него были прилизаны на пробор. Аккуратная бородка и усики блестели, будто жиром намазанные.

Схватил человек в военном мундире нож и занёс его над кренделем.

— Стойте! — крикнул Вася громко.

Человек в мундире даже испугался и съёжился.

— Стойте! — повторил Вася. — Этот крендель для самого царя.

— Так я и есть сам царь!

— У царя корона на голове, — возразил Вася.

— Что ж, я всё время должен корону на голове таскать? — сердито спросил царь.

— У царя сила должна быть.

— Моя царская сила не в руках, а в слугах. Что прикажу — то и сделают! Прикажу — казнят, прикажу — помилуют!

— А можете приказать пятак разломить? — спросил Минька. Хоть и страшно ему было перед царём стоять. Кто его знает, этого царя? Ещё надаёт по шее! А всё же помнил, зачем к царю шли. Чтоб Васю выручить!

Нахмурил царь брови:

— Какой такой пятак?

— Обыкновенный, — сказал Вася и достал монету из кармана.

А монета, словно её бешеная собака укусила, так и рвётся из пальцев в сторону большого кресла, обитого красным бархатом. А на спинке того кресла — двуглавый орёл вырезан из дерева.

Понял Вася, что это те самые головы, которые царю царские мысли нашёптывают.

Прижал Вася монету к ладони покрепче. Мы у Купеческого сына были. Здоровенный такой, а разломить не смог. Пристав ломал — не сломал. Ваш царский Генерал приказал солдатам разломить пятак — не смогли. Вот к вам пришли.

Хмыкнул царь, уселся в кресло с орлом и спросил:

— А кто вы такие? Как сюда прошли? И что это за крендель?

Минька побледнел: всё, пропали их головы, раз царь стал допрашивать.

А Вася сказал:

— Крендель этот настоящий, так что можете его есть спокойно. Прошли мы сюда через двери. Его вот зовут Минька, а меня — Вася Сомов. Я ученик второго «а» класса.

Видит Минька: царь ещё больше нахмурился. Подумал: как бы его утихомирить? Что бы такое в разговор ввернуть?

— Вы не сумлевайтесь, ваше величество. У нас всё по-честному, без обману. Он — вот, Вася, может вам рассказать, как оно всё будет через шестьдесят лет, где что построят и какие крендели печь будут.

— А не врёшь? — спросил царь. — Я ведь не люблю, когда другие врут.

— Святой истинный крест! — перекрестился Минька.

— Ну-ну, — сказал царь торопливо. — Давай, давай. Рассказывай.

— Э-э, нет, ваше величество, сказал Минька. — Надо, чтоб всё по-честному, из рук в руки. Сперва пятак разломайте!

— Это нам просто! Сейчас прикажем силачам, — сказал царь и взял у Васи трепещущую монету.

Тут одна деревянная орлиная голова на троне наклонилась к царю и зашептала ему в самое ухо:

— Ваше императорское величество, никак нельзя силачей звать. Никак нельзя монету ломать.

— Почему?

— А потому, что на ней — я, ваше величество. Великий Двуглавый Орёл, герб вашего величества. А кто хочет этот герб вашего величества поломать, ваше величество, тот смутьян, социалист и бунтовщик!

— Ax вот как! — воскликнул царь. — Провокация! — Он посмотрел внимательно на пятачок. — Значит, вы посягнули на моего двуглавого орла! — Хлопнул царь в ладоши, вбежали стражники. — Схватить их и заковать в крепкие цепи! Нет на свете такой силы, чтобы моего двуглавого орла сломала!

Головы деревянного орла на кресле закивали, а стражники шагнули к Васе и Миньке.

— Стойте! — крикнул Вася и обнял Миньку за плечи. — Стойте! Не схватите вы меня и не закуёте! Потому что я вас не боюсь! Я — из будущего, Минька — со мной. А вы все прошлое! И ничего вы нам не сделаете! А сила, которая вашего орла поломает, есть!

И царь, и царская стража так и замерли с открытыми ртами. Никогда ещё никто здесь так не разговаривал.

Вдруг в открытой форточке появилась седая ворона.

Громко хлопая крыльями, она подлетела к царю, каркнула, выхватила у него из пальцев блестящий Васин пятачок и вылетела.

У царя от страха нижняя челюсть отвисла.

— Спасибо, ворона! — крикнул Вася и обернулся к царю: — Вы хотели знать, что будет через шестьдесят лет? Жаль, долго рассказывать некогда. Жизнь будет. Для простого народа. А не для вас, ваших генералов да купцов. Скоро вашего орла разломают на мелкие кусочки!

Повернулся Вася и вышел вместе с Минькой.

Хотел было царь послать за дерзкими мальчишками погоню, да тотчас забыл про них и принялся как ни в чём ни бывало выковыривать изюм из кренделя.

И стража забыла.

Ведь Вася был из будущего, а помнить можно только прошлое.

Глава одиннадцатая

На волшебную монету падает третья Васина слеза.

Так и вернулись Вася и Минька из царского дворца не солоно хлебавши.

Уселись опять на поленнице, где Васин восьмиэтажный дом будет стоять. Сидят, вздыхают.

Жалко Миньке Васю. Уж солнышко садится, а монета ещё не разломана. Да и нет её. Ворона унесла. А куда — неизвестно.

— Ворона монету принесёт, — угадав Минькины грустные мысли, сказал Вася.

Хотел Минька возразить: мол, ищи ветра в поле, да прикусил язык, чтобы товарища зря не расстраивать. И так ему худо!

Тут захлопали рядышком крылья, и прямо на Васино плечо села седая ворона. В клюве монету держит.

— А я что говорил! — крикнул Вася, и лицо его просветлело. — Ворона не подведёт!

А ворона весело захлопала крыльями, сделала над ребятами круг и улетела.

— Ну и ворона. Вот так ворона! Никогда таких ворон не видал! — сказал Минька.

А Вася внимательно посмотрел на лежащую на ладони монету. Головы орла щурились на заходящее солнце.

— Как же нам её разломать?

Минька ничего не успел ответить.

— Минька, Минька!..

— Мамка кличет. Погоди немного, — Минька кивнул и исчез за поленницей.

Вася присел на дрова и стал следить, как угасает день. Как один край неба всё густеет и густеет, становится тёмным. А другой, где закатывается солнце, разгорается ало, будто там пожар, и лёгкие перистые облака над тем местом, как подкрашенный пламенем дым.

Запахло дымком, — верно, в какой-то избе затопили печь. Кругом стало тихо-тихо. Даже редкие птичьи голоса умолкли. Даже листва на берёзках перестала шептаться. А Минька всё не шёл.

И Вася так остро почувствовал одиночество, ему стало так жутко, что он, ударяясь коленками об острые края дров, торопливо перебрался через поленницу и побежал к Минькиному дому.

Навстречу из скрипучей калитки вышел Минька, лицо озабочено.

— Вася, — сказал он шёпотом, — у дяди Вани — товарищи. Стачечный комитет. Посторожить велели. А то ф-фараоны нагрянут — всех в тюрьму.

— А кто это дядя Ваня?

— Угловой жилец. Угол у нас снимает. Мы у хозяина — комнату, а дядя Ваня у нас — угол, — и добавил шёпотом: — Он большевик.

— Большевик? — обрадовался Вася. — Мой дедушка был большевиком. Большевики — это коммунисты.

В этот момент, приглушённый стенами избы, до них донёсся уверенный голос:

— Мы не можем отступать ни на шаг. Мы должны день за днём, час за часом готовиться к великому дню, когда разгневанный народ свергнет царское самодержавие, разобьёт ненавистного двуглавого орла и подымет над свободной Россией свое красное знамя!

Минька схватил Васю за руку:

— Пойдём на дрова. Не надо на виду торчать.

Они забрались на поленницу. Минька стал наблюдать за пустынной улицей.

— Слышал, как он сказал: народ разобьёт ненавистного двуглавого орла!.. — с жаром сказал Вася. — И так будет, Минька! Так будет! Будет Великая Октябрьская социалистическая революция!

И только сейчас он по-настоящему понял эти слова: «Великая Октябрьская социалистическая революция!»

Это значит — построят прекрасное Автово, в котором он живёт. И станут учить детей в новеньких школах. Это значит — обуют и оденут Миньку, и никто не посмеет его обидеть. В царском дворце откроют музей. Папа станет знатным токарем на тракторном заводе. Великая Октябрьская социалистическая революция — это то самое будущее, в котором он, Вася, жил.

И сделают революцию вот эти самые рабочие, которые собрались сейчас в Минькином доме у дяди Вани. Простые люди.

Сердце Васи забилось часто-часто от волнения, от гордости за этих людей, от благодарности к ним.

Ну что ж, если никто не может разломать злосчастную монету пополам и ему, Васе, суждено остаться здесь, в этом времени, он знает, что ему надо делать! Он будет помогать этим людям готовить революцию. А в 1917 году, через десять лет, они с Минькой не пропустят ни взятия Зимнего дворца, ни караула в Смольном, ни выступления Владимира Ильича Ленина на съезде Советов. И, может быть, даже удастся попасть потом в Чапаевскую дивизию, драться с белыми и предупредить Чапаева, что на его штаб нападут ночью. И Чапаев останется жив.

На глазах Васи выступили слёзы.

Вася совсем забыл про монету, которая лежала у него на ладони двуглавым орлом вверх.

А слёзы выкатились на щёки, потекли по ним и…

Шлёп…

Одна слеза упала на монету.

Вася побледнел. Вот теперь он останется в этом времени навсегда.

— Минька, — сказал он.

— Что?

— Я, кажется, — Вася хотел сказать «останусь здесь навсегда», но взглянул на монету и замер: головы орла словно корчились в алом свете заходящего солнца. Монета тускнела на глазах. Зеленела. Становилась всё тоньше и тоньше. Слеза словно обожгла её. Ведь жаркие слёзы гордости не пустые слёзы.

— Минька! Смотри! — шепнул Вася.

Минька повернулся к нему.

— Спасибо тебе за всё, Минька. Я сейчас, наверно, смогу разломать монету. Смотри!

Вася захватил монету пальцами обеих рук. Нажал легонько. Монета хрустнула…

Глава двенадцатая

Вася вернулся, а тайна осталась.

Вася открыл глаза и позвал:

— Минька!

Но Миньки не было. И поленницы не было. И солнце ярко светило за окном.

— Вася, ты начал делать уроки?

— Бабушка! — закричал Вася. — Урра!

И посмотрел на свои руки. В пальцах были зажаты половинки старого позеленевшего царского пятака. Монета разломилась так, что одна голова орла оказалась на одной половинке, а другая — на другой.

«Наверное, мне всё приснилось, — подумал Вася. — Наверное, я всё-таки задремал после манной каши. А монету нетрудно было сломать и сонному. Вон она какая гнилая».

Вася сунул руку в карман. Карман был пуст.

Где же шарики?

— Бабушка! — крикнул он. — Ты мои шарики не брала?

— Нет! Делай уроки.

— Сейчас! — ответил Вася.

Тут на окно села старая седая ворона.

— Здравствуй, Яшка, — сказал Вася. — Это была ты или не ты?

Яшка склонила голову набок, и весёлые искорки промелькнули в её глазах.

А может быть, это только показалось Васе.

Тут бабушка вошла в комнату. Вася обнял её, чмокнул в щёку и спросил:

— Скажи, пожалуйста, когда ты была маленькой, у тебя не было приятеля, которого звали Минькой?

— Минькой, Минькой, — несколько раз повторила бабушка. — Не помню. А тебе на что?

— Так… — вздохнул Вася и выглянул в окно.

Во дворе ребята играли в прятки. Шепталась листва тополей. Пели птицы.

Яшка поцарапала клювом по подоконнику и улетела.

Вася готов дать самое честное октябрятское, что ворона вывела клювом: «Тайна».

Вася помахал вороне рукой:

— Будь спокойна, Яшка!

Вот и вся сказка про октябрёнка Васю Сомова и двуглавого орла.

Было это или не было — никто не знает точно.

Только металлических шариков от подшипников Вася до сих пор найти не может. Вот так.

Оглавление

  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвёртая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Приключения октябрёнка Васи Сомова в прошлом», Илья Афроимович Туричин

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!