«Летучая мышь»

— Артуняна ты непременно встретишь в этой кондитерской, он бывает по утрам с десяти до двенадцати, — заверил меня Эндрью Пабджой, — и это единственное место, где его можно отыскать, потому что у него, как у большинства courtiers — торговцев бриллиантами, своей конторы нет. Он здорово разбирается в камнях, И отлично информирован о разных других вещах, хотя уже лет десять как перестал работать на ДСТ[1]. Но контакты со старыми друзьями поддерживает.

— Он знал Маршана?

— Должен знать. Когда Артунян ходил в платных сотрудниках контрразведки, Маршан как раз был министром внутренних дел. А ДСТ внимательно присматривает за своим непосредственным начальством.

— Но захочет ли он со мной говорить?

— Захочет. Он мне кое-чем обязан.

— А что, собственно, мне надо разузнать?

— Этого никогда не поймешь, пока не начнешь работать. Поговори со стариком Арти. Он тебя снабдит ворохом сведений, а ты тяни за разные ниточки, ищи, двигайся в разных направлениях. Перед тобой будут открываться все новые горизонты, Кэри… Черт возьми, откуда мне знать, что ты там нароешь?

Вот это Пабджой умеет — дистанцироваться от проекта, едва заметно, но ловко. Что-то там состряпает, втянет собеседника в свой проект, будто повар, который сбивает яйца с молоком, — тут уж не вырвешься. А сам чуть в сторону: это уж не моя проблема, приятель, а твоя. Всегда останется чистеньким в случае провала. Провалы, правда, редки — он их искусно отводит от нашего отдела. Поэтому и являет собой образец выживаемости в такой должности, с которой вылететь ничего не стоит. Благодаря его собственной выживаемости и отдел-то пока жив.

— Давай прикинем сценарий, — предложил Пабджой. Он любит заимствовать речевые обороты из языка американских бизнесменов. В то время они как раз постоянно разрабатывали сценарии.

Для Пабджоя, впрочем, эти словеса вовсе не означают то, что подразумевают их авторы, он вкладывает в них совсем иной смысл.