До этого дня шнырь никогда не бывал внизу, под первым этажом. С замиранием сердечной мышцы он рассматривал тюремный ШИЗО. Штрафной изолятор пугал и приманивал одновременно. Как лестница в небо. Через каждые двадцать шагов бесконечный проход разделяли стенки-решётки с запертыми на большие навесные замки дверями. Если, забыв где находишься, долго смотреть в перспективу, непременно увидишь перед собой под мертвечным светом мерцающих люминисцентов одно сплошное клетчатое железо.
Закончив драить очередной пролёт, Никто будил вертухая, и тот, прищурив глаза, огромным ключищем отпирал следующую переборку. Ещё один шажок к заветной цели, сытой жизни и босяцкой уважухе.
За щекой у Никто парилась мулечка[7], запаянная в целлофан. По одну сторону за плёнкой номер камеры изолятора — «куда», по другую — «откуда», на случай, если получатель в больничке или вовсе завершил земные скитания. Боязно шнырю: малява с воли, за такую, если поймают, хозяин[8] по головке не погладит. В сотый раз шнырь шептал про себя заклинание-оберег, пришедшее из далёкого детства:
«Заклеили клеем прочно
И ко мне прислали срочно
Я его не пожалею
Получу и вмиг расклею».
Стишок возродился в голове, когда сам отрядник[9] вызвал шалявогок[10] себе. Долго распекал за неуместное жужжание[11], а затем неожиданно всунул в ослабевшую от страха вспотевшую клешню маляву:
— Апостолу, — строго приказал, — доставь и забудь.
Никто отказать отряднику не посмел и, успев поднатореть в арестантских делах, с низкого старта рванул к положенцу, доложился, покаялся, спросил, как быть.
Комментарии к книге «Обращение Апостола Муравьёва», Виталий Маркович Каплан
Всего 0 комментариев