С каждым днем он все больше привязывался к окружающим его людям, привыкал к больничному распорядку и даже перестал различать запахи, поначалу его раздражавшие: в конце концов, это был обычный букет из запахов хлорки, карболки и камфоры, то специфическое сочетание, какое всегда бывает в полевых госпиталях и провинциальных больницах, куда он и попал.
С каждым днем ему становилось все лучше и с каждым днем ему все больше хотелось раздвинуть узкий мир стен и дощатого потолка, который был выбелен известью много раз и до такой степени, что последние слои плохо держались и кусочки извести постоянно падали на пол, на кровать, попадали в глаза, так как он лежал на спине, не имея возможности поменять позу.
По-прежнему болела грудь, подташнивало, кружилась голова, но это его уже мало беспокоило. Хуже было то, что произошло с памятью. Он, прекрасно помня одно, не мог вспомнить другое, интуитивно чувствуя, что и это — одно, и это — другое или тесно связаны друг с другом, или стоят рядышком на полочке памяти.
Иногда казалось, что взрывной волной ему отшибло некоторые участки мозга. Сам же мозг представлялся чем-то вроде пчелиных сот. Там, где удар не коснулся их, было все хорошо. Поврежденные же соты были, не то что мертвы, а скорее, немы. Они, словно умный пес, все видели, все фиксировали, но рассказать об этом не могли.
Он морщил лоб, тряс головой в надежде, что это как-то поможет, но все было напрасно. В глубине души он понимал: со временем все должно встать на свои места, и память возвратится к нему. Но как раз времени не было, и это подвергало его жизнь опасности. Дело в том, что он не мог вспомнить свое имя и фамилию.
Нет, он не забыл имя, которое ему дали родители при рождении, и с которым он прожил свои двадцать лет. Он не мог вспомнить легендированные имя и фамилию, которые он получил в Новониколаевске и которые должны были значиться в его удостоверении. Удостоверения не было среди его вещей. Значит, оно либо пропало, либо попало в руки тех, кто первым прибыл на место происшествия.
«Здорово будет, если при встрече с ними я представлюсь Ивановым, тогда как на самом деле я — Петров», — думал он, глядя в потолок, и в очередной раз проигрывал детали путешествия с Бородой.
Борода был единственным человеком, знавшим о миссии, с которой он прибыл в Каминск из Новониколаевска.
Комментарии к книге «Детектив на исходе века», Сергей Александрович Трахимёнок
Всего 0 комментариев